Было душно, под высокими потолками надрывно жужжали мухи, увлечённые своими делами, тяжёлые портьеры хранили мрачный покой, где-то под полом таинственно что-то шуршало, по-хозяйски громко тикали часы. Вдруг эту размеренную устоявшуюся тишину нарушил стук в дверь, не то чтобы нахальный или требовательный, а полный отчаяния и надежды, но высокая увесистая дверь трансформировала эти отчаяние и надежду в робость и нерешительность. Со стороны коридора на двери висела большая табличка красного цвета, на которой золотыми буквами старорусским шрифтом было написано: – «ДОКТОР ВСЕЯ РУСИ». Затем дверь приоткрылась и в образовавшийся проём просунулась взъерошенная голова, на лбу которой красовался крест-накрест наклеенный лейкопластырь.
Сидящий за столом человек с большим лицом, не отрываясь от письма в тетради, под светом настольной лампы, нараспев по слогам произнёс: - «Входите». На нём был белый халат и шапочка, поверх которой чуть сбоку красовалось круглое зеркало.
Не увеличивая щели приоткрытой двери, в кабинет вслед за головой просочилось туловище в синей рубашке и смиренно вытянулось.
Кабинет был просторен: посредине стоял высокий массивный резной деревянный стол старинной работы, в кресле с широкими подлокотниками и высокой спинкой, которое скорее походило на трон, сидел доктор. Стол находился на небольшом возвышении, как бы на постаменте, поэтому стоящий внизу человек чувствовал себя маленьким и ничтожным и наоборот сидящий на троне выглядел если не всемогущим, то, по крайней мере, способным на многое. Габариты стола, трона и доктора соответствовали. На длинных стенах в ажурных рамках висело множество портретов, по-видимому, людей имеющих непосредственное отношение к медицине. Приглядевшись, можно было увидеть эти портреты повсюду: наклеенными на чернильнице, на книгах, на воздушных шариках, зачем-то висевших в углу, на потолке, кушетке и даже на горшках с цветами. На стенах, по-видимому, на случай аварийного отключения электроэнергии висело множество свечей, часть из которых горели, чем-то пахло – тяжело и въедливо.
Через три минуты доктор поднял голову, блеснув лоснящимся лицом, глянул на часы, висящие над входной дверью, затем окинул равнодушным взглядом стоящего под ними переминающегося с ноги на ногу человека, остановив почему-то внимательный взгляд на его ботинках, удивительно, но при этом он продолжал торопливо писать. …
Прошло ещё минут пять, человек в рубашке терпеливо сидел на небольшом стуле рядом со столом, на который ему молча указал доктор и, не меняя положения головы, водя одними глазами, наблюдал за двумя мухами, гоняющимися поочерёдно друг за другом. Часы тикали всё громче, напоминая пациенту о том, что шансов успеть в гости к тёще у него остаётся всё меньше и меньше. Доктору же эти часы говорили о том, что рабочий день медленно, но неумолимо движется к завершению и уже совсем скоро его ждут: салат из свежей капусты с клюквой, говяжий язык с хреном, рулет из печени с маслом и отбивная из свиной корейки, гарниры он не любил, будучи уверенным, что они тучнят. Наконец человек в белом халате, аккуратно закрыл тетрадь, откинулся на спинку стула и, промокнув лоб платком, поправил зеркало на голове:
- Ну-с, что беспокоит, больной? – слово «больной» он произнёс почти шёпотом с такой сострадательной миной, как будто сидящий напротив него человек обречён, и шансов выздороветь у него совсем немного.
Мужчина в синей рубашке сидя на небольшом стульчике перед огромным столом, за которым восседал доктор, жалобно смотрел снизу вверх и казался дрожащей антилопой перед разинутой пастью огромного гребнистого крокодила.
- Почему вы решили, что я больной? Просто живот что-то ..., - нерешительно заикаясь, попытался оправдаться человек.
- Вы больной, - мягко, но уверенным тоном, не принимающим возражений, сказал доктор, – у вас же на лбу написано. Вот я здоровый, посмотрите на меня: хороший цвет лица, щёки, аппетит прекрасный, стул нормальный, даже волосы кучерявятся – жить хочется. А у вас разве жизнь? Смотреть страшно, так что вас сюда привело?
