Ну, что, поехали?
Что такое природо, блин, ведение?
Введение в специализацию
Когда-то в сопливом возрасте самой нежной консистенции нам втюхивали такой предмет, как природоведение. В том смысле, что нам не втюхивали чего-то такое, про что нынче даже всякому новорусскому сопляку известно по части педофилов и того, что такое они соплякам втюхать норовят. В общем, нехай за специфику современного образования вместе с педофилами, наркоманами и проститутками отвечают медведи с демократами и прочими нашими, а мы поговорим за чистое природоведение. Хотя про него могут не знать люди младше тридцати пяти, поскольку они застали только те времена, когда стало модным учиться грамотному лизанию задниц хозяев с вышестоящими чиновниками нового русского образца и прочему менеджменту с анализом антихозяйственной деятельности. Нам таких, конечно, искренне жаль, но не нам их судить. В общем... Короче говоря: природоведение - это наука о природе. Ну, это понятно. А вот, спросят молодые люди с современным академическим образованием на платной основе с официальным откосом от службы в возрождающейся российской армии, кто такая природа? Отвечаем в высшей степени популярно. То есть так, чтобы любому прикинутому менеджеру стало понятно. Природа, это когда кругом травка и птички поют. А ещё бывают кустики, где, невзирая на издевательский прожиточный минимум, который почему-то не хотят поднимать любимые дураком-народом президент и его медвежья шобла, продолжают разможаться зайчики, питая своим нежным мясом нехороших, но необходимых во всякой природе волков и прочих плотоядных шакалов. В общем, кто такая природа - дело тёмное, потому что вокруг этого понятия наворочено много такого, что недоступно уму современного менеджера, выпускника современного колледжа или даже академии. Поэтому мы не станем напрягать нежных мозгов современных россиян возраста младше тридцати пяти, как не станем пытать ум людей старше сорока, каковые, получив в своё время более приличное образование, в настоящие мерзопакостные времена таки отупели и быстро достигли интелектуального уровня своих более юных сограждан. Иначе как объяснить их стремительное и с любовью врастание в общество дебильных холуев под руководством предателя-президента и его гандонов-единомышленников. В общество, променявшее истиную свободу бывших советских граждан на тупое подневольное прозябание, но с бананом во рту и китайским ширпотребом на теле. Впрочем, сейчас речь не о беспрецедентной деградации россиян в угоду сраным американцам, сраному евросоюзу и кучке дегенератов-олигархов якобы русского происхождения, которые, несмотря на своё якобы русское происхождение, имеют Россию по самой полной программе. Итак, возвращаясь к теме природоведения, напомним бедным россиянам, что раньше природоведение было чисто народным, потому что раньше, при проклятом советском режиме во время процветания империи зла, по разным заповедным местам могла таскаться любая трудящаяся собака, прихватив с собой всю свою семью, компанию друзей или подругу из параллельного цеха по пошиву передовых бюстгальтеров. Теперь заповедные места, особливо вокруг таких агломератов, как Москва или Питер, куплены на корню разбогатевшими россиянами, обнесены заборами, колючей проволокой и охраняются тренированной охраной со специальными собачками. Теперь в заповедных местах Подмосковья и Подпетербуржья стоят виллы, дворцы и даже замки. Какие в них живут люди, видно по оборонительным редутам, каковые окружают вышеперечисленный жилфонд, поскольку честный человек не станет прятаться от других честных людей с помощью пятиметрового забора и полосы отчуждения, по которой бегают особенно свирепые волкодавы. В общем, в вышеперечисленном жилфонде живёт всякая вороватая или даже бандитская сволочь, поскольку в нынешние мерзопакостные времена трудно быть в России порядочным и богатым человеком одновременно. Короче говоря, нынешнеее природоведение, так же, как бывшие советские заводы, дворцы и пароходы, попало в частные руки, растущие иногда у людей, не имевших раньше ни к природоведению, ни к заводам, ни к дворцам и пароходам никакого отношения. Как, например, Абрамович не имел никакого отношения к уральским заводам по производству железа и прочего чугуна, потому что с детства спекулировал джинсами, а теперь имеет пол-Урала так, как дедушка Изя имеет по субботам свою бабушку Сару. В общем, мы снова отвлеклись от генеральной линии насчёт природоведения в сторону частностей и личностей. Поэтому (дабы не отвлекаться), регламентируем своё дальнейшее повествование в теме природоведения в формате последовательных сказок на вышеупомянутую же тему. Короче, дорогие сограждане (да, дорогие, какими бы убогими вы не были), слушайте сюда.
