Когда мы входили из здания «Полумесяца», небо в очередной раз выразило своё призрение обильным дождём. На юге рокотал гром. Первым, раскинув над собой зонт, шагал Виталий. Я же двигался параллельно Григорию. Как выяснилось, у него были проблемы с позвоночником, и он мог в любой момент потерять сцепление. Хотя в моем понимании, более насущная проблема Григория крылась в отсутствии вкуса. Не столь страшны пороки данные природой, сколько те, что создаем мы сами. Парень совершенно не уделял внимания внешнему виду. А ведь столь очевидный фактор и обличал в нем отрешенность, социопатию, трудоголизм и несостоятельность в отношениях с дамами. Он носил гротесковую шляпу с большими полями и искривлённой тульей, в целом напоминавшую головной убор волшебников из сказок Толкиена. Безвкусное пальто из верблюжьей шерсти натянуто поверх не менее безвкусного костюма. Ноги тонут в больших ветхих ботинках с острыми концами. Но рекорды убогости, конечно, бил красный полосатый галстук, завязанный самым обыкновенным узлом и постоянно съезжающий набок.
-Парни, шевелитесь! – озябшим голосом намекнул Виталий. - Еще пара домиков и мы на месте.
Примерно тоже самое я повторил сонно ковыляющему Григорию, но уже с поддельным пониманием. Выяснилось, что большие расстояния он преодолевал на левитирующем кресле. А на днях его летающий дружок дал сбой и пришлось отправить в мастерскую.
Мимо нас, зычно постукивая каблучками, шагали разукрашенные девицы. По привычке хочется перекинуться парой намеков с любой из них. И меня не особо волнует, что в нише их синтетической красоты кроется никчемная душонка, что ни с одной из них не поговоришь о причудах додекафонии, не почитаешь Лорку или не подискутируешь о антиавторитарном социализме и творчестве Камю. Опрятный кусочек мяса на добрую половину ночи, не более. Но сейчас я вынужден лавировать между их голодными взорами и безустанно тянуть Григория за локоть.
Виталий заметно перегнал нас и уже ждал около того самого злосчастного стояка. Я продолжаю волочить издыхающего и давящегося от усталости Григория за руку. А когда мы проходим мимо бара по правой стороне улицы, он вдруг начинает грезить о пиве и сигаретах после нашего чудного предприятия.
-Ну, наконец-то, - выдохнул Виталий. – Так, давайте, ребят быстрее. У меня назрел план. Короче, так, вместе…
-Нет, Виталик, на этот раз действуем по моему расчёту, - перехватил инициативу я.
Виталий устало приспустил брови. Два напарника приняли послушный вид.
-Значит так, разделяемся. Я отправляюсь к парню, который махал Насте из эркера, а потом на крышу, авось там что-нибудь сыщется. А вы, пока, порыскайте здесь. По рукам?
-Хитрец, оставил нам всю грязную работу под дождём? – улыбнулся Виталий.
-Ты хочешь возложить на себя психологическую сторону? Я не против.
-Расслабься, старик. Будь по-твоему, - Виталий хорошо уловил в моём голосе чёрствость.
Я поправил шляпу и ворот.
-Осмотрите здесь каждый сантиметр, каждый камушек и лунку. Встречаемся тут, через полчаса, - я двинулся к подъезду дома, где проживает молодой человек махавший рукой Анастасии.
-Эй, Иеремия, а если мы ничего не найдём?
-Вы должны что-то найти Виталий. Пораскинь мозгами, столь спонтанное убийство не может быть идеальным.
Плохо освещённый подъезд и треск ламп. Сырые лестницы, огороженные ржавыми прутьями. Первый этаж, второй. Третий. Я с трудом открыл дверь в коридорный блок. Петли покрывал нехилый слой ржавчины, а через разодранную обивку торчали порванные провода микросхем. Я шагнул в коридор. В ноздри въелся спёртый запах стройматериалов. Сам коридор, на удивление, освещён куда лучше лестничной площадки. Я ступаю по липкому линолеуму. Звукам шагов вторит учащённое сердцебиение. Я впервые в этом месте и каждый шорох за спиной походит на поступь дьявола. В пелене тошнотворного света кажется, что стены сближаются и скоро раздавят меня.
