Люся попала с гипертоническим кризом в больницу. Я, как узнала, пришла к ней вечером, а она очень расстроенная и сразу начала возмущаться:
— Пошла я на прием к врачу. Торопилась, потому что хотела после него поехать на дачу одним из первых дачных автобусов. Пришла к половине восьмого, а врач прием должен вести с восьми. Оказалась первой в очереди. Взяла карточку, талончик и сижу, жду. На часах уже восемь пятнадцать, а врача нет. Вот в половине девятого пришла она, а за собой еще двух каких-то женщин в кабинет завела. Через полчаса посетительницы вышли, но, как заметила я, уже без огромных пакетов в руках. Едва они вышли, докторица выбежала из кабинета со словами: «Кто сильно торопится, может не ожидать – я на планерку к главврачу. Это не меньше, чем на полчаса». И ушла.
Пришла она аж минут через сорок-сорок пять. Я вся на нервах: в ведре у меня рассада вянет. Я же на дачу сразу собиралась. Думала, что за час в поликлинике управлюсь. Но куда там! Врач пришла и за собой какого-то старенького дедушку привела, говорит: «Участники войны идут вне очереди!» А всем известно, что их день – вторник, а это же среда! Но я тут промолчала: во-первых, первая на очереди, во-вторых, болезнь не знает дня недели и времени суток – значит, стало человеку плохо! Да пусть его идет старик! Но пока я стояла и ждала, когда тот выйдет, как еще баба с пакетами приперлась и стала у самой двери, подпирая ее. Я уж напряглась окончательно. Едва дедок вышел из кабинета, как эта, с сумками, шмыг туда и минут эдак через двадцать вышла счастливая, радостная и без сумок!
Я ее стыдить не стала, захожу в кабинет, а врач ко мне обращается, не поднимая глаз от писанины: «С чем пришли?» А я ей отвечаю с ехидцей: «А ни с чем! С рассадой вот. Не хотите на даче посадить?» Она глаза подняла, на меня смотрит и багровеет, но дальше спрашивает: «На что жалуетесь? Беспокоит что?» Отвечаю: «На вас, доктор, жалуюсь! А беспокоит меня ваша безответственность и равнодушие. Вы вот прием должны начать вести с восьми, а начали с десяти. Мы ж для вас, как назойливые мухи! Почти все, кроме дарителей! Но… Денег у меня нет, чтобы вам пакеты снедью набить, а вот морду б я вам набила!» Она покраснела еще больше, воздух ртом хватает, а ничего сказать не может. Развернулась я и ушла из кабинета, хотела пойти к главврачу, да прямо у двери в глазах потемнело. Спасибо, добрым людям, «скорую» вызвали, а то бы там же и померла!
И знаешь, я ведь грубить-то не привыкла. Стыдно как-то мне стало. Вот лежу и думаю, что меня Господь за грубость наказал. Наверное, чтобы полежала, да над своим поведением подумала… А рассаду муж ведь выбросил: завяла она, а ему с ней возиться некогда, да и неохота. А я, быть может, и отлила, восстановила бы: жалко ведь своего труда...