В пустыне

Игорь Арсененко
Он считал, что жизнь - это бесконечная холодная пустыня. И все мы – невольные путники, ищущие покой. Многие читают по звездам, кто-то зажигает факелы и сбивается в стаи, кто-то исполняет ритуальные танцы, но все это бессмысленно, ты же понимаешь. Когда закончатся спички - согрей ее своим теплом. а на утро собери рассыпанные тобой ночью зерна и в путь. жуть берет,не вспоминай  когда вдруг во тьме услышишь смех гиен и крик несчастного у скал Не знаю ребята Перешел ли кто эту безжизненную пустыню, дошел ли до океана, не знаю, никто не говорит, они все молчат.

Мне более всего страшно бывало по ночам, за час до рассвета. Бергман называл это «час волка».Наверное, они воют на луну и чувствуют наш страх. Все из-за него. Я с работы уволился из-за страха,  она в ночную работала и когда приходила под утро, заставала меня совсем измотанного и опустошенного. Она утешала меня,говорила, что все будет хорошо. Как я хотел ей верить. Страх все больше овладевал моими мыслями. Я стал неуверенным и замкнутым. Порой я думал, что это - какое-то психическое расстройство. А потом наступила осень, и все полетело кувырком. Я боялся выходить из дома,боялся людей, но больше всего боялся потерять ее и поэтому стал ревнив, раздражителен, груб. Мой мир все больше сжимался до оболочки комнаты, кровати, меня самого. Я и ничего не видел вокруг, и не хотел видеть. По ночам я не мог уснуть. Когда она уходила на работу,я садился на холодный пол посредине пустой комнаты и выключал свет, раздвигал шторы и мечтал. Мечтал о каком-то счастье,глупом и никому не нужном, таком далеком, но при этом таком заманчивом и близком, что,казалось,достаточно было проснуться от этого тяжелого сна (то есть от реальности), стать более решительным  и серьезным,как подобает настоящему мужчине, и все станет вновь хорошо. Хех…

***

И вот в одно зимнее утро она не пришла домой, и я прождал ее весь день, и стал звонить ей, но она сменила номер. Я  выкинул мобильник в форточку и набрал ванную. Я включил ее любимую песню, но и это не помогло.  Скурил последнюю сигарету. Стал звонить ее подружкам, но они ничего, конечно, не знали. На третий день я решил идти ее искать. Конечно, только ночью. Как же длинна показалась мне эта ночь. Куда идти, я совсем забыл куда идти. Надо мной угрожающе нависали исполины-дома. Я шел по городу, где прожил всю жизнь и повсюду мне встречались знакомые места: школа, площадь, парк, институт, но где же ее двор? Она, вернее всего, там. Как же мне не хватает ее сейчас, каким же я был болванам, отпустил ее одну, надо было идти с ней.

Начался дождь. Вот тут я родился. В этой двухэтажке. Надо бы зайти,может еще остался, кто меня помнит, они узнают меня и объяснят,когда все это началось.И вот я уже  стучу в изодранную ногтями дверь-тишина.Толкнул посильней- дверь открылась, я вошел внутрь. Ничего не изменилось за двадцать лет. Все те же обои, тот же телефон на стене привычно пиликает хриплым звоночком, тот же протекающий кран в ванной. Только нет наших кроваток с сестренкой в спальне, вместо них стоит стул, а на нем сидит человек в черной кожаной куртке. Я понял откуда он: с конца восьмидесятых, когда страна еще называлась Советский Союз.
Он заметил меня и сказал:
- Здравствуй.
- Здравствуйте. - Ответил. - Я вас где-то видел раньше, давно-давно в детстве.
- Вполне возможно, я заходил сюда, когда вы еще здесь жили. Я помню вас. Вот фотографии остались, хочешь посмотри. – И он протянул пачку пожелтевших  фотокарточек,  но различить что-либо я не смог.
-Нет, ничего не видно, не могу различить лиц. Смазано.
Он поспешно забрал свои фотографии и как будто обиделся.
 – А что ты хотел, -крикнул он, - ты бы еще через двадцать лет приперся!
- Что?
- Наверное,тебе больше ни нужно сюда приходить. Знаешь прошлое иногда нужно оставить в покое, на то оно и прошлое. Здания рушатся, люди умирают. Зачем тревожить былое. Ведь вы знаете, что есть опасность здесь и остаться. Вы понимаете, о чем я? И человек пристально посмотрел на меня своим невнятным размытым лицом. По телу пробежала дрожь.
-Марина - это не прошлое. Я все равно буду ее искать. Я люблю ее!
-Ну и ищи,дурак.- Сказал человек в куртке и отвернулся, фигура его растворилась в темноте.