Сказка первая
Во первых словах сказки первой позвольте отсупиться и заметить о некоем сюжетном несоответствии продолжающегося сказания в смысле продолжения к вышесказанному. То есть, данное несоответствие лишь кажущееся, поскольку соответствие фактическое, но зело подспудное, налицо. Другими словами, автор данного фольклора заявляет о прямой связи своего вступления в теме природоведения с последующими сказками о нём же. Тем, кто связи не прочувствует, - прямая дорога в академию современных российских наук или советники любого очередного президента РФ. Итак. Жила себе была деревенька. Население деревеньки едва насчитывало столько ртов, сколько... В общем, примерной многочисленностью деревенька не отличалась. Зато территория угодий, окружающих деревеньку и её жителям исконно принадлежавших, являлась предметом не только зависти для соседей, но и поводом для алчных со стороны данных сопредельных граждан на нея поползновений. Но как-то так всё получалось, что соседи оставались при своих завистью с поползновениями, а жители вышеупомянутой деревеньки - при своих угодьях. Надо сказать, особенным умом и трудолюбием жители нашей сказочной деревеньки не отличались. И жили, что называется, как Бог на душу положит. А Бог, надо отдать ему должное, положил сказочным жителям весьма приличные продовольственные кондиции. С климатом, правда, жителям не сильно повезло, но о погоде ли речь, когда харч в избытке и запивать его чем более чем есть? А какое кругом процветало природоведение! Какие, куда не кинь взгляд, простирались леса и долы, и какие среди всего этого великолепия бродили задумчивые зайцы по полпуда веса в каждом, и какие промеж их ног со степенной неторопливостью перемещались перепела каждый размером с цыплёнка табака. Но, опять же, не о них речь, но о природоведении в целом, каковое приказало долго жить в своём бышем процветающем виде по причине ленивой глупости жителей сказочной деревеньки. Тут к слову следует сказать, что, помимо территориальных особенностей крайне завистливого свойства, у жителей деревеньки имелась совершенно уже невозможная приоритетная штука, на которую особенно всякая сволочь клала зуб и глаз точила. В общем, владели жители деревеньки совершенно необычайной коровой, которая всю деревню кормила. Больше того: сама себя пасла, сама у себя принимала роды в виде отёла и сама себя доила. Но имелись у той коровы чудесной редкости рога и копыта, на каковые добро с особенной страстностью посягали не только сопредельные соседи, но и некоторые жители данной деревеньки. А ещё к слову стоит заметить (да и справедливости ради), что таки мяса жители деревеньки не доедали. То есть, по нормальным меркам они его ели нормально, но исходя из собственных критериев чисто поросячьего свойства - мяса для них выходило таки маловато. Ну, пока суть да дело, корова с чудными рогами и копытами попала в разделку. Напали, то есть, на неё лихие людишки из местных и завалили. Рога спилили, копыта срубили и были таковы. Встала поутру деревенька, а туша коровья - вот она. И нет чтобы им всем кинуться погубщиков кормилицы ловить, а нет - набросились оне тушу поедать. Поедать и злодеев нахваливать. Вот, дескать, какие молодцы: ведь раньше мяса ели маловато, а теперь - от пупа. И неважно, что это мясо без надежды на возобновление источника питания скоро кончится. Ведь скоро - это не завтра, а сегодня... Но тут первая сказка кончается, а за ней...
