Писатель Соловьев Сергей Александрович после двадцатипятилетней разлуки наконец-то вырвался на родину, в Крым, где прошло его детство и юность, где он закончил в Симферополе школу и отправился, как оказалось, навсегда, в столицу. В Первопрестольной он перепробывал массу профессий, прошел через огонь, воду и медные трубы, а в итоге стал вполне успешным писателем. На отдых он отправился вместе с женой Натальей и дочуркой Глашей.
Когда он вышел из поезда, на него сразу нахлынули воспоминания, связанные с событиями на улочках в районе Симферопольского вокзала (ведь он учился в железнодорожной школе). Безумно захотелось повидать кого-нибудь из одноклассников.
Но надо было ехать в дом творчества в Мисхоре. Ведь срок его пребывания там начинался уже сегодня. Эту здравницу ему рекомендовали друзья, не раз бывавшие в этом райском уголке.
И вот сеьмья в автобусе и весело катит в сторону ЮБК. Вокруг удивительные пейзажи. Лес, скалы, синее небо, серпантин дороги. Писателю эти места знакомы, но он заново переживант видимое, а также многое невидимое, выстраивающееся в причудливый мир ассоциаций и намеков. Жена и дочь видят эти красоты впервые и немеют от восхищения. А вот родная Демерджи с ее уникальным силуэтом, скользящим к морю, затем обожаемая Медведь-гора, знакомая писателю не только своим удивительным профилем , но и прелестными бухточками- пляжиками, где он неслабо резвился с местными и заезжими красотками. А вот и амфитеатр гор, окружающий веселую Ялту. Здесь , как нигде в другом месте, ощущается дух писательских фантазий: Чеховских, Толстовских, Бунинских и многих-многих других искусников русского слова.
А вот, наконец, последний змеевидный подъем, затяжной спуск - и семья в Мисхоре, желанном месте, живописно разрисованном товарищами по творческому цеху.
*
Друзья были правы. Место действительно сказочное. Вековые, уникальные деревья: кедры, можжевельники, гигантские крымские сосны, олеандр, магнолии и много-много другого.
Номер т великолепен. Столовая тоже хороша.
Семья спешит на пляж, где совсем мало народу и где обсуживание организовано на высочайшем уровне. Но сегодня в море изрядное волнение. Но это для кого-то , для других это просто рябь, буря в стакане воды.
Бородатый спасатель бродит по по второму этажу пляжа и через мегафон вещает: «Сегодня объявлен шторм. Купаться запрещено. Будьте осторожны». И еще что-то угрожающее. Но умеющие плавать, плавали с возрастающим энтузиазмом, а не умеющие – уныло прохлаждались на берегу.
Сергей Александрович рискнул окунуться. Жена с дочерью воздержались.
Пора и подкрепиться. Писатель с женой здесь же, на пляже, в уютном кафе пьют свое любимое пиво, а дочь наслаждается мороженым.
Жена заказала и что-то существенное. Боже! Что это? Это же солянка! Но какая! Такой солянки виртуоз пера не ел лет двадцаь. Это что-то исконное, подсознательное, вышедшее из глубины десятилетий. Это именно та солянка, которая в кругу других разносолов составляет российский колорит. Сергей Александрович потрясён. Он заказывает для полноты ощущений водки и чуть ли не плачет от счастья.
Солянка съедена. Водка выпита. Сеьмья возвращается в номер.
*
Перегруженный эмоциями, мастер слова прилег на диванчик и впал в овоздушенную, одухотворенную нирвану.
«Как хорошо, - думал он, - что я решился рвануть в Крым. Да и девчонки мои, похоже, очень довольны».
Вот уже и восемь вечера. С балкона веет легкий ветерок. Довольно свежо. Семейка опьянена сложным букетом ароматов, излучаемых субтропическими растениями. Тишина почти абсолютная. Только со стороны пляжа доносится умиротворяющий шум прибоя.
Но стоило стрелке часов чуть-чуть шагнуть за цифру 8, как раздался ужасающий акустический удар. Это в одном из ресторанов на набережной начались то ли половецкие пляски, то ли пляски смерти. Впечатлительный писатель резонансно затрепетал и, ошпаренный, выскочил в коридор.
Жена и дочь восприняли децибельную атаку довольно равнодушно, но тоже из солидарности выпозли из номера.
- Идем поужинаем, - предложила жена. – Не может же это продолжаться вечно. Вернемся и еще раз оценим ситуацию.
На пути в столовую писатель притормозил возле симпатичной девушки, командовавшей выдачей и приемкой ключей, и пожаловался ей на ужасающий грохот с набережной.
Девчонка сочувственно улыбнулась и выразила надежду, что мне нужно приспособиться к сложившейся ситуации. И музыка опять же не всегда играет так громко.
*
После ужина Сергей Александрович предложил жене спуститься на набережную и ознакомиться с источниками звукового терроризма.
