Драма в трех картинах
(по мотивам одноименного романа Леопольда фон Захер-Мазоха)
"Бог покарал его и отдал в руки женщины".
***
ЛИЦА:
ВАНДА ФОН ДУНАЕВА – молодая вдова
СЕВЕРИН ФОН КУЗИМСКИЙ – романтичный молодой человек,
он же лакей ГРИГОРИЙ в светло-голубом краковском костюме с красным отворотом, в четырехугольной красной шапочке, украшенной перьями
ГЕР ЗАХЕР – Леопольд фон Захер, врач Северина,
он же РУССКИЙ КНЯЗЬ с черными рабами в красном атласе
БЛАНШЕФЛЕР – подруга и любовница Ванды
ФОН ДУНАЕВ – покойный муж Ванды (упоминается)
ХУДОЖНИК – молодой человек из Вены
КОРСИНИ – итальянский князь
АЛЕКСЕЙ – грек, женственный деспотичный красавец
ЛАКЕИ – юноши, прислуживают Ванде,
они же «НЕГРИТЯНКИ» в женских нарядах с лицами вымазанными сажей
КОНЮХ – бедный конюх
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
I – Вилла в МонтСаваж
Интерьер #1 Двухэтажный Дом
Верхний этаж – будуар Венеры. Всё в цветах, всё витое, даже унитаз.
Ширма cо стеклянными и золотыми розами, витражи, шкаф с приспособлениями для пыток. Здесь же книги и картины исключительно эротического содержания. Ванна на золотых ножках, унитаз, умывальник с маленьким фонтаном – всё для мытья богини.
Действие на первом и втором этажах происходит параллельно. Лакеи наверху штопают, прибирают, протирают, складывают, читают развратные романы, переодеваются, играют с ее игрушками и друг с другом. Другие спят в ванне, сидят на подоконнике, в шкафу на полке, висят на люстре вниз головой.
На первом этаже цвета сдержанные, монолитные: золото, охра, черный и изумрудный.
У камина шкура белого медведя с огромными блестящими когтями, пара кресел из черной кожи и диван. Решетка камина из почерневшей меди. Здесь же приспособления для чистки (кочерга и проч.), хлыст на карнизе.
На стене картина «Венера в мехах» – нагая женщина в меховом плаще с хлыстом в руках, ногой опирается на спину мужчины.
Между этажами витая лестница с черно-золотыми перилами.
Интерьер #2 Сад
Маки белые и красные, желтые розы, яблони в цвету. Фонтан со скульптурой Венеры – она льет воду из кувшина.
Вокруг фонтана скамьи, всё усыпано цветочными лепестками. В глубине сада конюшня и сеновал.
II – Номер отеля во Флоренции
Интерьер #3 Отель
Элегантная комната в страстных тонах с камином, золотой ширмой и красным бархатным диваном.
*
КАРТИНА 1
Сцена 1
Ванда и лакеи в будуаре
ВАНДА. (поднимается из ванной, чихает) Подайте мои меха.
Лакеи промокают ее простыней.
ЛАКЕЙ #1. Будьте здоровы, моя госпожа, только не умирайте.
ВАНДА. (снова чихает) Мои меха!
ЛАКЕЙ #3. А! (лакеям) Как она чихнула...
ЛАКЕЙ #2. Она божественна, просто божественна.
ЛАКЕЙ #3. (вытирает ей ноги меховыми кофточками) Небожительница!
ВАНДА. Меха!
ЛАКЕЙ #1. Но холода давно прошли... (помогает Ванде надеть черный меховой плащ)
ВАНДА. Что это за весна? (подходит к окну, захлопывает его, кутается в шубу) Этого положительно нет сил выносить. Я начинаю понимать...
ЛАКЕЙ #2. Что, моя госпожа? (причесывает шубу)
ВАНДА. Я начинаю верить невероятному, постигать непостижимое...
ЛАКЕЙ #3. О, моя госпожа! (закалывает ей волосы золотыми булавками, надевает на голову венок из черных и золотых роз)
Ванда ходит по будуару, лакеи за ней, несут подол ее длинной шубы.
ВАНДА. Та любовь, которая есть высшая радость, само божественное веселье не годится для вас, нынешних детей рефлексии. Как только вы хотите быть естественными, вы становитесь пошлыми. Оставайтесь же среди своего северного тумана, в дыму христианского фимиама, оставьте нас, язычников, покоиться под грудами щебня и лавой, не откапывайте нас. Не для вас были построены Помпеи, не для вас наши виллы, наши купальни и наши храмы тоже не для вас! (набирает пенной воды из ванны в кувшин и поливает лакеев по очереди) Вам не нужно никаких богов. Нам холодно в вашем мире!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Завернитесь поглубже в меха, чтобы не простудиться. Поглубже, да, вот так.
Ванда спускается по лестнице в гостиную.
ВАНДА. Пустите! Я зябну, пустите. Пойду к огню.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Вы зябните, моя госпожа? Зябните, когда вы сами будто из огня, завернуты в эти царственные меха.
ВАНДА. Я зябну, пустите.
*
Сцена 2
Гер Захер и Северин
В саду у фонтана перед статуей Венеры Северин заснул на каменной скамье, лицо его прикрыто раскрытой книгой.
ГЕР ЗАХЕР. Северин, ах, Северин. (стегает его маковым цветком) Заснуть одетым, да ещё и с книгой.
СЕВЕРИН. А, Гер Захер, это вы... (роняет книгу) Доброе утро.
ГЕР ЗАХЕР. Уже давно за полдень. (присаживается на край фонтана) А вы думали кто? Ангел сошел с небес?
СЕВЕРИН. Да вот хотя бы она, моя Венера... (указывает на скульптуру в фонтане) Такой я видел ее во сне.
ГЕР ЗАХЕР. Я тоже. Только свой сон я видел наяву с широко открытыми глазами. На полотне в гостиной над камином – там ждет ваша «Венера».
СЕВЕРИН. Неужели? Она мне снилась такой живой, исполненной грации, такой... настоящей.
ГЕР ЗАХЕР. Вы мечтатель, господин Кузимский, неисправимый мечтатель.
СЕВЕРИН. Я не знаю кто я, когда не знаю, кому принадлежу.
ГЕР ЗАХЕР. Та картина, очевидно, послужила поводом для вашего сна.
СЕВЕРИН. Но, право, я совсем её не помню. Во сне она была такой реальной, из плоти и крови. Я ощущал ее дыхание на своем бледном лице так ясно, что кровь застывала в горле. Я не мог пошевелиться – смотрел на нее едва дыша... Она безмолвно улыбалась мне, такая холодная и бесстрастная... каменная богиня.
ГЕР ЗАХЕР. (гладит мраморной Венере колено) Мужчина страстно стремится к обладанию, а женщина – предмет всех его стремлений.
СЕВЕРИН. (бросает к ногам статуи цветы и травы) Как можно любить женщину, отвечающую на любовь вечно одинаковой, каменно-холодной улыбкой?
ГЕР ЗАХЕР. (читает из книги Северина) "Бог покарал его и отдал в руки женщины". Захер выбрасывает книгу. Стоит у фонтана, беззастенчиво разглядывает статую Венеры: как на ее гладкие колени из белого мрамора стекают струйки воды.
ГЕР ЗАХЕР. Как вы себя чувствуете, Северин?
СЕВЕРИН. Вчера в саду в тени деревьев я читал «Одиссею», и, кажется, ее легкое белое платьице прошелестело мимо...
ГЕР ЗАХЕР. (прогуливается по саду) Вам уже легче здесь в горах, среди цветов и всего этого великолепия?
СЕВЕРИН. Мне здесь очень хорошо. Я дышу полной грудью. (укладывается обратно на каменную скамью, мечтательно прикрыв глаза руками) Меха... В моём сне она была одета в меха. Прекрасная, жестокая, сладострастная деспотица, облаченная в царственные меха. Каменная женщина, которую я боготворю, у ног которой я бы простёрся...
ГЕР ЗАХЕР. Вы грезите, мой друг! Заснуть одетым, да ещё и с книгой...
СЕВЕРИН. Вы смеётесь, Гер Захер? Не надо мной ли?
Гер Захер кладет раскрытую книгу обратно на лицо Северина, уходит, смеясь.
*
Сцена 3
Северин и Ванда
В гостиную входит Северин. Лакеи делают уборку: чистят камин, причесывают шкуру медведя, гладят занавески. Ванда сидит на кожаном диване у камина, закутавшись в меха.
СЕВЕРИН. (вешает свою соломенную шляпу на крючок, замечает Ванду, хватается за сердце) А!..
ЛАКЕЙ. (с чувством протирая голову Северина пыльной тряпкой) Вам плохо? Принести водички?
СЕВЕРИН. Я поражен... стрелой! (бросается на шкуру перед диваном, к ногам Ванды) Богиня!..
ВАНДА. (холодно) Какая именно?
СЕВЕРИН. Венера! Венера в мехах. Такой я видел вас в моём сне.
ВАНДА. На мне шуба, в которую можно завернуться целиком. Хотите примерить?
СЕВЕРИН. Потом.
Робко садится на край дивана рядом с Вандой.
СЕВЕРИН. В вас столько греческого... Этот дивный профиль на фоне красного пламени. В вас есть что-то от Психеи одухотворенно-мечтательной, а когда вы вот так смотрите на огонь, полуприкрыв глаза, и свет мерцает на вашем бледном теле, оно кажется таким невыразимо-прекрасным в этих черных царственных мехах.
ВАНДА. Что вы хотите сказать?
СЕВЕРИН. Вы изумительны! Ваша божественная неземная красота меня околдовала. О, ну что за женщина! Я напишу стихотворение. Напишу не чернилами, а собственной кровью, которая сочится у меня из сердца, когда гляжу на вас. (падает перед ней на колени)
ВАНДА. (молча смотрит на огонь с выражением лица совершенно безразличным)
СЕВЕРИН. А знаете... Вы мне снились. Вы сидели в саду ровно в этой позе, строгая, жестокая, сладострастная в своем чёрном меховом плаще. Кажется, сама судьба...
ВАНДА. Вы грезите!
СЕВЕРИН. Я заснул одетым c книгой.
ВАНДА. (смеется)
СЕВЕРИН. Вы смеётесь... Не надо мной ли? Какой странный смех у вас.
ВАНДА. (отстраняется от Северина, идёт к камину) Для меня весёлая чувственность эллинов, радость без страдания – идеал, который я стремлюсь осуществить в жизни. В ту любовь, которую проповедует христианство, в которую верят люди, эти рыцари духа, – в неё я не верю. Да, да, и не смотрите на меня так. Я гораздо хуже еретички, я – язычница. Только одна любовь естественна – та, которой любят боги, когда за взглядом следует желание, а за желанием наслаждение... Всё иное надумано, неискренне, вызывает у меня приступы тошноты и дикого безудержного веселья. Благодаря христианству, этой эмблеме жестокости, его железному кресту, в человеческую природу проникли элементы чуждые и более того, враждебные истинной любви.
СЕВЕРИН. Вы совершенно правы, прекрасная госпожа. Столько ума, столько грации. (осторожно подползает, целует ей ручки) Мы современные люди, не переносим античной веселости – особенно в любви. Одна мысль о том, чтобы делить женщину с другими, нас возмущает. Мы ревнивы, как наш Бог. Вот почему имя прекрасной Фрины стало у нас бранным словом.
ВАНДА. Значит, вы увлекаетесь современными женщинами? Этими жалкими истеричными созданиями, которые как сомнамбулы в погоне за пригрезившимся идеалом не умеют оценить лучшего, в слезах и муках ежедневно оскорбляют свой христианский долг. Обманывая, они сами оказываются обманутыми, вечно выбирают, бросают и снова отправляются на поиски, не умеют ни счастья изведать, ни подарить его другому, и проклинают судьбу вместо того, чтобы спокойно сознаться: я хочу любить и радоваться, и жить, как жили Елена и Аспазия. Природа жестока, она не знает постоянства в отношениях между мужчиной и женщиной. Мужчина жадно стремится к обладанию, а женщина – предмет его вожделения. Это её единственное, но решающее преимущество: мужчина, обуреваемый страстями, находится целиком во власти женщины. А женщина... (с улыбкой) Женщина - во власти дьявола. (идет к огню, ворошит угли кочергой) Если она не умеет сделать мужчину своим подданным, своим рабом, своей игрушкой, чтобы затем изменять ему, такая женщина просто неумна. Власть женщины – сладостная мука!
СЕВЕРИН. Ваши принципы, глубокоуважаемая... Я возмущён!
ВАНДА. Покоятся на тысячелетнем опыте. Дайте мне выговориться! Все попытки внести постоянство в самое изменчивое из всего, что только есть в изменчивом человеческом бытии – в любовь, путем священных обрядов, клятв и договоров потерпели крушение.
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Можете ли вы отрицать, что наш христианский мир разлагается? Эгоизм мужчины жаждет схоронить женщину, словно она какое-то сокровище, бесценный бриллиант в роскошной оправе. Во имя чего отказываться от чувственной эллинской любви? Надо любить, как любят боги.
СЕВЕРИН. Античная Венера была божественно жестока: сегодня любит Анхиза, завтра Адониса, а после, изнемогая от страсти, летит к Парису со своими яблоками.
ВАНДА. О да, Венера жестока – демонически жестока. Но ответьте мне, как это возможно: принадлежать человеку, которого не люблю, просто потому что однажды я совершила глупость и божественно залетела... Я молода, я вдова, я богата, хороша собой – хочу жить для удовольствия, для наслаждения. Мой покойный муж, граф фон Дунаев, пусть могила ему будет пухом, больной и немощный сидел в своей плетёной кресло-качалке и спрашивал: - У тебя уже есть поклонник, моя девочка? – Вы не поверите, но я сгорала со стыда! – Не обманывай, – настаивал старый маховик, – найди себе красивого мужчину. А лучше двух или трех – ты ещё молода, тебе нужны игрушки – много игрушек, такой красавице. Только не смей обманывать старика! Иди развлекайся, потом мне расскажешь.
СЕВЕРИН. О, это удивительно печальная история.
ВАНДА. Когда он умер, мне все сочувствовали.
СЕВЕРИН. О, моя госпожа, моя прекрасная госпожа, в вас столько от эллинов. Вы настоящая гречанка – я бы на вас молился, бросал фиалки и розы к вашему алтарю. Вы небожительница, я вас боготворю... (целует подол ее шубы)
ВАНДА. (отмахивается кочергой) Не стоит!
СЕВЕРИН. Разве запрещено обожать?! (падает перед ней на колени) Красивые, свободные, веселые и счастливые люди, то есть греки, возможны только тогда, когда существуют рабы, которые делают все прозаические дела повседневной жизни и за всех работают.
ВАНДА. Разумеется. Но прежде всего целая армия рабов нужна олимпийской богине, вроде меня. Так что берегитесь!
СЕВЕРИН. Позвольте вашу ручку...
ВАНДА. Ах, оставьте!.. Мой алтарь жаждет крови и свежих сердец.
СЕВЕРИН. (падает на колени, не встаёт) Ну, конечно, крови и только крови... В любви не бывает никакого равенства, никакой порядочности. Но если б у меня был выбор: властвовать или быть подвластным, роль раба прекрасной женщины кажется мне очень привлекательной. Но где найти женщину, которая не добивалась бы влияния мелочной сварливостью, а сумела бы властвовать в спокойном сознании своей силы?
ВАНДА. О, это совсем нетрудно.
СЕВЕРИН. (на коленях перед Вандой) Вы думаете?
ВАНДА. Ну, я к примеру. У меня талант – быть деспотицей, необходимые меха у меня уже есть... Хотите примерить? Вы могли бы стать моим рабом.
СЕВЕРИН. Вы серьёзно?
ВАНДА. (снимает с себя шубу – накидывает сверху на Северина) Я укутаю вас с головы до ног. О, эти меха вам так к лицу, вы бы себя видели...
СЕВЕРИН. Я начинаю бояться. (отползает, укутываясь в шубу все глубже) Знаете, такой вы мне нравитесь, я просто очарован. Мои страдания с каждой минутой всё горше... (снимает с Ванды туфлю, стягивает чулок) Поставьте ногу мне на голову.
ВАНДА. (отбирает шубу) Убирайтесь. Я не желаю вас больше видеть. Отдайте мою туфлю, Северин! Отдайте!
СЕВЕРИН. О... она... я её хочу! (стаскивает с Ванды туфлю)
ВАНДА. (отнимает туфлю – бьёт его по голове) Вы осёл.
