В старой рыжей шубе со следами поработавшей моли и времени и такой же изношенной бобровой шапке, присыпанной колючим московским снегом, влезал в один из вагонов, готовых вот-вот тронуться, уже немолодой Дмитрий Сергеевич. Вагон, скрывая свой зелёный цвет под облепившей его метелью, выпуская из себя клубы пара, был теперь для Дмитрия Сергеевича и родным и особенно долгожданным, так как уже полгода он отсутствовал дома, находясь на вынужденных заработках в хотя и блистающей красотой и возможностями, но всё же чужой и совсем неприветливой, порядком надоевшей Москве.
Протискиваясь и толкаясь, он добрался до своего места, снял шапку и, вытирая со лба пот, учтиво поздоровался с расположившимся напротив, неприветливо взглянувшим на него из-за газеты краснощёким соседом. Дмитрий Сергеевич спрятал под скамейку свой багаж, немного смущаясь, уселся на своё место, поглубже затолкал пятками сумку и, облегчённо предвкушая дорогу, без всяких мыслей уставился в обледенелое окно, различая мутные силуэты пробегающих в разные стороны людей.
По натуре Дмитрий Сергеевич был недоверчивым и мнительным человеком, всегда опасаясь обмана, он никогда не вступал в задушевные разговоры с попутчиками, совершенно избегая в таких местах распития горькой. Заработанные деньги были им предусмотрительно спрятаны в недрах объёмной дорожной сумки, набитой дешёвыми, многочисленными сувенирами семье.
Как всегда неожиданно вагон дёрнулся, загремел, зазвенел стаканами, заставляя замолчать и взглянуть в окно, будто прощаясь: с городом, с вокзалом, с незнакомыми людьми, с шумом и суетой – почему-то вдруг ставшими близкими. Где-то зашуршали пакеты, потянуло углём и навечно въевшимся табачным дымом тамбура.
За окнами уже поплыли поля, посадки, гипнотизирующие телеграфные столбы. Наполненный разным людом плацкартный вагон, отсчитывая версту за верстой, то и дело замедлял ход, давая возможность разглядеть детали темнеющего пейзажа, вздрагивал проходящим по всему телу стуком тяжёлых колёс, и опять набирал ход.
Начинающие свои нехитрые трапезы заскучавшие соседи, разнося по вагону вкусные запахи, заставили Дмитрия Сергеевича задуматься о пропитании, которое у него отсутствовало, а разыгравшийся голод начинал рождать гастрономические фантазии.
Вдруг в его голову забрела идея посетить местный ресторан: вроде и побаловать себя он заслуживал да и в вагоне-ресторане за свою долгую жизнь никогда не был. Дмитрий Сергеевич ещё раз ткнул ногой в уже упёршуюся в стену сумку, быстро встал, снял окончательно потерявшую вид от растаявшего снега шубу и гордо, будто за получением награды, направился в конец вагона. Ему пришлось миновать не один переход из вагона в вагон, прежде чем засветилось своим светом и аккуратным блестящим убранством помещение, побывать в котором вдруг стало для него мечтой. Этот вагон не был похож на другие: хотя и засохшие, но на белоснежных гладких скатертях стояли цветы, окна прикрывали почти домашние шторы, лился яркий свет, а люди своей представительностью были совсем не похожи на его серых соседей.
В волнении он подошёл к стойке. Разукрашенная рюшечками официантка в белом переднике и бумажном, вырастающем из причёски чепчике, быстро подала затёртое, уместившееся на одном листе меню. Цены, весьма расстроившие размечтавшегося плотно пообедать Дмитрия Сергеевича, спустили с небес на землю и заставили ограничиться пивом и лишённой свежести одеревенелой воблой. Со своим скудным ужином в руках он теперь заметил, что вокруг нет свободных столиков. Озираясь более внимательным взглядом, он подошёл к молодому человеку, одиноко наслаждающемся ужином. За его столом с запотевшим графином, окружённым салатами и мясом после одобрительного согласия и расположился Дмитрий Сергеевич, пачкая усы пеной и улыбчиво соря чешуёй, переламывая побледневшую воблу.
Сидя напротив закусывавшего и ловко задающего вопросы юноши, Дмитрий Сергеевич не смог удержатся от разговора: о месте назначения, причинах путешествия, а после предложенного стаканчика – всё дальше углубляясь в биографию, уже оживлённо рисовал незнакомцу картины своей жизни. Выяснилось, что они почти земляки, что и в Москве проживали чуть ли не в соседних домах и может быть встречались вечерами или ранним утром, спеша на работу.
Захмелевший Дмитрий Сергеевич, задушив градусом скупость, возникшую в первые минуты своего появления в ресторане, начал заказывать закуски, фрукты, но чаще загустевшую от мороза водку – стоившую в обычном магазине раз в пять меньше, чем здесь. Молодой человек, с радостью ввязавшийся в хмельной марафон, поддерживал заказы Дмитрия Сергеевича, оказавшись приятным собеседником. Через час они и вовсе чувствовали себя друзьями, через два – почти братьями, принявшись выливать своё весёлое настроение на окружающих. Шатающийся Дмитрий Сергеевич начал приударять за круглолицей официанткой, потом за зашедшими проводницами, навязывая им темы для разговоров, расхваливая себя, и совершенно не встречая взаимного интереса. Молодой человек возвращал его за стол, они опять наливали и, вспоминая новые истории, смеясь и чокаясь, забрасывали жгучую жидкость вовнутрь.
В незашторенных ночных окнах чернело. Одиноко пробегающие огни и желтеющий свет редких остановок, пролетающие встречные поезда и тот же монотонный стук колёс, перемешанный с плачем разбуженного ребёнка уже не обращали на себя внимания глубоко и крепко спящего, измотанного за день населения вагона.
Дмитрий Сергеевич открыл глаза. Вагон уже наполнял зимний утренний свет. Толкающая в бок проводница сообщила ему, что через час его станция, улыбнулась и исчезла, громко объявляя пассажирам остановку. Он лежал, покрываясь холодным потом при мысли, что вчера, увлёкшись ужином, он позабыл о судьбе своего багажа, о спрятанных деньгах совершено при этом не помня окончания вечера. По-молодецки спрыгнув с верхней полки, он заглянул под лавку. Багаж и заработанный капитал были на месте. Дмитрий Сергеевич глубоко выдохнул, только теперь почувствовав боль, и тихий смех шепчущихся за спиной соседей. Поинтересовавшись в чём дело, он узнал нелицеприятные подробности своего вчерашнего поведения, заставившие его теперь стыдится и краснеть.
Оказалось, что придя поздно ночью он, спутав свои места, спустил своего краснощёкого соседа с полки, выругал, забрался на его место и, пролежав минут десять свалился, ударившись об угол чего-то своей нетрезвой, но как оказалось очень прочной головой. Потом неспящий вагон наблюдал за тем как Дмитрий Сергеевич, в чужой обуви прогулявшись до уборной, начал сгонять другого соседа спящего на такой же верхней полке, который, в конце концов, его и утихомирил.
Поезд, пыхтя и сбавляя ход, подходил к маленькой станции. Распахнутый, с задвинутой на затылок шапкой, цепляясь сумкой о двери, Дмитрий Сергеевич спрыгнул с подножки и растаял на тесном перроне среди таких же спешащих и похожих друг на друга людей. А поезд понёсся дальше на юг, увозя и вновь принимая в свои объятья всё новых и новых пассажиров, светясь яркими окнами вагона-ресторана.
02. 10. 2012 год