Угол Алексей Фишев - немного впечатлений. Дзуйхицу

Наугад Сяо Линь
Меньше всего на свете мне хочется делать вид, что я, например, понял, о чём пел Угол, или, что Угол пел именно  о том,  что из его песен понял я, или что происходит  что-нибудь столь же зловещее и непроисходящее. Тем не менее, поделиться кое-какими мыслями было бы – чёрт его знает как – полезно, вредно, весело, уныло.  Наверное, от некоторых мыслей, которые я напишу здесь его разложившаяся туша завертится в деревянном пиджаке, а что-то, может оказаться невероятно точным попаданием в замысел автора -  какая разница, в конечном счёте, о чём писать – автор всегда выражает свои мысли. Как и любой объект искусства – не более чем шум воды – объект для медитации, человек всё равно достаёт все выводы из себя.
Я отношу Угла – по идиотской, но непреодолимой привычке классифицировать всё, что меня об этом не просило – к «обиженным детям» - как и Ника Рок-Н-Ролла, Церковь Детсва, Бранимира, Свина, скажем. Их агрессия – здоровая реакция на затянувшиеся последние времена, предапокалипсическое невыносимое состояние, в котором пребывает человечество, кажется, с самого появления, именно поэтому в их текстах только законченный мудильник не заметит лирических мотивов.  «Маша» и «Пух» Третьякова, скажем, одни из самых пронзительных песен на свете – при всём их цинизме. Да и цинизм этот – скорее изнанка побитой романтики, нежелание закрашивать уродства мира, раз уж они есть – благородный муж не закрывает глаза на такие вещи.
 «Вселенский Андеграунд (Ух-Ты Ах-Ты») Угла – как песня о сексе становится второй по значимости, после Свидетелей «Зимовья Зверей» - и уже точно она лучше набившей оскомины «Лирики» Сектора Газа, лидер которой так навсегда и остался поэтической тенью Жарикова. Антиэлитизм Угла – он всё-таки Антиэлитизм,  а не аэлитизм – что-то вроде заблёванных филсофов Шинкарёва, или похмельных рассуждений Ерофеева -  слишком непростыми для понимания фразами грузит он свои тексты, смешивая дрожащей похмельной рукой мерзость и красоту в адские коктейли – «И на легухах разудалых плыть по влагалищу вселенной!».  «Весёлые Ребята» - чисто концертная вещь, откровенно слабая, но бесконечно джемовая, постепенно превращается в более сакральный манифест «Дикие Клоуны»  - пенсии явно на одну тему, но насколько Дикие Клоуны мотивированнее и опаснее весёлых ребят – они знают, что и зачем делают. Восхождения к безумию – забавный каламбур, по сути своей, производная от «схождения с ума» - сразу расставляет точки над «и» и указывает на приоритеты – разложение, хаос и гибель – похмелье и ужас – весело и самоотверженно кинуться навстречу смерти, без нытья и слёз. Зато жалкая собачонка вдруг становится проводником – в одном из немногих интервью Угол рассказывает эпизод из жизни, связанный с покалеченной собакой, видимо повлиявший на создание песни, и указывает на него как на важный момент становления личности – жалкая собачонка – индикатор и проводник в этом мире, она указывает чего стоят века прогресса. Отсюда же растут ноги у Горбунов, и всеми инструкциями на тему того, как ими стоит пользоваться. В отличии, от Витухновской Угол не грезит разрушением реальности, он громко и задорно падает в её тошнотворные дебри – пассажир трезваков объявляет себя свободным – «думают я в клетушке… Ну уж *** уж, нетушки».  От танцует среди всего это великолепия – неуклюже и убого, как и полагается человеку, поставившему «неуд» миру – но танцует гордо, и волосы мокрые развиваются. На самом деле, анализировать его тексты – интересно и нескучно,   а главное – полезно, потому что убеждаешься что каждое чудовище лунной ночью вспоминает что у него есть мама, и воет с тоской на луну, хотя знает, что луна не виновата. «Лишь по блудилищам ходить нам вроде бы и остаётся, месить пургу и морды бить – неёбанные мойдодыры» - оценивает он всё тех же Клоунов и Ребят, потому что, безусловно, они – ровно такое же дерьмо, как и всё прочее. Но я отвлёкся – болезненные символы сопровождают все песни Угла, с натугой превращаясь порой в плакатный оптимизм, типа «подрался с грудным младенцем, забрался в его коляску» - вроде как можно спастись, найти «Сквозь мясорубку всех стихий, тот яркий свет родного дома», и начинается манифестация безумия – «А моя свобода - бомба из гнилья - право харкнуть кровью в морду бытия», не говоря о таких текстах, как «Ночью В Комнатушке», «Посланник», или совеем уже запредельное «Пробуждение».  В пустоте этой всё-таки пахнет весной, и полностью избавиться от всякой надежды не удаётся – «Зверзость» - лучшее тому доказательство, то ли обращение к покойном человеку, то ли к далёкому, то ли вообще не к человеку, а может и не обращение. Надрывный позитив звучит и в «Проникновении».
А вот, например, «Клубни» - лучшая наркоманская лирика всех времён.
В общем, хотел я написать эссе, а получился несвязный комок сознания. Однако, перечитывая текст, я понимаю, что всё, что я хотел – я сказал, только что не потрудился разжевать.  Но публика, думается, знает о ком идёт речь, и в состоянии самостоятельно лишний раз послушать и почитать источник, да и мысли едва ли так уж оригинальны и ценны – так что, сдаётся, большой трагедии нет. Остаётся добавить что я всегда считал очень красивыми две легенды. Легенду о исчезновении Ордановского – то есть ну да, он исчез так и так, но Житинский высказывал мысль о том, что одной из причин стало то, что лидер «Россиян» оказался в такой ситуации, когда его не принимали уже ни свои ни чужие. А ещё я всегда считал красивой городскую байку о том, что Угол захлебнулся рвотой – это было бы символично, его песни и есть рвота, продукт, появившейся от того, что человек не усвоил этот мир органически.
Я не знаю каким он был человеком, из интервью понятно только, что неглупым, я просто попытался поделиться с вами мыслями о его лирическом герое. Прав ли я хоть в чём-то? Всё в портфеле Джимена, друзья и недруги мои.
Всем света.