Уходит, поднимается по лестнице в будуар.
СЕВЕРИН. Осёл?.. Да, я осёл! (ползет следом, целует ей ноги)
ВАНДА. (сталкивает его с лестницы ногой, убегает наверх) Это уже все поняли.
СЕВЕРИН. (лежит на ступенях) О!.. Она божественна, просто божественна. Я от неё без ума. Хоть бы она меня убила!
ЛАКЕЙ. (расстилает ковёр на ступенях) Это запросто. Она каждый день кого-нибудь убивает: скоро все лакеи повымрут, некому будет пол подмести. Придется вам самому взяться за веник, как и подобает верному другу и поклоннику госпожи фон Дунаевой.
СЕВЕРИН. Как её имя?
ЛАКЕЙ. Ванда. Ванда фон Дунаева.
*
Сцена 4
Ванда и Бланшефлер, затем лакеи и Северин
Женщины в будуаре принимают ванну.
ВАНДА. Я могла бы его полюбить, но понимаешь...
БЛАНШЕФЛЕР.(намыливает Ванде руки и плечи) Что, моя дорогая?
ВАНДА. Он добр ко мне, он покорен в ожидании моих ласк, подставляет голову под удары моего каблука, так ловко прогибает спину, чтобы служить мне подножной скамьёй, он целый день готов целовать мои лаковые сапоги...
БЛАНШЕФЛЕР. Какое чудо – он просто находка! Расскажи мне о нём.
ВАНДА. Он совсем юный, очень привлекательный, у него мечтательный вид и такие томные глаза... Думаю, он немного младше меня. Впрочем, для других это не очевидно. У него очаровательные чёрные кудри, он похож на греческое божество. Он смешон, когда начинает говорить, а ещё он неисправимый лжец. Северин боготворит меня. Знаешь, наверное, я могла бы его полюбить...
БЛАНШЕФЛЕР. Что не так?
ВАНДА. Не знаю, как объяснить...
БЛАНШЕФЛЕР. (смеётся) Говори как есть.
ВАНДА. Дело в том, что... (ныряет, затем появляется из воды, закрыв лицо руками) Он осёл.
БЛАНШЕФЛЕР. Как же так? Зачем ты полюбила осла? Чем он тебя покорил?
ВАНДА. Большинство мужчин столь обыкновенны: в них нет ни вдохновения, ни фантазии, ни пафоса, ни капли поэзии. А он... В нём есть какая-то глубина, ясность мысли, а главное, эта нравственная серьёзность. Я бы в него влюбилась, честное слово, влюбилась, но...
БЛАНШЕФЛЕР. Что, моя девочка?
ВАНДА. Я добра, пока со мной обращаются серьёзно и благоразумно, но если мне отдаются слишком беззаветно, во мне пробуждается опасное и злое высокомерие.
БЛАНШЕФЛЕР. О, это мне отлично знакомо!
ВАНДА. Я могу себе представить, что принадлежала бы одному мужчине всю жизнь, но это должен быть настоящий мужчина, который подчинил бы меня силой своей личности, понимаешь? А все мужчины – уж я-то знаю! – едва влюбятся, становятся слабы, податливы, смешны, всецело отдаются в руки женщины, пресмыкаются, ползают на коленях. Долго любить я смогла бы только того, перед кем я сама ползала бы на коленях.
БЛАНШЕФЛЕР. О, как я тебя понимаю, моя девочка! Раз он так глуп, что сразу подчинился твоей воле, делай с ним, что хочешь. Пусть будет твоим мужем или рабом, заставь его штопать тебе чулки и протирать пол языком, мыть ванну, полировать ступени, чистить камин голыми руками. Изменяй ему! Чтобы навеки привязать к себе мужчину, надо быть ему неверной. Какую честную женщину боготворили бы так, как боготворят гетеру?
Обе звонко смеются.
ВАНДА. Мне нравится, что ты говоришь.
БЛАНШЕФЛЕР. Сделай из него раба – свою игрушку, пусть ползает, пусть пресмыкается. Только представь, как это приятно – быть госпожой! Власть – ни с чем не сравнимое удовольствие.
ВАНДА. (целует Бланшефлер) Я так счастлива, что ты приехала меня повидать.
Они вместе исчезают в пене.
БЛАНШЕФЛЕР. А! (выныривает первой, Ванда следом за ней) Придумала! Напиши ему письмо.
ВАНДА. О чём же?
БЛАНШЕФЛЕР. (подзывает лакея) Бери листок, хватай перо. Ты пиши – я надиктую.
ВАНДА. Ах, какое блаженство иметь раба.
БЛАНШЕФЛЕР. (лакею) Пиши красиво – женским почерком. Я знаю, ты это отлично умеешь. Представь, что ты небожительница, Елена Прекрасная, без ума от юноши с горячей пылкой кровью.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (лакей быстро записывает за ней) О, это запросто!
БЛАНШЕФЛЕР. Что? Что ты делаешь, идиот? А ну брось! Пиши заново. Я буду диктовать по слогам. Пиши: «Любимый мой! Я не хочу видеть тебя ни сегодня, ни завтра, а только послезавтра вечером – рабом моим. Твоя повелительница, Ванда». Рабом моим подчеркни.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Все исполнено, госпожа. Что изволите?
БЛАНШЕФЛЕР. Отнеси немедленно этому... юноше.
ВАНДА. (лакею) Северину фон Кузимскому.
БЛАНШЕФЛЕР. И поспеши!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Меня здесь нет - уже одной ногой там на лестнице.
Убегает.
БЛАНШЕФЛЕР. Ну вот. Жди гостей, моя кровожадная.
ВАНДА. Ах, как же я рада, что ты решила меня навестить. К чёрту этих мужчин – мне с тобой хорошо - весело ужасно!
Ванда целует Бланшефлер, они снова исчезают в пене.
Прибегает Северин с письмом в руке. Замечает женские платья и туфли, развешанные на ширме, разбросанные по полу. Некоторое время стоит над ванной, наблюдая за женщинами. Погрузив одну руку в пену, вытаскивает Бланшефлер за волосы. Ванда выныривает следом.
СЕВЕРИН. С юных лет я питал отвращение ко всему низменному, пошлому, некрасивому, вроде вашей подруги. (Бланшефлер хочет возразить – Северин заталкивает полотенце ей в рот) Еще мальчиком я обнаружил загадочную робость перед женщинами, за которой, в сущности, скрывалось неодолимое влечение к ним...
Отпускает голову Бланшефлер, затем надавливает на неё и снова топит в ванне. Бланшефлер болтает руками и ногами, разбрызгивая пену во все стороны.
СЕВЕРИН. Я возносил молитвы Венере: Богородице, Верую...
ВАНДА. (говорит очень спокойно, держит руки Бланшефлер, чтобы та не расплескала всю воду) Моя подруга не понимает, как я могу вас любить. Она жалуется на вас, Северин.
СЕВЕРИН. Да? Как мило. Значит, она чувствует, как я её презираю. (отпускает Бланшефлер)
Бланшефлер выплевывает пену вместе с мыльной водой и цветами.
ВАНДА. За что?!
СЕВЕРИН. Я уважаю только добродетельных женщин или таких, которые не скрывают, что живут для наслаждения.
БЛАНШЕФЛЕР. Да разве же я скрываю?!
СЕВЕРИН. (топит её в пене) Молчи!
ВАНДА. (неторопливо вылазит из ванной, вытирается, направляется к ширме) Природа женщины таит в себе больше опасностей, чем ты думаешь. Женщина не может быть ни хорошей, ни дурной, она осталась неизменной, какой выпустила её из своих рук природа, сохранила характер дикаря. Женщина способна на верность и измену, на великодушие и жестокость, на самые грязные и возвышенные чувства, мысли и поступки. Мужчина всегда следует принципам, а женщина повинуется лишь побуждениям и инстинктам. Не забывай об этом, Северин, и никогда не будь совершенно уверен в той, которую страстно любишь.
СЕВЕРИН. Я не могу быть счастлив, смотря на женщину, которую люблю, сверху вниз. Одна из сторон должна быть молотом, другая наковальней. (падает на колени перед ванной) Я хочу быть наковальней! Моя любовь к вам превратилась в какое-то безумие... Я не могу больше жить без вас, моя красавица! Моя повелительница, моя госпожа... С тех пор как встретил вас, я счастлив как юный бог.
Северин в неистовстве разбрызгивает воду, ныряет с головой, Бланшефлер в страхе выпрыгивает из ванны, прячется за ширмой.
СЕВЕРИН. (в истоме) Я хочу быть наковальней!
Северин в порыве переворачивает ванну, пена заполняет будуар.
Бланшефлер схватив платье и туфли убегает, лакеи за ней следом.
Ванда неторопливо одевается и спускается вниз в гостиную.
*
Сцена 5
Северин, Ванда
Северин бежит вниз по лестнице в гостиную.
СЕВЕРИН. Ванда, будьте моей женой! Вы мой языческий идеал, небожительница, моя Венера в мехах. (целует подол её шубы) Потерять вас – сердце моё разрывается от одной мысли...
ВАНДА. Ну, Северин, это дело серьёзное. Я верю, что вы любите меня – это очень хорошо, я вас тоже люблю. А что еще лучше, мы интересуем друг друга, значит, мы не наскучим друг другу слишком скоро. Вы знаете, я женщина легкомысленная – именно поэтому я отношусь к браку очень серьёзно. Если я беру на себя какие-то обязательства, я хочу иметь возможность их исполнить. Но, боюсь, вам будет слишком больно это услышать...
СЕВЕРИН. Будьте искренни со мной, умоляю!
ВАНДА. Ну, хорошо, я буду с вами откровенна. Не думаю, что могла бы любить человека дольше, чем...
Она грациозно склонила голову набок.
СЕВЕРИН. Дольше года?
ВАНДА. Что вы такое говорите! Дольше месяца, вероятно.
СЕВЕРИН. И меня?..
ВАНДА. Ну, вас – вас, Северин, может быть, два.
СЕВЕРИН. Два месяца!
ВАНДА. Два месяца – это очень долго.
СЕВЕРИН. Это более, чем антично, сударыня.
ВАНДА. Вот видите, вы не переносите правды!
Ванда прошлась по комнате, остановилась у камина. Положив руку на карниз, с любовью разглядывает хлыст.
ВАНДА. Ну что мне с вами делать?
СЕВЕРИН. Что хотите. Что доставит вам удовольствие.
ВАНДА. Как непоследовательно! Сначала вы хотите меня в жены, потом отдаёте мне себя, как какую-нибудь игрушку.
СЕВЕРИН. Ванда, я люблю вас... Я хочу, чтобы вы мной играли, хочу быть наковальней!
ВАНДА. Так мы вернемся к тому, с чего начали. Вы любите меня и хотите меня в жены, но я не хочу вступать в новый брак, потому что сомневаюсь в прочности своих и ваших чувств.
СЕВЕРИН. А если я хочу рискнуть? Хочу вступить с вами в брак...
ВАНДА. Тогда остается вопрос, хочу ли я так рисковать? Я отлично могу представить, что принадлежала бы одному мужчине всю жизнь, но это должен быть настоящий мужчина, который подчинит меня силой своей личности, понимаете? (снимает шубу) По-настоящему я могла бы любить только того, кто заставит меня ползать на коленях. Но вы мне так полюбились, Северин, что я хочу попробовать.(бросает шубу Северину на голову)
СЕВЕРИН. О, Ванда! (обнимает её шубу) Я ваш раб навеки...
ВАНДА. Даю вам срок, чтобы покорить меня, и убедить, что мы подходим друг другу. И если вам это удастся, тогда я буду вашей женой, и притом такой, Северин, которая свои обязанности будет исполнять строго и добросовестно. В течение года мы будем жить, как в браке. Поселимся вместе, у нас будут одинаковые привычки, и посмотрим, сможем ли мы ужиться. Предоставляю вам все права супруга, поклонника и друга. Ну, Северин, вы удовлетворены?
СЕВЕРИН. Я должен...
ВАНДА. Вы ничего не должны.
СЕВЕРИН. Тогда я хочу...
ВАНДА. Превосходно, просто превосходно. Это слова мужчины. Вот вам моя ручка.
Северин припадает к ее белоснежной ладони, покрывает поцелуями, ползёт всё выше и выше.
Затемнение.
*
Сцена 6
Ванда и Северин в будуаре
Ванда переодевается за ширмой с цветочным узором. Северин стоит на коленях, подает ей наряды – Ванда примеряет их и тут же бросает ему на голову.
СЕВЕРИН. Я не могу больше жить без тебя, моя повелительница, моя госпожа... (ползает перед ширмой по горе одежды) Поверь мне, это не пустая шутка, не прихоть, не игра фантазии! В самой глубине души я чувствую, как связана моя жизнь с твоей. Если ты меня покинешь, я зачахну, я просто погибну.
Ванда разгуливает по будуару обнажённой, волоча за собой меховой плащ.
ВАНДА. А вот этого не нужно. Ведь я люблю тебя, дурачок! (отворачивается)
СЕВЕРИН. Я хочу принадлежать только тебе: весь целиком, безгранично, безусловно, хочу отдавать тебе каждую минуту своей жизни, дышать с тобой одним воздухом...
ВАНДА. Это нехорошо, Северин! Разве вы ещё не узнали меня? Вы совсем не хотите меня понять? Я добра, пока со мной обращаются серьезно и благоразумно, но когда мне отдаются слишком беззаветно, я становлюсь заносчивой...
СЕВЕРИН. Пусть так! Будь заносчивой, будь деспотичной – Ванда, будь моей навеки!
Северин бросается к ее ногам, покрывает их поцелуями.
ВАНДА. (серьёзно) Это может плохо кончиться, мой друг.
СЕВЕРИН. О, пусть этому не будет конца! Только смерть разлучит нас! Если ты не можешь быть моей навеки, то я хочу быть твоим рабом, служить тебе, всё от тебя сносить: истязания, побои, пинки... Только не отталкивай меня от себя, умоляю! Это хуже пытки.
ВАНДА. Северин! Возьмите себя в руки. (отталкивает его ногой) Я вас полюбила всей душой, но это не тот путь, чтобы покорить меня или удержать.
СЕВЕРИН. Да, я сделаю всё, что вы хотите, моя госпожа, только бы не потерять вас! Только не это... Не могу себе позволить. (ползёт следом за Вандой) Я готов служить, быть вашим рабом, лежать не дыша, простёршись у ваших ног, только не покидайте меня.
ВАНДА. (долго молчит) Встаньте.
Северин повинуется.
ВАНДА. Странный вы человек, Северин. Итак, вы хотите обладать мной, чего бы вам это ни стоило?
СЕВЕРИН. О да, чего бы не стоило!
ВАНДА. Но какую же цену вы готовы заплатить за обладание мной? Если бы я разлюбила вас, если бы принадлежала другому?
Северин молча залезает в пустую ванну, накрывается меховым плащом с головой.
ВАНДА. Вот видите, вы пугаетесь одной мысли об этом!
СЕВЕРИН. Меня охватывает ужас, когда я живо представляю, что женщина, которую я люблю, которую боготворю, которая отвечает мне взаимной любовью, может безо всякой жалости отдаться другому. (выглядывает из-под плаща) Но разве у меня есть выбор? Если я люблю эту женщину, люблю безумно, должен ли я гордо повернуться к ней спиной и погибнуть, и со всей показной силой пустить себе пулю в лоб? У меня есть два идеала. Если мне не удастся найти свой благородный, ясный, как солнце идеал – женщину верную и добрую, готовую разделить со мной мою судьбу, – а я не хочу ничего половинчатого и бесцветного! – тогда я предпочту отдаться женщине лишенной добродетели, верности и всякой жалости. Такая женщина, в своем эгоистическом величии, – тоже идеал. Если мне не дано изведать счастье любви во всей полноте, тогда я хочу испить до дна все страдания и муки. Я хочу, чтобы женщина, которую я люблю, издевалась надо мной, изменяла мне, избивала меня до полусмерти... (закатывает глаза, томно дышит, завернувшись в меха с головой) Любовь – это сладостная мука!
ВАНДА. (отбирает у Северина меховой плащ) Да вы в своем уме?!
СЕВЕРИН. Я так люблю вас – всем сердцем, всей душой и каждой мыслью! Ваша близость, воздух, которым вы дышите, незаменимы для меня, если мне суждено жить дальше... Выбирайте! Выбирайте любой из моих идеалов. Сделайте из меня, что хотите – своего мужа или своего раба!
