--
better-not.fm
--
Хочешь, старик, послушать историю о находчивости мелкого российского руководителя? Этого менеджера самого среднего звена, чтобы дать тебе представление о ранге. Так вот, ездил я сегодня забирать разрешение на работу. Это уже второй раз, старик. Я тебе, кажется, об этом упоминал.
Вид очереди вызывает в памяти несуществующие воспоминания о пунктах пересечения ирано-пакистанской границы и толпах беженцев, покидающих Ирак во время очередного конфликта. Но это Москва, Москва, детка, один из окраинных её районов. Сегодня жарко, но не так, как было в прошлый раз, густая облачность даёт минутные послабления от солнца. Отделение конторы, похоже, занимает территорию бывшего детского сада, желанный подъезд снабжен выступающей конструкцией, именуемой сотрудниками "Клетка". Клетка разделяет двор перед подъездом на несколько зон, клетка - клетка она и есть: крепкая, добротно сваренная из необработанного чугуна, сейчас отполированного сотнями прикосновений рук, плеч, лбов, спин и даже ног - всего того, что человек так или иначе задействует во время томительного ожидания в вертикальном положении. Вся конструкция имеет изгиб буквой "Г" и рёбра внутри, как вроде на входе в клуб. Когда, после нескольких часов медленного шарканья, проходишь этот изгиб, то внезапно осознаешь: всё, теперь не выбраться. Остаётся только ждать, переминаясь с ноги на ногу. Чуть позже приходит понимание: если начнётся давка, пути отсюда нет, не выбраться совсем никак - без вариантов. Это, похоже, понимает в той или иной мере каждый в толпе. По крайней мере, каждый, прошедший изгиб, повернувший направо. Толпа волнуется - чем ближе заветный подъезд, тем сильнее - но голову при этом не теряет. В прошлый раз я приехал сюда в шортах, с литровой бутылкой воды, спустя час ставшей отвратительно тёплой, и с книгой Экхарта Толле. Всё происходящее я воспринимал как практику смирения.
Какие там люди, старик, какие персонажи! Ты же знаешь, я всегда смотрю на людей... Там было несколько стариков в восточной одежде, настолько невозмутимые, с настолько пронзительным и чистым взглядом... Я не могу этого передать. Нигде в Москве не видел я в одном месте одновременно стольких людей с ясными глазами. На этот раз я стоял в очереди рядом с каким-то, насколько я понял, гражданином Белоруссии и, если я не ошибаюсь, уроженцами Таджикистана - впрочем, я не уверен, не скажу, что я могу отличить таджика от, скажем, туркмена, равно как чаще всего не могу отличить корейца от китайца. Была очередь. Да, старик, женщина с работы, помогающая мне и еще многим таким же как я легионерам, рассказывала: дескать, говорят, если ехать в среду или четверг, к обеду, то очереди нет. Я как-то сразу слабо в это поверил. Но поехал в четверг, приехал без пятнадцати три. Очередь была на месте, как и в прошлый раз. Причём по виду, не была бы она меньше, приедь я в два, или даже в час. Чёрт его знает. Так или иначе, я приехал, стою. Встал рядом с теми парнями. Так интересно было послушать их разговор... Получалось вроде как, что они раньше вместе работали на каком-то объекте, в Беляево, но с тех пор один из азиатов средней части покинул то место, а белорус так там и остался. Последовал обмен сведениями: а где тот, а как этот, а кто прораб. Плавная, неспешная речь азиата вносила непривычный и приятный резонанс. Как и в прошлый раз, очередь продвигалась крайне медленно. Говорили, что контора работает до пяти. Хрен его знает. Простоял я в итоге часа пол. Стою, смотрю на людей, разговоры слушаю, смотрю по сторонам. Тут вижу, какой-то массивный джентльмен, по виду толи соотечественник, толи молдаванин, потёрся там что-то около охранников, поговорил там с ними о чём-то, и идёт в нашу сторону. Подходит и говорит так негромко: "Украинцы и молдаване есть?" Я поднимаю руку - я, мол. Слева еще слышу: "Есть, есть!" Выхожу из клетки первым, я ближе всех был к началу, совсем слабо продвинулся, а этот джентльмен мне смутно как-то так говорит: "Вот сейчас часа полтора помочь нужно будет, а потом нас проведут без очереди". Я еще не понял: что, думаю, это значит - полтора часа помочь? Это, типа, полторы штуки рублей? Собралось нас всего шестеро. Толпа слегка заволновалась - видят, что-то мутится.