Насколько мне помнится, эркер расположен ближе к середине фасада. На каждой стороне коридора по семь дверей. Я встал у квартиры номер 31. Нажал на звонок.
Скорые лёгкие шаги. Механический звук и дверь открыта. Узенький треугольник контрастного света пополз по полу коридора.
На пороге стоит странное андрогенное существо. Столь необычное и мерзящее, что если бы не белый прозрачный пеньюар, натянутый на плоское обнажённое тело, я бы долго бился над выяснением половой принадлежности этой отрыжки природы. Оно сжимает ручку двери столь крепко, что побелели костяшки пальцев.
-Вам кого надо? – жуткий трескучий голос, не предвещает доброй беседы.
Когда свет из квартиры охватил большую часть фигуры этой твари, я увидел её жилистые ручонки. С их отвратностью могла потягаться разве что её дрянная причёска в стиле «профессорская лысина». Господи, ну что за день юродивых? Сначала Чубанов, теперь это.
Первые минуты я огибал квартиру взглядом, но существо постоянно прикрывало дверь и мне невольно приходилось лицезреть этот оплот убогости.
-Добрый вечер, - нерешительно начал я. – Скажите-ка, живёт ли у вас тут один симпатичный молодой человек?
-Антония знает троих симпатичных молодых людей в квартире. Антонию кормил один брюнет. Он давал деньги Антонии, а Антония взамен у него…
-Антония? – удивился я. Женственность крайне ничтожно проявилась в ней. Не помогал даже прозрачный пеньюар, сквозь который виднелись половые признаки.
-Антония впервые видит вас. Вы не такой красивый, как тот брюнет, - прокаркала она.
Хотел бы я поглядеть на сорванца, дерзнувшего ублажить эту тварь. Парень, видать, далековато уходил в своих изощрениях. А может он просто сбежал с ней из одной кунсткамеры? У уродов ведь любовь сильнее и чище, чем у простых людей. Антония царапает меня ничтожным взглядом своих заспанных глаз с ярко выраженным эпикантусом.
-Ну, извините уж, какое есть, - я пытаюсь подыграть ей. – Но нужный мне человек, вовсе не брюнет. Скорее шатен и у него такая причёска ещё в стиле рокабилли.
Порфирийное лицо Антонии исказило странное выражение. Нечто среднее между призрением и озадаченностью.
-Антония знает его. И он красивый, но он не кормил Антонию. Он не любит Антонию.
Как оно вообще ходит по этой земле? Я, конечно, немало сталкивался со случаями абсолютного тождества души и тела, но это убожество переходит все границы. Бесполая тварь одним взглядом сокрушила все мои актёрские умения и психологические навыки. Теперь я стою как на измене, без чётко выработанной тактики беседы. Я уже и забыл, зачем пришёл сюда.
-Ну, так, познакомь меня с ним, Антония, я заставлю его полюбить тебя.
-Антония может познакомить незнакомца с шатеном.
-Как здорово, я могу войти?.. – поторопился я.
-Но не задаром. Задаром теперича только черви дохнут.
-Хватит ломаться, впусти меня!
-Нет, Антония просто так никому не помогает.
-Ладно, скажи, что тебе нужно?
-Незнакомец должен принести Антонии несколько колёсиков «капюшона», это не много.
-Каких ещё колёсиков? Ты спятила! А ну впусти меня! – осерчал я.
-Несколько колёсиков это не много. Пять колёсиков «капюшона» или десять плюх. Что угодно. Это можно купить у Косматого Гены, на первом этаже, в квартире 7. Антония будет ждать незнакомца тут, - секрет удручающего взгляда раскрыт: она сидит на веществах. Мне некогда гадать о масштабах патогенеза или, проще говоря, о том, насколько сильно деградировала она под воздействием таблеток. Кто знает, может таковой и уродилась, а её аддикция - это всего лишь неказистый способ приглушить моральный недуг?
-Незнакомец может уже отправляться к Косматому Гене, Антония будет ждать его тут, - продолжает она.
-А в челюсть тебе не прописать, паскуда? – моё терпение лопнуло.
