Параллельные миры

Дим Хусаинов
               
                ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ   МИРЫ


Только Ромка мог, вот так, заявиться на танцы в деревенский клуб в блестящих остроносых калошах, выглядывающих из-под низа штанин и громко спросить у девушек, сидящих возле стен:
-  Сознавайтесь, девки, кто из вас меня сглазил, что один глаз слезиться начал?
Его появление всегда поднимало настроение как девчат, так и парней. Не сказать, что был особо говорливым, но говорил всегда то, о чем думал или считал нужным. Не в меру драчливый и влюбчивый, нравился всем как «свойский», который не придаст и с которым всегда интересно. Дрался он, кстати, тоже не всегда и не всех «ушатывал», а только тех, кто сами «напрашивались» Это были, в основном, парни из соседних деревень, кто пытались установить свои правила в его деревне или не совсем галантно приставали к местным девушкам.
Влюблялся Ромка в каждую весну в новую девушку и знал, что на этот раз у него «любовь до гроба». Когда давал обещания никогда не забывать, то не врал, поскольку сам в это верил основательно. Как можно врать в таких случаях? И не было в том ни желания «козырнуть» своей востребованностью перед другими ребятами, ни отсутствия постоянности. Он просто был влюбчивым, и его манила то одна, то вторая девушка. Красоту девичью он так же понимал по своему и мог влюбиться по уши и ,конечно же, «по гроб жизни» за скромность, застенчивость, за одну лишь походку или единичный поступок, который выходил за рамки общепринятых. Ничего не мог с собой поделать и начинал дружить, аж до самой весны следующего года. Девчатам он нравился так же не за «красивую физию», а своей непосредственностью во всем, взрослыми суждениями и, казалось, он один из всех ребят знает, чего хочет и обязательно добьется своего. Улыбался он всегда, о чем выдавали, прежде всего,  неширокие усики, едва выбившиеся черненьким пушком над губой.
Такие черты шестнадцатилетнего молодого человека вспомнились так наглядно после описываемого ниже происшествия. Роман исчез из районного центра, куда ездил в военкомат  для комиссии допризывников. Бесконечные вызовы в милицию родных и близких ничего не дали. В военкомате, как было установлено, он так же не появлялся, хотя нашлись пассажиры, подтвердившие, что он вышел из автобуса уже в райцентре.


Яков Иванович Благов, предприниматель и депутат районной Думы, владел несколькими магазинами и слыл человеком практичным. Кроме торговли, переписанной на имя жены Лилии Егоровны,  имел две лесопильни, которые были единственными во всем районе, другим развернуться на этой ниве он не давал. Свояку Брызгалову Лехе, бессменному начальнику райлесхоза он относился, как равному, подкармливал, но лишь на столько, чтобы тот ценил свое родство и дорожил этим.
Деньги сами по себе с неба так же не подали, и нужно было трудиться безустанно. На очереди была еще одна уже обдуманная до мелочей операция, которую Яков Иванович хотел провернуть уже этой осенью. Одна из его лесопилен почти на полную мощь работала по договору на предпринимателя из соседнего района, который покупал у него «сырые» шпалы-заготовки, увозил в свой цех, где впитывал их да необходимого состояния и продавал предприятию железной дороги.  « Если он покупает у меня заготовки шпал по такой не так уж малой цене, тратит деньги на содержание цеха, на дорожные расходы, платит рабочим и остается, при этом, в барыше от продажи шпал, - думал Яков Иванович, - значит, стоит заняться этим самому».  Имея свояка в лесхозе и заготовки шпал, которые обходятся ему в два раза дешевле, чем продает соседу, его выгода окажется гораздо  весомей. Для устройства цеха по пропитке шпал, стал возводить два больших ангара на территории лесопильни, чем уже исключал дорожные расходы,  которые нёс  «сосед». Он знал, что деревянные шпалы по своей структуре не могут быть заменены на всех железнодорожных участках железобетонными, поскольку больше отвечают требованиям безопасности, имея ту долю «эластичного материала», пропуская через себя рельсы для грузоподъемных вагонов. А сколько нужно шпал для их замены хотя бы на километровом участке линии? Дело стоящее! Переманить покупателей он сумеет, не впервой. Можно бы было даже уменьшить цену, но это уже будет безобразие. Рыночная цена на этот товар уже определена и если менять стоимость, то только в сторону её увеличения. Таковы правила рынка. Если прибыль оказывается побольше чем у других, то  ты его достиг путем уменьшения затрат, а работать себе в убыток он никогда не станет.
К тому же, Яков Иванович в средствах не особо разбирался и слово «Прибыль» для него было почти единственным аргументом и оправданием жизни. Его тяжелый характер знали, но стать на пути этого «локомотива» никто бы не рискнул. Себе дороже. И то, что почти одновременно сгорели оба магазина, его вечного еще тогда,  соперника Солодовника никто не вспоминал и уже стали забывать. Да и что ворошить былое. «Думов в Думе, а мы здесь», говорили люди. Кроме всего прочего, Яков Иванович, как заядлый охотник и рыбак, был избран председателем охотхозяйства, где финансирование из области было таким мизерным, что он тратил кое-что из собственного кармана. Должность, можно сказать, общественная, но употребить ей он сумел как никто другой. Он даже прикупил лесное озеро, куда пустил рыб и даже нанял охрану из бывших милиционеров, которым многое разрешалось, но до определенной степени. Поохотиться и порыбачить к нему стали заезжать из области такие люди, которые могли повлиять на кого угодно из района, включая главы и председателя Думы.
В Думе Яков Иванович был одним из самых активных, хотя наотрез отказывался участвовать в различных комиссиях, поддерживал все необходимые начинания. Если некоторые избранники вели тайные интрижки с целью получения различные ослабления в отношении своего бизнеса или друзей, то он выделяться не хотел. В то же время, конкурсы на строительство больших объектов или конкурсные продажи имущества района делались с его ведома, как обещающие большие деньги. Подставные лица выставлялись им скрытно, уже имея пару небольших фирм для «состязательности», а после выяснялось, что основным подрядчиком оказывался он. Мало было тех, кто этим интересовался, но им он всегда говорил одно : «Перекупил. За район стараюсь» или «Помочь им решил, плохо справляются». Кроме того, он и вправду числился первым спонсором района, наказы избирателей под сукно не клал и много чего сумел выбить во время обсуждений  бюджета.  Тратил он и свои средства, помогал школам, детсадам и даже выделил немалую сумму на строительство церкви. Многие начали звать его «благодетелем», и это нравилось. « А как же, - думал он,- оставлять в беде земляков, когда государству не до местных и оно больше привыкло тратить на соседние страны, чем на себя. Тоже – благодетели?»  Он понимал, что времена наступили именно для таких, кто в состоянии хоть что-то делать.  Разве он мало дал рабочих мест своим землякам, отремонтировал запущенные дороги. Да, он понимал, что и сам не сидит без куска хлеба, а как же иначе? Работать надо! Сейчас держится всё благодаря таким, как я! 
 