- Живот, - повторил человек в синей рубашке, состроив при этом жалобное выражение лица, - пламенем горит, жжёт меня изнутри, камнем тяготит, как будто грех вселенский на душе лежит.
- Вы не поэт случайно? – посмотрел на него исподлобья доктор.
- Балуюсь иногда, - застеснялся человек в синей рубашке, поёрзав на стуле.
- Откуда ж знать тебе халдей про грех вселенский и как он может тяготить, - задумался доктор, глядя в потолок, потом вдруг встрепенулся - живот, - повторил он, сохраняя интонацию пациента, - живот от слова жизнь, в животе есть много всего, без живота никуда, живот – это всё. Его беречь надо, вести здоровый образ жизни, правильно питаться, соблюдать режим дня, не злоупотреблять и заботиться о полноценном здоровом сне; посмотрите на себя; не высыпаетесь, работаете на износ, нервничаете, вон до чего довели себя и своих окружающих; весь жёлтый и синие круги под глазами, как рубашка. Вы специально такую рубашку одели?
- Нет.
- Так сейчас же снимайте её.
- Но у меня с собой другой нет, - сказал больной, начиная стягивать с себя рубашку.
- А говорите: не больной. Снимайте рубашку и ложитесь на кушетку, - доктор кивком головы показал её местонахождение.
Широкая потёртая кушетка стояла в углу кабинета за ширмой у единственного наполовину не зашторенного окна. Пуговицы на рубашке поддались быстро в отличие от шнурков на ботинках, наконец, больной улёгся на кушетку.
- Зачем вы носите такие ботинки? Во-первых, они неудобны, посмотрите какой каблук – он очень нагружает стопу, что ведёт к её деформации, и способствует возникновению варикозного расширения вен, артроза, а потом жалуетесь, что ноги болят. Во-вторых, зачем вы выбрали такой цвет, он напоминает цвет запёкшейся крови, а это угнетает психику, что является прямым путём к депрессии, так и до психушки недалеко. В-третьих, у них очень сложная шнуровка – я столько времени потерял, ожидая, когда вы их развяжите, а моё время очень дорого. … Успокойтесь больной, - показал жестом доктор, видя недоумение на лице пациента, - Дорого для моих пациентов, ждущих в очереди.
- Ну, знаете, я вас час только в коридоре ожидал, - пациент, оказывается, умел возмущаться.
- А как вы хотели, много нуждающихся, - ещё мягче начал говорить доктор, - А всё отчего? – от того, что не слушаете советы докторов. Всю жизнь за вас полагаешь, а вы всё недовольны, - он тяжело вздохнул, сел рядом погладил больного по голове и принялся ощупывать живот.
За окном светило солнце и шаловливые солнечные лучи, отражаясь в зеркале на голове доктора, раз за разом резко слепили больного.
- Вы не могли бы убрать зеркало, оно мне светит прямо в глаз, - жмурясь и отворачиваясь в сторону, сказал человек, - зачем вам эта стекляшка, вы же не смотрите мне в ухо.
- Это лобный рефлектор, а не стекляшка, чувствуете разницу, - строго сказал доктор, подняв при этом указательный палец вверх, - я не могу его снять, как же люди определят, что я врач?
- Белого халата, думаю достаточно.
- Как же, как же – он думает. Вам вредно думать. Думайте дома, а не здесь и спорьте с женой. Сейчас все кому не лень ходят в белых халатах: продавцы например, маляры и те в белое рядятся.
- А вы …
- Хватит болтать и согни ноги в коленях, - доктор продолжал пальпировать, - кишечник воспалён, печень увеличена, а он болтает, поэт. Спиртным не надо злоупотреблять, по девкам меньше шастать, а то …
- Я женат и вообще не …
- Помолчите, больной, когда вас не спрашивают, вы мешаете исследованию, - перебил его доктор, - если спрошу, то либо кивай, либо мотай, но молча понял? Не мешайте работать. Для него же стараешься, а он. … Так. … Кушают всякую гадость, а потом в больницу бегут, - пациент отчаянно мотал головой, - Что хорошо питаешься? Значит, пищу надо хорошо пережёвывать, тридцать два раза на одной стороне и тридцать два раза на другой. Здесь болит? И с желудком непорядок и поджелудочная железа. Можете вставать.