Сказка вторая
Долго ли - коротко ли жители дервеньки доедали кормилицу, про то летопись категорично не умалчивает, но чрезвычайно и не рассупонивается. Ведь летопись - это такая штука: как захотел - так и написал. В общем, откровенно не врёт, что корову едят по сей день с избытком, но лукаво намекает, будто жратвы ещё с избытком и словно внутри обчервивившихся объедков намечается некое возрождение нового мясообразующегося организма. Ну да, летопись железно попала в руки тех, кто принимал косвенное участие в изничтожении чудесной кормилицы. Однако что нам за дело до червивых лукавцев - нынешних летописцев? Нам бы про природоведение посудачить... Другими словами, корову сожрали быстро, удобрять обширные вокруг сказочной деревеньки поля и долы стало некому, проедать просеки в лесах и кущах тож, посему первые закономерно истощились, а вторые заросли таким ядовитым подлеском, что даже мыши там не в мочь, не то что полупудовому зайцу. В общем, перевелись зайцы, а перепела собрались в стаи и подались в более благоприятные места. Зато земля кругом осталась в том же неограниченном количестве. А так как жрать жителям деревеньки, невзирая на утверждения летописцев, стало нечего, а в земле вокруг их деревеньки водились всякие природные ископаемые, то стали они менять данные ископаемые на чужеземный харч. Но какой то был харч! Мясо с опарышной синевой, а крупы с грибковым румянцем. Однако ничего, привыкают, трескают и новые порядки нахваливают, потому что от своей коровы уже навозом не пахнет, а бывшие лиходеи, корову завалившие, обещают ещё лучшее пропитание отборной синевы и с пикантным запахом. И всё бы хорошо (по жителей деревеньки убогому разумению), да чересчур много замест сгинувших перепелов с зайцами развелось в округе крыс с хорьками. И если с определённым их количеством жители деревеньки по своему махровому терпению ко всякой дряни мириться могли бы, но с таким, какое фактически одолевать стало, мириться не могли. То есть, фактически противостоять размножающимся паразитам оне не противостояли, но кряхтеть таки начали. "Эх, - говорят первые, - вот в старые времена..." "Дык, - вторят вторые, - в старые время ужо бы..." "Гм, - резонёрствуют третьи, - так то оно так..." На сю пору в сей деревеньке один дурачок, который в прежние времена советовал, как из заячьих ушей варежки правильней шить, обрёл голос и зачревовещал. Надо сказать, этот дурачок и в прежние времена помаленьку вякал, однако вякал он по своей никчемности из третьих рядов и к нему никто особенно, если дело не касалось пошива варежек из заячьих ушей, не прислушивался. А тут это, ну, в общем... "Эге! - гудит дурак, ровно из прохудившейся бочки. - Доколе терпеть будем, земляки, изгалятельства со стороны чужеземцев, которые из нашенской землицы глину на вывоз ковыряют? Доколе будем мы, народ гордый и деревенский, пресмыкаться перед бывшими лиходеями, кормилицу завалившими, а теперя стоящими на пульсе вышеупомянутого вывоза? Вернее, не на пульсе, а на самой артерии, по которой лихие иноземцы вливают нам замест бесценной глины синее мясо, порыжелую крупу и заморские алтыны с полгрошами?" "А чё делать-то, кормилец? - потянулись к бывшему дураку дураки деревенские. - Научи, ей-богу..." "А вот ужо! - загорелся дурак. - Вот вы меня старостой выбирайте, но только чтобы с полным продуктовым дововольствием на всю оставшуюся жизнь и прочими полномочиями, а я потом за всех нас похопочу!" "Чё ж не выбрать, земляк? - хнычут деревенские. - Был бы прок. А то крысы с хорьками совсем заели!" Ну, дошли вести о деревенских брожениях до ушей тех, кто стоял на пульсе (или на артерии), и бывшие лиходеи, перековавшиеся в нынешних жизнеустроителей нашей сказочной местности, стали тревожно совещаться. Ведь он, который воду мутит, хоть и дурак, но как бы чего не вышло. Поэтому бывшие, перековавшиеся в нынешних, прямики к главному и говорят: "Ты, это, Свин Козлинович, принимай меры!" К слову будет сказать, что главный (дело то сказочное), был наполовину свинья, а наполовину - козёл. В общем, был он оборотень, потому что днём скидывался в свинью, а по ночам спал. Но храпел чисто по-козлиному. Но не о том речь, а о глупом деревенском электорате и грядущих перевыборах старосты деревеньки, которая всё ещё стояла во главе обширных территорий с самым (всё ещё) восхитительным природоведением. Но тут кончается и эта сказка, но за ней ожидается следующая...
