возвращение в Плутонию

Отрывки из новой книги



замечательному русскому учёному Николаю Николаевичу ЦВЕЛЁВУ посвящается...

 




                В. Обручев, А. Рябоконь 




                научно-фантастический приключенческий роман 



                Возвращение в царство Плутона 

                (Возвращение в Плутонию) 




  Эта книга является продолжением романа В. А. Обручева «Плутония» о фантастических приключениях внутри нашей планеты, где в туманных «небесах» сияет красное светило Плутон и где читатель встретит полюбившихся героев – золотоискателя и горного инженера Макшеева, каюра Илью Иголкина, геолога Петра Каштанова, зоолога Семёна Папочкина, метеоролога Ивана Борового и других…   

  1917-й год, вторая экспедиция в подземную Плутонию – на этот раз предпринята попытка найти вход в «царство Плутона» совершенно в противоположном направлении – вблизи Южного полюса Земли.  И значит, надо плыть в  Антарктиду!.. 
 

                АННОТАЦИЯ

   Известный писатель и учёный, географ и геолог В. Обручев родился в 60-х годах 19-го века. Его научно-фантастический роман «Плутония» об увлекательном путешествии в таинственный подземный мир, где сохранились огромные динозавры и птерозавры, восторженно был принят широкой читательской аудиторией уже в начале прошлого столетия и переводился на многие языки народов мира (кажется, Обручев работал над этим романом в годы гражданской войны, пребывая на даче под Харьковом. Как видим, "Всё течёт, все изменяется"... Или - повторяется?..). 

   Именно «Плутония» примерно через 100 лет подтолкнула другого писателя (биолог и травник А. Рябоконь родился тоже в 60-х годах, но уже 20-го века) к идее сочинить продолжение замечательной книги, которая по научной достоверности ничем не уступает (а быть может и превосходит!) романам о вымерших гигантах Жюль Верна и Конан-Дойля! 

   Вот это самое продолжение сейчас и предлагается Вашему вниманию!..

 


                Эпиграф: 

  «Нет пределов знанию, когда есть вера!..» 




                ПРОЛОГ   

       Начало 1914 года, когда в обществе начинаются разговоры о возможной войне с Германией – это время действия предыдущей книги. Смелый учёный – геофизик и астроном Николай Иннокентьевич Труханов – снаряжает экспедицию в полярные области поблизости Аляски и Чукотки. В состав экспедиции он пригласил всего нескольких человек. Это – геолог Пётр Иванович Каштанов, зоолог Семён Семёнович Папочкин, метеоролог Иван Андреевич Боровой, ботаник (он же врач) Михаил Игнатьевич Громеко.   
   Николай Труханов убеждён, что на месте последнего «белого пятна» в Арктике находится неизвестный человечеству и, соответственно, совершенно неисследованный таинственный материк или остров.   

   Зафрахтованное Николаем Иннокентьевичем судно «Полярная звезда» отплывает из Петропавловска на Камчатке (предварительно отплыв из Владивостока, и далее вдоль Сахалина, минуя японский остров, на север), забрав каюра Илью Иголкина, который отвечает за ездовых собак.  Проходя холодный Берингов пролив, «Полярная звезда» подбирает в море золотоискателя и горного инженера Якова Макшеева.  Прибыв на Землю Фритьофа Нансена (так, в честь знаменитого учёного и путешественника, единогласно решили назвать новую российскую землю наши герои), Труханов, будучи инвалидом без одной ноги, остаётся на корабле, остальные же члены экспедиции продвигаются в глубь открытой земли. Но перед этим Труханов передаёт Каштанову пакет, который астроном наказывает открыть только в крайнем случае – если участники экспедиции окажутся в безвыходной или непонятной ситуации – но без надобности пакет не открывать!   

       Путешественники переходят льды, невысокий горный хребет и спускаются по другой стороне его. Прорубившись через странную гряду торосов, герои начинают подъём, но, ко всеобщему удивлению, судя по невероятным показаниям приборов, они спускаются на невиданную доселе глубину в несколько километров – словно на дно морской Марианской впадины… Но ведь они-то на суше?!   
       Полярное солнце стоит в зените, что совершенно невероятно – к тому же у него иной угловой размер, красноватый цвет и достаточно ясно различимые тёмные пятна.  Герои оказываются в туманной тундре, где вдруг встречают «живые холмы», которые оказываются мамонтами. Затем им попадаются давно вымершие на Земле шерстистые носороги…   
   Участники, пребывая в недоумении, близком к панике, решают вскрыть секретный конверт, и читают письмо руководителя экспедиции. Он пишет, что снарядил эту экспедицию с совершенно иной целью – точнее, не только с целью открыть  неизвестный северный материк.  Его давно посещали мысли о том, что Земля внутри пустотЕла, имеет на своей внутренней поверхности, вероятно, животный и растительный мир, освещаемый неким светилом – раскалённым ядром нашей планеты…   
   Но доказать или опровергнуть столь невероятную гипотезу в состоянии лишь специальная экспедиция.   
   По точным расчётам, именно здесь должен располагаться вход во внутреннюю полость Земли.  Наши герои теперь, прочитав письмо, понимают, что попали в эту самую предсказанную русским астрономом полость Земли, а непонятное «солнце» на самом деле – планетарное тело, которое участники экспедиции назвали Плутоном, в честь древнего бога подземного мира, а всю подземную страну — Плутонией.   

     Решено, что метеоролог Боровой и каюр Иголкин останутся охранять излишнее полярное снаряжение, «ископаемые» охотничьи трофеи, а также заботиться о непривычных к тёплому климату сибирских лайках, остальные же члены экспедиции (взяв с собой лишь одну из собак по прозвищу Генерал) двинутся вглубь таинственной Плутонии по течению подземной реки. 

     Путешественники вскоре обнаруживают, что по мере спуска вниз по реке животный и растительный мир меняется от плейстоценовой эпохи к более древним временам — к плиоцену, миоцену и даже к меловому периоду...   
     Участники доходят до места впадения реки в подземное море Ящеров, которое находится уже «в эпохе» Юрского периода.  Наши герои обнаруживают здесь, помимо характерных для Юрского периода животных — морских динозавров, летающих птеродактилей – также и чудовищных муравьёв, которые, проявляя зачатки разума, уносят все их вещи в громадный муравейник. Оказавшись в безвыходной ситуации, наши герои подходят к самому краю безграничной Чёрной пустыни, собирают в кратере серу, и, «соорудив» из неё сернистый газ, отравляют весь муравейник и спасают свои вещи.  С иными, оставшимися в живых муравьями герои при отходе ведут постоянные сражения, боеприпасы на исходе... 
 
       Исследовав море Бронтозавров и набрав множество ценнейших трофеев, участники экспедиции решают возвращаться обратно. А вернувшись, обнаруживают, что их товарищей похитили первобытные люди, похожие на неандертальцев.  Борового и Иголкина удаётся спасти, и все герои, целые и невредимые, возвращаются на земную поверхность и на «Полярную звезду», где их давно ждут с нетерпением!.. На корабле они рассказывают о своих увлекательных приключениях.   

     Внезапно в море «Полярную звезду» перехватывает австро-венгерский крейсер «Фердинанд», экипаж которого сообщает о начавшейся войне, и, несмотря на то, что экспедиция совершенно гражданская, «согласно законам войны» судно и его груз конфискованы противником...
Весь экипаж «Полярной звезды» австрияки высаживают на суровой Камчатке и разрешают взять с собой только записные книжки и остатки провизии...  Со многими трудностями герои добираются до европейской России и сообщают о захвате «Полярной звезды» врагами.  Позднее в Тихом океане русские моряки находят брошенное и полностью обобранное судно. 

Начинается печальное, смутное время. Одни участники экспедиции погибают на фронте, другие умирают… Ценнейшие коллекции, собранные в Плутонии, пропали, казалось, безвозвратно... Труханов уже не надеется на их обратное получение.
       Случайно в руки автора попал дневник умершего участника экспедиции.  По этим материалам и составлена книга «Плутония»... 

   …Но спустя годы оказалось, что считавшиеся погибшими на фронте друзья чудом выжили, очутившись в полевом госпитале с тяжёлыми ранениями в бессознательном состоянии (на этом участке фронта царила неразбериха) – после того как боевые товарищи из отошедшей войсковой части приняли их за мёртвых… 

   И вскоре наши герои находят друг друга и решают организовать новую экспедицию в подземный мир… 

            Как раз об этом – новая книга! 





       Глава 1.  Встреча друзей   

 Астроном и геофизик в одном лице, организатор беспримерной по научной дерзости экспедиции в неизведанные полярные просторы, открыватель Земли Фритьофа Нансена и подземной Плутонии с её фантастическими обитателями, вернулся в европейскую Россию из Мунку-Сардык, где оставил свою обсерваторию – на год, или на два? Или навсегда? Кто знает... 
       Он сидит сейчас, наклонившись над столом, заваленным бумагами.  Перед Николаем Иннокентьевичем громоздятся горы карт Южного и Северного полушария, разнообразные записные книжки, списки измерительных приборов и тёплых вещей, оборудования и запасов продовольствия, листки с узкими колонками цифр и непонятными простому человеку значками.
       В первую очередь он предусмотрел всё, что следовало загрузить на корабль в Санкт-Петербурге, ставшем после начала войны с немцами Петроградом.  Отдельным списком шли вещи и продукты, которые можно закупить уже в Аргентине, перед последним броском в самое горнило полярных опасностей. 
       Стол хорошо освещён. Яркий дневной свет свободно льётся из широких окон.  Виден кусочек лазурного неба. Слева обзор закрывают берёза и старая липа, справа навис громоздкий балкон, а впереди лихо выстроилась аллея крепких каштанов.  Выныривая из-под балкона, с востока спешит взлохмаченное облачко. Среди его белых перьев резвятся в утренних лучах июльского солнца весёлые ласточки. Жара, которая всё лето донимала и этих неунывающих птиц (что уж говорить о людях!), наконец-то начала спадать. 
       Жаркий июль 1916 года. Чуть более десяти месяцев прошло после первой полярной экспедиции в подземный мир, а уже практически всё готово ко второй – теперь к Южному полюсу!  Ведь потаённый вход в таинственную страну динозавров и мамонтов может находиться и там, у противоположного полюса планеты! 
       Всего лишь неполный год – но сколько событий произошло за это время!.. 
       Иван Боровой, метеоролог, участник первой героической экспедиции, пошёл на фронт и оказался в одном полку с Макшеевым.  По трагическому стечению обстоятельств, их тяжело ранило в первые же дни наступления немцев, к тому же Ивана Андреевича сильно контузило взрывной волной. 
       Тела полярных товарищей почти засыпало землёй.  Их посчитали погибшими и направили соответствующее донесение в штаб. Но санитары совершенно другой дивизии, левый фланг которой срочно выдвигался в район ожесточённых боёв, услыхав тихие стоны из лощины, раскопали «убитых» и доставили в госпиталь. Там сестра милосердия – одна из госпитальных медсестёр, что добровольно пошли на фронт – разобрала невнятно произносимые в бреду знакомые фамилии. Она отправила с попутным курьером срочное письмо своему дальнему родственнику Николаю Иннокентьевичу, об экспедиции которого и друзьях была наслышана. 
       Через несколько дней Николай Иннокентьевич примчался в прифронтовой госпиталь – да не один, а с профессором Филатовым, известным потомственным хирургом. Помощь подоспела вовремя, повторные операции следовали одна за другой. Впрочем, полностью руку Макшееву спасти не удалось – но зато жизнь сохранили. 
       Через полгода все друзья вновь собрались у астронома. Кроме хозяина – Николая Иннокентьевича Труханова – на секретное совещание прибыли профессор Каштанов, доцент Семён Папочкин, ещё слабые после ранений Макшеев с Боровым, и даже каюр Иголкин, который успел за минувшее после северного путешествия время осуществить свою давнюю мечту – выстроить дом и жениться в Забайкалье. 
       К сожалению, не было среди верных друзей врача Громеко. Он погиб совсем недавно, весною, сражённый германской пулей.  Товарищи почтили его память… 
       Вечером Николай Иннокентьевич рассказал о своих планах подробнее: 
   - По моему глубокому убеждению, отверстия в обширную внутреннюю полость Земли следовало искать в обеих арктических областях. Северный вход в подземную Плутонию нам с вами посчастливилось отыскать, существование громадной пустоты внутри нашей планеты мы доказали, убедились также в существовании доисторической жизни под поверхностью Земли – жизни, которая здесь, на самой планете, исчезла ещё во времена динозавров.  К сожалению, мы доказали всё это лишь для самих себя. Поскольку академическая наука требует осязаемых, вещественных доказательств. Но ведь всё, собранное нами и подтверждающее фантастические факты – шкуры и фрагменты черепов убитых ящеров, геологические образцы, фотографические пластины с портретами древних существ – все наши дневники и научные коллекции подверглись похищению бессовестными противниками в начале первой мировой войны – которая, увы, продолжается до сих пор. И нет никаких шансов обнаружить утраченное.
       Друзья, настало время доказать существование огромного подземного царства Природы, названного нами Плутонией – и теперь доказать для всего человечества! Мы с вами отправляемся вскоре на Юг, в далёкую Антарктиду. Именно там, по моим расчётам, вблизи Южного полюса, и находится второй вход в полость нашей планеты. 
       Вероятно, это путешествие окажется ещё более трудным, чем предыдущее. Возможно, вернутся из него не все…
       Николай Иннокентьевич немного помолчал. Затем продолжил: 
   - Хотя мы отчаливаем из порта лишь в октябре, то есть накануне календарного лета, которое наступает в Южном полушарии, как всем известно, с первого декабря, я должен спросить – все ли присутствующие хотят принять участие в новой экспедиции? И, главное, позволит ли здоровье, Иван Андреевич? 
       Макшеев опередил Борового с ответом: 
   - Мы с Иваном Андреевичем уже говорили на эту тему и, можете не сомневаться, к осени обещаем быть в подходящей для антарктического путешествия физической форме. По крайней мере, в состоянии будем справиться с задачами экспедиции. Тем более, что опыт имеется – а это, согласитесь, немало! 
       Боровой кивнул головою в знак одобрения. Остальные присутствующие тоже подтвердили своё участие в экспедиции.   
   - Хорошо, - заключил Труханов, - теперь остаётся лишь обсудить этапы нашего плавания в южные океанские воды. Основная стоянка для пополнения запасов – а также для закупки свежего корма ездовым собакам, которых мы везём с собой из России – намечена в Аргентине. Залив Сан-Хорхэ, город Комодоро-Ривадавия. И если в Комодоро по каким-либо причинам не сможем запастись всем необходимым, остановимся ещё на пару дней в Пуэрто-Десеадо.
   - Можно сказать, рядом с Фолклендскими островами, - заметил Каштанов. 
   - Совершенно верно. 
   - А оттуда рукой подать до Антарктиды! – воскликнул Макшеев...