Обходим мы по наставлению охранников всю эту очередь, заходим в помещение. Нам предписывают следовать за коренастым мужичком, и идём мы вглубь конторы, куда-то к местной внутренней кухне. На ходу я просматриваю содержимое кошелька, проверяю, сколько у меня с собой денег и есть ли мелкие. Потом достаю документы - готовлюсь, значит. Мужчина проверяет наши "отбойки" или "обратки" - как-то так он это назвал. Копии заявлений на выдачу разрешений на работу, со списками имён. На каждом таком документе есть дата подачи. Мужчина просматривает их внимательно и кивает: "Хорошо, готово, есть, и тут готово". У всех у нас вроде как готово, так что всё на мази. В конце концов, нас заводят в кабинет с длинным столом у окна и там оставляют. В нашей компании на некоторое время возникает замешательство. И вот тут через комнату из одного кабинета в другой пружинистой походкой человека, обремененного большим количеством работы, но у которого при этом всё получается, проходит крайне умного и интеллигентного вида джентльмен лет тридцати пяти, останавливается, чтобы бросить нам несколько слов: "Знаете суть договора? Вам рассказали?" Иссушенный солнцем хрупкого вида мужчина отвечает: "Я знаю". "Вот и отлично!" - у меня почему-то возникает уверенность, что это какой-то местный начальник, быть может отдела, а может - управления. Что-нибудь не очень крупное. Всё происходит быстро и как-то помимо нас - и в этом есть что-то от фарса. Открывается дверь кабинета напротив стола, и со словами "Вы уж извините, карточек много, не справляемся." пухленькая миловидная женщина начинает выгружать на стол пачки документов. Затем объясняет нам суть нехитрой работы, которую нам предстоит выполнять. Видишь ли, старик, разрешения приходят в виде карточек, отпечатанных на специальных бланках. Каждый пакет документов, перехваченный резинкой, содержит некоторое количество разрешений, вложенных в файл на самом верху пачки. Разрешений в одном файле может быть штук пять, а может быть штук тридцать - под конец я уже научился приблизительно определять количество разрешений в пакете по его виду и толщине. Всё, что требовалось, это достать разрешения, согнуть их аккуратно пополам, и вставить определённым образом в ламинатную штуку, которая, насколько я понимаю, потом будет пропущена собственно через ламинатор и на выходе получится разрешение типа того, которое я в итоге получил. Достал разрешения, согнул, вставил каждое в ламинат, собрал в стопочку, и положил обратно в файл - отложил данный пакет в сторонку: готово. Работа примитивная, нехитрая, однообразная. Мы взялись за дело. Руки были заняты, часть внимания была вместе с ними, но большая часть оставалась на мысли и наблюдения. Да, думал я, конечно, наверняка есть устройства, умеющие сгибать бланки и ламинировать их сразу после печати, и почему бы не оборудовать контору подобным - вопрос. Вопрос, наверное, риторический. Возможно, не додумались, возможно, кто-то освоил бюджет в свой карман, а возможно, что его и совершенно честно не было. С дугой стороны, думал я, зачастую подобного рода вопросами имеет смысл задаваться исключительно в целях философской спекуляции, чтобы занять голову, так, как занимал её сейчас я, сгибая карточки и вкладывая их в ламинаты. Как правило, у тебя есть конкретная ситуация, конкретные цели от руководства, и тебе нужно как-то вертеться в условиях ограниченных возможностей - что это такое, я прекрасно знаю на своём опыте. Итак, что мог сделать наш руководитель? Ну, например, оставить всё как есть - пусть идёт, как идёт, пусть медленно, ну и хрен бы с ним. Но даже в этом случае кому-либо из его сотрудников пришлось бы делать работу, от которой подавляющее большинство людей дико кривилось бы. Даже в этом случае потребовались бы увещевания, потребовалось бы отвлекать людей от основной деятельности, чтобы работать над задачей, с которой справился бы и ребёнок. Ну а если хочется как-то ускорить процесс - ещё больше напряга, ещё больше отвлечения ресурсов. Из собственного опыта я прекрасно знаю, как относятся к подобным задачам подчинённые. И вот, как же решает поступить наш начальник? А решает он организовать шесть-семь человек, украинцев и молдаван, раз в день, думаю, такое происходит, ну или по необходимости, и перепоручить им неблагодарное дело с карточками. Хочу заметить, что вопрос о нежелании привлекать для этой работы жителей Средней Азии для меня открыт: можно было бы предположить банальную расовую ненависть, ну или, не так сильно - определённые расовые склонности, но среди работников конторы я видел нескольких выходцев с Кавказа, даже сам мужчина, проводивший нас внутрь, не был похож на "чистокровного" русского; можно предположить недоверие к друзьям с Востока даже в таких простых операциях, но мысль, которая мне нравится - вот какая. Украинцев, белорусов и молдаван в очереди на порядок меньше, чем всех остальных, выбрать из них шесть-семь человек можно, не вызывая зависти и метаний в других представителях тех же национальностей - выбери шесть таджиков, и проведи их мимо очереди, и, я практически уверен в этом, начнётся лёгкая смута. Этот запомнившийся мне интеллигентный джентльмен мог просто брать за подобную услугу деньги. Его подчинённые могли бы брать деньги. Но тут налицо был совершенно новый, непривычный подход. И мне это понравилось. Во время работы было ощущение, что делаешь что-то полезное. Что люди, чьи разрешения ты вкладываешь в ламинат, получат их раньше.