Сегодня определённо злачный вечер. Плодовитый на переосмысления многих, казалось бы, укоренившихся понятий. Я всегда думал, жадность природы на внешность, можно и нужно компенсировать светлыми сторонами души. Но когда перед лицом стоит бесполый, смердящий генетический мусор, говорящий о себе в третьем лице, да ещё и требует платы только за то, чтобы позвать одного из соседей, приходит осознание, что я всего лишь скудоумный идеалист. Далеко не все торопятся воспитывать душу пригодную для заплатки физических прорех.
-Незнакомец слишком заносчив и не знает, с кем имеет дело, - будоражащая флегматичность голоса всегда была предвестником напастей. – Незнакомцу лучше поскорее идти за «капюшонами» или уйти насовсем. Незнакомец кусок академического дерьма и не знает законов коммуналки.
-Да? Сейчас мы посмотрим!
Я дёрнул на себя дверь и прыгнул за порог. Всё произошло так быстро, что Антония не успела оказать сопротивления. Я отправляю ей в лицо кулак, но та резко выхватывает его на лету. Что за чёрт? У этой твари мертвая хватка. Я не могу повернуть руку даже на сотую долю градуса. Скрещенные на моём запястье пальцы смыкаются всё туже и туже. Антония тянет мой кулак на себя. И вдруг… меня ослепляет пронзительная боль. Я сдавливаю губы, не позволяя крику вырваться. Кто знает, сколько у неё здесь собратьев? А уродцы подчас народ солидарный и собранный. Один свист и бесноватая орда бежит рвать всех в клочья.
Левой рукой я достаю из кармана пистолет и осыпаю бритый череп образины ударами. Как же высвободить кулак из капкана её острых зубов и при этом не закричать? Боль взбаламучивает сознание. Кровь обильно струиться из смердящей пасти Антонии и на липком полу прихожей образуются красные разводы. Я резко отталкиваю её вправо и тут же понимаю, что за сегодняшний день это был самый опрометчивый поступок. Та пружинится от стены, зубами потянув мою руку за собой. На секунду боль достигает невиданных высот, как если бы концы её зубов, прорезав сухожилия и кости, соприкоснулись друг с другом. Но я, дивясь себе, выдержал!
Думай скорее, парень, думай, а то лишишься кисти!
Рыча и каркая, я озираюсь по сторонам. Направо, - ничего дельного, налево – маленькая и нищенская прихожая: коврик и шкафчик для обуви. Сквозь муть в глазах засияла идея. Я прижал скользкую от пота голову Антонии к груди. Чувствую себя ювелиром, нейрохирургом и сапёром одновременно, поскольку каждое действие следует выполнять с недюжинным расчётом, и любая просечка грозит непоправимыми последствиями.
Молниеносный прогиб через бок и вот она почти лежит у моих ног. Я открываю шкафчик и лихорадочно перебираю грязную утварь. Под руку попадается что-то продолговатое. Я не прогадал, это рожок для обуви. Зачем-то ударив им по лысой голове, я просунул рожок ей в рот и повернул. Не получилось. Кручу, верчу, смещаю – без толку. Тогда я просовываю рожок ещё глубже. Антония изрыгает рвотный звук и на долю секунды ослабляет хватку. Этим-то я и воспользовался. Кулак на свободе!
Удар с носка в череп отбрасывает её к входной двери. Шаг вперед. Теперь я поднимаю эту мерзостную тварь за шею и притесняю к стене:
-Кусаться решила? Сейчас я тебя проучу, мразь! – и кровоточащим кулаком, как ни в чём не бывало, я выдаю ей пару развесистых ударов в челюсть, столь смачных, как если бы я мстил убийцам Серёги. Её рвёт и воротит. Жилистые руки сотрясают воздух в тщетных попытках добраться до моего лица. Кровь и буроватая жижа, впитываются в рукав моего пальто. Мне ничего не стоит прямо сейчас приложить ствол ко лбу этой бестии и нажать на курок так, чтобы её мозги обрисовали на стене картину Моргнера. Но этот жалкий взгляд, это безобразное инопланетное лицо… В памяти проплывает запись с убийством Анастасии. Похоже, мудрые слова Ницше стали как никогда актуальными. Тот, кто борется с чудовищами, должен следить за собой, чтобы самому не обратиться в чудовище. Я преследую фантасмагорического пианиста убийцу, а по пути почти уподобился ему.