-Папа, у меня к тебе очень серьезный разговор. Выслушай меня, пожалуйста.- Сын Ваня подошел к Якову Ивановичу, когда тот рассматривал строящуюся площадку для укладки заготовок шпал, где они должны быть складированы после пропитки креозином в автоклаве. Все технологию он сам изучал не досконально, но уже сумел переманить к себе двух стоящих помощников предпринимателя из соседнего района. Мизерные заработные платы, которые те получали из-за больших расходов ввозимого со стороны леса и жадности «хозяина» послужили неплохую службу. Ребята были толковые, языки пока держали на замке и то, что они получали за три рабочих дня в неделю, их устраивало. Теперь они только руководили, а после пуска объекта должны были получать и того больше. Благо жили в соседнем районе, и ездить было не в тягость, хотя Яков Иванович готов был, в случае надобности, оборудовать вагон-бытовку под жилье. Работы было много, а тут принесли черти сына.
- Что, Ваня, дома не мог поговорить?
- Нет папа. Дело очень серьезное, - сын ходил в зад-перед и курил, - очень серьезное, папа.
- Да, сядь ты, не маячь перед глазами.
Однако работать дальше не имело смысла, он впервые видел сына в таком состоянии. Слова Вани «Я задавил человека», заставили его остановиться на полпути к автомашинам.
- Этого только мне не хватало, - схватился Яков Иванович за голову.- Подходящий момент ты выбрал, сына.
- Но и это еще не все папа, есть и другая проблема..
- Хватит! Вдруг заорал Яков, - остальное дома доскажешь. Иначе снова прихватит до сердечного приступа. Доведешь ты меня когда-нибудь.
Поехали домой каждый на своей машине. Яков Иванович на Джипе, на которым привык возить заезжих гостей по охотхозяйству и  к озеру, а Ваня – на специально купленной для него ДЭУ Nexsia, будь она неладна. 
Оставив машину у ворот, не оборачиваясь в сторону сына, Яков Иванович прошел в дом, откуда появился на веранде с початой бутылкой водки  и закуской. Закурил. Сел за стол и устало проговорил к зашедшему сыну:
- Добивай папочку. Что еще ты натворил?
Сбивчивые рассказы сына, как тот превысил скорость и наехал на переходе «зебра» на бабушку, а после стрелял из травматического пистолета в единственного свидетеля, вывели его из себя. А то, что он отвез раненного очевидца и оставил до вечера в ближней заимке, не вмещались ни в какие рамки. Яков Иванович собрал все нервы в кулак, чтобы не начинать кричать,  выпил еще рюмку и снова закурил, собираясь мыслями, которые путались в голове. Молчал он долго, опустив голову на сложенные руки, стал говорить вкрадчиво, но с нажимом, чтобы быть понятым его единственным сыном.
- Старая, отжившая свой век старуха не стоила того, чтобы из-за неё стрелять в человека и похитить его. Понимаешь ты это? Дорожные аварии можно разрешить при любом раскладе и мы могли бы найти трёх свидетелей против твоего единственного. А вот похищение человека нам никто не простит.
- Папа, но он сам кинулся на нас кулаками, требовать ехать в милицию, а там бы он не молчал. Я и выстрелил, когда он кинулся на Валеру, разбил ему нос.
- Значит, ты ещё и был не один. Поздравляю, что преступление вы совершили групповую. Кто этот свидетель, сколько лет? И куда ты ему попал? Живой хоть?
- Да,   он пацан шестнадцатилетний из деревни Стожки, говорит, что приехал военкомат, но прогуливался, чтобы идти туда после окончания обеденного перерыва. Он какой-то очень правильный, молчать не станет. А стрелял я наугад, не целясь, и попал в шею.
- Кто с тобой еще был? Думаю, они тоже молчать не станут, когда припрут к стенке.
- Еще Аркаша с нами был. Он остался на заимке, где будет ждать нас до вечера.
- Ладно иди в дом. Мне нужно подумать.
Единственный сын, которого они так долго ждали с женой Лилией, рос нормальным ребенком. Не могли нарадоваться. Яков Иванович больше сам занимался его воспитанием, водил на охоту, а позже стал отпускать и одного. Учился он так же неплохо. Особенно легко давался английский язык, что и было решено использовать и развивать дальше. Он выбрал в репетиторы лучшую учительницу английского и следил за успехами. Ваня, малость инертный в маму, втянулся по настоянию отца, стал участвовать в олимпиадах, где занимал первые места и даже побывал по специальной программе в Англии. Правда, поездка эта обошлась Якову Ивановичу в кругленькую сумму, но разве тут станешь считать деньги? Подходило время отправлять его туда же на учебу и вдруг такое! О старухе, труп которой сын с друзьями оттащили подальше от «зебры» в канаву, он думал меньше всего. Остается одно – пообещать этому свидетелю все, что он только не пожелает в пределах разумного. Но все же,  следует ему напомнить и то, что все можно повернуть в другое русло, когда он может превратиться из свидетеля в обвиняемого. Придется, пожалуй, и у родителей побывать. Они постарше и знают, на чьей стороне сила и кому поверят больше. Денег не придется жалеть. От большой суммы отказываться не станут, только не нужно просить молчать, а делать вид, что виновен их сын, а он всего лишь хочет регулировать так, чтобы не поганить свое доброе имя. Взрослые люди сами додумают и поймут, где выгода, а где напрасная судебная тяжба. Иного пути он не видел. О своих планах по бизнесу, он думал не меньше, чем о сыне. Если что, полетит всё к чертовой матери. «Народ, блин, подобрался. Кроме как завидовать ничего не умеют, а ты из-за этой черни страдай. Таким трудом всё добыто! Таким трудом!».