Так мы и продвигались потихоньку сквозь груды папок. Работа самого подразделения, рядом с которым приютились мы с папками и карточками, тоже бодро спорилась - обычный нормальный офис, с перекрикиванием, запросами и шутками. Какая-то женщина сокрушалась, что не успевает нафаршировать перцы, устроить домашним сюрприз. Начальствующий джентльмен несколько раз пробегал мимо, пухленькая дамочка выходила справиться, как продвигается. Солнце светило с окно. В карточках в моих пальцах был целый мир. Это я вот так просто говорю, старик - целый мир, - но я не уверен, что могу полностью передать тебе это ощущение. Самые разные люди, разных возрастов, национальностей, специализаций. Я перебрал их сотен пять, не меньше. Мне попалось несколько симпатичных девушек с Украины, девятнадцати и двадцати лет, парикмахер и специалист по маникюру. Девятнадцать лет! Попался и восемнадцатилетний парнишка из Узбекистана. Что творится в жизнях этих людей? В восемнадцать лет я покуривал шмаль и читал битников и Булгакова, сидя вместо лекций на скамейке осеннего киевского парка с бутылкой пива. Что творится в головах этих людей - хотел я знать. Что заставляет их ехать в Москву, как было принято это решение - не в аналитическом смысле, не анализ нужен был мне, я хотел просто прикоснуться к тому моменту, к той части бытия. Как они живут, как добирались. В моей голове это, еще раз говорю, были не вопросы, а лишь указатели на некоторое чувство онтологической сопричастности. Я чувствовал мир - он изливался на меня солнцем сквозь окно кабинета, был на кончиках пальцев. Мой отец в своё время точно так же работал в Москве столяром.
Я перебирал карточки, держал их в руках, прекрасно понимая, что вырони я сейчас случайно одну из них и не заметь этого, завались она куда-нибудь, да хотя бы под стоящий рядом сейф, что это вот простое событие, старик, приведёт к огромному геморрою кому-то на задницу, что этим элементарным жестом, этой небрежностью, я могу вызвать страдание одного человека, или же даже нескольких, для которых вот этот вот клочок бумаги, который я верчу в своих пальцах, складываю пополам, вкладываю в кусок целлофана, и никогда больше не увижу - для них это нечто крайне важное, это отпроситься с работы, приехать пораньше, отстоять очередь лишь для того, чтобы посмотреть в обескураженное лицо служащего на выдаче, не способного найти карточку, и в конечном итоге советующего зайти спустя неделю, так как, по-видимому, еще не готово. Потом еще очередь, с тем же результатом, скандал, крики, все заводятся. Ссоры и перебранки, потом опять куча нервов, чтобы пройти весь путь самого начала, напряги с работодателем, и что-то там уже не укладывается в срок, и так далее, и так далее... Ещё тридцать минут тому назад я и сам был в этом контексте, стоял в клетке, переминаясь с ноги на ногу, а теперь оказался в спокойном помещении, перед лицом судеб всех этих людей. Думаю, именно контраст контекста придал моим мыслям подобный вектор.
Справились мы примерно за час, и, как и было оговорено, у нас собрали списки и в обход всех очередей быстренько выдали нам разрешения. Из окна я смотрел на клетку - было без пятнадцати пять, но она всё ещё была полна, не знаю, на что надеялись все эти люди, думаю, я бы не успел сегодня зайти. Жаль было одного мужчину из нашей группы - уже на выдаче выяснилось, что его разрешение ещё не готово, что ему потребуется заехать позже. Он только тихо улыбнулся, посмотрел на меня и сказал: "Вот, и так бывает". Ему посоветовали прийти во вторник.