Голые стены старого корпуса заброшенной теперь полностью психиатрической лечебницы... и одинокий призрак, сидящий на разбитом стуле, смиренно сложив руки на коленях, и глядя в даль - в обнаженный проем разбитого окна, в которое врывался ледяной ветер, в палате, некогда бывшей обитаемой кем-то, чьи душа и мечты были признаны недостойными жизни в этом мире, а, возможно и опасными для веры других... Может, то была душа, изуродованная истязаниями и болью, любовью или страданиями? Душа, которой суждено было расстаться и с жившим в этой палате измученным и уставшим телом, и с самой собой... Сжимающие горло и никогда никем не высказанные истории о привидениях, городские легенды, проснувшиеся для вечного заключения в этих стенах... И только лишь они и смутные домыслы случайно забредших сюда любителей развалин могли что-то поведать о себе... Но не будут они бледнее и статичнее тех леденящих душу историй, что школьники и студенты рассказывают друг другу, собираясь иногда в компании по ночам или в канун дня Всех Святых.
Из окна был виден и новый корпус здания - теперь тоже опустевший, куда даже грустный призрак не смел являться, боясь того, что незримые раны, нанесенные там, все ещё кровоточат... Где наверняка оживут те ужасные несколько месяцев, которые провел в его стенах любимый им и навсегда теперь потерянный друг, который погиб, пытаясь вырваться из темницы... Почти так же, как и этот призрак немногим позже. Да и вся жизнь его была, казалось, попыткой вырваться из темницы, но теперь душа его упокоилась и не ищет ничего. Не ищет последний шанс восстановить равновесие гармонии и уберечь от ошибок прошлого. Он всегда был ярким и сияющим огоньком и так же быстро сгорел... А теперь призрак, когда-то будучи охваченным лишь демоническим желанием творить, руша почти все вокруг, что можно было разрушить, преступая все границы разумного и допустимого ради создания несуществующего идеала из плоти и крови, казнил сам себя своими же идеями свободы и безграничности и не видя более ничего вокруг - он не смог уберечь своего единственного и любимого друга. Не смог даже осознать приближающееся поражение, не успел попросить прощения, уверенный в том, что тот предал их союз. Лишь ощущение того, что он все-таки простил, теперь делало его боль менее раздирающей...
Огни города, зажегшиеся по ту сторону, за разбитым окном старого строения казались, наверное, тем, кто собирался в стайки, как ночные бабочки, в ореоле света фонарей и неоновых вывесок, чем-то вечным, что будет повторяться каждый день, каждый год, десятилетие... И жить они будут как те самые бабочки, покуда и этот искусственный свет не опалит их прогрессирующей мощью саморазрушающегося мира, или не перестанет их греть...
Однако они все равно будут лететь на их свет, не видя блеска и непрестанно меняющейся формы Луны каждый раз, как она перевернется ликом во мглу созвездий... Они будут гореть среди потрескивающих ламп и прожекторов, думая, что здесь их жизнь, только здесь и сейчас, и, может, быть завтра, но не всегда и не там, где Луна саркастически смотрится в черную воду - вечную в отличие от этих бабочек, привязанных к яркому свету неона будто нитями к смене сезонов, не замечая, что нити становятся все короче, пока они не станут даже короче стебельков листочков на дереве...
Они перестали быть деревьями, как когда то - они стали листьями, подхваченными осенним ураганом и погребенными под льдами вечной зимы. Навсегда. Без единого шанса и права увидеть весну. Лишь только созидание могло дать им шанс вернуться и стать деревьями, но они верили в неонового бога, поклоняясь ему ежевечерне, превращаясь в засушенные листочки, лишенные живительной силы, души... и...