Последний день декабря, как и положено, был насквозь пропитан ожиданием новогоднего праздника, словно и не существовало никаких других событий и дел, могущих по своей значимости превзойти грядущие торжества. Всё вдруг ушло на второй план, и чем ближе стрелка часов приближалась к заветному времени, становилось еще более безликим и отдаленным, как притупившаяся от обезболивающего укола боль, которая завтра напомнит о себе с новой силой, накопившейся в изобилии за год ушедший.
Это был тот редкий вечер, когда никто не спешил укладывать меня спать и я восторженно носился по всему дому, путаясь под ногами у взрослых, бурно реагируя на каждый стук в дверь вновь прибывших гостей, принимая от них с замиранием сердца подарки, каждый из которых таил в себе что-то загадочное – будь то сладостно шуршащий пакетик из целлулоида или нечто еще более таинственное, в желтовато-серой бумаге, перевязанной шпагатом. Все это я немедленно относил в свою комнату, аккуратно складывал на столе, не распаковывая, чтобы потом, когда всем уже окончательно будет не до меня, со всей страстью насладиться открытиями, кои таились в этом долгожданном, но все равно таком неожиданном счастье.
Дом постепенно наполнялся умиротворенным гулом. Из кухни доносилось равномерное журчание женских голосов. Мужчины уже опрокинули по рюмашке и, ослабив узлы на галстуках, вполголоса обсуждали что-то в дальнем углу комнаты. К уже устоявшемуся за последние дни запаху хвои и жарко натопленной печки добавился аромат трубочного табака, дорогих папирос, женских духов и крымского вина. Все признаки праздника были налицо, включая доносившиеся из огромного черного репродуктора легкомысленные песенки вместо привычных бравурных маршей и железных голосов дикторов, зачитывающих очередные постановления очередного съезда.
Несмотря на всю торжественность момента, сценарий дальнейших событий я представлял себе довольно отчетливо, что, впрочем, совершенно меня не расстраивало – сначала будет бой курантов, сопровождаемый глухими хлопками откупоренного шампанского, шелестом пены вперемешку со звоном хрустальных бокалов и пожеланиями счастья и здоровья. Тосты, похвалы хозяйке дома, перекуры, снова тосты, за которыми последуют танцы, застольные песни, снова тосты и снова танцы… Ближе к утру вся захмелевшая компания устанет и, будучи уже не в состоянии больше есть и плясать, затянет под гитару песни военных лет, время от времени молча опрокидывая по рюмке за всех кто не вернулся. А уже засветло потянется по свежему ночному снегу, каждый к своему дому и заботам, шумно клянясь друг другу в вечной любви и верности. Но я этого уже не увижу, потому как к тому времени буду крепко спать.
А пока что я сижу возле родителей с тарелкой полной сладостей и персональной бутылкой лимонада. Иногда, между тостами, меня о чем – то спрашивают, я что-то отвечаю. Мама рассказывает о моих несомненных достижениях за последний год, что вызывает одобрительное покачивание головами присутствующих, а спустя еще немного времени мне, наконец-то, позволяют покинуть общий стол, что я и делаю с нескрываемым удовольствием.
Горка подарков на столе манит, даже несмотря на сильное желание спать. Я неспешно разворачиваю пакеты и свертки, один за другим, пока не нахожу то, что ждал с особым нетерпением. Что бывает только раз в году и останется в памяти на всю жизнь как олицетворение тех лет, когда простой апельсин мог стать символом абсолютного счастья.
Я смотрю на него с каким-то благоговением, и, кажется, ощущаю исходящее от него тепло далеких стран, в которых я побываю спустя годы и десятилетия. Но это будет много позже, в другой стране и в другой жизни, когда острота ощущений уже утрачена, а Новый Год без телевизора вроде уже и не праздник вовсе, а так, банальный выходной.
Я и сегодня люблю апельсины. Я так и не наелся ими в детстве, и где-то в глубине меня еще живо то - трепетное ощущение необъяснимого восторга от сочетания холодной зимы с теплым оранжевым комочком, пропитанным солнцем. Я и теперь, когда их можно купить в самой распоследней палатке не могу пройти мимо, что бы не взять в руки, не поднести к лицу и ощутить запах праздника давно ушедших лет.
Вот такая история…