-Чёрт с тобой, падаль! - Я швырнул костлявую тушу в сторону и проследовал к комнатам.
Видя приближающегося меня и то, как алчно блестит пистолет в вытянутой руке, Антония, будто трусливая гиена, со всех конечностей поползла в свою комнату.
Пройдя подальше, я интуитивно прикрыл нос левым рукавом. И ведь угадал: из дверных щелей в прихожую сочится невыносимый смрад. Антония лихорадочно возится у порога. Крючковидные пальцы царапают пол и пролезают в щель под дверью. Неужели замок заклинило? Каблуком ботинка я припер её голову к дверному углу.
-Не так скоро, вырожденка, - прорычал я.
В ответ натужные всхлипы и спёртое рыдание.
Три глубоких вдоха, чтобы обогатить кровь кислородом. Это позволит на порядок дольше задержать дыхание. Одному господу ведомо, что за вонь стоит за дверью.
Сокрушительный удар ногой! Замок со звоном отлетает в комнату, и дверь ударяется о стенку с противоположной стороны. Антония вопя и лая ринулась ползком вперед.
В помещении, под куполом зловонных миазмов, находятся двое. Один, судя по виду, её брат – альбинос-переросток, одетый в шерстяной плащ поверх нагого тела. Он сидит по-турецки на овальном ковре и жадно обгладывает книги в мягкой обложке. Другой, на первый взгляд, полноценный человек, свернулся калачом в углу под окном. Их окружает старая мебель с перегоревшими механизмами, горы грязной одежды, разбросанные упаковки от таблеток, одноразовые шприцы и пара приборов непонятного назначения. Стены зашарканы красными разводами. Настоящая обитель прострации: пару секунд назад я выбил их дверь, а эти двое и глазом не моргнули.
-Лука и Саша, должны помочь Антонии. Незнакомец в серой шляпе избивал Антонию, бедненькую Антонию, - заревела ползучая тварь. Слова подействовали на альбиноса, как красный цвет на быка. Плач юродивой добавил в очертания сонной атмосферы кричащие краски агрессии. Однако, чудные ребята. Нытье гнусной сестрицы более веский аргумент, чем выбитая дверь. Альбинос весь взъерошился, с фырком отбросил книгу в сторону, и, вспрыгнув на корточки, принял позу атакующей кобры. Мутные глаза засияли хищным огнём.
-Двинешься с места, отправишься в ад, - выцедил я и направил ствол в сторону альбиноса.
Взвод курка смёл плотоядную спесь с лица нерадивого брата Антонии. Тот весь сконфузился и пошел на попятную. Я вижу, как мерзко сморщилась лоснящаяся кожа на его груди.
И кто говорит, что волшебных палочек не существует? У меня, например, в руках одна. Знакомьтесь, Матеба юника 10, кастомизированная модель, калибр 500 магнум. Имеет волшебнее свойство уравнивать всех, от сверхчеловека из правительства, до дегенерата из коммуналки. А главное, быстрее, надёжнее и продуктивнее чем авраамистический бред или учение Маркса.
Антония метнулась к лежащему у окна другу. Именно другу, поскольку его сравнительно человеческий вид, отрицал родственную связь с ней и с ее братом.
-Саша должен проснуться, Саша должен проснуться, - отчаянно затрясла она спящего. – В комнату к Луке и Антонии зашёл убийца, у него пистолет и он сейчас будет убивать всех.
Тот лениво застонал, нехотя упёрся руками в пол и попытался встать, но тут же поскользнулся о зеленовато-бурую субстанцию и вернулся в прежнее положение. За вторым разом, в качестве опорной силы, он выбирает подоконник: цепляется за него грязными пальцами. Неуклюжее и апатичное подтягивание намекало, что парень одной ногой ещё во сне. Уже стоя на ногах, он повернулся ко мне.
Я обескуражен до предела и теперь держу пистолет двумя руками, забыв про смрад. Кабы не выронить его от изумления. Ведь из-под копны засаленных волос на меня смотрит знакомое лицо.