 
        подробнее по главам на духовно близком лит.сайте: 
 
              https://www.stihi.ru/2019/01/02/4320 



                Глава 2.  В путь! 

Первая мировая война не просто внесла коррективы в планы отдельных людей, она искалечила судьбы и жизни миллионов, причинила страдания многим семьям и целым народам, изменив будущее наций и государств. Не обошла она своим «вниманием» и наших героев, и ход второй научной экспедиции. 
       К назначенному сроку все участники новой – теперь южной – экспедиции собрались в тихоокеанской столице России – во Владивостоке.  Боевые действия на Балтике и тотальное минирование прибрежных вод сделали крайне опасным и практически невозможным передвижение кораблей даже под флагами нейтральных стран. 
       В двадцатых числах октября всё было готово к путешествию. «Ариадна» обладала большей вместимостью, чем полюбившаяся и, увы, утраченная «Полярная звезда». Теперь в трюмах поместилось гораздо больше полезного груза. Но половина грузов, заполнивших трюмы вполне современного судна, не принадлежала экспедиции – по пути капитан обязался выполнить поручения хозяев, купцов Мамонтовых, и доставить многочисленным заказчикам за границей пушнину, русских соболей и чернобурок. 
       Война войной, а торгаши в любой стране своей выгоды не упустят! 
       Как когда-то «Полярная звезда», сейчас ярко сияющая начищенными до блеска медными деталями обшивки «Ариадна» плавно рассекала серые осенние волны бухты Золотого Рога.  Возникло чувство дежа-вю, словно друзья вернулись в Прошлое… 
       Раздался гонг, призывая к завтраку, и путешественники, проводив последним взглядом туманную полоску родного берега, спустились в кают-компанию. 
       За столом говорили о миновавшей войне с Японией. Вспомнили адмирала Макарова и его учение о непотопляемости судов – кстати, «Ариадна» была построена в полном соответствии с его современнейшими инженерными изобретениями, что многократно повышало устойчивость (или, как выражаются моряки, остойчивость) на волнах и надёжность корабля. 
   - Очень жаль, что Степан Осипович погиб. Это невосполнимая утрата не только для флота – для всего народа российского. – сказал Боровой. – Ходят слухи, что броненосец «Петропавловск» подорвался весною 1904 года не на мине заграждения, а в результате японской диверсии. 
   - Так ли, иначе, - ответил Макшеев, - но сдетонировали пороховые погреба, взрыв был ужасной силы, по рассказам очевидцев. Ни одно современное судно такого взрыва не выдержало бы.
   - Но можно было спасти другие корабли, - заметил капитан Радченко. – Ещё до войны систему выравнивания всех боевых кораблей по методам адмирала Макарова можно было бы произвести судовыми средствами. В России почему-то военные чиновники всячески противодействуют, препятствуют прогрессу – и тем самым препятствуют безопасности граждан! Ведь моряки – тоже граждане России! Наши чиновники иногда ведут себя так, словно состоят на довольствии у врага… 
   - Словно бы они состоят на службе у противника… - задумчиво проговорил Макшеев. 
   - И не только военные чиновники, - помрачнев, добавил Николай Иннокентьевич. – Создаётся впечатление, что с этим сословием что-то не в порядке, словно гниёт рыба.
   - А рыба начинает гнить с головы! – подхватил Боровой. 
   - Господа, я слышал, что особенно активно «вставлял палки в колёса» морскому делу глава чиновного ведомства некто Кутейников. И, заметьте: даже когда Цусима переполнила чашу терпения, Кутейникова не передали в руки военного трибунала, а… всего лишь отправили в отставку! 
   - Вот так у нас в России заведено! – хлопнул ладонью по столу Макшеев. – Но ведь есть и здоровые силы общества! Вы, Николай Иннокентьевич, как-то говорили мне, что ваш хороший знакомый адмирал Крылов добился в 1912 году от Государственной думы нормального финансирования флота?
   - Совершенно верно, - кивнул Труханов, - после его блестящего доклада сенаторы выделили на флот 500 миллионов золотых рублей. Правда, я не уверен, что все эти деньги дошли, так сказать…
       Во время долгих дней плавания, что иногда начинали тянуться, подстать погоде, в туманной серости, друзья не только беседовали, разгоняя дождливое настроение, но и занимались экспедиционными делами. В частности, чистили и смазывали ружья – ведь оружие и приборы постоянно должны находиться «в полной боевой готовности». 
       Папочкин, потерявший свою двустволку ещё два года назад во время жуткого извержения Сатаны – огромного вулкана подземной Плутонии – перед путешествием раздобыл старую армейскую винтовку. Впрочем, зоолог надеялся, что ему не придётся часто ею пользоваться. Разве что в целях самообороны от хищных двуногих тираннозавров или длинношеих морских плезиозавров. Все прекрасно помнили о попытке нападения в Море Ящеров этих безжалостных кровожадных монстров.  Тогда плавающие динозавры чуть не потопили самодельный катамаран, на котором друзья пытались добраться до южного берега доисторического моря…
       Вспоминали и отца Иннокентия. Сибиряк, родом из-под Иркутска, из «простых», мужик в рясе, смолоду уехавший на Аляску и пробивший себе дорогу в люди крещением индейцев, Иннокентий изучал языки народов, среди которых проповедовал, составил словарь и грамматику алеутского языка. Он был и слесарь, и столяр, и плотник, уважение индейцев и алеутов заслужил тем, что СНАЧАЛА учил их ремёслам, а уж потом крестил. 
       Путешествуя с острова на остров, Иннокентий привык к морю. Зная хорошо математику и астрономию, он изучил и навигацию, и парусное дело. 
       Один из английских путешественников невольно выразил восхищение православным подвижником, сообщив современникам, что епархия Иннокентия – самая обширная в мире. В неё входил весь север Тихого океана (громадный регион!) с Беринговым и Охотским морями, со множеством островов, а также ВСЯ Аляска, Охотское побережье, Камчатка, Чукотский полуостров и Курильские острова. 
       Однажды, при переходе через океан из одной части своей епархии в другую, Иннокентий попал в сильный шторм. Погиб шкипер. Иннокентий взял на себя управление судном, командовал матросами и благополучно привёл корабль на Курильские острова.
       Архиепископ Иннокентий понимал важное значение громаднейшего Тихоокеанского региона и Русской Америки для России – возможно, более важное, чем запечатлённое в бронзе и веках действо Петра Первого, который «прорубил окно в Европу» на тесной и мелкой по сравнению с Тихим океаном Балтике. Здесь, на Дальнем Востоке России, распахивалось не просто окно – готовились распахнуться широкие двери в Азию, обе Америки, в Австралию, не говоря уже о морском пути в Африку, и к тысячам островов Океании, Индонезии, к Новой Зеландии... Целый мир открывался здесь для народов России. 
       И тем больнее Иннокентию было осознавать, что власть во «святом граде Петра» захватили иноземцы. Действительно, реальная власть находилась тогда не столько у российского монарха, сколько у немца – канцлера Нессельроде – и мощнейшей чиновничьей верхушки, тяжеловесного, косного и неповоротливого бюрократического аппарата империи, в недрах которого глохло и умирало почти любое живое прогрессивное начинание. А ключевые посты в различных ведомствах занимали далеко не православные люди. 
       Кроме того, Нессельроде, по современным меркам, фактически шпионил в пользу извечного врага России – в пользу Англии – выстраивая всю внешнюю политику империи «в европейском русле», стараясь ни малейшим образом не затрагивать интересы англичан в Китае и на островах Тихого океана, словно заранее «сдавая» позиции России (подобных предательств ещё много будет на Руси, потеря Аляски в ряду сем горьком далеко не самая горькая трагедия) и оправдываясь необходимостью соблюдать некий «баланс» на международной арене... 

       Вскоре «Ариадна» проходила Корейским проливом. Справа по курсу виднелся, окутанный туманом, гористый корейский берег. А далеко справа, почти в полусотне морских миль, маячили японские острова с трагическим для русского уха звучанием – Цусима… 

       Погода ухудшилась. Барометр упал, и небо заволокло тучами. 
       Приближение зимы в эти минуты ощущалось особенно явственно, «Ариадна» словно убегала от  неё на юг. 
       Боровой и Папочкин, по-прежнему плохо выносившие качку, лежали в каютах на койках и за обедом в кают-компании не появлялись.  Капитан же не покидал свой пост в рубке даже на короткое время.
       Ирина, бледная и молчаливая, стойко держалась – но за столом не притронулась, кажется, ни к одному блюду, и лишь выпила чашку очень крепкого кофе. 
       Чёрные волны с завидным и неприятным упорством накатывали на борт, осыпая ледяными брызгами всю палубу.  Корабль относило в сторону от проложенного маршрута всё дальше к западу. 
       К счастью, за ночь шторм ослабел. Порывы сурового ветра стихли. Дым из трубы шёл прямо вверх, столбом, и расплывался в серое облако, чуть заметное на фоне такого же серого неба. 
       После полудня умеренный попутный ветер позволил наконец поставить паруса, и, сохраняя дорогие запасы угля в трюмах, «Ариадна» помчалась на юг.   



Глава 3.  Зачем аборигены съели Кука? 

При хорошей погоде «Ариадна» стремительно пересекала Восточно-Китайское море.
       На горизонте всё чаще появлялись тёмные силуэты кораблей. Эта часть западных вод была оживлена регулярным судоходством. Разнообразные корабли, шедшие под флагами десятков стран, сновали здесь постоянно. 
       После завтрака путешественники вышли на палубу. Свежий и тёплый ветер приятно овевал их лица. 
       Николай Иннокентьевич, обернувшись в сторону, где давно уже скрылись дальневосточные берега России, сказал задумчиво: 
   - Представить трудно, что бы мы делали без могучего Амура, который по праву заслужил название азиатской Амазонки. Что бы делали без наших южных тихоокеанских гаваней – незамерзающих и чистых. Ведь там, по сути, средиземноморский климат – широты Италии, Крыма! Да, сегодня современникам ещё трудно в полной мере оценить подвиг русских моряков, поистине открывших для России широкие ворота не просто в бескрайний, величайший из океанов планеты – но, без преувеличения и ложной скромности, ворота в мир! 
   - Вы абсолютно правы, Николай Иннокентьевич! – отозвался Макшеев, опираясь на поручни «Ариадны» здоровой рукой. – И если Пётр Первый когда-то прорубил окно в Европу – а на самом деле небольшую форточку в мелководную лужу под названием Балтика – то капитан Геннадий Невельской с товарищами, точно, ворота в большой мир! 
       При этих словах капитан «Ариадны» хмыкнул, не удержавшись, и поправил фуражку. Тихий ветер не мешал разговорам, даже если бы собеседники находились на противоположных сторонах корабля. 
   - Между прочим, - заметил он громко, повернувшись всем корпусом к Макшееву, - прибрежные воды Балтийского моря, восточный залив, мы, моряки, так и называем, лужей – а точнее, Маркизовой лужей. 
   - Друзья, - сказал Боровой, - а ведь и правда, мне, например, даже трудно представить, как бы Россия вышла в Тихий океан без наших южных гаваней чуть выше и ниже пятидесятой параллели! Взять Охотск, Петропавловск и другие неплохие в смысле их географического расположения пристани – почти круглый год они скованы льдами. Нормальная навигация там возможна лишь в течение каких-то двух-трёх месяцев… 
   - Пятьдесят – моё любимое число, - с улыбкой сообщил Каштанов. – Именно здесь, на пятидесятой параллели, стоит моя малая родина – южная столица России. 
   - Вы родом из Ростова или Севастополя? – поинтересовался Папочкин. 
   - Я говорю о Харькове. Так с недавних пор стали называть рабочий и научный центр южно-российских губерний. Кроме заводов и театра, там, в Харькове, находится ещё и один из крупнейших в Европе университетов. Преподавание в нём вели ранее – и сейчас ведут – известные всему миру учёные. С нашим университетом связывают имена и не только учёных, академиков – но также писателей, композиторов... Достаточно хотя бы назвать фамилии основателя университета Василия Каразина, биологов Мечникова и Черняева, композитора Лысенко, химиков Бекетова и Данилевского, математика Остроградского, поэта и писателя Старицкого. Да что говорить, когда-нибудь наш Харьков станет настоящей столицей! – с улыбкой завершил слегка шутливый спич Каштанов. 
   - Вижу, вижу, Пётр Иванович, - улыбнулся в ответ руководитель экспедиции, - вижу истинного патриота родного города, отеческих пенатов. 
       Макшеев заинтересованно повернулся к говорившему: 
   - А что, - сказал он Труханову, - разве здесь есть что-то невероятное? По крайней мере, не фантастичнее того, что мы видели в стране вечного солнца, в Плутонии. Ведь если Санкт-Петербург – истинная столица России, а Москва – её торговая столица, то почему Харькову не быть в будущем, к примеру, столицей научной? Скажем так – студенческой и научной столицей нашей страны. Думаю, что в будущем – близком или далёком – так и произойдёт. Кстати, к вопросу о важности Амура и Приморья: чем не восточная столица – Владивосток? 
   - Земля! – прозвучал тут крик марсового с мачты. 
   - Господа! – обратился ко всем капитан. – Впереди по курсу – остров Тайвань! 
   
