Китель

               



                К И Т Е Л Ь   
                Пьеса в одном действии















               

Действующие лица
Президент.
Премьер.
Сталин.
Мехлис.
Маршал Руднев.
Вице-премьеры.
Министры.
Девушка.
Молодой человек.

      
                К А Р Т И Н А   П Е Р В А Я
     Зал заседаний Правительства Российской Федерации.

В центре сцены – большой стол в форме вытянутого овала. Во  главе стола – пустое кресло Премьера. Слева и справа от премьерского кресла в порядке очередности рас-полагаются вице-премьеры: Первый,  Второй, Третий и Четвертый – по двое с каждой стороны. Далее - слева и справа от вице-премьеров, второго и четвертого - следуют министры. Их всего десять: по пять с каждой стороны. Ближняя к зрителю часть стола, противоположная той, где стоит премьерское кресло, пуста, поэтому зритель имеет возможность видеть лицо каждого сидящего.  Мини-стры и вице-премьеры молча сидят, прислушиваясь и погля-дывая в сторону двери, через которую всегда приходит Премьер. Перед ожидающими ни блокнотов, ни ручек, ни ка-ких-либо бумаг: расчетов, диаграмм, планов – чистый стол. На стенах, вопреки обыкновению, также нет никаких таб-лиц, схем… Видимо, поэтому, догадываясь о необычности заседания Правительства, все они пребывают в некотором замешательстве, с возрастающим любопытством погля-дывают в сторону премьерского кресла.  При этом все при-сутствующие всем своим видом выражают государствен-ную озабоченность. Из-за кулис неожиданно появляются люди в  одинаковых костюмах и галстуках, жестами просят вице-премьеров подвинуться  и ставят еще два кресла – по одному каждой стороны от кресла Премьера. Присутству-ющие недоуменно  переглядываются. Однако не раздается ни одного вопроса, ни одной реплики. Нарастает напряжен-ность ожидания чего-то неожиданного, что должно сейчас произойти. На  лицах некоторых из присутствующих на мгновение появляется тревога, сменяемая беспокойным любопытством, кто-то выбивает пальцами едва слыши-мую нервную дробь. Присмотревшись можно увидеть, что нервничает каждый, но все признаки нервозности члены Ка-бинета старательно скрывают.

Министр 1 (обращается к сидящему рядом вице-премьеру, говорит вполголоса). Не знаете, по какому вопросу нас так неожиданно собрали? Обычно всегда говорят повестку дня…
Первый вице-премьер (также вполголоса). Сам в недоуме-нии. Наверное, опять какая-нибудь ерунда: типа сокращения смертности на дорогах или что-то в этом роде… Мне позавчера сам Президент звонил, спрашивал, есть ли точные сведения о числе погибших за последний год…
Министр 2. Полагаете, сам будет?
Первый вице-премьер. Несомненно. Неожиданные заседания всегда проводятся по его инициативе… Да и кресло рядом с премьерским приготовлено…
Министр 3 (вполголоса, наклонившись над столом). И не од-но… Вроде бы говорили, что никого, кроме тех, кто здесь, больше не будет, а еще кресла принесли… Не знаете, кто еще будет?
Первый вице-премьер. Нет, мне тоже сказали, что никого больше, кроме нас, Премьера и Президента, быть не должно.
Министр 4. Если в Правительстве есть пустое кресло, оно не может быть долго не занято.

Со стороны премьерского кресла, в глубине коридора,  раз-даются шаги. Слышно, что Премьер идет не один. Все присут-ствующие, без исключения, смотрят в сторону премьерского кресла.
Воцаряется полнейшая тишина. В ней – шаги, как метроном, отсчитывающий время…
Почти в ту же секунду в глубине сцены, напротив  премьерского  кресла, действительно появляются Президент и Премьер. Президент идет рядом с Премьером, но все-таки на полшага впереди него. Он сосредоточен, как всегда,  смотрит испод-лобья; Премьер идет уверенным шагом, открыто смотрит впе-реди себя.
При появлении Президента и Премьера присутствующие дружно и резко, точно солдаты, встают.


К А Р Т И Н А   В Т О Р А Я

П р е з и д е н т. Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
П р е м ь е р. Здравствуйте, господа.

Господа с шумом садятся, двигая креслами.  Премьер морщится, но терпеливо ждет, пока подчиненные усядутся.

Премьер. Господа министры, сегодня на нашем заседании присут-ствует Президент Российской Федерации. Заседание проводится по его инициативе.

Министры и вице-премьеры почтительно склоняют головы.

Участие Президента в сегодняшнем заседании обусловлено как важностью проблемы, которую мы с Президентом собрались сего-дня решить раз и навсегда, так и, главное, способом получения та-кого решения. Поскольку всех вас на посты рекомендовал  лично я сам, то все люди здесь, несомненно,  умные, и мне не требуется го-ворить вам о  необходимости сохранения тайны нынешнего засе-дания не только от жен, но даже и… простите… от постоянных лю-бовниц (При этом Премьер скосил глаза на Президента). Это шутка, но шутка, всем, надеюсь понятная? Кстати, если вы обратили вни-мание, Президиум Правительства представлен на данном заседании в секвестированном составе. Мы с Президентом решили, что отдельные министры будут сегодня не более чем балластом, усложняющим и удлиняющим процедуру принятия решения по во-просам повестки дня нашего заседания. Доверие – главное в нашей с вами деятельности (При этом Премьер выразительно посмотрел на Президента, а тот на Премьера.) А степень доверия, как вы понимаете, определяет дистанцию между министрами и первыми лицами России. Итак, вопрос секретности заседания, надеюсь, всеми присутствующими министрами  понят?

Присутствующие все, как один, послушно кивают головами.

Премьер (продолжает). Прекрасно. Как всем известно, одним из самых острых, даже самым острым, сейчас является вопрос выра-ботки правительственных решений, направленных на  уменьшение числа граждан, погибающих на наших с вами, да-да, господа, на наших с вами  автомобильных дорогах. Общественность взволно-вана, она требует мер и, сами понимаете -  жертв… Мы с Президен-том эти жертвы, конечно, найдем (Он делает паузу и выразительно оглядывает министров). Нет более простой административной процедуры, чем назначение жертв. Но - меры! Меры надо искать!  И при этом никому из вас не следует забывать о мнении -  прежде всего – общественном мнении. Причем, господа, общественное мнение нам важно не столько за рубежом России, сколько  внутри самой России. Мы огромная держава…
Президент (резко перебивает). Мы – великая держава…
Премьер. Да-да, конечно… Россия - великая держава … и мы можем в вопросах нашей внутренней политики, касающейся срока жизни наши граждан, не обращать внимания на выпады антидемо-кратически и антироссийски настроенных господ,  и эти понятия – Россия и демократия, - с приходом нас к власти, -  стали синони-мами. Так вот, мы не станем обращать внимание на мнения пред-ставителей западных держав  - не буду называть их имена, ибо они всем вам известны… Главный и единственный вопрос нынешнего заседания: сокращение числа погибающих сограждан на территории России в результате дорожно-транспортных происшествий. Замечу, однако, перед обсуждением,  что я понимаю желание некоторых министерств и ведомств  скрыть истинное положение с гибелью людей на дорогах. Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.  Вы, безусловно, помните, что в самом начале своего президентства я ввел на российских дорогах «сухой» закон. Не скрою, я полагал, что мой авторитет, а главное - моя безусловная победа над моими противниками на выборах, я сказал бы, с катастрофическим пере-весом для них, дает мне надежду, что народ великий народ России, поверит в меня и пойдет за мной!...

Возникает неожиданная пауза, вызванная поведением Президен-та. Он что-то тихо начинает говорить вслух – то ли для себя, то ли  и для Премьера тоже… И непонятно – говорит ли он по-немецки, то ли матерится по-русски…  Это сложно понять, по-скольку он говорит довольно тихо… Но отдельные слова распо-знать все-таки можно… «junе Welpе , Gr;nschnabel , loyal lapdog »… Премьер прислушивается, стараясь вникнуть в смысл слов Президента. Видно,  он не понимает, что говорит  Прези-дент  и, главное, то, чем вызвал такую реакцию. Он в недоуме-нии. Но понимает, что Президент  явно не одобряет его речь…

Президент (говорит довольно громко, но больше для себя, чем для собравшихся). У нас же сегодня… СЕАНС… Все, беру совещание в свои руки, а такого наговорит…

Президент резко встает при стоящем Премьере. Премьер, видя этот демарш,  по лицу Президента понимает, что сказал ЛИШНЕЕ или просто, что спорол явную чушь,  и медленно опускается в  кресло.

Премьер (почти опустившись  в кресло  с болезненной миной на лице). Товарищи… Слово представляется Президенту.
Президент (поднимается, держась рукой за поясницу). Спасибо.    Как всегда, право на самые необходимые слова… и действия… мне представляется самом важном этапе - что в 2000 году,  когда пахло порохом и синусом, равным четырем , что сейчас… Когда сами уже ничего не могут… Но теперь важность момента неотделима от ис-торической функции Президента… Или наоборот… впрочем, не-важно, - все равно никто ничего не поймет… 

Присутствующие в зале недоуменно переглядываются. Судя по выражению лиц присутствующих, никто, действительно, ничего не понимает. Президент внимательно всех оглядывает, вздыха-ет и начинает говорить.

Товарищи! Я благодарю Премьера за предоставленное мне слово на заседании, которое вполне может быть историческим.

                Раздаются аплодисменты.

Итак, главный вопрос нашего сегодняшнего заседания был объявлен Премьером. И нам его необходимо сегодня решить. По данным статистики, уровень погибших в прошлом году  снизился. Однако, когда я запросил более точные данные, то оказалось, что процент погибших в ДТП в  том же году, наоборот, вырос! Господа министры! Вы и ваши ведомства умеете отчитываться так, как  не умел это делать даже Председатель Госплана СССР Байбаков и как никогда не научиться нашему Председателю Счетной Палаты Степашину. Браво, господа Министры!

Между тем,  на сцене постепенно, но заметно, темнеет, осо-бенно -  над столом. Министры и вице-премьеры беспокойно оглядываются по сторонам, прислушиваются к странному ше-поту вверху – то ли под потолком, то ли за потолком. Иногда на стол падают крошки, похожие на частички отставшей побелки; министры в недоумении переглядываются.
Президент  и Премьер не обращают внимания на происходящее вокруг.

         Для того, чтобы прекратить нынешнее вранье и, действительно, предпринять реальные меры по сокращению гибели граждан на автодорогах, мы вынуждены, понимаете – просто вынуждены – пойти с Премьером на этот неожиданный для всех шаг, поскольку все меры, реализованные нами с подачи министров, активистов ав-томобильного движения, депутатов и адвокатов не возымели аб-солютно никакого действия: люди продолжают гибнуть... Рост смертности на автодорогах – 5,2 процента в прошлом году! Человек, для которого это не рост,  должен подать в отставку!

    Министры после этого поспешно, все одновременно, наперебой высказываются, стоит некоторый гвалт. Звучат фразы:
«Это рост!», «Еще какой!», «Безобразие!», «Сердюкова -  в от-ставку!», «Причем тут Сердюков?», «Нургалиева -  в отставку», «Нургалиев ни при чем! Это народ такой»,  «Мы признаем рост», «Тут все способствуют сокращаемости!». Президент жестом правой руки останавливает желающих высказаться.

 Президент (с непонятной интонацией – то ли спрашивает, то ли утверждает). Никто из присутствующих здесь в отставку не уйдет. И более того, как Президент, я уверен, цифра 5,2 процента – занижена! Где-то что-то не прошло по учетам субъектов Федерации, чтобы улучшить показатели, что-то затерялось в МВД… Ну, и так далее…   Настал решительный час в борьбе с враньем и лицемерием в выработке мер  борьбы с гибелью людей на наших автодорогах. Думаю, вы, приглашенные на сегодняшнее заседание, готовы внутренне к неоднозначным решениям и неординарным подходам, разработанным мною и Премьером.

Президент берет микрофон, одиноко стоящий на столе, включа-ет и говорит в него: «Внесите все необходимое». Тут же  в залу заседаний входят молодые люди в одинаковых костюмах, ставят на середину стола, занимаемого Президентом и Премьером,  большую тарелку, только отдаленно напоминающую чайное блюдце,  и зажженные свечи. Закончив, дружно уходят.

Президент (молча наблюдает за реакцией присутствующих). Во-просы есть?
Министр 1. Есть. Что мы сейчас будем делать?
Президент (раздраженно). Мы устраиваем спиритический сеанс. Разве это трудно понять?
Министр 1 (недоуменно). Зачем?
Президент. Чтобы «вызванные» помогли нам выработать меры борьбы со смертностью на дорогах.
Министр 2. А что, разве мы сами не в силах додуматься и принять адекватные меры? (Глагол «принять» министр произносит с уда-рением на первом слоге).
Президент. Возможно, что когда-нибудь и додумаемся, когда глагол «принять», вы будете произносить с ударением на втором слоге… Еще вопросы?
Министр 3 (с сомнением). Не знаю… Но чтоб с нечистой силой, по-нимаете ли, решать государственные проблемы? У нас что, у самих, что ли, мозгов не хватит?...
Президент (оглядывает всех присутствующих строгим взглядом). Последующие вопросы такого же порядка – про мозги и нежелание общаться и нечистой силой?

                Молчание.

Ясно. Не будем терять время. Теперь поясняю. У вас не хватает мозгов, чтобы  самим придумать рациональное управление и вы-работать меры. (Премьер отвернулся от Президента и помор-щился, словно только что проглотил лягушку). На этом сеансе, а это, действительно, будет спиритический сеанс, мы будем общаться не с нечистой силой, а с духами  ушедших от нас великих людей. Иное понимание сеанса свидетельствует, на мой взгляд, о недоста-точном интеллектуальном уровне присутствующих министров. (Премьер низко опускает голову при этих словах Президента. Президент, увидев это, тихо говорит Премьеру). Ты прикажи еще чашу с пеплом тебе принести, голову посыпать…. Раскаянник… (Громко.) Давайте к делу, господа министры, давайте вместе наби-раться уму разуму у наших великих предков и учителей.

Свет на сцене постепенно гаснет. Становится темно.  Лица и фигуры сидящих за  столом освещают свечи, стоящие  вкруг та-релки. Пламя свечей слегка подрагивает. Тени  хозяев России и их министров качаются и подрагивают  в такт пламени свечей…  Все присутствующие, без исключения, устремляют растопырен-ные пальцы к блюдечку…

Премьер (с легким возмущением). Так, господа! Вы что, никогда не бывали на спиритических сеансах? Вы что, хотите нам все испор-тить?! Всех отправлю в отставку, к чертовой матери! Выполняйте предписания! Расставляйте  пальцы параллельно  крышке стола, вытянутые руки держите на весу!... А то привыкли держать пальцы загнутыми к себе... Блюдца не касаться! Вдруг исчезнет!  Молитв во спасение - не читать! Про себя произносить только имя духа умер-шего человека, с кем вы хотели бы побеседовать! Уж постарайтесь достойно решить хотя бы этот вопрос…

За столом произошло небольшое шевеление. Руки сидящих от-прянули от стола.

Президент (резко). Продолжаем! Не отвлекаемся! Руки на стол! В глаза смотреть, -  я сказал!

    К А Р Т И Н А    Т Р Е Т Ь Я

Издалека, медленно-медленно нарастает гул человеческих голо-сов, словно сразу несколько человек, с четкой, хорошо поставлен-ной дикцией заговорили одновременно. Они не слушают друг дру-га, а может, и не слышат,  каждый говорит свое. Причем, что больше всего удивило присутствующих, - невидимые голоса гово-рят на нескольких языках. Постепенно становится возможным понять не только отдельные  слова, отдельные фразы,  но даже целые высказывания.  Они произносятся голосами убежденно – как наболевшее, выстраданное, но не услышанное людьми… При-сутствующие на сеансе начинают пугливо озираться по сторо-нам. Только Премьер и Президент держатся уверенно.
   
Голос 1. Жизнь - это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди .
Голос 2. На свете живут всемогущие люди и немощные, бедные и богатые, но их трупы воняют одинаково .
Голос 3. Плохо то решение, которое нельзя изменить 
Голос 4. Повторенная ошибка становится виной .
 Голос 5. Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать .
Голос 6. Если театр начинается с вешалки, то за такие пьесы нужно вешать . 
Голос 7.  Народ пожил - и будет! .
Голос 8. Одна смерть – трагедия, миллион смертей – статистика .
Голос 9. История любой человеческой жизни есть история пораже-ния .
Голос 10. Смерть - это единственная награда за жизнь .
Голос 11. В последнем счете всегда побеждает только инстинкт са-мосохранения  .
 Голос 12. Все строят планы, и никто не знает, проживёт ли он до вечера 

Постепенно голоса смолкают, лишь в отдалении еще раздаются отдельные выкрики:

                Тот, кто судорожно цепляется за жизнь, может вместе с ней погибнуть… 
Последним звучит голос:
Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.


Некоторые Министры в страхе вжимают головы в пле-чи, а некоторые улыбаются… Над столом начинает постепенно светлеть - медленно-медленно. Члены Правительства слегка поражены услышанными высказываниями.  Они переглядываются, пожимают плечами.

Министр 3.  (скептически оглядываясь по сторонам). Интересно, откуда звучала эта магнитофонная запись? (Смотрит наверх).
Премьер. (Министру 3). Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
Министр 3. А что тут такого? Везде ж обман, а почему его не может быть здесь?… Да и сеанс этот – тоже – фуфло какое-то,  лажа…      
Президент. Лучше помолчите, а то будет и диктофонная запись, и фуфло – в виде недвижимости за границей или уклонения от нало-гов, а то и девочек в бане…
Министр 3 (опустив глаза. Про себя.) От вас всего можно ожидать….

                К А Р Т И Н А   Ч Е Т В Е Р Т А Я

Неожиданно по залу распространяется тонкий аромат пряно-сладковатого  табака. Все принюхиваются.  И только ху-дой, словно изможденный работой вице-премьер, заядлый в про-шлом курильщик, может быть, уже бросивший курить и заняв-шийся спортивными делами, неожиданно, закрыв глаза и покачи-вая головой, с улыбкой блаженства, несколько раз подряд с удо-вольствием втягивает ноздрями табачный дым…
Премьер  смотрит на вице-премьера с удивлением и     настороженностью.

Второй вице-премьер (втянув с шумом в себя табачный дым и задумавшись на несколько секунд, произносит с каким-то умили-тельным благоговением). Боже мой, да это же настоящая «Герце-говина Флор»…   

Некоторые смотрят на него с изумлением, некоторые с сомнением, а несколько министров – с пренебрежением, но боль-шинство все-таки – испугом. Создается впечатление, что в пра-вительстве есть люди, знающие, кто из великих курил – «Герце-говину Флор». И запах этого табака не предвещает ничего хоро-шего там, где его начинают чувствовать окружающие…
Премьер и Президент переглядываются. Стоит полная тишина. Неожиданно запах «Герцеговины Флор» усиливается, в тишине раздаются мягкие шаги – словно по ковру идет Лев… Присутствующие, включая Президента и Премьера начинают вставать, медленно, словно против воли… На  лице Премьера – растерянность, а в прищуренных глазах Президента затаилась усмешка. В выражениях лиц прочих участников заседания преоб-ладает испуг и недоумение.  Таких шагов в современных кабине-тах и залах еще Кремля еще  никто не слышал…
           Премьер (уже поднявшись, но явно не  сознавая происходя-щее, испуганно.) Кто тут? Кто позволяет себе курить на спиритиче-ском сеансе? И ходить по коврам? Что за  вольности?

Некоторое время – тишина. Потом раздается голос.

Голос (с кавказским акцентом). Вольности? Почему  - вольности? Это мое законное историческое право – курить трубку всегда и везде и ходить по кремлевским коврам.
Премьер (видно, что ошарашен.  Говорит с легким испугом, но твердо.)  Вот так решили достойно вопрос… (Далее - растерянно.) Этого не может быть! Свет…  Пожалуйста! Дайте свет! Кто это тут меня мисти… мисти…си…фи..ци..тирует! Тьфу… Све-е-ет! Дайте све-е-т!

Остальные присутствующие ищут глазами говорящего с кавказским акцентом. Но голос словно звучит отовсюду – и свер-ху, и снизу, и со всех сторон…

Президент. (Премьеру тихо). Не  кричи, поздно. Он  уже здесь.
Премьер (испуганно). Кто?!
Президент. Сейчас увидишь.  (И – несколько громче -  ко всем). Не надо света. Я и без света вижу все хорошо. Мне без света все ясно и  понятно. Слишком много света – вредно для народа и оппозиции.
Голос (с кавказским акцентом). Замечательные слова, товарищ Президент. Народ должен видеть жизнь именно в том свете, кото-рым мы ему эту жизнь освещаем! А оппозиция вообще должна ви-деть только свет лагерных фонарей или небо в клетку….
Президент (явно понимает, с кем говорит. Смущенно.) Ну, все равно, у нас декларирована гласность, свобода слова, свобода са-мовыражения…
Голос (с кавказским акцентом). А одно другому не мешает! Вы же человек хоть и молодой, но вы же хорошо помните  Конституцию 36 года – самую демократичную Конституцию в мире?
Президент. Конечно, помню.
Голос (с кавказским акцентом).. По той Конституции СССР был са-мой передовой державой в области прав человека и демократиче-ских свобод. А мы, невзирая на эту Конституцию, правили страной и народом так, как мы того хотели. Если вы помните, то после года принятия самой демократичной Конституции, наступил 37 год и другие, похожие на него… Так что Конституция – сама по себе, а власть и правление народом – сами по себе… Вы не согласны?…
Президент. Я полностью согласен… с вами... э-э-э-э….
Голос (с кавказским акцентом). Зовите меня как всегда: товарищ Сталин.
Президент (с готовностью). Так точно, товарищ Сталин.











                К А Р Т И Н А    П Я Т А Я

Неожиданно в противоположном от Премьера и Прези-дента конце стола, словно материализовавшись из воздуха, по-является отчетливо видимая фигура Сталина. На нем  белый китель со звездой Героя Советского Союза, темно-синие галифе, заправленные в лосиновые сапоги. В правой руке – трубка. Из нее вьется легкий дымок. Все встают.

Сталин (оглядывает присутствующих, потом делает жест трубкой сверху вниз). Садитесь, товарищи, садитесь.

                Все дружно и неслышно садятся.

На то и существуют эти несколько фиговых листков, - я имею в виду Конституцию,  – чтобы  народом, на самом деле, управляли мы, люди, а не какие-то там написанные нашими подчиненными Кон-ституции. Мы, при наличии той Конституции, правили, как хотели!
Президент. Так и мы – как хотим, так и правим, но в рамках Консти-туции…
Сталин. Я не согласен с вами. Конституция и воля первого лица в России всегда находятся в противоречии. Вы правите, скорее, без-рассудно, потому что постоянно оглядываетесь на Конституцию, но при этом хотите, чтобы все было по-вашему.
Премьер. Оппозиционные партии заставляют. У вас-то их не было, а у нас - многопартийность...
Сталин. Вы, оказывается, товарищ Премьер, совсем истории не знаете. При мне тоже была многопартийность.
Премьер (растерянно). При вас? Многопартийность?
Сталин. Да, при мне. Но все партии, кроме одной - правящей партии большевиков, сидели в тюрьмах и лагерях. И у нас был порядок.
Президент. Так ведь и мы стараемся, товарищ Сталин.
Премьер. Так стараемся же…
Сталин. Может, и стараетесь. Но выходит у вас отвратительно… У вас есть некий уклон в родственно-олигархическую сторону.
Президент. Я просил бы не давать…
Сталин. А вы не перебивайте, когда говорит товарищ Сталин… хоть вы и Президент… Вы пока не равны мне… И даже право просить меня вам надо еще заслужить у истории. О чем просить? Да мало ли о чем? Может, о снисхождении… А может, вы и не доживете до просьб в качестве Президента… Может, вместо вас, меня какой-нибудь Навальный будет о чем-нибудь просить…
Президент (уверенно). Навальный ни о чем не будет вас просить. Ему скоро будет некогда. Он будет считать деревья в кировских ле-сах, а может в мордовских – это как суд решит.
Сталин (внимательно выслушал Президента, прошелся по ковру, пыхнул трубкой). Мне нравится, как вы сказали о Навальном, хотя, насколько мне известно, уголовное дело против него идет очень тяжело. (Подумав.) В этом вопросе, с Навальным, следует быть осмотрительным.
Президент. Я ничего и никого не  боюсь, у меня спина болит… Ну, а если политически, то, я… мне народ доверил… В России  везде пра-вит Закон… (Веско, с улыбкой.) А с Навальным суд решит по закону…
Сталин (прошелся по ковру, пыхнул трубкой. Говорит задумчиво). Спина  – это очень плохо… Спину, товарищ Президент,  надо лечить,  и  думать о бессмертии,  я бы сказал…  А вы – спина болит… Что та-кое спина? Насморк – это я понимаю… Серьезная болезнь. Товарищ Сталин часто болел насморком. Спина! Не припоминаю ни  одного серьезного политика с больной спиной. С полиомиелитом – да, помню, с  алкоголизмом, настоянном на армянском коньяке, - тоже помню,  с патологической ненавистью к славянам и  евреям и с же-ланием их повсеместно истребить, - и такого помню… А с больной спиной – не помню! Наверно, это были маленькие политики. А часто у вас бывает насморк?
Президент (несколько растерянно). Не-ет, не часто…
Сталин (задумчиво). Может, это и хорошо.
Премьер (задиристо). А что плохо? У нас всё хорошо!
Сталин (внимательно, с прищуром, продолжительно смотрит на Премьера). Плохо, если народ о деле Навального подумает не так, как надо.
Президент. Народ ничего не подумает.
Сталин. Вы уверены?
Президент Абсолютно.
Сталин. У меня тоже народ ничего не думал – и был самым счаст-ливым на свете. Но ведь не может быть такого, чтобы в России во-обще никто не думал? Кто-то же может подумать не так?
Президент. Интеллигенция подумает.
Сталин (рассудительно). Интеллигенция… С интеллигенцией можно не считаться – народ ее не любит, потому что интеллигенты слишком много думают. Однако у вас есть интеллигенты, которые не только думают, но еще и говорят. А это очень плохо.
Президент. Для кого плохо?
Сталин (обвел трубкой присутствующих). Для всех вас. В мое время интеллигенты боялись не только говорить, но и думать, что власть не принадлежит народу. А у вас и думают, и говорят, и про-гулки по Москве устраивают. Это плохо. Вы согласны со мной?
Президент. Согласен. Но у нас демократия. У всех есть право думать.
Сталин. Но не у всех – говорить.
Президент. У всех.
Сталин. Это всего лишь отвратительная гримаса демократии, а не право. Лучшим средством от разговоров о неправильной политике властей являются внезапные обыски. Например, с целью пресечения такого распространенного в России преступления как экстремизм. Все, кто не согласен с тем, как вы правите страной, являются явными экстремистами! Попробуйте использовать обыски – в мое время это средство было очень эффективным. Но вы не должны забывать и о латентных экстремистах. Они еще хуже явных. Но и против них – обыски тоже хорошо помогают. Даже лучше, чем против явных…
Президент. Мы уже используем это средство защиты демократии.
Сталин (взглянув на Президента). Демократии? Хорошо, пусть так. Значит, вы убедились, что внезапный обыск – самое лучшее демо-кратическое средство в борьбе с экстремизмом?
Президент. Да.
Сталин. Какие достигнуты результаты на этом пути?
Президент. Есть лица, объявленные в федеральный розыск, есть признаки массовой эмиграции из страны.
Сталин. Хорошо. В России всегда так было и всегда так и будет: Конституция и Законы – это как Бог и его архангелы… На них надо молиться, но исполнять Премьерам или Президентам  все, что в них написано - в этих, подчас глупых, но политически важных бумажках, -  совсем не обязательно! Это показали самые трудные предвоенные годы моего правления. (Сталин сделал паузу,  пыхнул трубкой и озадаченно посмотрел в нее: кажется, в ней кончался табак... Похлопав себя по карману френча, и, видно, убедившись, что пачка «Герцеговины Флор» с ним,  удовлетворенно продолжил.) Главное, вам надо хорошо помнить две вещи: кто не исполняет Конституцию и Законы, но при этом не идет против власти, тот не  совершает ничего антиконституционного и антизаконного, это ваши союзники. Вы всегда можете публично их наказать, доказав тем самым народу свою верность Конституции и Законам. Они знают это, и никогда не пойдут против вас. А тот, кто открыто идет против существующей власти, против вас то есть, хотя и в рамках, установленных Конституцией, тот одновременно и непременно идет и против Конституции и против всех существующих Законов! Именно в этом, последнем, надо постоянно убеждать народ. Это главный закон российской власти!  Как видите, он очень прост! И вы, и все органы власти должны строго следить, чтобы  этот закон действовал. В противном случае наступит такой хаос, при котором могут сложиться условия для осуществления революции.
Премьер (выглядит озадаченным.)  Товарищ Сталин, вы считаете, что мы, я и Президент, не справляемся с возложенными на нас обязанностями? И разве сейчас в России возможна какая-либо ре-волюция?
Сталин (прошелся, задумчиво повел трубкой, дымнул ею, и  снова озадаченно посмотрел в табачную камеру, куда набивается та-бак). У вас явно завышенная самооценка.  А революция возможна, как известно, только в определенной исторической ситуации.
Премьер. Это все наша интеллигенция мутит воду… Макаревич и прочие… Эта ситуация в России  никогда не наступит, я думаю.
Сталин (спокойно, задумчиво.) Вы, товарищ Премьер, человек мо-лодой, послушный, понимающий… Но вы слышали, что минуту назад говорил товарищ Сталин? Мне кажется, вы слишком много думаете. (С усмешкой.) Придумали: 500 тысяч рублей за проезд на красный свет… У вас попасть на тот свет стоит дешевле… Зачем  столько думать, чтобы сказать такое? Вы хотя бы понимаете, что такое 500 тысяч современных рублей  для современного рабочего? Я был суровым правителем, но вашего предложения я не понимаю…  И никогда бы не поддержал… Десять лет без права переписки – и то гуманнее, чем 500 тысяч за проезд на красный свет… Люди не захотят платить  такие деньги за такой проступок… Я не понимаю, зачем такими непродуманными высказываниями провоцировать свой народ  на размышления о том, что власти не могут разумно управлять? Это политически неверное высказывание. 
Премьер. Что тут не понимать? Это никакая не провокация. У нас же все люди богаты, только тщательно это скрывают…
Сталин. Не провокация? И люди так богаты, что воспримут спокойно такое заявление? Значит, ваша статистика, стало быть,  врет насчет нищеты в современной России?
Премьер. Врет. Еще как врет!
Сталин. Так научите вашего главного статиста правильно подсчиты-вать! А то, мне кажется, что это не подсчет, а обсчет первых лиц государства. Научите его считать правильно. Направьте его на под-счет поваленных деревьев в Туруханском крае. Выдайте ему робу, телогрейку, томик Солженицына – и пусть набирается ума! Года через три-четыре, если выживет, присвойте ему звание Героя России и снова посадите…  на Госкомстат. Может, правильно начнет делить ваш богатый народ на бедных и нищих, а, товарищ Премьер?
Премьер. У нас, товарищ Сталин, такие методы признаны наруша-ющими  права человека…
Сталин (с удивлением). Почему? Ведь вы же отправите его туда по приговору народного суда. Какое ж тут нарушение прав?
Премьер. Но…, во-первых, у нас суды теперь не народные, а рай-онные, а, во вторых, за что такого человека судить? В-третьих,  суды у нас независимые, мы не вправе указывать судам, какие приговоры выносить, даже в Москве!  А в-четвертых,  такой статьи в уголовном кодексе нет!
 Сталин. Нет статьи? Очень плохо! Введите немедленно! Разве это не преступление, когда должностное лицо искажает статистические сведения?
Премьер (пребывает несколько секунд в задумчивости, что-то припоминает.) Что-то такое уже было, кажется, в СССР… Но не ра-ботало…
Сталин. Это начиная с Хрущева не работало. При мне всё работало.
Премьер. При вас… да, при вас работало… Но теперь ваши методы признаны репрессивными, они осуждены общественностью и народом.
Сталин (с нажимом). И народом? Каким народом?
Премьер. Советским народом.
Сталин. Может быть, это был все-таки не советский народ, а другой? Может, это был народ, избранный Богом?
Премьер. Избранный Богом народ – это выдумки литераторов. Я такого народа не знаю.
Сталин. Странно, что вы не знаете такого народа… (Задумчиво). И после этого вы говорите об осуждении моих методов так уверенно, словно по этому вопросу был всесоюзный плебисцит.
Премьер. Ваша партия сама признала, что культ вашей личности и ваши методы руководства страной – явления, в сущности, антина-родные… 
Сталин. Вы имеете в виду двадцатый съезд партии? И коротышку Хрущева с секретным его докладом?
Премьер. Да, конечно. Все началось оттуда.
Сталин. Это вы правильно заметили: все оттуда началось, а главное – оттуда начался развал великой страны… Не только антисоветским, но, я сказал бы, антинародным оказался тот самый доклад Хрущева, а не мои методы руководства… Это был не доклад, а мина замедленного действия, и в 91-ом она сработала.  Через тридцать пять лет. Мы тридцать шесть лет – с семнадцатого по  пятьдесят третий – державу строили, а эти - за  такой же срок! - ее разрушили. Державный маховик, который мы раскрутили за тридцать шесть лет – с семнадцатого до пятьдесят третьего, - остановился в девяносто первом. И кто знает, как тогда, в  девяносто первом, или в девяносто втором, народ оценил бы мои методы руководства, если бы был плебисцит по этому вопросу.
Премьер. Мы с президентом можем провести такое всенародное голосование – о ваших методах – и в наше время…
Сталин (с усмешкой). Вы-то можете… Но я-то знаю, что главное - не важно как проголосуют, важно - как посчитают. К тому же ходят упорные слухи, что у нынешней власти совсем плохо с арифмети-кой… Какой-то административный ресурс постоянно мешает пра-вильному голосованию и подсчету…
Премьер. Это сплетни! Впрочем,  мы и не настаиваем. Нет, значит, нет. А про ресурс – это все бред оппозиции…
Сталин (лукаво.) И правильно – лучше не надо, а то вдруг случится ошибка при подсчете? Или ресурс откажет?
Премьер (подумав). Да, согласен, делать это опасно. Можно полу-чить возмущение вместо правильного решения.
Сталин (Президенту). Вот, я же говорю, что вы плохо управляете народом. При моем руководстве только заключенные возмущались и устраивали вооруженные мятежи. Все свободные граждане всегда правильно понимали мои решения, никаких возмущений и в принципе быть не могло.
Премьер. Это потому, что вы не считались с их правами. Даже с правом на жизнь.
Сталин.  Почему же? Напротив, очень даже считались. Только по-нимали это не так, как вы. Для нас жизнь человека – это средство достижения определенной цели, а у вас жизнь – это самоцель без средств для достойного существования большинства…
Премьер. Вас неверно информировали. Не все так плохо, товарищ Сталин.
Сталин. Может, и не все… Но в целом народ у вас не живет – выжи-вает. И выживает плохо. Численность коренного русскоязычного населения страны сокращается. При мне возрастала, а при вас со-кращается. 
Премьер (напористо). И с правами человека у нас не так уж и пло-хо…
Сталин. Просто удивительно, как убежденно вы говорите! Несве-дущий человек может и поверить. Но я скажу вам следующее. Ваша буржуазия – самая жестокая в Европе. А вы считаете себя европей-ской страной. Поэтому я и сравниваю Россию с европейскими стра-нами. Ваша буржуазия делает все для того, чтобы унизить, растоп-тать, извести русский народ… Ваша буржуазия не позволяет себе либеральничать, откровенно плюет на ваши  буржуазно-демократические свободы и вызывает у народа только ненависть. И вы ей в этом помогаете, слепо принимая неумелые решения и проявляя нерешительность в пресечении ее эксплуататорских ап-петитов.  Уже сейчас от либерализма не осталось и следа. Для вашей буржуазии нет больше так называемой свободы личности, - права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от ее «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Так обстоит дело в настоящее время...