Я поскорее нащупал дверь, выбежал в сопрелый загаженный подъезд. Известка вдруг стала сыпаться прямо мне на плечи, и бетонная плита чуть не придавила меня. Чудом я успел выбежать во двор. Дождь закончился, и по небу рассыпались миллионы звезд, выглянула луна, и сделалось светлей, в воздухе запахло сиренью. А Мариночка любила сирень.Помню, нарвал ей целую охапку с соседних клумб, бегал по всему двору как умалишенный, да я тогда таким и был.

Где мне было ее искать– ума не приложу.Слава богу, успел вскочить на последний автобус –знакомый четырнадцатый номер. Двери захлопнулись за мной, и я чуть было не запаниковал, потому что не взял денег на проезд, но тут же успокоился,вспомнив, что на ночной рейс денег не надо. Несмотря на поздний час,пассажиров было довольно много. Но что это были за люди: бедные, вымотанные, они по каким-то непредвиденным обстоятельствам задержались допоздна. Кто у друзей, кто на работе, а кто у страстной любовницы, и вот теперь эти измученные сутолокой дня люди ехали, покорно понуря головы. Они  уже давно смирились со своим незавидным положением. И теперь сами были не рады, что заскочили в этот автобус. Дело в том, что шофер, будто на зло, ехал очень медленно, петлял, делал ненужные круги, подолгу стоял на остановках, хотя людей на них не было. Даже если он и ехал по дороге, то исключительно по канавам и ямам, и уж тем более не упускал возможность,как следует тряхануть пассажиров, словно в укор этим бедолагам. Люди же, уставшие и осознававшие безнадежность своего положения, выпадали прямо на ходу из автобуса и тут же засыпали, свернувшись на земле калачиком. Так я остался совсем один. Я еще теплил надежду, что шофер образумится, найдет выход, но все было тщетно. Сам он,вконец измучившись этим бессмысленным делом, заехал  в какое-то незнакомое мне место. Не то склад, не то ремонтная база. Плюнул  раздраженно и крикнул –Всё, баста! Конечная.

Я нехотя вышел. В полной уверенности, что мне не выбраться отсюда, я вдруг  заметил знакомые дома и постройки, а вот и виадук. Ну конечно, я на железнодорожном вокзале. И тут меня осенило. Точно. Она уехала, к своим родителям, в деревню.Быстро купив билет, я запрыгнул в поезд. Зайдя в прокуренный вагон, я нашел себе место. Устроившись поудобнее,я стал рассматривать своих попутчиков. Вот не везет, так не везет. Все они оказались моими давно забытыми  друзьями. Краем уха я услышал,что они обсуждали меня. Я всегда знал, что все они меня недолюбливают и готовят какую-то западню. Я было хотел что-то возразить в свое оправдание, но сон вконец одолел, я укутался поглубже, чтоб они не заметили меня и уснул. Пусть только что-нибудь скажут о ней, я убью их. Всех.


***

Сон

Мы идем с Мариной по берегу моря, еще не сезон и людей на берегу не так много. Да к тому же идет дождь, и дует сильный ветер с океана, срывает всё:  покрывала, зонтики, водоросли. Чайки бросаются вниз головой, а детей уносит в воду. Мы приехали не одни, вместе с компанией, хотя я их не знаю. Они все боятся шторма, а я, как бывалый моряк, подхожу к беседке на пирсе с надписью «Морская тишина» и заказываю девять порций шашлыка. Возвратившись, я спрашиваю у них:
- А куда делась  Марина?
- А тебя с ней и не было - с усмешкой отвечают они.- Она в Уссурийске осталась. Не шутите, не шутите.- Почти умоляюще говорю им. – Мы же почти снова вместе, я так долго ждал ее, куда, куда она могла подеваться. Но они уже и не слышали меня. Они ушли, нашли какие-то красивые камешки на берегу и теперь,стараясь покрасоваться перед девушками, весело бросали их в воду. Электричка, что привезла нас, будет только вечером, поэтому я решил идти пешком. Пройдя около километра, вдруг из кустов на обочине услышал:
- Игорек! Игорешка! Иди сюда.
-Мариночка, любимая. Это ты? Что ты здесь делаешь? Я ищу тебя. Сначала думал, что ты в городе осталась, потом вспомнил, что нет.
- А мне просто надоели они все, да к тому же море такое холодное, и волны. Я так их боюсь, ты же знаешь. Так что купаться сегодня не получиться,вот я и спряталась в этот лопух, правда, весело придумала? Только я хотела с тобой спрятаться, а ты убежал куда-то. Давай посидим тут вместе, рядышком. Ты обними меня покрепче, вот так. Как тут тихо, правда?
- Правда.
- Слышишь, кукушка поет. Очень странная птица эта кукушка.А как ты думаешь, почему она детей подкидывает своих.А?
-Не знаю.
- Ну, ты подумай, она их что, не любит разве? Или у неё материнского инстинкта нет?
- Может, она просто не в состоянии прокормить их, вырастить. Еды не хватает.
- Нет, Игорек, другим же хватает. Она просто не хочет их растить, понимаешь. Вот такая она птица плохая. А ты Игорек не кукушка, ты воробышек… ты хорошая птичка. Хоть и маленькая.  Тебе так легко замерзнуть. Вот видишь, эту зиму ты и не пережил. Совсем околел.
Я ничего ей не ответил. Мы сидели, обнявшись, и только заворожённо слушали то шелест листьев, то далёкий прибой моря, то пение кукушки.