       Вскоре «Ариадна» приблизилась к берегам огромного острова, мало чем уступавшего нашему полуострову Крым. 
       Не спеша судно вошло в оживлённую гавань Тайваня, заполненную сотнями разнообразных по величине и форме кораблей и юрких джонок с очень яркими парусами.  Здесь, в Тайбэе, путешественники сошли на берег – все они сегодня впервые шагнули на землю Китая, пусть и Китая островного. Впрочем, китайским этот остров можно было назвать с большой натяжкой из-за невнятного политического положения и этнической пестроты населения; с 1895 года Формоза – прежнее название Тайваня – под властью Японии. Официально же Тайвань был включён в состав Китая ещё в тринадцатом веке.
       Кроме китайцев, здесь на каждом шагу видны были европейские лица и даже встречались лица почти чёрные, напоминающие африканские. Разумеется, больше всего проживало здесь всевозможных представителей азиатских народов и народностей.
       Пёстрый торговый человеческий котёл, в котором все племена и национальности плавились и смешивались в единое по духу и привычкам общество. Так происходило в древности и происходит сейчас во многих торговых приморских городах, начиная с дохристианских финикийцев и заканчивая Марселем или Одессой. 
       Влажные тропические леса в последнее время заметно поредели, зато в низинах увеличились площади под посевами риса, чая и сахарного тростника.  Но горы по-прежнему сияли яркой зеленью субтропической растительности. 
       Матросы «Ариадны» сгрузили часть пушнины, а освободившееся в трюмах место заполнилось дешёвыми китайскими товарами для Южной Америки. Между прочим, команда пополнилась на Тайване соотечественником, скрывавшимся от мести коррумпированных властей. Он много чего мог бы рассказать о местных нравах… 
       Участники экспедиции тем временем знакомились с местными достопримечательностями и вспоминали события полувековой давности – опиумные войны, английскую бомбардировку Гонконга и многое другое. Конечно, те далёкие события воспринимались через призму газет и немногих честных книг. Один британский журналист писал о тех войнах: «Закон мировой прессы – писать надо правдоподобно, то есть подобно той правде, в которую верит подписчик. Надо отдать должное вкусам читателей и разжигать их дальше... Врать приходится и таланту, и дураку, но те, кто без таланта, врут без меры, этим они живут и...» Ясно, яснее некуда!
       Боровой вспомнил, что читал где-то воспоминания морского офицера, имевшего беседу с осведомлённым англичанином из ближайшего окружения посла Великобритании времён гонконгской резни. Британский захватчик о китайцах высказывался так: «...Да им просто нечего есть, они голодны, у них нет никакой политической программы, но они невольно показывают, какая нелепица получилась из нашей собственной программы, которую мы подкрепили всем могуществом современного флота и оружия... Если так всё идёт, то даже отвратительный опиум, яд для слабодушных, никто не будет покупать, и тогда оскудеет основа британского процветания в Гонконге...» 
   - Да, да, что-то подобное публиковалось в морском или военно-морском вестнике, - добавил во время этого разговора Каштанов. – По крайней мере, мне запомнились обрывки цитат – не уверен, что воспроизведу их дословно, но смысл таков: «…Кровавые преступления замышлялись, как всегда, в Лондоне. Англичане взяли Кантон, взорвали его башни, взяли в плен вице-короля, но почти ничего этим не добились... Граф Элгин, фактический глава оккупантов, пребывал в бешенстве. Он собирался взять весь Китай в железные тиски. Увеличивал вдвое флот и количество колониальных войск. Он требовал от Лондона всё новых кораблей и новых солдат. После того как поражение в отдалённом от столицы Китая, хотя и величайшем торговом центре с иностранцами НИКАКОГО впечатления на китайцев не произвело, граф Элгин решил перекинуть все действия на север… появиться с новыми подкреплениями под стенами Пекина и десантировать морскую пехоту в русском Приморье, захватить Уссурийский край. При этом занять для Великобритании лучшие в мире гавани». 
   - Британия во все времена была главнейшим и опаснейшим врагом России, - заметил Макшеев. 
       Путешественники, вернувшись с берега, продолжали обсуждать и на борту «Ариадны» те далёкие и кровавые события.  Все пришли к выводу, что британцы и примкнувшие к ним союзнички, попадая к нам в империю, сами становятся ничтожнейшими рабами и подхалимами нашей «родной» тирании… Лишь бы извлечь выгоды, побольше вышибить из нашей земли и из мужичка, за права которого они начнут трезвонить, как только вернутся в своё заморское логово и там смело и «демократично» заявят о своём свободолюбии!..   
 
       И вот, спустя месяц плавания, наши путешественники наконец-то пересекли экватор и очутились в Южном полушарии. По этому случаю был устроен традиционный для моряков всего мира праздник Нептуна с хохотом, обливанием водой, песнями и плясками. 
       Первым в бочку с прозрачной зеленоватой морской водой окунули Папочкина. Чему он, откровенно говоря, был не очень рад. Впрочем, вода оказалась очень тёплой, почти горячей. 
   - Ну что ж, друзья! – сказал за ужином Каштанов, - мы с вами идём вдоль экватора, а между тем оставляем по правому борту легендарные острова Кука, и среди них один, который носит имя великого русского полководца! 
   - Да-да! – встрепенулся Труханов. – Безусловно, вы говорите об атолле Суворова! 
   - Именно о нём, - подтвердил Каштанов, - и вообще, история островов этих и открывателя их во многом поразительна! Ну, посудите сами:  никто из мореплавателей за всю известную нам историю человечества, пожалуй, не был столь удачлив, как Джеймс Кук (также говорят и пишут «Джемс», но это не принципиально). Разумеется, я имею в виду не его трагическую кончину, а сам факт открытия многочисленных новых земель. Кроме того, НИКТО из мореплавателей не оставил будущим поколениям НАСТОЛЬКО подробного отчёта! По словам одного из биографов Кука с шотландской фамилией Маклин, это воистину «ПОДРОБНЕЙШИЙ в МИЛЛИОН СЛОВ дневник». 
       Эту часть океана Джеймс Кук осчастливил своим посещением, своими открытиями и во время второго, и во время своего третьего кругосветного плавания. В марте 1777 года Кук открыл острова южной части архипелага, позже названного его именем. 
       30 марта Кук высадился на острове Мангаиа, встретивши там коренных обитателей.  Интересно, что сам Кук записал об этом событии в дневнике:  «Остров довольно высок… берега защищены коралловыми рифами... По-видимому, остров богат зеленью, там есть и хлебные деревья, и кокосовые пальмы… банановые деревья… но ямса нет. Нет также свиней и собак». Запомните, пожалуйста, упоминание о животных. И далее: «…То, что произрастает на острове, имеется в изобилии, по крайней мере так можно судить по тому, что его жители изрядно упитанны…»   
   - Я всегда удивлялся вашей способности цитировать по памяти целые тексты! – воскликнул Папочкин. – Так что, аборигены кушали друг дружку и поэтому были такими упитанными?.. А потом и Куком закусили? Так, что ли? 
   - Ну нет, конечно. Вы изволите шутить, уважаемый Семён Семёнович, - улыбнулся Каштанов, - дело, конечно, в ином. Но всё равно спасибо за похвалу – на память пока не жалуюсь! Так вот, из дневников следует, что все островитяне по всему архипелагу встречали белых пришельцев исключительно дружелюбно. Далее приведу ещё одну любопытную запись из дневника знаменитого первооткрывателя:  «Туземцы заботились, чтобы наши люди не испытывали недостатка в яствах… к вечеру они принесли гостям жареную свинью и плоды». Понимаете? А ведь ранее Кук пишет, что свиней на острове нет. Значит, одно из двух – либо Кук не заметил ранее свинок на острове, либо… жареная свинья появилась совершенно таинственным образом, словно материализованная из воздуха неким местным «графом Калиостро». 
   - Может, однако, не свинью зажарили? Однако, могли собаку зажарить, - предположил каюр Иголкин, прищурив свои и без того узкие глазки. 
   - А что, запросто могли, - кинул реплику Макшеев. 
   - Господа, - прошептала, краснея почему-то, Ирина, и отложила в сторону вилку, а затем продолжила уже нормальным голосом, видимо, взяв себя в руки. – Пётр Иванович ясно же сказал, что в дневниках было записано – у туземцев на острове НЕТ ни свиней, ни собак! Что за дикие фантазии…
   - Прошу прощения, Ирина Алексеевна, - улыбнулся Макшеев и повернулся к рассказчику: - Так что же дальше с этими загадочными островами? 
   - А дальше ещё интереснее! Точнее, я бы сказал, юмористичнее, - засмеялся Каштанов. – Представьте себе, что британцы вдруг разволновались, когда островитяне стали разводить огонь. Более того, стали расспрашивать удивлённых туземцев, не собираются ль те случайно приготовить кулинарные шедевры из белых заморских… не свинок, нет, из гостей.  Об этом Кук тоже упомянул в своих дневниках. 
       Удивившись, островитяне задали естественный встречный вопрос европейцам – мол, свойствен ли подобный обычай в той стране, из которой пришёл корабль, на родине пришельцев? 
       Путешественники дружно рассмеялись, а Каштанов продолжил свой увлекательный и весёлый рассказ: 
   - История умалчивает, смутились ли «цивилизованные» европейцы, но мы вправе сделать выводы о степени культуры и степени, так сказать, «высокоморальной» готовности к людоедству напыщенных и заносчивых подчас представителей так называемой «западной цивилизации», которые столетиями ведут братоубийственные войны по всему миру, «отстаивая свои национальные интересы» в тысячах километров от пределов своей страны.  Впрочем, это уже особая, отнюдь не юмористическая тема… Но я, с вашего позволения, вспомню ещё об одном наблюдении, которое сделал Джеймс Кук – о татуировках. 
   - Это, безусловно, крайне интересно! – вдруг оживился Боровой, который сегодня в основном предпочитал отмалчиваться – возможно, просто неважно себя чувствовал. 
   - Извольте. Кук, подойдя 6 апреля к открытому им ранее острову Херви, записал в дневнике, что несколько туземных каноэ поплыли прямо на корабль. А ведь при первом посещении острова никаких признаков обитаемости его не обнаружили. Далее новая странность: внезапно появившиеся таинственные островитяне говорили на таитянском языке лучше, чем обитатели иных, недавно открытых рядом островов. И наконец, их важнейшей отличительной чертой явилось то, что на их теле …не было татуировок!  А ведь у других туземцев руки от плеча до локтя сплошь татуированы, да к тому же в мочках ушей проделаны широкие отверстия, что внешне сближает их с туземцами острова Пасхи... В общем, секретов и тайн в этой части океана по-прежнему хватает. 
   - Интересно, а как же заселялся столь удалённый архипелаг, да и другие, одинокие острова, разбросанные по Тихому океану? – спросил Макшеев. 
   - Многие поколения учёных бились над разрешением этой загадки. Но таинственная Океания всё так же надёжно хранит её.  Впрочем, есть предположение, что первоначальное заселение островов Кука произошло примерно полторы тысячи лет назад, и первыми жителями архипелага стали полинезийцы. Возможно, ключ к разгадке содержится в дневниках путешественника? В них есть, например, любопытная запись, датированная 3 апреля 1777 года. Сделана она при посещении острова Атиуи, в ней упоминается Омаи – таитянин, сопровождавший Кука в третьем кругосветном плавании: «…На этом острове Омаи встретил четырёх своих земляков. Около десяти лет назад они отправились в путь с Таити на остров Ульетеа, но пропустили этот остров и, проблуждав долгое время в море, приблизились к земле. В их каноэ разместилось двадцать человек, мужчин и женщин, но лишь пятеро перенесли тяготы, которым эти люди подверглись в пути – ведь в течение многих дней у них не было ни пищи, ни воды. В последние дни плавания каноэ перевернулось, и эти пять человек до тех пор цеплялись за его днище, пока провидение не послало им этот остров, жители которого направили за ними каноэ и доставили на берег, где обращались с ними очень заботливо. Ныне они были так довольны своим положением, что отвергли призыв Омаи вернуться с нашими кораблями на родной остров. Это вполне соответствует тем обстоятельствам, при которых должны были первоначально заселяться обитаемые острова… и особенно те из них, что лежат на большом удалении от любого из материков и друг от друга…» 
   - Обитаемый остров… - задумчиво повторил Боровой, думая о чём-то своём. Гриша Рогацкий* же воскликнул:
      (*как мы помним, команда пополнилась на Тайване соотечественником, скрывавшимся от мести коррумпированных властей…)
   - Но разъезжать по океану в утлых лодочках, словно по спокойным каналам Венеции – это же просто безумие!  Да что там безумие – верная смерть! 
   - И тем не менее, - повернулся к нему Труханов, - скандинавы путешествовали по Атлантике примерно таким же образом – а тот океан, заметьте, скромнее размерами, чем Тихий!  Конечно, их драккары, были куда серьёзнее, устойчивее и крупнее, чем каноэ полинезийцев, да и держались викинги в основном близ берегов. Благодаря чему и обошли, грабя и убивая, всё западное побережье Европы, а затем начали пиратствовать и в самом Средиземном море, захватывая малые и большие острова…
   - И целые провинции материковой Европы, - добавил Боровой, - вспомним хотя бы Нормандию во Франции. 
   - Совершенно верно, кивнул Каштанов. – Более того, в научной среде циркулируют гипотезы об открытии норманнами Америки задолго до Колумба. И в этом нет ничего удивительного, достаточно взглянуть на карту. Посмотрим на вулканическую Исландию, населённую потомками отважных и безжалостных скандинавских авантюристов – к снежной Гренландии находится она гораздо ближе, чем к европейскому континенту с Британскими островами. Стало быть, скандинавы могли запросто «сходить» и к американским берегам. От Гренландии до Канады – рукой подать! 
   - Многие полинезийцы гибли в подобных странствиях, что вряд ли вызывает у кого-нибудь сомнения, - высказалась госпожа Рязанцева. – Быть может, гибли почти все, отважившиеся на отчаянные скитания океанской пустыней... И это лишний раз подтверждают нам дневники Джеймса Кука.  Но выжившие, несомненно, заселили всю Океанию. А может, кто-то из них в древности добрался и до Южной Америки?
   - Да, это возможно, - согласился Каштанов, - десяток-другой тихоокеанских скитальцев, влекомых коварными волнами по необъятным просторам, вполне мог причалить к западному побережью американского материка, и смешаться с местным населением. Ведь Америка заселена людьми уже много тысяч лет.
   - Меня интересует вопрос, как первые люди попали в Америку? – спросил Макшеев. 
   - Наиболее вероятно, что пионерами заселения древней Америки являлись кочевые азиатские племена. Эти первобытные люди перешли на Аляску по узкому перешейку, существовавшему около пятнадцати тысяч лет назад и ранее. К слову, египетскими пирамидами тогда и не пахло! Скорее всего, точно так же перешли в Северную Америку стада копытных и, разумеется, хищники, следовавшие за ними, другие северные животные.
   - К тому же, именно здесь, на стыке Азии и Америки, водные путешествия куда более надёжны, чем скандинавская «модель» или полинезийская, - сказал своё слово руководитель экспедиции. – Согласитесь, что преодолеть на лодках Берингов пролив намного реальнее, чем на драккарах северные воды Атлантики. Ну, почти как переплыть большую полноводную реку. Естественно, в сравнении с океанскими походами викингов или рискованными рейдами туземцев Океании. 
   - Да, - согласился Папочкин, – мы все прекрасно помним, как проходили два года назад Беринговым проливом на север, когда ещё не подозревали о существовании подземной страны. Тогда с левого берега к нашей «Полярной звезде» подгребал на утлом плавсредстве отчаявшийся золотоискатель, - при этих словах Макшеев добродушно усмехнулся, зоолог же продолжал свою речь, – с правого борта мы видели в туманной дали берег Аляски. С трудом различимый – но ведь видели! Мне даже кажется, что в том месте пролива, самом узком, насколько я помню карту, его ширина сравнима, скажем, с шириной Днепра или Волги – разумеется, в период весеннего разлива и в нижнем течении. 
   - Ну, не могу с уверенностью сказать за Волгу или Днепр, – Каштанов шутливо покачал головой, – но то, что противоположный берег нашего Амура во время половодья не всегда виден – и не только в низовьях, заметьте – так это совершенно точно! 
   - Жаль, что мы не сможем посетить ни атолл Суворова, ни другие острова таинственного архипелага, – вернулся к разговору об Океании, вздохнув, Макшеев. – И всё же всех чрезвычайно интересует вопрос:  аборигены съели Кука или нет? 
   - Несмотря на шутливый тон вопроса, ответ на него, увы, совсем невесел, - заметил, чуть сдвинув брови, Каштанов. – Погиб Кук вскоре на Гаваях. Но я хотел бы сказать буквально пару слов о том, что связывает Россию и этот, казалось бы совершенно ничего для неё не значащий, далёкий архипелаг. Именно там, гораздо южнее экватора, русский мореплаватель Михаил Петрович Лазарев, адмирал и первооткрыватель Антарктиды, обнаружил в 1814 году необитаемый остров, которому дал имя Суворова.  И, хотя площадь этого островка невелика – как, собственно, почти всех островов Кука – нам греет сердце память о великом русском полководце!  Между прочим, открытые в разное время острова этого архипелага впервые объединил, назвав островами Кука, тоже русский – легендарный моряк и учёный Иван Фёдорович Крузенштерн. 
   - Тот самый, что считал Сахалин полуостровом? – хитро прищурившись и попыхивая своей извечной трубкой, спросил капитан «Ариадны». 
   - Ну, знаете, ничто человеческое не чуждо и гениям – и великие могут порой ошибаться. Кто застрахован от ошибок? – парировал Труханов. – И, согласитесь, право на ошибку есть даже у самых-самых… Тем более, насколько я знаю, это заблуждение разделяли ещё каких-то полвека назад все видные западные учёные! 
   - И хорошо, что разделяли, – грустно улыбнулся Каштанов. – Иначе исход Крымской войны, которая носила характер войны мировой, мог бы сложиться для России ещё печальнее. Ведь наши противники понятия не имели ни об особенностях Татарского пролива, Амурского лимана, устья и низовьев Амура, куда успели скрыться остатки нашей тихоокеанской эскадры вместе с легендарной «Авророй», ни о возможности судоходства по узкому проливу и самой реке. Впрочем, о коварном Амурском лимане с его «кочующими» мелями они успели познакомиться – и поэтому их эсминцы, линкоры и прочие громоздкие страшилища не рисковали заходить в прибрежные воды.  А Невельской с другими нашими моряками сумел до поры до времени сохранить ставшую военной и жизненно важной тайну – пока не миновала опасность. Не забывайте, что ведь не только англичане «точили зубы» на Приамурье, Уссурийский край, планировали оккупацию российских земель, устройство там по образцу своих многочисленных колоний. 
   - Раз уж мы заговорили о той войне, – заметил Боровой, – то нельзя не вспомнить и об удивительной победе русских над врагом у берегов Камчатки. 
   - Да, это была уникальная победа, – согласился Каштанов. – Полный разгром врага! Впервые в новейшей истории англичане потерпели сокрушительное поражение – настолько оглушительная для Британии, что главнокомандующий вражеской эскадрой, адмирал Прайс, не вынеся позора, застрелился! 
       Капитан выпустил кольцо дыма и отложил трубку. 
   - Знаете, а ведь мой отец в то время был там. И через много лет рассказывал мне о сражении, о последующей вынужденной эвакуации Петропавловска с Камчатки. Несмотря на прогремевшую на весь мир (но, к сожалению, временную) победу, сил сражаться дальше уже не было. И когда новая эскадра врага вернулась на Камчатку, англичане там уже никого не застали – ни военных, ни гражданское население, ни кораблей, ни даже запасов – разве что в нескольких погребах осталось немного старой проросшей картошки, – и капитан опять усмехнулся в усы.
       Ирина решила вернуть друзей к беседе об архипелаге:
   - А как дальше складывалась судьба туземцев? – спросила она. 
   - Нельзя сказать, что безоблачно, - сказал Каштанов. – Раньше всех за Океанию взялись вездесущие англичане. Острова наводнили протестантские миссионеры всех мастей, причём лишь малая часть из них имела духовный сан.  Большинство же являлись типичными торгашами и спекулянтами. Они под вывеской религии обделывали свои делишки. Миссионерской деятельностью на островах Кука сперва занимались три организации – Лондонское миссионерское общество, Методистское общество и, кажется, Миссионерское общество англиканской церкви.  В общем, почти все миссионеры были, скорее, «любителями», а не священниками. Не профессионалами-богословами, а малообразованными профанами, крайне плохо подготовленными не только в отношении вопросов религии, но и вообще к деятельности на далёких островах. Они понятия не имели о традициях и привычках таитян, о народе, среди которого собирались жить – и, честно говоря, не стремились узнать. Интересовали этих «миссионеров» главным образом деньги. Они считали, что перед ними примитивные дикари, которых надо в темпе обратить «на путь истинный», а сложный духовный мир народа их не занимал ничуть. И протестанты грубо, бесцеремонно вторгались в интимные стороны жизни таитян, разрушая веками сложившийся уклад. Политика «разделяй и властвуй» применялась даже здесь, в отношении одного из самых миролюбивых народов планеты. Им удалось обратить в то, что они считали христианством, одного из местных королей – Тайо. Тот начал насаждать религию силой, под нашёптывания бледнолицых «военных советников» с молитвенниками и винтовками в руках. Всё, что могло напоминать о языческих божках, в одночасье было разрушено. Убили всех тех, кто не желал переходить в новую веру.  А местный король начал завоевание окружающих островов. Пролились кровавые потоки, многие племена были истреблены…
   Оставшиеся в живых туземцы производили жалкое впечатление – подавленные, апатичные люди, лишённые жизненных сил. 
   Население уменьшилось в десять или даже в пятнадцать раз. По сути, происходило истребление туземных народов. Вот цена, уплаченная оставшимися в живых островитянами за «приобщение к цивилизации». Миссионеры прекратили редкие человеческие жертвоприношения, но в реальности причинили гораздо больше горя – и в жертву их пониманию «истинной» религии (а протестанты и сейчас относятся католической и православной церковью к сектантам, считаются еретиками) принесено было гораздо больше человеческих жертв, чем за многие столетия спокойной жизни с языческими идолами… 
       Так, в беседах, проводили время обитатели «Ариадны».
       Увлекательные споры и серьёзные разговоры значительно расширяли кругозор и без того широко образованных участников экспедиции. А корабль всё так же, день за днём, неустанно двигался вдоль экватора на восток. 