Президент. Это серьезные обвинения, товарищ Сталин. Я сказал,  что это… что это… клевета…
Сталин. Я понимаю вас. Вы меня предостерегаете. Но, как бы вы ни хотели, вы не сможете привлечь меня к уголовной ответственности по вашему новому закону о клевете. Я всего лишь дух, энергетиче-ская сущность, я везде и нигде… Наверное, в вашей стране нет ни одной головы, в которой не присутствовало хотя бы малое знание обо мне.  Единственное, что вы можете – это дать задание своим средствам массовой информации еще раз донести до народа, какой был плохой Сталин. Я вам только одно скажу: еще при жизни я знал, что «после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её» .  Только речь не обо мне, а о вас, о нынешней власти в России. Вы забыли: «есть оружие пострашней клеветы; это оружие – истина» . Вы должны помнить, какому великому человеку принадлежат эти правильные слова. Я сказал правду. Мне незачем лгать.
Президент. И что же делать нам, если ваши слова принять за прав-ду?
Сталин. Не ждать, когда знамя национальной независимости и национального суверенитета будет продано вашей буржуазией за доллары. Покупатели давно уже этого ждут. И на Западе, и на Во-стоке. Ваш фехтовальный марафон с Америкой, и взаимные уколы - в виде списка Магнитского и обратного укола - в виде «закона Димы Яковлева», - это лишь отвлекает от главного: от проблемы со-хранения национальной независимости.
Президент. Я не могу с вами согласиться, товарищ Сталин. Приняв «закон Димы Яковлева», мы тем самым показали, что умеем дать достойный ответ нашим оппонентам.
Сталин. Этот ответ только навредит детям, оставшимся сиротами или без попечения родителей. Вы же все, вместе взятые, всё равно не в состоянии придумать такое, чтобы в России соблюдались права сирот, и их не обворовывали ваши чиновники. Вы лучше заключили бы с Обамой межгосударственное соглашение о наказании американцев, скверно относящихся к усыновленным детям из Рос-сии, предусмотрев в нем соответствующие  санкции и к Америке – как гаранту правосудия над нерадивыми усыновителями-американцами. Америка должна отвечать за своих «героев». Например, я бы оговорил в таком соглашении, что до совершенно-летия усыновленные россияне являются гражданами России и предусмотрел выдачу истязателей и убийц усыновленных россий-ских детей российскому правосудию. Я гарантирую вам, что ни один американец при таком положении не стал бы издеваться над русскими детьми,  всегда бы имел хорошую память и помнил, где оставил усыновленного ребенка …
Президент. Но товарищ Сталин, вы же понимаете, чтобы заключить такое соглашение, нужно иметь соответствующие аргументы…
Сталин. А они, эти аргументы, у вас есть. Надо только умело их ис-пользовать. Однажды, имея серьезные аргументы против союзни-ков,  я совершил большую ошибку и до сих пор жалею о ней. Я ду-мал, что поступил мудро, и лишь спустя годы понял, что жестоко ошибся…
Премьер. Товарищ Сталин, но же вы всегда были правы и никого не слушали…
Сталин. Это неверная информация: я всегда слушал, что говорят мои министры и генералы. Только решения принимал всегда сам, выслушав их. Но в этот раз никто не осмелился мне подсказать.
Премьер. И что же это за ошибка такая, о которой жалеет сам Ста-лин?
Сталин. Я напрасно торопил союзников с открытием второго фронта. Я мог бы сам взять всю Европу, а потом не пустить союзников через Ла-Манш. Однажды я вслух высказал сожаление об этом, на что генерал де Голль  ответил, что судьбоносные решения надо принимать вовремя…
Премьер. И хорошо, что не приняли. Иначе - чем бы мог обернуться захват Европы, когда у американцев почти была готова атомная бомба?
Сталин. История не любит сослагательного наклонения. Но я скажу вам, что после открытия второго фронта в Европе до знаменитой телеграммы Трумэну на Потсдамской конференции оставалось еще почти тринадцать месяцев… Кто знает, что могло бы произойти за это время. Давайте не будем гадать, а примем историю, как она есть. А вот в последние годы существования СССР и впервые годы новой России было принято много неверных решений. Одни из них отрицательно повлияли на авторитет власти, другие не принесли народу ничего кроме вреда.   А были такие, за которыми в одина-ковой мере последовали названные мною отрицательные послед-ствия.
Президент (саркастическим тоном.) А нельзя ли, уважаемый то-варищ Сталин, примером подтвердить вашу точку зрения?
Сталин (прищурившись, пристально посмотрел на Президента.) Хорошо, пусть будет – «уважаемый». У вас еще сегодня будет воз-можность воочию убедиться в этом. А теперь – по существу. Я не буду говорить, что ваша приватизация была «березовщиной» -  способом ограбления страны и народа кучкой абрамовичей и вла-стей, во всем помогавшим абрамовичам. Об этом есть кому гово-рить.  Я сделаю это на примере сегодняшней России.
Премьер. Вот-вот, очень будет интересно, что вы нам приведете…
Сталин. (усмехнулся, покачал головой, дымнул трубкой.) Вы, това-рищи (Сталин указал трубкой в сторону Премьера и Президента), правильно делаете, что укрепляете центральную власть и вертикаль власти. Но ошибка, которую вы допустили в свое время, состоит в том, что вы не только позволили избирать губернаторов не из местной элиты субъектов федерации, но впоследствии, сами стали назначать на места своих людей из своего окружения. Может быть, вам и говорили, что эти люди, вами назначенные, ведут себя, мягко говоря, неподобающим образом, но вы закрывали на это глаза. И все – якобы, ради поддержания вертикали власти! А между тем по действиям ваших назначенцев народ оценивал и вас, но - как верховную власть. И вы не заслужили положительной оценки… Иначе, как варягами, в уничижительном,  разумеется, смысле, или временщиками, ваших назначенцев на местах не называли, видя, как они прибирают к рукам, правдами и неправдами, заводы и земли, позволяют  своим людям вырубать леса, грабить бюджет, вздувать цены на товары, на строительство жилья, захватывать рынки товаров и услуг…
Президент. Но когда я принимал решение об упразднении губер-наторских выборов, тогда в стране были сильны центробежные тенденции. Именно этот фактор был главным при принятии решения.
Сталин. Возможно, такие тенденции и существовали в реальности, но они были не столь сильны, как при первом вашем Президенте, при котором плохо-бедно, но выборы все-таки проводились, не-смотря на разные его моратории...
Президент. Я не согласен с вами. Многие губернаторы, надо прямо сказать, приходили к власти путем прямых, якобы прямых  тайных выборов, но опирались при этом на местные полукриминальные элиты, и, что особенно опасно и важно было тогда, сосредоточили в своих руках большую экономическую власть, да при этом еще си-дели в Совете Федерации и имели неприкосновенность как депутаты парламента.
Сталин. Вы отменили выборы губернаторов. Но ведь полукрими-нальные элиты, а кое-где у вас к тому времени они были полностью криминальные, - они-то никуда не исчезли после отмены выборов. Ведь вы не криминальные элиты отменили, а выборы. И теперь, ко-гда вы ввели выборы снова - с опорой на местные думы и законо-дательные собрания, - вы полагаете, что вы опираетесь на что-то иное, а не на те же полукриминальные или  криминальные элиты? Только теперь они воспринимают ваши действия как временный союз с верховной властью,  как данный им карт-бланш, и масштабы воровства показывают, что они его полностью используют.
Президент. Хотите сказать, что мое решение об отмене выборов было неверным?
Сталин. Я это уже сказал. Сколько бы времени потребовалось вашим правоохранительным органам, чтобы очистить местные элиты от криминального элемента?
Премьер. Сначала нужно было очистить правоохранительные ор-ганы от криминального элемента, а уже потом решать вопрос о за-чистке местных элит…
 
Президент, поджав губы, пристально и долго смотрит на Пре-мьера, потом прикрывает глаза и слегка покачивает головой. Сталин видит реакцию Президента на слова Премьера и усмеха-ется.

Сталин. Я же говорю, вы плохо управляете своими подчиненными и народом, товарищ Президент. Архиплохо…
Президент. Ну уж, как умеем, так и управляем.
Сталин. Это я уже понял. Робость – не политическое качество. А ваше решение об упразднении выборов – это проявление робости. Вы думаете, за эти несколько лет, что вы назначали губернаторов, криминальный элемент переродился? Нет, он только окреп эконо-мически и, я бы сказал, политически. Вы же знаете, что не бывает бывших революционеров, бывших полицейских и бывших развед-чиков. Вот и бывших бандитов тоже не бывает. Бандит – это образ мышления и действия, прежде всего, а тот, кто возит с собой автомат или пистолет и нападает на граждан – это, применительно к нашей ситуации, мелкий уголовный элемент. И при мне были вооруженные банды. Но это были банды уголовников, которые никогда не могли попасть в партию, а значит, и прикоснуться к рычагам управления страной и людьми. А что у вас?
Премьер (прерывая Сталина). Между прочим, и в СССР был пери-од, когда даже в Кремле заседали бандиты…
Сталин (усмехнувшись). Понимаю: намекаете на мое прошлое. Не надо путать экспроприацию экспроприаторов с бандитизмом, - это непростительная политическая ошибка… (Обращается к Премьеру). Вы позволите мне продолжать?
Премьер (откинувшись в кресле и положив руки на стол). Конечно.
Сталин. У вас есть субъекты федерации, где в политсоветах вашей партии власти сидят бандиты, сменившие звание криминального генерала на значок члена партии и депутатский мандат! Это позор…
Премьер. Но так было всегда и во всех странах: люди, обогатившись, всегда шли во власть и всегда попадали во власть, чтобы управлять процессами!
Сталин. А у вас, господин Премьер, люди стараются попасть в депу-таты всех уровней с чаще всего тоже с единственной целью – обо-гатиться еще больше. И ваша Государственная Дума – Мекка для политических проходимцев всех мастей, потому что в ней самые доходные места. В ней даже хорошие люди начинаются портиться… Не зря же сейчас в народе говорят: был человеком, а стал де-путатом. Так никогда не было в СССР.
Президент. Что было в СССР - это уже история.
Сталин. Это история, у которой вы не желаете учиться.
Президент. Но… товарищ Сталин...
Сталин (перебивает.) Какие могут быть «но»? Вы хорошо начали, товарищ Президент. Выпроводили Березовского, отправили Хо-дорковского, легко исключили из политики Гусинского, потом, хоть и с трудом, но исключили и Чубайса, хоть и не до конца, ну,  и про-чих… Вы многим дали понять, что с вами шутки плохи. И они поняли это. У вас в этом плане понятливый народ - особенно та его часть,  которой есть что терять…  Так почему же вы не дали команду провести подобные мероприятия в отношении полукриминальных элит на местном уровне? Все бандиты на местах известны, на каж-дого есть оперативное дело. Однажды я сказал, что нужно быть очень смелым человеком, чтобы быть трусом в Красной Армии. Почему вы не сказали своим правоохранительным органам, что надо быть очень смелым, чтобы суметь нарушить присягу и стать оборотнем в погонах? Почему вы не предупредили, что у сотрудника правоохранительных органов только два пути: или на повышение, или в тюрьму?  У меня это все хорошо помнили. Если вы хотя бы в одном году провели подобные мероприятия, то сотрудники правоохранительных органов признали бы вас своим строгим, но справедливым родным отцом. Отец родной  -  это самое высокое звание во внутренней политике.
Президент. Видите ли, товарищ Сталин, у нас нет таких очевидных успехов в развитии страны, какие были у вас, что могло бы поднять и поддержать авторитет правящей партии, Правительства и Прези-дента. У меня нет такой всеобщей поддержки народа, какая была у вас. К тому же на выборах мне противостоят серьезные политики. У нас сильная оппозиция.  Стоит применить методы чистки не к еди-ничным и одиозным фигурам, какие были названы вами, а более широко, как сразу поднимутся правозащитники, оппозиция и будут хором кричать о репрессиях и повторении тридцать седьмого года.
Сталин. Это хорошо, что вы умеете быть честным перед собой. Но у вас большой авторитет среди мировой политической элиты. И этот плюс надо превратить в одобрение вашей политики внутри страны. Одними только словами и обещаниями этого сделать нельзя. Нужны конкретные меры, действенные шаги. Русский народ любит, когда власть его наказывает, а без любви к наказанию преступников русского народа нет вообще. Это его отличительная черта. Раньше она дополнялась состраданием к преступникам, - и это тоже было свойственно только великому русскому народу. Но после того, как сострадание было политизировано, в русском народе осталась только любовь к наказанию преступников.  Почему бы вам  не сыг-рать на этом свойстве, на этой черте русского характера? Но сыграть так, чтобы эта любовь превращалась в любовь к своему лидеру? Для этого, товарищи, необходима гласность, необходимо ясное, как для дураков, четкое объяснение того, почему вот  этот человек привлечен к ответственности, почему власть считает его пре-ступником. Необходимо разъяснять народу, сколько и откуда при-влеченный украл и кого мог обездолить. Покажите, как и где он живет, чем владеет он и его ближайшие родственники. И накажите их так, чтобы знали все, и чтобы даже не понимающие элементарных вещей поняли, что наказание неотвратимо! Как говорил один из генсеков, начать следует с себя. Русский народ не любит богатых, он может быть  счастливым только когда все вокруг равны. Общинное сознание, генетически заложенное в русском человеке, нельзя искоренить за какие-то сто лет. Все это надо использовать. И тогда вы станете понятным и близким каждому честному человеку. Или у вас чиновники не воруют? Не берут взятки, а ваша буржуазия не уводит доходы от налогов?
Премьер. Товарищ Сталин! Тогда придется посадить 90 процентов всех чиновников и половину, как вы говорите, всей буржуазии. А работать-то кто будет?
Сталин (посмотрел на Премьера и рассмеялся). Вот посаженные и будут. Все 90 процентов. Ситуация выправится, если вы не будете списывать фактор страха в пресечении преступлений. Это модная и глупая теория, согласно которой страх не имеет превентивного значения. Если вы следите за современной антропологической мыслью, то вы непременно  должны знать, что страх – отец челове-ческого разума и речи. Так утверждают некоторые очень серьезные отечественные ученые . Я с ними согласен. Мои бывшие министры после ареста и нескольких допросов, поняв, что смерть – это ре-альность и испугавшись ее, быстро брались за ум, и у них развязы-валась речь: любого честного человека они могли превратить в немецкого или английского шпиона.  И надо помнить, что правиль-но, грамотно проведенные мероприятия по пробуждению  страха в массах – лучшее профилактическое средство против воровства и коррупции и самое эффективное средство утверждения демокра-тического строя… И надо же помнить простые истины: страх перед властью, перед наказанием  – неотъемлемое качество русского ха-рактера, и страх этот находится в прямой пропорциональной зави-симости с количеством наказанных преступников. Вы никогда не задумывались над этим, товарищ Президент и товарищ Премьер?
Премьер. (Он явно обескуражен такой постановкой вопроса). Не-е-т…

Президент настороженно, исподлобья, смотрит на Сталина.

Сталин. Напрасно! Политик в России  – это такой человек, который, кроме соблюдения принятых в обществе правил поведения, пони-мает элементарные вещи…  А это - элементарные вещи…
Премьер. Элементарные вещи? Да неужели это – элементарные вещи?!

Сталин усмехнулся. Прошелся по коврам, искоса, с интересом по-глядывая на  присутствующих. Потом подошел к столу, подвинул к себе пепельницу, освободил от пепла  чашу своей трубки. Затем он легонько  несколько раз дунул в мундштук и, убедившись,  что мундштук не забит, достал из правого кармана пачку «Герцеговины Флор». Положил ее перед собой, раскрыл. Доставая из пачки папиросы, ломая их и, освобождая табак от папиросной бумаги, стал набивать им табачную камеру трубки. Все заворо-женно смотрят на руки товарища Сталина…

Сталин (усмехнувшись). Господин Премьер, вы всерьез меня спро-сили – что такое элементарные вещи? 
Премьер. Представление об элементарных вещах зависит от эпохи. У нас эпоха другая.
Сталин. Эпоха! Эпоха-то другая – да люди внутри нее такие же, как и при Христе, а их трупы, как говорил мой оппонент, всегда смердят одинаково во все эпохи . Для нас, первых лиц своих стран, элементарные вещи никогда не меняются – начиная с Навуходоно-сора и Ирода. Так, может быть, кто-то из присутствующих назовет, мне хоть какие-нибудь современные элементарные вещи?

                Молчание.

Премьер. Элементарные вещи… ну это, как бы… как бы…
Сталин. А может, ваши министры мне скажут, что такое элементар-ные вещи? Они ведь тоже не последние люди в вашей стране…
               
                В ответ – молчание.

(Сталин чиркнул спичкой и довольно долго раскуривал трубку. Пыхнув трубкой, вздохнул...) Это молчание называется у вас кол-лективной безответственностью? Ну, хорошо…  Я вас понял. Эле-ментарные вещи – это «как бы»…  Как бы - не воруют, как бы - пра-восудствуют, как бы - наказывают воров и коррупционеров, как бы - «управляют», как бы - придумывают хорошие законы, и даже как бы их исполняют, как бы - активно выступают и борются с врагами партии, как бы - интенсивно осваивают космическое пространство, как бы - осваивают эти… тончайшие технологии – «на-на»… Гм! Что касается последнего, то «на-на»-технологии всегда следовали за «дай-дай»-технологиями… «Дай-дай»-технологиями у вас в совер-шенстве владеют все чиновники – включая высший эшелон – я имею ввиду министров и их помощников…

                По залу проносится гул несогласных голосов…

Голос: Не надо всех равнять с министерством обороны!
Сталин (вопросительно смотрит на Президента). Что такое? Причем тут Министерство обороны? Там что – берут взятки?
Голоса: Нет, воруют.   
Сталин (удивленно). В самом Министерстве обороны воруют? И кто же там такой смелый?
Голоса. Сам министр обороны, говорят…
Сталин. Что,  сам Министр обороны Смердюков?
Премьер. Он - Сердюков, товарищ Сталин.
Сталин. Это  ничего не меняет. (Недоуменно.) А что у вас сделал этот товарищ Смердюков?  Неужели, правда, своровал что-то?
Президент. У нас, товарищ Сталин, это устанавливает следствие и суд.
Сталин. Это так принято считать. А вот ваши министры уже устано-вили. А вы,  что скажете вы, господин Премьер-министр?
Премьер. Я, э-э-э-э… товарищ Сталин, этого министра не назначал, а стало быть, не могу поручиться….
Сталин. Вы не можете поручиться за то, что воруют или за то, что в министерстве обороны не  воруют?
Премьер. Я… э-э-э-э… не могу поручиться за министра, которого не назначал… Я был избран президентом позднее…
Сталин. Ах вот что… А почему не отправили его в отставку, когда стали президентом?
Премьер. Товарищ Сталин, было мнение, что…
Сталин. Не продолжайте, я понимаю. Для вас мнение друзей важнее национальных интересов. (Затем обращается к Президенту). Министр, позволю вам напомнить, товарищ Президент, это не папа, не мама и не товарищ Сталин – министра всегда выбирают…  сначала всегда в узком кругу, а потом – в чуть более широком – его назначают, как у вас принято говорить, для соблюдения легитимно-сти. А если министр не устраивает, его просто убирают – ну, конечно же, не переносном смысле, а в прямом – с должности…  Это тоже, позволю себе заметить, элементарная вещь. Удивительно, но, похоже, в этих стенах имеются острые проблемы с пониманием элементарных вещей… У  меня есть сведения, что вы, будучи Пре-мьером, фактически все равно оставались Главнокомандующим?

                Тишина. И в тишине мягкие шаги товарища Сталина.

Президент. Это слухи, оппозиция  распространяет. 
Сталин. Не много ли слухов, товарищ Президент? Понимаю, не хо-тите брать ответственность.
Президент. Во время назначения Сердюкова министром я был Премьер-Министром. Его назначал Президент.
Сталин. По вашему представлению как Премьера?
Президент. Так установлено Конституцией.
Сталин. А министров-воров Президент назначает так же по пред-ставлению Премьера?
Президент. Повторяю: это все слухи, товарищ Сталин. В далеком 2008 году Сердюков не был намечен в воровстве, да и сейчас… все обвинения Сердюкова в воровстве – это не подтвержденные слухи. В строгом смысле Сердюков не вор. Его обманывали подчиненные.

Сталин, прищурившись, искоса смотрит на Президента.

Сталин. Вы меня удивляете.
Президент. К тому же он просто не очень умело торговал.
Сталин (с недоумением смотрит на Президента). Торговал? А кто же у вас управлял Армией, если Министр обороны торговал? И чем он торговал?
Президент. Но… он же и управлял. А торговал не нужными мини-стерству обороны активами, балластом. Но при этом просто плохо следовал ленинскому завету: «Учитесь торговать!», поэтому наделал много ошибок…         
Голос из темноты: Как раз торговать-то он умеет хорошо. Одно это он и умеет. Но, находясь  в окружении высокопоставленных покро-вителей, он забыл, что настоящие работники торговли воруют с прибылей, а не с убытков. В Министерстве обороны не может быть прибылей, потому там воровали из средств государственного бюд-жета. Очевидно, в силу недалекости ума…  Ничему подобному то-варищ Ленин не учил. Он учил учету и контролю.

Сталин и Президент переглядываются.

Президент (спокойно, без удивления). Похоже, что кроме вас, това-рищ Сталин, еще кто-то еще прибыл… оттуда…
Голос из темноты: При вас, товарищ Сталин, он, этот министр обо-роны, незамедлительно получил бы десять лет без права переписки, хотя бы потому, что следовал ревизионистскому лозунгу псев-докоммунистов 60-80 годов прошлого века: «Учитесь воровать!». Это же чистейший ревизионизм! За это -  сразу на десять лет без права переписки!
Президент (оглядываясь). Кто это?
Сталин (поморщившись, недовольно). А вы еще не поняли?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин.
Сталин. Ну, кто же… Мехлис , конечно… Десять лет без права пе-реписки… Ладно, Мехлис, спускайтесь, в смысле - материализуй-тесь… Разрешаю. Вечно вы… встрянете со своими вопросами и оценками.


               
                К А Р Т И Н А   Ш Е С Т А Я

В ту же секунду в противоположном конце зала заседаний луч све-та выхватывает из тьмы человека средних лет с черными воло-сами, одетого в военную форму времен Великой Отечественной войны, довольно туго перетянутого офицерским ремнем, с пор-тупеей, на погонах – по три больших звезды, расположенных в ряд.

Сталин. Мехлис, вы слышали наш разговор?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин, - не уши же мне было заты-кать…
Сталин (с усмешкой). Действительно. Значит, вы слышали, какое интересное сообщество здесь собралось, если даже Премьер и…. некоторые другие товарищи, не знают, что такое элементарные вещи… Товарищ Мэхлис, какое ваше мнение по данному вопросу и по вопросу о министре обороны? Только, пожалуйста, без излиш-него радикализма…
Мехлис. Гм… Товарищ Сталин… Спасибо,  за доверие.
Сталин. Не стоит благодарности, я всегда вам доверял. Я хочу услышать ваше мнение.
Мехлис. Сложный вопрос, товарищ Сталин. Особенно, если без ра-дикализма… Очень сложный. С радикализмом намного проще… Сейчас ведь любое мое утверждение может быть воспринято как радикальное, поскольку страна управляется не совсем по нашим принципам…
Сталин. Вы это категорично утверждаете?
Мехлис. Да, товарищ Сталин. Категорично.
Сталин. Это очень печальное суждение, товарищ Мехлис…
Мехлис. Это не суждение. Это… так и есть…
Сталин (хитро прищурившись). А мне казалось, что наши, больше-вистские методы управления, постепенно приходят на смену мето-дам вакхически-олигархической системе управления, тщательно замаскированной под демократическую…
Мехлис (вытянувшись в струнку). Товарищ Сталин, позвольте воз-разить! Уже все не так! Сейчас есть все признаки умеренной адми-нистративно-вакхической системы. Олигархи занимаются английским футболом. Основные богатства они  уже украли.  А нынешние администраторы доклевывают крохи, оставшиеся после олигархи-чески-вакханального периода.
Сталин. Крохи! Не такие уж это крохи! Но в главном надо с вами со-гласиться, товарищ Мехлис. Воровство – основной способ суще-ствования политической… элиты России… нет – будем говорить со-временным языком, - политической тусовки. (Дымнул трубкой, сделал несколько шагов).  Хотя масштабы воровства показывают, что система постепенно становится административной неумеренно-вакхической системой…
Мехлис. Следовательно, товарищ Сталин, страна не управляется нашими методами!
Сталин (печально). Ты почти прав, мой Сократ…
Мехлис. Служу Советскому Союзу!  Товарищ Сталин, разве кто-нибудь из наших мог представить себе, чтобы Клим Ворошилов обирал музеи родов войск, отдельных подразделений,  или торговал военными объектами?!
Премьер. Да он не этим торговал. Я имею в виду министра обороны Сердюкова…
Мехлис (резко). А чем он торговал? Военными секретами?
Президент. Ну, что вы, Лев Захарович, ну, какие секреты…
Мехлис (резко, с напором). Что, секретов уже нет? Не осталось? Все секреты уже выданы противнику? Кем?
Сталин. Не горячитесь, Мехлис. Вы всегда склонны видеть только дурное. Даже смерть не изменила вас. Однако, господа правители, чем же он торговал, этот ваш министр обороны, какими активами, каким, как вы говорите, балластом?
Президент. Недвижимостью, товарищ Сталин.

Сталин поднимает брови и делает неопределенный жест труб-кой…

Сталин. Недвижимостью? Риэлтор от обороны? Как интересно! А кем он был до того, как вы сделали его министром?
Премьер. Главой налоговой службы страны.
Мехлис. Какое учебное заведение окончил?
Премьер (с гордостью). Институт торговли,  потом – юридический институт.
Мехлис. Выпускник института торговли с юридическим образова-нием… В этом сочетании и кроется разгадка.
Сталин. Правильно, Мехлис, разгадка в сочетании. Но в другом  – в брачном.
Мехлис (прикрыв глаза, кладет правую руку на лоб). Ах, да. Как же это я сразу не понял. Меня всегда поражала ваша прозорливость, товарищ Сталин.
Сталин. Полноте, Мехлис. Как будто вы об этом не знали… Не надо мне льстить.
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Я искренен, как никогда!
Сталин. Да, Мехлис… не зря вас не любили даже евреи…
Мехлис. Я их тоже не любил. Я интернационалист, товарищ Сталин, и всех не любил одинаково. (Резко обращаясь к Президенту). Род-ственники министра обороны осуждены? По каким статьям?
Президент. У нас не только сын за отца не отвечает, но и отец – за сына. Все родственники на своих постах. Никто не осужден. Вы, Мехлис,  эпохи перепутали.
Мехлис. А вы – тогда что перепутали? Семейственность с государ-ственностью?
Сталин (мягко). Да, объясните нам, пожалуйста, как вы допустили такое – наличие родственных связей в правительстве страны?
Президент. Нехватка кадров, товарищ Сталин, толкает на неорди-нарные решения.
Сталин (смерил Президента тяжелым взглядом). Знаю я эти ваши неординарные решения. (После некоторого раздумья). Manus manum lavat…
Мехлис. Товарищ Сталин, загубят они державу. У этих кадров ни  чести, ни совести. Один ум, да и тот русский, даже у евреев… Соро-капятилетний министр обороны сидит, когда мимо него на параде Победы проходят фронтовики Великой Отечественной! О чем нужно тут говорить? О политической слепоте, о бессовестности, о хамстве? Товарищ Сталин, полагаю, необходимо поставить в известность Лаврентия Павловича. Терпение смерти подобно!

Сталин дымнул трубкой, задумавшись, прошелся по коврам. Об-вел взглядом присутствующих.

Сталин.  А может быть, вы к ним слишком строги, а, товарищ Мех-лис? Они же все-таки самые обычные люди – не большевики же? Это мы, большевики, знали, что такое Родина, что такое благо Ро-дины и народа! А они – простые люди, сами выходцы из электората, плебеи, - вот и путают собственное благо с благом Великой Державы, откровенность с цинизмом, простоту с пошлостью…
Мехлис. (Растерянно). Но, товарищ Сталин…  Ученые уверяют, что способность к распознанию добра и зла заложена в человеке гене-тически. То есть никакого влияния общественно-электоральной  среды тут  быть не может… А ведь это… сами знаете… Тут десяти лет без права переписки может просто уже не хватить…
Сталин (перебивает). Молчите, Мехлис! Не хочу слышать!  Тебе бы всем по десять  лет без переписки… Быстрый какой… Ты мне перед войной с Гитлером всю верхушку Красной Армии отправил на десять лет… Спасибо Берии – не всех расстрелял. (Примирительно). Конечно, у них, у этих ельцинопотомышей,  их революция тут уже давно победила. Только это не наша с тобой революция, Мехлис. Какая-то особая. Странная. Это какой-то панамско-колумбийско-бирманский вариант. Даже слово сразу не могу подобрать…что-то вроде: демократически-капиталистическая, криминально-олигархическая, или просто – воровская…. Не знаю… В конце концов, Мехлис, какое нам дело до них? Мы – уже в прошлом! Жалко, конечно, потеряли такую державу… Но это уже их жизнь, это жизнь их народа,  а не нашего, Мэхлис… Наш народ понимал элементарные вещи, а этот – не понимает!
Президент. Товарищ Сталин… Но это та же страна, это тот же народ… Он также, как и в ваше время, не думает… И делает все, что мы ему скажем…
Сталин (усмехнувшись). Вы слышите, Мэхлис, эти странные слова демократического лидера?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин (пыхнув трубкой). Вы думаете, он говорит правду?
Мехлис. Товарищ Сталин, политики говорили народу правду только в ваше правление,  далее и везде была – только ложь… Но, пожалуй, это утверждение Президента полностью соответствует дей-ствительности…
Сталин. Я спросил вас, Мехлис, правду ли он говорит нам…
Мехлис. Судя по тому, что «народ безмолвствует», он говорит правду…

Довольно долгая пауза. Сталин думает. Никто не смеет потре-вожить его… Несколько раз Сталин, с горечью вздыхает.

Сталин. (Обращаясь к Президенту). Но вы, товарищ Президент,  правы в одном – народ никогда не думает, поэтому многим властям везет, говорил мой оппонент.  (Сталин прошелся по коврам, дымнул набитой заново трубкой, пристально глядя на Премьера) Да, товарищ Мехлис, далее, после нас, везде была ложь и лицеме-рие. СССР, которым после меня правили ложь и лицемерие незави-симо от имени Правителя, повторил судьбу Израиля эпохи второго храма, а русский народ повторяет судьбу еврейского народа… И будут скоро на Земле не вечные, бессмертные «жиды» и «черные монахи», а не нашедшие пристанища души русских людей…

Мехлис и все присутствующие с удивлением смотрят на Стали-на.

Что вы так смотрите на меня? Разве я что-то не так сказал? Сталин когда-то говорил что-нибудь не так?!
Мехлис. Нет, никогда, но… товарищ Сталин…  Времена изменились… Они для народа открыли границы… И народ уезжает сам…
Сталин. А что ему еще остается делать, если не уезжать?   Вы, Мех-лис,  помните то великое утверждение о том, чем советский человек отличается от человека, живущего на западе в условиях капита-лизма?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. Помню.
Сталин. Какая хорошая память! Так скажите нам! Может быть, это поможет товарищу Президенту лучше понять происходящее и при-чину пока еще не массовой эмиграции из страны?…

Мехлис бегает глазами, не останавливаясь ни на ком. Затем со-средотачивается, становится тем Мехлисом,  который никогда не сомневался в своих поступках, но в последний момент снова как-то впадает в задумчивость, скисает…

Сталин. Смелее, товарищ Мехлис!
Мехлис. Да, да, конечно. Смелось – это хорошо. Смелость однажды и Москву Наполеону сдала…
Сталин. Послушайте, Мехлис! Вы никогда не были трусом, и не надо тревожить дух великого Кутузова, противостоявшего в своем решении самодержцу! Сдача Москвы Наполеону – это было сме-лость великого ума… Чего вы-то испугались? Это же сущий пустяк! Вам же правду надо сказать! За правду даже товарищ Сталин не осуждал… Мы слушаем!
Мехлис (вздыхает). От  западного человека, живущего в условиях капитализма,  советский человек всегда отличался тем, что у него всегда была вера в завтрашний день…
Сталин. Молодец, Мехлис! А ты не мог бы напомнить присутству-ющим, многие из которых уже утратили связь со своим историче-ским прошлым и со своим народом, в чем заключалась эта вера – вера в завтрашний день?
Мехлис. Товарищ Сталин, это так очевидно. Неужели они не смогут понять это сами?
Сталин (озадаченно). Кто?
Мехлис. Ну эти… правящие выходцы из электората…
Сталин. Нет, товарищ Мехлис, сами они не смогут. Они не помнят своего исторического прошлого. При быстром подъеме на соци-альном лифте, как стало принято у них говорить вместо того, чтобы употребить известную русскую поговорку, историческая память те-ряется, а связь с народом обрывается. Кто быстро отрывается от почвы и взлетает, тот всегда забывает запах родного навоза, хотя пахнуть им не перестает…  Если бы они хоть что-то помнили, то не грабили бы свою страну, не строили бы за границей замки на наво-рованные деньги и не мечтали уехать, как они говорят, из этой страны… Раньше таких называли манкурты… Но это было так давно и так иносказательно выражено, что почти никто не понял, о чем тогда написал товарищ Айтматов… Так мы слушаем вас, товарищ Мехлис….
Мехлис. Я, конечно, товарищ Сталин, скажу. Но  у этих (он обвел зал взглядом, особо остановился на Президенте) появилось много разных изобретений, которые развеивают прошлое в прах! Один нынешний их министр культуры чего стоит… Тут самый известный пропагандист прошлого века, как говорится, отдыхает… А мне не хотелось бы быть развеянным по Вселенной!
 Сталин (усмехнулся, пыхнул трубкой). Против нас с вами, Мехлис, у них нет никакого оружия. Запомните это! Мы с вами близнецы-братья: вспоминают Сталина и тут же на ум приходит Мехлис…  Вспоминают Христа – тут же вспоминают Иуду. Иоанна-Крестителя скоро забудут, а нас с тобой - никогда!
Мехлис. А кто у нас, товарищ Сталин, был Иоанном Крестителем?
Сталин. Вы что, Мехлис? Забыли историю партийного движения в России?
Мехлис (растерянно). Нет, но… Неужели Плеханов?
Сталин. Вы, Мехлис, в своем уме? Никогда не произносите при мне это имя. Никогда! (Примирительно.) Ладно, не напрягайте мозги. Я говорю о товарище Ленине. Он был нашим Крестителем!
Мехлис. Простите, товарищ Сталин. Не всегда удается уследить за вашей мыслью…
Сталин. Ты лучше проследи на вот этими… господами… товарища-ми… Слишком много себе позволяют. Живут так, словно они купили нашу с тобой Родину, Мэхлис. Ведут себя, как последние торгаши в  Иудейском Храме…
Мехлис. Товарищ Сталин, вы о какой родине говорите? Об Иудее или об СССР?
Сталин. Вы что, Мехлис, рехнулись? Какая Иудея?! Где твоя Родина, Мэхлис?
Мехлис. Ну как… Конечно, моя Родина – Россия! А потом - СССР!
Сталин. И моя Родина – Россия и СССР. Я их никогда не делил. Зна-чит, в сущности, мы об одной Родине говорим… Но вы все же не увиливайте, Мехлис, скажите всем, что такое вера в завтрашний день.
Мехлис. Прежде всего, это вера в руководство партии и страны.
Сталин (считает). Раз…
Мехлис. Это вера, что и завтра, и всегда у человека будет работа…
Сталин. Два…
Мехлис. Что человек, несмотря ни на что, всегда получит заработ-ную плату…
Сталин. Три…
Мехлис. И  что на эту заработную плату он никогда не умрет с го-лоду…
Сталин. Хорошо,  Мехлис, достаточно …

Все министры, вице-премьеры, Премьер заинтересованно слуша-ют диалог Сталина и Мехлиса. И только на лице у Президента, словно приклеенная маска, саркастическая полуулыбка и внима-тельный скептический взгляд из-под нахмуренных  белесых бро-вей.
На некоторое время, примерно на полминуты, воцаряется ти-шина.