Сказка третья
Тут пришло время рассказать (в виде вступления к очередной сказке), про остальные чудеса, творящиеся в нашей деревеньке и вокруг неё во времена прежние и нынешние. Дело в том, что не один Свин Козлинович был не совсем таким, как остальные жители. То есть, имелся в деревеньке зверинец, но в прежние времена те, кто работал в зверинце разными природоведческими экземплярами в виде морских свинок, хомяков, медведей и прочей живности, вели образ жизни вполне приличный, с десяти до шести сидели в клетках, а в нерабочее время ходили по лавкам, покупали карамель с пивом, играли в домино с лаптой и тетешкали своих детёнышей. Но после смены понятий с мирных на лиходейские зверинец работать перестал, его обитатели разбрелись по деревне с ближайшей окрестностью, а некоторые примкнули к лиходеям. Одна, например, ручная рыжая крыса подалась заведовать свечным складом, а другой черномордый кабан из породы особо охраняемых за свой незаурядный кабаний ум и умение говорить замысловатые фразы, сделался экспертом по газообразному природоведению. А медведи, надо отдать им должное, удрали в лес. И стали вести образ жизни соответственный. Только трое не убежали, потому что оказались очень ручными. Короче говоря, пора закругляться со вступлением и плавно переходить к основному сюжетному повествованию. В общем, Свин Козлинович, когда его взяли за вымя, решил сдать должность старосты одному бывшему ручному медведю, который за период деятельности известных лиходеев показал себя с самой лучшей стороны. Хотя бывшая ручная рыжая крыса, отъевшая на свечном складе просто неприличную харю, медведя не хотела. Да и черномордый был не в восторге. Он, правда, в отличие от крысы за время экспертной деятельности с хари таки осунулся. "Пошто с козла на медведей меняться? - перечила крыса Свину. - Уж больно оно тово, радикально..." "Да, - вторил крысе кабан, - тово он не больно, потому что радикально и беспрецедентно в плане возможной обструкции". "Нишкните, падлы, - возражал Свин, - потому что мне видней. К тому же за время всей нашей лиходейской деятельности в компании с известными нам медведями ни один из них не позарился ни на свинину, ни на козлятину. А тот, которого хочу я, мне лично предан лучше всякой собаки". "Это который из трёх? - поинтересовалась крыса. - Мишка по кличке Грызло?" "Или Митёк?" - всятрял кабан. "Да нет, Путяшка!", - отмахнулся Свин. "А захочет ли его электорат?" - не сдавалась крыса. "Захочет, потому что электорат наш - чистые дурни. А вы помните случай, чтобы дурни, которые сами себе такими не кажутся, выбрали бы в предводители другого дурня?" Это Козлинович на бывшего советника по пошиву рукавиц из заячьих ушей намекал. "Резонно", - пошла на уступки крыса. "Годится", - сдался кабан. "А у меня есть знакомый продажный соловей, - вспомнила крыса, - так он всё что хочешь хорошего про Путяшку напоёт!" Кстати говоря, в нашей сказочной местности почти все соловьи продались лиходеям, но не все могли похвастать личным знакомством с рыжей крысой. Как не все могли петь так складно по заказу, как это делал продажный соловей - приятель крысы. "Годится!" - обрадовался Свин. "Резонно, - хрюкнул черномордый, - лишь бы от нашего медведя не стало урона тому природоведению, по части части которого эксперт я есть... "Ты есть хрен собачий", - одёрнула его крыса. "Как скажешь", - не стал задираться кабан, которому всякая обида была - тьфу! - лишь бы на нём воду не возили и от корыта не оттаскивали. Ну, и от вышеупомянутой части природоведения... Вот на таком интересном месте приходит конец и этой сказке, но за ней - сами понимаете...