На заимку ехали на двух автомашинах. Яков Иванович на своем Джипе ехал, прихватив с собой по пути преданного ему,  вечного должника Ерему,  из бывших вздымщиков Химлесхоза. Когда-то эти места славились сбором живицы. Бригада вздымщиков жила в лесу и занимались тем, что уходили в лес на многие километры, где нарезали на стволах сосен бороздки для стока живицы, а позднее повторяли свой маршрут, чтобы собирать то, что накопилось за это время. Гнус и многие километры по тайге их не пугали. Местные идти на эту работу не желали, а потому подобралась компания из посторонних лиц с темным прошлым. Химлесхоза уже давно нет, бригада разбежалась, а вот Ерема остался работать у Якова Ивановича, который скупал живицу у всех приезжая к ним на времянку, где те проживали, а после сдавал в контору от себя. Именно с этих денег он поднялся над односельчанами, построил дом в райцентре, открыл магазины. Что их связывало с Еремой, никто не знал, да и к чему? Меньше знаешь – крепче спишь. Ерема работал сторожем дальней лесопильни, жил там же на территории, был худой, как скелет и мал ростом. Однако от него исходила  такая неопределенность, за чертой которого непонятно что могло оказаться.   Даже на высоких мужчин, к которым он был до пупа, смотрел  как бы сверху вниз и с ним никто не общался. Одна только Зоя, работающая свинарником возле бывшего интерната, захаживала к нему по ночам. С ней, которую за глаза звали «Зойка комолая», так же перестали здороваться. Она дичала так же на глазах и перестала посещать бывших соседей, которым ранее помогала по огороду за небольшие суммы.
Сын Ваня, по просьбе отца, взял с собой Валерку.
- Он тут не крайний человек, а настоящий соучастник, пусть до конца и будет повязан.