ВАНДА. Хорошо же! Всецело иметь в своей власти человека, который меня волнует, который любит меня, – я представляю, это должно быть довольно весело. В развлечениях у меня, по крайней мере, недостатка не будет. У меня, знаете ли, страсть к пороку. Вы были так неосторожны, что предоставили мне выбор. Так вот, я выбираю теперь: я хочу, чтобы вы были моим рабом, моей игрушкой.
СЕВЕРИН. О, сделайте это, сделайте меня своей игрушкой! Ради вас я готов на всё. (переворачивает ванну, ползет к цветочной ширме, за которой наряжается Ванда) Если брак может быть основан на полном равенстве и согласии, то противоположности порождают самые сильные страсти. Мы с вами противоположности, мы почти враждебны друг другу. Отсюда та дикая страсть, неистовое, непреодолимое влечение к вам – отчасти страх, отчасти ненависть. Но при таких отношениях одна из сторон должна быть молотом, другая – наковальней. Я хочу быть наковальней! Я не могу быть счастлив, пока смотрю на вас сверху вниз.
ВАНДА. (гневно) Однако, Северин! Вы считаете меня способной поступить дурно с человеком, который любит меня так беззаветно, как любите вы?
СЕВЕРИН. Отчего же нет? Будьте ко мне жестоки – я стану боготворить вас ещё сильнее! Истинно любить можно лишь то, что стоит выше нас: женщину, которая подчиняет своей красотой, темпераментом, умом, силой воли, которая станет деспотицей.
ВАНДА. Вас, значит, притягивает то, что другим ненавистно?
СЕВЕРИН. Да! (осторожно надевает на плечи Ванды меховой плащ) У меня, знаете, к этому страсть.
ВАНДА. Но, в конечном счете, во всех наших страстях нет ничего особенно странного: кому же в самом деле не нравятся красивые меха? Ведь всякий знает и чувствует, как близко родственны друг другу жестокость и сладострастие.
СЕВЕРИН. Я приехал сюда в надежде среди величавой природы этих гор избавиться от моей болезненной страстности, моего томления... Но как только я увидал вас, там в гостиной у камина, все мои комплексы, мои скрытые неутоленные страсти вырвались наружу. Ни о каком избавлении не может быть и речи. Словно мраморное изваяние вы кутались в свои царственные меха, моя дивная каменная богиня... Вы свели меня с ума! Я просто помешался.
ВАНДА. О, Северин! У вас мягкая, податливая, чувственная натура, и такая тонкая душа. (целует его в лоб) Разум имеет над вами так мало власти.
СЕВЕРИН. А мученики тоже были натуры мягкие и чувственные?
ВАНДА. Мученики?
СЕВЕРИН. Наоборот, это были сверхчувственные люди, они находили наслаждение в страдании, искали самых страшных удовольствий, мучений и даже смерти, как другие ищут радости. Вот и я такое же сверхчувственное существо, сударыня.
ВАНДА. Берегитесь, Северин! Как бы вам самому не сделаться мучеником любви – мучеником женщины.
СЕВЕРИН. О, моя богиня, ради вас я готов на всё! Я жажду вашей ласки, вашей любви, я хочу быть мучеником, хочу быть... наковальней!!
Ванда, ловко перепрыгивая через лужи мыльной пены, сбегает вниз по лестнице в гостиную сбросив с себя всё. Северин преследует её, ползет на коленях по мокрому полу.
*
КАРТИНА 2
Сцена 1
Ванда и Северин
В саду у фонтана мраморная статуя Венеры без головы.
Ванда сидит на краю фонтана, с любопытством разглядывает статую, вдыхает аромат красного макового цветка.
СЕВЕРИН. В юности я избегал всякого соприкосновения с прекрасным полом, я был сверхчувственным до помешательства. (собирает цветы, бросает на колени Ванды) Мне было лет четырнадцать, когда к матери поступила новенькая горничная, прелестное создание: молоденькая, стройная, с пышной белой грудью, отличным тазом. Однажды утром я сидел за своим Тацитом, воодушевляясь добродетелями древних германцев, а малышка подметала в комнате. Вдруг она остановилась, нагнулась ко мне, и не выпуская щетки из рук, прижалась своими полными, свежими как роса цветов губами к моим. Поцелуй меня обжег, я поднял свою "Германию" как щит против соблазнительницы, и в возмущении бежал из дому.
ВАНДА. (громко смеётся) Вы удивительный! Продолжайте, Северин, продолжайте.
СЕВЕРИН. К моим родителям захаживала графиня Соболь, она доводилась мне троюродной тёткой. Ей было не меньше сорока. Всё еще свежая и соблазнительная, графиня носила отделанную мехом темно-бурой куницы кацавейку из зелёного бархата. Женщина величавая, красивая, с пленительной улыбкой, в семье она имела репутацию Мессалины. Я держался с ней грубо, неуклюже, невежливо до крайности, – графиня была мне прямо ненавистна. Она неожиданно явилась ко мне в комнату в своей подбитой мехом кацавейке, в сопровождении кухарки, судомойки и той самой горничной, которой я пренебрёг. Они схватили меня, скрутили по рукам и ногам. Тётка со злобной улыбкой засучила рукава и принялась хлестать меня толстой розгой, да так усердно, что брызнула кровь. Я закричал, заплакал, взмолился о пощаде. Тогда она велела меня раздеть, и я стоя на коленях, благодарил её за суровое наказание, целовал ей ручки. Представьте себе, под розгами этой роскошной красавицы, разгневанной царицы в её меховой душегрейке, во мне впервые затеплилось чувство к женщине. С той поры тётка начала казаться мне самой обворожительной на свете. Моя робость перед женщинами была не чем иным, как до крайности обострённым чувством красоты. Чувственность превратилась в моей фантазии в своего рода культ, и я поклялся себе не расточать ее священных переживаний на существа обыкновенные, а сохранить их для идеальной женщины. Если возможно, для самой богини любви. (падает на колени, протягивает ей белый маковый цветок) Для вас, моя царица!
ВАНДА. Вы взволновали меня своим рассказом, Северин. У вас оригинальная манера – разгорячить фантазию, взвинтить нервы, ускорить сердцебиение... Вы окружаете порок каким-то фантастическим ореолом. Ваш идеал – смелая, гениальная куртизанка. О, вы, кажется, из тех мужчин, которые способны бесповоротно погубить женщину!
СЕВЕРИН. (поправляет шубу Ванды, целует её белые плечи) Да, красавица моя. Я без ума от ваших мехов.
ВАНДА. Откуда у вас это пристрастие к мехам, Северин?
СЕВЕРИН. Это врожденное, я обнаружил его ещё в детстве. Впрочем, на всех нервных людей меха оказывают возбуждающее действие, оно основывается на законах всеобщих и естественных. В них есть какое-то физическое очарование, ему никто не в силах противиться. Взять хотя бы символическое значение, которое меха приобрели как атрибут красоты и власти. В былые времена монархи и знать присвоили себе исключительное право носить меха, а великие художники облекали ими королев красоты: Рафаэль для божественных форм Форнарины, Тициан для розового тела своей возлюбленной не нашли более драгоценной рамы, чем тёмные царственные меха.
ВАНДА. Благодарю за столь поучительный эротический доклад. Вы всё ещё не ответили, что связывает с мехами лично вас.
СЕВЕРИН. Правда? Я уже говорил, что в страдании заключается странная прелесть: ничто не в силах так разжечь мою страсть, как тирания, жестокость и, прежде всего, неверность любимой женщины. А такую женщину, этот странный идеал – с душой Нерона в теле Фрины, я не могу представить себе без мехов.
ВАНДА. Понимаю. Они придают женщине что-то властное, импозантное.
СЕВЕРИН. Не только это. Я, знаете ли, существо сверхчувственное, у меня все коренится в фантазии и получает пищу оттуда. Я рано развился и обнаружил в себе повышенную возбудимость. В десятилетнем возрасте ко мне в руки попали жития мучеников. Помню, с каким ужасом и восторгом я читал, как они томились в темницах, как их клали на раскаленные колосники, простреливали стрелами, варили в кипящей смоле, бросали на растерзание диким зверям и птицам, распинали на кресте. И самое ужасное, они сносили всё с дикой, неистовой радостью. С тех пор страдания, пытки и жестокие мучения начали представляться мне совершенно особым наслаждением, тем более, когда эти мучения причиняет прекрасная молодая женщина – средоточие всего поэтического, равно как и всего демонического. Я вижу в чувственности нечто священное – единственно священное. В женщине и её красоте – божественное, олицетворение природы, Исиду, а в мужчине – ее жреца и покорного раба. По отношению к мужчине она жестока как сама природа, для него же издевательства и даже смерть от её руки – великое счастье.
Целует руку Ванды, даёт себе пощечину её же рукой. Ванда не сопротивляется.
СЕВЕРИН. Я завидовал королю Гунтеру, которого властная Брунхильда связала в брачную ночь, завидовал бедному трубадуру, которого своенравная госпожа велела зашить в волчью шкуру, чтобы затем затравить, как дикого зверя. Я завидовал рыцарю Цтираду, которого смелая амазонка Шарка хитростью поймала в лесу близ Праги, затащила в Девенский замок и, позабавившись, велела колесовать...
ВАНДА. (отталкивает его ногой) Отвратительно, просто ужасно! Желала бы я, чтоб вы попали в руки женщины этой дикой породы. В волчьей шкуре, под зубами псов или на колесе – вот уж исчезла бы для вас всякая поэзия!
СЕВЕРИН. Вы думаете?
ВАНДА. В самом деле, вы не в своем уме, Северин.
СЕВЕРИН. Возможно. (целует меха) Но выслушайте меня до конца! Я с жадностью набросился на книги, где описывались самые зверские жестокости, и с особенным наслаждением рассматривал картины, гравюры с изображениями кровожадных тиранов, инквизиторов, подвергавших еретиков жутким пыткам, сожжению и казням всякого рода. Я боготворил женщин, отмеченных красотой и сладострастием, своими насилиями – вроде Либуше, Лукреции Борджия, Агнесы Венгерской, королевы Марго, султанши Роксоланы и русских цариц... Все они были в мехах и мантиях, подбитых горностаем.
ВАНДА. (кокетливо кутаясь в свой тяжелый меховой плащ) А как вы чувствуете себя сейчас?
Северин падает перед ней на колени, схватившись за подол шубы.
СЕВЕРИН. Я побежден страстью, я целую вечность готов стоять перед вами на коленях. Моя царица, моя госпожа, вы пробудили во мне заветную, долго дремавшую фантазию...
ВАНДА. (ставит ногу ему на голову) И в чём же она заключаются?
СЕВЕРИН. (закутывается в её шубу, обнимает колени) О, Ванда, небожительница...
ВАНДА. Идёмте, Северин! Скорее идёмте на конюшню.
Проходят через сад на конюшню.
*
Сцена 2
Конюх, Ванда, Северин на конюшне
ВАНДА. (конюху) Покажи мне хлысты.
КОНЮХ. (проводит Ванду вглубь конюшни к стене, увешанной седлами, хлыстами и плетьми) Эти вам, вероятно, подойдут.
ВАНДА. Нет, эти слишком малы. (оглядывается на Северина) Мне нужен большой...
КОНЯХ. Для бульдога?
ВАНДА. Да, для бульдога. Такими в России наказывают непокорных рабов.
Конюх приносит ей хлыст внушительных размеров – Ванда внимательно его изучает.
Северин покорно ждёт в стороне, держит ее плащ, с вожделением поглаживая меховой воротник.
ВАНДА. А розги здесь есть?
КОНЮХ. Тоже... (с тревогой смотрит на Северина) для бульдога?
ВАНДА. Для лакеев. Совсем распоясались: в доме грязь, перевернули ванну, затопили мой будуар.
КОНЮХ. Негодяи. За такое надо колесовать! Розг нет – есть брёвна.
ВАНДА. Брёвна? Брёвна сгодятся для камина, где они?
КОНЮХ. Вон там в углу.
ВАНДА. Ты слышал, Северин?
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа.
Северин с великой осторожностью вешает её меховой плащ на стену среди хлыстов и сёдел, уходит за бревнами.
ВАНДА. Прекрасно, просто прекрасно. (конюху) Обворожительные у вас брёвна. Ты мне очень помог, теперь ступай.
КОНЮХ. Куда, моя госпожа?
ВАНДА. А мне почем знать? (бросает в него ржавый топор - промахивается) Займись чем-нибудь, бревно себе найди.
КОНЮХ. Но...
ВАНДА. Исчезни, кому говорят? (бьёт по стене хлыстом) Убирайся к чёртовой матери!
Конюх быстро уходит.
СЕВЕРИН. (осторожно подходит сзади, обнимает Ванду за плечи) О, моя прекрасная повелительница, вы были с ним так суровы. Не могли бы также и со мной?
ВАНДА. На колени, раб! На колени! Кто позволил тебе встать?
Она хлестнула воздух, глядя на Северина с улыбкой.
СЕВЕРИН. Дивная женщина...
Ванда медленно подворачивает рукава меховой кацавейки.
ВАНДА. Молчи, раб. (бьёт хлыстом) На колени!
Ванда склонилась к Северину и нежно обвила его шею руками.
ВАНДА. Я сделала тебе больно?
СЕВЕРИН. Ну что ты! А если бы и сделала, – боль, которую ты причиняешь, для меня наслаждение. Бей же меня, если это доставит тебе удовольствие.
ВАНДА. Но это не доставляет мне ровным счетом никакого удовольствия. (отворачивается, уходит к стене, увешанной плетьми и хлыстами, с нежностью проводит по ним рукой) Меня охватывает какое-то странное опьянение...
СЕВЕРИН. Меня тоже... (падает на солому) Бей меня! Бей, любимая, забудь о жалости!
Ванда взмахнула хлыстом и ударила Северина дважды.
ВАНДА. Ну что, хватит с тебя?
СЕВЕРИН. Нет!
ВАНДА. Северин!
СЕВЕРИН. (падает на колени) Бей меня, прошу, умоляю, бей! Такое упоение получать от тебя удары...
ВАНДА. Да, потому что ты отлично знаешь, что это несерьёзно, что у меня не хватит духу сделать тебе по-настоящему больно. Мне противна эта грубая игра! Если бы я действительно была такой женщиной, которая способна хлестать своего раба, ты бы ужаснулся.
СЕВЕРИН. Нет, Ванда, нет! Я люблю тебя больше всего на свете, я не раздумывая отдал бы свою жизнь в твои нежные заботливые ручки. Делай со мной всё, что тебе вздумается, всё, что внушит тебе твоя дивная заносчивость. Избей меня в кровь хлыстом, я отдаюсь тебе – я весь твой, растопчи меня...
ВАНДА. Я чувствую, что во мне дремлют опасные наклонности, а ты их пробуждаешь, и не к своей выгоде, Северин. Ты умеешь так соблазнительно изображать жажду наслаждений, жестокость и гордое высокомерие...
СЕВЕРИН. Я хочу быть твоим рабом.(простёршись перед ней лицом вниз) Бей! Топчи меня ногами!
ВАНДА. Я ненавижу всякую комедию.
СЕВЕРИН. Так издевайся надо мной всерьёз!
ВАНДА. Северин, предостерегаю тебя снова – в самый последний раз...
СЕВЕРИН. (обнимает, покрывает поцелуями ее сапоги с меховой отделкой) Если любишь, будь жестока!
ВАНДА. Если люблю... Ну, хорошо. Уговорил. Так будь же моим рабом и почувствуй, что значит всецело отдаться в руки женщины. (наступает на Северина ногой) Ну, раб, как тебе это нравится?
Она взмахнула хлыстом.
ВАНДА. Вставай!
Северин хочет подняться на ноги, но не может.
ВАНДА. Вставай, кому говорят! (отшвыривает его ногой) Не так. На колени!
Северин упал на колени, но не смог долго простоять под ударами тяжелого хлыста. Падает на локти, Ванда начинает хлестать ещё яростней.
*
Сцена 3
Ванда и Северин в гостиной у камина
Северин в кресле без чувств – юный лакей обрабатывает ему раны.
Вид у него весьма довольный. Ванда сидит напротив, закутавшись в меховой плащ.
ВАНДА. Ну? Как вы чувствуете себя теперь, Северин? Как будто вас уже наполовину колесовали?