Глава 4.  Галапагосские острова 
или Драконы островов Галапагос

Все последние дни стоял полнейший штиль. Запасы угля в трюмах заметно сократились, и поэтому «Ариадна», не имея возможности использовать паруса, шла малым ходом. По ночам же машины стопорились полностью – и тогда удивительная тишина окутывала корабль, словно мягкой ватой.  Даже всплески мелких волн у бортов были почти не слышны. 
       Направление движения, пусть и сильно замедлившегося, оставалось неизменным – строго на восток. 
       Но до встречи с Южной Америкой путешественникам ещё предстояло увлекательнейшее приключение. 
       В жаркие предновогодние дни – жаркие в самом прямом, тропическом, а не переносном смысле – «Ариадна» медленно приближалась к островам Галапагос. Эти затерявшиеся в океане клочки базальтовой лавы со времён Чарльза Дарвина привлекали внимание любознательных естествопытателей. И наши путешественники не были исключением. 
   - Друзья! – обратился к своим товарищам, которые собрались к ужину за столом в уютной кают-компании, руководитель экспедиции. – Со дня нА день мы с вами приблизимся вплотную к удивительной экспериментальной лаборатории, созданной великой Природой! Лаборатория эта – вулканического происхождения. Находится она практически на экваторе и трёхсотмильном отрезке девяностого меридиана. Имя ей – Галапагос! 
   - Посетить такую лабораторию – мечта любого зоолога! – воскликнул Папочкин. 
   - И не только зоолога, – уточнил Каштанов, – геологу, ботанику, метеорологу и вулканологу, даже палеонтологу – всем здесь найдётся работа! 
   - Автору теории происхождения видов наблюдения над местной флорой и фауной дали в руки ценнейшие факты, без которых он вряд ли смог бы столь убедительно обосновать свою эволюционную теорию. 
   - Но почему именно животному и растительному миру Галапагосов суждено было сыграть такую важную роль в развитии науки? – спросила Ирина. 
   - Дело в том, что именно здесь, на этих изолированных от внешнего мира, выжженных безжалостным солнцем островах развились особые виды флоры и фауны – так называемые эндемичные, то есть свойственные только данной местности формы – изучая которые можно проследить изменения, в частности, животного мира под влиянием природных условий, – ответил зоолог. – Изолированность островов и полное отсутствие на них крупных хищников привели к тому, что некоторые биологические виды – например, огромные, не свойственные, скажем, нашему климату, ящерицы, я бы назвал их маленькими ящерами или дракончиками – стали совершенно не похожи на своих собратьев, «американских кузенов», живущих на относительно близком к Галапагосам континенте. 
   - Насколько близком? – заинтересовались слушавшие.
   - Около тысячи километров до американского побережья, – пояснил Николай Иннокентьевич. – Кстати, на этом отрезке мы опять пересечём экватор – ведь наш дальнейший путь будет пролегать через недавно выстроенный Панамский канал. Но это уже в Новом, 1917-м году. 
   - Многие вопросы влияния окружающей среды на животный мир далеко ещё не выяснены до конца даже в наш просвещённый и, увы, чересчур воинственный век. Полагаю, наблюдения в такой чудесной лаборатории под открытым небом помогут и нам раскрыть какие-либо новые тайны! – сказал Папочкин. – Если, конечно, мы сможем задержаться на Галапагосских островах – пусть на неделю, пусть всего лишь на каких-то пару дней, - и тут он вопросительно посмотрел на Труханова.
   - Да, трёхдневная остановка на Галапагосах запланирована, - кивнул руководитель экспедиции. – Полагаю, это будут интереснейшие, до предела насыщенные впечатлениями дни. 
   - Огромнейшее вам человеческое спасибо, Николай Иннокентьевич! – с чувством воскликнул Папочкин, и остальные дружно поддержали его. 
   - Если позволите, я расскажу немного о наших «дракончиках», - предложил зоолог. – Как известно, любой человек, потерпевший кораблекрушение, неизбежно гибнет, если ему приходится долго пить морскую воду, ибо наши слабые организмы не в состоянии переработать соли, которые содержатся в морской воде. Игуаны же – «драконы», что ждут нас впереди – «научились» поглощать огромное количество морской воды без малейшего вреда своему драконьему здоровью. До сих пор учёные не могут понять, каким образом игуаны, да и другие морские животные, изгоняют из тела… нет, не злых духов, а излишки солей, неизбежно ими поглощаемых.  Но у меня есть одна гипотеза, которую очень хотел бы проверить, как говорится, на месте. 
   Мне кажется, что в организме игуан, живущих в море, есть особые железы, абсорбирующие лишнюю соль. Более того, мне кажется, что самое подходящее место для размещения таких желёз – возле глаз, где-то около глаз и носа. Вполне возможно, что насыщенный солевой раствор изгоняется из тела наших ящеров путём солёных слёз – или, скажем, «здорового насморка»!   
   - Здоровый насморк – это вы здорово придумали! – рассмеялась Ирина. – В связи с вашей гипотезой сразу вспоминаются и «крокодиловы слёзы».
   - Вы совершенно правы! – ещё более оживился Папочкин. – Я думаю, что ставшие притчей во языцах, басней или ярким примером эзопова языка так называемые крокодиловы слёзы, есть не что иное как выработанный эволюцией способ древних рептилий избавляться от лишних солей в организме! 
   - Интересная гипотеза, – Боровой задумчиво почесал подбородок. – А как вы думаете, морские ящеры на сушу выходят? Мы сможем их разглядеть или хотя бы увидеть издалека? 
   - Да, безусловно, – зоолог явно «сел на своего конька», - морские игуаны много времени проводят в воде, но и на «брег морской» тоже выходят, и довольно часто. Им же хочется погреться в солнечных лучах… привычка, оставленная сухопутными предками.  Вы только представьте себе картину:  драконы почти метровых размеров разлеглись на базальтовых камнях – вальяжно, словно какие-нибудь важные вельможи! А между ними деловито снуют красивые крабы – крупные, гораздо больше тех, что живут в иных морях и океанах – но в то же время помельче наших сахалинских гигантов.  Эти красавцы с клешнями заползают на спину драконов, чистят, выковыривают из плотной шкуры затаившихся там крохотных клещей... 
   Каждая игуана занимает своё собственное место. Выглядит это смешно – массивная ящерица, словно умудрённая опытом служебная собака, обнюхивает, прямо скажем, облизывает буквально каждую пядь своего пути, безошибочно разыскивая свой путь средь множества иных, находя среди множества запахов свой любимый…