***

В этот момент меня разбудила  женщина в синей куртке. Ударила пару раз по щеке,  и я проснулся. Я лежал на верхней полке какого-то вонючего  промерзлого вагона, мчащегося среди ночи неизвестно куда. Сонного,она меня кое-как растолкала.

- Вставайте,- говорит, - вам уходить нужно.Протерев глаза, я не сразу все понял.
- А какая станция?–сквозь сон пробормотал я.
- Прошу вас, вам нужно уходить, - почти умоляюще сказала она. - Я вам помочь хочу,за вас попросили очень. Нужно идти. Видите здесь больше нельзя, они уже рядом.
Она стала толкать меня к выходу. Оглядевшись, я только увидел, что люди в вагоне все как один лежали на полках, вытянувшись по струнке, а из под белых простыней торчали синие ступни.
- А кто? Кто попросил? - спросил я,- девушка? Такая, с черными волосами, да?
Но женщина только больше нахмурилась и с силой вытолкала меня в тамбур. С лязгом открылась  дверь, и в лицо ударил  морозный ночной ветер.
 - Скорее же, - крикнула она,- они идут. И я прыгнул. Уже летя в черную бездну, я успел зацепиться за поручень. Вдруг какая-то мерзкая скользкая гадина выползла  неизвестно откуда и укусила за руку.Я разжал ладонь. Крикнул и через мгновение рухнул на снег, расцарапав себе лицо и сильно ударившись головой об шпалу. Я еще долго лежал и смотрел на холодное  звездное  небо,а мой странный поезд помчался дальше. Я не знал, что очутился в гораздо более странном месте.

Убедившись, что все кости  целы, я встал, отряхнулся, вытер рукавом кровь с лица и пошел навстречу Полярной звезде.

Я шел, а под ногами хрустел чистый только выпавший снег, на который падали спелые капли крови с моей несчастной головы.

Кто стоит вдали? Кто подает сигнал? В темноте мне на миг показалась,что впереди стоит человек, а точнее существо, с похожими на огромные костыли ногами.Подойдя поближе, я понял, что это был всего лишь фонарщик на стремянке ремонтирующий  фонарь. Он  чиркал зажигалкой и то и дело дышал на свои замерзшие пальцы.  Было видно, что у него ничего не выходит. Он расстроился и,похоже, заплакал.
- Скажите где тут поблизости станция,- спросил я.
- Я фонари зажигаю, - недоуменно сказал фонарщик в темноту. - Он так меня и не заметил, бедолага. 
- Каждую ночь, вот уже двадцать семь лет, я делаю это. Пожалуйста, не мешайте. Мне зажигать еще ровно шестнадцать фонарей, а время идет к утру,и к тому же газ в моей зажигалке кончился, вот беда. Это просто катастрофа. Они придут за мной. Я старый фонарщик, я всех уже забыл, я всех простил. – И фонарщик разрыдался вконец.

Сжалился я над ним. Дал ему коробок спичек.

Фонарщик обрадовался, как ребенок,  слез со стремянки, пожал мне руку, начал что-то лепетать нескладное.
- Друг,- говорю я ему, - да ты мне на станцию объясни, как дойти.
- До станции, да это легко. Иди по перрону вдоль фонарей, на восьмом поверни направо и иди прямо, никуда не сворачивая. Упрешься в заросли  орешника, пробирайся сквозь них и выйдешь на станцию. С желтой такой крышей.

И я пошел. А что мне оставалось делать?