Вот так перипетия.
- Ордовский? Что ты тут делаешь? – всклокотал Аллин.
- Какое совпадение, я хотел спросить у тебя о том же!
-Ну, я, просто… это мои друзья, вполне хорошие люди. Убери пушку, а то наломаешь дров.
-Хорошие люди? – зарычал я. – Это даже не люди. Это неконтролируемое зверьё. Оно не имеет права топтать землю. Посмотри, что сделала эта тварь с моей рукой, - я кручу кулаком перед лицом Аллина.
-Мужик, расслабься, это мои друзья…
-Друзья или клиенты?! С каких пор ты утопил их души в иллюзиях «капюшона»?
-Ну что ты такое говоришь? Ты наслушался ереси Ангелова, я никогда не помышлял наркобизнесом!
-Тогда отвечай, какого чёрта ты здесь делаешь? Отвечай, иначе я раскрою твой череп!
-Спокойно-спокойно, Ордовский, – Аллин выставил вперед свои заляпанные ладони. - Я просто отрываюсь со своими новыми друзьями.
Так вот о каком брюнете говорила Антония. Уму непостижимо! Антонию кормил один брюнет. Он давал деньги Антонии, а Антония взамен у него… Аллин сам по себе склонен ко всяким заскокам, но даже при веском багаже чудаковатостей, сложно было представит, что я застану его в одной паршивой комнате с дегенеративным братом и сестрой, да ещё и под дозой.
-И они совершенно нормальные люди, в отличие от вас! – расхорохорился Аллин. - Тебя, Корвина и Ангелова. Вы кучка алкоголиков! Вам только и дай поглумиться над теми, кому не охота плясать под дудку жандармов! Это вы звериное стадо.
-Я тебя сейчас урою, - почти на уровне носа высказал я. – Ты понял, что я сейчас пристрелю тебя и твоих дружков?
Со свирепым видом я сделал шаг вперед. Аллин, поменялся в лице и кинулся к дрожащим у его ног уродцам.
-У меня патронов на всех хватит, жалкие подобия людей, - я скорчил зловещую гримасу. Передо мной лежит дрожащий комок из трёх тел. Они поочерёдно направили в мою сторону испуганные взгляды. Не подействовало, я невозмутим.
И тут, как по приказу, все трое подняли такой невыносимый вопль, что я невольно отступил на шаг. Какофония душераздирающих криков бьёт по мозгам, как осенний гром.
-Ладно-ладно! Заткнулись все! – не выдержал я. – У меня нет желания убивать вас. Вы не достойны этого! Я пришел сюда за одним парнем! Слышите? За одним парнем!
-Тогда зачем ты избил эту бедняжку? - робко спросил Аллин.
-Тебе ещё раз показать мой кулак? Я, чёрт возьми, пришёл сюда за одним парнем, а эта бестия не захотела меня впускать, отправила к кому-то там за наркотой, мол, давай иди и принеси мне таблеточек, а я открою. Я отказался и решил войти сам. А что? Квартира то коммунальная, и я, могу с успехом сказать, что зашёл к знакомому. Какое право она имеет не впускать меня? – я сплюнул. – Короче, нет времени вам объяснять что-то, мне нужен парень с прической «помпадур». Он живет в комнате с эркером. Где я могу найти его?
Антония указала корявым пальцем налево.
-Спасибо, не прошло и полгода. Ну, адьос, уродцы. А с тобой, Аллин, я разберусь позже.
Я постучался в указанную дверь. Нет ответа. Я постучался повторно, но более звонко.
-Да-да, войдите, - раздался приятный поставленный голос.
Шаг через порог.
Парень сидит в эркере и сводит голографические пазлы, разбросанные по воздуху. Бьюсь об заклад, он либо новичок в этих делах, либо приступил к сбору совсем недавно. Слева от него в воздухе застыл кусок картины с сенью деревьев. Он спокойно перебирает плавающие по над ним частички картины, в поисках нужного пазла.
-Семен, припоздал ты сегодня, - он сидит ко мне спиной и не мудрено, что принял меня за другого. - Приходи на следующей неделе. Может, найдется что-то для тебя.
