Таёжный ланч

         
Мы  закончили  разбивку   участка  трассы   на   Золотую  гору,  в  верховьях   реки  Бардагон,    и,  пройдя  за  два  дня  50  километров,  вышли  к  реке  Зея.  Ширина  реки  здесь  была  метров  триста,  и  лёгкий  ветерок,  гуляя  по  довольно  широкой,   песчаной  косе,  приятно  обдувал  наши  вспотевшие,  искусанные  комарами,  лица. 
Все  с  облегчением  сбросили  рюкзаки,  и  сняли  пропитанные  солью  и  потом  штурмовки.
- Мужики – уставшим  голосом  сказал  Виктор  Николаевич, -  отдых  полчаса  и  разбиваем  лагерь.
- И   надолго? – Спросил  Герман.
- Мы  пришли  на  три  дня  раньше  срока,  вот  и  считай.
- Ясно.  Ищем  место  и  ставим  лагерь.  Раньше  чем  через  неделю  за  нами  не   приедут.
Герман,  вечный  бродяга  и  весельчак,  знал  всё  на  перёд.  Мне  показалось,  что  все  обрадовались  такому  выводу.  Да  и  отдых  нам  был   действительно  необходим.  Сорок  пять  дней,  мы   без  выходных,  рубили  в  глухой   тайге  просеку   шириной  «семьдесят»  сантиметров,  и  длинной  восемнадцать  километров.
Работа  не  из  лёгких,  да  и  закон  «Подлости»   был   всегда  в  действии.  Если  мы  брали  с  собой   на   трассу  бензопилу,  то  попадался  только  подлесок,  и  заводить  её    не  было  смысла.  А  вот  когда  оставляли  на  базе,  то  в  створе   просеки,  то  и  дело  попадались  лиственницы  в  обхват,  и  более.    Да  ещё   с  каждым  разом  мы  уходили  по  сопкам   всё  дальше   и   дальше  от  лагеря,  таская  с  собой  не  только  топоры,  но  и  теодолит  с  нивелиром  и  треногой.
Я  подошёл  к  реке.  Вода  была  довольно   прохладной,  но   уж  очень  хотелось  снять  с  себя  и  накопившуюся  грязь,  и  огромную   усталость,  и,  крикнув  ребятам:   «кто  со  мной?»,  начал  раздеваться.
Вскоре  закипела  работа.    На  небольшой,  ровной  поляне,  полукругом,  почти  вплотную,   стали  семь  палаток.  В  центре,  было  расчищено  место  для  костра,  и  дежурный,  обложив  его  камнями,  начал  разводить  костёр.
Герман  с  Вадимом  соорудили  настил,  укрыли  его  лапником,  и  поставили  палатку.   Всё  это    уместилось  на  узкой  полосе  между   обрывом  и  звериной  тропой.   Наша  палатка  была  рядом,  и  мы  спокойно  переговаривались,  не  выходя  из   неё.
Я  обратил  внимание,   что  в  таёжной  глухомани  слух  обостряется  до  предела,  и  даже  сквозь  сон  слышно,  как  где – то  хрустнула  ветка   или  упала  шишка.
В  ожидании  ужина,  все  занялись  своими  делами,  а  я  вышел  на   берег  со  спиннингом,  в  надежде    поймать  тайменя  или   ленка.   Мелкие  волны  накатывались  на    песок,    как  бы  играя  жёлтыми   блёстками,   которые   сверкали  на  солнце,   словно  золото.
- Николаевич! – Позвал  я  нашего  начальника. – Что  это   такое?   Вроде  слюда,  но  блестит  как  золото.
 - Конечно  золото.
- Да  ты  что? – не поверил  я, -  неужели  золото?
- Золото. – Он  засмеялся. – Это  пластинчатое  золото,  самой  низкой  пробы,   его  даже   драга  не  берёт.
- Да  мне  плевать,  какой   оно  пробы,  главное,  что  я  по  нему  хожу!   Прикинь,  буду  рассказывать  на   материке,  как  я  равнодушно  топтал  золото!
Мы  посмеялись,  и  я  начал  «блеснить»    рыбу.