       Не прошло и двух дней, как с высоты раздался крик марсового: 
   - Земля! 
       Наконец «Ариаднa» бросила якорь у берега Фернандины – самого западного и одного из самых маленьких островов драконьего архипелага. Фернандина встречала путешественников пустынными скалами, плеском волн, что накатывали на камни, и криком птиц. 
       Клочок суши – точнее, каменистый обломок, затерянный в безбрежных океанских просторах.
       Холодное течение Гумбольдта отбирало у этой земли последние капли влаги.  Тропические острова – на самом деле скалы, похожие на безжизненную пустыню.
       Но жизнь существовала и здесь, в забытом богом уголке великого Тихого океана.  Хотя и казалось подчас, что бОльшего уничтожения силы Природы нанести не в состоянии. 
       Иссушающий зной стекает с раскалённого неба. Он избороздил каменистую землю трещинами и глубокими расселинами, буквально испепелил её. 
       Безжизненность островов – кажущаяся. Изолированность архипелага – благо для его пернатых, четвероногих, прочих немногочисленных жителей – и рай для учёного!  На пустынных утёсах обитают редчайшие виды – морские игуаны и сухопутные легуаны, гигантская черепаха, галапагосский голубь и семейка эндемичных вьюрков. 
   - Нам крупно повезло, – сказал Папочкин, делая первые шаги по каменистому берегу, и обращаясь к друзьям. – Фернандина пользуется славой самого «игуанистого» острова из всех островов архипелага.
   - Теперь и я это вижу, – воскликнул Боровой: - Да вот же, вот же они! Боже! Эти ящеры напоминают исчадия ада! 
       Наши путешественники смотрели, как буквально в двадцати шагах от них разыгрывается, по-видимому, настоящая драма:  один крупный ящер приближался к другому, всем своим видом выражая угрозу.  Второй самец – а это были, скорее всего, именно представители сильной половины драконьего мира – грозно мотал головой вниз и вверх, словно зловеще кивал. 
       Да, это не являлось дружеским приветствием! Оба широко распахнули красные пасти, а затем, выгнув спинной гребень и продолжая кивать, начали топтаться на выпрямленных ногах. Драконы, выпрямляя ноги, как будто увеличивали свой рост, и так не самый маленький. Оба самца изо всех сил запугивали противника. Время от времени разъярённые игуаны выпускали из ноздрей тоненькие струйки воды. 
       Макшеев при виде таких воинственных танцев громко рассмеялся: 
  -  Нет, на исчадий ада ваши ящерицы вовсе не похожи. Скорее, пародия на огнедышащих драконов из сказки! 
       Тем временем раскрывший алую пасть пришелец, по-прежнему на прямых ногах (учёным непривычно было видеть прямоходящего ящера!), начал угрожающе вышагивать перед хозяином территории. Оба старались поворачиваться грудью к врагу, не подставляя противнику менее защищённый бок. 
       Безо всяких сомнений, оба ящера всячески пытались выглядеть сильнее, чем были на самом деле. Покружив ещё пару минут, они остановились. Их пасти оставались открытыми – что очень уж походило на широкую улыбку американцев-китобоев при холодных недобрых глазах, благодаря чему подобие улыбки превращалось в натуральный хищный оскал. 
       Казалось, драконы вот-вот ринутся в бой и, намертво сцепившись, совьются в смертельный клубок. Они и в самом деле бросились друг на друга вовсе не по-дружески. Лбы ящеров с громким стуком столкнулись. Каждый, напрягая все силы, старался сдвинуть противника, спихнуть его с места. 
       Их спины вздыбились, под кожей судорожно перекатывались мускулы. Оба ящера вцепились когтями в застывшую лаву…
       Дуэль продолжалась подобным образом ещё несколько минут. Затем драчуны… мирно расползлись в стороны, словно забыв друг о друге. Напряжение выдавало лишь учащённое дыхание. 
       Оказалось, это был всего лишь первый раунд! Путешественники, на которых драконы не обращали ни малейшего внимания, продолжали с интересом наблюдать за ходом битвы. Очень скоро холоднокровные бойцы, приняв угрожающие позы, опять начали сходиться для продолжения схватки, ящеры с новыми силами перешли в наступление... 
 
 
     Глава 25.  Битва гигантов

Уже в первые часы плавания участники экспедиции стали свидетелями драмы, разыгравшейся дальше в море. Битва происходила на глубокой воде – но поблизости от мелководья, где шли лодки, благодаря чему даже без бинокля удалось рассмотреть все подробности морского сражения. 
       Крупный плезиозавр с длинной шеей – по всей видимости, канзасский эласмозавр – удивительно проворно схватил, словно пружиной выбросив из воды свою голову с открытой пастью, небольшого птеранодона. Тот весьма неосторожно снизился к волнам, высматривая стайку рыб. 
       Эласмозавр, стремительно вынырнув из пучины морской, мёртвой хваткой впился в крыло низко летевшего ящера и увлёк его под воду. Через минуту он опять возник на поверхности – уже с бездыханной жертвой. Но спокойно позавтракать ему не дали. Трапезу хищника прервали другие непрошенные – и, разумеется, хищные – гости. 
       На расстоянии в несколько сот метров показалась парочка жутких тилозавров с открытыми зубастыми пастями, очень похожими на крокодильи. 
       Ящеры устремились к одинокому охотнику. Тому бы скрыться, бежать, спешно спасаться бегством – но голодный эласмозавр, оскалившись, решил отстоять свою добычу и повернул к ним навстречу. 
       Сшиблись хищники метрах в двадцати от почти не тронутого крылатого ящера, который мирно покачивался на морских волнах. Ему было уже всё равно, кто именно собирается его съесть.
       Если бы драка таких гигантов моря, как тилозавр и эласмозавр состоялась один на один, скорее всего, победителем вышел бы хозяин крылатой добычи. Эласмозавр ни в чём не уступал тилозавру – ни размерами, ни силой. 
       Но в том-то и дело, что врагов было двое! И пока эласмозавр, изогнув мускулистую шею и вцепившись острыми зубами, трепал затылок одного из тилозавров, его напарница или напарник, сумев поднырнуть в суматохе и круговерти битвы, впился аллигаторовыми челюстями-капканами в мягкое брюхо плезиозавра. 
       Тот, пронзительно затрубив от боли, выпустил загривок одного нападавшего и стал беспорядочно кусать второго за спину, бока и короткую шею. 
       Увы, спину и шею грабителя защищал крепкий гребень, а более-менее доступные бока оказались не так мягки, как был бы, вероятно, живот.
       Эласмозавр не успел отбиться от одной бульдожьей хватки, как в шею ему впился прежний, потрёпанный и окровавленный нападавший. Вся троица, бешено вращаясь в кипящей от схватки воде, скрылась под волнами. 
       Прошла минута или две. Почти успокоившись, волны вновь выпустили на поверхность громадных животных. Один из них был мёртв. 
       Совершенно без движения, плезиозавр безвольно распластался на воде. А его, бездыханного, обгладывали, вырывая куски мяса из брюха и шеи, два тилозавра. Они ещё под водой практически отделили голову своей храброй жертвы от пятиметрового туловища – шея настолько была искусана и переломана, что голова ящера, казалось, держится на каких-то лоскутках кожи.   
       Конечно, соблазнительно было бы добыть для дальнейшего изучения этого эласмозавра. Но путешественники прекрасно понимали, что попытка отнять его у хищной пировавшей парочки не просто крайне рискованна, а совершенно безрассудна. Прежде чем удалось бы застрелить крокодилоподобных гигантов, те, скорее всего, успели бы раскидать лодки и перекусить пополам каждого из охотников. 
       Продолжая плавание по мелководью, лодки приблизились к берегу – на всякий случай. Кто знает, не проявляются ли у кого-то из морских ящеров земноводные повадки?  Морской динозавр – не кит, и мели, видимо, не боится. Может, эти гиганты способны «гулять» по мелкой воде, шлёпая своими ластами по чистому песочку, так же легко, как ныряют в глубину?.. 
       Семён Семёнович рассказал друзьям кое-что новое о плезиозаврах: 
   - Американский эласмозавр жил на поверхности нашей планеты в морях позднемелового периода. Это самый интересный из всех плезиозавров. Самый длинношеий! Длина тела около тринадцати метров, причём почти половина этих метров приходится на долю гибкой шеи. Между прочим, его шея образована 76-ю позвонками, судя по ископаемым остаткам! Жаль, проверить бы сейчас, после боя хищников.
   - Ничего, может, ещё повезёт – успокоил его Макшеев. 
   - Не дай бог! – содрогнулся от свежих впечатлений Боровой. 
   - Кстати, это количество позвонков не превзойдено ещё ни одним животным – ни среди вымерших, ни среди живущих поныне! – рассказывал далее зоолог. – Эласмозавры жили в морях главным образом над современным Канзасом. Почти одновременно с ними – в раннемеловых морях – на территории Германии обитал их миниатюрный двойник, почти карлик по сравнению с эласмозавром. Назвали малыша бранказавр. Его шея состояла всего из 37-и позвонков, а дина тела (вместе с шеей, разумеется) лишь чуть превышала два метра. 
   - Насколько я знаю, – включился в беседу Каштанов, – плезиозавры известны давно. Скелет одного из них упоминается в литературе, кажется – хотя я могу и ошибиться – в 1824 году. 
   - Но косвенные сообщения встречались и ранее, – подхватил Папочкин. – В книге Афанасия Кирхера, которая датируется 1678-м годом, расписаны чудеса подземного мира…
   - Вы думаете, один из входов сюда, в Плутонию, находился когда-то в Европе? – встрепенулся Гриша.
   - Вряд ли. Полагаю, истоки старых легенд в ином. Дракон, упоминаемый в книге Кирхера, близ швейцарской деревеньки Вилер «замечен был» в сражении с популярным тогда (и, полагаю, легендарным, то есть в реальности не существовавшим) драконоборцем Винкельридом. Но если внимательнее посмотреть на всю эту средневековую драконовую «петрушку» даже невооружённым взглядом, то сразу становится заметно:  в области лопаток у сказочного дракона торчат два узких крыла, а сравнительно короткое тело переходит в длинную шею. Чем не «ласты» плезиозавра, эти сказочные крылышки? Летать с такими смехотворными крыльями сказочный дракон мог, действительно, только в сказках!  А вот если чуточку дофантазировать, «добавив» ископаемому ящеру ноги, да чуть «подрезать» хвост – получается в точности облик плезиозавра!  Море ушло, а скелеты плававших миллионы лет назад ящеров остались… Короче говоря, я считаю, что источник средневековых легенд о драконах – найденные случайно скелеты плезиозавров. Их тогда, обнаружив, хранили в замках и монастырях, тогда существовали такие «кабинеты редкостей», вроде кунсткамеры. В те времена верили и в бога, и в чёрта, и заодно в драконов – а скелеты вымерших плезиозавров как бы «подтверждали» суеверия малообразованных людей…   