  Президент. (После паузы, обращаясь к присутствующим вице-премьерам и министрам). Не кажется ли вам, господа, что вызывая духов, мы хотели услышать решение конкретной проблемы, а вы-званные духи говорят нам совсем не то, что мы хотим услышать? Причем здесь СССР, Древняя Иудея, Иоанн Креститель? Или  их Ро-дина. О своей Родине я уж сам как-нибудь позабочусь,  без подска-зок духов. Я не понимаю, что происходит! И вообще, кто из присут-ствующих  их вызвал сюда? Кто? Может, вызвать других духов на замену, чтобы объяснили – быстро, коротко, ясно.

В ответ Президенту – полнейшая тишина. Президент, словно обращаясь за поддержкой, старается встретиться взглядом со своими чиновниками, но все, не дожидаясь президентского взгля-да, опускают глаза. Даже Премьер, мелко заморгал и закрыл гла-за носовым платком. Президент хмурится.
Сталин пристально смотрит  сначала на Президента, потом на Мехлиса.

Мехлис (обращаясь  к Сталину и глядя на Президента). Прикажете пояснить?
Сталин. Нет. Не прикажу.  Я сам скажу. (Обращается к Президенту и всем присутствующим). Вам уже никогда не вызвать других ду-хов. Вы слишком далеко зашли… Всегда, когда будете вызывать ду-хов, являться будем мы с Мехлисом, и далее уже мы будем вызы-вать тех, кто поможет понять, что происходит в России…   Слишком много дурного ваши предшественники, ваши соратники сделали своей стране и своему народу. Да и вы сделали для народа мало чего хорошего… И, видимо, поэтому  нас с Мехлисом через вас и ваших приспешников вызвал сюда русский народ. И наш дух – дух понимания элементарных вещей и желания обрести народом пра-вительство, действующее в его интересах, а не в интересах кучки корыстных, злостных, безжалостных насекомых, из которых кое-кто позволяет себе сидеть во время парада Победы, - и этот дух уже никогда не уйдет, пока Россией правите вы и вам подобные поли-тики.  Запомните это. А вскоре это желание, как и всякий дух, овла-девший народом, непременно материализуется,  - хорошо, если в приемлемых для него самого формах и бескровных событиях. А мы, Мехлис,   не имеем права вмешиваться в исторический процесс. Хотя я вижу, что вас так и тянет задавать всякие вопросы… Вас же за вмешательство во внутренние дела Настоящего посадят в карцер, Мехлис, в баньку с пауками… . Вам что, Лев Захарович, охота сидеть тысячу лет в баньке с пауками? Понимаете, Мехлис, люди, которые не хотят понять, что теряют страну, не имеют права ею управлять! Они знают, что теряют страну, но электорат – избиратели, с помощью административного ресурса говорят им, что они самые понимающие в том, что происходит.  Может, они и понимают, но это понимание – не в пользу Родины.
Президент (холодно). Позвольте, вы что, пытаетесь уличить меня в … государственной измене?
Сталин. Что вы? Как можно! Вы всенародно избранный Президент, и потому можно говорить о вашей нерешительности или неумении управлять, но ни в коем случае не о государственной измене!  (Усмехается и продолжает). Но доказательства несуществующему всегда найти легче, чем существующему – был бы человек, а Пре-зидент он или простой гражданин, - это значения не имеет. В то время, когда в НКВД был  тринадцатый отдел, руководимый това-рищем Рудневым , на любого человека находились доказатель-ства… Вы, должно быть, знакомы с трудами Руднева…
Президент. Что-то слышал…. Но… не определялся с его доктриной…
Сталин. И зря! Великая чистка 30-х годов – это его разработка…
Президент. Вспомнил! Ведьмы и ведьмаки, евреи и Ламброзо , а в подтверждение его теории – состав наркоматов, которые – все – на 95 процентов – состояли из евреев! Вы об этом, товарищ Сталин?
Мехлис. Ну, не о той же глупости, согласно которой революция ПО-ЕДАЕТ своих детей!
Сталин. Товарищ Мэхлис!... Я слово вам не давал.
Мехлис. Простите, товарищ Сталин!
Сталин. Вопрос был задан мне. Мне адвокаты не нужны… Мой ад-вокат - История, а не люди…  И вот вам, товарищ Президент, мой ответ! Никто не вправе, даже я, уличать Президента, в государ-ственной измене… Это мои коллеги по бывшей партии – коммуни-стической – могут городить подобную чушь: что Ельцин или Путин – агенты мирового империализма, сионизма и нести прочую чепуху… Большей глупости придумать нельзя…  Я же такого говорить и утверждать не могу! Если бы я такое посмел утверждать, то дух са-мого Сербского пришел бы в крайнее возмущение и без приглаше-ния явился бы сюда! А его нет…  Значит, у меня с психикой, как и у моего соратника товарища Мэхлиса, все в порядке! Чтобы понять, что происходит в стране, не надо никого обвинять в измене, а просто честно проанализировать, что происходит в стране. Товарищ Мэхлис, вы проанализировали состояние России в данный момент?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. 
Сталин. Скажите нам откровенно: что вас больше всего удивило? Говорите, как есть, ведь в Кащенку вас, ДУХА, все равно не отправят!
Мехлис. Товарищ Сталин… За правду я, конечно, готов и  к Серб-скому, и в Кащенку… Но масштабы воровства из государственного бюджета… товарищ Сталин… масштабы поражают…. Воровство из русского бюджета и отправка уворованного за границу – это помощь Западу серьезнее, чем план Маршалла … Даже народные артисты возмущаются… Артисты понимают!   Я, хоть и еврей, но мне обрезали не честь…  При подобных масштабах воровства, я, будучи, Президентом, как человек чести, застрелился бы…
Сталин (внимательно посмотрел на Мехлиса, пыхнул трубкой,  прошелся  по кремлевским  коврам). Как вы себе это представляете? Чтобы первое лицо государства российского, закончило жизнь самоубийством…. Тут вы, Мехлис, погорячились… Россия, хоть и считается Третьим Римом,  но она так же далека от него как по менталитету, так и по времени.  Русские – христиане,  не стоики. Это в Риме считалось, что самоубийство императора -  высший акт проявления «мужества быть» и возможности остаться  человеком.  А в России, Мехлис, ничто не может стать причиной самоубийства высшего должностного лица:  ни позор, ни преступление, ни удру-чающее состояние страны,  ни  обнародование материалов личной жизни, ни людские бедствия.  Подобные обстоятельства не могут стать причиной  для самоубийства и более мелких фигур на поли-тическом Олимпе.  Это называется государственный иммунитет. А состоит этот иммунитет вовсе не из сострадания, жалости, эмпатии, а из чувств и состояний им противоположных… Президент – стойкий человек, даже крестится иногда, может,  и молится при этом... Оппозиция утверждает, что он собирается править страной, как минимум, еще одиннадцать лет… И даже угроза исчезновения ти-тульной нации в результате  заселения страны мигрантами с окраин разваленного СССР не может стать причиной самоубийства первого лица в государстве.
Мехлис. Вы полагаете, что такая угроза реальна? 
Сталин. Я назвал несколько угроз: о какой из них вы спрашиваете?
Мехлис. Об угрозе заселения страны мигрантами, конечно, а не про одиннадцать лет предстоящего правления. Это предрешено…
Сталин. Согласен. Нищий народ не любит думать, он любит обеща-ния. Поэтому одиннадцать  лет правления Президенту обеспечено, а народу обеспечена нищета. Президент всегда дает серьезные обещания в своих ежегодных буллах парламентариям. Все прини-мают эти планы за чистую правду. А он просто тренируется.
Мехлис (непонимающе). Простите?
Сталин. Тренируется! Говорит, после завершения политической ка-рьеры, хочет заняться литературным творчеством.
Мехлис (с улыбкой). Надеюсь, он не станет в литературе последо-вателем…
Сталин (перебивая). Он там никем не станет. Не стоит беспокоиться. Так, жанр мемуаров, тяжелое шевеление языка, с трудом под-чиняющегося усыхающим старческим мозгам…
Мехлис (озадаченно). Но это же все равно очень опасно…
Сталин (уверенно). Не стоит беспокоиться. В мемуарах еще ни один политик не написал, чьи заказы он выполнял, проводя в жизнь так называемую «свою политику»… Хотя у него есть возможность, при желании, просидеть на троне и больше, чем одиннадцать лет (Сталин выразительно посмотрел на Премьера). Этого не видит только тот, кто не желает этого видеть. А народ – он все равно не думает. Особенно русский народ. Не зря говорят, что он силен зад-ним умом. Мы нашему товарищу, члену Политбюро, чтобы лучше думал, иногда подкладывали помидор …
Мехлис (с усмешкой). Помню… Как же! Даже пикнуть не смел. Так и сидел на… помидорах…
Сталин. А русский народ всегда на них сидел, но это нисколько не пробудило его мышления… Это и стало причиной его почти полного исчезновения за последние тридцать лет…
Мехлис (удивленно). Простите, товарищ Сталин, но я не понял… про исчезновение?
Сталин. Что тут непонятного, Мехлис? В каждом народе сначала исчезает дух. Потом традиции. Потом облик. У нашего народа, у русских, остался только облик. (Сталин посмотрел в сторону си-дящих за столом). Им осталось преодолеть только русский облик. (С горечью). Остальное они уже сумели преодолеть...
Президент. Но вы, в некотором роде, грузин? Почему вы причисля-ете себя к русским?
Сталин (задумчиво прошелся по коврам, дымнул трубкой). Конечно, я мог бы ответить вам вопросом на вопрос, но это мне не к лицу, не позволяет русская культура во мне… Я ответил на ваш вопрос?
Президент. Не совсем понял…
Сталин. Это просто: я человек русской культуры.
Мехлис (поспешно). Как и все большевики!
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Я бы воздержался от такого утверждения, Мехлис: среди большевиков слишком много было евреев…
Мехлис (обиженно). Но мы же сделали революцию…
Сталин. А что еще, Мехлис, вы можете сделать кроме революции, хаоса и беспорядка?
Мехлис (обиженно). Если вы обо мне лично, то я, товарищ Сталин, всегда был вашим верным помощником. За остальных не отвечаю.
Сталин. Не отрицаю, вы были мне верным помощником, но только в вопросах разрушения или уничтожения. Созидание, Мехлис, так же было недоступно для вас, как осталось оно недоступно для Чубайса, Гайдара или Козырева, Ясина и прочих….   Но несмотря на то, что при  мне в Правительстве было много евреев, ни у кого из русских царей не было такого порядка в стране, как у меня.
Мехлис. При  царях нас даже близко к трону не подпускали. По-этому у них и не было такого порядка… А при вас – всегда стояли рядом мы …
Сталин. Вы, евреи, безусловно, могли  рассчитывать на мое распо-ложение, но не на снисхождение к вам… Значит, если говорить о порядке, то дело совсем не в вас. От вас ничего кроме смуты, пре-дательства и доносительства я никогда не ожидал, а потому то-тально контролировал всю вашу деятельность… Вы же не умеете созидать. Вы даже свое отечество разрушили, свое государство. (Переходит на интонацию одесситов).  И что вы-таки,  Мехлис, после этого имеете мне сказать, а?
Мехлис (обиженно). Мы никогда не разрушали своего государства. Это сделали римляне.
Сталин. Они допустили большую историческую ошибку, а вы, как могли, способствовали её совершению… (С усмешкой). И сделали это так удачно, что в мире совсем не осталось евреев… Они все слились с титульными нациями… И появилась пятая колонна всяких революций…
Мехлис. Товарищ Сталин, все это было после служения и воскресе-ния Христа, а что было после Христа – было осуществлено по божьей воле. Иначе христианство так и осталось бы сектой в иудаизме, и евреи никогда бы не слились с титульными нациями, и я не говорил бы сейчас с вами как христианин с христианином…
Сталин. Анекдот: Мехлис – христианин…
Мехлис (гордо). Мехлис – большевик, и потому - христианин!
Сталин (с усмешкой). Парадоксальное утверждение…
Мехлис (продолжает с еще большей уверенностью). И, как боль-шевик, я никогда не допустил бы ошибки ложного интернациона-лизма: впускать в Россию всех… А ведь пускают всех! А это, товарищ Сталин, выливается в угрозу утраты Россией национальной са-мостоятельности. Странно, что никто не видит и угрозу территори-альной целостности России в результате  китайской экспансии на Дальнем Востоке… Буза японских премьеров насчет Курил – это комариный писк в сравнении с незаметным молчаливым роем ки-тайских аграриев от Владивостока до Уральских гор. Следствием этого может быть  аннексия территории страны в этих пределах…
Сталин. А что на это нам скажет товарищ Президент?
Президент. Мехлис преувеличивает. Раздувает из мухи слона.
Сталин (с усмешкой). Из русской мухи – еврейского слона?
Президент (твердо). Еврейских слонов нет. Это все еврейские штучки в надежде поссорить  нас с великим китайским народом.
Мехлис. (Крайне озадачен. Он даже присел на подвернувшее крес-ло, рядом с Премьером.) Товарищ Сталин, устал я тут… Не мы же управляем этой великой страной и ее народом… И зачем нам… во-обще обсуждать эти проблемы? Я ведь  могу не вынести всего это-го… я переживаю, а у меня у повышенное давление, и так уже было два инфаркта…
Сталин. Ай, Мэхлис, вечно вы-таки, евреи, все преувеличите, что касается вас лично! (Наставительно). Мэхлис, ты уже давно – ДУХ! У духов не бывает инфарктов, инсультов, стенокардии и даже заво-рота кишок!  Лучше скажите, какое у вас мнение о санкциониро-ванном властями заселении страны мигрантами и угрозе целостно-сти страны? Можно ли этот процесс остановить?
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, эти процессы - заселение райо-нов страны с титульной нацией всякими мигрантами, - можно и необходимо приостановить также,  как и экспансию китайских аг-рариев с возможной последующей  аннексией  Китаем Дальнего Востока, Восточной и части Западной Сибири. Все это, повторяю, можно легко предотвратить. Но тут нужна такая политическая воля как у вас, товарищ Сталин. Слишком много внутренних проблем накопилось в стране за какие-то двадцать лет. К бегству мозгов и утечке капиталов присоединилось неслыханное воровство, безна-казанность и заселение России иноверцами.  Я думаю, если такая воля не проявится, то… возможна четвертая русская революция, она же - последняя… Для России она будет последней независимо от того, в какие цвета она будет окрашена – оранжевые, красные или коричневые.
Сталин (пыхнул трубкой, задумчиво прошелся по коврам). Полагаю, с вашим мнением, товарищ Мехлис, относительно готовности России к революции следует согласиться. Но революции в России не будет. Конец России придет без всякой революции: ее просто распродадут, потому что разворовать ее невозможно, она слишком богата для этого…
Президент (возмущенно).  Как это - распродадут? Я не позволю!
Сталин. А вас и спрашивать никто не станет, как не спрашивают сейчас, разворовывая ее…
Президент (нервно). Но все же воруют тайно! Никто же не делает это открыто, никто же признаётся, что он  - вор!
Сталин (с усмешкой). А вы маленький, ничего не понимаете, и ваше окружение ничего не видит и не понимает… У вас скоро дойдет до того, что люди из вашего окружения будут хвалиться друг перед другом тем, кто больше украл…
Мехлис. Вот-вот, именно: окружение-то и ворует больше всех. И у них не принято сообщать «кому следует», если страну грабят.
Сталин. Потому Президент должен контролировать все и всех сам! По крайней мере, проконтролировать министров и свое окружение совсем нетрудно…
Президент. Мне трудно с вами спорить. Но я обязан действовать в соответствии с Конституцией.
Сталин. В самом начале нашего диалога мы согласились, что Кон-ституция в определенных случаях – фиговый листок, которым при-крывают свое бессилие и неумение управлять страной.
Президент. Но так считаете вы…
Сталин (останавливается напротив Президента и внимательно смотрит на него). Я просто обязан заметить вам, что ваше пове-дение напоминает мне следование высказыванию одного из моих оппонентов – Муссолини, который говорил, что в мире больших денег и политики лучше всего действует один закон: «Для друзей – все, для остальных – закон». А неведением прикрываются все: и политики, и их друзья.
Президент. Товарищ Сталин, вы хотите сказать, что я действую в соответствии с этим законом?
Сталин. Я не хочу это сказать – я это уже сказал. Это, во-первых. А во-вторых, в соответствии с этим законом вы не действуете, а без-действуете… Разве вам не известно, что в политике бездействие равно действию?
Мехлис. Позвольте высказать догадку, товарищ Сталин? Относи-тельно бездействия Президента в сложившихся условиях?
Сталин. Хорошо, высказывайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что и действия Президента, и его бездействие направлены на создание условий для государственного переворота, после которого непременно случится революция!
Президент (прикрыв глаза и покачав головой). Товарищ Сталин, Мехлис бредит. Он мне уже надоел.
Сталин. Пусть бредит. Бред умных людей бывает полезнее речей образованных дураков. (Подумав). Мехлис, вы имеете в виду пере-ворот в том виде, в котором он был в России в 2008-2012 годах?
Мехлис. Нет, товарищ Сталин. Это будет настоящий переворот – с упразднением и разгоном всех ветвей власти – как и положено при перевороте.
Сталин (подумав). Я думаю, что переворот в том виде, в котором он был в 2008-2012 годах, может случиться еще раз, а революция в нынешней России невозможна –  ни до всяких переворотов, ни по-сле. Что это вы, Лев Захарович, краски сгущаете? Хватит лить рус-скую кровь…
Президент. Я уйду, подготовив преемника, поэтому никаких пере-воротов не будет. А насчет революции, товарищ Сталин, я согласен с вами полностью. Она невозможна.
Мехлис (с чувством). А я считаю, что революция неизбежна! Я со-мневаюсь в ее невозможности, товарищ Сталин.
Сталин. Ваша настойчивость, Мехлис, несколько удивляет, и, похо-же, не только меня. (Подумав). Хорошо! Тогда я хотел бы услышать от вас, товарищ Мехлис, как вы обосновываете, свою точку зрения на возможную революцию в современной России?
Мехлис (переминается с ноги на ногу). Товарищ Сталин… Я…
Сталин. Что такое, товарищ Мэхлис? Что вы, как школьник? Говори-те!
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что лучше мне обосновать свою точку зрения вам одному…
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Почему?
Мехлис. Это может быть… государственным секретом. А тут… (Мех-лис указал рукой на сидящих).
Сталин. Полноте, Мэхлис, играть в шпионов. Здесь все свои. Агенты влияния давно за пределами Правительства. Говорите.
Мехлис. Товарищ Сталин, я, в таком случае, снимаю с себя ответ-ственность за последствия.
Сталин. Мэхлис, ответственность – это не голова  и шинель, и даже не звезды на погонах, ее не так просто снять… (Президенту.) Я надеюсь, никто не ведет стенограммы этого заседания?
Президент. Я запретил. Но по итогам заседания будет принято по-становление.
Сталин (удовлетворенно кивает). Хорошо. (Мехлису.) Говорите.
Мехлис. Есть два сценария последней русской революции: по пер-вому сценарию, она может произойти в ближайшее время…
Сталин (перебивая). В ближайшие месяцы или годы?
Мехлис (уверенно).  В ближайшие три-четыре года. А  если этого не произойдет, то будет… (неожиданно умолкает).
Сталин. Ну, Мэхлис, смелее… Что будет?
Мехлис. Сначала, товарищ Сталин, будет переворот! А революция станет следствием этого переворота.
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, этот господин явно не в се-бе… Предложите ему прекратить оглашать глупости...
Сталин (с усмешкой, иронично). Глупости? А мне нравится слушать глупости моих соратников. Особенно, если соратник был в свое время «глазами и ушами» партии и правительства.
Мехлис (уловив поощрительную интонацию в голосе Сталина и приободрившись). Разрешите продолжить, товарищ Сталин?

Тишина. Слышно лишь, как Сталин мягко ступает по коврам.

Сталин. О каком перевороте вы говорите, Мехлис?

Мехлис хочет что-то сказать, но Сталин поднимает руку, останавливая его.

(Продолжает, сделав несколько шагов и пыхнув трубкой). Один раз, как я уже говорил, Президент совершил переворот. Я бы назвал его – оранжевым переворотом. Он состоял в том, что Президент избрал вместо себя с помощью народа нынешнего премьера, который подержал для него президентское кресло до следующих президентских выборов.  Все всё понимали, но никакой революции не произошло. А потом он снова стал Президентом. И все, на что оказался способен русский народ в условиях такого переворота – это подвигнуть писателя, актера и продюсера говорить правду людям . Но русский народ стал глух к правде. Он слышит только звуки дудочки Нильсов – Горбачева, Ельцина… Дудочки  Премьера и Президента наигрывают ельцинскую мелодию в обработке Чубайса и олигархов, основной мотив которой – обогащайтесь, как можете... Хотя Президент иногда сбивается и играет не по нотам – и тогда «невиновные» отправляются в свободную Англию или в лагерь… Побольше бы таких «сбоев» - глядишь, и мелодия стала бы политически правильной...
Мехлис (нетерпеливо). Разрешите продолжить?
Сталин. Хорошо, продолжайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, политическое самосознание народа…
Сталин (прерывает).  Бросьте, Мехлис! Нет у народа никакого  по-литического самосознания! Слишком велика разобщенность народа, чтобы можно было говорить о его политическом самосознании. Но вообще-то, самосознание, конечно же, есть. Самосознание русского народа в настоящий момент определяется двумя составляющими: жаждой обогащения любой ценой и страхом за завтрашний день.
Мехлис. Согласен. И желание обогатиться любой ценой есть, и страх есть. Но и революционное политическое самосознание есть! Правда, оно спит…
Сталин. Да, как медведь. Только весна в России не предвидится вообще. Поэтому этот медведь не проснется.  Все больше признаков того, что в России подмораживает. И это хорошо – с моей точки зрения…
Мехлис. Но я сделал анализ ситуации и пришел к иным выводам! В России в настоящее время налицо все три признака революционной ситуации!
Сталин (пристально смотрит на Мехлиса). Хорошо. Докладывай-те! Только по порядку: сначала о возможности революции в ны-нешней ситуации, потом о перевороте, а уж затем  о революции как следствии переворота. Но помните, Мехлис, «что для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без револю-ционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки револю-ционной ситуации в России в настоящее время?»
Мехлис. Масштабы воровства в стране настолько велики, что пред-ставления  о том, что все позволено, становятся  убеждениями пра-вящей верхушки. «Верхи» не могут  жить  по-старому: им большего подавай!  Если бы можно было украсть Кремль и Красную площадь, они бы это сделали не задумываясь!
Сталин (искоса, с любопытством, смотрит на Мехлиса). Кремль… И так уж - куда еще больше? Воруют сколько хотят, ответственности на несут, живут как эмиры… Куда больше, Мехлис?!
Мехлис. Я тоже так думал. Раньше. Пока не побывал как-то на од-ном предвыборном съезде или собрании, черт их разберет, этих нынешних, у них там на трехцветном флаге медведь был изобра-жен… Так вот на нем их главный, кажется, губернатор, говорит пол-ному залу своих сторонников, что мы, мол, столько уже правим, всего достигли, всего у нас в достатке, так что пора и о людях поду-мать. А из зала ему отвечают, что, конечно,  неплохо бы каждому из нас, ваших верных слуг, деревеньки по три-три четыре на двести душ каждая, а ему из зала отвечают, что столько, мол,  деревенек, чтобы на каждого хватило, уже нет –  все развалили, но можно, говорит, землицу поделить, а на нее таджиков завезти… Тут все так дружно зааплодировали, что я чуть не оглох… Я потом даже к себе доктора вызывал…
Сталин. Опять вызывал? Тогда на фронт из кремлевской больницы самолет вызывал, а сейчас… Ай, Мехлис…
Президент (Сталину). Вранье, товарищ Сталин, чистой воды вранье!
Сталин. Что, вранье? Что Мехлис самолет за доктором посылал?
Президент (нетерпеливо). Нет, собрание – чистое вранье…
Сталин (строго). Мехлис, это правда?
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Честное партийное…

Сталин  задумывается и  неслышно идет по коврам вдоль сидя-щих министров и вице-премьеров, словно приклеенных к креслам. Сталин не замечает их присутствия.

Премьер (в тишине его выкрик звучит так громко, что Сталин повернувшись несколько раз оглядывает его с головы до ног). Пусть Мехлис город назовет, где это было!

                Сталин вопросительно смотрит на Мехлиса.

Мехлис. Город? Пожалуйста: Воровоград!
Премьер (язвительно). А вот и нет такого города-то!
Мехлис (Сталину). Товарищ Сталин, там все выступающие, начиная выступления, говорили так, точно клялись: «Я, воровоградец»… Поэтому я решил, что и город, где все происходит и есть Воровоград!
Президент (задумчиво). Черт! Может, уже что-то переименовали? На деньги, наворованные ими из бюджета, они могут и страну пе-реименовать... Проснешься,  а ты уже Президент какой-нибудь дру-гой страны или вообще не Президент…
Мехлис (Сталину). Но одним из самых ярких свидетельств того, что верхи не могут жить по-старому, это недавнее заявление нового русского миллиардера о том, что необходимо разделить «ГАЗ-ПРОМ», чтобы одна его часть работала на Европу, а вторая – на Дальний Восток и Восточную Сибирь.
Сталин (мрачно). Дальновидное предложение. После раздела «ГА-ЗПРОМА» они разделят Россию. По уральскому хребту. Да, Мехлис, при мне такое предложение было бы  неоспоримым свидетель-ством, что верхи совсем не хотят жить… А при них (Сталин мах-нул рукой) это признак революционной ситуации…
Мехлис. А недавно, товарищ Сталин, Президент внес в Думу проект закона о возврате вкладов… Я думаю, это предложение – лакмусо-вая бумажка для членов правящей партии. Ведь это пробоина в борту правящего корабля…
Сталин. Вы думаете, с корабля побегут?
Премьер (с возмущением). Вы на что тут намекаете?!  Мы тут все по убеждениям.
Сталин. Скажите, Мехлис,  членство в какой-либо партии может стоить награбленного или украденного богатства?
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Ну-ну, Мехлис! Говорите!
Мехлис. В партии, где перебывали все олигархи, членство может быть дорого тем, кто еще недоворовал и недограбил…
Премьер. Как вы смеете, Мехлис?!
Сталин (поднимая руку с трубкой). Спокойнее. Здесь же не англий-ский парламент, наконец… Лучше назовите мне хотя бы одного члена вашей партии, который  в последние 20 лет трижды не отрекся бы от своих убеждений и не перебежал из партии в партию? Акт отречения от убеждений, если на карту поставлены большие деньги, большинству ваших людей совершить также просто, как выпить стакан воды.
Мехлис. Я с удовольствием добавил бы им в воду цианистого ка-лия…
Сталин. Вы слишком строги к ним, Мехлис… Это же люди, не пом-нящие родства, а к таким… я опущу это крепкое слово, каким хоте-лось бы их назвать, - надо относиться со снисхождением, ведь это их вера, - вера в то, что все позволено: предать, продать, отречься…
Президент (с возмущением). Ваши высказывания переходят все допустимые границы, господа из прошлого! Что все это значит?

Мехлис хотел что-то сказать, но Сталин остановил его жестом руки. Мехлис почтительно склонил голову. Он взволнован, что хорошо видно по мимике его лица.


Сталин. Это значит, что Мехлис охарактеризовал нам первый при-знак революционной ситуации в России.
Мехлис (возбужденно). Но главное, что при этом Президент,  зная, что происходит в стране, не предпринимает никаких мер по борьбе с ворами и внутренними врагами страны…
Президент (с усмешкой). Вы полагаете, что это и есть признак ре-волюционной ситуации?
Мехлис. Несомненно, если брать в совокупности нежелание верхов жить не воруя и ваше нежелание хоть как-то воспрепятствовать грабежу страны и государственного бюджета.
Сталин. А я думаю, что это и признак революционной ситуации, и, одновременно, свидетельство беспомощности и  деградации власти.
Мехлис (напористо). Есть и второй признак. В условия выживания поставлено фактически 80 процентов населения.
Сталин.  Да? И у вас есть этому доказательства?
Мехлис. Конечно. Одну минуту. (В руках Мехлиса появляется чер-ная папка. Разложив ее, зачитывает.) С доходом ниже 3422 рубля в месяц в России живут 13,4% населения. Это состояние крайней нищеты.
– В нищете живут 27,8% населения с доходом от 3422 рублей до 7400 рублей в месяц.
– В бедности живут 38,8% населения с доходом от 7400 рублей до 17000 рублей в месяц.
– «Богатыми среди бедных» являются 10,9% населения с доходом от 17000 рублей до 25000 рублей в месяц.
– На уровне среднего достатка живут 7,3% населения с доходом от 25 000 рублей до 50000 рублей в месяц.
– К числу состоятельных относятся граждане с доходом от 50 000 рублей до 75 000 рублей в месяц. Их число составляет 1,1% населе-ния России.
Так называемые богатые составляют 0,7% населения. Их доходы оцениваются свыше 75000 рублей в месяц.
Из приведенных данных видно, что первые три группы (нищие, в том числе живущие в крайней нищете, и бедные) составляют ровно 80% населения современной России. Это почти 113 миллионов человек. Полагаю, что в России нужда в той или иной степени коснулась не менее 100 миллионов.  Обострение нужды  выше обычного…  Это второй признак революционной ситуации.
Сталин. И давно здесь так?
Мехлис. Давно. Очень давно.
Сталин. Вы нашли этому объяснение, товарищ Мехлис? Это очень важный момент!
Мехлис. Не нашел.
 Сталин. Странно. Вы всегда находили объяснения и виновных…
Мехлис. Здесь всегда было и будет так… Нищета и воровство – единственное, что в России сейчас стабильно как никогда…
Сталин. Это не причина держать народ в нищете.
Премьер (сокрушенно). Товарищ Сталин, ну о какой нищете нам тут Мехлис вещает, если средняя заработная плата в стране почти 26 с половиной тысяч рублей!
Сталин. Это ваш Росстат подсчитал?
Премьер (убежденно). Конечно! Я не понимаю, как Мехлис увидел нищету при такой средней заработной плате?! У нас высоко обес-печенный народ! И эту обеспеченность народа на нынешнем уровне мы постараемся сохранить в течение всего времени нашего пребывания у власти.
Сталин.  То есть, все это время будете держать народ в нищете. Ко-нечно, что же будут воровать ваши приспешники, если государи не будут держать народ в нищете?
Премьер (возмущенно). Нет, я определенно не понимаю, к чему вы клоните! Наша статистика утверждает обратное!
Сталин. Насчет вашей статистики я уже высказывался. Что же каса-ется средних величин, то я могу сказать следующее. В реке утонула лошадь. Воды в реке, в среднем, было лошади по копыто… А на из-готовление колбасы рябчиковой с кониной, в среднем, уходит одна тушка рябчика на тушу лошади…
Премьер. Но и при вас доходы людей были нищенскими - чтобы только выжить…
Сталин. При мне были зарплаты, а не доходы. Это, во-первых, а во-вторых, если вы еще не забыли, у меня касса для всего народа была одна, я имел возможность контролировать зарплату и, естественно, экономил. Да и потребности, господа, в те времена были другие…
Премьер (обличающе). Вот. Экономили-таки.
Сталин. Экономил, чтобы построить тяжелую индустрию, способную производить танки и пушки, чтобы страна с великой историей не была похоронена мировым империализмом.
Премьер. А может было бы лучше, чтобы ее похоронили? Вместе с вами, конечно?
Сталин. Последний вопрос оправдывает вас и ваш первый вопрос. Но народ и так скоро поймет не умом, а крепким местом, с кем имеет дело. Да и то – может быть, поймет. Так скажите мне, господа демократы: а вы-то для чего экономите? Зачем? Чтобы было что воровать вашим приближенным и олигархам?
Премьер (с гордостью). А мы не экономим.
Сталин (с усмешкой). Да, это заметно… Забивка одной сваи на не-которых олимпийских объектах в Сочи, в городе вечного лета, стоит у вас четыре миллиона рублей.
Премьер. Мы не экономим в вашем понимании. У нас иная эконо-мическая система.
Мехлис. Нет у них, товарищ Сталин, никакой системы, кроме кор-рупционной и воровской…
Сталин. Что вы на  это скажете, господин Премьер?
Премьер (гордо). Мы с ней боремся!
Сталин. Особенно это заметно по Министру обороны, Рослизингу и олимпийским объектам…
Премьер. Это издержки больших начинаний! Это издержки больших реформ!
Мехлис. За такие издержки – десять лет без права переписки… А за реформы – двадцать…
Сталин. Что вы, Мехлис! Сейчас в России отдать под суд человека, укравшего миллиард, считается государственным преступлением.  Народ этого не знает, потому, как всегда, не думает.
Премьер (в негодовании). У нас все по закону. У нас правосудие!
Сталин. Эту сказку для политически незрелых людей - про закон - мы с Мехлисом уже слышали… Внукам на ночь будете рассказывать про законность в России и правосудие во время вашего правления. Как подметил один умный человек, у вас на смену организованной преступности 90-х пришла организованная ею законность . Навер-ное, поэтому у вас Смердюков, при котором разворовывали мини-стерство обороны, вместо обвиняемого является бывшим министром потерпевшего ведомства. (Президенту). Почему же до сих пор не выработан эффективный механизм борьбы против коррупции и растащительства?
Президент. Мы работаем.
Мехлис. Не верьте, товарищ Сталин, они ничего не делают.
Сталин. А я никому и не верю. Что может быть лучшей основой для полноценного сотрудничества, чем здоровое недоверие?  (Прези-денту). И все-таки Мехлис прав: ничего вы не делаете… Почему?
Мехлис (нетерпеливо, резко, с нажимом.) Потому, что таким обра-зом он хочет  создать условия хаоса и неуправляемости в стране и совершить переворот.
Президент (перебивая Мехлиса, обращается к Сталину). Товарищ Сталин, я же говорю, этот человек не в себе…
Сталин. Подождите с переворотом, Мехлис! В самом деле: зачем ему еще какой-то настоящий переворот? У Президента и так доста-точно власти… 
Мехлис. Но он же ее не использует!
Сталин. А может быть, как раз наоборот?
Мехлис (растерянно). Как?... (После короткого размышления). Мо-жет, конечно…
Сталин. Мехлис, давайте по порядку. Сначала о том, почему мы до сих пор не наблюдаем революции, если верхи не могут жить не во-руя все больше и больше, народ живет в крайней нищете,  и Пре-зидент уже не может жить по-старому, а потом уж про переворот. 
Мехлис. Потому что пока еще слаба третья  составляющая револю-ционной ситуации, но она, несомненно, присутствует. Хотя при определенных обстоятельствах может быть достаточно и такой тре-тьей составляющей, слабенькой…
Сталин (взвешивает в руке дымящуюся трубку, потом задумчиво качает головой). Вижу, почти все присутствующие смотрят на вас, Мехлис, как на оракула, говорящего совершенно непонятные вещи. Вас не понимают. Объясните им, Мехлис, что такое третья состав-ляющая в революционной ситуации.
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин. (Поправил ремень, подтянул портупею). Для того, чтобы революционная ситуация переросла в революцию, необходимо, «значительное повышение, в силу ука-занных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей об-становкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению».
Сталин. Мехлис, как бывший редактор «Правды», вы, конечно, мо-жете  удивить меня тем, что помните эти слова наизусть. Меня мо-жете, но не их (Сталин обвел дымящейся трубкой присутствую-щих). Они не знают, кому принадлежат эти слова, поэтому ваша эрудиция здесь только для меня. Они же не знают прошлого,  иначе они  хоть как-то отреагировали бы на вашу реплику… Что ж, Мехлис, историческая память правителей – это проявление генетического родства со своим народом. Здесь, как видите, его нет. Так что вы попроще объясните господам, чтобы поняли. Не стесняйтесь сказать правду.
Мехлис (твердо). Товарищ Сталин, я же интернационалист: я все нации ненавидел одинаково. Поэтому скажу.
Сталин. Когда такое длинное предисловие, значит, человек хочет увильнуть от прямого ответа…
Мехлис (нахмурившись).  Буду краток. Третья составляющая рево-люционной ситуации – это не просто активность масс, ибо актив-ность сама по себе - это проявление стихийности. Третья составля-ющая революционной ситуации – это наличие организующей силы, способной поднять массы, повести их за собой, получить с массами все, что нужно организующей силе,  а потом в той или иной форме присвоить полученное массами и заставить массы работать на себя!
Сталин (аплодирует). Браво, Мехлис, вы превзошли самого себя, но так и не сказали нам, что же это за организующая сила.
Мехлис. Это, товарищ Сталин, наиболее активная часть населения, всегда приходящая в революцию.
Сталин (усмехается). Так и не хотите сказать прямо… Тогда ответьте: откуда пришла эта наиболее активная часть населения, поднявшая массы на борьбу с самодержавием в России в 20-м веке?
Мехлис (с неохотой). Ну… из-за черты пришла…
Сталин (с усмешкой). Из-за какой такой черты? Ну-ну, вы же интер-националист, Мехлис, большевик… Большевики не лгут…
Мехлис (опустив голову). Из-за черты оседлости….
Сталин. Ага! Наконец-то… И дальше, Мехлис! Что было дальше?
Мехлис. Пришедшие из-за черты оседлости стали той силой, которая повела массы к победе революции.  Я был в их числе.
Сталин. Конечно, не оставаться же было вам артиллеристом в им-ператорской артиллерии...
Мехлис (патетично). Но я всем сердцем воспринял революцион-ный подъем масс и когда понял, где главный фронт борьбы за светлое будущее…
Сталин (перебивает, насмешливо)… всего человечества…
Мехлис (продолжает, не улавливая иронии)… всего человечества, я пошел на борьбу…
Сталин. И обрели личное счастье и благополучие… за счет русского народа…
Мехлис (растерянно). Да, конечно… А разве вы с товарищем Ле-ниным не для этого задумывали и делали революцию?
Сталин (с усмешкой посмотрев на Мехлиса). А все-таки я правильно сделал, что не расстрелял вас, Мехлис! И всех ваших…  Мне что-то подсказывало,  что в вашем народе я выбрал правильную опору на время проведения революционных преобразований в стране. Без ваших товарищей, Мехлис, не было бы ни красного террора, ни ЧК, ни гонений на православную церковь,  ни эмиграции 22-го года, ни Беломоробалтийского канала, ни Соловков… И ГУЛАГа без ваших не было бы… Который ваши же потом и описали, а все зверства приписали мне, как будто это я учил их истреблению людей… Ваши зверствовали, Мехлис… Землячка еще в двадцатом году едва не превратила Черное море в красное - от крови…
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Что, товарищ Сталин? Я уже без малого сто лет - товарищ Сталин…
Мехлис. Товарищ Сталин, у революционеров нет национальности…
Сталин (с усмешкой). Это всего лишь оправдание, Мехлис. Красками национального характера, как и кровью, окрашивается любая революция.
Мехлис. Но… вы же сами признали, что без наших… даже вы – ни-куда…
Сталин. Куда же без вас. Вы как плесень – всюду приживаетесь… Где надо судорогу пустить по народу – кого направить на такое правильное дело? Только ваших, Мехлис, - другие-то совершенно неспособны. Ну, может, еще немцы… Только они смогли придумать фабрики смерти… А вообще, Мехлис, у ваших в России, всегда две социальные роли: вы либо жертвы власти, либо ее верные помощ-ники…
Мехлис (обиженно). Товарищ Сталин…
Сталин (с зловещей усмешкой). Это шутка. Спишите ее на мою па-ранойю…
 
Тишина. Ни одного слова среди присутствующих. Слышно, как Сталин раскуривает трубку. Он сосредоточен на этом, ни на ко-го не смотрит.