Аркаша ждал их возле заимки и был бесконечно рад к их приезду. Было видно, что он напуган до предела, что входить в охотничий домик побоялся.
Роман лежал,  связанный по рукам и ногам, между самодельных нар и печки –буржуйки, истекая кровью. Едва дышал от большой потери крови и уже не мог шевелиться. Его осматривали Яков Иванович с Еремой, а ребята остались снаружи домика, где молча курили, боясь встретиться взглядами друзей, опустив головы.
- Ну, вот что орлы, - сообщил им, выйдя из домика Яков Иванович, - ваше счастье, что пацан остался жив, но не дай бог, кто из вас проболтается о ваших подвигах! Зарубите у себя на носу, что обвинение с вас никто не снимает. А, впрочем, кто проболтается, тот и будет гнить в лагерях. Это я вам как депутат разъясняю. Понятно? Езжайте теперь домой, приведите себя в порядок и не сидите по домам. Пусть вас видят все такими же веселыми, как и раньше. Мы с Еремой отвезем вашего пленника в областную больницу, нашим врачам я не шибко доверяю. Все врачи будут знать, что парнишку нашли совсем в другом месте, да и он сам, когда очнется, вряд ли что вспомнит в тонкостях. Доездились, мать вашу! Все! Брысь отсюда, пока я добрый!
В эту ночь охотничий домик сгорел дотла, но об этом узнали только спустя почти неделю. Такое случалось и раньше. Уже перед открытием осенней охоты рядом построили новую землянку, поскольку рядом бил ключ со студеной и вкусной водичкой.
Рому нигде не нашли.


В доме у Мозжериных продолжался траур. Родителя Ромы продолжали говорить, что сын скоро объявится, хотя уже мало в это верили. Особо было больно в этот родительский день, который совпал в этом году с выходными.
- Даже на могилку не сходить, - стонала мать, обращая взоры в сторону кладбища. – Господи! Будь проклят тот душегуб, кто извел нашего сына! Может и в правду Бог наш дает короткую или тяжкую судьбу, чтобы они потом попадали в вечную благодать царства небесного. И это справедливо. Пусть покарает тех, кто тут готов сожрать себе подобного. Пусть эти душегубы вечно маются в гиене огненном! Ты справедлив, мой Бог, если это так на самом деле. О, мальчик мой, ты достоин, чтобы вечно радоваться.
Слезы катились по еще не старому, но скорбному лицу её, которых она не замечала.
Муж, не выдерживая стоны и причитания , хватался за сердце и уходил за сараи, чтобы скрыть свои слезы, а после возвращался и говорил гладя жену за плечи:
- Пойдем и мы с тобой на кладбище. Там наши, и мальчик наш тоже с ними. А как его бабка любила, - но не выдержав  своих же слов, снова хватался за сердце и уходил за сарай.

Вечером в сельском клубе Стожка собиралась молодежь, чтобы веселиться, как это принято в выходные. Гремела музыка, сновали пары, только не было там Ромы, который обычно кружил  в вальсе очередную красотку, лихо обходя пары. В углу, где на небольшом столике стоял музыкальный центр, соседка семьи Ромы по имени Венера говорила подругам:
- А знаете, девушки, сколько пропадает народу по одной России в течении года? Ужас, какая цифра! Столько народу так просто не может пропадать. Как я прочитала в одном журнале, между параллельными мерами очень тонкая грань и по непонятной причине туда попадают некоторые люди. Рома был очень любопытным, дотошным и именно такие могут угодить туда.
- Ты ври, да не завирайся, - перебил её оказавшийся рядом Никита, - сказки всё это.  Только в сказках бывают такие глупые концовки. Параллельный мир он рядом и никакой грани не имеет. Там просто живут ужасные люди, которые готовы убрать любого, кто правду любит. Они среди нас, и для них законы не писаны.
Девки стали как вкопанные. Никита проговорил свои слова, точно как Рома. Даже интонация была его. Словно  сам Рома вселился в Никиту, прорвав эту тонкую грань между мирами.
- Да ну его, этого Никиту. Аж напугал гад.  Многие ребята, по моему, просто хотят походить на него. Привыкли к нему, только Рому разве с кем-нибудь перепутаешь? Уйди, Никита, без тебя тошно.
Танцы не заладились, наверное потому, что из соседних деревень никто не пришел.
- Все куда-то поступать собираются, науку грызут. Зимой, поди, и вовсе скучно будет. Жаль, Ромки нет. Но он, может, тоже бы собрался поступить куда-нибудь. Эх, Ромка,Ромка.