- Тридцать два раза на одной, потом на другой? Так полдня обед придётся пережёвывать.
- Слабенькие вы все какие-то стали, чуть, что скушали не то – сразу живот. Понервничали – опять живот. Да раньше такого не было. Раньше народ был. … Ух. … Берите пример с крокодила: он может кого-нибудь проглотить вместе с костями и на живот никогда не жаловался. Во как, железо переваривает. Вы видели когда-нибудь крокодила в очереди к врачу?
Пациент выпучил глаза на доктора:
- Я ж не крокодил.
- А жаль! Причём никто никогда не замечал, чтобы крокодилы нервничали. Совершенное Божье творение, венец! Толстокожий, спокойный, ничего лишнего. Все помрут, а крокодил выживет во все времена, в любых климатических условиях, при любом политическом строе и при любой экономической политике. Железная нервная система, он хоть лягушек щёлкает, греясь на солнышке, хоть в кровавой битве место под солнцем отвоёвывает - всё с одним выражением лица, существо без эмоций. Вот у кого учиться надо, одевайтесь. … Крокодил самое древнее животное, только оно выжило в изменяющемся мире. Хоть где выживет, хоть к чему приспособится, кстати, год без пищи может обходиться и никакими гастритами-язвами-колитами не страдает. Максимально адаптируется к среде обитания, его, кстати, Бог одним из первых сотворил, а он до сих пор живёт и здравствует и будет здравствовать, потому что Бог его и хранит.
Человек в синей рубашке поскучнел, поняв, что до крокодила ему далеко и сел в кресло стоящее у стены, куда его усадил доктор, рядом стоял небольшой столик, на котором стопками лежали различные брошюры.
- Здесь очень полезная информация: брошюры, проспекты, буклеты о правильном питании, различные диеты, о пользе витаминов и главное всё совсем недорого, все средства от этого идут на лечение немощных сирот.
- А разве государство не заботится о немощных сиротах?
- Эта программа отделена от государства, - доктор при разговоре сидел за столом и как обычно писал.
- Странно.
- Ничего странного. И потом вас же никто не заставляет, мы обращаемся не к вам, а к вашей совести, если она у вас есть, конечно. Есть у вас жалость и сострадание к ближнему своему и вообще чувства человеческие какие-нибудь остались? … Или нет? Слышите?
- Ладно, куплю вот этот красочный с Мойдодыром, внучке подарю, «гигиена человеческой души» называется, вот возьмите, - человек в синей рубашке протянул деньги.
- Зинаида Матвеевна, - протяжным басом протрубил врач, - мы - доктора денег не касаемся, - сказал он тоном ниже, уже обращаясь к человеку в синей рубашке, - они грязные, на них много микробов, представляете, через сколько рук они прошли, а нам ещё множество больных осматривать.
Вошла степенная медсестра в длинном белом халате и косынке с красным крестом на лбу, она была неопределённого возраста с ничего не выражающим лицом, но с бегающими глазами, взяла деньги и дважды пересчитала:
- Сдачи нет, возьмите ещё это, - она взяла со стола буклет и протянула пациенту.
Буклет назывался: « Никотин – это яд». …
Вдруг тяжёлая дверь распахнулась, и в кабинет влетели три молодые девушки в разноцветных шапочках.
- Зачем вы дали заключение, что товарищ Петров здоров, - завизжала одна из них, - он болен и не может занимать эту должность, - остальные вторили ей, махая руками.
Доктор поднял глаза с явным удивлением и с каким-то испугом посмотрел на девушек, потом, задевая не маленьким животом стол, встал и вдруг заорал:
- Вон, … вон отсюда, вы оскверняете медицинское учреждение, почему вы вошли без бахил?