Сталин (снова с усмешкой). Что притихли, господа правители?

                Тишина.

Мехлис. Товарищ Сталин, у господ правителей от ваших мыслей  заклинило извилины.
Сталин. Вы, Мехлис, всегда были по натуре провокатором и обли-чителем – это у вас от библейских пророков осталось в генетической памяти. Не обижайте этих людей – они правят нынешней Россией! Итак, Мехлис,  мы выяснили: чтобы была революция, нужны соответствующие кадры из-за черты оседлости. Сейчас такой черты нет… (С усмешкой.) Может, стоит ее снова ввести, чтобы было откуда приходить революционным кадрам? А, Мехлис?
Мехлис (растерянно). Но… товарищ Сталин, это же международный скандал и стопроцентная неизбежность революции… И вообще… такое в современных условиях просто невозможно… Это полная изоляция страны…
Сталин. Вы, Мехлис, с годами совершенно утратили чувство юмора. Конечно, невозможно. Тогда откуда же в современной России возьмется наиболее активная, революционная часть населения?
   
Молчание. Сталин проходится по коврам, пыхает трубкой. Оста-навливается напротив Мехлиса.

Может, вы, Мехлис, выводя формулу современной русской рево-люции, не учли, что ваших сейчас стало уже не так много. Вы долж-ны понимать, что русские не способны возглавить революцию. Мы, русские, способны только на бунт. Это стихийное бедствие, хоть и имеющее социальную причину, но совершенно бессмысленное, как говорил великий поэт. Как бывший семинарист, говорю: Господи, убереги Россию от проявления русской революционной иници-ативы…
Мехлис (задумчиво). Может, я что-то и не учел. Но неужели тем немногим нашим, - как открыто выступающим против режима Пре-зидента, так и желающим к ним примкнуть, но сомневающихся в должной оплате их деятельности, не помогут наши олигархи? Ведь согласно моему анализу  именно олигархи должны в первую оче-редь проявить заинтересованность в революции и соответствующим образом профинансировать наших людей для осуществления планов по развалу России.

Сталин  прошелся по коврам, часто останавливался, задумчиво дымил трубкой…

Сталин. В который раз убеждаюсь в правильности своего решения, что не расстрелял вас, Мехлис… Вы хороший аналитик! (Обращаясь к Президенту). Что вы нам скажете теперь, товарищ Президент?
Президент. Рациональное зерно в бредовых рассуждениях Мехлиса, несомненно, есть… Но главный  подстрекатель к бунту недавно умер в Лондоне, второго  я давно посадил…
Сталин. Когда умирают враги – это хорошо. А сажать надо так, что бы из посадок не вырастал протест. А у вас вырастает… Надо правильно готовить народ к посадочной страде…
Президент. Я это уже учел.
Сталин. Хорошо, когда ученик понимает своего учителя…
Президент. Я не считаю себя вашим учеником…
Сталин. В России, да и во всем мире,  ни один лидер не может не учитывать мои методы управления и воздействия на народ. Вы не исключение. И в главном мы  поняли друг друга: чтобы больше не было революций в России, надо ликвидировать их финансовую базу в лице конкретных олигархов - носителей антигосударственных настроений, и тогда внесистемная оппозиция, лишенная финансовой поддержки, зачахнет сама собой... Только даже в таких условиях необходим  жесткий контроль и нажим с помощью ФСФК, ФСБ, ОМОНа и прочих средств умиротворения…
Президент. Я понимаю…
Сталин. И вы не только это понимаете – вы этому следуете. И это вселяет в меня надежду. Но вы часто бываете непоследовательным, особенно в отношении своего близкого окружения. А что вы скажете, товарищ Мехлис?
Мехлис. Скажу, что не все так просто. Президент многое  из жела-емого им выдает за действительное, кроме, конечно, факта смерти Бориса и посадки Михаила. Остальные олигархи на свободе и про-должают обогащаться за счет России. Никто не убедит меня в том, что деньги, поступающие их-за рубежа всяким некоммерческим структурам для организации антиправительственных выступлений, не являются деньгами и наших олигархов.
Президент. У вас есть доказательства этому?
Мехлис. Россия – слишком лакомый кусок для раздела, чтобы ис-кать этому доказательства. Примите это на веру, товарищ Президент.
Сталин (Президенту). Не спорьте. По-моему, Мехлис, прав. Не только империалисты финансируют внесистемную оппозицию. Свои тоже не отстают. Поэтому необходимо бдительно стоять на страже интересов России, прежде всего, внутри самой России. (Мехлису). Так что, товарищ, Мехлис, выходит вы погорячились с революцией в ближайшие три-четыре года?
Мехлис. Нисколько, товарищ Сталин. Если наши рекомендации останутся без внимания Президента, беды не избежать… Три  де-сятка наших смогут поднять народ, если учесть, что народ к рево-люции готов, как перезревшая дева к замужеству…
Сталин. Три десятка… Где же найдется столько акцентуированных личностей, революционеров по складу характера, которые смогут обольстить, увлечь и возглавить народ? Черты-то ведь нет… А, Мехлис, что скажете?
Мехлис (уверенно). Товарищ Сталин, стоит ведь только немного  потрясти  генеалогическое древо некоторых русских, как с него неожиданно посыплются  галахические евреи . А среди нас, сами знаете, процент революционеров по духу очень высок.
Президент. И что это означает?
Мехлис. Это означает, что в России есть кому возглавить револю-ционные процессы. Зря что ли римляне рассеяли нас по всей Земле? Пятая колонна революции есть в любой стране. Только мы можем замутить народ настолько, чтобы он вдруг осознал свое положение, как отвратительное, и пришел к революции.  Конечно, плохо, что нас, евреев, здесь перестали притеснять… Если бы притесняли, то мы быстрее дозрели бы до необходимости усовершенствования окружающей жизни с помощью сил титульной нации…
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, у нас такие речи называются экстремистскими, и за них полагается уголовная ответственность.
Мехлис (с иронией). Да не уж-то десять лет  с правом переписки  по приговору Басманного суда города Москвы?
Президент. Вы еще пожалеете об этих словах…
Мехлис (с усмешкой). Да? А я  думаю, жалеть придется все-таки вам…
Сталин. Довольно! Что вы, ей-богу, как дети… (Президенту). Если вы полагаете, что в словах Мехлиса нет и искры истины, то вы глубоко заблуждаетесь! И о какой уголовной ответственности вы говорите нам – пришельцам из прошлого? И вообще, вы отвечаете за то, кому вы угрожаете?!
Президент. Я не угрожаю. Я говорю как есть…
Сталин. Не надо нам ваше «как есть», вы лучше прислушайтесь к словам Мехлиса,  - «как может быть»…
Президент. И все равно: чтобы Мехлис ни говорил, - революции в России в ближайшие три-четыре года, как он вещает, не будет!
Сталин. Хорошо. Допустим, вы правы. Теперь давайте поговорим о предполагаемом Мехлисом перевороте. Мехлис, что это за пере-ворот, который, как я понял, произведет, по вашему мнению,  сам Президент?
Мехлис. Переворот – это совсем другое. Именно в результате пе-реворота станет неизбежной революция в России.
Сталин (нахмурившись). Мехлис, переворот, революция – это слишком много даже для России… Переворот – это захват власти без революционной ситуации.  Вы всерьез утверждаете, что это сделает сам Президент?
Мехлис. Так точно: сам Президент.
Сталин (вопросительно  смотрит на Мехлиса). Мехлис! Вы слы-шали, что сказал товарищ Сталин? Один переворот – оранжевый – Президент уже совершил. Вы имеете в виду еще один такой же пе-реворот?
Мехлис. Нет, другой.
Сталин. Не понимаю! Что значит – другой? Переворот совершит другой политик?   
Мехлис. Переворот совершит действующий Президент. Но сам пе-реворот будет другим.
Президент (с усмешкой, отрицательно качает головой и далее говорит твердо, без сомнения). Ламброзо был абсолютно прав: среди евреев в шесть раз больше сумасшедших… Ведь вы, Мехлис, настоящий галахический  еврей?
Мехлис (уверенно). Я этого не скрываю, и я могу считать себя кем угодно, но вопрос моей национальности, в конце концов, не в моем ведении! Им ведает государство: кем прикажет, тем я и буду. 
Президент. Интересно…
Сталин (изобразив дымящейся трубкой подобие цифры «5» в воз-духе).  Мехлис, паспорт при вас?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Посмотрите, что там написано в графе «национальность»?
Мехлис. У меня паспорт нового образца. Там национальность не указана – такой графы нет .  Значит, ее у меня нет.
Президент. Чего у вас, Мехлис, нет?
Мехлис. Национальности.
Сталин (Президенту. Говорит медленно, с расстановкой). Вот. Видите.  В современной России  все люди одной национальности. Все - марсиане. (С усмешкой).  Включая лиц кавказской  национальности. И француза Депардье. Если судить о нем по российскому паспорту. Продолжайте, Мехлис. Что там, по-вашему, задумал действующий Президент?
 Мехлис (с напором, запальчиво). Своими действиями, а по сути – полным бездействием, он создает в стране состояние хаоса и без-закония. Тайные враги России и расхитители общественного богат-ства, точно волки, рвут страну, словно свою добычу, а Президент кивает на органы, которые, как пояснил Премьер, требуют самой тщательной чистки от оборотней в погонах и тайных агентов импе-риалистических разведок.  Основываясь на многочисленных фактах, всем известных, я уверенно заявляю: мои подозрения обоснованы! Сопоставьте факты -  и получите картину нарастающего хаоса и назревающего политического кризиса. Когда хаос и кризис сойдутся и возьмут народ за горло железной хваткой безысходности, то Президент, обратившись к народу и сославшись на невозможность терпеть далее чиновничий беспредел и безответственность соратников, распустит представительные органы, запретит партии, а попытка сделать это уже была ранее и была успешной,  и введет чрезвычайное положение своим указом. Он запретит выборы на всех уровнях, включая выборы Президента. Это будет аналог 18 брюмера VIII года по республиканскому календарю Франции…
Сталин. (Внимательно смотрит на Президента).  Мехлис, товарищ Президент не похож на Бонапарта, хотя некоторые черты сходства имеются… У обоих мало волос на голове… На Бонапарта больше похож Премьер. У него была возможность стать Бонапартом, но он ей не воспользовался. Фортуна не любит послушных. 

Сталин повернулся и стал удаляться от Мехлиса. При этом он несколько раз дымнул трубкой. Это был признак того, что Ста-лин еще не закончил говорить и обдумывает следующую фразу. Вернувшись назад, остановился в нескольких шагах от Мехлиса и продолжил.

        Но - предположим, что вы, Мехлис, правы, и Президент идет на такой шаг, и прекращает творимый беспредел. Никакого воровства олигархами, никакой распродажи национальных богатств буржуа-зией, все воры сидят в тюрьме. В бюджете скапливаются огромные деньги, которые Президент, как отец нации, направляет на соци-альные программы, повышает пенсии, делает абсолютно бесплат-ным образование, медицину,  привлекает к управлению страной не принципу «пусть подлец, но это же свой подлец», а по тому, насколько честен, грамотен и умен будущий чиновник…  Зачем тут еще какая-то революция? Которая, по-вашему, не только возможна, но и неизбежна? И кто будет ее вершить?
Президент. Товарищ Сталин, то что, что говорит Мехлис, это - пара-нойя… Переворот невозможен!
Сталин (пристально смотрит на Президента). Паранойя? Мне однажды поставили такой диагноз, - и для врачей, которые его по-ставили, он оказался смертельно опасным… Медицина очень тонкая вещь… Никогда не торопитесь с медицинскими заключениями, даже если вы Президент. (Подумав.) А что плохого в таком перевороте, о котором говорит Мехлис?
Президент. Это невозможно. У нас демократия.
Сталин. Никогда еще и нигде демократия не являлась аргументом в пользу невозможности какого-то бы ни было переворота. Или вы это не всерьез? Шутите?
Президент. Нисколько. Я приверженец демократии. Поэтому ника-ких переворотов.
Сталин (с усмешкой). Кроме оранжевых…
Президент (недовольно). Это было необходимо в интересах страны, в которой демократия находится в стадии становления.
Сталин. Хорошее объяснение для последовательного демократа… Но если принять во внимание объяснения Мехлиса, то ваш оран-жевый переворот был в интересах политической и воровской ту-совки страны… Вы же никого из воров не посадили.
Президент. Но Навального-то я уж посажу!... По закону! А вообще, вы можете иронизировать, сколько хотите. Меня это трогает. 
Сталин. Что вы! Какая ирония! Я считаю, что для удержания власти подходят любые средства.
Президент. Кроме репрессивных…
Сталин. Репрессии в виде чисток партийных рядов необходимы, чтобы исключить саму возможность возникновения оппортунизма и оппозиционных настроений  внутри самой партии. Вот вы уверены, что в правящей партии нет ваших тайных врагов?
Президент. Врагов? Да у меня их вообще нет. До недавнего времени их у меня было два. Один недавно умер в Лондоне. Он был не только моим врагом, но и врагом демократии.

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин. Ваша приверженность демократии не может не настора-живать. Мехлис, скажите, вы верите (указывает трубкой на Пре-зидента) словам этого человека? И как вы думаете, он всерьез ве-рит в демократию в России или это слова политика, желающего быть избранным на следующий срок? Как говорил один великий писатель, родиться наивным не позор, но жить таковым – стыдно . А Президент у нас все-таки из тех людей,  которым бывает стыдно, но при этом совсем не наивный человек!

Мехлис ошалело смотрит на Сталина. Он явно в замешатель-стве.

Что скажете, Мехлис?
Мехлис. О чем, товарищ Сталин?
Сталин. О демократии в России.
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, что при демократии в результате выборов русский народ получает новых хозяев, которые очень похожи на временщиков, желающих одного – ободрать! Их кредо:  «Ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков — ничего. Так, мол, само собою случилось, — поди доискивайся!» 
Сталин. Согласен. Как ни  крути, а ты, Мехлис, прав… Ничего не ме-няется в России – ни при генсеках, ни при Президентах…
Мехлис. При вас все было иначе!
Сталин. Мехлис…  я был немного иной фигурой… Я только фор-мально назывался - генеральный секретарь.
Мехлис (с почтением). Да, вы были Хозяин…
Президент. Время такого правления прошло… Сейчас возможна только диктатура закона.
Сталин (с иронией). Особенно это заметно в России с началом тре-тьего срока вашего президентства.
Президент. Я просто не знаю, к чему отнести вашу иронию...
Сталин. Отнесите ее к России. Россия и законность суть вещи несовместимые. Что такое законность? Это, во-первых и прежде всего, способность к соблюдению законов всеми субъектами права, включая не только граждан, но и министра обороны, и чиновников, и самого Президента. А уж во-вторых, это – уровень или степень соблюдения законов. События, происходящие в России, говорят о том, что законность в России  - это миф,  мираж…  Россией должна править воля. Когда это происходит, тогда Россия прорубает окно в Европу, делает вольными дворян и бесправным народ, выигрывает войны и создает атомную бомбу… Безволие для России смертельно. Горбачев показал это всему миру.  Законы пусть торжествуют на Западе.
Премьер. Но мы – цивилизованная страна, а не восточная деспотия!
Сталин. Разве я против цивилизованности? Нисколько! Но для Рос-сии будет лучше, если в ней установится режим цивилизованной деспотии.
Мехлис. Вот и я об этом! О том, что если не будет в ближайшие годы революции, то в России, в результате переворота, будет установлена цивилизованная деспотия.
Сталин. Мехлис, мне все труднее следовать за вашей мыслью. Вы нас совсем запутаете! А что же революция, которая последует за переворотом и погубит Россию? Будет ли она? И кто будет ее дви-жущей силой?
Мехлис. Всякая деспотия заканчивается революцией. А движущей силой постпереворотной революции будет буржуазия! Буржуазия, которая, как вы указывали, мечтает продать несметные богатства России Западу и Востоку, не потерпит переворота, призовет к свер-жению президента-диктатора, выведет революционный народ на улицы, который свергнет диктатора, а власть перейдет в руки про-дажной буржуазии, давно обустроившейся на Западе и вложившей наворованные деньги в западные активы. Нынешняя российская буржуазия видит в своей стране сырьевой придаток развитых стран, потому что буржуазия в России не национальная, она – транснациональная... У крупной российской буржуазии нет родины, ее родина – деньги… А эта революция даст буржуазии возможность осуществить большой и последний хапок национальных богатств России. Буржуазия ничего не делает просто так: ей всегда нужно получить прибыль – будь то война или революция, голод или стихийные бедствия. За организацию свержения президента-диктатора они получат «законное право» хапнуть все богатства России вместе с дешевой рабочей силой – русскими мужиками, маргиналами по своей сути, готовыми работать за три стакана водки в день – утром, в обед, вечером….
Президент. Вам бы фэнтези писать, товарищ Мехлис… Откуда такая ненависть к русским мужикам?
Мехлис. Ненависть – это всегда личное. А у меня ничего личного, господин Президент. А вместо фэнтези, я лучше бы написал закон, в котором   предусмотрел   конфискацию имущества в качестве обязательного дополнительного наказания за экономические пре-ступления,  ограничив размеры конфискуемого имущества стоимо-стью похищенного у граждан,  и, напротив,  обязал бы виновного вернуть в два раза больше,  если он украл не у гражданина, а у гос-ударства, с зачетом, конечно, стоимости конфискованного. Предла-гаемая мною мера остановила бы разграбление государства и по-могла бы предотвратить революцию в России, а значит, и сохранить саму Россию.
Президент. Мера… Это не мера, это - фэнтези… А как быть в том случае,  если у виновного нет столько имущества?
Мехлис. Тогда пусть за каждый невыплаченный рубль шьет пару рукавиц в лагере…
Президент (обращаясь к Сталину). Но это же пожизненное заклю-чение для большинства?! И мы, в таком случае,  всю страну и весь мир завалим своими рукавицами! Даже космос завалим…
Мехлис. Не опасайтесь, не завалите. Количество непременно очень быстро перейдет в качество, и останется только одна пара рукавиц, и она вам понравится…
Президент (с непониманием смотрит на Мехлиса, затем на Ста-лина). Простите, но я не понял…
Сталин. Товарищ Мэхлис намекает, что лучше иметь одни ежовые рукавицы на руках Президента, чем сотни миллионов или милли-арды рукавиц, пошитых заключенными, – последнее экономически невыгодно…
Президент (растерянно). Но Европа, Европейский Союз, «большая семерка»… нас не поймут…
Сталин. Лучше иметь порядок в стране, чем быть «большой ше-стеркой» у «большой семерки»…
Президент (Сталину). Понимаю, вы шутите, но Мехлис…
Сталин. Товарищ Мехлис тоже шутит.
Президент (хмуро). Шутит он… как же… (Далее уверенно). Даже если на каждые  десять рублей превышения они будут шить пару ру-кавиц, это все равно для большинства это пожизненное… Лучше сразу замочить в сортире!
Мехлис (встрепенувшись, с удивлением). Замочить? В сортире? (Разводит руками.) Товарищ Сталин, но этим стране будет нанесен непоправимый политический ущерб на международной арене: ведь пытки в любых формах и видах запрещены и Всеобщей декларацией прав человека, и Пактом 66-го года, и Декларацией 75 года  и, наконец, Конвенцией 84 года!

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин (Мехлису). Не знал, что вы, Мехлис, такой знаток междуна-родного права. Но Президент снова шутит. Никого замачивать в сортире в прямом смысле не будут: так иносказательно Президент выразился однажды о применении ВМН , правильно высказался, что в определенных случаях необходимо применять ВМН.
Мехлис (облегченно). ВМН… надо же так зашифровать…
Сталин. Интеллектуалы, особенно те, которые ведут свой род от живших в Содоме и Гоморре, были очень возмущены этим заявле-нием Президента в столь опрощенно-народной форме, но народ услышал главное – и поддержал Президента.
Премьер (Президенту). Присутствие этих товарищей становится невыносимым. Как можно ратовать за возрождение смертной казни, отрицание демократии в России, введение конфискации имущества за мошенничество, присвоение или растрату, да и вообще за все экономические преступления?! Это же чистая азиатщина!  Пора, пора заканчивать этот балаган!
Сталин. Категоричность суждений и нежелание выслушать аргу-менты другой стороны всегда были признаком политической огра-ниченности. Мне кажется, мы с Мехлисом достаточно ясно обосно-вали, что в России нет демократических традиций, а следовательно, нет и корней демократии, и применение к сложившей ситуации в России предлагаемых нами мер могли бы сохранить страну. Все ваши беды – от подражания Западу и стремления к какой-то мифи-ческой демократии в России. Объявление России демократической страной – действие сродни тотальному обрезанию: для здоровья полезно, но обрезанные христиане никогда не станут иудеями…

                Премьер удивленно смотрит на Сталина.

Премьер. Значит, все, что мы делаем – бессмысленно?!
Сталин. Нет, конечно, не бессмысленно. То, что делаете вы, – вред-но. А зло всегда имеет больший смысл, чем добро.
Президент (задумчиво). Пожалуй, я согласился бы с Премьером и  немедленно отправил бы вас назад, но меня интересует один во-прос… Один очень существенный вопрос… (Думает). Господа мини-стры и вице-премьеры, покиньте зал… Охрана, проследите, чтобы никого не оставалось в вестибюле перед дверью нашего зала.
               
Министры и вице-премьеры встают и молча, с недовольными лицами, покидают зал заседаний. Президент ждет, когда все выйдут.


                К А Р Т И Н А   С Е Д Ь М А Я


Президент. Всё. Никого лишнего здесь нет. Ответьте мне, товарищи, на простой вопрос: что надо сделать, чтобы в России не было новой буржуазной революции,  о которой говорит Мехлис? Да и вообще – революции?

         Сталин и Мехлис с интересом смотрят на Президента.

Сталин (Президенту). Значит,  Мехлис прав?
Президент. Я не понял сути вопроса, товарищ Сталин. В чем прав Мехлис?
Сталин. В том, что вы задумываете переворот по Наполеону?
Президент. Предположим. Но я должен предвидеть последствия своих шагов. Я отвечаю за страну. Помогите мне понять последствия предполагаемых событий.
Сталин. Хорошо. Это государственный подход. Мне приятно иметь дело с государственниками, в какую бы эпоху они не жили. Что скажете, Мехлис?
Мехлис. Товарищ Сталин, тут нужен несколько  иной политический анализ, а я, к сожалению, не в должной мере владею им…
Сталин. Кто нужен, чтобы этот анализ провести?
Мехлис. Руднев.

Сталин внимательно смотрит на Мехлиса. Пыхает трубкой, думает. Президент и Премьер удивленно смотрят на Мехлиса и, одновременно, следят за реакцией Сталина.

Сталин. Хорошо. Давайте пригласим Руднева.
Премьер (удивленно). Руднева?  А чем нам может помочь капитан «Варяга»?
Сталин. Руднев, о котором говорит Мехлис, не капитан «Варяга», хотя когда и имел когда-то такое звание – капитан. Наш Руднев не родственник тому Рудневу. (Усмехнувшись.) И даже не однофами-лец…
Президент. Опять загадки!
Сталин. Никаких загадок. Мехлис, пригласите дух товарища Руднева.
Мехлис. Это не совсем удобно, товарищ Сталин. Максим Алексан-дрович может послушаться только вас…
Сталин. Вы правы, Мехлис. (Обращается в пустоту зала). Максим Александрович, я знаю, что вы здесь, совсем недалеко… Согласитесь помочь нынешнему правителю России. Дайте нам… консультацию…
               
                Тишина.

                К А Р Т И Н А   В О С Ь М А Я


Спустя несколько секунд из воздуха с легким шипением материа-лизуется дух Руднева. Это худой человек, волосы с проседью, на вид – лет семьдесят. Имеет одеяние маршала Советского Союза.  Бодр.  Выправка кадрового военного. Почтительно раскланива-ется со Сталиным и едва заметно кивает Мехлису.  Что любо-пытно, Сталин отвечает Рудневу почтительным поклоном го-ловы. Мехлис выглядит испуганными и как-то приниженно кива-ет. На  кителе Руднева орденская планка из десятка или более рядов,  отдельно висит  медаль «За спасение утопающих».  Глаза горят неистовым блеском, однако  во всем облике чувствуется усталость, и эта усталость не физическая, а, скорее, душевная… Удивительная деталь, что никто из присутствующих, кроме Сталина и Мехлиса, не ЗНАЮТ этого маршала! И еще более уди-вительное: никто из присутствующих, похоже, вообще не знает,  кто такой маршал Руднев…

Сталин (с почтением). Ну, здравствуйте, капитан Руднев… Рад вас видеть… (И, обращаясь к присутствующим). Нет-нет, он, конечно же, Маршал, он даже больше, чем Маршал… Я назвал его так по  старой привычке, когда Маршал Руднев, был еще совсем молодым капитаном, да и после я его звал просто Максим…

(Руднев, вздохнув, опустил голову и, соглашаясь, несколько раз кивнул).

Руднев. Здравствуйте, товарищ Сталин. Вас осмелились потревожить современные вожди?
Сталин. Да, Максим. Потревожили. А я уж, по старой привычке, по-тревожил тебя… Ты, Максим Александрович, еще не отошел от по-литики? Наблюдаешь, как они тут… управляют нашей страной?
Руднев. Как можно, не наблюдать, товарищ Сталин. Мы же с вами по духу русские люди, хоть и разных национальностей, и нам больно видеть, что происходит со страной.
Сталин. Ты, Максим,  всегда говорил мне правду…
Руднев (спокойно.) Я по-другому не умел и умею.
Сталин. Поэтому и уцелел в мое правление. Сколько доносов писали на тебя, Максим! Если бы ты знал… В основном под ними стояли фамилии типа Меир,  Вейцер,   Каминский,  Аронов, Зосимович, Мейнкман и так далее… (Сталин неожиданно обращается к Прези-денту). А у вас, товарищ Президент,  люди пишут друг на друга до-носы?
Президент (с готовностью). Никак нет, товарищ Сталин. Не пишут.
Сталин (покачав головой).  Плохо! Скучная у вас жизнь, Президент… Из доносов такое узнаешь про близких людей, что никакому фанта-зеру не придумать… (Рудневу.) Правда, Максим Александрович?
Руднев. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Максим, нам нужны твои знания, твоя консультация.
Руднев. Я готов, товарищ Сталин. Внимательно вас слушаю.
Сталин. Хорошо. Но я начну издалека. Как ты считаешь, Максим, относительная тихая, и почти бескровная, смена экономических формаций в нашей с тобой стране во время правления Горбачева и Ельцина, произошла только благодаря политическому бессилию Горбачева и (усмехается) мудрому руководству тов. Ельцина? Или еще по каким-то иным причинам?
Руднев. Товарищ Сталин,  политика Ельцина, в том числе и кадровая политика, не отличалась чистотой и ясностью. Но он, по крайней мере,  хотя бы иногда делал свое президентское дело правителя. Он хоть иногда что-то решал. В наше время он, конечно, попал бы в нашу большую чистку по известным нам с вами соображениям. А Горбачев… Михаил Сергеевич – имя надежды русских людей на счастливую свободную жизнь…
Сталин (поморщившись). Максим, не надо лирики…
Руднев. Извините, товарищ Сталин. А Горбачев, хоть  и имел на го-лове родимые пятна большого серьезного дьявола и  кличку «ме-ченый», но на самом деле оказался мелким бесом мирового импе-риализма. Он в тех условиях просто не понимал, что делал… Он слишком прямо воспринял формулу, что слова политика – это его дела…  Будь он взрослым во время нашей большой чистки – мы тоже подвергли бы его энтропии… Но что есть, то есть… История не терпит сослагательного  наклонения…
Сталин. Так ты, Максим, согласен, что история России после нас не столь кровава и многожертвенна? И это ведь  наша с тобой прямая заслуга? Следствие большой чистки? Тобою же и обоснованной?
Руднев. Товарищ Сталин… Я считаю, что если бы не ваше понимание проблемы чистки, прежде всего, не как жесткого элемента  классовой борьбы, а как борьбы с носителями идеалов постоянной нестабильности  в государстве и управлении им, то я, наверное, был бы расстрелян  вами одним из первых за отрицание вашего тезиса об усилении накала классовой борьбы по пути продвижения к развитому социализму и его планомерному переходу в коммуни-стическое общество, где классовая  борьба уже исчерпала себя на предыдущих этапах борьбы за счастье человечества и отмерла, как пережиток социализма.
Сталин. Что сказать в ответ умному человеку? Нечего! Конечно, я расстрелял бы тебя, если бы ты не сумел убедить меня, что дело не в классовой борьбе – а дело в кадрах, осуществляющих классовую борьбу….  Ты тогда привел столько примеров, что товарищ Сталин вынужден был сдаться, спасовать перед капитаном Рудневым, и принять твою доктрину! Но я вижу, что Президент не понял, что вы имели ввиду, говоря о носителях идеалов постоянной нестабиль-ности  в государстве и управлении им… Поясните нам. Но покороче.
Руднев. Слушаюсь, товарищ Сталин. В результате исследований, проведенных мною в тридцатые годы прошлого века, я пришел к выводу, что в человеческом обществе, на любом этапе его развития, существуют люди, одержимые одной идеей – идеей разрушения всякого упорядоченного общества. Всякого. Осуществив революцию и устроив общество по-своему, такие люди через некоторое время будут разрушать то, что ими же и было создано. Они одержимы дьявольским законом единства и борьбы противоположностей, который является их сущностью: сегодня они революционеры, завтра, после революции, когда в обществе установится порядок, они становятся контрреволюционерами. Эти люди – прирожденные перманентные революционеры. Для них главная цель жизни – борьба за власть и лучшее место под солнцем. Все, что их окружает, и все, кто их окружают, - только средства к достижению цели. Эти люди потенциально опасны для любого упорядоченного общества. После смерти Кирова мне удалось на примерах доказать вам, товарищ Сталин, что мои выводы  - не плод воспаленного ума капитана Руднева, а историческая правда . И 13 мая 1935 года на Политбюро было принято решение о начале великой чистки в Со-ветском Союзе с расчетом на то, чтобы в СССР уже никогда не воз-никла угроза каких-либо революций. С разной степенью интенсив-ности чистка шла до того времени, когда Бог призвал вас, товарищ Сталин,  к себе. С тех пор в СССР всегда было тихо и спокойно. Соб-ственно, и то, что в стране в 90-х годах не было кровопролития по политическим  причинам, это следствие той самой чистки. Вот, если коротко. 
Премьер. Да вы, товарищи приглашенные, хотите сказать нам, что относительная тишина и спокойствие в нынешней стране – это ваша заслуга? То, что нет миллионных выступлений «против», нет «оранжевых» революций, нет постоянных акций гражданского не-повиновения – это все следствие вашей «большой чистки»?   
      
                Наступило молчание.
Руднев снял очки в тонкой золотой полуоправе и, хмурясь,  стал их тщательно протирать;  Мехлис озадаченно переводил взгляд со Сталина на Руднева, с Премьера на Президента.