СЕВЕРИН. Да, Ванда... Да... Вы всколыхнули во мне долго дремавшую чувственность, мою звериную сущность.
ВАНДА. И вы хотели бы?..
Ванда кладет руку ему на затылок.
СЕВЕРИН. Стать рабом женщины, прекрасной женщины, которую люблю, которую боготворю!
ВАНДА. И которая с вами жестока?
СЕВЕРИН. Да, которая меня истязает, связывает и топчет ногами, отдаваясь при этом другому... (сползает на пол к её ногам) Растопчи меня, Ванда. Отшвырни меня ногой, избей хлыстом, изнасилуй в ванной... О небожительница, я жажду твоих ласк! Как ты прекрасна в своих царственных мехах... Я уже говорил, что боготворю тебя, Ванда?
ВАНДА. Я успела забыть.
СЕВЕРИН. Ну так я повторю ещё тысячу раз, лишь бы ты поверила в мою любовь! (хватает ее руки, целует, даёт себе пощечины)
ВАНДА. Не надо, Северин, прошу, не мучьте меня!
СЕВЕРИН. (у её ног) Ванда, что вы со мной делаете....
ВАНДА. Вы ещё не знаете, на что я в самом деле способна.
СЕВЕРИН. На самые зверские жестокости?
ВАНДА. Когда вы, обезумев от ревности, выступите против счастливого соперника, я подарю ему вас, отдам ему на растерзанье, во власть его грубости. Почему бы и нет? Разве такая картина вам меньше нравится?
СЕВЕРИН. О, небожительница, царица Олимпа... (обнимает её меховой плащ) Вы превосходите мои грёзы!
ВАНДА. Да, пожалуй, я изобретательна на свой лад. Когда вы найдете свой идеал, легко может случиться, что с вами будут поступать более жестоко, чем вам хотелось бы.
СЕВЕРИН. (прильнул пылающим лицом к её лону) Боюсь, я уже нашел свой идеал.
ВАНДА. (вскочила, смеясь, закружилась по комнате) Неужто во мне?!
Северин встаёт на колени.
СЕВЕРИН. Ещё раз прошу – будьте моей женой, моей верной искренней... Будьте моим идеалом до конца – бейте немилосердно, без всякой жалости!
ВАНДА. Нет... нет...
СЕВЕРИН. Вам должно понравиться властно держать мужчину в своих руках, мучить его, давить каблуком на горло.
ВАНДА. Ну что вы, Северин. Хотя... может быть. (берёт хлыст с каминной полки - обнимает, поглаживает) Вы в конец развратили мою фантазию. У меня закипает кровь при одной мысли о женщинах эгоистичных, легкомысленных и жестоких. Вы так безумно в меня влюблены, мне вас жаль. Но кто может поручиться, что я не злоупотреблю своей властью?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки) Ваше доброе сердце.
ВАНДА. Власть портит. Я могу стать заносчивой...
СЕВЕРИН. Так будь заносчивой – умоляю, будь!
ВАНДА. Боюсь, я этого не сумею, но ради тебя, дорогой, я попытаюсь. Потому что я люблю тебя, Северин, так люблю... Я ещё никого так не любила! (отталкивает его ногой)
СЕВЕРИН. О, моя прекрасная госпожа, сделайте это снова! Ещё разок, ну пожалуйста!
ВАНДА. Нет, Северин, и не просите! Я совсем не хочу вас мучить, я слишком вас полюбила...
СЕВЕРИН. Ванда, небожительница, вернись! Бей, топчи меня ногами! Ты знаешь, как мне это нужно.
ВАНДА. Нет, Северин, никогда! Молитесь всем святым, но больше никогда моя ножка не коснется вашего лица! Оно слишком прекрасно, я не смею его топтать.
Убегает в сад, хлопнув дверью.
СЕВЕРИН. (ползет на коленях следом) Любимая, вернись, умоляю! Я же без тебя умру, зачахну...
ВАНДА. (порывисто открывает дверь, бьёт Северина дверью по лицу) Это в последний раз, Северин, слышишь? В самый последний раз!
СЕВЕРИН. О, любовь моя... Ты делаешь мне больно, ты меня так любишь. Небожительница! Ты убиваешь меня своей нежностью... Ванда! Ты мой идеал.
Ванда направляется к камину, берёт кочергу, крутит в руках, поигрывает ею.
ВАНДА. Понятно, что теперь меня возбуждает только одна мысль – видеть этого серьёзного человека у своих ног, так беззаветно, прямо-таки исступленно отдавшегося мне как своему безумному идеалу. Но долго ли продержится это возбуждение? Женщина может любить мужчину, раба же она унижает и в конце концов отшвыривает ногой.
Северин ползёт к ней.
СЕВЕРИН. Так отшвырни меня ногой, когда я надоем тебе! Я хочу быть твоим рабом.
Закутывается в её шубу.
ВАНДА. А если я поддамся искушению и испробую на тебе свою силу? Как Дионисий, который велел изжарить изобретателя железного быка в его собственном изобретении, чтобы убедиться, действительно ли его предсмертные крики и хрипы подобны реву быка. Что, если я окажусь женской ипостасью Дионисия?
Юный Лакей спускается по лестнице, тайком подслушивает разговор влюбленных.
СЕВЕРИН. О, будь ей! Исполни мои мечты. Я весь принадлежу тебе, целиком и полностью, доброй или злой – выбирай сама. Меня влечёт рок, заключенный в твоей груди, – влечёт демонически, всесильно...
Ванда сбрасывает со плеч шубу Северину в лицо, затем уходит в сад, громко хлопнув дверью.
Северин в шубе ползёт следом, лакеи преграждают ему путь, несут корзины с бельём.
СЕВЕРИН. (закутывается в шубу) Какое блаженство – быть её рабом. Она любит меня, она меня так любит...
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Ничего подобного. Она вернётся и растопчет тебя как таракана, сравняет с землей, как делает это с нами ежедневно.
СЕВЕРИН. (ползёт вверх по лестнице в будуар Ванды) Тем лучше.
*
Сцена 4
Северин, Ванда, Гер Захер в саду
Очень солнечно. Ванда в легком белом платье сидит на скамье у фонтана перед статуей Венеры – со скульптурой всё в порядке, голова на месте. У Ванды скучающий вид. Северин сидит у ее ног, читает вслух стихотворение на древнегреческом.
СЕВЕРИН. Тебе понравилось, Ванда? Я посвящаю его тебе. (целует ей ручки) Ванда, ты меня хоть слышала? У тебя такой вид...
ВАНДА. (смотрит в сторону - в сад) Какой?
СЕВЕРИН. Как будто тебе до меня нет дела. Куда ты всё смотришь, любимая? Я бы хотел видеть твои счастливые глаза, которые смотрят только на меня.
ВАНДА. Солнце ослепило меня. Чего ты хочешь?
Встает, ходит вокруг фонтана.
ВАНДА. Посмотри, кто это там гуляет с красивыми неграми затянутыми в красный атлас? Я их здесь раньше не видела. Это рабы из Нубии?
СЕВЕРИН. Конечно, душа моя, здесь больше никто не гуляет. Присядь со мной.
ВАНДА. С ними очень привлекательный молодой мужчина. Подойди, Северин, посмотри.
СЕВЕРИН. Мужчина? А меня ты больше не любишь?
ВАНДА. Конечно люблю! Но я бы позволила красивому молодому мужчине немножечко поухаживать за мной. Я свободна и могу делать всё, что мне вздумается. Северин! Ты сейчас же разузнаешь, как его зовут, где он живет и вообще всё, что его касается. Тебе ясно?
СЕВЕРИН. Ванда, любимая... Не проси меня сделать это.
ВАНДА. Разве ты не мой раб, Северин? Разве я не твоя госпожа, жестокая северная Венера в мехах?
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Никаких отговорок. Повинуйся! Пригласи его на ужин.
СЕВЕРИН. Моя повелительница, я у твоих ног. (падает на колени)
ВАНДА. (нежно кладет ногу ему на затылок) И принеси мне скамеечку под ноги.
СЕВЕРИН. (в сторону) О! Чем это кончится?..
Ванда разражается весёлым смехом.
ВАНДА. Это ещё не начиналось!
СЕВЕРИН. (быстро пишет записку, подзывает лакея) Отнеси Леопольду, сейчас же. (Ванде) Ты бессердечнее, чем я думал.
Лакей убегает.
ВАНДА. Северин! Я еще ничего не сделала, - ровно ничего, а ты уже называешь меня бессердечной. Что же будет, когда я исполню твои фантазии, когда стану вести весёлую, беззаботную жизнь, окружу себя поклонниками и целиком осуществлю твой идеал с попиранием ногами и ударами хлыста?
СЕВЕРИН. Ты принимаешь мои фантазии слишком серьёзно...
ВАНДА. Слишком серьёзно? Но раз я их осуществляю, я уже не могу остановиться на шутке. Ты знаешь, как мне ненавистна всякая комедия, вся эта игра. Ты ведь этого хотел? Чья это затея – твоя или моя? Ты разжег мое воображение, разумеется, теперь для меня это серьёзно!
СЕВЕРИН.(нежно) Выслушай меня, Ванда! Мы так любим друг друга, мы счастливы вместе, неужели ты хочешь принести наше будущее в жертву простой прихоти?
ВАНДА. Это не простая прихоть!
СЕВЕРИН. А что же тогда?
ВАНДА. Были, конечно, задатки во мне самой, но ты их пробудил, и теперь, когда это превратилось в страстное влечение, заполнило меня всю, когда я вижу в этом наслаждение, я уже не хочу и не могу жить иначе, – теперь ты хочешь повернуть всё вспять? Ты мужчина или нет?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки) Любимая моя!
ВАНДА. Ах, оставь! Ты не мужчина...
СЕВЕРИН. А кто же тогда?!
ВАНДА. Я своенравна, и ты это знаешь. Я не так сильна в фантазиях и не так слаба в их исполнении, как ты. Если я решаю что-нибудь сделать, я делаю. (отталкивает Северина ногой, встаёт, направляется к дому) Ах, оставь!
СЕВЕРИН. Ванда! Бей, топчи меня ногами, умоляю...
ВАНДА. Предостерегаю тебя в самый последний раз: у тебя еще есть выбор. Я не принуждала тебя стать моим рабом – ты сам попросил.
СЕВЕРИН. О, Ванда, ты не знаешь, как я тебя люблю!
ВАНДА. Ты заблуждаешься, Северин. Ты кажешься дурнее, чем ты есть на самом деле, твоя природа гораздо добрее, благородней... Но вот сейчас ты просто помешанный!
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. Что ты знаешь о моей природе? Ты ещё узнаешь, какая я. (на полпути к дому резко останавливается) Решайся же, хочешь ты подчиниться безусловно?
СЕВЕРИН. А если я скажу... нет?
ВАНДА. Тогда убирайся.
СЕВЕРИН. Ты сердишься? (ползет к ней на коленях) Ты будешь избивать меня хлыстом?
ВАНДА. О, нет! Я отпущу тебя. Можешь идти. Ты свободен. Я тебя не удерживаю.
СЕВЕРИН. Ванда! Меня, человека, который так любит тебя... Меня унижает твоё безразличие!
ВАНДА. Неужели? Может ты и любишь меня, и даже боготворишь, но ты труслив, лжив и лицемерен, ты изменяешь своему слову. (бросает ему в лицо перчатки) Оставь меня сию же минуту. Ты не мужчина!
СЕВЕРИН. Ванда!..
ВАНДА. Баба!
Северин бросается к ее ногам, не в силах сдержать рыданий.
ВАНДА. (хохочет) Только слёз не хватало! Подите. Я не хочу вас больше видеть.
СЕВЕРИН. Боже мой! Да, я сделаю всё, что ты прикажешь: буду твоим рабом, твоей вещью, только не отталкивай меня – я погибну. Я жить без тебя не могу... Бей, топчи меня ногами!
Обнимает её колени, покрывает поцелуями лаковые сапоги.
ВАНДА. Ты должен быть рабом и чувствовать хлыст, потому что ты не мужчина.
Северин собирается уйти прочь, но тут же возвращается.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. (внезапно подобрев) Поди сюда. (целует его глаза, кладет голову на грудь)
СЕВЕРИН. Положим этому конец. В твоей власти сократить срок моих мучений. (глотает слёзы) Ты знаешь, какая это мука для меня, быть с тобою рядом и знать, что душой и сердцем ты принадлежишь другому...
ВАНДА. Как можно плакать? Ты ещё совсем дитя.
СЕВЕРИН. Положим этому конец. Будь моей женой!
ВАНДА. Ни-ког-да!
СЕВЕРИН. Что ты сказала?
ВАНДА. (возвращается к фонтану) Никогда, Северин, никогда.
СЕВЕРИН. Но Ванда, любовь моя, небожительница...
ВАНДА. Никогда. Слышишь, Северин? Никогда! Мужем моим ты быть не можешь.
Северин садится у её ног.
Ванда не оборачивается, смотрит в сторону конюшни – туда, где гуляют негры.
ВАНДА. Речь не о том, сможешь ли ты удовлетворить меня как муж. В рабы во всяком случае, сгодишься.
Северин отворачивается, обнимает ноги Венеры, роняет слёзы в фонтан.
Появляется Гер Захер в сопровождении чернокожих слуг.
НЕГР. Русский князь Леопольд фон Захер рад приветствовать госпожу...
ГЕР ЗАХЕР. Можно Вашу ручку? (целует ручку)
ВАНДА. (смущенно, протягивает обе) Ванда фон Дунаева.
ГЕР ЗАХЕР. Удивительное имя у Вас... Вы не из России?
ВАНДА. Граф фон Дунаев был моим мужем, у него, знаете, русские корни.
ГЕР ЗАХЕР. Был?.. Что это значит?
ВАНДА. Он умер. Повесился. Теперь я вдова.
ГЕР ЗАХЕР. О, это прекрасно. (целует ей ручки) Я имел ввиду... Какая страшная невосполнимая потеря!
ВАНДА. Бедный фон Дунаев, он был стар. Мне все сочувствовали.
ГЕР ЗАХЕР. Слава богу, Вы остались живы. (крепко сжимает её ручки в своих)
ВАНДА. Ах, Леопольд... У вас прелестная шапка, просто восхитительная. Какие меха!
ГЕР ЗАХЕР. Я весьма рад, что Вам нравится.
ВАНДА. Я так люблю меха! Я без ума от диких животных. Приходите к нам сегодня вечером на чай с пирогом – я покажу вам свою шубку из русских соболей.
ГЕР ЗАХЕР. Непременно загляну. Я без ума от соболей. (Северину) А вы..?
СЕВЕРИН. (смущенно протягивает руку, он все еще на коленях у фонтана) Фон Кузимский, Северин фон Кузимский.
ГЕР ЗАХЕР. Очень приятно!
СЕВЕРИН. (жмёт руку) И мне, Леопольд, и мне...
Гер Захер и Северин уходят в сторону.
ГЕР ЗАХЕР. Хорошо я сыграл?
СЕВЕРИН. Я сам чуть не поверил. Гер Захер, вы так находчивы! Особенно шапка...
ГЕР ЗАХЕР. А мне всегда казалось, что я плохой актер, совсем не умею лгать – я так привык говорить правду.
Гер Захер кланяется Ванде и уходит в сопровождении негров.
Ванда жадно провожает его глазами.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. Чего ты хочешь? (бьёт его ногой под колено) Князь ослепил меня. Он из тех мужчин, которые мне нравятся.
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. И не показывайся мне на глаза – не хочу тебя больше видеть.
СЕВЕРИН. Я сделаю всё, что ты прикажешь, только не отталкивай меня – я погибну... (обнимает ее колени, покрывает её руки поцелуями) Я жить без тебя не могу!
ВАНДА. Теперь я узнала тебя, поняла твою собачью натуру, способную боготворить того, кто топчет тебя ногами, боготворить тем больше, чем больше тебя унижают. Я узнала тебя, а ты меня ещё узнаешь!
Ванда уходит.
*
Сцена 5
Северин, Ванда
Северин один в гостиной, заталкивает воротнички и меховые кофточки ногой в чемодан.
Входит Ванда.
ВАНДА. Что с тобой? Ты дрожишь?
СЕВЕРИН. (прячет чемодан за кресло) Я страдаю ужасно.
ВАНДА. (громко и весело хохочет) Страдаешь?
СЕВЕРИН. (стонет) Как ты можешь смеяться? Значит, ты даже не догадываешься...