- Да ладно, чистюля, тут гнилью пахнет и полный дом мух. Сколько он вам заплатил за справку?
- Ты, мерзавка, в грязной одежде сюда ворвалась, ещё и …, - зашёлся в гневе доктор, схватил большой колокольчик, стоящий на столе и начал судорожно его трясти.
Тотчас набежали охранники, скрутили девушек, надели на них наручники и волоком вытащили вон. …
- Когда вы, наконец, оградите нас от этих нападок, мы заботимся о здоровье нации, а вы …, сделайте так, что бы впредь неповадно было.
- Уладим, - мотнул головой начальник охраны и вышел. …
- Мы отвлеклись, вернёмся к нашим баранам, - сказал доктор, обращаясь уже к больному, - возьмите, - доктор протянул несколько бумажек, - это направления на анализы, это рекомендации как правильно питаться, а это рецепты.
- Ничего не разберёшь, - пациент рассматривал рецепты, - вот можете же разборчиво писать, - теперь он держал в руках рекомендации.
- Это же я для вас написал, а рецепты для другого врача, он поймёт.
- Но это же вы обо мне пишите, и диагноз, кстати, тоже мне ставите, а в ваших бумагах его и прочитать трудно, прямо тайнопись какая-то. Порой сами расшифровать не можете.
- Зачем вам всё знать, не обременяйте себя лишними знаниями, здоровее будете. Крокодилы мало знают, потому и здоровы. Не все доктора порой разберут, а вы туда же лезете, лучше пишите стихи – полезней будет. …
- Доктор, скажите, что у меня? Не опасно ли это, а то у меня сосед три года назад, вот так же живот схватило, к кому только не обращался и к бабкам и к знахарям – ничего не помогло, так до сих пор и болеет и уже на улицу редко выходит?
- Всё в ваших руках, как лечиться будете. Вот начните с этого, - доктор достал большую таблетку и положил на стол, - это новое профилактическое средство от многих болезней и абсолютно безвредное, причём почти бесплатно. Ну, если вы неравнодушны к тем, кто не может выздороветь, то можете на выходе пожертвовать на строительство новой больницы.
- Да что вы с меня всё деньги вымогаете? – возмутился человек в синей рубашке.
- Кто с вас деньги-то вымогает? К вашей совести взываю, - почти заорал в ответ доктор, - столько голодных детишек в мире. Вы знаете, сколько людей в мире ежечасно умирает от голода? Что руками машешь? Нечестивец!
- Это я нечестивец, это я их обожрал? Да ты на себя посмотри: щеки отъел, как у хомяка.
Доктор встал с грозным видом, но вдруг осёкся сел и сказал:
- Негоже мне до тебя опускаться. Надо учиться спокойствию у крокодила. … А эгоизм и жадность – это грех, ты не еврей случайно, как твоя фамилия, - доктор взял карточку, - Синегнойный Иван Абрамович, - вслух прочитал он.
Услышав фамилию, доктор оторвал взгляд от карточки и стал пристально смотреть на Ивана Абрамовича, выражение глаз менялось: в них промелькнули все человеческие чувства, началось всё с недоумения, которое сменилось гневом с оттенком ненависти, потом на миг промелькнуло безразличие, затем замешательство, но тут же вспыхнул живой интерес, к которому примешались милость и доброта, плавно перешедшие во влюблённость.
- Как Лиза? – после затянувшейся паузы спросил он участливым голосом.
- Какая Лиза? – встрепенулся больной.
- Жена твоя, которая одновременно является мне дочерью.
Теперь уже Синегнойный уставился на доктора.
- Хорошо. Захар Петрович? А как вы узнали, что это я?
- Когда моя дочь собралась выходить замуж и сообщила фамилию жениха, я три дня плохо спал и много ел без аппетита. Затем я узнал у своих знакомых милицейских начальников, их много у меня лечится, что фамилия «Синегнойный» - единственная в городе. Надо же угораздило, - доктор тяжело вздохнул, - Давно хотел с тобой познакомиться, зятёк.
- И я тоже, - человек в синей рубашке неказисто улыбнулся.