Глава 26.  Остров крылатых ящеров 

Через день береговая линия изменилась. Полоса песка заметно сузилась и превратилась в тонкую полоску. Обломки скал усеяли почти весь берег. На мелководье, где до сих пор довольно быстро двигались лодки, теперь путешественников подстерегали подводные камни. Пришлось снизить скорость, чтобы ненароком не налететь на притаившуюся под водой коварную скалу. 
       Острые края камней могли повредить брезентовое днище лодок – а ведь их за время путешествия и так неоднократно приходилось латать. 
       Вдали показался небольшой скалистый остров. На расстоянии казалось, что над ним кружат стаи птиц – если не тысячи, то уж наверняка сотни пернатых горланящих глоток, больших и малых.  Но пока ни одной чайки или альбатроса нашим путешественникам не попадалось. Так что же это?  Подземная «пернатая аномалия»? 
       Вскоре всё выяснилось. 
       Остров быстро приближался и оказался одинокой скалой, площадью около гектара или даже менее, отвесные стены которой возвышались метрах в ста от берега. Рядом из воды выглядывали камни поменьше, словно раскиданные мощной рукой неизвестного разгневанного великана.   
       Скалистая гряда продолжалась на берегу, невысокими скалами с острыми вершинами уходя вглубь континента. 
       Но внимание путешественников привлекла именно морская скала, густо усеянная фигурками крылатых животных. Одни садились на камни, другие взлетали, мелькая над волнами, шустро хватали зазевавшуюся рыбу и возвращались к своим гнёздам, к своим птенчикам. 
       Собственно, птиц в нашем понимании там почти не наблюдалось – кроме нескольких десятков довольно мелких ихтиорнисов.  Правда, за полчаса до этого Папочкин смог поймать вынырнувшего у борта гесперорниса – древнюю водоплавающую птицу. Но здесь, вблизи острова, ни одного гесперорниса не наблюдалось. Скорее всего, пищевая конкуренция оказалась чересчур напряжённой, и зубастые гесперорнисы, на лапах которых имелись похожие на утиные плавательные перепонки, предпочитали заниматься рыбалкой где-то в иных, более спокойных угодьях. 
       А вот от редуцированных крыльев этих первоптиц остались всего лишь тонкие плечевые кости, словно палочки – внешне (спрятанные под перьями) никак не различимые. Семён Семёнович просто знал, что они есть на скелете, о чём и не преминул сообщить коллегам.  Гриша в ответ на это сказал, что пойманный гесперорнис похож на совершенно бескрылого пингвина-инвалида. 
       Основную массу населения острова составляли разнокалиберные представители различных видов птеродактилей – размерами от воробья до средней величины орла или ястреба.   
       Кроме них на более выгодных участках скалы гнездились рамфоринхи, размах крыльев которых был около метра, и хорошо знакомые птеранодоны – размах крыльев которых достигал семи или даже восьми метров!  Понятно, что летающие гиганты захватили самые удобные позиции на морском бастионе. 
   - Возможно, вам известно, что на поверхности Земли обнаружены остатки уже почти пяти сотен скелетов птеранодонов, – сообщил друзьям Папочкин. – А в меловых отложениях Канзаса их просто великое множество – настолько много, что на основе превосходного разнообразия ископаемого материала Итон опубликовал несколько лет назад – кажется, в 1910-м году – замечательную, весьма исчерпывающую монографию об этих крылатых ящерах! 
   - В полёте он похож на альбатроса, – указав на одного из пролетавших птеранодонов, заметил Макшеев. – Парит в небе легко, почти не шевеля крыльями. 
   - Настоящий мастер скользящего полёта, – согласился Каштанов.
   - По сравнению с огромными крыльями тельце их удивительно мало, – сказал Папочкин. – А с этим связаны весьма скромные размеры грудной клетки и таза. Последнее обстоятельство должно наталкивать нас на мысль, что птеранодоны являются «пионерами» откладывания яиц – касательно группы крылатых ящеров, я имел в виду. Согласитесь, трудно представить, чтобы они рожали живых детёнышей. Эх, если б залезть на скалы и проверить их гнёзда...
   - Давайте сделаем это на обратном пути, – предложил Каштанов, – тогда возьмём, если повезёт, и нескольких птенцов. По крайней мере, их довезти в клетках легче, проще, чем взрослых птерозавров. 
       За разговором лодки обошли вокруг скалы – участники экспедиции с интересом наблюдали за шумными, суетливо крикливыми обитателями «птичьего острова» и между делом слушали комментарии зоолога.  Первым долгом Семён Семёнович обратил внимание товарищей на необычный внешний вид рамфоринхов: 
   - Причудливый, странный облик у них, не правда ли, друзья? А всему виною – длинный, сильный хвост. Он, как вы можете убедиться воочию, – над лодками в этот момент пролетел довольно низко – метрах в пятнадцати – средних размеров рамфоринх, – вытянут и украшен ромбовидной кожаной лопастью. 
   - Похоже, ромб на хвосте – не только украшение, – заметил Макшеев, – он двигает им, активно маневрируя в полёте. 
   - Вот именно! – искренне обрадовался Папочкин своевременному замечанию товарища. – Я и раньше убеждён был, что такая форма хвоста, отдалённо напоминая руль морского или речного судна, служит, собственно, тем же целям – активнее рулить – но уже не в морском океане, а воздушном! 
   - А ведь и правда, летает он отлично, просто замечательно! – согласился Каштанов. – Вот, вот опять, глядите! Какой резкий разворот в воздухе! 
   - Не каждая птица так сможет, – подал голос Боровой, обычно предпочитавший отмалчиваться. Красивый полёт рамфоринха и на него произвёл впечатление. 
   - Да, не каждая, – кивнул зоолог. – А теперь посмотрите на его крылья – заострённые, узкие. Подобная форма крыла выигрышна и для современных птиц. 
   - У сокола – одного из лучших пернатых лётчиков – похожие крылья, тоже довольно узкие и заострённые, – поделился наблюдением Яков Макшеев. 
   - Длина крыльев рамфоринха – вполне орлиная. До восьмидесяти сантиметров, насколько я вижу. Чем не динозавровый орёл или птерозавро-сокол? – пошутил Каштанов.   
   - У этого ящера, если вы успели заметить, весьма необычное расположение зубов, – между тем продолжал Папочкин. – Они, будучи различной величины, довольно длинные и направлены вперёд. 
   - Голова тоже интересная. Рамфоринх из-за неё похож на лысого казака, – высказался Гриша. – Ну, такой же быстрый, энергичный, когда скачет на коне – только совсем лысый! 
   - Поскольку его голова практически лишена какой-либо растительности, перьев ли, шерсти, не важно – мы имеем право предположить, что этот отличный летун охотой на живую дичь не ограничивается, – сказал Папочкин. – Ведь и у современных грифов, других птиц-падальщиков, как правило, голова и шея тоже обнажены. Это помогает им соблюдать относительную гигиену – если понятие «гигиена» здесь вообще уместно. 
   - Красивые крылья! – продолжал любоваться летающими рамфоринхами Макшеев. 
   - Схема крыла типична для почти всех летающих ящеров – птерозавров. Между наружным, то есть пятым, сильно удлинённым пальцем и собственно телом словно бы натянута кожаная перепонка, – прокомментировал очередной вираж рамфоринха зоолог. 
   - А где они жили? – вдруг спросил Рогацкий. – Я имею в виду, где на поверхности Земли? 
   - Поскольку самые крупные (точнее, самые массовые) находки скелетов их имели место в Баварии – а, кроме того, на горе Тендагуру – это уже Африка – можно считать рамфоринхов евро-африканцами.  По крайней мере, ни в Азии, ни в каких Америках эти ящеры не замечены. Да, «баварский след» их заслуживает отдельного упоминания. Скорее даже – их музейный вклад. Пожалуй, нет в мире ни одного крупного музея, в котором не имелось бы скелета рамфоринха, найденного именно в баварских верхнеюрских отложениях! 
   - А что вы скажете об этом драконе? – Макшеев кивнул на гигантского ящера, который сделал большой круг над лодками и, как показалось Боровому, нехорошо, как-то не по-доброму покосился на него. 
   - Птеранодон – действительно дракон среди всех ящеров, – ответил Семён Семёнович. – Кроме того, что впечатляет размах крыльев – шутка ли, более восьми метров! – ещё и череп удивительно «драконьей» формы – с длинным костным гребнем на затылке. Относительно большой и сам по себе, с этим «гребешком» череп и на самом деле придаёт ящеру сказочно жуткий вид. О недавней монографии Итона я вам уже рассказывал. Добавить могу лишь пару слов о методах охоты птеранодона, продиктованных особенностями его строения. В длинной пасти ящера, похожей на клюв пеликана, в отличие от большинства иных птерозавров совсем нет зубов. А значит, ловит он рыбу и глотает её целиком – совсем как многие современные пернатые охотники – морские и речные птицы – чайки, пеликаны, альбатросы, бакланы...
   - Если птеранодоны заботятся о своих «птенчиках», вряд ли нам удастся добыть их и привезти в наш «верхний мир» живьём. Такие драконы будут сражаться до последнего, биться смертным боем, – предположил Макшеев. 
   - Посмотрим, – неопределённо сказал Каштанов, – поглядим на обратном пути. Всё равно сейчас лезть на скалу бессмысленно. А что же с птеродактилями? 
   - Птеродактиль тоже, как земляк его рамфоринх – баварский товарищ, – сообщил Папочкин. – Их тоже много найдено именно в Баварии – скелетов, я имею в виду. Ещё находили остатки птеродактилей в Англии, Франции, даже в Африке… В общем, тоже, судя по всему, типичнейший евро-африканец или афро-европеец! И тоже, подобно рамфоринху, обитал на поверхности Земли в верхнеюрскую эпоху.
   - Пусть евро-африканец. Главное, не афро-американец, – в полголоса пошутил Макшеев.
   - Род птеродактилей достаточно богат разными видами, причём сильно различающимися по своим размерам. Представляете, друзья, в те далёкие времена жили на Земле ящеры величиной с маленькую синичку – а здесь, в подземном мире, они сохранились до сих пор! Но существовали и крупнее – размером с крупного сокола или небольшого орла. Так что, скажу я вам, жаль, жаль, что верхнеюрская эпоха – единственный временной промежуток, подаренный на поверхности планеты птеродактилям Её Величеством Эволюцией! В меловом периоде их уже сменили иные птерозавры. 
   - Внешне разительно отличается от «земляка», – заметил Боровой. 
   - Да, и хвост короткий, и зубов гораздо меньше. Зато крылья – широки. Предположение учёных о том, что птеродактили жили большими стаями на скалистых островах у берегов или на прибрежных скалах, как мы видим, полностью подтверждается!   



Глава 27.  Поляна для тиранозавра. 

Через несколько часов, когда Остров крылатых ящеров остался далеко позади, превращаясь постепенно в маленькую тёмную точку на воде, путешественники решили остановиться и разбить лагерь. 
       Беспорядочно разбросанные скалы здесь уступали место буйной растительности. Половина полян заросла жёсткой травою, но и полоса песка оставалась достаточной для того, чтобы на берегу поставить палатки, развести костёр и приготовить хороший ужин. 
       «Аппетитные планы» пришлось отложить, поскольку на ближайшей поляне участникам экспедиции открылось прелюбопытнейшее зрелище.   
       В относительном удалении от воды, не заступая на песчаную полоску, в дальней части почти правильной овальной формы поляны паслось «разношёрстное» стадо. 
       Из полутора дюжин довольно крупных двуногих и, само собой разумеется, травоядных первым делом бросалась в глаза парочка игуанодонов.  Ещё четыре ящера относились к «утиноклювым» траходонам. Остальные, имевшие странноватый каскообразный гребень, представляли род коритозавров.   
   - Давайте остановимся у берега, понаблюдаем за ними, – предложил Папочкин. 
   - И заодно подстрелим одного из них! – подхватил идею товарища Макшеев, переводя её в гастрономическую плоскость. – Мясо игуанодонов, насколько я помню, должно быть вкусным. 
       Лодки «притормозили» на мелководье, и путешественники принялись во все глаза рассматривать стадо ящеров, слушая комментарии Семёна Семёновича.   
   - Самый интересный из них, безусловно, коритозавр – такой «каски» нет больше ни у одного из ящеров! Касковидный гребень образован выростами черепных костей. А вот и родственники нашего коритозавра – траходоны. Видите, вон те громадины – с утиным «клювом». И те, и другие объединены учёными в группу траходонтид по причине сходства строения тела. Отличаются, фактически, лишь головы. Кости черепа видоизменены у них ну совершенно по-разному!  Возможно, родственные связи этих травоядных весьма условны – зато их образ жизни, можно сказать, идентичен.  Все они – земноводные динозавры. Земноводные по своим привычкам. Понятно, что к современным амфибиям-земноводным эти ящеры в систематическом плане совершенно никакого отношения не имеют. 
   - Действительно, тела у них одинаковы, абсолютно схожи, – заметил Макшеев. – Такие же перепонки между пальцами, сильный длинный хвост, передние лапы короче задних – но без «экстремизма» недоразвитости. И длина тела от носа до кончика хвоста, пожалуй, и у тех и у других будет метров десять-одиннадцать. 
   - Лишь окраска сильно различается, – подхватил зоолог, – но к строению это не относится. Вообще, многие палеонтологи считают, что все траходонтиды с гребневидными «украшениями» на самом деле являются самцами. А животные без «украшения», соответственно, самками. 
   - ЗдОрово! – Гриша даже легонько присвистнул от восхищения. – Получается, что мужички у них тЕ ещё типчики, а вот их дамы – скромняги.
   - Половой диморфизм характерен для многих животных – особенно для птиц, самцы которых «петушатся» изо всех сил, представая во всей красе перед своими серенькими невзрачными самочками. Примеров – масса! Фазаны, павлины, глухари... А горбуша, морж, лев и львица?.. Другое дело, что многие из различий «наш брат» человек воспринимает как почти неприличное украшательство. Но оставим в стороне субъективные оценки. Куда интереснее история открытия ископаемых игуанодонов, – продолжал рассказывать Семён Семёнович о других экземпляров из живописного стада. – Впервые их скелеты раскопали в Англии, почти сто лет назад – в 1820-м году.  Но те скелеты оказались неполными, и сложить более-менее точное впечатление о внешнем виде ящеров представлялось крайне затруднительным. Лишь сорок лет назад, в 1877-м году, близ Берниссара – это в Бельгии – нашлись двадцать три хорошо сохранившихся скелета.   
   Берниссарская находка многое открыла нам об этом удивительном динозавре. Так, уже тогда стало совершенно ясно, что игуанодоны способны ходить вразвалочку или неплохо бегать на задних лапах – поскольку передние-то слегка недоразвиты. Затем выяснилось, что они точно травоядны, а вовсе не хищники, что ранее, до этой находки, не являлось очевидным по причине отсутствия в прежних остатках зубов. А вот обнаруженные на скелетах изношенные зубы убедительно свидетельствовали о поедании растительной пищи.   
   Но травоядный – не значит беззащитный! На пятипалых «ладошках» один палец был вооружён и опасен – он заканчивался толстой фалангой с острым концом. Оружие типа стилетов или маленьких кинжалов – соответственно, по два «кинжала» у каждого ящера. 
   Тогда же стало ясно, что у ящеров имелся мощный длинный хвост и высокий удлинённый череп, сильно сдавленный с боков и чуточку спереди...   