Ванда схватила руками его голову и порывисто прижала к своей груди.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. Верно, тебе ведь приятно страдание? (смеётся, отталкивает его ногой) Ты всё ещё страдаешь, Северин?
СЕВЕРИН. О, если б ты могла понять! Этот князь, Ванда, зачем он тебе, когда у тебя есть я, твой верный раб, который готов служить, готов ради тебя на всё...
Ванда тянется к карнизу за хлыстом.
ВАНДА. Я и забыла, как тебе нравится страдать. Погоди же, я тебя вылечу!
СЕВЕРИН. О, блаженное мгновение... Теперь ты моя! Лучше потерять тебя, чем вовсе не обладать тобой. (теряет сознание)
ВАНДА. Вот так. Теперь ты благоразумен. (укладывает его на диван) А! Откуда кровь? Я тебя поцарапала?
СЕВЕРИН. (навзрыд) Ты вырвала мне сердце!
ВАНДА. Так значит, я доставила тебе это удовольствие?
СЕВЕРИН. Я буду страдать чудовищно, и буду боготворить тебя тем больше, чем больше страдаю. Только не обманывай меня... У тебя должно хватить сил сказать мне со своей демонической улыбкой: "Любить буду тебя одного, но счастье дарить всякому, кто мне понравится".
ВАНДА. Ах, Северин! Что вы обо мне думаете? Мне противен всякий обман, я слишком правдива, но какой мужчина не согнется под бременем правды? Если б я сказала, что чувственно весёлая жизнь, язычество – мой идеал, хватило бы у Вас сил вынести это?
СЕВЕРИН. Конечно! Я всё стерплю, только бы не расставаться с тобой, Ванда. Я ведь чувствую, как мало, в сущности, для тебя значу...
ВАНДА. О, Северин...
СЕВЕРИН. Однако, это так. Именно потому...
ВАНДА. Потому ты хотел бы... (улыбается, берет хлыст с карниза) Я отгадала?
СЕВЕРИН. Быть твоим рабом! Твоей собственностью, лишенной всякой воли, и чтобы ты распоряжалась мною по своему усмотрению. Но я не хочу быть тебе в тягость. Пока ты будешь упиваться всей полнотой земной радости, весёлым счастьем в обществе молодых красавцев, высокомерных графов и князей, наслаждаться всей роскошью олимпийской любви – я буду служить тебе, обувать тебя, чистить бархатные туфли...
ВАНДА. В сущности, ты не так уж неправ, Северин. Только в качестве моего раба ты мог бы вынести мою любовь к другим мужчинам. И потом, свобода и наслаждения античного мира немыслимы без рабства. Видеть перед собой трепещущих, пресмыкающихся на коленях людей – о, это должно приносить какое-то ощущение богоподобия. Я хочу иметь рабов, слышишь, Северин? Хочу рабов!
СЕВЕРИН. Разве я не раб твой?
ВАНДА. Послушай, Северин, я буду твоей до тех пор, пока люблю тебя.
СЕВЕРИН. Месяц? Или два?
ВАНДА. Может и два.
СЕВЕРИН. Ах, зачем я только спрашивал...
ВАНДА. Не плачь, дорогой. Я богиня, я буду иногда спускаться к тебе тайком среди ночи со своего Олимпа.
СЕВЕРИН. О, небожительница, ты для меня золотая мечта, фантазия...
ВАНДА. ...которая никогда не станет явью.
СЕВЕРИН. Отчего же она не осуществима?
ВАНДА. Оттого, что у нас нет рабства.
СЕВЕРИН. Так поедем туда, где оно есть – на Восток, в Турцию!
ВАНДА. А ты... согласился бы?
СЕВЕРИН. Я в самом деле хочу быть твоим рабом. Надо узаконить наши отношения.
Становится на колени, горячим лбом льнет к её лону.
СЕВЕРИН. О, небожительница, моя языческая богиня! Я хочу, чтобы твоя власть надо мной была освящена законом, чтобы моя жизнь и даже смерть были в твоих руках... Ничто в этом мире не сможет защитить меня или спасти от твоей безумной любви. О, какое огромное наслаждение отдаваться тебе целиком, зависеть от твоего произвола, от сиюминутной прихоти, от мановения белой ручки! А потом – какое блаженство, когда ты, в минуту слабости, позволяешь рабу целовать свои божественные ноги, от которых зависят моя жизнь и судьба моя!
ВАНДА. Ты бредишь, Северин, ты сумасшедший.
СЕВЕРИН. Ради тебя, я готов на всё! Ты - моя Венера в мехах... (ползёт к ней на коленях, прижимая к груди меховой плащ) Клянусь тебе на этом самом месте, Богом и честью клянусь: я твой раб навеки, когда и где ты захочешь!
ВАНДА. Если я стану действительно легкомысленной, в этом будешь виноват только ты. Я почти уверена, что ты боишься меня, но теперь, когда ты поклялся...
СЕВЕРИН. (целует меха) Я свою клятву сдержу.
ВАНДА. Об этом я позабочусь. Ты будешь моим рабом, а я постараюсь сделаться твоей Венерой в мехах. (хлыстом указывает на ногу) Целуй туфлю! И скорее подай мои меха – мы уедем сегодня же.
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа, сегодня же... (помогает Ванде надеть туфли и черный меховой плащ)
*
Сцена 6
Северин, Ванда
Северин один в гостиной у камина, перед ним гора чемоданов.
СЕВЕРИН. (берёт хлыст с карниза) Вот сейчас я могу бежать... Что она со мной сделает? Что еще придумает моя жестокая госпожа? Она грациозна как кошка и как тигрица готова растерзать в любую минуту. Мое бедное сердце разрывается. (замечает шубу в кресле – припадает к ней, зарывается лицом в меха) Она совершенно забыла о договоренности, о моём рабстве, моём наказании... Как будто всё было простым капризом, она бросила меня в ту самую минуту, когда я стал безволен и покорился её самодержавной прихоти. (целует меха, накидывает себе на плечи) Но как она добра ко мне теперь, как ласкова госпожа! О, мы переживаем блаженные дни.
Ванда в горностаевой кофточке, с распущенными вдоль спины как львиная грива волосами, спускается вниз по лестнице.
ВАНДА. Собирайся! Мы уезжаем.
СЕВЕРИН. (прячет меха за спиной, заталкивает чемоданы под диван) Ванда, любимая, боюсь, я не располагаю средствами...
ВАНДА. Тем лучше. Поедешь со мной на правах раба.
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Подай – мои – меха.
СЕВЕРИН. (стоит у камина, не двигается с места) Ванда...
ВАНДА. (поворачивается спиной, расправляет плечи для шубы) Мои меха.
СЕВЕРИН. Да, моя повелительница!
ВАНДА. Это слово мне нравится. Можешь так всегда меня называть. После обеда мы уедем отсюда. Ты будешь моим спутником, моим другом. А с той минуты, как мы сядем в вагон – ты мой раб и слуга. Всё понял? А теперь собери вещи. Мои шубки и меховые кофточки. Чемоданы наверху. Лакеи уже всё подготовили, я уверена...
Северин осторожно набрасывает меха ей на плечи, отвернувшись, отходит к камину.
ВАНДА.(взбирается на диван) Ну, нравлюсь я тебе?
СЕВЕРИН. Вы как всегда неотразимы, моя госпожа. (не смотрит на неё, закрывает лицо руками) Моя дивная госпожа...
ВАНДА. Стань на колени вот тут у моих ног. Целуй руку... А теперь ногу... туфлю целуй!
СЕВЕРИН. Ради вас я готов на всё, моя повелительница.
Приступ страсти у обоих. Ванда снимает шубу и меховую кофточку, Северин осыпает её поцелуями.
ВАНДА. Стой, развратник! Ты забыл кое-что... Самое важное.
СЕВЕРИН. Какое-нибудь условие?
ВАНДА. Да. Нам нужен договор. Я обязуюсь всегда носить меха. Но я и так обещаю тебе это. Я буду носить их уже потому, что они помогают мне чувствовать себя деспотицей, а я хочу быть с тобой жестока, понимаешь?
СЕВЕРИН. (падает перед ней на колени) Где подписать?
ВАНДА. Прежде я прибавлю твои условия, ты подпишешь его на месте.
СЕВЕРИН. В Турции? Или в Константинополе?
ВАНДА. Нет. Я передумала. Зачем мне раб в стране, где у всех есть рабы? Я хочу иметь раба здесь, в цивилизованном, трезвом, филистёрском мире, где раб будет только у меня, причем такой раб, которого отдали в мою власть не закон, не моё право или грубая сила, а могущество красоты и сила моей личности. Вот, что меня прельщает. Мы уедем в какую-нибудь страну, где никто нас не знает... В Италию! В Рим, в Неаполь... Слышишь, Северин? Мы едем в Италию. Там ты сможешь, не стесняясь перед светом, выступить в роли моего раба. Я буду называть тебя Григорий.
Ванда страстно припадает к губам Северина.
СЕВЕРИН. Ванда! (задыхается от страсти) Я хочу быть в твоих руках, хочу принадлежать только тебе, зависеть от твоего произвола, от милости моей повелительницы, моей дивной госпожи...
Северин скользнул к ее ногам, смотрит снизу вверх как в дурмане.
ВАНДА.(кладёт ладонь ему на затылок) Как ты красив теперь! Меня восхищают, чаруют твои глаза, когда они вот так угасают, словно в экстазе, а какой дивный взгляд у тебя под смертельными ударами хлыста! Григорий... У тебя глаза мученика.
СЕВЕРИН. О да, моя небожительница, я у твоих ног – мучай меня...
Ванда отвечает ему хлыстом, хватает за воротник – душит, Северин кричит. Они вместе падают на пол перед камином на медвежью шкуру, накрываются черной соболиной шубой.
*
Сцена 7
Ванда, Художник и Северин в номере отеля во Флоренции
Звонкий смех. Из затемнения: ярко освещенный номер отеля, красный диван с бархатными подушками, справа от дивана мольберт, слева ширма. В номер входят художник и Ванда.
ВАНДА. Ах, это невероятно... В уме ли вы! Меня – в образе Богоматери! Погодите-ка, я покажу вам другой портрет – картину, которую я написала сама. (скрывается за ширмой) Вы должны её скопировать.
Следом в номер входит Северин в светло-голубой форме лакея, красной бархатной шапочке и белых перчатках. Северин кланяется, снимает шапку, прижимает к груди, останавливается в десяти шагах от Ванды.
ВАНДА. Григорий! Подойди ближе... Подай мои меха.
Молодой художник готовит мольберт, смешивает краски.
ВАНДА. (переодевается за ширмой) Как жаль, что в современной Италии нет Тициана или Рафаэля. Впрочем, возможно, любовь заменит гений, быть может, наш юный немец... (Северину) Григорий. Проводи его в ванную.
Северин и художник скрываются за дверью.
ВАНДА. Пусть пишет меня. А я позабочусь о том, чтобы краски ему смешивал сам Купидон.
Ванда выходит из-за ширмы, одетая в одну только шубу из красной лисицы, с хлыстом в руках. Она растягивается на красном диване на бархатных подушках. Северин и художник возвращаются из ванной. Северин ложится у ног Ванды, она ставит на него сапог, правая рука её поигрывает хлыстом.
ВАНДА. Смотри на меня! (ударяет Северина хлыстом) Вот так – так хорошо?
Художник страшно бледнеет.
ВАНДА. Ну и как вам нравится эта картина?
ХУДОЖНИК. (стонет) Да – такой я вас и напишу.
Рисует углём очертания тел.
ХУДОЖНИК. (заикается) Картина будет, как большинство картин венецианской школы, портретом и в то же время историей...
ВАНДА. Как вы её назовете? Что это с вами, вы больны?
ХУДОЖНИК. (бледнеет) Мне... немного страшно.
ВАНДА. Тогда поговорим о картине.
ХУДОЖНИК. (промокнув испарину на лбу) Я представляю себе саму богиню Любви, сошедшую с Олимпа к смертному на землю. Она мёрзнет и старается согреться в своих мехах, её ноги на коленях возлюбленного. Прекрасная деспотица бьёт хлыстом своего верного раба, когда устанет его целовать. Он любит её тем безумнее, чем больше она топчет его ногами. Я назову её... "Венера в мехах".
Художник принимается за работу. Ванда лакомится конфетами лежа на диване, скатывает из фантиков шарики и бросает в художника.
ВАНДА. (Северину) Он пишет слишком медленно.
СЕВЕРИН. Тем быстрее растёт его страсть...
ВАНДА. (смеется) Боюсь, он кончит тем, что лишит себя жизни.
ХУДОЖНИК. Меня радует, что вы так хорошо настроены, милостивая государыня. Но ваше лицо совершенно потеряло то выражение, которое нужно для моей картины.
ВАНДА. То выражение, которое нужно для вашей картины? Дайте мне минуту.
Она выпрямляется во весь рост и наносит Северину удары хлыстом.
Художник наблюдает в оцепенении.
С каждым ударом лицо Ванды принимает всё более жестокий и издевательский характер, что приводит художника в жуткий восторг.
ХУДОЖНИК. Да, вот так...
ВАНДА. Теперь у меня то выражение, которое нужно для вашей картины?
Художник в смятении опускает глаза.
ХУДОЖНИК. (страшно заикается) Выражение то... (роняет кисти) Но я больше не могу писать.
ВАНДА. Как?! Может, я могу вам помочь?
ХУДОЖНИК. Да... Ударьте меня.
ВАНДА. О, это с удовольствием! Но если я хлестну, то хлестну всерьёз.
ХУДОЖНИК. Бейте! (падает на колени) Забейте меня до смерти!
ВАНДА. (улыбается) Мне связать вас?
ХУДОЖНИК. Да!.. (стонет) Вяжите... вяжите меня узлом!
Ванда скрывается за ширмой, выходит с верёвками.
Связывает художнику руки за спиной, продевает одну веревку под руки, другую вокруг шеи, привязывает его к мольберту.
Ванда скинула шубу, схватила хлыст и начала хлестать немилосердно.
*
Сцена 8
Северин, Ванда и Художник
Ванда на диване. Художник в слезах, на коленях перед ней.
ХУДОЖНИК. Не женщина... Богиня! Неужели же у тебя совсем нет сердца? Неужели ты не умеешь любить? Совсем не знаешь, что значит любить, изнемогать от страсти, от томления?.. Ты и представить себе не можешь, как я страдаю! Неужели в тебе нет ни капли жалости?!
ВАНДА. Нет! (хохочет) Есть только хлыст.
Она быстро вытаскивает хлыст из-под шубы и ударяет его рукоятью по лицу.
Художник отползает на несколько шагов.
ВАНДА. Надеюсь, теперь вы в состоянии дописать свой олимпийский шедевр.
Художник ничего не отвечает, молча подходит к мольберту, берет кисти и палитру, продолжает работу.
Ванда растягивается на диване, лениво толкает и пинает Северина ногами. Северин молчит, и покорно отдает своё тело ей на растерзание.
ХУДОЖНИК. (через несколько минут) Прекрасная госпожа, картина готова.
Ванда убегает в ванную, даже не взглянув.
СЕВЕРИН. (подходит к мольберту) Она вышла изумительно. Какие черты... Какие дьявольские краски. Такой я видел её в моих снах.
ХУДОЖНИК. (дрожащим голосом) Вы... любите эту женщину?
СЕВЕРИН. Да, очень.
ХУДОЖНИК. Я тоже её люблю.
Слезы заливают ему лицо. Голос Ванды из ванной:
ВАНДА. Заплати ему. Сегодня я не выйду.
Художник молча наносит последние штрихи. Складывает кисти и краски в портфель, руки его дрожат ужасно.
ХУДОЖНИК. У нас в Германии есть гора, в которой она живет. Она – дьяволица.
СЕВЕРИН. Я заплачу вам. Щедро, по-царски заплачу. Только успокойтесь. Вы меня с ума сведете.
ХУДОЖНИК. О, мне уже заплатили...
Художник приоткрыл папку и показал Северину портрет обнаженной Ванды.
ХУДОЖНИК. Её я унесу с собой. Это моё, этого она не может у меня отнять, я заслужил её достаточно тяжко.
Быстро уходит.
*
Сцена 9
Северин и Ванда в номере отеля
На красном бархатном диване свеженаписанная «Венера в мехах», рядом с ней сидит Северин в форме лакея с покорным лицом, потупив взор.