- Зиночка, - вдруг игриво сказал доктор с какой-то детской интонацией. Вошла медсестра, очень мило улыбнулась, она похорошела, приосанилась, превратившись из Зинаиды Матвеевны в Зиночку, - нам необходимо пообщаться, создай нам условия и скажи, что на сегодня приём окончен.
- Что у тебя на лбу? – спросил доктор зятя, когда Зиночка вышла, почему-то вдруг завилявшая, простите, задом.
- Ничего.
- А лейкопластырь, зачем налепил?
- Так к врачу же шёл, - смутился Синегнойный.
Доктор встал и по-отечески отлепил лейкопластырь со лба, зять не сопротивлялся.
- Притворство – не всегда полезная штука, - сказал он. …
Они пересели за стеклянный столик, стоящий в другом углу просторного кабинета, за ширмой рядом с огромным зеркалом, которое простиралось на всю высоту стены. Доктор открыл находящийся рядом белый шкаф с красным крестом и достал оттуда две рюмки, графин и коробку конфет.
- Чистейший медицинский спирт, девяносто восьми процентный. Знаешь, с чего началась медицина? С дезинфекции, причастимся и мы к истокам медицины.
Синегнойный открыл, было, рот, чтобы протестовать, но доктор приложил палец к своим губам и налил полные рюмки.
- Мы должны скрепить наши родственные отношения.
Выпили, зять начал, как рыба, хватать воздух ртом. Тесть заботливо наскоро запихнул ему в рот отрезанный лимон. Успокоившись, Синегнойный разглядывал всё вокруг. Доктор незаметно наблюдал за ним.
- Тебя может, будет что-то удивлять здесь, но ты сильно не придавай этому значение. Мир устроен так, что однозначного ответа на свои вопросы ты не найдёшь. Будь терпимей ко всему и принимай всё так, как оно есть, бунтарей никто не любит, не тобой этот мир создан и на тебе он не закончится. Ты песчинка в океане событий и на эти события ты повлиять не можешь. Отбрось амбиции: управляешь не ты, а тобой. Посмотри в зеркало, - предложил доктор, - да не на себя, а на отражение стола в зеркале.
В зеркале было видно, что на столе вместо графина со спиртом стояла ваза с цветами, вместо рюмок – свечки, а вместо коробки конфет и лимона – брошюра по профилактике кожных болезней.
- Прикольно? - сказал явно довольный доктор.
Синегнойный осмотрелся: стол стоял так, что увидеть из кабинета, что находится на столе, можно только в отражении зеркала, прямой обзор был закрыт невысокой перегородкой уединяющей сидящих за столиком.
- Прикольно, - подтвердил Синегнойный, - а для чего это?
- Чтобы отражение в зеркале благоприятствовало выздоровлению больных, - туманно ответил доктор.
Вошла Зиночка с распущенными волосами и с ярко накрашенными пухлыми губами и с заискивающей улыбкой кивком головы пригласила пойти за собой. Она прошла вдоль стены и вошла в дверцу, как казалось, шкафа, за ней вошёл доктор, Синегнойный оглядываясь вокруг, замялся, затем махнул рукой и последовал за ними, шагнув в полумрак. …
Они спускались по каменной лестнице, постепенно глаза привыкли к недостатку света, небольшие одинаковые пролёты квадратами уходили вниз, пахло сыростью, дорогу освещали тусклые светильники, висящие на стенах. Шли молча, звуки шаркающих шагов гулким эхо уходили вверх, под ногами промелькнула пара теней, вероятно крыс. Шедшая впереди Зинаида неожиданно свернула в проём в стене, лестница уходила дальше.
Пройдя небольшой коридор, после слабо освещённой узкой лестницы они попали в просторный зал: было светло, посредине стоял овальный резной стол на изящных изогнутых ножках, из такой же благородной древесины под стать столу были и стулья, расставленные вокруг стола, который был покрыт бордовым жаккардом с желтоватым рисунком в виде бегущих ящерок. На высоком голубоватом потолке повторяя конфигурацию стола, висела огромная хрустальная люстра, отсвечивая всеми цветами радуги. Стены были отделаны тканями и увешаны цветными гобеленами, поскрипывал паркет, почему-то чёрного цвета.