Сталин. Да, господин Премьер, ваше нынешнее относительное спокойствие – это прямое следствие нашей большой чистки. Това-рищ Мехлис объяснил, что в стране есть все признаки революци-онной ситуации, а революции – нет. И слава Богу, что нет! Но поче-му? Потому что сейчас в стране нет в достаточном количестве тех самых прирожденных перманентных революционеров, о которых говорит товарищ Руднев. Поймите: перед вами здесь дух непрере-каемого авторитета в этой области, который умудрился даже мной руководить (Сталин усмехнулся в усы), это дух товарища Руднева.
Премьер. Невероятно! Хотите сказать, что события, произошедшие… восемьдесят лет назад, могут каким-то образом влиять на се-годняшнюю жизнь России?
Сталин. Именно так.
Премьер. Очень сомнительно.
Сталин. Давайте не будем спорить. Давайте спросим об этом това-рища Руднева.
Премьер. Откровенно говоря, до сегодняшнего часа я не знал такого маршала СССР. Но если вы настаиваете, то пусть неведомый маршал скажет…
Сталин. Товарищ Руднев, не сочтите за труд, поясните…
Руднев (задумчиво посмотрев на Премьера). Этот молодой человек сомневается, что его спокойная политическая жизнь - следствие наших огромных усилий в 30-50 годы существования СССР. Воистину нет ничего короче исторической памяти идеологов русского народа…
Премьер. Я не идеолог. У нас нет идеологии.
Руднев (устало). Тем хуже для русского народа. А события, иници-ированные товарищем Сталиным и мною и называемые «большой чисткой», обеспечивают вам, господин Премьер и товарищ Прези-дент, спокойную жизнь, потому, что 90 процентов тех, кто сделал революцию и в ком была одержимость перманентной революцией, были истреблены нами,  как враги народа, хотя правильнее было бы их назвать – одержимые дьяволом. По этой причине они не оставили после себя наследников. И это – и причина, и залог вашего нынешнего спокойствия.
Президент (с усмешкой). А как вы определяли, кто одержим, а кто нет? По фамилиям, что ли?
Руднев. И по фамилиям тоже. Мы смотрели на их активность в ре-волюции, на количество трупов, оставленных ими во время рево-люции, на постоянную нацеленность на борьбу за власть, трясли, если было нужно, генеалогическое древо этих товарищей, устанав-ливали их половую ориентацию… Мы много чего делали и выясняли о них, чтобы обезопасить будущее Советского Союза…
Президент. И вы утверждаете, что именно такие люди сделали в России революцию?
Руднев. Я утверждаю, что такие люди могут сделать еще одну ре-волюцию в России, которая для нее станет последней.
Премьер. Почему – последней?
Сталин. Потому после этой революции Россия исчезнет. Мехлис прав: это будет буржуазная революция, после которой националь-ная буржуазия распродаст Россию. Она начала делать это уже сей-час.
Президент. Что же делать?
Сталин. Сакраментальный русский вопрос! Но ответ на него  должны найти вы, ибо ответственность лежит на вас. Я не имею права вмешиваться в дела настоящего. Я могу лишь высказывать свое мнение. Но я еще раз подчеркиваю: мое присутствие здесь, как и присутствие товарища Мехлиса и приглашенного мною товарища Руднева, это следствие вашей слабости, следствие политики раз-грабления госбюджета, молчаливое поощрение экономической политики откатизма на всех уровнях. Я слышал, что у вас принято, как вы выражаетесь, откатывать: деньги – вагонами, алмазы – гор-стями? И это, вроде бы как, по мелочи? 
Мехлис. Да, товарищ Сталин, у них это все мелочи. Президент может только Дерипаску прилюдно замочить – ручку, мол, верни… А он что, этот Дерипаска,  разве больше ничего не должен? И вообще, складывается такое впечатление, что ни про многомиллионные взятки, ни про многомиллионные откаты Президент ничего не знает! Макаревич знает, а Президент – нет… Вот мы бы и хотели, товарищ Президент, без свидетелей услышать ваше мнение о том, почему это происходит и ваше отношение к происходящему.
Сталин. Я тоже хотел бы услышать ответ на этот вопрос.
Президент (обиженно). Вспомнили… Дерипаску… Я только не понял: кому он должен? Мне он не должен.
Сталин. Да? Товарищ Мехлис, этот Дерипасха что-нибудь должен Президенту?
Мехлис (уверенно). Лично - нет. А так – очень многим должен.
Сталин. Можете назвать фамилии?
Мехлис. Товарищ Сталин, его кредиторы, в основном, организации, банки, предприятия…
Сталин. Ну, тогда хотя бы скажите нам сумму его совокупного долга.
Мехлис (достает из кармана галифе листок, разворачивает, читает). «Общий объем займов компаний Олега Дерипаски по данным из-дания «Slon.ru» составляет 17, 6 млрд. долларов и 530 млрд. 585 млн. рублей. То есть в общей сложности – более 35 млрд. долла-ров».
Сталин (задумчиво). Дерипасха, Дерипасха… Какая странная фами-лия....
Мехлис (вежливо). Дерипас-ка… Товарищ Сталин. Де-ри-пас-ка…
Сталин. Хрен редьки не слаще. То ли черт, то диавол, - какая тут особая разница, как говорил товарищ Климов… И что, товарищ Президент, у вас все крупнейшие предприниматели с подобными фамилиями?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин. У нас есть и  другие - Абра-мович, Авен, Мамут… был еще Смоленский, Черномырдин, сейчас вот Миллер есть…
Сталин (Глядя на Руднева, кивающего головой). Можете дальше не продолжать… Мехлис, тут все ваши, кроме этого… Черномырдина… (Думает.) Черномырдин… Черномырдин… Что-то не припоминаю… Засядьку  знаю… А Черномырдина… нет…  Мехлис, вы что-нибудь знаете про этого Черномырдина?
Мехлис. Черномырдин сочинял афоризмы и всяческие высказыва-ния относительно внутренней и внешней политики нашей с вами страны и публично их высказывал… То есть, извините, России…
Сталин (пыхнув трубкой, удивленно). И ему позволяли? Почему?
Мехлис. Почему? Я думаю потому, что он, видите ли, товарищ Ста-лин, был Премьер-Министром России…
Сталин (остановившись, удивленно). Премьер-Министром? Пост-советской России? И что, например, он говорил публично?  Мехлис! Что говорил этот… Черномырдин?
Мехлис. Одну минуту, товарищ Сталин. (Достает из кармана га-лифе листок). Разрешите зачитать?
Сталин. Конечно.
Мехлис (читает. Сталин внимательно слушает, временами сме-ется.)
  - "Мы продолжаем делать то, что мы уже много наделали".
- "Братья, как доходит до дела, так они еще придут сами".
- "Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться".
- "Нам никто не мешает перевыполнять наши законы".
- "Вечно у нас в России стоит не то, что нужно".
- "Переживем трудности. Мы не такие в России россияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать".
- "Ну, кто меня может заменить? Убью сразу... Извините".
- "Правительство в отставку? У кого руки чешутся - чешите в другом месте!"
- "Страна не знает, что есть правительство".
- "Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех - и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что".
- «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
- «Вся моя молодость прошла в атмосфере нефти и газа»...

Сталин (поднимает руку, останавливая Мехлиса). Достаточно, то-варищ Мехлис. Безусловно, он великий сочинитель, этот их Черно-мырдин. А почему Президент назвал его в числе крупнейших пред-принимателей?
Мехлис. Он бывший глава ГАЗПРОМА до приватизации и во время приватизации… И после, фактически, тоже…
Сталин. Хорошо. Я вас понял. Товарищ Черномырдин – серьезный предприниматель. (Президенту.) Так что вы намерены делать в сложившейся ситуации, товарищ Президент?
Президент. Не знаю. Есть мысль распустить Правительство и Госу-дарственную Думу. Я недавно их публично высказывал…
Мехлис. Вот, видите! Что я вам говорил, товарищ Сталин? Это предвестие переворота!
Сталин (пыхнул трубкой). Что плохого в перевороте, Мехлис, если в сложившейся ситуации ничего другого не остается? Кто-то же должен взять всю ответственность за страну на себя? А  что думаете вы, товарищ Руднев?
Руднев. Я думаю, надо провести чистку политической элиты. Без оглядки на общественность Запада, крики Госдепа США и истерику внутренней оппозиции. При этом ни в коем случае не следует тро-гать системную оппозицию: коммунистов, эсеров, либерал-демократов.
Сталин. Почему не трогать?
Руднев. Они верны верховной власти более, нежели члены партии власти. Впрочем, чистку можно начать и без роспуска партии воров и мошенников, как характеризует эту партию некто Навальный. Между прочим, мелкий, но довольно опасный тип.
Мехлис. Был опасный. Теперь он так и останется в «Кировлесе». Бригадиром. Навсегда.
Президент. У нас такие вопросы решает только суд.
Сталин. И это правильно. Президент за такими процессами должен всегда наблюдать как бы со стороны.
Мехлис. Да, конечно… Только вот слухи, товарищ Сталин, в отно-шении Президента в России упрямее фактов.
Сталин. Если о первом лице государства нет слухов и анекдотов, то либо у него нет лица, либо это диктатор. Как же без слухов и анек-дотов, если есть лицо?
Мехлис. Но, простите, речь идет не о частной жизни, а о финансовом положении  первого лица… о его финансовом состоянии…
Сталин. Разве об этом могут быть какие-то слухи? Вроде бы здесь все настолько ясно, что слухов просто не может быть.
Мехлис. Ходят слухи об огромных доходах Президента…
Сталин. Доходах? (Сталин прошелся, поднял трубку, затем опу-стил, а потом  сделал ею движение в сторону Президента). Вы хотите сказать, что Президент живет не на президентское жалованье, а на доходы? Если мне не изменяет классово-историческая память,  то в России всегда были те, кто живет на доходы от своих владений, фабрик, заводов,  а не жалованье или зарплату. Но какие могут быть доходы у Президента, даже несмотря на то, что в его ведении вся страна?  Мне представляется, что эти слухи, Мехлис,  распускают ваши сумасшедшие… В современной России столько загадок, что даже я не знаю ответы на простые, казалось бы, вопросы… Может быть, вы знаете, товарищ Мэхлис?   
Мехлис. Никак нет, товарищ Сталин! Не знаю. Но слухи есть!
Президент (говорит, почти не разжимая губ). Я хочу сказать, что у меня есть декларация… за каждый год…
Сталин. Я понимаю, о чем вы, товарищ Президент. Декларация – это, конечно, хорошо. Но слухи о нажитом вами состоянии могут стать сильнее всякой декларации… Слухи о нелегитимных состояниях политика – это его политическая смерть, если не научить ЦИК правильно подсчитывать голоса на выборах… Не боитесь?
Президент. Нет, не боюсь. У меня нет ничего, кроме того, что ука-зано в декларациях. Я пролетарий.
Сталин (прошелся по залу, несколько раз дымнул трубкой.) Слухи в России вызывают у населения больше доверия нежели декларации и всякие там, понимаете ли, факты. Слухи в России - это очень упрямая и при этом невероятно коварная вещь… Как выходцу из авангарда КПСС , вам это должно быть хорошо известно.  Слухов не боятся только обладающие абсолютной властью над страной. При  жизни таким людям никакие слухи не опасны. При их жизни слухи опасны для тех, кто их слышит, не говоря уже о тех, кто их осмеливается распространять. Такое уже было в истории нашей страны. Слухи для диктатора опаснее после его смерти. Они подобны мусору на могиле… Или вы надеетесь, что ЦИК все правильно подсчитает? Вижу, хотите ответить? Но только откровенно, хорошо? Тут все свои. (Рассмеявшись.) Мне даже кажется, что я знаю, чем вам помочь…
Президент (усмехнувшись). Для меня это было большой честью.
Сталин (улыбается и обращается к Мехлису и Рудневу). Я же го-ворю, что Президент умеет стесняться… Редкое качество для поли-тика…
Президент. Я, действительно, хотел ответить, что как бы ни посчитал ЦИК, народ все равно не обманешь. Уйдут те, кто ратовал за Ельцина, и наступит закат нашей эпохи. Я слишком хорошо понимаю это, но поделать, откровенно говоря, почти ничего не могу. Единственное, что могу, так это только кого-то изгнать или посадить, предварительно дав команду подготовить материалы о неуплате налогов в особо крупных размерах или в чем-то более тяжком... Сейчас не 30-е и не 50-е годы… К сожалению, народ в России чуть-чуть начинает думать… Пусть думает. Мы тоже не останемся в долгу – и что-нибудь придумаем, чтобы народ голосовал за нас, ведь после нас – могут прийти коммунисты, а это, я считаю, недо-пустимо… Ведь у них ни ясной программы нет, ни четкой доктрины! Они не хотят понять, что Маркс и Ленин умерли… Про остальные партии уж и не говорю. (Усмехнулся.) «Других уж нечего считать, они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать и то, как надо, не умеют…»
Сталин. Вот как? А мне всегда казалось, что вы не воспринимаете всерьез коммунистическую угрозу… Конечно, нынешние коммуни-сты не обладают той политической гибкостью, которая была у большевиков, и это самая главная их ошибка, но то, что может прийти лидер, осознающий преимущества партий левого спектра, это вполне возможно… И тогда, вы господа правоцентристы… (Сталин выразительно посмотрел на Президента и Премьера)… непременно потерпите поражение, несмотря на административный ресурс…
Президент. Свою главную задачу я вижу в том, чтобы в головах лю-дей укоренилась невозможность возвращения страны к тоталита-ризму…
Сталин (усмехнулся и пристально посмотрел на Президента). Как это вы постоянно повторяли Мехлису? Фантазии?
Президент. Фентези, товарищ Сталин.
Сталин. Вот-вот, именно так, как вы сейчас говорите:  это фэнтези… Русский народ – это народ, в котором странным образом соедини-лись две, казалось бы, взаимоисключающие вещи: безоглядное подчинение верховному вождю и безграничная, страстная любовь к свободе своей Родины… Вы думаете, это товарищ Сталин с пол-ководцами выиграл Великую Отечественную войну? Нет! Ее выиграл русский народ, в котором всегда живут эти два качества. И в этом-то и заключается исторически-нравственный парадокс: народ, обладающий такими качествами, не может быть лидером какой бы то ни было революции. Он способен быть только пушечным мясом для политиков, не имеющих ничего общего с русским народом, кроме проживания на его исторической земле… И не надо хму-риться, Мехлис… Товарищ Сталин в своей жизни ошибался только два раза. Но на сегодня моя жизнь закончена, поэтому ошибки ис-ключены… За долгую жизнь я вынес убеждение, что русский народ  чужд свободе в западном ее понимании и тому, что вы называете демократией. Для русского народа существует только одна свобода – свобода его Родины,  сам же он не может существовать без под-чинения, а уж в какую форму подчинения он избирает – крепостное ли право или какую-нибудь иную разновидность тоталитаризма, - это зависит от исторических условий, в которых ему неожиданно даруется свобода, с удовольствием меняемая им на ярмо. Страх перед властью и непротивление ей даже при полном несогласии с ней -  вот суть русского политического менталитета. Вам никогда его не изменить…

Продолжительное молчание.

Премьер. Это высказывание – не более чем предположение, гипо-теза, поскольку не приведены факты.
Сталин. Обратитесь к истории. Там вы найдете требуемые вами факты.
Премьер. А крестьянские войны? Разве это не опровержение вашего рассуждения?
Сталин. Крестьянские войны – это всего лишь бунт, а бунт и свобода - несовместимые состояния.
Президент. Возможно, вы и правы, и русский народ действительно склонен к подчинению строгому отцу... Но это вовсе не значит, что  склонность  к тоталитаризму заложена в нем генетически… И потом, сумели же китайцы, первыми использовавшие форму тотального управления, преодолеть в себе тяготение к тоталитаризму. Почему русские не смогут стать внутренне свободными и строить демократическое государство?
Сталин. Насчет китайцев вы погорячились. Легизм  и теперь отчет-ливо проступает  в современных способах  управления китайским народом, а народ эти способы принимает и не протестует. Это го-ворит о том, что невозможно переделать заложенное в душу наро-да. Вы же не будете утверждать, что китайцы нам не пример? Ки-тайцы – великий народ, как и русские.
Президент. Но у нас нет иного пути кроме как демократического, а это означает, что надо искоренить в головах людей мысль о том, что в СССР было хорошо всем, чтобы исключить возврат к той системе!
Мехлис. Зачем же тогда так активно боретесь с внесистемной оп-позицией? Дайте ей возможность свободно выступать, ведь она выступает за демократию.
Президент. Внесистемная оппозиция борется не за демократический путь развития страны, а за власть, которая необходима ей, чтобы распродать страну!
Сталин. А вы считаете, что упраздняя внесистемную оппозицию не политическими методами, вы ведете народ к подлинной демокра-тии?
Президент. Несомненно!
Сталин. Хорошо. (С улыбкой.) Ваша решительность вселяет надежду, что режим подлинной демократии установится в России в бли-жайшее время. (Сталин прошелся по коврам, несколько раз оста-навливаясь и усиленно дымя трубкой.) Есть определенные атрибу-ты, дающие особый волевой настрой на проведение в жизнь поли-тических решений, которым вы порой уделяете слишком много времени, размышляя о необходимости их принятия. Я знаю, как вам помочь… Мехлис, принесите наш подарок товарищу Президенту…
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин! С удовольствием! (Исчезает).
Сталин (Президенту). Россия всегда была империей. И ее народ нельзя переделать за сто лет. Даже большевикам не удалось это сделать, а вы тем более не способны… Но вы всегда должны пом-нить, что русский народ – самый свободолюбивый народ в мире и потому заслуживает умного, волевого и строгого правителя, спо-собного остановить разграбление страны, восстановить честь рус-ского народа, не допустить утраты национальной независимости… Если вы остановите разграбление страны и при этом учтете, что се-годня говорили вам товарищи Сталин, Мехлис и Руднев, то вы убе-режете Россию от революции, которая для нее станет последней…

     Президент пристально вглядывается в Сталина. Возникает короткая пауза.

Появляется Мехлис. В руках он бережно держит хорошо выгла-женный белый китель с карманами и орденскими планками и Зо-лотой звездой Героя.

Мехлис (почтительно). Это вам, товарищ Президент.

Мехлис аккуратно кладет на стол белый китель и,  уже повер-нувшись, чтобы уйти, вдруг снова возвращается к столу, берет в руки какую-то книгу или тетрадь. Читает.

Сталин. Что скажете, товарищ Президент?
Президент (смущенно, Сталину). Как-то то неожиданно… Спасибо.
Сталин. Хочу вас предупредить: от таких подарков не принято отка-зываться. Готовы ли вы надеть китель товарища Сталина, чтобы по-вести страну к подлинной демократии и спасению? В моем кителе легче принимать решения, легче сделать переворот…
Президент. Ну, если нет другого выхода…
Сталин. Другого выхода нет. Пока будете искать другой выход, ваши партийцы у вас украдут страну. Вы уже ее теряете…

      Молчание.

Президент (плотно сжав губы и нахмурившись). Это домыслы от-дельных политиков. Не более.
Сталин. Я понимаю вас. Другой ответ прозвучать и не мог: иногда даже у политиков бывает только один ответ на поставленный во-прос. Но  мнение никогда не является аргументом. А ведь это всего лишь ваше мнение. 
Президент. Если мы сохраним власть, мы сохраним страну.
Сталин. Сохранить власть еще не значит сохранить страну. Мне представляется, что только надев китель товарища Сталина, можно добиться и сохранения власти и сохранения страны. Он вам нужнее, чем тысяча законов…
Президент. Я приверженец демократии.
Сталин. Хорошо. Не будем дискутировать по данному вопросу. Но я не встречал ни  одного политика, который не хотел бы управлять своим народом и принимать судьбоносные  решения, наедине с самим собой… Думаю, не стоит тянуть с примеркой. Промедление означает полное разворовывание России и ее потерю…
Мехлис (растерянно). Товарищ Сталин, тут книга…
Сталин (удивленно). Что? Книга? Вы что, Мехлис, книг не видели?
Мехлис (глядя в книгу, растерянно). Видел… но… тут… тут…
Сталин. Мехлис, вы всегда умели владеть собой… Вы совершенно растерялись, глядя в эту книгу… Что за книга?
Мехлис. Тут написано «Пьеса. «Китель бессмертия». Это, собствен-но, даже не пьеса… Это стенография нашей сегодняшней встречи… (Растерянно.) Это невероятно!
Сталин. Вы в своем уме, Мехлис? Как такое может быть?
Мехлис. Я не понимаю… Я, конечно, в своем уме, но… тут…  слово в слово… все, о чем мы сейчас говорили…
Президент (обескураженно). Как, то есть, о чем говорили?… Вы бредите, Мехлис! Дайте-ка сюда эту… книгу…

           Берет книгу, осматривает, потом открывает, читает, листает…

Премьер. Там что, действительно стенограмма нашего заседания?
Президент. Хотим мы этого или нет, но это действительно запись нашей беседы… (Похлопывает книгой по ладони, оглядывается по сторонам, словно хочет увидеть того, что положил книгу на стол…) Да… (Затем решительно обращается к Сталину, Мехлису и Рудневу.) Товарищи! Я благодарю вас за нынешнее посещение, за данные вами оценки, советы и пояснения. Думаю, что они не оста-нутся без нашего внимания, и мы сумеем, проанализировав ваши рекомендации, устроить жизнь в России так, как того заслуживает ее народ… Еще раз благодарю. Все свободны!

Медленно гаснет свет, становится темно.

К А Р Т И Н А   Д Е В Я Т А Я

Когда свет постепенно усиливается и на сцене становится светло, на ней стоят только Премьер и Президент. На столе лежит белый китель. Они стоят друг против друга, китель – между ними. Оба продолжительное время молчат и не сводят с него  глаз. Потом Президент делает шаг к столу, кладет книгу, снимает пиджак и надевает китель. Неожиданно в отдалении раздается мощный раскат грома, и свет на сцене снова гаснет. Затем медленно-медленно под самым потолком появляются первые проблески и следом за ними постепенно светлеет.
Когда свет полностью загорается, перед зрителем стоит обла-ченный в белый китель Президент, сильно изменившийся внешне: брови и волосы на голове стали заметно темнее, появились чер-ные усы…
 Премьер в ужасе смотрит на человека в белом кителе.

Премьер. Что с вами, товарищ Президент?
Президент  одернул китель, повел плечами. Китель сел на него так хорошо,  словно был сшит хорошим портным по снятым меркам.
Президент. Ничего. Просто я надел китель. Он мне оказался в пору.
Президент некоторое время оглядывает на себе китель. Потом смотрит на свои руки .Думает. Потом неожиданно  прямо на пах кладет сначала правую, а затем левую руку.  Приподнимает подбо-родок, едва заметно наклоняет голову к правому плечу и, прищу-рившись, задумчиво смотрит в зрительный зал. Небольшая пауза.
 
Президент(говорит по-немецки).  Ich muss Russland gl;cklich .

Премьер отшатывается назад и едва не падает.
Президент некоторое время  пребывает в  придуманном им образе.
 Но, видимо, этот образ чем-то не устраивает его. Отрицательно покачав головой, он меняет положение рук: немного сгибает в лок-те левую руку, прижимает ее к туловищу, в правую руку берет кни-гу и держит так, как будто взвешивает.

Президент (обращаясь к Премьеру). Давайте не будем терять вре-мени. (Президент произносит слова с ярко выраженным грузин-ским акцентом. Премьер с еще большим, совершенно неописуе-мым ужасом смотрит на Президента). Пригласите сюда удален-ных членов правительства. И предупредите их: пусть ничему не удивляются.

Премьер кивает головой, делает несколько шагов, спотыкается, опасливо оглядывается на Президента, натыкается на стол и, потирая ушибленное место и прихрамывая, скрывается за кули-сами. Слышно, как открывается дверь, как Премьер что-то гово-рит, а затем на сцене один за другим появляются вице-премьеры и министры. Их реакция на Президента в белом кителе с орден-скими планками одинакова: крайнее изумление. Вошедшие не са-дятся, остаются стоять позади своих кресел, переглядываются. Президент медленно, неслышно ступая, удаляется от стола, по-чти доходит до правых кулис, а когда поворачивается к вошед-шим и стоящим за своими креслами членам Правительства, его левая рука согнута  в локте и прижата к туловищу, правая рука держит найденную Мехлисом книгу. Он медленно подходит к столу.

Президент (говорит с акцентом. Далее он всегда говорит с ак-центом). Присаживайтесь.

Стоящие с недоумением переглядываются, некоторые улыбаются, напряжение первых секунд спадает. Садятся не-слышно.

Спиритический сеанс закончен. Товарищи Сталин, Мехлис и Руднев покинули нас.

Говорит по-прежнему с грузинским акцентом, недоумение в гла-зах членов правительства нарастает.

Я вижу недоумение в ваших лицах. Это не маскарад. Китель – это подарок товарища Сталина.
Министр 1. Простите, а… ваш акцент?
Президент. Вам послышалось.
Министр 3. Но я тоже слышу акцент…
Президент. Вам, как и остальным, акцент послышался. Это у вас слуховая иллюзия, вызванная кителем товарища Сталина. Это скоро пройдет, а не пройдет, то мы вас подлечим. Не будем терять времени. У нас на повестке дня два вопроса.
          
Медленно и неслышно ступает по ковру, прижимая к туловищу согнутую в локте левую руку.

Первый вопрос – прежний. Снижение смертности на дорогах. Второй - касается книги, найденной здесь, на столе, товарищем Мехлисом. (Показывает книгу присутствующим и кладет на стол напротив своего кресла). Начнем с первого. Какие будут предложения?
Министр 1. А что, разве эти… ну… духи не ничего не подсказали?
Президент. Теперь я полагаю, что мы в состоянии сами решить эту проблему. Я слушаю ваши  предложения.
Министр 2 (встает). Обязать всех сдать экзамены на право управ-ления автомобилем. Этим мы отсеем тех, кто купил водительские удостоверения, и на дорогах останутся только те, кто знает правила дорожного движения, что, безусловно, повлияет на ситуацию на дорогах в лучшую сторону.
Президент. Садитесь. Еще?
Министр 3. Главной причиной смертности на дорогах остается езда в нетрезвом состоянии. Предлагаю лишать права на управление ав-томобилем на пять лет водителей, управлявших транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения. И никаких про-милле – только ноль!
Президент. Хорошо. Какие еще предложения?
Первый вице-премьер. Надо отремонтировать дороги. Плохие до-роги – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Второй вице-премьер. Отремонтировать надо только те дороги, по которым передвигаются члены правительства. Остальные – оставить в прежнем состоянии. Почему? Потому что хорошо отремон-тированная дорога вызывает желание увеличить скорость, а пре-вышение скорости – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Третий вице-премьер. Необходимо на всех автомобилях в обяза-тельном порядке установить видеорегистраторы, чтобы в случае дорожно-транспортного происшествия было сразу понятно, что произошло на дороге и по чьей вине.
Президент. Как предлагаемая вами мера будет способствовать снижению смертности на дорогах?
Третий вице-премьер. Это будет способствовать неотвратимости наказания виновного.
Президент. А что нам скажет товарищ Премьер?
Премьер. Я за ноль промилле, за увеличение минимального штрафа за любое нарушение от ста тысяч рублей.

Молчание.

Президент. Больше предложений нет? Хорошо.  Пусть передадут из приемной диктофон, чтобы записать основные положения моего указа.

Молодой человек вносит диктофон размером со спичечный коро-бок, кладет на стол.

Президент (молодому человеку). Включите.

       Включает диктофон.

Президент. Вы свободны. (Садится напротив диктофона. Поза свободная, говорит легко, без напряжения, но довольно медлен-но). В целях дальнейшего совершенствования государственной по-литики в области безопасности дорожного движения, уменьшению дорожно-транспортных происшествий, снижения смертности на дорогах постановляю:

Правительству Российской Федерации:
1. Внести в месячный срок со дня подписания настоящего Указа  в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Феде-рации проект федерального закона "Об обеспечении  безопасности дорожного движения, уменьшении дорожно-транспортных проис-шествий, снижении смертности на дорогах  в Российской Федера-ции", предусмотрев в качестве обязательных положений следую-щее:
- уменьшение себестоимости строительства одного квадратного метра автомобильных дорог до двух с половиной тысяч рублей  при одновременном повышении качества дорожного покрытия до европейского уровня;
- ежемесячный контроль качества построенных автодорог;

     Правовому управлению Администрации Президента в месячный срок:
1. Подготовить изменения в Уголовный кодекс Российской Федера-ции, предусматривающие:
- усиление ответственности за дорожно-транспортные происшествия, совершенные в состоянии алкогольного опьянения и повлекшие причинение вреда здоровью от одного года до трех лет лишения свободы, за вред, причиненный жизни потерпевших, от десяти  до 25 лет лишения свободы с пожизненным запрещением получения права на управление транспортными средствами, исключив возможность назначения уголовного наказания условно;
- наличие прямого умысла на совершение дорожно-транспортных происшествий для лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения в момент совершения аварии;
- ответственность за нарушение технологии строительства автомо-бильных дорог от десяти  до двадцати лет лишения свободы.

       В Кодекс об административных правонарушениях ввести статью предусматривающую наличие допустимого количества алкоголя в крови до 0,05 промилле.

Поднимается, прижимая левую руку к туловищу чуть выше паха,  проходит вдоль стола.

Передайте диктофон в приемную, пусть напечатают и принесут мне на подпись через десять минут.
Премьер (робко.) Но товарищ Ста… Простите…  Товарищ Президент, следовало бы обсудить положения Указа…
Президент. Я думаю, обсуждение только запутает этот очень про-стой вопрос. Будем считать, что мы его обсудили и утвердили в окончательной редакции.

Президент подходит к столу, берет правой рукой книгу, найден-ную Мехлисом.

Вот эта книга была найдена сегодня, - здесь, на столе, товарищем Мехлисом. Она называется (читает название) «Китель бессмер-тия».  Я посмотрел текст, это фактически стенограмма нашего сего-дняшнего заседания. Я спрашиваю присутствующих: как эта книга оказалась в зале заседаний? Выходит, мы просто действующие лица какой-то пьесы? Как это могло случиться?
Первый вице-премьер. Но так это какая-то мистика!  Дьвольщина!
Президент. Не надо обижать дьявола! Он гораздо безобиднее мно-гих людей. И про мистику можете мне не говорить. Эту книгу сюда принесли люди.
Первый вице-премьер. А как может быть, что мы еще не собрались, а книгу уже написали? 
Президент. Это предстоит выяснить нашим правоохранительным органам. Но вы можете убедиться сами, что это так. (Передает книгу Первому вице-премьеру). Полистайте – и вы убедитесь, что записано все в точности.  Это напоминает мне идеологическую диверсию.
Второй вице-премьер. Для идеологической диверсии необходима идеология, а у нас ее нет.
Президент (строго посмотрев на первого вице-премьера). С этого дня у нас уже есть идеология. Возможно, вы еще этого не поняли и не почувствовали.
Премьер. Идеология? Но разве можно вот сразу, в один миг, со-здать систему взглядов и представлений…
Президент (оправив китель). Можно. Наша идеология заключается в том, что нам необходимо исключить любую возможность рево-люции. Для этого мы должны отказаться от моратория на смертную казнь за экономические преступления, предусмотрев, что такие преступления, как воровство средств из государственного бюджета, расценивается как вредительство и подрыв экономической мощи России. Обнаружение у чиновников категории «А» и их родствен-ников активов за границей является безусловным основанием для увольнения от должности, а отсутствие подтверждения, что это приобретено на легальные доходы, должно повлечь уголовное наказание в виде лишения свободы по три года за каждый миллион рублей с пожизненным запрещением занимать должности на государственной и муниципальной службе.
Премьер. А если будет обнаружена недвижимость, тогда как? По три года за этаж или за каждую комнату?
Президент. Недвижимость имеет стоимость в рублях. Вот за эту стоимость и будут назначаться годы с коэффициентом три к каждому миллиону.
Премьер. А зачем так строго?
Президент. Затем, чтобы лишить потенциальных оппозиционеров источников финансирования внутри страны. Далее. Провести чистку всех уровней исполнительной и законодательной власти по при-знаку наличия у лиц, занимающих государственные должности, причастности  криминальным структурам – как в настоящий момент, так и в прошлом. Наказание – уголовная ответственность просто за факт принадлежности к криминалу с конфискацией имущества независимо от того, на кого из членов семьи оформлены вклады или недвижимость.
Премьер. Но может быть, дать им возможность добровольной от-ставки?
Президент. Нет. Никаких поблажек. С этого дня nil inultum rem-anebit . Вместо реального наказания в виде лишения свободы они, впрочем, могут покинуть страну, имея на руках по пять тысяч аме-риканской валюты на каждого члена семьи.
Премьер. Но это может быть расценено, как нарушение прав чело-века.  Шум поднимется…
Президент. Мы же не поднимаем шум, когда в США приводятся в исполнение смертные приговоры. Как бороться с преступностью, - это внутреннее дело каждой страны. Попытки повлиять на это яв-ляется вмешательством во внутренние дела суверенного государ-ства. Россия расцветет, если в ней будет побеждено воровство и построены хорошие дороги.
Премьер. А дураки? С ними как?
Президент. Никак, они  России не опасны.
Премьер. А если эти меры, предлагаемые вами, будут реализовы-вать дураки? Они станут опасными… Представьте, сколько они могут посадить и изгнать невиновных…
Президент. За неправильное осуждение или необоснованное из-гнание будет введен расстрел. И дураки сразу поумнеют.
Премьер. И это все меры?
Президент. Нет. Телевидение должно обрести русские националь-ные  черты.
Премьер. Вряд ли это возможно… Американцы шум поднимут…
Президент. Не поднимут, если все делать умно и не болтать на всех углах о задуманном. А если умно построить пропаганду, и прежде всего в  Интернете, то мы сумеем сплотить нацию вокруг себя не хуже, чем это сделал товарищ Сталин.
Премьер. А у нас разве есть такие специалисты? Которые смогут разработать концепцию такой пропаганды?
Президент. Есть. Я уже ее разработал.

                Премьер замирает с открытым ртом.

Концепция проста, как правда: немного здорового национализма, немного интернационализма, пробуждение в народе мыслей о возвращения газа и нефти в государственную собственность, дис-кредитация внесистемной оппозиции и помогающих ей олигархов, публичное обсуждение возможности возвращения применения смертной казни за хищение государственной собственности и денег в особо крупных размерах, возращение свободных выборов глав субъектов федерации и предоставление президенту права на отстранение их от должности… И пора, наконец, вернуться к тезису, что не только известные люди и всякого рода… предприниматели могут сидеть в государственной думе, но там должны быть и домо-хозяйки… Реализация этих направлений поможет нам восстановить доверие к власти и показать народу, что мы идем единственно верным путем – путем демократических преобразований при силь-ной президентской власти.
Премьер. Да… А с чего следует начать?
Президент. Со средств массовой информации. С придания им рус-ского лица.
Премьер. Но… Возможно ли такое?
Президент. Что-то вы последнее время слишком часто стали со-мневаться во всем, что не предложил бы Президент?
Премьер. Да я… не сомневаюсь… Надо, значит надо…

Президент внимательно смотрит на Премьера.

Президент. Хорошо. Будем считать, что вы перестали сомневаться в своей верности нашему делу…
Премьер (испуганно). Но я никогда… никогда не сомневался…
Президент. Зато у меня были сомнения, что вы остались верны се-бе…
Премьер. Нет, что вы… Я  - никогда, я - до конца… Готов выполнить любое задание.
Президент. Хорошо. Тогда предлагаю следующее. Вторым реальным актом нашей пропагандистской кампании должно быть ограничение въезда граждан из неславянских стран бывшего СССР. Это вызовет полное, если не абсолютное доверие к нам со стороны наших граждан. (Премьеру). Предлагаю вам возглавить это направление, оставаясь Премьер-Министром…
Премьер (подумав). Так ведь если реально ограничим им въезд, страна утонет в мусоре без выходцев из стран ближнего зарубежья…
Президент. Не утонет. Мы признаем наших дворников государ-ственными служащими и будем платить соответствующую заработ-ную плату своим гражданам – треть из государственного бюджета, треть из бюджета субъекта, треть из бюджета муниципального об-разования. Это будет началом настоящей реформы жилищно-коммунального хозяйства страны, а не той воровской, которую придумали наши чиновники… К тому же, не следует забывать, что дворники всегда были в России государственными служащими… Они много видят и знают больше, чем некоторые, я бы сказал,  уполномоченные товарищи…
Премьер. Да, но… Товарищ Ста… Э-э-э… Товарищ Президент! А от-куда мы возьмем средства на это?
Президент. Меры по пресечению воровства дадут столько денег, что мы не только получим достаточно средств для решения постав-ленных сегодня задач, но и создадим второй стабилизационный фонд, который оставим полностью в моем абсолютном распоряже-нии.
Премьер (с сомнением). Не знаю, не знаю…
Президент. Я знаю. Товарищ Президент хорошо это продумал. Не сомневайтесь.
Премьер. Да! Но у нас ведь воруют не только чиновники, но и предприниматели. Что с ними делать?
Президент. То же, что и с чиновниками – сажать. Несмотря на без-работицу, в некоторых отраслях нам сегодня не хватает рабочих рук… А посадив, мы заставим их работать на благо государства…  Но сначала мы дадим им возможность стать им честными и научиться уважать свою страну.
Премьер (с сомнением). Это как же, если они от рождения воры?
Президент. На сегодня эта концепция устарела. Предприниматели – это цвет нации. Мы создадим систему государственного отбора предпринимателей и их финансирования. Все, кто пройдет тесты на предприимчивость и исследование на честность на «полиграфе», получат средства из государственного бюджета и освобождение от уплаты налогов в первые два года работы. Мы должны сделать из наших предпринимателей русских купцов, живших и работавших по слову.
Премьер. А!... Новый короткий анекдот: русский джентльмен… А я не верю!
Президент. Вы не Станиславский, чтобы заявлять подобное, и Пре-мьеру вовсе не обязательно верить в народ, которым он должен управлять. Вера в народ пробуждает совесть, а политикам она ни к чему. Наш третий пропагандистский шаг должен быть сделан в сто-рону частичной реабилитации большевистских методов управления государством: мы должны вернуться к утверждению о том, что любая домохозяйка имеет право управлять государством. С одной стороны, это укрепит в народе веру, что мы идем по пути демокра-тии, а с другой стороны, нам станет легче проводить свою политику. И, наконец, четвертый пропагандистский шаг должен привести нас к ряду показательных процессов над горлапанами из числа оп-позиционеров и им сочувствующих не только в столице, но одно-временно во всех субъектах федерации. При этом судить их надо не за создание беспорядков, а за уголовные преступления.
Премьер. Для чего? Важен ведь результат.
Президент. Результат важен, но еще важнее причина наступления результата.  Сейчас наши люди делают это неумело, неумно, я бы даже сказал, глупо… Все вокруг видят и понимают, что обвинения лидерам внесистемной оппозиции притянуты за уши… Сейчас нам необходимы такие люди, как Короленко, Вышинский, Руденко… Я думаю, что если мы сумеем показать народу, что рост тарифов на услуги жилищно-коммунального хозяйства есть хорошо спланиро-ванная акция внесистемной оппозиции и ее сторонников, то домо-хозяйки, избранные в представительные органы, и трудящиеся массы полностью поддержат наши начинания, и мы достигнем должного эффекта во внутренней политике. Все, чем недоволен народ в России, отныне есть следствие хорошо продуманных,  ан-тироссийских и антидемократических тайных акций внесистемной оппозиции. Именно этому тезису должны, прежде всего, уделить внимание средства массовой информации.