       В этот момент рассказ Папочкина был прерван ворчанием собак, находившихся рядом в лодках. Они явно что-то почуяли, и это «что-то» им сильно не понравилось. 
       На поляне тоже обнаружились изменения – все без исключения в мирном стаде подняли головы и начали тревожно озираться. Тут и путешественники различили странные гулкие звуки – словно отголоски далёкого землетрясения. Если бы не доисторические «декорации», можно было бы подумать, что где-то за деревьями гигантская строительная машина забивает сваи в плотный грунт – или по саванне, строем и в ногу, по-военному, синхронно марширует стадо африканских слонов. 
       Закачались вершины деревьев – а над ними показалась громадная голова чудовища.   
       Череп его словно был сдавлен с боков и сверху, а низколобость эта придавала облику монстра настолько злобный, даже какой-то преступный вид, что в страхе оцепенели все зрители – и находившиеся в лодках, и те, которые только что мирно паслись на поляне. 
       Совершенно очевидно было, что череп, в длину превышавший метр, способен, сомкнув челюсти, в секунду перекусить пополам человека или шею любого из присутствующих здесь травоядных ящеров – а собаку так проглотить целиком, не пережёвывая. Кровожадность облика зверя дополнялась пастью, густо усеянной массой острых клыков-ножей. И любой из «кинжалов» игуанодона был бессилен против чудовища… 


Глава 30.  Извержение Громовержца и вулкан Врангеля.   

Миновав острую песчаную косу полуострова, экспедиция постепенно приближалась к старой стоянке у береговой излучины. По правую руку тянулись небольшие спящие вулканы, сопки, привычный пейзаж.   
       Но вместо одного дымка, что ранее вился над кратером, путешественники увидали два – тонкие столбы дыма поднимались вертикально и на высоте нескольких километров рассеивались в атмосфере. Налицо – явное усиление вулканической активности. 
       Макшеев предложил назвать один из безымянных доселе вулканов именем известного русского адмирала и путешественника Фердинанда Петровича Врангеля. 
   - Как на Аляске? – спросил инженера Боровой. 
   - Да. Почему бы и нет? – отозвался Макшеев. – И всю эту горную цепь, которая тянется вдоль полуострова, хорошо бы назвать горами Врангеля, как на юге Аляски. 
   - Действительно, адмирал Врангель многое совершил во славу России, – заметил Каштанов. – Начнём с того, что почти сто лет назад, в 1820 – 1824 годах, он руководил экспедицией по изучению побережья северо-востока Сибири. Тогда нанесли на карту береговую линию от Индигирки до Колючинской губы. А затем по опросным данным Врангель определил положение острова, позже названного его именем. 
   - Тот самый остров, который в Северном Ледовитом океане? – решил уточнить Боровой. 
   - Он самый, вы правы, Иван Андреевич.  Затем, с 1825-го по 1827-й год, Фердинанд Петрович возглавлял русскую кругосветную экспедицию на судне «Кроткий».  Ну а потом, фактически до 1835 года, Врангель являлся главным правителем Русской Америки – обширных российских колоний, многочисленных поселений на побережье Аляски, на прибрежных островах. 
   - Насколько я знаю, высота Врангеля – я имею в виду аляскинский вулкан – более четырёх километров, – сказал Боровой. – Эти же сопки раза в два ниже. 
   - Это ничего, – успокоил его Макшеев. – Но вот вопрос: какой же из двух «курящих» вулканов-сопок назвать его именем? То сопку, что сопит сильнее? Или ту, чей характер сдержаннее? 
   - Наверное, следуя логике, надо назвать в честь Врангеля вулкан более спокойного нрава, – пошутил Папочкин. 
   - А вот, может вы знаете, барон Врангель – который сейчас, кажется, генерал – не родственник ли Фердинанда Петровича? – спросил Гриша. 
   - Насколько я знаю, если и родственник, то очень-очень дальний, «седьмая вода на киселе», – поддерживая шутливый тон беседы, ответил Рогацкому Каштанов. – Знаете, Врангелей, обрусевший давным-давно германский род, было много в России. Не думаю, что все они считают друг друга родственниками. Одно дело, когда степень родства троюродная или двоюродная, но совсем иное дело, когда это уже что-то «семиюродное»... Когда линии расходятся так далеко, сами «родичи в седьмом колене» считают других просто однофамильцами и вряд ли поддерживают родственные отношения. 
       Разбив палатки на прежнем месте, у излучины, в нескольких километрах от «куривших» вулканов, друзья не успели даже как следует подкрепиться и попить чая. Страшный грохот и колебания почвы сбили бы их с ног, если б они стояли в этот момент. Кружки с чаем попадали из рук, а Гриша, неловко завалившись на бок, чуть не упал в костёр. 
       Все вскочили, озираясь по сторонам. Деревья раскачивались, и почва дрожала под ногами.  Вершину дальнего вулкана окутала шапка чёрного дыма, которую словно прорезали молнии – это раскалённые докрасна камни страшной силой выбрасывало из кратера. 
       Затем облако пара как бы оттолкнуло, раздвинуло в стороны чёрную шапку, и только через несколько секунд путешественники услышали оглушительный грохот – звук пролетел два с половиной или три километра, отделявшие их от кратера, с очевидным запозданием. 
       Показалась, что гора взлетела на воздух или развалилась на части. Подробности рассмотреть уже не удавалось, поскольку облако пара мчалось вниз по склону, быстро раздаваясь в стороны и вырастая одновременно вверх.   
       Вся эта двигавшаяся и грохочущая вулканическая фантасмагория смешалась в целую стену лилово-чёрных туч.  Стена мчалась вниз по склону, клубясь, перемешиваясь отдельными частями, свиваясь в замысловатые змеиные или драконьи клубки и неправильной формы спирали. Весь этот кошмар то и дело озаряли ослепительные вспышки.   
       Всего лишь через пять минут край лилово-чёрной клубящейся стены очутился уже у подножия разбуженной сопки, а вершина тучи раза в полтора или два переросла сам вулкан. 
   - Это напоминает страшное извержение на острове Мартиника, погубившее в мае 1902 года город Сен-Пьер с его двадцатью семью тысячами населения за несколько минут! – крикнул Каштанов. – Жгучая туча состоит из перегретых и сжатых газов и водяного пара, которые многократно разрастаются, вырвавшись на свободу из плена горы! Учтите, что вся эта жуткая палящая смесь переполнена горячим пеплом и увлекает с собою не только мелкие камни, но и внушительных размеров глыбы, целые куски скал. 
       У Борового возникло состояние «дежа-вю». Ему показалось, что он не только уже видел весь этот ужас наяву, когда-то очень давно, или два-три года назад – но и слышал те же слова Каштанова об острове Мартиника. 
       Тем временем лилово-чёрная туча распростёрла свои грозные крылья над морским побережьем...   
 



               ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ ОПУБЛИКОВАНЫ в журнале "КРУГОЛЕТ" № 2:   



       …Итак, в этот светлый погожий день, первый день пребывания экспедиции у моря, помимо различных значков и множества цифр, обозначавших расстояния, высоты и т.п., на карте подземного мира появились два названия – Медвежья река и Море Плезиозавров. 


                Глава 22.  Теория расширения планеты 

Поговорив о разнообразии плезиозавров, путешественники пришли к выводу, что в море могут обитать и представители других родов, кроме собственно плезиозавров. Например, эласмозавры, эретмозавры и криптоклейды.   
       Кроме плезиозавров здесь, безусловно, должны водиться и многие иные морские ящеры – ихтиозавры (в том числе эвринозавры), а также тилозавры и мезозавры. 
       Папочкин рассказал, что впервые плезиозавры появились на Земле в самом начале Мезозойской эры, то есть в морях триаса.  Тогда их было немного.  В Юрском периоде группа морских ящеров увеличилась и количественно, и качественно – уже в ранней юре существовало довольно много видов плезиозавров. Но расцвета своего эти морские хищники достигли в Меловом периоде мезозоя.  Однако в конце Мелового периода они почему-то полностью исчезли на поверхности планеты – и сохранились лишь здесь, в морях подземной Плутонии. 
   - Вероятнее всего, некие планетарные катаклизмы, встряхнувшие Землю, стали причиной резкого изменения не только климата, но и вод – океаны и моря, скорее всего, заполнились массами сероводорода, который в результате землетрясений поднялся в верхние слои морских вод. Что и привело к гибели плезиозавров и прочих морских ящеров. Одни задохнулись в ядовитой среде, другие просто утонули в морских пучинах – поскольку плотность воды, содержащей сероводород, резко меняется. И, вследствие этого, животные не могли удерживаться на поверхности, как бы проваливаясь на дно. Там, очутившись на большой глубине, тела ящеров могли быть попросту раздавлены чудовищным давлением водных слоёв.   

   - До недавнего времени я придерживался малоизвестной гипотезы расширения Земли – есть такая теория, – сказал в ответ на это Каштанов. – Её первый тезис шутки ради можно изобразить так:  «ЗЕМЛЯ УВЕЛИЧИЛАСЬ. ДИНОЗАВРЫ ЭТОГО НЕ ВЫНЕСЛИ».  А если совсем коротко, то со времени возникновения жизни на Земле диаметр нашей планеты увеличился почти вдвое, а поверхность – в четыре раза. 
   Гипотеза расширяющейся Земли, сторонниками которой являются всемирно известные ученые, такие как Николай Цвелёв, Андрей Рябоконь и Михаил Задорнов, хорошо согласуется с многочисленными научными данными и практически свободна от недостатков иных теорий. Например, существенным изъяном теории дрейфа континентов, основанной лишь на сходстве в очертаниях материков, явилась нереальность «плавания» континентов, на которые якобы распался единый суперматерик, противостоящий супер-океану. Точные расчеты показали, что континенты не могут «плавать», так как своим основанием очень прочно соединены с нижними слоями земной коры. 
   Согласно современному варианту гипотезы расширяющейся Земли, со времени появления первых живых организмов диаметр планеты увеличился почти вдвое, а поверхность, соответственно, в четыре раза. Об этом я уже говорил. 
   Расширение Земли было неравномерным. В разные периоды оно происходило то быстрее, то медленнее. Промежутки между образовавшимися континентами заполнялись водой и становились океанами. Влажность климата уменьшалась, а радиация вследствие истончения атмосферного слоя усиливалась, что приводило к вымиранию одних групп растений и животных и процветанию других, обладавших бОльшим «запасом прочности». 
   В качестве модели, иллюстрирующей гипотезу, можно взять резиновый шар, покрытый снаружи не растягивающейся отвердевшей оболочкой. При раздувании она распадается на отдельные блоки, между которыми мы увидим растягивающуюся резиновую основу. Очевидно, что образовавшиеся блоки-«континенты» остаются прочно связанными со своей резиновой основой. 
   Согласуются с гипотезой расширяющейся Земли палеомагнитные данные, а также исследования геологического строения дна океанов:  древность морских отложений увеличивается в направлении от океанических хребтов («швов», откуда и началось расхождение блоков) к берегам материков. 
   С этими швами в основном совпадает и линия подводных океанических вулканов (которые некоторыми учёными принимаются за единый подводный вулкан, «шалости» которого и вызывают большинство разрушительных цунами), длина которой превышает длину экватора !..     Расширение Земли в древние времена явилось, по всей видимости, следствием внутренних факторов, химических, а точнее, физико-химических процессов.  Среди них в первую очередь следует выделить происходящий в земных глубинах при сверхвысоких давлении и температуре распад более тяжёлых элементов на более лёгкие. 
   При таком распаде объем планеты увеличивается, а ее масса остается неизменной. 
   Интереснейшие выводы из гипотезы касаются эволюции животного и растительного мира. 
   Прежде всего, ею объясняется прерывистость ареалов многих групп животных – широко известно, что близкие виды оленей, медведей, диких кошек населяют разделённые непреодолимой для них океанской преградой просторы обеих Америк, Африки и Евразии. 
   Ещё более важным является объяснение причин вымирания целых групп растений и животных. Более древние группы растений обладали аппаратом фотосинтеза, приспособленным к высокому содержанию углекислоты в атмосфере. Климат становился более холодным (оледенения), сухим и континентальным, менялось состояние атмосферы. Влаголюбивые растения не выдерживали экстремальных для них условий. Наиболее приспособленными к новым условиям оказались возникшие в горах покрытосеменные (то есть цветковые) растения, которые и стали победителями в борьбе за существование, «спустившись с гор» и сменив вымершие гигантские папоротники, хвощи и саговники почти повсеместно. 
   Происшедшие изменения привели, согласно этой теории, к массовой гибели динозавров и аммонитов в конце Юрского периода. 
   Процессы эти необязательно сопровождались катастрофическими «симптомами» – хотя, конечно, тектонические катастрофы играли существенную роль в истории Земли.  Вероятно, освободившиеся в результате вымирания равнинных видов территории постепенно заселялись спустившимися с гор, т.е. находившимися в сходных экстремальных условиях, более приспособленными видами, которые, как показывают палеоботанические данные, вовсе не являются потомками обитавших здесь прежде растений. 
   Если гипотеза расширяющейся Земли соответствует реальности – а именно так, судя по всему, и есть – то наши с вами перспективы на ближайшие тысячи и миллионы лет не вполне приятны:  климат станет ещё более засушливым, а атмосфера – ещё более проницаемой. 
   Впрочем, стоит ли расстраиваться по этому поводу? Гораздо важнее то, что постепенно мы вплотную приближаемся к пониманию своей глобальной истории, истории развития Земли, биосферы и человечества – а быть может, и всей Вселенной. 