- Присаживайся, - сказал доктор и сел во главе стола у огромного отделанного кованым железом пылающего камина, который и отапливал помещение.
Синегнойный сел и принялся рассматривать странный камин, в котором не было дна, и огонь полыхал из трубы снизу и уходил вверх в другую трубу.
- Внизу огромная кочегарка и мы пользуемся их теплом, а что, удобно – не надо дров, никаких затрат. Практично и экономично, мы и еду на этом огне готовим, а без экономии в наш век не выживешь.
Вошла Зиночка с большим подносом, на ней уже была до неприличия короткая юбка. На столе появились различные закуски и бутылка коньяка.
- Рекомендую, - сказал доктор, отрезая себе холодной осетрины, - свежайшая, только с хреном не переборщи. Ты знаешь, как появился алкоголь, - он уже наливал в рюмки коньяк, - правильно, в результате брожения, а медики довели до совершенства этот процесс.
- Захар Петрович, я вообще-то не пью, я так … только ради знакомства выпил. Больше не …
- Сегодня можно, сегодня великий день! Кстати на работе меня все зовут доктор Захарий, и ты тоже так зови, понял? – Синегнойный кивнул головой.
Выпили, закусили горячей бужениной и ядрёными солёными помидорами. Судя по выражению лиц застольных, вкус коньяка был противоречив, а вот помидорчики с бужениной понравились обоим.
- Знаешь, какое предназначение человека в этой жизни? – доктор Захарий периодически закидывал в рот виноградины.
- Какое?
- Выжить! Выжить в любых условиях и продолжить род человеческий, вот почему я не стал отговаривать дочь выходить за тебя замуж.
- А я что, не человек что ли?
- Человек, вот потому я и не возразил.
- Два года мы живём с вашей дочерью, у нас уже дочери годик, вашей внучке кстати. А мы с вами ещё не знакомы. И не по моей воле, заметьте.
- Ты хочешь сказать: - по моей?
- А по чьей?
- По воле Божьей! Ты думаешь, мне легко было, когда моя дочь из Чистотеловой превратилась в Синегнойную, - рука доктора невольно потянулась к бутылке, - я – известный уважаемый доктор, блюститель чистоты, и вдруг дочь превращается в Синегнойную! Каково мне? Ты не думал об этом? – тон Захария то повышался, то понижался, пару раз он даже всхлипнул.
- Не в названии сущность, - несмело сказал зять.
- Да так-то оно так, но люди смотрят на облик, а не заглядывают внутрь. Если ты идёшь в богатой шапке – значит ты хороший, а нет – так на тебя и не смотрят. Что у тебя в душе им наплевать, со своей не могут разобраться.
- Я придерживаюсь других взглядов.
- Он придерживается …, - доктор хрустнул маринованным огурчиком, - да кто ты такой? Синегнойный? Он придерживается … Жизнь это не простая штука, дочь моя до сих пор без шубы ходит. Что купить не можешь?
- Копим деньги, если всё хорошо будет, на следующую зиму купим.
- Эх ты простофиля. Ладно, дам денег, завтра же купите, холода на носу. Понял!.. Зиночка, - сказал он суетившейся вокруг стола медсестре, - отдай ему деньги за брошюры и то, что он пожертвовал.
- Да ладно, дочке отдам, Мойдодыр хороший на картинке. А пожертвования, так может правда больницу построят.
- Ой, лопух, да бери, сколько унесёшь этих мойдодыров, а больницу и без тебя построят, - доктор вздохнул и зазвенел рюмками. Над столом кружили мухи, Синегнойный присмотрелся, а на скатерти оказывается, изображены не ящерки, а крокодильчики. …
- Ты кем сейчас работаешь? – спросил доктор, жуя капусту, после очередной рюмки, он прищурил левый глаз, это означало, что он раскусил попавшуюся клюквину.
- Бригадиром на стройке, но скоро поставят прорабом и зарплату повысят.