Из ванной комнаты выходит Ванда в дезабилье, в широком темно-зеленом бархатном плаще с соболиной опушкой. Её волосы, полураспущены и подхвачены нитками жемчуга, ниспадают вдоль спины до самых бёдер.
ВАНДА. Подойди, Григорий... Ближе, ещё ближе. Венера в мехах принимает своего покорного раба. (игриво поглаживает свой меховой плащ) Вы всё ещё нравитесь мне. Вы не просто заурядный фантазёр, – вы воплощаете в жизнь свои самые безумные фантазии. Это мне нравится. В этом есть известная сила, а уважать можно только силу. Я думаю, что в каких-то необычайных обстоятельствах, в какую-нибудь великую эпоху то, что теперь кажется слабостью, в самом деле оказалось бы великой силой. В эпоху первых императоров вы были бы мучеником, в эпоху реформации анабаптистом, во время французской революции – одним из тех энтузиастов-жирондистов, которые распевали "Марсельезу" на гильотине. А теперь вы... (очень ласково) Мой покорный раб.
Ванда порывисто, так что соболя соскользнули с ее плеч, бросилась Северину на шею.
ВАНДА. О, Григорий, мой возлюбленный раб, как ты живописен в этом голубом краковском костюме! Ты будешь мерзнуть сегодня ночью в жалкой комнатушке без окон, без камина, без тепла... Не дать ли тебе, моя радость, этот старый меховой плащ?
Она быстро набросила плащ на плечи Северина и закутала его целиком.
ВАНДА. Мои меха тебе к лицу! Они оттеняют твою благородную бледность. Как только ты перестанешь быть рабом, ты сможешь носить бархатную курточку с собольей опушкой, слышишь? А потом я надену на тебя свою меховую кофточку...
Ванда принялась ласкать и целовать Северина, увлекая за собой на красный бархатный диванчик.
ВАНДА. А! Тебе, кажется, понравилось в мехах... Отдай их мне поскорей, иначе я замерзну и совсем забуду о своём достоинстве.
Северин накидывает плащ ей на плечи.
ВАНДА. Я как будто с картины. (закутывается в плащ) Не будь таким несчастным, Григорий. Мне грустно видеть тебя таким. Ты всего лишь слуга, но не раб мой. Пока не подписал договора – ты свободен и можешь уйти в любую минуту. Свою роль ты исполнил превосходно – я в восторге, я горжусь тобой, Григорий. (сбрасывает плащ, укладывается на диван) Ты находишь меня ужасной? Отвечай! Не молчи, я приказываю тебе говорить.
СЕВЕРИН. Могу я быть откровенным?
ВАНДА. Я только этого и требую.
СЕВЕРИН. (смотрит в сторону ширмы – на Ванду старается не смотреть, она слишком прекрасна и соблазнительна в своем неглиже) Я влюблен в тебя больше, чем когда-либо. Чем больше ты мучишь меня, тем сильнее моя любовь. Ты разжигаешь во мне страсть, опьяняешь меня, дурманишь мне голову...
Ванда вскакивает с дивана, привлекает Северина к своей груди, укрывает соболиным плащом.
СЕВЕРИН. (целует меха) Красавица моя!
ВАНДА. Тебе нравится, когда я с тобой жестока?
СЕВЕРИН. Особенно, когда ты мучишь меня и бьёшь хлыстом, я тебя просто боготворю, моя красавица, моя дивная, прекрасная Венера.
ВАНДА. Подай мой плащ, Григорий. (отступает – Северин ползет за ней, обнимает её колени) Уходи. (отталкивает его ногой) Оставь меня. Ты мне надоел. Слышишь? Надоел!
Даёт Северину пощечину.
ВАНДА. (поворачивается спиной) Помоги мне надеть меховой плащ, раб.
Северин неуклюже помогает.
Ванда медленно опускается на диван, отталкивает его ногой.
ВАНДА. О, я сделала тебе больно?
СЕВЕРИН. Нет, нет!
ВАНДА. Ты смеешь жаловаться? Ты ведь сам этого хотел, раб. Поцелуй свою госпожу. Ну? Целуй же меня! (Венера укладывается на диване – обнажив грудь для поцелуев) О, Григорий... Твой расчет был тонок. В качестве раба в своем красивом краковском костюме ты просто неотразим. Ты гораздо опаснее, чем я думала. Боюсь, когда-нибудь я влюблюсь в тебя по-настоящему...
Северин припадает к краю шубы, целует меха, ползёт к груди.
СЕВЕРИН. Но разве ты не любишь меня? Вот сейчас, разве твоя кровь не закипает, ты не сгораешь от страсти? (простершись на диване, шепчет) О, моя богиня, моя Венера в мехах...
ВАНДА. Любовь и страсть это не одно и тоже. (привлекает Северина к себе на грудь, играет с его волосами) Ты правда меня боготворишь?
СЕВЕРИН. О, небожительница! (падает к её ногам) Ты ещё спрашиваешь!
ВАНДА. (с улыбкой, очень нежно) Ты помнишь свою клятву? Вот теперь, когда всё устроено, всё готово, я спрашиваю тебя в самый последний раз: ты всерьёз решился стать моим рабом?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки, облизывает сапоги) Разве я не твой раб уже, а ты не моя госпожа?
ВАНДА. Ты ещё ничего не подписывал, никаких документов не забрызгал кровью.
СЕВЕРИН. Документов? Каких документов?
ВАНДА. Ах, значит, ты уже не помнишь, всё позабыл, дурачок? Ну, тогда оставим это. (отворачивается) Уходи немедленно. Сейчас же! Григорий, я видеть тебя не могу. Ты проводишь слишком много времени в комнате своей госпожи, что подумают люди? Завтра в отеле обо мне будут говорить неприятные вещи: русская барыня в порочной связи со своим слугой. О, я этого не вынесу. Ты портишь мою репутацию. Исчезни, Григорий, исчезни немедленно!
СЕВЕРИН. Но, Ванда, я не знаю большего блаженства, чем служить тебе, быть твоим рабом! И наплевать, что скажут люди... Ради тебя я всё отдам, только бы чувствовать тепло твоих жестоких рук, получать пощечины и сладостные удары плетью. Ради этой муки, я жизнь готов отдать. Моя повелительница, моя царица... (падает ей в ноги)
ВАНДА. Как же ты хорош, когда воодушевлён, Григорий. Ты говоришь так сладостно, так страстно, а как горят твои глаза... Ах, я влюблена в тебя больше, чем когда-либо! А надо быть с тобой суровой, жестокой и деспотичной, но, боюсь, я не сумею... (закутывается поглубже в меха)
СЕВЕРИН. А я не боюсь. Ну, где твой документ?
ВАНДА. Вот... (вытаскивает бумагу из под-шубы) Чтобы подарить тебе чувство моей беспредельной власти, я приготовила ещё один документ, в котором ты объявляешь свою решимость идти до конца - лишить себя жизни, если это будет необходимо. Я могу убить тебя, когда захочу. (нежно целует его висок)
СЕВЕРИН. Дай. (выхватывает договор из рук Ванды)
Ванда приносит перо и чернила, садится рядом с Северином, обнимает рукой за шею, смотрит в документ ему через плечо.
ВАНДА. (читает вслух)
"Договор между госпожой Вандой фон Дунаевой и господином Северином фон Кузимским.
От сего числа господин Северин фон Кузимский перестает считаться женихом госпожи Ванды фон Дунаевой и отказывается от своих прав в качестве возлюбленного: отныне он обязывается честным словом человека и дворянина быть её рабом до тех пор, пока она сама не возвратит ему свободу.
В качестве раба госпожи фон Дунаевой он должен носить имя Григорий, беспрекословно исполнять всякое её желание, повиноваться всякому приказанию, держаться со своей госпожой как подчиненный, смотреть на всякий знак её благосклонности, как на чрезвычайную милость.
Госпожа фон Дунаева не только вправе наказывать своего раба за малейшее упущение или проступок по собственному усмотрению, но и мучить его по первой своей прихоти или просто для развлечения, как только ей вздумается, она вправе убить его, если это ей вздумается. Словом, он её неограниченная собственность.
В случае, если госпожа фон Дунаева пожелает когда-нибудь даровать своему рабу свободу, господин фон Кузимский должен забыть всё, что он испытал или претерпел, будучи рабом, и никогда, ни при каких обстоятельствах и ни под каким видом не помышлять о мести или возмездии.
Госпожа Дунаева обещает, со своей стороны, по возможности чаще появляться в мехах, в особенности в тех случаях, когда намерена проявить жестокость в отношении своего раба".
СЕВЕРИН. Но, Ванда... Ты не дочитала до конца. Здесь приписка:
"Вот уже много лет пресыщенный жизнью и её разочарованиями, я добровольно кладу конец своей никчемной жизни".
Ванда передаёт Северину перо.
ВАНДА. Хочешь, я первая подпишу? У тебя рука дрожит. Разве тебя пугает счастье? Что с тобой, Северин, отчего ты так растерян? Между нами все останется по-прежнему. Любовь моя, подпиши... Ты до сих пор не веришь мне?
Северин взялся за перо.
ВАНДА. Хочешь, я буду водить твоим пером?
Мягко хватает его за руку и рисует рукой Северина подпись в документе.
ВАНДА. Вот так. (еще раз взглянула на оба документа и заперла их в ящике стола) А теперь отдай мне свой паспорт и деньги.
Северин опустошает карманы.
Ванда всё осмотрела, пересчитала и спрятала в потайном кармане своего зелёного бархатного плаща.
*
КАРТИНА 3
Сцена 1
Вилла в МонтСаваж
Ванда, Корсини, затем Северин.
В гостиной у камина в креслах друг против друга сидят Ванда и её гость князь Корсини. Ванда в чёрном кружевном платье с горностаевым воротничком, в волосах у неё белые анемоны.
КОРСИНИ. Вы ослепительны сегодня, моя дорогая. Никогда не видел женщины столь прелестной по утру. (целует ей ручки) Вероятно, вы нимфа...
СЕВЕРИН. (неуклюже устанавливает небольшой столик между Вандой и её симпатичным гостем) Ваш завтрак, госпожа.
ВАНДА. Как ты неловок, Григорий!
Северин молча расставляет кушанья. Уходит.
КОРСИНИ. Я бы хотел пригласить вас куда-нибудь, скажем, в театр, в оперу, на скачки... (гладит ей ручки) Чего желает ваша светлость?
СЕВЕРИН. (входит с самоваром, говорит очень громко) Чаю для госпожи?
ВАНДА. (пьет чай, поигрывает блестящей ложкой, бьет Северина по пальцам) Как ты неловок! (Корсини) Вот вам моя ручка, князь. Куда мы отправимся сегодня?
КОРСИНИ. Вы обворожительны, моя госпожа, просто обворожительны! (целует ручки) Стоит ли далеко ходить, когда у нас есть всё, что только душе угодно прямо здесь в этой райской обители...
ВАНДА. (кокетливо) Ну что вы, князь, ещё так рано, я не успела проснуться, хожу как будто во сне. Даже лакеи и те сонные. (толкает Северина ногой) Что с тобой? Как ты бледен. Сними с меня эти ботинки и надень серые бархатные туфельки. Живо!
СЕВЕРИН. Ничего, моя госпожа. (развязывает ей шнурки) Я почти не сплю. Всё думаю о вас. Когда засыпаю, вы мне снитесь.
ВАНДА. А! (отшвыривает его ногой) Ты делаешь мне больно.
КОРСИНИ. Моя милая, вы просто обворожительны, когда злитесь. Сделайте так ещё разок, умоляю, ваша улыбка меня покорила... Я пленён вами! Вы так суровы, моя северная красавица, я бы увез вас с собой на теплое южное море. Мы купались бы на рассвете, гуляли в садах и рощах солнечной Сицилии.
ВАНДА. (даёт Северину пинка) Всё! Свободен. Убирайся! И самовар забери.
КОРСИНИ. (смеётся, целует ей ручки) Вы обворожительны, госпожа фон Дунаева, просто обворожительны. Я заеду за вами сегодня вечером. Будьте уверены, так просто вы от меня не отделаетесь и домой я вас нескоро верну.
Князь расцеловал ей ручки и ушёл, обернувшись только раз. Ванда смотрит ему вслед не дыша.
Северин стискивает зубы от бешенства, роняет самовар, отшвыривает стол с остатками завтрака и убегает.
*
Сцена 2
В будуаре Ванда, Северин, лакеи переодетые «негритянками»
Северин покорно ползёт к её ногам.
ВАНДА. Его я не люблю... Я не люблю князя. Я никого не люблю. Но мне приятно его общество: он добр, умеет делать комплименты, а порой он просто неотразим. Знаешь, Северин, тебя бы я любила, любила страстно... Но скоро ты сам меня разлюбишь. Когда это случится, я возвращу тебе свободу.
СЕВЕРИН. Я бы предпочел всю жизнь оставаться твоим рабом. (надевает ей чулочки и туфельки) Я боготворю тебя и буду боготворить вечно. Ты для меня богиня - небожительница в мехах.
ВАНДА. Подумай хорошенько, Северин! Я была к тебе жестока, я истязала тебя. Мне доставляет сатанинскую радость пытать и мучить людей, особенно таких глупцов как ты, Северин, которые меня (плюётся) боготворят. А если уж быть откровенной до конца, мне нравится наблюдать твои мучения, видеть как ты страдаешь и томишься от любви. Подумай хорошенько, Северин, прошу, подумай хоть раз в жизни! (отталкивает его ногой) Ты такой дурак. Просто невыносимо!
СЕВЕРИН. Я не могу жить без тебя, моя повелительница! Если ты вернешь мне свободу, я просто умру. Позволь мне быть твоим рабом навеки: убей меня, только не отпускай. Что я буду без тебя делать, моя жестокая богиня?
ВАНДА. Ах, вот значит как... Хочешь быть моим рабом? (отворачивается) Я всё ещё люблю тебя. А твоя любовь имеет для меня немногим большую ценность, чем преданность собаки. А собак... (смеется) Ты же знаешь, что делают с собаками? (бьёт его ногой)
СЕВЕРИН. Их топчут ногами.
ВАНДА. Совершенно верно. Не такой уж ты дурак, Григорий. (топчет его) Собак топчут ногами.
Северин закрывает голову руками, уползает прочь, спасаясь от пинков и толчков.
ВАНДА. Как ты смеешь! (дает ему пощечины) А ну вернись, животное!
Звенит колокольчик.
Прибежали три «негритянки», скрутили Северина, по указанию Ванды бросили на пол.
ВАНДА. Подай мне хлыст, Гайде. (другой негритянке) Сними с меня этот тяжелый меховой плащ – он мешает мне истязать собаку. Подай мою меховую кофточку, она вон там за ширмой. (третьей) А ты... да ты! Принеси веревки, я свяжу раба.
Лакеи держат Северина, Ванда связывает его, а затем избивает хлыстом.
ВАНДА. (смеется) Я презираю тебя! Ты больше не мой возлюбленный – ты мой раб, Григорий, твои жизнь и смерть в моих руках. (хохочет) Отведай моего хлыста!
СЕВЕРИН. (простёршись на мраморном полу будуара – верёвка у него даже во рту, он говорит неразборчиво) Ванда, умоляю...
ВАНДА. О, ты ещё не знаешь меня! Ты уже понял, что случится с тобой, если ты будешь неловок, непослушен или непокорен? (отшвыривает его ногой) Жалкий раб, ты заслуживаешь плети. Тебе мало моих розг? Отвечай!
Засучив меховые рукава бьёт Северина по лицу.
ВАНДА. Нравится тебе? Ну? Нравится? Что же ты молчишь, Григорий? Скоро будешь скулить как собака, взвоешь под ударами хлыста.
Частые удары посыпались Северину в спину и в грудь.
ВАНДА. Ну? Теперь ты доволен?
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа, повелительница, моя прекрасная госпожа...
ВАНДА. Я бью достаточно сильно? Отвечай!
СЕВЕРИН. Нет, госпожа, моя дивная госпожа, бейте сильнее. Я не чувствую вашей любви... Бейте сильнее, умоляю, я вас так люблю – от вас я всё готов стерпеть!
ВАНДА. Погоди у меня! (говорит в промежутках между ударами хлыста) Сейчас ты запоёшь... Вот теперь я понимаю, какое наслаждение иметь раба – человека, который меня любит, который сам готов упасть мне в ноги, который жаждет, чтобы его хлестали. Ты ведь любишь меня, Григорий? Обожаешь? Я твоя добрая госпожа, твоя Венера в мехах. О, нет... Подожди, я потерзаю тебя еще немножечко, моё наслаждение возрастает с каждым ударом хлыста. Ну, Григорий, я не слышу, как ты кричишь, – ты больше не любишь меня? Не слышу! Кричи громче, раб! Сначала я изобью тебя, а потом зацелую до полусмерти.