   Существование пустот внутри нашей планеты значительно трансформирует гипотезу расширения Земли – но не отвергает её полностью.  Судите сами: после одного или нескольких резких расширений планеты её диаметр значительно увеличился, в внутрипланетные физико-химические процессы, в том числе имеющие характер, скажем, ядерных, полностью исчерпали себя.
   Что же происходило дальше? 
   Предположим, последнее расширение планеты произошло 60 или 70 миллионов лет назад. Прорвав земную оболочку в нескольких местах, остатки раскалённой лавы хлынули на сушу – и в океаны!  А на освободившееся место, в подземные пустоты, устремились, бурля и закипая, океанские воды – и воздушные массы. Разумеется, на первых этапах такого адского кошмара вряд ли уцелеет и мелкая форма жизни – я не говорю уже о крупных животных. 
   Вначале в недра планеты спустились, вероятно, лишь некоторые микроорганизмы, устойчивые к высоким температурам. Подобные живут и сегодня у бурлящих вод океанских гейзеров на дне морском.  Там, у подножия скрытых толщей вод морских вулканов, близ подводных термических источников температура воды способна достигать восьмидесяти и даже девяноста градусов!  Вода почти кипит – казалось бы, любая жизнь в таких условиях невозможна. И всё же она – жизнь – находит для себя лазейки! 
   Позже, когда система приходила в некое шаткое равновесие, через открытые отверстия могли проникнуть иные формы жизни. И даже если 99 процентов из них при этом погибало, сейчас мы с вами имеем счастье видеть потомство того самого единственного уцелевшего процента!  Это что касается подводных сквозных отверстий.
   Миграция же по суше динозавров и прочих сухопутных животных, скорее всего, происходила менее трагическим путём. 
   - Но существуют и другие версии вымирания динозавров, – решительно возразил Боровой. – Резкое похолодание климата, изменение или истощение природных ресурсов, кардинальные изменения в царстве Флоры, конкуренция со стороны млекопитающих, кислородное голодание, усиление космической радиации…
   - Вот, кстати, есть любопытная флористическая гипотеза, – включился в спор Гриша. – Возможно, динозавры погибли из-за массового отравления алкалоидами покрытосеменных растений – то есть, цветковых – которые почти всюду сменили или частично вытеснили представителей растений голосеменных!  К исходу Мелового периода цветковым уже принадлежало господство на Земле. Я бы даже сказал, что цветы захватили планету! 
   - Могу возразить, – мягко произнёс Каштанов. – Цветы господствовали на поверхности планеты – вернее, на суше, океанов мы сейчас не касаемся – в начале позднего мела. Именно тогда покрытосеменные растения оттеснили хвойных и других представителей голосеменных, «задвинув» их далеко «на задворки эволюции», на второй план. Следовательно, если рассуждать логически, то, следуя вашей версии, динозавры уже погибли бы от смертельных доз алкалоидов как раз в начале позднего мела – однако этого не произошло. Динозавры ходили по планете, представьте, ещё и двадцать, и двадцать пять миллионов лет после того как наглотались отравы!  Полагаю, новая пища оказалась для них безвредной – более того, пришлась им по вкусу. Ну что вы на это скажете? 
   - М-м… – недовольно и неопределённо промычал Рогацкий. Пока что никаких «бронебойных» контрдоводов у него в голове не возникало. 
   - Так что же погубило динозавров? – с интересом спросил Макшеев. 
   - Позвольте обратить ваше внимание на любопытный факт, – сказал долго молчавший Папочкин. – Мне, как зоологу, приходилось нередко сравнивать обитателей джунглей и открытых степных равнин. Должен вам сообщить, что животные в джунглях обладают, как правило, малым ростом. Серая газель, к примеру, лишь чуточку покрупнее нашего зайца. А взрослые лесные козы росточком с наших козлят.  Бегемоты в лесных реках еле-еле дотягивают до полутора метров – а гиппопотамы из рек саванн достигают четырёх… Даже бивни лесных слонов гораздо мельче – да и качество их похуже – чем у слонов, живущих на просторах африканской саванны. 
   - В чём же причина таких разительных отличий? – вновь задал вопрос Макшеев. 
   - Думаю, дело заключается в следующем. В джунглях имеет место интенсивное, сильнейшее химическое выветривание. Дожди, выпадая в джунглях, насыщаются органическими кислотами за счёт разложения большого количества лесной растительности, и активно разрушают не только верхний слой почвы, но и камни, горные породы под ними.
   - Твёрдые породы постепенно превращаются в глину – кору выветривания, верхнюю часть которой мы называем почвой, – уточнил Каштанов.
   - Совершенно верно, – согласился Папочкин.  А Боровой добавил пару слов по своей специальности: 
   - Здесь, в джунглях, господствует так называемый промывной режим. Обильные дождевые воды, проходя через почву, быстро вымывают из неё легкорастворимые элементы…
   - …Такие как натрий, калий, кальций, – подхватил Каштанов. – Даже малорастворимые соединения кремния, алюминия, железа – и те частично растворяются...
   - …И усваиваются из почвенных вод растениями! – торопливо сообщил Гриша. – Например, соединения кремния накапливаются в стволах бамбука, в листьях некоторых деревьев. Поэтому ствол травы под названием «бамбук» очень твёрдый, а листья таких деревьев жёсткие. 
   - В основном соединения кремния, алюминия и железа накапливаются в почве, как бы цементируя её, а заодно и окрашивая в красноватые и желтоватые оттенки. Возникает характерная пористость почвы, а в её поры легко проникает воздух, – уточнил Каштанов. 
   - Так вот, известно, что известь – важная, даже необходимая часть скелетов животных. Но как раз в джунглях-то и ощущается её нехватка! – продолжал Семён Семёнович. – Мелкие размеры лесного зверья во влажных тропических и субтропических джунглях как раз и есть самое прямое следствие недостатка извести! Такое вот приспособление живых организмов, которое выражается в уменьшении их скелетов – и всего остального, что на их скелетах «нарастает», соответственно!  А в саваннах, напротив, осадков куда меньше, почва промокает неглубоко, вымывания не происходит. Все «биологически активные добавки», соли кальция остаются в почве – из которой легко усваиваются растениями, а затем, «по цепочке», животными.  Поэтому обитатели саванн значительно крупнее! 
   - Интересно, – задумчиво сказал Макшеев, – нехватка в пище важных элементов должна, по идее, отрицательно сказываться и на организме человека. Низкое содержание натрия в пище тропических жителей не может обеспечить потребностей организма. Кроме того, много поваренной соли в джунглях выделяется с потом. Духота, жара – типичные условия тропиков. Вероятно, именно поэтому африканские пигмеи такие маленькие? Они ведь живут в джунглях? А масаи – рослые, высокие негры – напротив, обитатели саванн. 
   - Но причём здесь древние ящеры? – заволновался Рогацкий. – Какое отношение всё это имеет к их гибели?.. 


                Глава 23.  Гибель динозавров 

- Давайте по порядку – сказал Папочкин. – Позднемеловая эпоха Мезозойской эры началась масштабнейшей трансгрессией моря. Океаны и моря затопили огромные низменные пространства материков нашей планеты, а прибрежные горы превратились в архипелаги островов.  Почти на всех территориях Земли установился тёплый влажный климат, в полярных областях зазеленели пальмы. Это продолжалось миллионы лет – практически до конца Мелового периода. На планете шли обильные дожди, сплошной сезон дождей! Только представьте себе – дождь без перерыва (ну, почти без перерыв) идёт миллион лет! Потом ещё миллион лет, потом ещё десять миллионов…   
   - Кошмар! – ужаснулся Гриша. 
   - Но, по сути, ведь так и было. Даже в нынешней безводной пустыне Гоби климат был тогда влажным и тёплым. Повсеместно соли кальция уносились грунтовыми водами в реки, озёра, затем в моря и океаны… Короче говоря, вымывание извести из почвы тоже продолжалось долго, миллионы лет.  И в конце Мелового периода почвы настолько обеднели, что динозавры стали испытывать… известковый голод!  Их кости, не получая достаточного количества «строительного материала», становились мягче и легко деформировались под грузом гигантских тел. Это и привело к гибели великанов-ящеров! 
   - Так вот почему скелеты ящеров зачастую обнаруживались в исковерканном, как бы скорченном состоянии, словно после судорог! – воскликнул Каштанов. – Попадаются ведь и отдельные искривленные кости вымерших динозавров. Я слышал, что даже толщина известковой скорлупы яиц динозавров уменьшилась к моменту завершения Мелового периода!   
   - А это ведь особенно страшно для ящеров, – подхватил зоолог, – беззащитное потомство которых в значительной мере обрекалось этим на гибель! Впрочем, счастливые жители Плутонии вымирания, как мы видим, избежали. 
   - Страшно подумать, что творилось на поверхности Земли в те времена – произнёс Макшеев. 
   - Вот именно! Сперва от рахита начали умирать ящеры травоядные. Затем, естественно, и хищные – ведь им просто нечем стало питаться! Не исключено, что катастрофический рахит у динозавров сопровождался и жуткими расстройствами пищеварения, и даже, представьте себе, нервными расстройствами. Всё это ускорило их гибель…   
   - Динозавры становились психами? – удивился Гриша.   
   - А что вы думаете, очень даже может быть, – задумчиво проговорил Боровой. – Если у современных млекопитающих даже внешне «безобидные» стрессы – непривычный шум, например, или длительное пребывание в четырёх стенах у собак, для которых как воздух необходим простор, так сказать, созерцание перспективы, взгляд вдаль – способны вызвать психические расстройства… то что говорить о биохимических катаклизмах, бушующих в каждом отдельно взятом живом организме.
   - Ну а как быть с маленькими динозаврами, – снова спросил Рогацкий. – Для них бессолевая диета, вероятно, была не так страшна? Те же ящерицы или черепахи, которые жили в одно время с динозаврами, благополучно существуют на поверхности Земли и сегодня.
   - Да, отчего погибли динозавры-карлики? – поддержал Гришу Макшеев. 
   - Скорее всего, между мелкими динозаврами и стремительно развивающимися в новых условиях млекопитающими, тоже пока ещё весьма скромных размеров, завязалась жесточайшая схватка – не на жизнь, а на смерть!  Из бескомпромиссной, безжалостной борьбы за место под Солнцем, борьбы за существование млекопитающие (настоящие звери! – причём именно в научном, биологическом смысле этого слова) однозначно вышли победителями. Вытеснив, полностью истребив близких им по размерам динозавров-карликов. А затем уже и некоторые млекопитающие начали увеличиваться в размерах. 
   - Меня такой вопрос интересует, – сказал Каштанов, – насчёт огромных скоплений скелетов и отдельных костей динозавров. Зачастую их обнаруживают на сравнительно малой площади – словно ящеры загодя приходили умирать в одно и то же избранное ими место. Просто фантастика! Только подумайте – ящеры толпой приходят умирать – заранее! – на своё кладбище.  Ну ведь не могли же они обладать столь развитым интеллектом, обременённым к тому же кладбищенским пессимизмом?!   
   - И этому есть объяснение, – ответил Папочкин. – Мне думается, разрешение загадки – в образе жизни многих крупных динозавров. Колоссальная масса тела бронтозавров и, к примеру, диплодоков вряд ли позволяла им свободно и подолгу прогуливаться на суше. Скорее всего, почти всё своё «свободное время» они – буквально – проводили «по уши» в воде.  Ну, пусть не по уши – это я так, для красного словца – но в воде, определённо. Как бегемоты! Вроде компенсации огромного веса, что постоянно тянет к земле, давит на конечности. Пробежать по лужку пару раз в день бегемот ещё может, но он не может неделями обходиться без воды! И в основном – сидит в озере или реке.  За это, кстати, «говорят» и очень слабые зубы крупных травоядных динозавров – такие пригодны лишь для пережёвывания мягких и сочных водных растений...   
   …Опять же, у диплодока ноздри и глаза сдвинуты кверху – тоже как у гиппопотама – чтобы видеть и дышать, выставив из воды лишь голову, даже часть головы. То есть, получается, в прямом смысле:  сидели в воде, забравшись по уши!  Ну, и умирали они в воде, само собой. Ослабевшему или старому животному всё труднее выбираться на сушу.  И если смерть настигала ящера в реке, то сильное течение уносило его в озёра или в моря. Там погибшие динозавры накапливались, образуя стихийное кладбище – «интеллект» здесь, понятно, вовсе ни при чём.  А если море в устьях рек постоянно бурлило из-за каких-то климатических особенностей, частых штормов – ну что ж, тогда волны разрушали тела, скелеты на отдельные части, беспорядочно перемешивая кости. Подобное и обнаруживается на раскопках.   
   - В общем, целевые прогулки на кладбище динозавры не совершали, – подвёл черту разговору Макшеев. 
   - Интересно, а не случись тогда этой… трансгрессии морей и океанов – сейчас мы любовались бы динозаврами во всей их красе? – мечтательно произнёс Гриша. 
   - Скорее всего, любоваться было бы некому – слегка усмехнулся Каштанов. – Они вряд ли позволили бы нашим крохотным предкам развиться в полную силу.  Скорее, сейчас маленькие обезьянки – может, и человекообразные «гориллки»! – содержались бы в качестве домашних любимцев у каких-нибудь шибко умных и гуманных велоцирапторов… Или же в клетках зоологических парков, куда по выходным папы-ящеры или мамы-динозавры водят своих малышей развлечься.   
   А динозавры-профессора изучали бы разных приматов и грызунов, раскапывая в Канзасе или Аризоне осадочные породы Юрского периода и сравнивая найденные скелетики с «такими глупыми, тупыми человечками» из клеток…   



   **  Главы 22 и 23 появились именно благодаря ПОТРЯСАЮЩЕМУ докладу
Николая Николаевича ЦВЕЛЁВА на одной из научных конференций в Ленинграде (БИН РАН) в далёких 80-х... (или в самом начале 90-х годов)   



        **************************** 
 


        Глава 33.   Охота на росомах 

 
Тем временем, оставшись один в далёкой осенней тундре, каюр Иголкин времени даром не терял. Впрочем, почему – один?  Ведь с ними были собаки, ездовые лайки, о которых он привык и умел заботиться. 
     Когда на тундру лёг первый зимний снег, Иголкин… 
 




               
     более полная подборка  по главам  здесь: 

http://www.stihi.ru/avtor/196andreyalexr1&book=21#21