Ее пышущий алкоголем рот остановился прямо напротив моего лица. "Что нужно?" — резко спросил я. Она попыталась что-то ответить, затем сделала попытку обнять меня за шею и поцеловать. Я мягко, но уверенно отодвинул ее от себя. Она не сумела сохранить равновесия и упала.
— Су... су... сука ты... — только и смогла сказать она, ползая по ковру и размазывая тушь по щекам. Я молча наблюдал за нею и думал. Думал. Господи, где она, эта юная, вдохновенная, и, как казалось мне, бескорыстная некрасивая девочка? Испортил... испоганил... осквернил. Я сам — да, я сам довел ее до такого состояния; я заплевал чистое, пусть и неровное, зеркало ее лица, отчего оно стало отражать меня с пятнами на роже.
И в этом был виноват исключительно я сам. Я был автором этих пятен, если можно так выразиться.
— Св-волочь, — простонала она и протянула ко мне руку со скрюченными пальцами, пытаясь поймать меня за штанину. Я ловко отстранился, сделав шаг в сторону, и она снова упала, теперь уже на живот, лицом в ковер. Ее спина затряслась от рыданий. Толстые пальцы с красными облезлыми ногтями скребли короткий ворс. Я уселся на дивал, подобрав под себя ногу, и закурил.
— Надо было жениться на красивой, — почти вслух подумал я. — Потому что красивые женщины, когда чувствуют, что надоели своим некогда любимым мужьям, находят себе следующую жертву. А с этой мне что делать? Души прекрасные порывы у нее, видите ли. Алкоголь, подружки, и вечные жалобы на жизнь. Дуреха. А жалко ее, все-таки. Наверное. Только вот что же мне теперь с нею делать?
А делать было нечего. Абсолютно. Даже разговоры о "вечном" уже не спасали. Не спасал и секс, которого у нас не было уже полтора года. Последний раз попытка физической близости у нас случилась под Новый Год, но я был настолько пьян, что, не доделав дела до конца — уснул. Старею...
Она прекратила рыдать, затихла и вроде бы уснула. Я еще некоторое время сидел в комнате — до тех пор, пока не стемнело. Тогда я еще немного посидел, не зажигая света, а потом встал и пошел в спальню.
— В конце концов, все не так уж и плохо, — сказал я, падая на кровать прямо в одежде, — во всяком случае, кровать у меня есть, а ведь могло бы и ее не быть...
За окном то включался, то опять выключался идиотский покосившийся фонарь. Вот уже неделю он раздражал весь дом своим бесконечным миганием, но почему-то никто не подумал не то, чтобы починить его, — а даже хотя бы заменить ему лампочку.