На  другой  день,  к  вечеру,  к  нам  присоединились  ещё  три  человека:  геолог,  Сан  Саныч,  техник  Василий  и  рабочий – практикант,  студент,  комсомолец  Максим  Коровин.   Ужин  прошёл   весело,  но  ещё  долго   сидели  все,   молча  у   костра,   слушая   рассказы   «  таёжных  волков»,   нашего   Николаевича   и  геолога,  Сан   Саныча.
Расходились  нехотя,  почти  в  сплошной   темноте  и  только   молодой,  тонкорогий  месяц,  пытался   осветить  нам  дорогу,  да   чуть  слышно   шумела  тайга.
После   всего  услышанного   спать  не  хотелось  и,  похоже,  не  только  мне   одному.   Из  соседней  палатки  послышался,  задумчивый  голос  Германа.  Этот  весельчак  не  мог   упустить   случая,   чтоб  не  устроить  какую – то   пакость,   или  беззлобно   над   кем  - то  подшутить.   Вот  и  сейчас,  он   начал  вслух   размышлять   о   своём   местонахождении.
- Послушай   Вадим,   место  мы  с  тобой  выбрали  не  удачное  для   палатки.
- Чего  это? -  Равнодушно  отозвался  Вадим,    давая  понять  тому,  чтоб   он  отстал.
- Да  понимаешь,  с  моей   стороны  обрыв,  а  с  твоей,
  звериная  тропа.
- Какая  звериная!?
- А  ты   думал  здесь  люди  ходят?  Сейчас!    Отсюда  до  ближайшего  посёлка  450  километров.   Но  я  не  об  этом.   Представь   себе,  вот  идёт   медведь.  Смотрит,  а  тут  палатка   возле  его  дороги  стоит.  А  он   здесь  хозяин  и  порядок   любит.    Возьмёт  лапами   за  настил  и  нас  с  обрыва,  значит,   вниз  сбросит. -  Герка  помолчал  немного  и  продолжил.
- Так  вот  я  и  думаю,  а  как  мы  лететь  будем?  Он  сначала  тебя  поднимет,   ты  через  меня  и  вниз,  на  камни,  а  я  на  тебя…,  значит,  мне  мягче  будет.   Да  ты  не  переживай,    здесь  не  высоко,   метра  три,  не  больше,  и  острых  камней  нет,  я  смотрел.
Вадим,  похоже,   перестал  дышать,  а   Герман,  выдержав  паузу,  продолжил.
- Или   вот,  идёт  он  по  тропе,   смотрит,   палатка  стоит,  и  он  её  лапой  по  борту  как  даст!   Палатку  порвёт,   спальник  твой  тоже  порвёт,  и  может  даже   тебя   за  рёбра   зацепит.    Да,   точно  зацепит,  когти  у  него,  вон   какие!   Он,   говорят,  когда  на  корову  нападает,  то  одним  махом,  все   рёбра  в  гармошку   собирает.
Наступила  мёртвая  тишина.    Герман   чувствовал,  как  напряжённо  лежит   Вадим,  и  с  чувством  исполненного  долга  уснул   сном  младенца.
  На  другой   день,    вижу,     Вадим  тащит  с  лабаза  большущий   спальник   себе  в  палатку.
- Ты,  что   ночью  замёрз?
- Да  нет,  понимаешь,   если   медведь  порвёт  палатку  и  спальник,  то  второй   спальник   может  и  не  осилит.
- Не  переживай,  осилит  и  второй  спальник,- успокоил  я  его, -   но  на  камни  всё  ж  будет   мягче  падать.
- Ты  так  считаешь? – Вадим  был  явно  озадачен.
- Конечно. – Сказал   я  и  пошёл  на   берег.
Герман  сидел  с  задумчивым   видом  на   небольшом   валуне,  с  удочкой  в  руках,  и  смотрел  куда-то  вдаль.  Увидев   меня,  он  сказал. 
-  Знаешь  Пётр,   я  вот  думаю,  что   высшее   образование – это  хорошо. Вот  техник  с  геологом,  тоже  умные  люди.  Видел,  что  он  придумал?
- Кто  он?
- Ну,  техник  этот.
- Нет,  а  что?