Северин падает на мраморный пол совершенно без сил, Ванда отшвыривает хлыст ногой и скрывается за ширмой.
ВАНДА. (негритянкам) Развяжите ему ноги, пока я буду переодеваться. (Северину) Ползи сюда, дорогой. Ну же, не ленись, ползи! Целуй мне ноги. Ты не увидишь меня целый месяц, пока я буду гулять в рощах Сицилии с князем Корсини под ручку. Так что целуй крепче, Григорий. (кричит) Вставай, раб! Поднимайся!
Северин лежит на полу у её ног – он связан, не может пошевелиться.
ВАНДА. (лакеям) Унесите его подальше с глаз моих.
«Негритянки» подхватывают бездыханное тело Северина, выносят из дому, несут через весь САД и бросают у КОНЮШНИ в стог сена. Ванда неторопливо идёт за ними следом.
ВАНДА. Ты ещё жив?
СЕВЕРИН. Ты... пришла... (еле дышит, плюется соломой) ...убить меня?
ВАНДА. Какие у тебя глаза, Григорий, какие прекрасные глаза. Вот теперь ты по-настоящему красив, с тех пор, как начал страдать. (обрывает цветки маков, крошит лепестки Северину на голову) Ты молчишь?.. Ты очень несчастлив? Я влюблена в твои глаза, Григорий. Я знаю, как много ты страдал. Ты так похорошел. Страдания украшают людей. (осторожно гладит Северина по голове) Ты еще любишь меня? Я хочу, чтоб ты меня любил. Ах, я влюблена в твои глаза... Я бы их вырвала вместе с твоим жалким сердцем.
Ванда вытаскивает из корсажа кинжал, водит перед глазами Северина, смеётся.
Разрезает веревки, которыми связан Северин, целует его голову, лицо.
ВАНДА. О, если б я могла отдать тебе всю душу в поцелуе... (накидывает на Северина чёрный меховой плащ) Ну вот... Идём в дом, примешь ванну, я напою тебя отваром. Ты же помнишь, у нас договор. Я обязалась заботиться о тебе. (целует Северина в лоб) Мы в ответе за тех, кого приучили к хлысту. Ну же, идём...
СЕВЕРИН. Ванда, моя госпожа! В этом-то и горе моё, что я люблю тебя тем больше, тем безумнее, чем больше ты меня мучишь, избиваешь меня, чем чаще изменяешь мне! О, я умру от любви, от ревности умру!
ВАНДА. Но я совсем не изменяла тебе, Северин.
СЕВЕРИН. Не изменяла? Ванда! Ради Бога, не шути со мной.
ВАНДА. Ты сам носил письмо князю с приглашением на завтрак. Ты видел нас вместе сегодня утром. Разве же мы развратничали? Мы болтали как добрые друзья, пока ты не пришел и не облил меня чаем. Прости, если я была с тобой груба.
Северин плачет, простершись у ее ног.
ВАНДА. С тех пор, как ты подписал договор, я хранила тебе верность. Клянусь всем, что свято для меня! Я всё делала для того, чтобы исполнились твои мечты, твои безумные фантазии, я всё делала только ради тебя! Но ты сам задушил мои чувства своей фантастической рабской преданностью, своей безумной страстью.
Отшвыривает Северина ногой.
ВАНДА. Ради нашей неземной любви поклонником я всё же обзаведусь, иначе дело не будет доведено до конца и ты сам станешь упрекать меня в том, что я была недостаточно жестока. Григорий, мой прекрасный раб! Сегодня ты снова можешь стать Северином, моим возлюбленным. Сними свой очаровательный краковский костюм, я ещё не продала твои платья, они в сундуке под лестницей. Оденься во всё красивое и соблазнительное. Если хочешь, я одолжу тебе свой меховой плащ. Я люблю тебя как прежде – люблю искренне, беззаветно... Забудь обо всем! Если не можешь сам – я тебе помогу. Ты заснешь в моих объятиях, на моей надушенной груди, а я своими поцелуями прогоню прочь твои печали.
СЕВЕРИН. Но Ванда...
ВАНДА. Одевайся! А я займусь своим туалетом. Хочешь надеть на меня меховую кофточку? Да, да, я знаю, хочешь! По глазам вижу.
СЕВЕРИН. (идет следом, закутавшись в меховой плащ Ванды)
ВАНДА. Ну, теперь ты счастлив?
На пороге виллы Ванда начинает медленно расстегивать кацавейку.
СЕВЕРИН. Ты сводишь меня с ума.
Северин задыхаясь, прикрыл горностаем её обнажённую грудь.
ВАНДА. Ещё бы!
Ванда тянет его в гостиную, бросает на медвежью шкуру перед камином.
СЕВЕРИН. Будь осторожна, Ванда, умоляю! Твои негритянки излупили меня до полусмерти.
ВАНДА. (нежно) Ну? Ты счастлив?
СЕВЕРИН. (стонет на полу) Бесконечно!
ВАНДА. (смеётся) Прежде ты мечтал быть рабом, игрушкой красивой женщины, а теперь воображаешь себя свободным человеком, мужчиной, моим возлюбленным... Глупец! Мне стоит взмахнуть ручкой – и ты снова мой раб. (тянется к карнизу за хлыстом) На колени, раб, на колени!
СЕВЕРИН. (стонет, обнимает её колени) Ванда...
ВАНДА. Ты не можешь этого понять. Я умираю от тоски, а ты так добр, что соглашаешься развлечь меня на пару часов. Не смотри на меня так, не надо.
Толкает Северина ногой.
ВАНДА. Ты можешь быть всем, чем я захочу: человеком, животным, вещью... (даёт ему пощечину перчаткой) ...тряпкой.
Ванда звонит в колокольчик. В гостиную прибегают «негритянки».
СЕВЕРИН. О, мой бог!..
ВАНДА. (поднимается по лестнице в свой будуар) Свяжите его.
Северин на коленях. «Негритянки» привязали его к каминной решётке и принялись колоть в бока золотыми булавками для волос. Это продолжалось недолго – вернулась Ванда в горностаевой шапочке на голове, заложив руки в карманы кофточки.
ВАНДА. Хватит! (Северину) Какие у тебя прекрасные глаза, Григорий! (негритянкам) Скрутите ему руки, наденьте ярмо на шею и запрягите в плуг. (берёт хлыст с карниза)
«Негритянки» приносят седла и плети.
ВАНДА. (взбирается повыше на кожаный диван) Я влюблена в твои глаза... Ты мой раб навеки! Я влюблена в тебя, Григорий, я так влюблена в тебя... в твои глаза! (на каждое «влюблена» бьёт его хлыстом)
*
Сцена 3
Ванда и Северин
Полутьма. Ванда сидит в кресле в гостиной у камина. Волосы её спутаны, она смотрит на огонь, зарывшись лицом в чёрный меховой плащ. Ноги её на спине Северина. Он в голубой форме лакея на коленях перед ней.
ВАНДА. Ну, Григорий... Ты всё узнал, как я просила?
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа.
ВАНДА. Как его зовут?
СЕВЕРИН. Алексей Пападополис.
ВАНДА. Грек?
СЕВЕРИН. Похоже на то.
ВАНДА. Он очень молод?
СЕВЕРИН. Едва ли старше тебя. Говорят, он получил образование в Париже. Слывет атеистом. Он сражался с турками на Крите, отличился там расовой ненавистью и жестокостью по отношению к врагу не меньше, чем своей храбростью.
ВАНДА. Мужчина во всех отношениях!
СЕВЕРИН. Живет во Флоренции. Говорят, у него огромное состояние...
ВАНДА. Об этом я не спрашивала.
СЕВЕРИН. Этот человек очень опасен. Разве ты не боишься его? Я его боюсь.
ВАНДА. (робко) Есть у него жена?
СЕВЕРИН. Нет.
ВАНДА. Возлюбленная?
СЕВЕРИН. Тоже нет.
ВАНДА. Собака?
СЕВЕРИН. И собаки нет.
ВАНДА. В каком театре он бывает?
СЕВЕРИН. Сегодня он в театре Николини: гениальная Вирджиния Марини играет вместе с Сальвини – величайшим из артистов Италии, а может, и всей Европы.
ВАНДА. Ступай, достань ложу – живо! Живо!
СЕВЕРИН. Но, моя госпожа...
ВАНДА. Ты оглох, Григорий? Хлыста захотел?
СЕВЕРИН. Сию минуту.
Собирается уходить. Ванда плачет.
СЕВЕРИН. Что с вами, моя госпожа?
ВАНДА. Я думаю только о нём... Я хочу быть сильной, но не могу, я хочу... (смущенно зарывается лицом в меха) Хочу стать его женой, если он меня захочет.
СЕВЕРИН. Ванда ты хочешь стать его женой, принадлежать ему одному? (падает ей в ноги) О, не отталкивай меня от себя! Он тебя никогда не полюбит... Он жестокий, он перебил всех турок на Крите. Такие люди не умеют любить.
ВАНДА. Кто тебе сказал?
СЕВЕРИН. А я люблю тебя, я тебя боготворю, я – твой раб навеки... Я хочу, чтобы ты топтала меня ногами, хочу на руках пронести тебя через всю жизнь.
ВАНДА. (отшвыривает его ногой) Кто тебе сказал, что он не сможет меня полюбить?
СЕВЕРИН. О, Ванда, умоляю, будь моей! Что я буду без тебя делать?.. Я жить без тебя не могу! Пожалей меня, Ванда, пожалей...
ВАНДА. (смеется) Ты сказал – он меня не полюбит? (отталкивает Северина ногой) Вот и отлично, утешься этим!
СЕВЕРИН. Ванда! Я уже ничего для тебя не значу? Хоть каплю жалости!
ВАНДА. Ты мне надоедаешь.
СЕВЕРИН. Ванда!
Северин вскочил, схватил кочергу, приставил к своей груди.
СЕВЕРИН. Я убью себя прямо сейчас у тебя на глазах вот этой кочергой!
ВАНДА. Делай, что хочешь.
Громко зевает.
ВАНДА. Ты ещё здесь?
СЕВЕРИН. (дрожащим голосом, выронил кочергу) Нужен я тебе ещё, моя госпожа?
Ванда протягивает ногу.
ВАНДА. Туфельки.
Северин стоя на коленях, надевает бархатные туфли ей на ноги.
ВАНДА. Пока я наряжаюсь, прикажи запрячь лошадей. Я еду в театр Николини. Ты едешь со мной в качестве лакея, Григорий. (встаёт, отворачивается) Мой плащ!
СЕВЕРИН. (надевает плащ на белые плечи Ванды) Плащ для моей госпожи.
*
Сцена 4
Ванда, Алексей, Северин, «негритянки»
В гостиной Ванда в серебристом шелковом платье застегнутом до подбородка сидит в кресле у камина – не шелохнется, едва дышит.
Звенит колокольчик – лакеи переодетые «негритянками» открывают дверь. Входит Алексей. Ванда порывисто встаёт.
*говорят одновременно
*ВАНДА. Алексей!..
*АЛЕКСЕЙ. Ванда!..
ВАНДА. О! Вы пришли...
«Негритянки» помогают Алексею снять шубу, хотят унести её наверх, но он их останавливает, ловит Северина за руку.
АЛЕКСЕЙ. Это для госпожи. Подарок из Греции. Передай!
Северин покорно, не поднимая глаз, набрасывает Ванде на плечи белую шубу.
ВАНДА. О, Алексей! За что?..
АЛЕКСЕЙ. За ваши прекрасные глаза. (берёт её руки в свои, но не целует)
ВАНДА. О... Алексей.
АЛЕКСЕЙ. Ванда...
ВАНДА. (Северину, тихо) Пусть все уйдут.
Лакеи задергивают занавески, все уходят, Северин за ними следом.
*АЛЕКСЕЙ. Ванда...
*ВАНДА. Алексей...
АЛЕКСЕЙ. О, Ванда...
ВАНДА. Какое на вас платье!
АЛЕКСЕЙ. Какие на вас меха... белые, белые.
ВАНДА. Это всё из-за вас. Какие у вас глаза... как пропасти, а в их глубинах скрыты тайны лазури.
АЛЕКСЕЙ. Я видел ваш портрет в одной Венской галерее. Вы там совсем другая... Тоже в мехах. (подходит ближе) Только в мехах... Вы похожи на греческую богиню из белого мрамора.
ВАНДА. Да... Я – язычница.
АЛЕКСЕЙ. Ванда... Я тоже.
Обнимает её – оба заворачиваются в шубу.
АЛЕКСЕЙ. Я бы хотел вас...
ВАНДА. Я тоже...
Затемнение.
Северин спускается по лестнице со свечой в руке.
Перед камином на шкуре медведя – белая шуба.
СЕВЕРИН. Ванда?.. (приподнимает меха)
Ванда выскакивает из-под шубы, дрожа всем телом.
ВАНДА. Кто это? Северин!
Северин схватил её запястья и пригнул к земле так, что она упала перед ним на колени.
ВАНДА. (на полу, шепотом) Что тебе нужно?
СЕВЕРИН. Я пришел, чтобы поздравить вас и пожелать вам счастья. (с поклоном) Как вижу, милостивая государыня, вы нашли себе господина.
ВАНДА. Да, слава Богу не нового раба – довольно у меня их было. Женщина нуждается в господине и повелителе, чтобы боготворить его. Я люблю его так, как ещё никогда никого не любила!
СЕВЕРИН. Ванда! (роняет свечу, сжимает кулаки) Хорошо же! Так выбери его, возьми его в супруги, пусть он будет твоим господином, а я, пока жив, хочу остаться твоим рабом.
От свечи загорается медвежья шкура на полу. Алексей быстро тушит её и снова прячется под шубу Ванды.
ВАНДА. Ты хочешь быть моим рабом, Григорий, даже в таком унизительном положении? Что ж, это было бы пикантно. Боюсь только, он этого не потерпит.
СЕВЕРИН. Он?
ВАНДА. Да, он уже ревнует к тебе. Он требовал, чтобы я немедленно отпустила тебя, и когда я сказала ему, кто ты...
СЕВЕРИН. Ты... сказала ему?
ВАНДА. Я всё ему сказала! Рассказала нашу историю, обо всех твоих странностях... Я всё-всё ему рассказала. Вместо того, чтобы расхохотаться, он рассердился и топнул ногой.
СЕВЕРИН. Он пригрозил ударить тебя?
Ванда смотрит на белую шубу у своих ног и молчит.
СЕВЕРИН. Да ты боишься его, Ванда! (обнимая её колени) Ведь я ничего от тебя не требую, совсем ничего. Только всегда быть с тобою рядом, твоим рабом, твоей игрушкой. Хочу быть твоей собакой...
ВАНДА. Знаешь, ты мне надоел.
СЕВЕРИН. (глухим и хриплым голосом) Я убью тебя, если ты сделаешься его женой. Ты моя навеки, я тебя не отпущу – я слишком тебя люблю!
Одной рукой он обхватил её и крепко прижал к себе, другой невольно схватился за железную кочергу.
ВАНДА. (спокойно) Таким ты мне нравишься. Вот теперь ты мужчина, Северин, – в эту самую минуту я всё ещё люблю тебя.
СЕВЕРИН. Ванда! (склонился над ней) Дай я покрою поцелуями твое очаровательное личико...
ВАНДА. (весело смеясь) Хватит с тебя? Доволен ты своим идеалом?
СЕВЕРИН. Как? Ты ведь не серьёзно...
ВАНДА. Серьёзно то, что я люблю тебя одного! А ты, мой милый, совсем глупый, не замечал, что это всего лишь шутка, весёлая игра... Не видел, как трудно мне было тебя хлестать, когда мне так хотелось обнять твою голову, прижать к своей груди, расцеловать твои волосы. Всё кончено, Северин. Я исполнила свою жестокую роль лучше, чем ты от меня ожидал. Теперь ты будешь рад обнять свою добрую, умненькую и хорошенькую женушку, правда? Мы заживём совсем благоразумно и...
Северин зажигает лучину у лица Ванды.
СЕВЕРИН. Ты... будешь моей женой?
ВАНДА. Да, (целует ему руки) я буду только твоей, Северин, только твоей...