Зайдя в здание станции, я сразу понял, что уже был здесь, когда-то давно. Те же люди, тот же парень в кепке с длинным козырьком спит на подоконнике, та же влюбленная пара целуется на сидение, невзирая на спящего рядом дедулю. Тот же одиноко стоящий солдат возле окошка кассы. Помнится, он куда-то спешил, билетов, вроде, не было. Он очень обиделся, наверное, хотел домой вернуться, а не получалось. От досады он то и дело подходил к окну, открывал маленькую форточку, курил, что-то напряженно бубнил, потом резко бросал окурок и вновь подбегал к кассе.Я занял за ним очередь.

- Девушка, да поймите же. - Говорил он. - Меня там любимая ждет, мы с ней пожениться собирались, как я с армии вернусь. На свадьбу уже накопили. И мама мне моя писала, что все уже готово, что ждет меня моя Настенька. Понимаете, я вам и письма показать могу, - и солдат вынул из кармана скомканные листы.
- А я вам говорю, что на вас билетов нет. Не положено вам. Вас машина дожидается. Уже четыре месяца. Поезжайте, вам там лучше будет.
- Да не поеду я никуда! –Отчаявшись, заорал солдат, так что по всему залу пронеслось эхо, - Не поеду, понимаете, меня Настя моя ждет! Всю жизнь будет ждать! И никуда я отсюда не сдвинусь, можете хоть убить меня! Девушка за кассой незаметно хихикнула. И никто в зале это даже не заметил.


- А вам куда?- Спросила у меня кассир.

- Обратно, девушка.

- Билетов обратно нет, и не будет. Я вам большее скажу - их в природе не бывает. Но, погодите, вот на вас как раз письмо пришло,возьмите. Это,по-моему, вам.
И она протянула мне конверт. Распечатав его, у меня захватило дыхание. Это был ее почерк. Моей Мариночки. На листочке в клеточку аккуратно было написано:

"Игорек, Я давно тебе хотела сказать, но все не решалась. Я устала так жить. Тогда я поняла, что мы не созданы друг для друга. Ты же сам это всегда понимал. Я нашла другого, он нравится мне, и я думаю, что также нравлюсь ему. Пойми, я за все тебе благодарна, но я хочу свежего глотка воздуха. С тобой я стала задыхаться. Последние дни это было похоже на безумие. Я все решила. Не пытайся меня вернуть. Прости. Прощай! Марина."

- Господи, что за гиблое место, что за гиблый воздух?Ну, откройте же окна! Люди! Здесь остались еще нормальные люди? Господи, как я здесь оказался?Дождь, срочно нужен дождь!Ливень! Буря! Страшный ураган, чтобы лил всю ночь с молнией и огнем. Чтобы все смыл. Всю мою глупую жизнь. Весь этот конченый мир!

Я вскочил к окну и попытался открыть старые замазанные серой краской ставни. Но ничего не вышло, тогда я разбежался и со всего маху бросился прямо в стекло. Оно затрещало и рухнуло под тяжестью тела. В зал ожидания ворвался поток свежего ночного воздуха, а под самый потолок взлетела синичка, разодрав своим свистом глухую скорлупу  этого мира. И впервые за столько лет старик на скамейки улыбнулся и что-то тихонько запел. А парень в кепке и вовсе проснулся.

А я встал с земли, отряхнулся, попросил сигарету у солдата. Он угостил. Закурили. Два красных огонька поочередно загорались в холодной тишине и снова исчезали. Просто так загорались, чтоб через секунду потухнуть. Никому ничего не доказывая. Никому не нужные и никого не ждущие огоньки. Но ведь от этого их огонь не становился меньше. Нет. Я даже чувствовал как пепел обжигал мне пальцы.

Где то в кустах затрещали сверчки и запахло сыростью.

- Пошли.

- Куда?- спросил солдат.

- У нас не большой выбор. Налево или направо.

- Пешком?

- Да, пешком.

И мы пошли с ним. Помню, еще выбежала кассирша и начала что-то кричать нам вслед, но мы ее уже не слышали, шли по шпалам, никуда не сворачивая. Не разговаривали совсем. Да и о чем было говорить. Я даже не узнал, как его имя. Долго так шли, без передышек. Нельзя было останавливаться. Я потом уже заметил, что хромает он на левую ногу, прострелена она у него что ли. Взял у него котомку, хоть немного легче ему стало. Так мы и шли вместе, прощая всех на свете. А потом настало утро, и он исчез. Но я все равно шел, как будто предчувствовал, что все будет хорошо.
Куда я шел? Конечно же, к океану.