                Раздается робкий стук в дверь.

Президент. Войдите!

Входит молодой человек с листом бумаги в руках.

Президент. Что это?
Молодой человек. Ваш Указ.
Президент. Давайте сюда.
      
Берет лист, подходит к столу, читает, берет ручку и раз-машисто ставит подпись и потом отдает молодому человеку. Его взгляд нападает на книгу, лежащую на столе.

Президент (молодому человеку). Вы свободны. (Ждет, пока за ним закроется дверь). Так что будем делать с этой… книгой?
Премьер. Запретим. Автора… накажем.
Президент (обращается к присутствующим). Какие будут мнения?
Первый вице-премьер. Даже беглое знакомство с текстом говорит о том, что если книга попадет в торговую сеть, то пьеса может быть поставлена, оппозиция уж постарается. Поэтому книгу надо запре-тить, автора… посадить.
Президент. Какие будут еще мнения?

                Молчание.

Хорошо. Будем считать, что мы достигли согласия. Полагаю, его надо закрепить в секретной резолюции. (Первому вице-премьеру). Берите ручку, пишите. Я продиктую текст. (Диктует). «Резолюция заседания Президиума Правительства и Президента. Совершенно секретно. Президент, Правительство, выражая глубокую озабочен-ность нарастанием антиправительственных и антипрезидентских настроений в широких слоях населения, не желая наступления по-следствий таких настроений, выражающихся  в виде недовольства курсом Президента и Правительства,  а также вероятности того, что масса думающих слоев населения достигнет критической массы, после чего непременно последуют массовые акции протеста, при-ходят к согласованному мнению о недопустимости пробуждения самосознания широких масс и мыслительной деятельности народа. Нельзя допустить, чтобы народ начал думать. Народ должен только верить.  Самым действенным средством пробуждения мыслительного процесса в народных массах являются так называ-емые художественные произведения – независимо от формы, жанра и их вида. Именно поэтому мы признаем недопустимым наличие в свободном обращении подобных произведений. На заседание  Президиума Правительства очень странным, таинственным образом попала книга, вредность которой для власти очевидна. Помимо негативных оценок курса Правительства и Президента, их деятельности, книга содержит предположения о будущем России, совпадающие в целом с замыслами Президента. Самым неожиданным образом в книге полностью отражены диалоги членов Правительства, Президента, а также товарища Сталина, Мехлиса и маршала Руднева, - диалоги, которые были произнесены после того, как были уже написаны автором книги. Таким образом, автор сделал всех участников секретного заседания Президиума Правительства с участием Президента и исторических личностей действующими лицами своей книги, что расценивается нами как крайнее унижение. Мы против своей воли оказались в роли актеров, сыгравших в самих себя в непридуманном постановочном заседании Правительства. Нельзя допустить, чтобы эта пьеса появилась в печати, в Интернете и вообще дошла до населения России. В целях пресечения формирования антиправительственных  мнений, сомнений в правильности курса президента и правительства, пресечения в народе какой-либо мыслительной деятельности, исключения подобных случаев в будущем и в целях предупреждения для иных лиц, занятых написанием литературных произведений, Президиум Правительства, Президент считают необходимым:
1. Поручить Федеральной службе безопасности установить ав-тора пьесы «Китель бессмертия», режиссера, художника-постановщика и прочих лиц, причастных к мистической по-становке пьесы.
2. Признать их виновными в распространении антиправитель-ственных материалов, направленных на пробуждение мыш-ления в народе.
3. Автора пьесы выслать под надзор полиции в места, куда Навальный лес не возил, у остальных лиц, причастных к по-становке пьесы, регулярно поводить внезапные обыски в по-исках антиправительственных текстов вплоть до их выезда из страны.
4. Тираж книги уничтожить.
5. Типографию, в которой была отпечатана книга, закрыть».

Президент, прижав к туловищу левую руку, медленно и не-слышно проходит по коврам к выходу. Потом останавлива-ется и медленно поворачивается к присутствующим.

Президент. Все свободны. Пока свободны. (Неожиданно чи-хает).  Кстати, нет ли у кого с собой капель от насморка?…

ЗАНАВЕС.


























               



                К И Т Е Л Ь   
                Пьеса в одном действии















                К И Т Е Л Ь   Б Е С С М Е Р Т И Я
                Пьеса в одном действии

Действующие лица
Президент.
Премьер.
Сталин.
Мехлис.
Маршал Руднев.
Вице-премьеры.
Министры.
Девушка.
Молодой человек.

      
                К А Р Т И Н А   П Е Р В А Я
     Зал заседаний Правительства Российской Федерации.

В центре сцены – большой стол в форме вытянутого овала. Во  главе стола – пустое кресло Премьера. Слева и справа от премьерского кресла в порядке очередности рас-полагаются вице-премьеры: Первый,  Второй, Третий и Четвертый – по двое с каждой стороны. Далее - слева и справа от вице-премьеров, второго и четвертого - следуют министры. Их всего десять: по пять с каждой стороны. Ближняя к зрителю часть стола, противоположная той, где стоит премьерское кресло, пуста, поэтому зритель имеет возможность видеть лицо каждого сидящего.  Мини-стры и вице-премьеры молча сидят, прислушиваясь и погля-дывая в сторону двери, через которую всегда приходит Премьер. Перед ожидающими ни блокнотов, ни ручек, ни ка-ких-либо бумаг: расчетов, диаграмм, планов – чистый стол. На стенах, вопреки обыкновению, также нет никаких таб-лиц, схем… Видимо, поэтому, догадываясь о необычности заседания Правительства, все они пребывают в некотором замешательстве, с возрастающим любопытством погля-дывают в сторону премьерского кресла.  При этом все при-сутствующие всем своим видом выражают государствен-ную озабоченность. Из-за кулис неожиданно появляются люди в  одинаковых костюмах и галстуках, жестами просят вице-премьеров подвинуться  и ставят еще два кресла – по одному каждой стороны от кресла Премьера. Присутству-ющие недоуменно  переглядываются. Однако не раздается ни одного вопроса, ни одной реплики. Нарастает напряжен-ность ожидания чего-то неожиданного, что должно сейчас произойти. На  лицах некоторых из присутствующих на мгновение появляется тревога, сменяемая беспокойным любопытством, кто-то выбивает пальцами едва слыши-мую нервную дробь. Присмотревшись можно увидеть, что нервничает каждый, но все признаки нервозности члены Ка-бинета старательно скрывают.

Министр 1 (обращается к сидящему рядом вице-премьеру, говорит вполголоса). Не знаете, по какому вопросу нас так неожиданно собрали? Обычно всегда говорят повестку дня…
Первый вице-премьер (также вполголоса). Сам в недоуме-нии. Наверное, опять какая-нибудь ерунда: типа сокращения смертности на дорогах или что-то в этом роде… Мне позавчера сам Президент звонил, спрашивал, есть ли точные сведения о числе погибших за последний год…
Министр 2. Полагаете, сам будет?
Первый вице-премьер. Несомненно. Неожиданные заседания всегда проводятся по его инициативе… Да и кресло рядом с премьерским приготовлено…
Министр 3 (вполголоса, наклонившись над столом). И не од-но… Вроде бы говорили, что никого, кроме тех, кто здесь, больше не будет, а еще кресла принесли… Не знаете, кто еще будет?
Первый вице-премьер. Нет, мне тоже сказали, что никого больше, кроме нас, Премьера и Президента, быть не должно.
Министр 4. Если в Правительстве есть пустое кресло, оно не может быть долго не занято.

Со стороны премьерского кресла, в глубине коридора,  раз-даются шаги. Слышно, что Премьер идет не один. Все присут-ствующие, без исключения, смотрят в сторону премьерского кресла.
Воцаряется полнейшая тишина. В ней – шаги, как метроном, отсчитывающий время…
Почти в ту же секунду в глубине сцены, напротив  премьерского  кресла, действительно появляются Президент и Премьер. Президент идет рядом с Премьером, но все-таки на полшага впереди него. Он сосредоточен, как всегда,  смотрит испод-лобья; Премьер идет уверенным шагом, открыто смотрит впе-реди себя.
При появлении Президента и Премьера присутствующие дружно и резко, точно солдаты, встают.


К А Р Т И Н А   В Т О Р А Я

П р е з и д е н т. Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
П р е м ь е р. Здравствуйте, господа.

Господа с шумом садятся, двигая креслами.  Премьер морщится, но терпеливо ждет, пока подчиненные усядутся.

Премьер. Господа министры, сегодня на нашем заседании присут-ствует Президент Российской Федерации. Заседание проводится по его инициативе.

Министры и вице-премьеры почтительно склоняют головы.

Участие Президента в сегодняшнем заседании обусловлено как важностью проблемы, которую мы с Президентом собрались сего-дня решить раз и навсегда, так и, главное, способом получения та-кого решения. Поскольку всех вас на посты рекомендовал  лично я сам, то все люди здесь, несомненно,  умные, и мне не требуется го-ворить вам о  необходимости сохранения тайны нынешнего засе-дания не только от жен, но даже и… простите… от постоянных лю-бовниц (При этом Премьер скосил глаза на Президента). Это шутка, но шутка, всем, надеюсь понятная? Кстати, если вы обратили вни-мание, Президиум Правительства представлен на данном заседании в секвестированном составе. Мы с Президентом решили, что отдельные министры будут сегодня не более чем балластом, усложняющим и удлиняющим процедуру принятия решения по во-просам повестки дня нашего заседания. Доверие – главное в нашей с вами деятельности (При этом Премьер выразительно посмотрел на Президента, а тот на Премьера.) А степень доверия, как вы понимаете, определяет дистанцию между министрами и первыми лицами России. Итак, вопрос секретности заседания, надеюсь, всеми присутствующими министрами  понят?

Присутствующие все, как один, послушно кивают головами.

Премьер (продолжает). Прекрасно. Как всем известно, одним из самых острых, даже самым острым, сейчас является вопрос выра-ботки правительственных решений, направленных на  уменьшение числа граждан, погибающих на наших с вами, да-да, господа, на наших с вами  автомобильных дорогах. Общественность взволно-вана, она требует мер и, сами понимаете -  жертв… Мы с Президен-том эти жертвы, конечно, найдем (Он делает паузу и выразительно оглядывает министров). Нет более простой административной процедуры, чем назначение жертв. Но - меры! Меры надо искать!  И при этом никому из вас не следует забывать о мнении -  прежде всего – общественном мнении. Причем, господа, общественное мнение нам важно не столько за рубежом России, сколько  внутри самой России. Мы огромная держава…
Президент (резко перебивает). Мы – великая держава…
Премьер. Да-да, конечно… Россия - великая держава … и мы можем в вопросах нашей внутренней политики, касающейся срока жизни наши граждан, не обращать внимания на выпады антидемо-кратически и антироссийски настроенных господ,  и эти понятия – Россия и демократия, - с приходом нас к власти, -  стали синони-мами. Так вот, мы не станем обращать внимание на мнения пред-ставителей западных держав  - не буду называть их имена, ибо они всем вам известны… Главный и единственный вопрос нынешнего заседания: сокращение числа погибающих сограждан на территории России в результате дорожно-транспортных происшествий. Замечу, однако, перед обсуждением,  что я понимаю желание некоторых министерств и ведомств  скрыть истинное положение с гибелью людей на дорогах. Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.  Вы, безусловно, помните, что в самом начале своего президентства я ввел на российских дорогах «сухой» закон. Не скрою, я полагал, что мой авторитет, а главное - моя безусловная победа над моими противниками на выборах, я сказал бы, с катастрофическим пере-весом для них, дает мне надежду, что народ великий народ России, поверит в меня и пойдет за мной!...

Возникает неожиданная пауза, вызванная поведением Президен-та. Он что-то тихо начинает говорить вслух – то ли для себя, то ли  и для Премьера тоже… И непонятно – говорит ли он по-немецки, то ли матерится по-русски…  Это сложно понять, по-скольку он говорит довольно тихо… Но отдельные слова распо-знать все-таки можно… «junе Welpе , Gr;nschnabel , loyal lapdog »… Премьер прислушивается, стараясь вникнуть в смысл слов Президента. Видно,  он не понимает, что говорит  Прези-дент  и, главное, то, чем вызвал такую реакцию. Он в недоуме-нии. Но понимает, что Президент  явно не одобряет его речь…

Президент (говорит довольно громко, но больше для себя, чем для собравшихся). У нас же сегодня… СЕАНС… Все, беру совещание в свои руки, а такого наговорит…

Президент резко встает при стоящем Премьере. Премьер, видя этот демарш,  по лицу Президента понимает, что сказал ЛИШНЕЕ или просто, что спорол явную чушь,  и медленно опускается в  кресло.

Премьер (почти опустившись  в кресло  с болезненной миной на лице). Товарищи… Слово представляется Президенту.
Президент (поднимается, держась рукой за поясницу). Спасибо.    Как всегда, право на самые необходимые слова… и действия… мне представляется самом важном этапе - что в 2000 году,  когда пахло порохом и синусом, равным четырем , что сейчас… Когда сами уже ничего не могут… Но теперь важность момента неотделима от ис-торической функции Президента… Или наоборот… впрочем, не-важно, - все равно никто ничего не поймет… 

Присутствующие в зале недоуменно переглядываются. Судя по выражению лиц присутствующих, никто, действительно, ничего не понимает. Президент внимательно всех оглядывает, вздыха-ет и начинает говорить.

Товарищи! Я благодарю Премьера за предоставленное мне слово на заседании, которое вполне может быть историческим.

                Раздаются аплодисменты.

Итак, главный вопрос нашего сегодняшнего заседания был объявлен Премьером. И нам его необходимо сегодня решить. По данным статистики, уровень погибших в прошлом году  снизился. Однако, когда я запросил более точные данные, то оказалось, что процент погибших в ДТП в  том же году, наоборот, вырос! Господа министры! Вы и ваши ведомства умеете отчитываться так, как  не умел это делать даже Председатель Госплана СССР Байбаков и как никогда не научиться нашему Председателю Счетной Палаты Степашину. Браво, господа Министры!

Между тем,  на сцене постепенно, но заметно, темнеет, осо-бенно -  над столом. Министры и вице-премьеры беспокойно оглядываются по сторонам, прислушиваются к странному ше-поту вверху – то ли под потолком, то ли за потолком. Иногда на стол падают крошки, похожие на частички отставшей побелки; министры в недоумении переглядываются.
Президент  и Премьер не обращают внимания на происходящее вокруг.

         Для того, чтобы прекратить нынешнее вранье и, действительно, предпринять реальные меры по сокращению гибели граждан на автодорогах, мы вынуждены, понимаете – просто вынуждены – пойти с Премьером на этот неожиданный для всех шаг, поскольку все меры, реализованные нами с подачи министров, активистов ав-томобильного движения, депутатов и адвокатов не возымели аб-солютно никакого действия: люди продолжают гибнуть... Рост смертности на автодорогах – 5,2 процента в прошлом году! Человек, для которого это не рост,  должен подать в отставку!

    Министры после этого поспешно, все одновременно, наперебой высказываются, стоит некоторый гвалт. Звучат фразы:
«Это рост!», «Еще какой!», «Безобразие!», «Сердюкова -  в от-ставку!», «Причем тут Сердюков?», «Нургалиева -  в отставку», «Нургалиев ни при чем! Это народ такой»,  «Мы признаем рост», «Тут все способствуют сокращаемости!». Президент жестом правой руки останавливает желающих высказаться.

 Президент (с непонятной интонацией – то ли спрашивает, то ли утверждает). Никто из присутствующих здесь в отставку не уйдет. И более того, как Президент, я уверен, цифра 5,2 процента – занижена! Где-то что-то не прошло по учетам субъектов Федерации, чтобы улучшить показатели, что-то затерялось в МВД… Ну, и так далее…   Настал решительный час в борьбе с враньем и лицемерием в выработке мер  борьбы с гибелью людей на наших автодорогах. Думаю, вы, приглашенные на сегодняшнее заседание, готовы внутренне к неоднозначным решениям и неординарным подходам, разработанным мною и Премьером.

Президент берет микрофон, одиноко стоящий на столе, включа-ет и говорит в него: «Внесите все необходимое». Тут же  в залу заседаний входят молодые люди в одинаковых костюмах, ставят на середину стола, занимаемого Президентом и Премьером,  большую тарелку, только отдаленно напоминающую чайное блюдце,  и зажженные свечи. Закончив, дружно уходят.

Президент (молча наблюдает за реакцией присутствующих). Во-просы есть?
Министр 1. Есть. Что мы сейчас будем делать?
Президент (раздраженно). Мы устраиваем спиритический сеанс. Разве это трудно понять?
Министр 1 (недоуменно). Зачем?
Президент. Чтобы «вызванные» помогли нам выработать меры борьбы со смертностью на дорогах.
Министр 2. А что, разве мы сами не в силах додуматься и принять адекватные меры? (Глагол «принять» министр произносит с уда-рением на первом слоге).
Президент. Возможно, что когда-нибудь и додумаемся, когда глагол «принять», вы будете произносить с ударением на втором слоге… Еще вопросы?
Министр 3 (с сомнением). Не знаю… Но чтоб с нечистой силой, по-нимаете ли, решать государственные проблемы? У нас что, у самих, что ли, мозгов не хватит?...
Президент (оглядывает всех присутствующих строгим взглядом). Последующие вопросы такого же порядка – про мозги и нежелание общаться и нечистой силой?

                Молчание.

Ясно. Не будем терять время. Теперь поясняю. У вас не хватает мозгов, чтобы  самим придумать рациональное управление и вы-работать меры. (Премьер отвернулся от Президента и помор-щился, словно только что проглотил лягушку). На этом сеансе, а это, действительно, будет спиритический сеанс, мы будем общаться не с нечистой силой, а с духами  ушедших от нас великих людей. Иное понимание сеанса свидетельствует, на мой взгляд, о недоста-точном интеллектуальном уровне присутствующих министров. (Премьер низко опускает голову при этих словах Президента. Президент, увидев это, тихо говорит Премьеру). Ты прикажи еще чашу с пеплом тебе принести, голову посыпать…. Раскаянник… (Громко.) Давайте к делу, господа министры, давайте вместе наби-раться уму разуму у наших великих предков и учителей.

Свет на сцене постепенно гаснет. Становится темно.  Лица и фигуры сидящих за  столом освещают свечи, стоящие  вкруг та-релки. Пламя свечей слегка подрагивает. Тени  хозяев России и их министров качаются и подрагивают  в такт пламени свечей…  Все присутствующие, без исключения, устремляют растопырен-ные пальцы к блюдечку…

Премьер (с легким возмущением). Так, господа! Вы что, никогда не бывали на спиритических сеансах? Вы что, хотите нам все испор-тить?! Всех отправлю в отставку, к чертовой матери! Выполняйте предписания! Расставляйте  пальцы параллельно  крышке стола, вытянутые руки держите на весу!... А то привыкли держать пальцы загнутыми к себе... Блюдца не касаться! Вдруг исчезнет!  Молитв во спасение - не читать! Про себя произносить только имя духа умер-шего человека, с кем вы хотели бы побеседовать! Уж постарайтесь достойно решить хотя бы этот вопрос…

За столом произошло небольшое шевеление. Руки сидящих от-прянули от стола.

Президент (резко). Продолжаем! Не отвлекаемся! Руки на стол! В глаза смотреть, -  я сказал!

    К А Р Т И Н А    Т Р Е Т Ь Я

Издалека, медленно-медленно нарастает гул человеческих голо-сов, словно сразу несколько человек, с четкой, хорошо поставлен-ной дикцией заговорили одновременно. Они не слушают друг дру-га, а может, и не слышат,  каждый говорит свое. Причем, что больше всего удивило присутствующих, - невидимые голоса гово-рят на нескольких языках. Постепенно становится возможным понять не только отдельные  слова, отдельные фразы,  но даже целые высказывания.  Они произносятся голосами убежденно – как наболевшее, выстраданное, но не услышанное людьми… При-сутствующие на сеансе начинают пугливо озираться по сторо-нам. Только Премьер и Президент держатся уверенно.
   
Голос 1. Жизнь - это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди .
Голос 2. На свете живут всемогущие люди и немощные, бедные и богатые, но их трупы воняют одинаково .
Голос 3. Плохо то решение, которое нельзя изменить 
Голос 4. Повторенная ошибка становится виной .
 Голос 5. Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать .
Голос 6. Если театр начинается с вешалки, то за такие пьесы нужно вешать . 
Голос 7.  Народ пожил - и будет! .
Голос 8. Одна смерть – трагедия, миллион смертей – статистика .
Голос 9. История любой человеческой жизни есть история пораже-ния .
Голос 10. Смерть - это единственная награда за жизнь .
Голос 11. В последнем счете всегда побеждает только инстинкт са-мосохранения  .
 Голос 12. Все строят планы, и никто не знает, проживёт ли он до вечера 

Постепенно голоса смолкают, лишь в отдалении еще раздаются отдельные выкрики:

                Тот, кто судорожно цепляется за жизнь, может вместе с ней погибнуть… 
Последним звучит голос:
Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.


Некоторые Министры в страхе вжимают головы в пле-чи, а некоторые улыбаются… Над столом начинает постепенно светлеть - медленно-медленно. Члены Правительства слегка поражены услышанными высказываниями.  Они переглядываются, пожимают плечами.

Министр 3.  (скептически оглядываясь по сторонам). Интересно, откуда звучала эта магнитофонная запись? (Смотрит наверх).
Премьер. (Министру 3). Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
Министр 3. А что тут такого? Везде ж обман, а почему его не может быть здесь?… Да и сеанс этот – тоже – фуфло какое-то,  лажа…      
Президент. Лучше помолчите, а то будет и диктофонная запись, и фуфло – в виде недвижимости за границей или уклонения от нало-гов, а то и девочек в бане…
Министр 3 (опустив глаза. Про себя.) От вас всего можно ожидать….

К А Р Т И Н А   Ч Е Т В Е Р Т А Я

Неожиданно по залу распространяется тонкий аромат пряно-сладковатого  табака. Все принюхиваются.  И только ху-дой, словно изможденный работой вице-премьер, заядлый в про-шлом курильщик, может быть, уже бросивший курить и заняв-шийся спортивными делами, неожиданно, закрыв глаза и покачи-вая головой, с улыбкой блаженства, несколько раз подряд с удо-вольствием втягивает ноздрями табачный дым…
Премьер  смотрит на вице-премьера с удивлением и     настороженностью.

Второй вице-премьер (втянув с шумом в себя табачный дым и задумавшись на несколько секунд, произносит с каким-то умили-тельным благоговением). Боже мой, да это же настоящая «Герце-говина Флор»…   

Некоторые смотрят на него с изумлением, некоторые с сомнением, а несколько министров – с пренебрежением, но боль-шинство все-таки – испугом. Создается впечатление, что в пра-вительстве есть люди, знающие, кто из великих курил – «Герце-говину Флор». И запах этого табака не предвещает ничего хоро-шего там, где его начинают чувствовать окружающие…
Премьер и Президент переглядываются. Стоит полная тишина. Неожиданно запах «Герцеговины Флор» усиливается, в тишине раздаются мягкие шаги – словно по ковру идет Лев… Присутствующие, включая Президента и Премьера начинают вставать, медленно, словно против воли… На  лице Премьера – растерянность, а в прищуренных глазах Президента затаилась усмешка. В выражениях лиц прочих участников заседания преоб-ладает испуг и недоумение.  Таких шагов в современных кабине-тах и залах еще Кремля еще  никто не слышал…
           Премьер (уже поднявшись, но явно не  сознавая происходя-щее, испуганно.) Кто тут? Кто позволяет себе курить на спиритиче-ском сеансе? И ходить по коврам? Что за  вольности?

Некоторое время – тишина. Потом раздается голос.

Голос (с кавказским акцентом). Вольности? Почему  - вольности? Это мое законное историческое право – курить трубку всегда и везде и ходить по кремлевским коврам.
Премьер (видно, что ошарашен.  Говорит с легким испугом, но твердо.)  Вот так решили достойно вопрос… (Далее - растерянно.) Этого не может быть! Свет…  Пожалуйста! Дайте свет! Кто это тут меня мисти… мисти…си…фи..ци..тирует! Тьфу… Све-е-ет! Дайте све-е-т!

Остальные присутствующие ищут глазами говорящего с кавказским акцентом. Но голос словно звучит отовсюду – и свер-ху, и снизу, и со всех сторон…

Президент. (Премьеру тихо). Не  кричи, поздно. Он  уже здесь.
Премьер (испуганно). Кто?!
Президент. Сейчас увидишь.  (И – несколько громче -  ко всем). Не надо света. Я и без света вижу все хорошо. Мне без света все ясно и  понятно. Слишком много света – вредно для народа и оппозиции.
Голос (с кавказским акцентом). Замечательные слова, товарищ Президент. Народ должен видеть жизнь именно в том свете, кото-рым мы ему эту жизнь освещаем! А оппозиция вообще должна ви-деть только свет лагерных фонарей или небо в клетку….
Президент (явно понимает, с кем говорит. Смущенно.) Ну, все равно, у нас декларирована гласность, свобода слова, свобода са-мовыражения…
Голос (с кавказским акцентом). А одно другому не мешает! Вы же человек хоть и молодой, но вы же хорошо помните  Конституцию 36 года – самую демократичную Конституцию в мире?
Президент. Конечно, помню.
Голос (с кавказским акцентом).. По той Конституции СССР был са-мой передовой державой в области прав человека и демократиче-ских свобод. А мы, невзирая на эту Конституцию, правили страной и народом так, как мы того хотели. Если вы помните, то после года принятия самой демократичной Конституции, наступил 37 год и другие, похожие на него… Так что Конституция – сама по себе, а власть и правление народом – сами по себе… Вы не согласны?…
Президент. Я полностью согласен… с вами... э-э-э-э….
Голос (с кавказским акцентом). Зовите меня как всегда: товарищ Сталин.
Президент (с готовностью). Так точно, товарищ Сталин.











                К А Р Т И Н А    П Я Т А Я

Неожиданно в противоположном от Премьера и Прези-дента конце стола, словно материализовавшись из воздуха, по-является отчетливо видимая фигура Сталина. На нем  белый китель со звездой Героя Советского Союза, темно-синие галифе, заправленные в лосиновые сапоги. В правой руке – трубка. Из нее вьется легкий дымок. Все встают.

Сталин (оглядывает присутствующих, потом делает жест трубкой сверху вниз). Садитесь, товарищи, садитесь.

                Все дружно и неслышно садятся.

На то и существуют эти несколько фиговых листков, - я имею в виду Конституцию,  – чтобы  народом, на самом деле, управляли мы, люди, а не какие-то там написанные нашими подчиненными Кон-ституции. Мы, при наличии той Конституции, правили, как хотели!
Президент. Так и мы – как хотим, так и правим, но в рамках Консти-туции…
Сталин. Я не согласен с вами. Конституция и воля первого лица в России всегда находятся в противоречии. Вы правите, скорее, без-рассудно, потому что постоянно оглядываетесь на Конституцию, но при этом хотите, чтобы все было по-вашему.
Премьер. Оппозиционные партии заставляют. У вас-то их не было, а у нас - многопартийность...
Сталин. Вы, оказывается, товарищ Премьер, совсем истории не знаете. При мне тоже была многопартийность.
Премьер (растерянно). При вас? Многопартийность?
Сталин. Да, при мне. Но все партии, кроме одной - правящей партии большевиков, сидели в тюрьмах и лагерях. И у нас был порядок.
Президент. Так ведь и мы стараемся, товарищ Сталин.
Премьер. Так стараемся же…
Сталин. Может, и стараетесь. Но выходит у вас отвратительно… У вас есть некий уклон в родственно-олигархическую сторону.
Президент. Я просил бы не давать…
Сталин. А вы не перебивайте, когда говорит товарищ Сталин… хоть вы и Президент… Вы пока не равны мне… И даже право просить меня вам надо еще заслужить у истории. О чем просить? Да мало ли о чем? Может, о снисхождении… А может, вы и не доживете до просьб в качестве Президента… Может, вместо вас, меня какой-нибудь Навальный будет о чем-нибудь просить…
Президент (уверенно). Навальный ни о чем не будет вас просить. Ему скоро будет некогда. Он будет считать деревья в кировских ле-сах, а может в мордовских – это как суд решит.
Сталин (внимательно выслушал Президента, прошелся по ковру, пыхнул трубкой). Мне нравится, как вы сказали о Навальном, хотя, насколько мне известно, уголовное дело против него идет очень тяжело. (Подумав.) В этом вопросе, с Навальным, следует быть осмотрительным.
Президент. Я ничего и никого не  боюсь, у меня спина болит… Ну, а если политически, то, я… мне народ доверил… В России  везде пра-вит Закон… (Веско, с улыбкой.) А с Навальным суд решит по закону…
Сталин (прошелся по ковру, пыхнул трубкой. Говорит задумчиво). Спина  – это очень плохо… Спину, товарищ Президент,  надо лечить,  и  думать о бессмертии,  я бы сказал…  А вы – спина болит… Что та-кое спина? Насморк – это я понимаю… Серьезная болезнь. Товарищ Сталин часто болел насморком. Спина! Не припоминаю ни  одного серьезного политика с больной спиной. С полиомиелитом – да, помню, с  алкоголизмом, настоянном на армянском коньяке, - тоже помню,  с патологической ненавистью к славянам и  евреям и с же-ланием их повсеместно истребить, - и такого помню… А с больной спиной – не помню! Наверно, это были маленькие политики. А часто у вас бывает насморк?
Президент (несколько растерянно). Не-ет, не часто…
Сталин (задумчиво). Может, это и хорошо.
Премьер (задиристо). А что плохо? У нас всё хорошо!
Сталин (внимательно, с прищуром, продолжительно смотрит на Премьера). Плохо, если народ о деле Навального подумает не так, как надо.
Президент. Народ ничего не подумает.
Сталин. Вы уверены?
Президент Абсолютно.
Сталин. У меня тоже народ ничего не думал – и был самым счаст-ливым на свете. Но ведь не может быть такого, чтобы в России во-обще никто не думал? Кто-то же может подумать не так?
Президент. Интеллигенция подумает.
Сталин (рассудительно). Интеллигенция… С интеллигенцией можно не считаться – народ ее не любит, потому что интеллигенты слишком много думают. Однако у вас есть интеллигенты, которые не только думают, но еще и говорят. А это очень плохо.
Президент. Для кого плохо?
Сталин (обвел трубкой присутствующих). Для всех вас. В мое время интеллигенты боялись не только говорить, но и думать, что власть не принадлежит народу. А у вас и думают, и говорят, и про-гулки по Москве устраивают. Это плохо. Вы согласны со мной?
Президент. Согласен. Но у нас демократия. У всех есть право думать.
Сталин. Но не у всех – говорить.
Президент. У всех.
Сталин. Это всего лишь отвратительная гримаса демократии, а не право. Лучшим средством от разговоров о неправильной политике властей являются внезапные обыски. Например, с целью пресечения такого распространенного в России преступления как экстремизм. Все, кто не согласен с тем, как вы правите страной, являются явными экстремистами! Попробуйте использовать обыски – в мое время это средство было очень эффективным. Но вы не должны забывать и о латентных экстремистах. Они еще хуже явных. Но и против них – обыски тоже хорошо помогают. Даже лучше, чем против явных…
Президент. Мы уже используем это средство защиты демократии.
Сталин (взглянув на Президента). Демократии? Хорошо, пусть так. Значит, вы убедились, что внезапный обыск – самое лучшее демо-кратическое средство в борьбе с экстремизмом?
Президент. Да.
Сталин. Какие достигнуты результаты на этом пути?
Президент. Есть лица, объявленные в федеральный розыск, есть признаки массовой эмиграции из страны.
Сталин. Хорошо. В России всегда так было и всегда так и будет: Конституция и Законы – это как Бог и его архангелы… На них надо молиться, но исполнять Премьерам или Президентам  все, что в них написано - в этих, подчас глупых, но политически важных бумажках, -  совсем не обязательно! Это показали самые трудные предвоенные годы моего правления. (Сталин сделал паузу,  пыхнул трубкой и озадаченно посмотрел в нее: кажется, в ней кончался табак... Похлопав себя по карману френча, и, видно, убедившись, что пачка «Герцеговины Флор» с ним,  удовлетворенно продолжил.) Главное, вам надо хорошо помнить две вещи: кто не исполняет Конституцию и Законы, но при этом не идет против власти, тот не  совершает ничего антиконституционного и антизаконного, это ваши союзники. Вы всегда можете публично их наказать, доказав тем самым народу свою верность Конституции и Законам. Они знают это, и никогда не пойдут против вас. А тот, кто открыто идет против существующей власти, против вас то есть, хотя и в рамках, установленных Конституцией, тот одновременно и непременно идет и против Конституции и против всех существующих Законов! Именно в этом, последнем, надо постоянно убеждать народ. Это главный закон российской власти!  Как видите, он очень прост! И вы, и все органы власти должны строго следить, чтобы  этот закон действовал. В противном случае наступит такой хаос, при котором могут сложиться условия для осуществления революции.
Премьер (выглядит озадаченным.)  Товарищ Сталин, вы считаете, что мы, я и Президент, не справляемся с возложенными на нас обязанностями? И разве сейчас в России возможна какая-либо ре-волюция?
Сталин (прошелся, задумчиво повел трубкой, дымнул ею, и  снова озадаченно посмотрел в табачную камеру, куда набивается та-бак). У вас явно завышенная самооценка.  А революция возможна, как известно, только в определенной исторической ситуации.
Премьер. Это все наша интеллигенция мутит воду… Макаревич и прочие… Эта ситуация в России  никогда не наступит, я думаю.
Сталин (спокойно, задумчиво.) Вы, товарищ Премьер, человек мо-лодой, послушный, понимающий… Но вы слышали, что минуту назад говорил товарищ Сталин? Мне кажется, вы слишком много думаете. (С усмешкой.) Придумали: 500 тысяч рублей за проезд на красный свет… У вас попасть на тот свет стоит дешевле… Зачем  столько думать, чтобы сказать такое? Вы хотя бы понимаете, что такое 500 тысяч современных рублей  для современного рабочего? Я был суровым правителем, но вашего предложения я не понимаю…  И никогда бы не поддержал… Десять лет без права переписки – и то гуманнее, чем 500 тысяч за проезд на красный свет… Люди не захотят платить  такие деньги за такой проступок… Я не понимаю, зачем такими непродуманными высказываниями провоцировать свой народ  на размышления о том, что власти не могут разумно управлять? Это политически неверное высказывание. 
Премьер. Что тут не понимать? Это никакая не провокация. У нас же все люди богаты, только тщательно это скрывают…
Сталин. Не провокация? И люди так богаты, что воспримут спокойно такое заявление? Значит, ваша статистика, стало быть,  врет насчет нищеты в современной России?
Премьер. Врет. Еще как врет!
Сталин. Так научите вашего главного статиста правильно подсчиты-вать! А то, мне кажется, что это не подсчет, а обсчет первых лиц государства. Научите его считать правильно. Направьте его на под-счет поваленных деревьев в Туруханском крае. Выдайте ему робу, телогрейку, томик Солженицына – и пусть набирается ума! Года через три-четыре, если выживет, присвойте ему звание Героя России и снова посадите…  на Госкомстат. Может, правильно начнет делить ваш богатый народ на бедных и нищих, а, товарищ Премьер?
Премьер. У нас, товарищ Сталин, такие методы признаны наруша-ющими  права человека…
Сталин (с удивлением). Почему? Ведь вы же отправите его туда по приговору народного суда. Какое ж тут нарушение прав?
Премьер. Но…, во-первых, у нас суды теперь не народные, а рай-онные, а, во вторых, за что такого человека судить? В-третьих,  суды у нас независимые, мы не вправе указывать судам, какие приговоры выносить, даже в Москве!  А в-четвертых,  такой статьи в уголовном кодексе нет!
 Сталин. Нет статьи? Очень плохо! Введите немедленно! Разве это не преступление, когда должностное лицо искажает статистические сведения?
Премьер (пребывает несколько секунд в задумчивости, что-то припоминает.) Что-то такое уже было, кажется, в СССР… Но не ра-ботало…
Сталин. Это начиная с Хрущева не работало. При мне всё работало.
Премьер. При вас… да, при вас работало… Но теперь ваши методы признаны репрессивными, они осуждены общественностью и народом.
Сталин (с нажимом). И народом? Каким народом?
Премьер. Советским народом.
Сталин. Может быть, это был все-таки не советский народ, а другой? Может, это был народ, избранный Богом?
Премьер. Избранный Богом народ – это выдумки литераторов. Я такого народа не знаю.
Сталин. Странно, что вы не знаете такого народа… (Задумчиво). И после этого вы говорите об осуждении моих методов так уверенно, словно по этому вопросу был всесоюзный плебисцит.
Премьер. Ваша партия сама признала, что культ вашей личности и ваши методы руководства страной – явления, в сущности, антина-родные… 
Сталин. Вы имеете в виду двадцатый съезд партии? И коротышку Хрущева с секретным его докладом?
Премьер. Да, конечно. Все началось оттуда.
Сталин. Это вы правильно заметили: все оттуда началось, а главное – оттуда начался развал великой страны… Не только антисоветским, но, я сказал бы, антинародным оказался тот самый доклад Хрущева, а не мои методы руководства… Это был не доклад, а мина замедленного действия, и в 91-ом она сработала.  Через тридцать пять лет. Мы тридцать шесть лет – с семнадцатого по  пятьдесят третий – державу строили, а эти - за  такой же срок! - ее разрушили. Державный маховик, который мы раскрутили за тридцать шесть лет – с семнадцатого до пятьдесят третьего, - остановился в девяносто первом. И кто знает, как тогда, в  девяносто первом, или в девяносто втором, народ оценил бы мои методы руководства, если бы был плебисцит по этому вопросу.
Премьер. Мы с президентом можем провести такое всенародное голосование – о ваших методах – и в наше время…
Сталин (с усмешкой). Вы-то можете… Но я-то знаю, что главное - не важно как проголосуют, важно - как посчитают. К тому же ходят упорные слухи, что у нынешней власти совсем плохо с арифмети-кой… Какой-то административный ресурс постоянно мешает пра-вильному голосованию и подсчету…
Премьер. Это сплетни! Впрочем,  мы и не настаиваем. Нет, значит, нет. А про ресурс – это все бред оппозиции…
Сталин (лукаво.) И правильно – лучше не надо, а то вдруг случится ошибка при подсчете? Или ресурс откажет?
Премьер (подумав). Да, согласен, делать это опасно. Можно полу-чить возмущение вместо правильного решения.
Сталин (Президенту). Вот, я же говорю, что вы плохо управляете народом. При моем руководстве только заключенные возмущались и устраивали вооруженные мятежи. Все свободные граждане всегда правильно понимали мои решения, никаких возмущений и в принципе быть не могло.
Премьер. Это потому, что вы не считались с их правами. Даже с правом на жизнь.
Сталин.  Почему же? Напротив, очень даже считались. Только по-нимали это не так, как вы. Для нас жизнь человека – это средство достижения определенной цели, а у вас жизнь – это самоцель без средств для достойного существования большинства…
Премьер. Вас неверно информировали. Не все так плохо, товарищ Сталин.
Сталин. Может, и не все… Но в целом народ у вас не живет – выжи-вает. И выживает плохо. Численность коренного русскоязычного населения страны сокращается. При мне возрастала, а при вас со-кращается. 
Премьер (напористо). И с правами человека у нас не так уж и пло-хо…
Сталин. Просто удивительно, как убежденно вы говорите! Несве-дущий человек может и поверить. Но я скажу вам следующее. Ваша буржуазия – самая жестокая в Европе. А вы считаете себя европей-ской страной. Поэтому я и сравниваю Россию с европейскими стра-нами. Ваша буржуазия делает все для того, чтобы унизить, растоп-тать, извести русский народ… Ваша буржуазия не позволяет себе либеральничать, откровенно плюет на ваши  буржуазно-демократические свободы и вызывает у народа только ненависть. И вы ей в этом помогаете, слепо принимая неумелые решения и проявляя нерешительность в пресечении ее эксплуататорских ап-петитов.  Уже сейчас от либерализма не осталось и следа. Для вашей буржуазии нет больше так называемой свободы личности, - права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от ее «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Так обстоит дело в настоящее время...