-А я и не Семен, - нарочито низким тоном произнес я.
Парень застыл. Я словно кожей почувствовал, как в его душе зарокотали басовые ноты тревоги.
Он неторопливо поднимается со стула.
-Ох, в таком случае, не обессудьте мою бестактность. Проходите, располагайтесь поудобнее.
Его интонации хоть и не пестрят фальшью, но ракурс намекает на неладное. Он по-прежнему стоит ко мне спиной, как прокаженный.
-Я пришел к вам по делу.
-Я буду рад выслушать вас и помочь при первой же возможности. Хотя знаете, ко мне, одинокому парню из коммуналки, незнакомые люди наведываются очень и очень редко.
-Для одинокого парня, у тебя слишком уж убранная комната, - перегородил я. И, действительно, перед здешним порядком бледнеет даже моя конура, раз в день приводимая в порядок Софией.
Однако, что за едкий саспенс холодит мою кровь? Ведь говор парня звучит вполне искренне. Поверьте, мой слух достаточно развит для выявления лжи в голосе. Я осматриваю небольшие картины, обильно развешенные на стенах. Какой контрастный набор. Здесь и урбанистические пейзажи прошлого, и обнаженные девицы с пышными формами ренессанса, и импрессионистические портреты человекоподобных роботов, одним словом калейдоскоп рознящихся направлений.
Внезапно мой взгляд спотыкается о золотистую раму. А в ней... Актерская грамота!
Прислушавшись к невиданным позывам наития, я отпрыгиваю в сторону, пуля просвистывает надо мной и пробивает стену в месте, где секунду назад находилось мое правое плечо. Как быстро меняется моя жизнь. То я кому-то грожу стволом, то кто-то держит меня на мушке.
В обрамлении городских огней, стоит эдакий Эдди Кокран калужского разлива. Взгляд его творческих глаз, на удивление, теплый. Он склоняет пистолет в мою сторону. Машинально и без намёков на смысл действа, я прикладываю руку к лицу. Вот и всё, здравствуй матушка смерть! Ты немного поторопилась. Тебе же велено было явиться на следующей неделе…
Тонкий палец давит на спусковой крючок и… Кровь, растекающиеся мозги, катабасис? Нет! Всего лишь щелчок. Звонкий и спасительный щелчок, свойственный только осечке!
Щегол без лишних эмоций бросил оружие в сторону и со всех ног выбежал из комнаты.
-Держи его, Аллин! Не дай ему уйти!
Я стремглав поднялся с полу и побежал за ним. Дверь была открыта, а соседняя комната, где до сего момента находился Аллин с дружками, пустовала. На удивление быстрая реакция со стороны человека под дозой.
Я вынырнул из квартиры, по коридору звучным эхом грохочет канонада бегущих шагов. Несколько теней исчезло в лестничной двери, а далее шаги стали отдаляться.
Неся пистолет дулом вверх, я выскочил на лестничную площадку. Шаги утихали где-то вверху. Проношусь через первый ряд ступенек, второй, третий. С каждым этажом свет на лестничной площадке сникал до полумрака.
-Ордовский, скорее, мы поймали его! - донесся натужный голос Аллина и тут же утонул в мешанине воплей, зычных оплеух и треска рвущейся одежды.
- Да, держите его! - ответил я, поднимаясь этажом ниже.
Издыхая и сдерживая колики в области почек, я свернул к последней лестнице. Предо мной развернулась забавная сцена: Антония с братом прижали локти актера к двери, ведущей на крышу, а Аллин судорожно обвивает руки вокруг его колен. Рубашка парня порвана в области плеч. Ну и каков же смысл этим ошибкам природы помогать мне? Быть может по приказу «сказочника»? У нас так кличут наркоторговцев, работающих с постоянной клиентурой. Если мои предположения не ошибочны, то они за Аллином, хоть в преисподнюю поскачут.
-Попался, актеришка? - я с легким прихрамыванием поднимаюсь по ступеням. Дуло пистолета направленно вперед. Ну вот, живая улика повязана в двух метрах от меня. Я, как человек, коего он пытался прикончить минутами ранее, возымел немало вопросов к нему. Я незаметно переключаю револьвер на предохранитель. После вереницы злоключений в стенах этого здания, я не могу ручаться за повиновение пальцев.
