Чем с большим рвением всякий из нас спешит впитать в себя передовую американскую культуру, тем большим дебилом (взять бы слово полегче, но на ум не приходит) всяк и делается. Это лишь частное мнение, не примите, спаси бог, на свой счет. Ассимиляция, интеллектуальная ассимиляция, дело неизбежное, как рождение и смерть. По Шопенгауэру (а ему как-то верится), более слабая нация вбирает в себя признаки культуры нации более продвинутой, начиная, к сожалению, с таких ее качеств, от которых первая уж давно готова, но никак не может откреститься. Проще говоря, забирается, примеряется на себя все самое худшее.
Но вот ведь беда… До сих пор были известны, точнее, наукой описаны лишь два вида ассимиляции: естественная и насильственная. Естественная, это когда один этнос, в силу географических и исторических обстоятельств, попав в ареал воздействия другого, со временем, с поколениями, добровольно и незлобиво, иначе, естественным путем, полностью меняет свою национальную самоидентификацию. Принудительная же рождает целый сонм социальных болезней (часто перерастающих в этнические, социальные или религиозные конфликты), как то: стремление к племенной замкнутости, к «выпячиванию» отличительных национальных черт, начиная с языка, одежды, и заканчивая отправлением ритуалов, темперамента. Но все это признаки процессов исторически оправданных, логичных, ну или хотя бы реально случившихся. Здесь же мы имеем дело с некой странной мутацией – ассимиляцией… добровольной. Общность людей самодостаточная, огромная, с историей культуры, религии и традиций куда как более глубокой, нежели ассимилирующая (я про Америку. Когда нации лишь пара сотен лет, ее и нацией-то назвать язык не поворачивается, с исторического-то ракурса), вдруг, ни с того, ни с сего, через моря и океаны, из кожи вон тянется: приласкай меня, возьми меня, я вся, от копчика до макушки, твоя, я знать не знаю, что это есть такое «русский», экая грязь…
Сегодня быть непохожим на американца, от белозубой улыбки, жвачки, личного психиатра и до карточки «Американ экспресс» - уже моветон. Простите, такое слово ассимилирующимся неведомо, правильнее, претит - они говорят: «отстой». Для России, надо сказать, такая мутация не новость. Не знаю, достоверно ли исторически, что начали мы со скандинавов (варягов, Рюрика), но вот при Петре и Екатерине, уж точно, все норовили с поцелуем в зад немцу, после Павла уже вовсю облизывали француза, когда русский среди дворян уже считался и… являлся языком вторым, что даже Пушкину пришлось:
Еще предвижу затрудненья:
Родной земли спасая честь,
Я должен буду, без сомненья,
Письмо Татьяны перевесть.
«Перевесть»… То есть, если столь глубокие и нежные излияния сердца провинциальная девушка излагает по-французски, то, очевидно, она и мыслит на том языке? Чем не добровольная, завершенная ассимиляция? К слову заметить, и одна и другая ассимиляции, в конце концов, закончились войнами с ассимилирующими этносами, при абсолютной победе (с одними чуть раньше, с другими чуть позже разобрались) добровольно поклоненных. У среднего русского человека сегодня и немецкий, и французский языки, их звучание вызывает не более, чем подташнивание. Что будет с американцами, предположить, зная законы индукции (от частного к общему), нетрудно, но до тех пор, мы станем лизать американский зад, прославляя менталитет и систему ценностей американца, завидуя ему, уподобляясь ему, произнося вместо восклицания столь естественного «Ой!» - непонятное «Вау!», взамен милого сердцу обращения «Дорогая» - безликое «Крошка», ну а против участливого «До свидания» - тявкающее «Бай-бай». Как это ни странно здесь прозвучит, но ассимиляция неизбежно ведет ассимилируемое к инволюции, и, напротив, диссимиляция – к эволюции.
Впрочем (надо было мне оговориться прежде, в самом начале), это у нас лишь с единицами, разве что «если кто-то кое-где у нас, порой…».