- Он  в  палатке   дырочку  вырезал,     длинную  шлангу  вставил,  и  уже  ночью,  по  малой   нужде,  из  палатки  не  выходит.  Он  туда,  в  этот  шланг  отольёт,  потом  тряпочкой  дырочку  заткнёт,  и  комары  его  не  кусают.
- Интересно. Это  уже  рацуха. -  Наши  взгляды  встретились  и  мы  рассмеялись.
День  прошёл  не  заметно.  Каждый   был  предоставлен  сам   себе  и    занимался   своими   делами,  но  вечером  все   снова  сидел  у  костра,  и  слушали,   не  перебивая,  «таёжных  волков».
 Утром,  делая  зарядку,  Сан  Саныч  жаловался   нашему  шефу.
- Ну,  ты  только  представь,  в  палатке  дышать  нечем!  Он   прямо  в  спальник  надул!  И  спит   как  сурок!
- Да  ладно,   не  ругайся.  Василий   твой,  мужик   серьёзный,  может  что-то  приснилось,  всяко   ведь  бывает.
 Лагерь  начал  просыпаться.  Дежурный   принёс  воды,  разжёг  костёр,  повариха  принялась  готовить  завтрак.
Ко  мне  подошёл  хмурый  техник.
-  Иди  сюда.  -  И  повёл  за  свою  палатку. – Твоя  работа?
Под  задранным  концом,  длинного  шланга,  стояла  высокая    роготулька   укреплённая  приличным   чурбачком.  Меня  разбирал  смех.  Откуда-то  появился  Герман и  с  интересом   разглядывал  конструкцию.
-Нет   не  моя.   Я  просто  не  успел.
Василий,  молча,  развернулся   и  с  удручённым  видом   понёс  стирать  спальник  на  речку.
Перед  обедом,  ко  мне  подошёл  Анатолий,  молодой  парень  из  местных.
- Слушай,  поговори  с  шефом,  да  сходим  ко  мне  домой,  в  бане  попаримся,   пивка   попьём.
-Куда  это  домой?  Ты  что?
- Да  здесь  рядом  Потехино,  с  километр  будет,  ну  от  силы  три,  я  там  живу.
- Идея  интересная, - я  задумался,  -  да  только  неудобно  как-то, такая  толпа.
- Да  ты,  что  говоришь – то!  - Возмутился  он. – У нас  всем  и  всегда  рады.
- Хорошо,  пойдём  к  шефу.
 После  недолгих   уговоров,  Николаевич   согласился,  и  на  следующий  день,   после   плотного  завтрака,  семь  человек  желающих,   отправились  в  деревню.
Тропа  шла   вдоль  крутого   берега,  огибая  сопки,  то  слегка  поднимаясь,  то  опускаясь  вниз.   Идти  было  легко.   Утренний,   прохладный  воздух,  был  напоен   ароматами  хвои,  багульника  и  гниющей   листвы.   Два   раза,   чуть  ли  не   из  -  под  ног,   взлетали   рябчики  и  садились  на  деревья  совсем   рядом   от  тропы.  Деловито   бегали  бурундуки,  не   обращая   на   нас   никакого  внимания,  и  только  одна,  чёрная,   с  белым  галстуком,  белка,  зацокала  с  ветки   лиственницы,  явно   недовольная   нашим   появлением.
Потехино  оказалось  крупным  посёлком,  с  широкими   улицами,  и  добротными,  деревьяными   домами.   Здесь  был   леспромхоз,   школа,  больница,  и,  конечно   же,   магазин.
Встретили  нас  действительно  очень   радушно  и  две   сестры   Анатолия,  и  его   мать,  принялись  хлопотать  на   кухне.  Тут  же   пришли   соседи  и  за  расспросами   да   разговорами,  время   прошло   не  заметно  и  нас   позвали  в  баньку.   Это  была   «небольшая»  такая  избушка,  пять  на  восемь,  с  удобной  раздевалкой,   моечным  отделением,  и  парилкой   с  каменкой  и  полками  в  три   яруса.  Шесть  берёзовых  веников,   которые  были   замочены   в  холодной  воде  сразу   же,  после   нашего  прихода,   слегка   размякли,  и  их   уже   можно  было   запаривать.    Хозяин  принёс  две   трёхлитровые  банки  с  морсом  и  одну  с  домашним  квасом.   