-А теперь, ты, щегол, расскажешь мне все, что знаешь об Анастасии Дидык. Давай, начинай. Не заставляй меня терпеть.
Актер нахмурился и обвел взглядом площадку. По его гладкому и ухоженному лицу обильно стекает пот.
-Анастасия Дидык, - начал он. - Бумажный кораблик в грязном болоте калужского конгломерата. Она, как ласковый шепот летнего утра, как сладкое искушение осенней ночи, как теплый берег эдема, как лазурь земли, и, - актер резко подался вперед.
И все поплыло, как в замедленной съёмке со звуковым размытием.
На меня летит Антония с братом.
Я успеваю стиснуться к перилам и тем самым избегаю удара.
Глазам не верится, он метнул их с богатырской легкостью! Раскидал, как котят. А с виду и не скажешь. Вполне рядовая конституция тела и рост. Просто хороший актер способен утаить истинную мощь за невзрачной личиной. Упав на смежную площадку позади меня, Антония подняла свой козырной вопль. Брат оказался половчее, поэтому и приземлился на четвереньки. Удар носком в висок и теперь на меня летит Аллин.
Реакция подвела…
Столкновение!
И мы кубарем катимся вниз по лестнице. Все произошло в долю секунды.
Манерным движением кисти актер прогулялся по сенсорному замку. Прибор пропищал звуком верно набранной комбинации.
-Стоять! - крикнул я, револьвер из-под Аллина.
Выстрел не на шутку распугал трех витиеватых друзей. Но я промахнулся. Пуля пронеслась в миллиметре от левого колена актера. Тот иронично скорчил губы и подмигнул всем лицом, как бы говоря «мы квиты», вслед чему выбежал на крышу. Парень определенно не скуп на жеманство. Он как запрограммированная машина: ни секунды без отточенной претенциозности.
С грозным ревом я перекидываю Аллина вбок и преодолеваю лестницу на четвереньках. Вот я уже преследую беглеца по крыше. Встречный осенний ветер хлещет по лицу невидимыми розгами.
Бежать в туфлях по ветхому, изъеденному лужами рубероиду, дело не из легких. Особенно, когда держишь на прицеле вихляющего врага. Его жизнь для меня, как тонкая дощечка над пропастью, один неверный шаг и я лечу во мрак.
-Да стой же ты, дурачок! – кричу я вдогонку убегающему актеру.
Он несется по импровизируемой траектории. Ему невдомёк промозглый ветер – он с ним в сговоре; ему не преграда ни кочки, ни лужицы, ни генераторы, - он перепрыгивает их с кошачьей грацией. Приспущенные подтяжки болтаются по воздуху. И хоть бы одна зацепилась за скрюченную антенну или трубу. Нет ведь, подонок облюбован фортуной. Скорее я навернусь и слечу с крыши.
Я сделал пару выстрелов в сторону актёра. Первая пуля вонзилась в трубу, вторая рикошетировала от лужи и просвистела у него меж ног. Он вскарабкался на козырёк чердачного выхода и с легкостью переметнулся на крышу следующего дома.
Я повторяю тот же путь, без лишнего пафоса. Приземляюсь на соседнюю крышу, руки по запястье в луже. Разбрызгивая воду, вспрыгиваю на ноги и продолжаю преследование.
Выстрел!
Выстрел!
Выстрел!
И вот, вроде, удачный ракурс для прицеливания. Нажимаю на спусковой крючок и …
Глухой щелчок, прозвучал как приговор. Револьвер пуст. Птички улетели, парень.
Я раздражённо просовываю оружие в карман. Что ж, хотя бы сосредоточусь на одном, и не буду строить из себя Цезаря.
Мчась, как неуклюжий конь и раздавливая звёздное небо в лужах, я добираюсь до конца крыши. Перепрыгиваю на пожарную лестницу соседнего здания.
Удачный прыжок!