Президент. Это серьезные обвинения, товарищ Сталин. Я сказал,  что это… что это… клевета…
Сталин. Я понимаю вас. Вы меня предостерегаете. Но, как бы вы ни хотели, вы не сможете привлечь меня к уголовной ответственности по вашему новому закону о клевете. Я всего лишь дух, энергетиче-ская сущность, я везде и нигде… Наверное, в вашей стране нет ни одной головы, в которой не присутствовало хотя бы малое знание обо мне.  Единственное, что вы можете – это дать задание своим средствам массовой информации еще раз донести до народа, какой был плохой Сталин. Я вам только одно скажу: еще при жизни я знал, что «после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её» .  Только речь не обо мне, а о вас, о нынешней власти в России. Вы забыли: «есть оружие пострашней клеветы; это оружие – истина» . Вы должны помнить, какому великому человеку принадлежат эти правильные слова. Я сказал правду. Мне незачем лгать.
Президент. И что же делать нам, если ваши слова принять за прав-ду?
Сталин. Не ждать, когда знамя национальной независимости и национального суверенитета будет продано вашей буржуазией за доллары. Покупатели давно уже этого ждут. И на Западе, и на Во-стоке. Ваш фехтовальный марафон с Америкой, и взаимные уколы - в виде списка Магнитского и обратного укола - в виде «закона Димы Яковлева», - это лишь отвлекает от главного: от проблемы со-хранения национальной независимости.
Президент. Я не могу с вами согласиться, товарищ Сталин. Приняв «закон Димы Яковлева», мы тем самым показали, что умеем дать достойный ответ нашим оппонентам.
Сталин. Этот ответ только навредит детям, оставшимся сиротами или без попечения родителей. Вы же все, вместе взятые, всё равно не в состоянии придумать такое, чтобы в России соблюдались права сирот, и их не обворовывали ваши чиновники. Вы лучше заключили бы с Обамой межгосударственное соглашение о наказании американцев, скверно относящихся к усыновленным детям из Рос-сии, предусмотрев в нем соответствующие  санкции и к Америке – как гаранту правосудия над нерадивыми усыновителями-американцами. Америка должна отвечать за своих «героев». Например, я бы оговорил в таком соглашении, что до совершенно-летия усыновленные россияне являются гражданами России и предусмотрел выдачу истязателей и убийц усыновленных россий-ских детей российскому правосудию. Я гарантирую вам, что ни один американец при таком положении не стал бы издеваться над русскими детьми,  всегда бы имел хорошую память и помнил, где оставил усыновленного ребенка …
Президент. Но товарищ Сталин, вы же понимаете, чтобы заключить такое соглашение, нужно иметь соответствующие аргументы…
Сталин. А они, эти аргументы, у вас есть. Надо только умело их ис-пользовать. Однажды, имея серьезные аргументы против союзни-ков,  я совершил большую ошибку и до сих пор жалею о ней. Я ду-мал, что поступил мудро, и лишь спустя годы понял, что жестоко ошибся…
Премьер. Товарищ Сталин, но же вы всегда были правы и никого не слушали…
Сталин. Это неверная информация: я всегда слушал, что говорят мои министры и генералы. Только решения принимал всегда сам, выслушав их. Но в этот раз никто не осмелился мне подсказать.
Премьер. И что же это за ошибка такая, о которой жалеет сам Ста-лин?
Сталин. Я напрасно торопил союзников с открытием второго фронта. Я мог бы сам взять всю Европу, а потом не пустить союзников через Ла-Манш. Однажды я вслух высказал сожаление об этом, на что генерал де Голль  ответил, что судьбоносные решения надо принимать вовремя…
Премьер. И хорошо, что не приняли. Иначе - чем бы мог обернуться захват Европы, когда у американцев почти была готова атомная бомба?
Сталин. История не любит сослагательного наклонения. Но я скажу вам, что после открытия второго фронта в Европе до знаменитой телеграммы Трумэну на Потсдамской конференции оставалось еще почти тринадцать месяцев… Кто знает, что могло бы произойти за это время. Давайте не будем гадать, а примем историю, как она есть. А вот в последние годы существования СССР и впервые годы новой России было принято много неверных решений. Одни из них отрицательно повлияли на авторитет власти, другие не принесли народу ничего кроме вреда.   А были такие, за которыми в одина-ковой мере последовали названные мною отрицательные послед-ствия.
Президент (саркастическим тоном.) А нельзя ли, уважаемый то-варищ Сталин, примером подтвердить вашу точку зрения?
Сталин (прищурившись, пристально посмотрел на Президента.) Хорошо, пусть будет – «уважаемый». У вас еще сегодня будет воз-можность воочию убедиться в этом. А теперь – по существу. Я не буду говорить, что ваша приватизация была «березовщиной» -  способом ограбления страны и народа кучкой абрамовичей и вла-стей, во всем помогавшим абрамовичам. Об этом есть кому гово-рить.  Я сделаю это на примере сегодняшней России.
Премьер. Вот-вот, очень будет интересно, что вы нам приведете…
Сталин. (усмехнулся, покачал головой, дымнул трубкой.) Вы, това-рищи (Сталин указал трубкой в сторону Премьера и Президента), правильно делаете, что укрепляете центральную власть и вертикаль власти. Но ошибка, которую вы допустили в свое время, состоит в том, что вы не только позволили избирать губернаторов не из местной элиты субъектов федерации, но впоследствии, сами стали назначать на места своих людей из своего окружения. Может быть, вам и говорили, что эти люди, вами назначенные, ведут себя, мягко говоря, неподобающим образом, но вы закрывали на это глаза. И все – якобы, ради поддержания вертикали власти! А между тем по действиям ваших назначенцев народ оценивал и вас, но - как верховную власть. И вы не заслужили положительной оценки… Иначе, как варягами, в уничижительном,  разумеется, смысле, или временщиками, ваших назначенцев на местах не называли, видя, как они прибирают к рукам, правдами и неправдами, заводы и земли, позволяют  своим людям вырубать леса, грабить бюджет, вздувать цены на товары, на строительство жилья, захватывать рынки товаров и услуг…
Президент. Но когда я принимал решение об упразднении губер-наторских выборов, тогда в стране были сильны центробежные тенденции. Именно этот фактор был главным при принятии решения.
Сталин. Возможно, такие тенденции и существовали в реальности, но они были не столь сильны, как при первом вашем Президенте, при котором плохо-бедно, но выборы все-таки проводились, не-смотря на разные его моратории...
Президент. Я не согласен с вами. Многие губернаторы, надо прямо сказать, приходили к власти путем прямых, якобы прямых  тайных выборов, но опирались при этом на местные полукриминальные элиты, и, что особенно опасно и важно было тогда, сосредоточили в своих руках большую экономическую власть, да при этом еще си-дели в Совете Федерации и имели неприкосновенность как депутаты парламента.
Сталин. Вы отменили выборы губернаторов. Но ведь полукрими-нальные элиты, а кое-где у вас к тому времени они были полностью криминальные, - они-то никуда не исчезли после отмены выборов. Ведь вы не криминальные элиты отменили, а выборы. И теперь, ко-гда вы ввели выборы снова - с опорой на местные думы и законо-дательные собрания, - вы полагаете, что вы опираетесь на что-то иное, а не на те же полукриминальные или  криминальные элиты? Только теперь они воспринимают ваши действия как временный союз с верховной властью,  как данный им карт-бланш, и масштабы воровства показывают, что они его полностью используют.
Президент. Хотите сказать, что мое решение об отмене выборов было неверным?
Сталин. Я это уже сказал. Сколько бы времени потребовалось вашим правоохранительным органам, чтобы очистить местные элиты от криминального элемента?
Премьер. Сначала нужно было очистить правоохранительные ор-ганы от криминального элемента, а уже потом решать вопрос о за-чистке местных элит…
 
Президент, поджав губы, пристально и долго смотрит на Пре-мьера, потом прикрывает глаза и слегка покачивает головой. Сталин видит реакцию Президента на слова Премьера и усмеха-ется.

Сталин. Я же говорю, вы плохо управляете своими подчиненными и народом, товарищ Президент. Архиплохо…
Президент. Ну уж, как умеем, так и управляем.
Сталин. Это я уже понял. Робость – не политическое качество. А ваше решение об упразднении выборов – это проявление робости. Вы думаете, за эти несколько лет, что вы назначали губернаторов, криминальный элемент переродился? Нет, он только окреп эконо-мически и, я бы сказал, политически. Вы же знаете, что не бывает бывших революционеров, бывших полицейских и бывших развед-чиков. Вот и бывших бандитов тоже не бывает. Бандит – это образ мышления и действия, прежде всего, а тот, кто возит с собой автомат или пистолет и нападает на граждан – это, применительно к нашей ситуации, мелкий уголовный элемент. И при мне были вооруженные банды. Но это были банды уголовников, которые никогда не могли попасть в партию, а значит, и прикоснуться к рычагам управления страной и людьми. А что у вас?
Премьер (прерывая Сталина). Между прочим, и в СССР был пери-од, когда даже в Кремле заседали бандиты…
Сталин (усмехнувшись). Понимаю: намекаете на мое прошлое. Не надо путать экспроприацию экспроприаторов с бандитизмом, - это непростительная политическая ошибка… (Обращается к Премьеру). Вы позволите мне продолжать?
Премьер (откинувшись в кресле и положив руки на стол). Конечно.
Сталин. У вас есть субъекты федерации, где в политсоветах вашей партии власти сидят бандиты, сменившие звание криминального генерала на значок члена партии и депутатский мандат! Это позор…
Премьер. Но так было всегда и во всех странах: люди, обогатившись, всегда шли во власть и всегда попадали во власть, чтобы управлять процессами!
Сталин. А у вас, господин Премьер, люди стараются попасть в депу-таты всех уровней с чаще всего тоже с единственной целью – обо-гатиться еще больше. И ваша Государственная Дума – Мекка для политических проходимцев всех мастей, потому что в ней самые доходные места. В ней даже хорошие люди начинаются портиться… Не зря же сейчас в народе говорят: был человеком, а стал де-путатом. Так никогда не было в СССР.
Президент. Что было в СССР - это уже история.
Сталин. Это история, у которой вы не желаете учиться.
Президент. Но… товарищ Сталин...
Сталин (перебивает.) Какие могут быть «но»? Вы хорошо начали, товарищ Президент. Выпроводили Березовского, отправили Хо-дорковского, легко исключили из политики Гусинского, потом, хоть и с трудом, но исключили и Чубайса, хоть и не до конца, ну,  и про-чих… Вы многим дали понять, что с вами шутки плохи. И они поняли это. У вас в этом плане понятливый народ - особенно та его часть,  которой есть что терять…  Так почему же вы не дали команду провести подобные мероприятия в отношении полукриминальных элит на местном уровне? Все бандиты на местах известны, на каж-дого есть оперативное дело. Однажды я сказал, что нужно быть очень смелым человеком, чтобы быть трусом в Красной Армии. Почему вы не сказали своим правоохранительным органам, что надо быть очень смелым, чтобы суметь нарушить присягу и стать оборотнем в погонах? Почему вы не предупредили, что у сотрудника правоохранительных органов только два пути: или на повышение, или в тюрьму?  У меня это все хорошо помнили. Если вы хотя бы в одном году провели подобные мероприятия, то сотрудники правоохранительных органов признали бы вас своим строгим, но справедливым родным отцом. Отец родной  -  это самое высокое звание во внутренней политике.
Президент. Видите ли, товарищ Сталин, у нас нет таких очевидных успехов в развитии страны, какие были у вас, что могло бы поднять и поддержать авторитет правящей партии, Правительства и Прези-дента. У меня нет такой всеобщей поддержки народа, какая была у вас. К тому же на выборах мне противостоят серьезные политики. У нас сильная оппозиция.  Стоит применить методы чистки не к еди-ничным и одиозным фигурам, какие были названы вами, а более широко, как сразу поднимутся правозащитники, оппозиция и будут хором кричать о репрессиях и повторении тридцать седьмого года.
Сталин. Это хорошо, что вы умеете быть честным перед собой. Но у вас большой авторитет среди мировой политической элиты. И этот плюс надо превратить в одобрение вашей политики внутри страны. Одними только словами и обещаниями этого сделать нельзя. Нужны конкретные меры, действенные шаги. Русский народ любит, когда власть его наказывает, а без любви к наказанию преступников русского народа нет вообще. Это его отличительная черта. Раньше она дополнялась состраданием к преступникам, - и это тоже было свойственно только великому русскому народу. Но после того, как сострадание было политизировано, в русском народе осталась только любовь к наказанию преступников.  Почему бы вам  не сыг-рать на этом свойстве, на этой черте русского характера? Но сыграть так, чтобы эта любовь превращалась в любовь к своему лидеру? Для этого, товарищи, необходима гласность, необходимо ясное, как для дураков, четкое объяснение того, почему вот  этот человек привлечен к ответственности, почему власть считает его пре-ступником. Необходимо разъяснять народу, сколько и откуда при-влеченный украл и кого мог обездолить. Покажите, как и где он живет, чем владеет он и его ближайшие родственники. И накажите их так, чтобы знали все, и чтобы даже не понимающие элементарных вещей поняли, что наказание неотвратимо! Как говорил один из генсеков, начать следует с себя. Русский народ не любит богатых, он может быть  счастливым только когда все вокруг равны. Общинное сознание, генетически заложенное в русском человеке, нельзя искоренить за какие-то сто лет. Все это надо использовать. И тогда вы станете понятным и близким каждому честному человеку. Или у вас чиновники не воруют? Не берут взятки, а ваша буржуазия не уводит доходы от налогов?
Премьер. Товарищ Сталин! Тогда придется посадить 90 процентов всех чиновников и половину, как вы говорите, всей буржуазии. А работать-то кто будет?
Сталин (посмотрел на Премьера и рассмеялся). Вот посаженные и будут. Все 90 процентов. Ситуация выправится, если вы не будете списывать фактор страха в пресечении преступлений. Это модная и глупая теория, согласно которой страх не имеет превентивного значения. Если вы следите за современной антропологической мыслью, то вы непременно  должны знать, что страх – отец челове-ческого разума и речи. Так утверждают некоторые очень серьезные отечественные ученые . Я с ними согласен. Мои бывшие министры после ареста и нескольких допросов, поняв, что смерть – это ре-альность и испугавшись ее, быстро брались за ум, и у них развязы-валась речь: любого честного человека они могли превратить в немецкого или английского шпиона.  И надо помнить, что правиль-но, грамотно проведенные мероприятия по пробуждению  страха в массах – лучшее профилактическое средство против воровства и коррупции и самое эффективное средство утверждения демокра-тического строя… И надо же помнить простые истины: страх перед властью, перед наказанием  – неотъемлемое качество русского ха-рактера, и страх этот находится в прямой пропорциональной зави-симости с количеством наказанных преступников. Вы никогда не задумывались над этим, товарищ Президент и товарищ Премьер?
Премьер. (Он явно обескуражен такой постановкой вопроса). Не-е-т…

Президент настороженно, исподлобья, смотрит на Сталина.

Сталин. Напрасно! Политик в России  – это такой человек, который, кроме соблюдения принятых в обществе правил поведения, пони-мает элементарные вещи…  А это - элементарные вещи…
Премьер. Элементарные вещи? Да неужели это – элементарные вещи?!

Сталин усмехнулся. Прошелся по коврам, искоса, с интересом по-глядывая на  присутствующих. Потом подошел к столу, подвинул к себе пепельницу, освободил от пепла  чашу своей трубки. Затем он легонько  несколько раз дунул в мундштук и, убедившись,  что мундштук не забит, достал из правого кармана пачку «Герцеговины Флор». Положил ее перед собой, раскрыл. Доставая из пачки папиросы, ломая их и, освобождая табак от папиросной бумаги, стал набивать им табачную камеру трубки. Все заворо-женно смотрят на руки товарища Сталина…

Сталин (усмехнувшись). Господин Премьер, вы всерьез меня спро-сили – что такое элементарные вещи? 
Премьер. Представление об элементарных вещах зависит от эпохи. У нас эпоха другая.
Сталин. Эпоха! Эпоха-то другая – да люди внутри нее такие же, как и при Христе, а их трупы, как говорил мой оппонент, всегда смердят одинаково во все эпохи . Для нас, первых лиц своих стран, элементарные вещи никогда не меняются – начиная с Навуходоно-сора и Ирода. Так, может быть, кто-то из присутствующих назовет, мне хоть какие-нибудь современные элементарные вещи?

                Молчание.

Премьер. Элементарные вещи… ну это, как бы… как бы…
Сталин. А может, ваши министры мне скажут, что такое элементар-ные вещи? Они ведь тоже не последние люди в вашей стране…
               
                В ответ – молчание.

(Сталин чиркнул спичкой и довольно долго раскуривал трубку. Пыхнув трубкой, вздохнул...) Это молчание называется у вас кол-лективной безответственностью? Ну, хорошо…  Я вас понял. Эле-ментарные вещи – это «как бы»…  Как бы - не воруют, как бы - пра-восудствуют, как бы - наказывают воров и коррупционеров, как бы - «управляют», как бы - придумывают хорошие законы, и даже как бы их исполняют, как бы - активно выступают и борются с врагами партии, как бы - интенсивно осваивают космическое пространство, как бы - осваивают эти… тончайшие технологии – «на-на»… Гм! Что касается последнего, то «на-на»-технологии всегда следовали за «дай-дай»-технологиями… «Дай-дай»-технологиями у вас в совер-шенстве владеют все чиновники – включая высший эшелон – я имею ввиду министров и их помощников…

                По залу проносится гул несогласных голосов…

Голос: Не надо всех равнять с министерством обороны!
Сталин (вопросительно смотрит на Президента). Что такое? Причем тут Министерство обороны? Там что – берут взятки?
Голоса: Нет, воруют.   
Сталин (удивленно). В самом Министерстве обороны воруют? И кто же там такой смелый?
Голоса. Сам министр обороны, говорят…
Сталин. Что,  сам Министр обороны Смердюков?
Премьер. Он - Сердюков, товарищ Сталин.
Сталин. Это  ничего не меняет. (Недоуменно.) А что у вас сделал этот товарищ Смердюков?  Неужели, правда, своровал что-то?
Президент. У нас, товарищ Сталин, это устанавливает следствие и суд.
Сталин. Это так принято считать. А вот ваши министры уже устано-вили. А вы,  что скажете вы, господин Премьер-министр?
Премьер. Я, э-э-э-э… товарищ Сталин, этого министра не назначал, а стало быть, не могу поручиться….
Сталин. Вы не можете поручиться за то, что воруют или за то, что в министерстве обороны не  воруют?
Премьер. Я… э-э-э-э… не могу поручиться за министра, которого не назначал… Я был избран президентом позднее…
Сталин. Ах вот что… А почему не отправили его в отставку, когда стали президентом?
Премьер. Товарищ Сталин, было мнение, что…
Сталин. Не продолжайте, я понимаю. Для вас мнение друзей важнее национальных интересов. (Затем обращается к Президенту). Министр, позволю вам напомнить, товарищ Президент, это не папа, не мама и не товарищ Сталин – министра всегда выбирают…  сначала всегда в узком кругу, а потом – в чуть более широком – его назначают, как у вас принято говорить, для соблюдения легитимно-сти. А если министр не устраивает, его просто убирают – ну, конечно же, не переносном смысле, а в прямом – с должности…  Это тоже, позволю себе заметить, элементарная вещь. Удивительно, но, похоже, в этих стенах имеются острые проблемы с пониманием элементарных вещей… У  меня есть сведения, что вы, будучи Пре-мьером, фактически все равно оставались Главнокомандующим?

                Тишина. И в тишине мягкие шаги товарища Сталина.

Президент. Это слухи, оппозиция  распространяет. 
Сталин. Не много ли слухов, товарищ Президент? Понимаю, не хо-тите брать ответственность.
Президент. Во время назначения Сердюкова министром я был Премьер-Министром. Его назначал Президент.
Сталин. По вашему представлению как Премьера?
Президент. Так установлено Конституцией.
Сталин. А министров-воров Президент назначает так же по пред-ставлению Премьера?
Президент. Повторяю: это все слухи, товарищ Сталин. В далеком 2008 году Сердюков не был намечен в воровстве, да и сейчас… все обвинения Сердюкова в воровстве – это не подтвержденные слухи. В строгом смысле Сердюков не вор. Его обманывали подчиненные.

Сталин, прищурившись, искоса смотрит на Президента.

Сталин. Вы меня удивляете.
Президент. К тому же он просто не очень умело торговал.
Сталин (с недоумением смотрит на Президента). Торговал? А кто же у вас управлял Армией, если Министр обороны торговал? И чем он торговал?
Президент. Но… он же и управлял. А торговал не нужными мини-стерству обороны активами, балластом. Но при этом просто плохо следовал ленинскому завету: «Учитесь торговать!», поэтому наделал много ошибок…         
Голос из темноты: Как раз торговать-то он умеет хорошо. Одно это он и умеет. Но, находясь  в окружении высокопоставленных покро-вителей, он забыл, что настоящие работники торговли воруют с прибылей, а не с убытков. В Министерстве обороны не может быть прибылей, потому там воровали из средств государственного бюд-жета. Очевидно, в силу недалекости ума…  Ничему подобному то-варищ Ленин не учил. Он учил учету и контролю.

Сталин и Президент переглядываются.

Президент (спокойно, без удивления). Похоже, что кроме вас, това-рищ Сталин, еще кто-то еще прибыл… оттуда…
Голос из темноты: При вас, товарищ Сталин, он, этот министр обо-роны, незамедлительно получил бы десять лет без права переписки, хотя бы потому, что следовал ревизионистскому лозунгу псев-докоммунистов 60-80 годов прошлого века: «Учитесь воровать!». Это же чистейший ревизионизм! За это -  сразу на десять лет без права переписки!
Президент (оглядываясь). Кто это?
Сталин (поморщившись, недовольно). А вы еще не поняли?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин.
Сталин. Ну, кто же… Мехлис , конечно… Десять лет без права пе-реписки… Ладно, Мехлис, спускайтесь, в смысле - материализуй-тесь… Разрешаю. Вечно вы… встрянете со своими вопросами и оценками.


               
                К А Р Т И Н А   Ш Е С Т А Я

В ту же секунду в противоположном конце зала заседаний луч све-та выхватывает из тьмы человека средних лет с черными воло-сами, одетого в военную форму времен Великой Отечественной войны, довольно туго перетянутого офицерским ремнем, с пор-тупеей, на погонах – по три больших звезды, расположенных в ряд.

Сталин. Мехлис, вы слышали наш разговор?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин, - не уши же мне было заты-кать…
Сталин (с усмешкой). Действительно. Значит, вы слышали, какое интересное сообщество здесь собралось, если даже Премьер и…. некоторые другие товарищи, не знают, что такое элементарные вещи… Товарищ Мэхлис, какое ваше мнение по данному вопросу и по вопросу о министре обороны? Только, пожалуйста, без излиш-него радикализма…
Мехлис. Гм… Товарищ Сталин… Спасибо,  за доверие.
Сталин. Не стоит благодарности, я всегда вам доверял. Я хочу услышать ваше мнение.
Мехлис. Сложный вопрос, товарищ Сталин. Особенно, если без ра-дикализма… Очень сложный. С радикализмом намного проще… Сейчас ведь любое мое утверждение может быть воспринято как радикальное, поскольку страна управляется не совсем по нашим принципам…
Сталин. Вы это категорично утверждаете?
Мехлис. Да, товарищ Сталин. Категорично.
Сталин. Это очень печальное суждение, товарищ Мехлис…
Мехлис. Это не суждение. Это… так и есть…
Сталин (хитро прищурившись). А мне казалось, что наши, больше-вистские методы управления, постепенно приходят на смену мето-дам вакхически-олигархической системе управления, тщательно замаскированной под демократическую…
Мехлис (вытянувшись в струнку). Товарищ Сталин, позвольте воз-разить! Уже все не так! Сейчас есть все признаки умеренной адми-нистративно-вакхической системы. Олигархи занимаются английским футболом. Основные богатства они  уже украли.  А нынешние администраторы доклевывают крохи, оставшиеся после олигархи-чески-вакханального периода.
Сталин. Крохи! Не такие уж это крохи! Но в главном надо с вами со-гласиться, товарищ Мехлис. Воровство – основной способ суще-ствования политической… элиты России… нет – будем говорить со-временным языком, - политической тусовки. (Дымнул трубкой, сделал несколько шагов).  Хотя масштабы воровства показывают, что система постепенно становится административной неумеренно-вакхической системой…
Мехлис. Следовательно, товарищ Сталин, страна не управляется нашими методами!
Сталин (печально). Ты почти прав, мой Сократ…
Мехлис. Служу Советскому Союзу!  Товарищ Сталин, разве кто-нибудь из наших мог представить себе, чтобы Клим Ворошилов обирал музеи родов войск, отдельных подразделений,  или торговал военными объектами?!
Премьер. Да он не этим торговал. Я имею в виду министра обороны Сердюкова…
Мехлис (резко). А чем он торговал? Военными секретами?
Президент. Ну, что вы, Лев Захарович, ну, какие секреты…
Мехлис (резко, с напором). Что, секретов уже нет? Не осталось? Все секреты уже выданы противнику? Кем?
Сталин. Не горячитесь, Мехлис. Вы всегда склонны видеть только дурное. Даже смерть не изменила вас. Однако, господа правители, чем же он торговал, этот ваш министр обороны, какими активами, каким, как вы говорите, балластом?
Президент. Недвижимостью, товарищ Сталин.

Сталин поднимает брови и делает неопределенный жест труб-кой…

Сталин. Недвижимостью? Риэлтор от обороны? Как интересно! А кем он был до того, как вы сделали его министром?
Премьер. Главой налоговой службы страны.
Мехлис. Какое учебное заведение окончил?
Премьер (с гордостью). Институт торговли,  потом – юридический институт.
Мехлис. Выпускник института торговли с юридическим образова-нием… В этом сочетании и кроется разгадка.
Сталин. Правильно, Мехлис, разгадка в сочетании. Но в другом  – в брачном.
Мехлис (прикрыв глаза, кладет правую руку на лоб). Ах, да. Как же это я сразу не понял. Меня всегда поражала ваша прозорливость, товарищ Сталин.
Сталин. Полноте, Мехлис. Как будто вы об этом не знали… Не надо мне льстить.
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Я искренен, как никогда!
Сталин. Да, Мехлис… не зря вас не любили даже евреи…
Мехлис. Я их тоже не любил. Я интернационалист, товарищ Сталин, и всех не любил одинаково. (Резко обращаясь к Президенту). Род-ственники министра обороны осуждены? По каким статьям?
Президент. У нас не только сын за отца не отвечает, но и отец – за сына. Все родственники на своих постах. Никто не осужден. Вы, Мехлис,  эпохи перепутали.
Мехлис. А вы – тогда что перепутали? Семейственность с государ-ственностью?
Сталин (мягко). Да, объясните нам, пожалуйста, как вы допустили такое – наличие родственных связей в правительстве страны?
Президент. Нехватка кадров, товарищ Сталин, толкает на неорди-нарные решения.
Сталин (смерил Президента тяжелым взглядом). Знаю я эти ваши неординарные решения. (После некоторого раздумья). Manus manum lavat…
Мехлис. Товарищ Сталин, загубят они державу. У этих кадров ни  чести, ни совести. Один ум, да и тот русский, даже у евреев… Соро-капятилетний министр обороны сидит, когда мимо него на параде Победы проходят фронтовики Великой Отечественной! О чем нужно тут говорить? О политической слепоте, о бессовестности, о хамстве? Товарищ Сталин, полагаю, необходимо поставить в известность Лаврентия Павловича. Терпение смерти подобно!

Сталин дымнул трубкой, задумавшись, прошелся по коврам. Об-вел взглядом присутствующих.

Сталин.  А может быть, вы к ним слишком строги, а, товарищ Мех-лис? Они же все-таки самые обычные люди – не большевики же? Это мы, большевики, знали, что такое Родина, что такое благо Ро-дины и народа! А они – простые люди, сами выходцы из электората, плебеи, - вот и путают собственное благо с благом Великой Державы, откровенность с цинизмом, простоту с пошлостью…
Мехлис. (Растерянно). Но, товарищ Сталин…  Ученые уверяют, что способность к распознанию добра и зла заложена в человеке гене-тически. То есть никакого влияния общественно-электоральной  среды тут  быть не может… А ведь это… сами знаете… Тут десяти лет без права переписки может просто уже не хватить…
Сталин (перебивает). Молчите, Мехлис! Не хочу слышать!  Тебе бы всем по десять  лет без переписки… Быстрый какой… Ты мне перед войной с Гитлером всю верхушку Красной Армии отправил на десять лет… Спасибо Берии – не всех расстрелял. (Примирительно). Конечно, у них, у этих ельцинопотомышей,  их революция тут уже давно победила. Только это не наша с тобой революция, Мехлис. Какая-то особая. Странная. Это какой-то панамско-колумбийско-бирманский вариант. Даже слово сразу не могу подобрать…что-то вроде: демократически-капиталистическая, криминально-олигархическая, или просто – воровская…. Не знаю… В конце концов, Мехлис, какое нам дело до них? Мы – уже в прошлом! Жалко, конечно, потеряли такую державу… Но это уже их жизнь, это жизнь их народа,  а не нашего, Мэхлис… Наш народ понимал элементарные вещи, а этот – не понимает!
Президент. Товарищ Сталин… Но это та же страна, это тот же народ… Он также, как и в ваше время, не думает… И делает все, что мы ему скажем…
Сталин (усмехнувшись). Вы слышите, Мэхлис, эти странные слова демократического лидера?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин (пыхнув трубкой). Вы думаете, он говорит правду?
Мехлис. Товарищ Сталин, политики говорили народу правду только в ваше правление,  далее и везде была – только ложь… Но, пожалуй, это утверждение Президента полностью соответствует дей-ствительности…
Сталин. Я спросил вас, Мехлис, правду ли он говорит нам…
Мехлис. Судя по тому, что «народ безмолвствует», он говорит правду…

Довольно долгая пауза. Сталин думает. Никто не смеет потре-вожить его… Несколько раз Сталин, с горечью вздыхает.

Сталин. (Обращаясь к Президенту). Но вы, товарищ Президент,  правы в одном – народ никогда не думает, поэтому многим властям везет, говорил мой оппонент.  (Сталин прошелся по коврам, дымнул набитой заново трубкой, пристально глядя на Премьера) Да, товарищ Мехлис, далее, после нас, везде была ложь и лицеме-рие. СССР, которым после меня правили ложь и лицемерие незави-симо от имени Правителя, повторил судьбу Израиля эпохи второго храма, а русский народ повторяет судьбу еврейского народа… И будут скоро на Земле не вечные, бессмертные «жиды» и «черные монахи», а не нашедшие пристанища души русских людей…

Мехлис и все присутствующие с удивлением смотрят на Стали-на.