 После  баньки  нас   пригласили  в   избу.  Хозяйка,  заканчивая   накрывать   на  стол, всё   приговаривала:
-  Вы   уж  извините,  что  нечем   угостить,   вот  если  бы   знать   заранее.
А  на  столе,   в  глубоких  тарелках,  красовались   маринованные   маслята,   солёные,  бочковые  грузди,   малосольные   огурчики,  зелёный   лучок  с  редисочкой,  пироги  с  рыбой  и  грибами,  горячие   шанежки,  кулебяки, душистые  куженьки,  молодая,   отварная   картошечка,    усыпанная  мелко  нарезанным   укропчиком   да  петрушечкой.    А   посредине  стола,  на   двух  больших,  деревьяных,  резных,  блюдах,  дымилась,   источая    чудеснейший   аромат,   нарезанная  крупными   кусками,   лосятина.    В  запотевших,  стеклянных  кувшинах,   была   моченая   брусника,   морс  из  голубики,  да  чистой  слезой  плакали   несколько   бутылок   «Столичной!»
 Рядом  со  мной  сидел  сосед  хозяина  Иннокентий.  Эвенк,  охотник – промысловик,   интереснейший  человек.  А  напротив,  чуть  наискосок,   сидел председатель   сельсовета,   Василий   Петрович.  Он  же   и   участковый,  и  охотовед,  и  рыбнадзор   в  одном   лице.  Чувствовалось,  что  именно   этот  человек   является   душой   любой   компании,   и  как  только  все   уселись  за  стол,   Василий  Петрович  дал  команду  наливать.  И  как  водится  на  Руси,   под  весёлые   шутки  и  смех,  пошёл  тост  за  тостом.  Сначала  с  лёгким  паром,  потом   за  дорогих   гостей,  потом  за   хозяйку,  а   потом….
Иннокентий  рассказывал   про  охоту,  капканы,  ловушки….    Председатель  про   браконьеров,  про   леспромхоз,  школу….   В  какой-то  момент  наступила  тишина,  и  все  повернулись  к  хозяйке.
- Ты  что  Васильевна,  встревожилась? – спросил  Василий  Петрович.
- Да  я  вот   сыночку-то  говорю,  предупредил  бы  как-то  раньше,  да  отец  за  мясом  сходил  бы,  а  то   вот  это  всё,  что  на  столе.
- Ну,  перестань,  мама, - засмущался   Анатолий, -  хватит  тут  всего.
-  Кеша. – Обратился  к  Иннокентию  наш  рыбнадзор. – Ты  на  охоту  давно  ходил?
- Однако  три  дня  назад  ходил,  начальник.
- Сохатого  добыл?
-  Стрелял,  однако,  начальник.
- Ну,  так  принеси,   не  видишь,   Васильевна  беспокоится.
Иннокентий  не  мешкая,  тут  же  поднялся  и  не  успели  мы  перекурить,   как   он  уже  вернулся  и  сбросил   тяжёлый   мешок   на   пол,   а  потом   вытряхнул   с  него  два   лосинных  бедра.  Скользнув   по  ним  взглядом,  Василий  Петрович   равнодушно   поинтересовался:
-   Ты  Кеша,   сколько   лосей  стрелял?
- Одного  начальник,  одного! – Поспешил  с  ответом  Иннокентий.
- А   почему  тогда,  две  задних,  правых   ноги   принёс?
- Ой!  Ошибся,  однако,   начальник,  двоих  стрелял.
Глядя  на  растерянное  выражение  лица   эвенка,  мы  не  могли  удержаться  от  смеха.
Вскоре  начали  собираться  в  обратную   дорогу.  По  приходу   в  лагерь    узнаём,  что  нас  уже  ждут   три   моторки  и  завтра  будет  заброска  ещё   выше  по  течению  Зеи,   куда-то  на   Мульмугу,  где   надо   снова   рубить,  ставить  пикеты  и    «отстреливать»  теодолитом,  новую   трассу.
Экспедиция – это  в  первую   очередь,  работа.