Бегу наверх. Переулок жадно поглощает грохот железной лестницы. Актер опережает меня на два этажа. Шляпа вся вымокла от капель, падающих с верхних ступеней. Лестница – поворот, лестница – поворот. Шаг на крышу.
Я неплохо отстал, хотя на лестнице, казалось наоборот. Актер на другом конце уже сооружает мостик из бесхозно лежащего куска антенной башни. Я как старый аэрокар, так и научился разумно расходовать энергию. Теперь я рысью двигаюсь в сторону цели, и ком встал на дыхательном пути. Актёр не слеп, актёр видит, как медленно и обреченно улетучиваются силы преследователя. Поэтому и не торопиться. Он подтащил кусок башни на край и свалил его другим концом на соседний дом. Мостик готов.
-Проклятье! Стой, несчастный! – с последних сил выдавил я и рванулся к мостику из щитка.
Беги, парень, беги! Разотри лёгкие в порошок, но не останавливайся. За следующим домом начинается рабочий квартал, там то ты его точно не найдешь!
Актер торжественно зашагал по щитку, повернулся ко мне, и хотел было кинуть в мою сторону очередной викторианский жест.
-Я тебя найду! Я отвинчу твою голову, за Настю, убийца! – рычу я.
Бессилие застелило глаза, и я не могу прочитать эмоции на лице беглеца. Вижу, только луну, смотрящуюся позади его головы, точно нимб. Актер продолжил свой путь.
Неожиданно воздух наполнился унылым рёвом гнущегося металла. Актёр замедлил ход и как-бы снизился по отношению крыши. Актёр стареется скорее переметнуться на следующую крышу, но слишком поздно. Импровизированный мост прогибается под его весом.
Затрещали лопающиеся металлические пруты.
Задний конец соскальзывает с крыши. Мгновение, и актёр летит во тьму между домов.
Я подхожу к краю крыши.
Света луны вполне достаточно, чтобы разглядеть распластавшееся на переулочном асфальте тело. Сквозь гряду рознящихся чувств, пробивает себе путь лучик сожаления. Но тут же угасает. Не играй с фортуной в покер, если не можешь усмирить свой пафос.
Не знаю, сколько я простоял тут, глядя на коченеющий кусок мяса. Кажется, он сейчас встанет, вскинет пару викторианских манер и умчится прочь. Насколько живо смотрятся его глаза. Быть может, он играет очередную роль на поприще самосохранения? Нет. Все проще. Когда смерть не в силах обезличить человека, на помощь приходит гниение.
Завлеченный думами, я даже не заметил, как пошел легкий снег. Белые хлопья сонно падают на городские силуэты. Уже и горизонт весь в белую крапинку. Снег как чистый лист, накрывает мертвое тело. Очередная страница исписана, и автор жизни перевернул на следующую, еще нетронутую.
И как из параллельного мира, отплетаясь загадочным эхом, надо мной проплывает тонкое фальцетное пение:
- Словно как лебедь во влаге прозрачной,
Тихо качаясь, плывет наш челнок,
О, как на сердце легко и спокойно,
Нет и следа в нем минувших тревог.
Я лениво оборачиваюсь. Не будь моя душа сдавлена бременем бессилия, я бы удивился, увидев, что поёт никто иной, как Антония. И поёт необычайно чисто, с правильным дыханием и отменной декламацией. Сам тембр, облачённый в рясу мистики, просто чарует. Что-то на уровне Лоретти. Мелодия баркаролы, звучит как идеальный реквием, на фоне застилающих бездыханное тело снежинок. Теперь сердце актера более, чем спокойно, оно мертво, а иже с ним и все тревоги и невзгоды.
Трое чудаковатых товарищей подошли сзади и пристроили свои взгляды параллельно моему. Ах, какой бесподобный кадр, если смотреть снизу вверх. Молодой парень с расчётной губой и в промокшей шляпе, рядом другой в грязной сорочке и с трепещущими по ветру засаленными волосами, по краям два гуманоидных существа, а вокруг сыплются гроздья снега, бесконечно белого, как японский траур.
- Прокол? – раздосадовался Аллин.
- Почти что, - ответил я.
- Не переживай, что-нибудь придумаем.
-Мне не до переживаний. Надо порыскать в его комнате. Может, найдем что-то.