- Не густо, в грязи, каждый день на работу, - вздохнул доктор, - но … да каждому – своё. Может, что путное из тебя сделать, а? – он по-отечески хлопнул зятя по плечу, - Скажи Лизе пусть зайдёт, поговорить надо. Ладно, нормальный ты мужик, а то я вначале от тебя избавиться хотел.
- Это как? – Синегнойный вдруг заметил в углу за камином мирно жующую огромную толстую крысу, которая заметив его взгляд, не торопясь, переваливаясь с боку на бок, скрылась в углу.
- Да никак, проехали. …
Много пили и говорили о женщинах, политике, растущей преступности и обсудили цены на золото на ведущих мировых рынках. Говорил, конечно, один доктор, а что Синегнойный участвовал в разговоре, можно было понять по его глазам, - они то сужались до нервного дрожания век, то расширялись до неимоверных размеров, изменяя при этом форму носа. …
- Нравится тебе здесь? - обвёл руками зал захмелевший тесть.
- Нормально, - пожал плечами Синегнойный, крокодильчики на скатерти начали шевелиться.
- Этот подвал мы у рентгенологов и лаборантов отобрали, ох и бойня была! Еле отвоевали, - доктор стукнул кулаком по столу, - нечего рыпаться, когда терапии что-то понадобилось. Тут должно быть единоначалие, а то развелось тут, - он привычно отогнал мух от тарелок.
- Но ведь они тоже доктора?
- Да какие доктора, название только одно, на самом деле – так … подсобники. Вообще к медицине столько всякого дерьма примазалось, вот твой сосед говоришь к кому только не обращался? Была бы моя воля, я бы их всех задушил на корню – сенсов всяких, знахарей, гадалок, целителей всенародных и прочих ведьм.
- Так ведь он вначале к докторам обращался, потом уже от безысходности …
- Я тебе по секрету скажу, обмельчала медицина, сейчас в неё идут те, кто работать не хочет, больному ведь всё что угодно наговорить можно, а он овечка и верит. Вот и живут за счёт таких лопухов, как ты. Доктор разве лечит? Нет. Он просто выписывает лекарство и всё! А лечит он, - доктор показал толстым жирным пальцем вверх.
- Вы хотите сказать, что нет медицины, которая действительно печётся о здоровье людей?
- Да есть где-то, есть, это я точно знаю, подвинься, - доктор сделал жест рукой в свою сторону, - я тебе вот что скажу: настоящая медицина лечит души людей, а не их тела. Здоровой душе плотские немощи не страшны. …
- А что такое душа? – спросил уже сильно пьяный зять, голова его повисла, и он был не в состоянии её поднять, поэтому пил и закусывал наощупь.
- Душа – это как своенравный порхающий голубок, куда он полетит никому не ведомо, - отвечал отец Захарий, - и совладать с ним никто из имеющих ноги не может. …
Синегнойный вдруг рухнул со стула, последнее, что он видел – это крокодильчики, прыгающие на него со скатерти. … Прибежавшая Зиночка с большим куском ваты обильно пропитанной нашатырём привела его в чувство. …
Расходились по домам уже затемно, шатало обоих. Порывы осеннего ветра заставили поднять воротники, вдруг, в один из порывов налетели какие-то птицы и начали низко кружить над ними, при этом они обильно и часто испражнялись. Резкий протяжный крик этих птиц, казалось, проникал вглубь мозга, ветер усилился и начал кружить вместе с птицами, поднимая вверх уже опавшие листья.
- Беги, опять эти лярвы налетели, - крикнул доктор и, закрываясь руками, побежал по улице, его тёмное пальто было усеяно помётом, который от обилия стекал вниз по ткани.
Синегнойный побежал в другую сторону, но вдруг понял, что птицы полетели именно за доктором. Он остановился и, отряхиваясь, стал наблюдать, как убегал Чистотелов от белых голубей, а это были именно они. Доктор споткнулся, упал в лужу, прополз на коленях, с трудом поднялся и опять побежал. Птицы продолжали глумиться над ним. … Синегнойный посмотрел на хмурое небо, тяжело вздохнул и потихоньку побрёл домой.