*
Сцена 5
Ванда, Северин, Алексей
В гостиной темно – красные угольки тлеют в камине. Алексея не видно под шубой.
ВАНДА.(стоит на коленях рядом с Северином) Ну, вот. Ты больше не Григорий, не раб мой. Ты снова Северин, мой возлюбленный муж...
Северин поднял её и прижал к себе.
СЕВЕРИН. А он – его ты уже не любишь?
ВАНДА. Как ты мог поверить, что я люблю этого варвара? Ты был совершенно ослеплен. Как у меня за тебя болело сердце!
СЕВЕРИН. Я был готов покончить с собой...
ВАНДА. Правда? Ах, я дрожу от одной мысли...
СЕВЕРИН. Но ты спасла меня! Ты проплыла над водами и улыбнулась, и улыбка твоя призвала меня к жизни. (целует ей ручки) О, Ванда...
Ванда нашла свечу, зажгла и осветила лицо Северина.
ВАНДА. (внезапно переменившись) Северин... Я слишком добра к тебе. Я тебе больше не нравлюсь. Мне снова нужно стать жестокой, да? (ставит свечу, тянется к карнизу за хлыстом) Знаешь что, дурачок, я чуточку похлещу тебя...
СЕВЕРИН. Перестань, дитя...
ВАНДА. Я так хочу!
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. Поди сюда, дай мне тебя связать. (весело скачет по комнате) Я хочу видеть тебя влюбленным по-настоящему, понимаешь? А! Вот и верёвки. Только... Сумею ли я?
Ванда ловко опутала Северину ноги, затем крепко связала руки за спиной.
ВАНДА. Вот так! Ты ещё можешь пошевелиться?
СЕВЕРИН. Нет.
ВАНДА. Вот и отлично.
Она сделала петлю из толстой верёвки, набросила ее Северину через голову, спустила до самых бёдер и плотно стянула, а другой конец привязала к каминной решётке.
СЕВЕРИН. У меня такое чувство, что мне предстоит казнь.
ВАНДА. Ты должен как следует отведать моего хлыста!
СЕВЕРИН. (целует ей ноги) Надень меховую кофточку, прошу тебя...
ВАНДА. Уж это удовольствие я могу тебе доставить... (с улыбкой надевает меховую кацавейку) Ты помнишь историю о быке Дионисия?
СЕВЕРИН. Смутно припоминаю.
ВАНДА. Один придворный изобрел для тирана Сиракуз новое орудие пытки – железного быка, в которого запирали осужденного на смерть. Затем его помещали на огромный пылающий костер, а когда железный бык накалялся и осужденный начинал кричать в муках, его стенания звучали подобно реву быка. Дионисий одарил изобретателя милостивой улыбкой и, чтобы испытать изобретение, приказал запереть его первым внутри железного быка. История эта чрезвычайно поучительна, ты не находишь? Ты привил мне эгоизм, высокомерие и жестокость – ты станешь моей первой жертвой. Теперь я действительно нахожу удовольствие в сознании своей власти, в злоупотреблении этой властью над человеком, одарённым умом, чувством и волей – над мужчиной, который умственно и физически сильнее меня, над человеком, который меня страстно любит. Ты ещё любишь меня, Северин?
СЕВЕРИН. (простёрся у её ног) До безумия!
ВАНДА. Тем лучше. Тем большее наслаждение тебе доставит то, что я собираюсь с тобой сделать.
СЕВЕРИН. Но что у тебя на уме? Я не понимаю... Сегодня в твоих глазах действительно сверкает жестокость. Но Ванда... Как ты прекрасна!
Ванда связала Северина, затем обвила шею рукой и крепко поцеловала его.
СЕВЕРИН. Где же твой хлыст?
ВАНДА. (отступает, смеется) Хочешь хлыста, дорогой?
СЕВЕРИН. Да!
Лицо Ванды исказилось гневом.
ВАНДА. В таком случае, ты его получишь!
В то же мгновение из-под шубы показалась черная курчавая голова грека.
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Кто это?
ВАНДА. Григорий, мой раб.
СЕВЕРИН. (Ванде) Развяжи меня!
ВАНДА. Разве ты не моя собственность? Не угодно ли тебе пересмотреть наш договор?
СЕВЕРИН. Развяжите меня! (рванул верёвки) Я позову на помощь!..
ВАНДА. (смеётся) Никто тебя не услышит, Григорий, никто не помешает мне глумиться над твоими священнейшими чувствами. Я собираюсь сделать низость, подлость... Ты уже ненавидишь меня, Григорий? Ну же, отвечай! (протягивает хлыст греку) Делайте с ним, что хотите.
СЕВЕРИН. Животное!
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Сними с меня шубу. (с улыбкой) Мне очень жаль, Григорий... Я был бы рад подарить вам свою благосклонность, но мне не остается ничего другого, как исполнить ваш смертный приговор, потому что я... (берёт хлыст) мужчина.
Алексей немилосердно избивает Северина хлыстом, Ванда судорожно хохочет.
Северин на коленях перед камином. Пальцы его судорожно сжимают каминную решётку. Слёзы текут ручьями по щекам Северина, он не издает ни звука. Ванда лежит на диване, продолжает хохотать.
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Вы в самом деле жестоки.
ВАНДА. Я жажду только наслаждений! Одно наслаждение делает жизнь ценной. Кто наслаждается, тому тяжело расстаться с жизнью. Кто страдает и терпит лишения, тот приветствует смерть как друга. (целует Алексея) С хлыстом в руках вы просто неотразимы, Алексей... Моё сердце принадлежит вам одному. Вот вам моя ручка.
*
Сцена 6
Гер Захер, Ванда, Алексей, лакеи
В гостиной у камина в креслах друг против друга сидят Ванда и Алексей. Перед ними на столике нетронутый завтрак. Ванда в серебристом платье с высоким воротником, сидит - не шелохнется. Алексей в царском халате. На диване лежит белая шуба – кругом беспорядок. Волосы Ванды неубраны, Алексей задумчив, они не смотрят друг на друга.
Звенит колокольчик. Входит Гер Захер в окружении лакеев.
ГЕР ЗАХЕР. Доброе утро! О, что я вижу? Сегодня вы изумительны, госпожа Дунаева, просто изумительны. Совсем как «Венера в мехах». Вы похудели?
ВАНДА. (протягивает руку для поцелуя, но тут же отдергивает, заметив взгляд грека) Приятно слышать. (указывает на грека) Алексей Пападополис.
ГЕР ЗАХЕР. Грек, стало быть.
АЛЕКСЕЙ. (кивает, даже не взглянув в сторону Захера)
ВАНДА. А это...
ГЕР ЗАХЕР. Профессор Леопольд фон Захер, местный.
Гер Захер прохаживается по гостиной, Ванда следует за ним как тень. Профессор останавливается у камина, рассматривает картину «Венера в мехах».
ГЕР ЗАХЕР. Прелестна.
ВАНДА. Чаю не хотите?
ГЕР ЗАХЕР. Ну что вы. Я забежал на минутку. Хотел спросить...
ВАНДА. (смотрит на Алексея) Спрашивайте.
ГЕР ЗАХЕР. Давно вы видели господина фон Кузимского?
ВАНДА. (дрожа всем телом) Вот только... вчера ночью.
АЛЕКСЕЙ. Какого ещё господина?
ГЕР ЗАХЕР. Северин фон Кузимский, мой пациент.
ВАНДА. Мы вместе с тобой были, Алёша.
АЛЕКСЕЙ. Мне всё равно.
ГЕР ЗАХЕР. Он исчез – я переживаю. Вот, письмо оставил. (протягивает Ванде конверт) Для вас, госпожа фон Дунаева. Думаю, он был тайно в вас влюблён.
Грек пытается перехватить письмо из рук Гер Захера, едва не сбивает Ванду с ног. Захер уворачивается с ловкостью кота.
ГЕР ЗАХЕР. Уговорили – я сам прочту.
"Милостивая государыня!
Я любил вас как безумный, отдавался вам телом и душой – так, как никогда ещё не отдавался мужчина женщине, а вы глумились над моими священнейшими чувствами и вели со мной недостойную и жестокую игру. Но пока вы были только безжалостны, я всё же мог любить вас. Теперь вы готовы стать пошлой и низкой. Я не раб больше, позволяющий попирать себя ногами и сечь хлыстом. Вы сами меня освободили – и я покидаю женщину, которую теперь могу только презирать и ненавидеть. Искренне, Северин Кузимский".
АЛЕКСЕЙ. Какой позор. Что ты с ним сделала? Я думал ты нормальная, а ты... (плюёт в камин) Ещё вчера клялась мне в вечной любви!
ВАНДА. Алексей... (в слезах сползает на пол к его ногам) Что вы со мной делаете?
АЛЕКСЕЙ. (Захеру) Где этот жалкий раб? Где Кузимской? Я хочу его видеть. Немедленно!
ВАНДА. Оставьте, умоляю... (грек хватает Ванду, выворачивает ей руки)
ГЕР ЗАХЕР. Пустите её! Давайте поговорим по-мужски. Если вы мужчина, конечно. (распахивает халат Алексея – там платье) Прелестно, просто прелестно. Вы неотразимы!
АЛЕКСЕЙ. (заворачивается обратно в халат) Я вас пристрелю!
ГЕР ЗАХЕР. Проще простого. Револьверы на конюшне, идёмте.
ВАНДА. Что?! Вы спятили оба? (ползет следом, её платье рвётся) Леопольд!.. Кузимский сам бежал – он сумасшедший! Он целовал мои туфли, умолял его истязать и топтать ногами без всякой жалости... Я покорилась, что мне было делать? Разве нормальный человек станет просить о таком?
ГЕР ЗАХЕР. Да, Северин человек впечатлительный.
ВАНДА. Он мечтатель и фантазёр.
ГЕР ЗАХЕР. Это ещё не повод оскорблять его и топтать ногами, госпожа фон Дунаева.
ВАНДА. Леопольд! Как вы смеёте! Когда я впервые вас встретила, вы показались мне таким почтительным, галантным, со всех сторон приятным человеком...
АЛЕКСЕЙ. Прекрати, Ванда, не унижайся. Я его пристрелю. Вот увидишь! (лакеям) Задержите её в доме.
Гер Захер и Алексей бегут в сад, дверь за ними захлопывается.
Ванда поскальзывается на лестнице, падает на ступени.
ВАНДА. О, боги, за что мне это? (плачет) Всё, как я хотела.
В саду раздаётся выстрел.
ВАНДА. (падает на колени) А!
Лакеи убегают следом за Алексеем в сад.
*
Сцена 7
Ванда, затем Гер Захер, Северин и лакеи
В саду снова стреляют.
Ванда мечется по гостиной в белой греческой шубе.
ВАНДА. Ты! (хватает юного лакея) Поди сюда! Пиши.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (вооружившись пером) Да, моя госпожа.
ВАНДА. О, Алексей... Сижу здесь у камина с сухими глазами, а в глубине души рыдаю, коплю в своем сердце слезу за слезой. Страх сотрясает меня, душа моя борется, цепляется за любовь, но я не могу, не могу любить по-настоящему – я слишком жестока... Я хуже, гораздо хуже Нерона!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (записывает за ней очень быстро, без остановки) Зато телом лучше Фрины.
ВАНДА. Что? Молчи, раб! (бьёт его под колено) Дальше пиши. Моя душа стремится вырваться из плена плоти, вы заполнили всё мое существо...
Ванда ползет к камину.
ВАНДА. Слёзы любви, слёзы восторга душат меня. Как будто небо спустилось на землю... Алексей, я люблю вас безгранично. Вы так жестоки – вы не знаете жалости! О, если б я могла отдаться вам целиком с ногами и головой, чем бы вы мне ответили? Ударами хлыста! Надавали пощечин, отшвырнули ногой? Я страдаю, о, как я страдаю! Здесь на ковре я вся дрожу – и всё из-за вас, Алексей... Боюсь, мне придётся покинуть этот мир навсегда. Я не вижу иного выхода. Моё сердце принадлежит вам одному... (вырывает письменные принадлежности у лакея, отталкивает его ногой, разрывает и бросает в огонь надиктованное письмо) Алексей! Вы были беспощадны. К черту признания, эти письма и эти меха! Я сожгу их к чёртовой матери! Мне жить больше незачем. К чёрту жизнь! Вы не хотите меня... Не хотите меня растоптать и унизить? Не хотите избить хлыстом? Нет... Вы пришли, чтобы убить меня! О, это было бы так просто, тем более вам – вы же бесчувственны. Но зачем прикладывать усилия, когда я всё могу сама... Умирать несложно. Я бы могла войти во вкус. У смерти приятный вкус. Умирать очень просто. Боюсь только, я этого не сумею, но ради вас – я попытаюсь! (ползёт к огню) Как бы я хотела расцеловать ваши лаковые туфли, запачкать помадой ваши белые манжеты, в самый последний раз взглянуть в эти прекрасные жестокие глаза, ощутить вашу руку на своём горле, подставить спину под удары хлыста, прежде чем я прыгну в этот пылающий костер... (сбрасывает с себя шубу) К чёрту меха! К чёрту жизнь!.. Я умру прямо сейчас, умру в одиночестве – голой и молодой! (перед камином на коленях) Лучше умереть, чем жить на коленях!
Открываются двери. Лакеи с шумом входят в гостиную, оставляют у порога носилки с телом убитого – оно прикрыто чёрным меховым плащом.
Ванда прыгает в камин и сгорает: остаются одни меха – её белая соболиная шуба ослепительно сверкает, охваченная пламенем.
Все слишком заняты дуэлью и совсем не обращают внимания на пылающий камин.
Следом за лакеями входит Гер Захер с револьвером.
ГЕР ЗАХЕР. Чтобы он всю жизнь не мучился, пришлось выстрелить дважды...
В дверях показался Северин: вид у него весьма довольный – он прямо светится.
Гер Захер подходит к носилкам, заглядывает под плащ, закрывает глаза убитому греку.
СЕВЕРИН. Я осёл! Я был так глуп, что согласился стать рабом женщины...
ГЕР ЗАХЕР. (Северину) Поверить не могу... Как ты сам не догадался использовать хлыст? Этот черноглазый язычник оказался гораздо сообразительнее.
СЕВЕРИН. Хлыст? (оглядывается на негров, сопровождающих Гер Захера) Для твоих крестьянок он бы ещё сгодился.
ГЕР ЗАХЕР. (смотрят на негров, которые ожидают его в саду и ласково поглядывают) О, эти к нему привыкли! Но только вообрази его действие на наших изящных, нервных, истеричных дам.
Северин и Гер Захер проходят к камину.
ГЕР ЗАХЕР. (берёт хлыст с карниза, изучает его) Кто позволяет себя хлестать, тот заслуживает, чтобы его хлестали.
СЕВЕРИН. Лечение было жестоко, но радикально.
ГЕР ЗАХЕР. (кладет хлыст обратно на карниз) Теперь ты здоров, друг мой, совершенно здоров.
Пламя в камине пожирает шубу Ванды, из рукава торчит обгоревшая ступня.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. А! (приподнимает шубу с камина) Она мертва! Госпожа сгорела! Какое горе... (в слезах убегает наверх в будуар) Как будто небо упало в море.
ГЕР ЗАХЕР. (лакеям) Унесите её.
Лакеи выносят сор из гостиной, меха, чемоданы, мебель, ковры, обгоревший труп.
ГЕР ЗАХЕР. Она была красива, Венера в мехах. (разглядывает картину на стене) Она сгорела – ах, как жаль. Но ничего, Северин, ты быстро оправишься от этой потери и будет совсем хорошо.
Северин молча стоит у камина.
ГЕР ЗАХЕР. Идёмте, Северин, здесь не на что смотреть. (уходит)
В гостиной пусто, окна занавешены.
Северин в одиночестве, смотрит на догорающие угли.
СЕВЕРИН. О, если б я только догадался ударить ее хлыстом... Женщина – враг мужчины, может быть только его рабой или деспотом, но не подругой и не спутницей жизни. Выбор всегда только один: быть молотом или наковальней. (уходит в сад вслед за Гер Захером)
Дверь закрывается, в гостиной темно.
Шаги лакея, стук каблуков по ступеням лестницы.
В саду за дверью смех Гер Захера и твердый голос Северина:
СЕВЕРИН. ...главное, что я теперь здоров.
Красивый юный лакей, накинув белую шубу Ванды на плечи, танцует в бликах огня.
Затемнение.
КОНЕЦ