Набережная патологически крохотна. Но это единственный культурно-развлекательная площадка Мисхора, по максимому заполненная питейными заведениями. Через каждые 20 метров из какого-нибудь закутка «льются» «насыщенные» звуки. Для попсы все вполне прилично. Исполнители съехались со всего постсоветского пространства и делают свой маленький сезонный бизнес. Но мелодии, звучащие в разных тональностях, перемешиваются самым причудливым образом. Если слушающие перемещаются, то смесь эта волнообразна: одна волна неспешно сменяет другую, превращаясь в какое-то замедленное завывание.
А вот и главный источник акустического бандитизма. Это ресторан под тентом, распространяющий музыкально-вокальные звуки , а равно барабанный бой, топот и сладострастные крики в радиусе не менее километра.
- Да … - протянул Сергей Александрович. – Это явно не Арена де Верона и даже не Мариинский театр. Это гораздо масштабней. Похоже, что это и есть возмутитель нашего спокойствия.
*
Семья возвращается в номер. Ситуация к лучшему не изменилась. Снизу катил девятый вал:
«Харашо! Все будет харашо!
Все будет хорошо, я это знаю!
Хорошо! Все будет хорошо!
Ой, чувствую я, девки, загуляю. Ой, загуляю!»
Сергей Васильевич судорожно захлопнул дверь балкона.
Стекло ритмически прогибалось, потрескивая, а на слове «ой, загуляю» вдавилось сантиметров на пять. Писатель втиснулся в кресло и пытался заткнуть уши всем, что подверулось под руку. Эффекта никакого.
Сергей Александрович вспомнил, как однажды в молодости он побывал в заглушенной камере акустического института. Там тишина была абсолютной. Вот бы эту камеру сюда. Но реальность была суровой. Концерт-экстрим продолжался.
Писатель включил ноутбук и начал путешествие по сети. Здесь много всякой всячины. Кое-какие зрительные образы агресствно заглушают акустическую агрессию. Вот, например, кто-то рекламирует прогулку на конях в Долине Привидений и соблазняет ужином на ферме с последующим массажем по-тайски.
Писатель улыбнулся, но тут же нахмурился. Ужин ведь тоже будет сопровождаться таким же «Ой, загуляю».
А вот еще одна информация. На черноморском побережье Крыма в районе Ялты произошло землятрясение магнитудой 6,4 балла. Об этом сообщает геологическая служба США. Наши службисты в это время на танцах – наверное, гуляют, ой как гуляют!
Телеведущий продолжает: «Очаг землятрясения в районе горы Ай-Петри. Угроза цунами пока не объявлена. Жертв и разрушений нет».
Сергей Александрович подумал: «Ну и дела! Какие, однако, катаклизмы вокруг. Господи, спаси и помоги! А, может, цунами, смоет эту чёртову танцплощадку и наступит желанная тишина. Вот благодать-то будет!»
Но музыка с набережной не унималась, угрожающе набирая силу и мощь. Отдыхающие вошли в раж, можно сказать , неистовствали. Девицы топали как мостодонты и пронзительно визжали.
*
Наступила полночь. Вакханалия достигла апогея. Накаченный портвейном мускатом и коньяком пипл под бодрящие звуки тяжелейшего рока табунно топтался, обливаясь потом.
Писатель спрятался в ванной комнате. Здесь было чуть потише. Но не будешь же сидеть там вечно. Страдалец приоткрыл дверь и тут же её захлопнул. Что-то надо предпринять. «Я вроде как писатель, - думал он, - и должен придумать что-то радикальное».
Сергей Александрович покинул ванную. Жена и дочь, утомленные отдыхом, спали мертвецким сном.
«Пойду-ка я в вестибюль, - решил писатель, - и там хоть чуть-чуть расслаблюсь. Не может же это испытание быть бесконечным».
В вестибюле за стойкой сидела все та же консьержка: молодая, красивая, цветущая брюнетка, чуть полноватая. Звали ее Татьяной.
- Отчего вам не спится? – спросила она. – На вас лица нет.
Писатель расписал ей свои страдания так, как это может сделать только большой мастер пера.
Он строил многоэтажные эмоциональные пассажи, играл интонацией, вздыхал, закатывал глаза, воздевал руки к небу.
Татьяна слушала его внимательно, дивясь его велеречивости Она постепенно разоружалась, сама того не подозревая, подчиняясь чарам и красотам речи столичного беллетриста. Она слушала его с широко раскрытыми глазами, чуть играя красивым, выразительным ртом.
-Таня, вы удивительно красивы, обаятельны, и… соблазнительны - сказал он, поддаваясь внезапному чувству. Таня опустила глаза в немом ожидании. Губы их встретились. Она обволокла его своим пышным трепещущим телом.
Через пару часов Сергей Константинович вернулся в номер. Музыка с набережной звучала уже не так значительно. Жена и дочка крепко спали и не заметили его отсутствия.
Писатель рухнул на диван и мертвецки заснул.
Утром мысли о переходе в другой, акустически безопасный, корпус он отбросил.
Проходя через весюбюль, он увидел, что Татьяна уже ушла. Её смена закончилась.
- Придется сутки подождать, - констатировал писатель-шалунишка. – Все будет ХАРАШО. Эх, загуляю так загуляю!