Сказка четвёртая
Вот так бывший ручной медведь стал старостой человеческой деревеньки, в которой, к слову сказать, человеки так и норовили утратить всякое человеческое обличье. Кому-то это удавалось лучше, кому-то хуже, но это были его проблемы, потому что без человеческого обличья в нашей деревеньке жилось гораздо лучше, чем с ним. Но не о том речь, а, опять же, о природоведении, не имеющего в нашей сказке ничего общего с человеческим обличьем или с его отсутствием. В общем, повёл себя известный медведь после избрания его старостой сказочной деревеньки, как и положено, сначала чисто по-медвежьи, но с поправкой на ручное воспитание. Так, в прежнее время его научили понимать человеческую речь и не одну её. Поэтому наш медведь мог лаяться по-собачьи, квакать по-лягушачьи и по-гусиному умел загнуть так, что любо - дорого. Ну и, что греха таить, любил поговорить наш медведь на разных языках и с разной сволочью пообщаться. Вот он с ней общается, разные уважительные номера из своего дрессированного прошлого показывает, и даже благородного оленя, лающего по-собачьи, изображает. А вернётся в деревню и - поехало: то бывший общественный улей разорит, то зазевавшуюся бабушку задерёт, то пьяненького дедушку заломает. И дружки его, срань лесная, тоже политесу насобачились: в деревне почём зря гадят и всякие мелкие хозяйства грабят, а чуть на сторону и - здрасте! - то ли гусь не свинье, то ли рыло не заднице. Вот таким замысловатым макаром пошла жизнь в нашей убогой деревеньке с окружающим её природведением, где главный зверь - рыжая крыса, рангом пожиже - черномордый кабан, а после них - оборотень со своим поганым семейством. А медвежья свора у тех и этих на подхвате. А новый староста так уж исстарался охранять добро благодетеля, что, даже когда тот издох, продолжил неустанные попечения над добром остального семейства издохшего оборотня. Короче говоря, медведь наш, умудрившийся стать старостой в такой чудной человеческой среде, как наша деревенька, из-за хлопот с имуществом издохшего оборотня, которое надо было уберечь от косых взглядов и недобрых помыслов голодающего большинства такой чудной деревни, в которой всякие крысы над человецеми верховодят, и из-за недоудовлетворённого желания всласть поквакать по-лягушачьи с какой-нибудь культурной иноземной сволочью, стал портиться в характере, который у него и раньше был говно. Но с рыла не меняется, по-прежнему смотриться симпатичным Потапычем спортивной конституции, потому что в прежние времена его учили ездить на велосипеде. Однако, не меняясь с рыла и не теряя велосипедной формы, вскоре превратился наш симпатяга Потапыч в оборотня. И таково научился хорошо говорить по-человечески, что уцелевшие деревенские дураки почти все нашего медведя зауважали. А с ним - всю его банду медвежьих засранцев и разорителей. Поэтому жизнь в деревеньке вскоре потекла самым мирным медвежьим образом и в согласии с остальным природоведением: днём продажные соловьи дуракам лапшу на ушу вешают про то, как жить стало хорошо, а медведи с новоявленным обортнем на людях показываются и никого при свете дня не трогают. Зато ночью - ой-ё-ёй! А с утра снова соловьиная лапша и медвежье показательное благочиние, навыки какового засранцы приобрели в прошлые поры, когда в ручных ходили...