Что вы так смотрите на меня? Разве я что-то не так сказал? Сталин когда-то говорил что-нибудь не так?!
Мехлис. Нет, никогда, но… товарищ Сталин…  Времена изменились… Они для народа открыли границы… И народ уезжает сам…
Сталин. А что ему еще остается делать, если не уезжать?   Вы, Мех-лис,  помните то великое утверждение о том, чем советский человек отличается от человека, живущего на западе в условиях капита-лизма?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. Помню.
Сталин. Какая хорошая память! Так скажите нам! Может быть, это поможет товарищу Президенту лучше понять происходящее и при-чину пока еще не массовой эмиграции из страны?…

Мехлис бегает глазами, не останавливаясь ни на ком. Затем со-средотачивается, становится тем Мехлисом,  который никогда не сомневался в своих поступках, но в последний момент снова как-то впадает в задумчивость, скисает…

Сталин. Смелее, товарищ Мехлис!
Мехлис. Да, да, конечно. Смелось – это хорошо. Смелость однажды и Москву Наполеону сдала…
Сталин. Послушайте, Мехлис! Вы никогда не были трусом, и не надо тревожить дух великого Кутузова, противостоявшего в своем решении самодержцу! Сдача Москвы Наполеону – это было сме-лость великого ума… Чего вы-то испугались? Это же сущий пустяк! Вам же правду надо сказать! За правду даже товарищ Сталин не осуждал… Мы слушаем!
Мехлис (вздыхает). От  западного человека, живущего в условиях капитализма,  советский человек всегда отличался тем, что у него всегда была вера в завтрашний день…
Сталин. Молодец, Мехлис! А ты не мог бы напомнить присутству-ющим, многие из которых уже утратили связь со своим историче-ским прошлым и со своим народом, в чем заключалась эта вера – вера в завтрашний день?
Мехлис. Товарищ Сталин, это так очевидно. Неужели они не смогут понять это сами?
Сталин (озадаченно). Кто?
Мехлис. Ну эти… правящие выходцы из электората…
Сталин. Нет, товарищ Мехлис, сами они не смогут. Они не помнят своего исторического прошлого. При быстром подъеме на соци-альном лифте, как стало принято у них говорить вместо того, чтобы употребить известную русскую поговорку, историческая память те-ряется, а связь с народом обрывается. Кто быстро отрывается от почвы и взлетает, тот всегда забывает запах родного навоза, хотя пахнуть им не перестает…  Если бы они хоть что-то помнили, то не грабили бы свою страну, не строили бы за границей замки на наво-рованные деньги и не мечтали уехать, как они говорят, из этой страны… Раньше таких называли манкурты… Но это было так давно и так иносказательно выражено, что почти никто не понял, о чем тогда написал товарищ Айтматов… Так мы слушаем вас, товарищ Мехлис….
Мехлис. Я, конечно, товарищ Сталин, скажу. Но  у этих (он обвел зал взглядом, особо остановился на Президенте) появилось много разных изобретений, которые развеивают прошлое в прах! Один нынешний их министр культуры чего стоит… Тут самый известный пропагандист прошлого века, как говорится, отдыхает… А мне не хотелось бы быть развеянным по Вселенной!
 Сталин (усмехнулся, пыхнул трубкой). Против нас с вами, Мехлис, у них нет никакого оружия. Запомните это! Мы с вами близнецы-братья: вспоминают Сталина и тут же на ум приходит Мехлис…  Вспоминают Христа – тут же вспоминают Иуду. Иоанна-Крестителя скоро забудут, а нас с тобой - никогда!
Мехлис. А кто у нас, товарищ Сталин, был Иоанном Крестителем?
Сталин. Вы что, Мехлис? Забыли историю партийного движения в России?
Мехлис (растерянно). Нет, но… Неужели Плеханов?
Сталин. Вы, Мехлис, в своем уме? Никогда не произносите при мне это имя. Никогда! (Примирительно.) Ладно, не напрягайте мозги. Я говорю о товарище Ленине. Он был нашим Крестителем!
Мехлис. Простите, товарищ Сталин. Не всегда удается уследить за вашей мыслью…
Сталин. Ты лучше проследи на вот этими… господами… товарища-ми… Слишком много себе позволяют. Живут так, словно они купили нашу с тобой Родину, Мэхлис. Ведут себя, как последние торгаши в  Иудейском Храме…
Мехлис. Товарищ Сталин, вы о какой родине говорите? Об Иудее или об СССР?
Сталин. Вы что, Мехлис, рехнулись? Какая Иудея?! Где твоя Родина, Мэхлис?
Мехлис. Ну как… Конечно, моя Родина – Россия! А потом - СССР!
Сталин. И моя Родина – Россия и СССР. Я их никогда не делил. Зна-чит, в сущности, мы об одной Родине говорим… Но вы все же не увиливайте, Мехлис, скажите всем, что такое вера в завтрашний день.
Мехлис. Прежде всего, это вера в руководство партии и страны.
Сталин (считает). Раз…
Мехлис. Это вера, что и завтра, и всегда у человека будет работа…
Сталин. Два…
Мехлис. Что человек, несмотря ни на что, всегда получит заработ-ную плату…
Сталин. Три…
Мехлис. И  что на эту заработную плату он никогда не умрет с го-лоду…
Сталин. Хорошо,  Мехлис, достаточно …

Все министры, вице-премьеры, Премьер заинтересованно слуша-ют диалог Сталина и Мехлиса. И только на лице у Президента, словно приклеенная маска, саркастическая полуулыбка и внима-тельный скептический взгляд из-под нахмуренных  белесых бро-вей.
На некоторое время, примерно на полминуты, воцаряется ти-шина.

  Президент. (После паузы, обращаясь к присутствующим вице-премьерам и министрам). Не кажется ли вам, господа, что вызывая духов, мы хотели услышать решение конкретной проблемы, а вы-званные духи говорят нам совсем не то, что мы хотим услышать? Причем здесь СССР, Древняя Иудея, Иоанн Креститель? Или  их Ро-дина. О своей Родине я уж сам как-нибудь позабочусь,  без подска-зок духов. Я не понимаю, что происходит! И вообще, кто из присут-ствующих  их вызвал сюда? Кто? Может, вызвать других духов на замену, чтобы объяснили – быстро, коротко, ясно.

В ответ Президенту – полнейшая тишина. Президент, словно обращаясь за поддержкой, старается встретиться взглядом со своими чиновниками, но все, не дожидаясь президентского взгля-да, опускают глаза. Даже Премьер, мелко заморгал и закрыл гла-за носовым платком. Президент хмурится.
Сталин пристально смотрит  сначала на Президента, потом на Мехлиса.

Мехлис (обращаясь  к Сталину и глядя на Президента). Прикажете пояснить?
Сталин. Нет. Не прикажу.  Я сам скажу. (Обращается к Президенту и всем присутствующим). Вам уже никогда не вызвать других ду-хов. Вы слишком далеко зашли… Всегда, когда будете вызывать ду-хов, являться будем мы с Мехлисом, и далее уже мы будем вызы-вать тех, кто поможет понять, что происходит в России…   Слишком много дурного ваши предшественники, ваши соратники сделали своей стране и своему народу. Да и вы сделали для народа мало чего хорошего… И, видимо, поэтому  нас с Мехлисом через вас и ваших приспешников вызвал сюда русский народ. И наш дух – дух понимания элементарных вещей и желания обрести народом пра-вительство, действующее в его интересах, а не в интересах кучки корыстных, злостных, безжалостных насекомых, из которых кое-кто позволяет себе сидеть во время парада Победы, - и этот дух уже никогда не уйдет, пока Россией правите вы и вам подобные поли-тики.  Запомните это. А вскоре это желание, как и всякий дух, овла-девший народом, непременно материализуется,  - хорошо, если в приемлемых для него самого формах и бескровных событиях. А мы, Мехлис,   не имеем права вмешиваться в исторический процесс. Хотя я вижу, что вас так и тянет задавать всякие вопросы… Вас же за вмешательство во внутренние дела Настоящего посадят в карцер, Мехлис, в баньку с пауками… . Вам что, Лев Захарович, охота сидеть тысячу лет в баньке с пауками? Понимаете, Мехлис, люди, которые не хотят понять, что теряют страну, не имеют права ею управлять! Они знают, что теряют страну, но электорат – избиратели, с помощью административного ресурса говорят им, что они самые понимающие в том, что происходит.  Может, они и понимают, но это понимание – не в пользу Родины.
Президент (холодно). Позвольте, вы что, пытаетесь уличить меня в … государственной измене?
Сталин. Что вы? Как можно! Вы всенародно избранный Президент, и потому можно говорить о вашей нерешительности или неумении управлять, но ни в коем случае не о государственной измене!  (Усмехается и продолжает). Но доказательства несуществующему всегда найти легче, чем существующему – был бы человек, а Пре-зидент он или простой гражданин, - это значения не имеет. В то время, когда в НКВД был  тринадцатый отдел, руководимый това-рищем Рудневым , на любого человека находились доказатель-ства… Вы, должно быть, знакомы с трудами Руднева…
Президент. Что-то слышал…. Но… не определялся с его доктриной…
Сталин. И зря! Великая чистка 30-х годов – это его разработка…
Президент. Вспомнил! Ведьмы и ведьмаки, евреи и Ламброзо , а в подтверждение его теории – состав наркоматов, которые – все – на 95 процентов – состояли из евреев! Вы об этом, товарищ Сталин?
Мехлис. Ну, не о той же глупости, согласно которой революция ПО-ЕДАЕТ своих детей!
Сталин. Товарищ Мэхлис!... Я слово вам не давал.
Мехлис. Простите, товарищ Сталин!
Сталин. Вопрос был задан мне. Мне адвокаты не нужны… Мой ад-вокат - История, а не люди…  И вот вам, товарищ Президент, мой ответ! Никто не вправе, даже я, уличать Президента, в государ-ственной измене… Это мои коллеги по бывшей партии – коммуни-стической – могут городить подобную чушь: что Ельцин или Путин – агенты мирового империализма, сионизма и нести прочую чепуху… Большей глупости придумать нельзя…  Я же такого говорить и утверждать не могу! Если бы я такое посмел утверждать, то дух са-мого Сербского пришел бы в крайнее возмущение и без приглаше-ния явился бы сюда! А его нет…  Значит, у меня с психикой, как и у моего соратника товарища Мэхлиса, все в порядке! Чтобы понять, что происходит в стране, не надо никого обвинять в измене, а просто честно проанализировать, что происходит в стране. Товарищ Мэхлис, вы проанализировали состояние России в данный момент?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. 
Сталин. Скажите нам откровенно: что вас больше всего удивило? Говорите, как есть, ведь в Кащенку вас, ДУХА, все равно не отправят!
Мехлис. Товарищ Сталин… За правду я, конечно, готов и  к Серб-скому, и в Кащенку… Но масштабы воровства из государственного бюджета… товарищ Сталин… масштабы поражают…. Воровство из русского бюджета и отправка уворованного за границу – это помощь Западу серьезнее, чем план Маршалла … Даже народные артисты возмущаются… Артисты понимают!   Я, хоть и еврей, но мне обрезали не честь…  При подобных масштабах воровства, я, будучи, Президентом, как человек чести, застрелился бы…
Сталин (внимательно посмотрел на Мехлиса, пыхнул трубкой,  прошелся  по кремлевским  коврам). Как вы себе это представляете? Чтобы первое лицо государства российского, закончило жизнь самоубийством…. Тут вы, Мехлис, погорячились… Россия, хоть и считается Третьим Римом,  но она так же далека от него как по менталитету, так и по времени.  Русские – христиане,  не стоики. Это в Риме считалось, что самоубийство императора -  высший акт проявления «мужества быть» и возможности остаться  человеком.  А в России, Мехлис, ничто не может стать причиной самоубийства высшего должностного лица:  ни позор, ни преступление, ни удру-чающее состояние страны,  ни  обнародование материалов личной жизни, ни людские бедствия.  Подобные обстоятельства не могут стать причиной  для самоубийства и более мелких фигур на поли-тическом Олимпе.  Это называется государственный иммунитет. А состоит этот иммунитет вовсе не из сострадания, жалости, эмпатии, а из чувств и состояний им противоположных… Президент – стойкий человек, даже крестится иногда, может,  и молится при этом... Оппозиция утверждает, что он собирается править страной, как минимум, еще одиннадцать лет… И даже угроза исчезновения ти-тульной нации в результате  заселения страны мигрантами с окраин разваленного СССР не может стать причиной самоубийства первого лица в государстве.
Мехлис. Вы полагаете, что такая угроза реальна? 
Сталин. Я назвал несколько угроз: о какой из них вы спрашиваете?
Мехлис. Об угрозе заселения страны мигрантами, конечно, а не про одиннадцать лет предстоящего правления. Это предрешено…
Сталин. Согласен. Нищий народ не любит думать, он любит обеща-ния. Поэтому одиннадцать  лет правления Президенту обеспечено, а народу обеспечена нищета. Президент всегда дает серьезные обещания в своих ежегодных буллах парламентариям. Все прини-мают эти планы за чистую правду. А он просто тренируется.
Мехлис (непонимающе). Простите?
Сталин. Тренируется! Говорит, после завершения политической ка-рьеры, хочет заняться литературным творчеством.
Мехлис (с улыбкой). Надеюсь, он не станет в литературе последо-вателем…
Сталин (перебивая). Он там никем не станет. Не стоит беспокоиться. Так, жанр мемуаров, тяжелое шевеление языка, с трудом под-чиняющегося усыхающим старческим мозгам…
Мехлис (озадаченно). Но это же все равно очень опасно…
Сталин (уверенно). Не стоит беспокоиться. В мемуарах еще ни один политик не написал, чьи заказы он выполнял, проводя в жизнь так называемую «свою политику»… Хотя у него есть возможность, при желании, просидеть на троне и больше, чем одиннадцать лет (Сталин выразительно посмотрел на Премьера). Этого не видит только тот, кто не желает этого видеть. А народ – он все равно не думает. Особенно русский народ. Не зря говорят, что он силен зад-ним умом. Мы нашему товарищу, члену Политбюро, чтобы лучше думал, иногда подкладывали помидор …
Мехлис (с усмешкой). Помню… Как же! Даже пикнуть не смел. Так и сидел на… помидорах…
Сталин. А русский народ всегда на них сидел, но это нисколько не пробудило его мышления… Это и стало причиной его почти полного исчезновения за последние тридцать лет…
Мехлис (удивленно). Простите, товарищ Сталин, но я не понял… про исчезновение?
Сталин. Что тут непонятного, Мехлис? В каждом народе сначала исчезает дух. Потом традиции. Потом облик. У нашего народа, у русских, остался только облик. (Сталин посмотрел в сторону си-дящих за столом). Им осталось преодолеть только русский облик. (С горечью). Остальное они уже сумели преодолеть...
Президент. Но вы, в некотором роде, грузин? Почему вы причисля-ете себя к русским?
Сталин (задумчиво прошелся по коврам, дымнул трубкой). Конечно, я мог бы ответить вам вопросом на вопрос, но это мне не к лицу, не позволяет русская культура во мне… Я ответил на ваш вопрос?
Президент. Не совсем понял…
Сталин. Это просто: я человек русской культуры.
Мехлис (поспешно). Как и все большевики!
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Я бы воздержался от такого утверждения, Мехлис: среди большевиков слишком много было евреев…
Мехлис (обиженно). Но мы же сделали революцию…
Сталин. А что еще, Мехлис, вы можете сделать кроме революции, хаоса и беспорядка?
Мехлис (обиженно). Если вы обо мне лично, то я, товарищ Сталин, всегда был вашим верным помощником. За остальных не отвечаю.
Сталин. Не отрицаю, вы были мне верным помощником, но только в вопросах разрушения или уничтожения. Созидание, Мехлис, так же было недоступно для вас, как осталось оно недоступно для Чубайса, Гайдара или Козырева, Ясина и прочих….   Но несмотря на то, что при  мне в Правительстве было много евреев, ни у кого из русских царей не было такого порядка в стране, как у меня.
Мехлис. При  царях нас даже близко к трону не подпускали. По-этому у них и не было такого порядка… А при вас – всегда стояли рядом мы …
Сталин. Вы, евреи, безусловно, могли  рассчитывать на мое распо-ложение, но не на снисхождение к вам… Значит, если говорить о порядке, то дело совсем не в вас. От вас ничего кроме смуты, пре-дательства и доносительства я никогда не ожидал, а потому то-тально контролировал всю вашу деятельность… Вы же не умеете созидать. Вы даже свое отечество разрушили, свое государство. (Переходит на интонацию одесситов).  И что вы-таки,  Мехлис, после этого имеете мне сказать, а?
Мехлис (обиженно). Мы никогда не разрушали своего государства. Это сделали римляне.
Сталин. Они допустили большую историческую ошибку, а вы, как могли, способствовали её совершению… (С усмешкой). И сделали это так удачно, что в мире совсем не осталось евреев… Они все слились с титульными нациями… И появилась пятая колонна всяких революций…
Мехлис. Товарищ Сталин, все это было после служения и воскресе-ния Христа, а что было после Христа – было осуществлено по божьей воле. Иначе христианство так и осталось бы сектой в иудаизме, и евреи никогда бы не слились с титульными нациями, и я не говорил бы сейчас с вами как христианин с христианином…
Сталин. Анекдот: Мехлис – христианин…
Мехлис (гордо). Мехлис – большевик, и потому - христианин!
Сталин (с усмешкой). Парадоксальное утверждение…
Мехлис (продолжает с еще большей уверенностью). И, как боль-шевик, я никогда не допустил бы ошибки ложного интернациона-лизма: впускать в Россию всех… А ведь пускают всех! А это, товарищ Сталин, выливается в угрозу утраты Россией национальной са-мостоятельности. Странно, что никто не видит и угрозу территори-альной целостности России в результате  китайской экспансии на Дальнем Востоке… Буза японских премьеров насчет Курил – это комариный писк в сравнении с незаметным молчаливым роем ки-тайских аграриев от Владивостока до Уральских гор. Следствием этого может быть  аннексия территории страны в этих пределах…
Сталин. А что на это нам скажет товарищ Президент?
Президент. Мехлис преувеличивает. Раздувает из мухи слона.
Сталин (с усмешкой). Из русской мухи – еврейского слона?
Президент (твердо). Еврейских слонов нет. Это все еврейские штучки в надежде поссорить  нас с великим китайским народом.
Мехлис. (Крайне озадачен. Он даже присел на подвернувшее крес-ло, рядом с Премьером.) Товарищ Сталин, устал я тут… Не мы же управляем этой великой страной и ее народом… И зачем нам… во-обще обсуждать эти проблемы? Я ведь  могу не вынести всего это-го… я переживаю, а у меня у повышенное давление, и так уже было два инфаркта…
Сталин. Ай, Мэхлис, вечно вы-таки, евреи, все преувеличите, что касается вас лично! (Наставительно). Мэхлис, ты уже давно – ДУХ! У духов не бывает инфарктов, инсультов, стенокардии и даже заво-рота кишок!  Лучше скажите, какое у вас мнение о санкциониро-ванном властями заселении страны мигрантами и угрозе целостно-сти страны? Можно ли этот процесс остановить?
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, эти процессы - заселение райо-нов страны с титульной нацией всякими мигрантами, - можно и необходимо приостановить также,  как и экспансию китайских аг-рариев с возможной последующей  аннексией  Китаем Дальнего Востока, Восточной и части Западной Сибири. Все это, повторяю, можно легко предотвратить. Но тут нужна такая политическая воля как у вас, товарищ Сталин. Слишком много внутренних проблем накопилось в стране за какие-то двадцать лет. К бегству мозгов и утечке капиталов присоединилось неслыханное воровство, безна-казанность и заселение России иноверцами.  Я думаю, если такая воля не проявится, то… возможна четвертая русская революция, она же - последняя… Для России она будет последней независимо от того, в какие цвета она будет окрашена – оранжевые, красные или коричневые.
Сталин (пыхнул трубкой, задумчиво прошелся по коврам). Полагаю, с вашим мнением, товарищ Мехлис, относительно готовности России к революции следует согласиться. Но революции в России не будет. Конец России придет без всякой революции: ее просто распродадут, потому что разворовать ее невозможно, она слишком богата для этого…
Президент (возмущенно).  Как это - распродадут? Я не позволю!
Сталин. А вас и спрашивать никто не станет, как не спрашивают сейчас, разворовывая ее…
Президент (нервно). Но все же воруют тайно! Никто же не делает это открыто, никто же признаётся, что он  - вор!
Сталин (с усмешкой). А вы маленький, ничего не понимаете, и ваше окружение ничего не видит и не понимает… У вас скоро дойдет до того, что люди из вашего окружения будут хвалиться друг перед другом тем, кто больше украл…
Мехлис. Вот-вот, именно: окружение-то и ворует больше всех. И у них не принято сообщать «кому следует», если страну грабят.
Сталин. Потому Президент должен контролировать все и всех сам! По крайней мере, проконтролировать министров и свое окружение совсем нетрудно…
Президент. Мне трудно с вами спорить. Но я обязан действовать в соответствии с Конституцией.
Сталин. В самом начале нашего диалога мы согласились, что Кон-ституция в определенных случаях – фиговый листок, которым при-крывают свое бессилие и неумение управлять страной.
Президент. Но так считаете вы…
Сталин (останавливается напротив Президента и внимательно смотрит на него). Я просто обязан заметить вам, что ваше пове-дение напоминает мне следование высказыванию одного из моих оппонентов – Муссолини, который говорил, что в мире больших денег и политики лучше всего действует один закон: «Для друзей – все, для остальных – закон». А неведением прикрываются все: и политики, и их друзья.
Президент. Товарищ Сталин, вы хотите сказать, что я действую в соответствии с этим законом?
Сталин. Я не хочу это сказать – я это уже сказал. Это, во-первых. А во-вторых, в соответствии с этим законом вы не действуете, а без-действуете… Разве вам не известно, что в политике бездействие равно действию?
Мехлис. Позвольте высказать догадку, товарищ Сталин? Относи-тельно бездействия Президента в сложившихся условиях?
Сталин. Хорошо, высказывайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что и действия Президента, и его бездействие направлены на создание условий для государственного переворота, после которого непременно случится революция!
Президент (прикрыв глаза и покачав головой). Товарищ Сталин, Мехлис бредит. Он мне уже надоел.
Сталин. Пусть бредит. Бред умных людей бывает полезнее речей образованных дураков. (Подумав). Мехлис, вы имеете в виду пере-ворот в том виде, в котором он был в России в 2008-2012 годах?
Мехлис. Нет, товарищ Сталин. Это будет настоящий переворот – с упразднением и разгоном всех ветвей власти – как и положено при перевороте.
Сталин (подумав). Я думаю, что переворот в том виде, в котором он был в 2008-2012 годах, может случиться еще раз, а революция в нынешней России невозможна –  ни до всяких переворотов, ни по-сле. Что это вы, Лев Захарович, краски сгущаете? Хватит лить рус-скую кровь…
Президент. Я уйду, подготовив преемника, поэтому никаких пере-воротов не будет. А насчет революции, товарищ Сталин, я согласен с вами полностью. Она невозможна.
Мехлис (с чувством). А я считаю, что революция неизбежна! Я со-мневаюсь в ее невозможности, товарищ Сталин.
Сталин. Ваша настойчивость, Мехлис, несколько удивляет, и, похо-же, не только меня. (Подумав). Хорошо! Тогда я хотел бы услышать от вас, товарищ Мехлис, как вы обосновываете, свою точку зрения на возможную революцию в современной России?
Мехлис (переминается с ноги на ногу). Товарищ Сталин… Я…
Сталин. Что такое, товарищ Мэхлис? Что вы, как школьник? Говори-те!
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что лучше мне обосновать свою точку зрения вам одному…
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Почему?
Мехлис. Это может быть… государственным секретом. А тут… (Мех-лис указал рукой на сидящих).
Сталин. Полноте, Мэхлис, играть в шпионов. Здесь все свои. Агенты влияния давно за пределами Правительства. Говорите.
Мехлис. Товарищ Сталин, я, в таком случае, снимаю с себя ответ-ственность за последствия.
Сталин. Мэхлис, ответственность – это не голова  и шинель, и даже не звезды на погонах, ее не так просто снять… (Президенту.) Я надеюсь, никто не ведет стенограммы этого заседания?
Президент. Я запретил. Но по итогам заседания будет принято по-становление.
Сталин (удовлетворенно кивает). Хорошо. (Мехлису.) Говорите.
Мехлис. Есть два сценария последней русской революции: по пер-вому сценарию, она может произойти в ближайшее время…
Сталин (перебивая). В ближайшие месяцы или годы?
Мехлис (уверенно).  В ближайшие три-четыре года. А  если этого не произойдет, то будет… (неожиданно умолкает).
Сталин. Ну, Мэхлис, смелее… Что будет?
Мехлис. Сначала, товарищ Сталин, будет переворот! А революция станет следствием этого переворота.
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, этот господин явно не в се-бе… Предложите ему прекратить оглашать глупости...
Сталин (с усмешкой, иронично). Глупости? А мне нравится слушать глупости моих соратников. Особенно, если соратник был в свое время «глазами и ушами» партии и правительства.
Мехлис (уловив поощрительную интонацию в голосе Сталина и приободрившись). Разрешите продолжить, товарищ Сталин?

Тишина. Слышно лишь, как Сталин мягко ступает по коврам.

Сталин. О каком перевороте вы говорите, Мехлис?

Мехлис хочет что-то сказать, но Сталин поднимает руку, останавливая его.

(Продолжает, сделав несколько шагов и пыхнув трубкой). Один раз, как я уже говорил, Президент совершил переворот. Я бы назвал его – оранжевым переворотом. Он состоял в том, что Президент избрал вместо себя с помощью народа нынешнего премьера, который подержал для него президентское кресло до следующих президентских выборов.  Все всё понимали, но никакой революции не произошло. А потом он снова стал Президентом. И все, на что оказался способен русский народ в условиях такого переворота – это подвигнуть писателя, актера и продюсера говорить правду людям . Но русский народ стал глух к правде. Он слышит только звуки дудочки Нильсов – Горбачева, Ельцина… Дудочки  Премьера и Президента наигрывают ельцинскую мелодию в обработке Чубайса и олигархов, основной мотив которой – обогащайтесь, как можете... Хотя Президент иногда сбивается и играет не по нотам – и тогда «невиновные» отправляются в свободную Англию или в лагерь… Побольше бы таких «сбоев» - глядишь, и мелодия стала бы политически правильной...
Мехлис (нетерпеливо). Разрешите продолжить?
Сталин. Хорошо, продолжайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, политическое самосознание народа…
Сталин (прерывает).  Бросьте, Мехлис! Нет у народа никакого  по-литического самосознания! Слишком велика разобщенность народа, чтобы можно было говорить о его политическом самосознании. Но вообще-то, самосознание, конечно же, есть. Самосознание русского народа в настоящий момент определяется двумя составляющими: жаждой обогащения любой ценой и страхом за завтрашний день.
Мехлис. Согласен. И желание обогатиться любой ценой есть, и страх есть. Но и революционное политическое самосознание есть! Правда, оно спит…
Сталин. Да, как медведь. Только весна в России не предвидится вообще. Поэтому этот медведь не проснется.  Все больше признаков того, что в России подмораживает. И это хорошо – с моей точки зрения…
Мехлис. Но я сделал анализ ситуации и пришел к иным выводам! В России в настоящее время налицо все три признака революционной ситуации!
Сталин (пристально смотрит на Мехлиса). Хорошо. Докладывай-те! Только по порядку: сначала о возможности революции в ны-нешней ситуации, потом о перевороте, а уж затем  о революции как следствии переворота. Но помните, Мехлис, «что для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без револю-ционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки револю-ционной ситуации в России в настоящее время?»
Мехлис. Масштабы воровства в стране настолько велики, что пред-ставления  о том, что все позволено, становятся  убеждениями пра-вящей верхушки. «Верхи» не могут  жить  по-старому: им большего подавай!  Если бы можно было украсть Кремль и Красную площадь, они бы это сделали не задумываясь!
Сталин (искоса, с любопытством, смотрит на Мехлиса). Кремль… И так уж - куда еще больше? Воруют сколько хотят, ответственности на несут, живут как эмиры… Куда больше, Мехлис?!
Мехлис. Я тоже так думал. Раньше. Пока не побывал как-то на од-ном предвыборном съезде или собрании, черт их разберет, этих нынешних, у них там на трехцветном флаге медведь был изобра-жен… Так вот на нем их главный, кажется, губернатор, говорит пол-ному залу своих сторонников, что мы, мол, столько уже правим, всего достигли, всего у нас в достатке, так что пора и о людях поду-мать. А из зала ему отвечают, что, конечно,  неплохо бы каждому из нас, ваших верных слуг, деревеньки по три-три четыре на двести душ каждая, а ему из зала отвечают, что столько, мол,  деревенек, чтобы на каждого хватило, уже нет –  все развалили, но можно, говорит, землицу поделить, а на нее таджиков завезти… Тут все так дружно зааплодировали, что я чуть не оглох… Я потом даже к себе доктора вызывал…
Сталин. Опять вызывал? Тогда на фронт из кремлевской больницы самолет вызывал, а сейчас… Ай, Мехлис…
Президент (Сталину). Вранье, товарищ Сталин, чистой воды вранье!
Сталин. Что, вранье? Что Мехлис самолет за доктором посылал?
Президент (нетерпеливо). Нет, собрание – чистое вранье…
Сталин (строго). Мехлис, это правда?
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Честное партийное…

Сталин  задумывается и  неслышно идет по коврам вдоль сидя-щих министров и вице-премьеров, словно приклеенных к креслам. Сталин не замечает их присутствия.

Премьер (в тишине его выкрик звучит так громко, что Сталин повернувшись несколько раз оглядывает его с головы до ног). Пусть Мехлис город назовет, где это было!

                Сталин вопросительно смотрит на Мехлиса.

Мехлис. Город? Пожалуйста: Воровоград!
Премьер (язвительно). А вот и нет такого города-то!
Мехлис (Сталину). Товарищ Сталин, там все выступающие, начиная выступления, говорили так, точно клялись: «Я, воровоградец»… Поэтому я решил, что и город, где все происходит и есть Воровоград!
Президент (задумчиво). Черт! Может, уже что-то переименовали? На деньги, наворованные ими из бюджета, они могут и страну пе-реименовать... Проснешься,  а ты уже Президент какой-нибудь дру-гой страны или вообще не Президент…
Мехлис (Сталину). Но одним из самых ярких свидетельств того, что верхи не могут жить по-старому, это недавнее заявление нового русского миллиардера о том, что необходимо разделить «ГАЗ-ПРОМ», чтобы одна его часть работала на Европу, а вторая – на Дальний Восток и Восточную Сибирь.
Сталин (мрачно). Дальновидное предложение. После раздела «ГА-ЗПРОМА» они разделят Россию. По уральскому хребту. Да, Мехлис, при мне такое предложение было бы  неоспоримым свидетель-ством, что верхи совсем не хотят жить… А при них (Сталин мах-нул рукой) это признак революционной ситуации…
Мехлис. А недавно, товарищ Сталин, Президент внес в Думу проект закона о возврате вкладов… Я думаю, это предложение – лакмусо-вая бумажка для членов правящей партии. Ведь это пробоина в борту правящего корабля…
Сталин. Вы думаете, с корабля побегут?
Премьер (с возмущением). Вы на что тут намекаете?!  Мы тут все по убеждениям.
Сталин. Скажите, Мехлис,  членство в какой-либо партии может стоить награбленного или украденного богатства?
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Ну-ну, Мехлис! Говорите!
Мехлис. В партии, где перебывали все олигархи, членство может быть дорого тем, кто еще недоворовал и недограбил…
Премьер. Как вы смеете, Мехлис?!
Сталин (поднимая руку с трубкой). Спокойнее. Здесь же не англий-ский парламент, наконец… Лучше назовите мне хотя бы одного члена вашей партии, который  в последние 20 лет трижды не отрекся бы от своих убеждений и не перебежал из партии в партию? Акт отречения от убеждений, если на карту поставлены большие деньги, большинству ваших людей совершить также просто, как выпить стакан воды.
Мехлис. Я с удовольствием добавил бы им в воду цианистого ка-лия…
Сталин. Вы слишком строги к ним, Мехлис… Это же люди, не пом-нящие родства, а к таким… я опущу это крепкое слово, каким хоте-лось бы их назвать, - надо относиться со снисхождением, ведь это их вера, - вера в то, что все позволено: предать, продать, отречься…
Президент (с возмущением). Ваши высказывания переходят все допустимые границы, господа из прошлого! Что все это значит?

Мехлис хотел что-то сказать, но Сталин остановил его жестом руки. Мехлис почтительно склонил голову. Он взволнован, что хорошо видно по мимике его лица.


Сталин. Это значит, что Мехлис охарактеризовал нам первый при-знак революционной ситуации в России.
Мехлис (возбужденно). Но главное, что при этом Президент,  зная, что происходит в стране, не предпринимает никаких мер по борьбе с ворами и внутренними врагами страны…
Президент (с усмешкой). Вы полагаете, что это и есть признак ре-волюционной ситуации?
Мехлис. Несомненно, если брать в совокупности нежелание верхов жить не воруя и ваше нежелание хоть как-то воспрепятствовать грабежу страны и государственного бюджета.
Сталин. А я думаю, что это и признак революционной ситуации, и, одновременно, свидетельство беспомощности и  деградации власти.
Мехлис (напористо). Есть и второй признак. В условия выживания поставлено фактически 80 процентов населения.
Сталин.  Да? И у вас есть этому доказательства?
Мехлис. Конечно. Одну минуту. (В руках Мехлиса появляется чер-ная папка. Разложив ее, зачитывает.) С доходом ниже 3422 рубля в месяц в России живут 13,4% населения. Это состояние крайней нищеты.
– В нищете живут 27,8% населения с доходом от 3422 рублей до 7400 рублей в месяц.
– В бедности живут 38,8% населения с доходом от 7400 рублей до 17000 рублей в месяц.
– «Богатыми среди бедных» являются 10,9% населения с доходом от 17000 рублей до 25000 рублей в месяц.
– На уровне среднего достатка живут 7,3% населения с доходом от 25 000 рублей до 50000 рублей в месяц.
– К числу состоятельных относятся граждане с доходом от 50 000 рублей до 75 000 рублей в месяц. Их число составляет 1,1% населе-ния России.
Так называемые богатые составляют 0,7% населения. Их доходы оцениваются свыше 75000 рублей в месяц.
Из приведенных данных видно, что первые три группы (нищие, в том числе живущие в крайней нищете, и бедные) составляют ровно 80% населения современной России. Это почти 113 миллионов человек. Полагаю, что в России нужда в той или иной степени коснулась не менее 100 миллионов.  Обострение нужды  выше обычного…  Это второй признак революционной ситуации.
Сталин. И давно здесь так?
Мехлис. Давно. Очень давно.
Сталин. Вы нашли этому объяснение, товарищ Мехлис? Это очень важный момент!
Мехлис. Не нашел.
 Сталин. Странно. Вы всегда находили объяснения и виновных…
Мехлис. Здесь всегда было и будет так… Нищета и воровство – единственное, что в России сейчас стабильно как никогда…
Сталин. Это не причина держать народ в нищете.
Премьер (сокрушенно). Товарищ Сталин, ну о какой нищете нам тут Мехлис вещает, если средняя заработная плата в стране почти 26 с половиной тысяч рублей!
Сталин. Это ваш Росстат подсчитал?
Премьер (убежденно). Конечно! Я не понимаю, как Мехлис увидел нищету при такой средней заработной плате?! У нас высоко обес-печенный народ! И эту обеспеченность народа на нынешнем уровне мы постараемся сохранить в течение всего времени нашего пребывания у власти.
Сталин.  То есть, все это время будете держать народ в нищете. Ко-нечно, что же будут воровать ваши приспешники, если государи не будут держать народ в нищете?
Премьер (возмущенно). Нет, я определенно не понимаю, к чему вы клоните! Наша статистика утверждает обратное!
Сталин. Насчет вашей статистики я уже высказывался. Что же каса-ется средних величин, то я могу сказать следующее. В реке утонула лошадь. Воды в реке, в среднем, было лошади по копыто… А на из-готовление колбасы рябчиковой с кониной, в среднем, уходит одна тушка рябчика на тушу лошади…
Премьер. Но и при вас доходы людей были нищенскими - чтобы только выжить…
Сталин. При мне были зарплаты, а не доходы. Это, во-первых, а во-вторых, если вы еще не забыли, у меня касса для всего народа была одна, я имел возможность контролировать зарплату и, естественно, экономил. Да и потребности, господа, в те времена были другие…
Премьер (обличающе). Вот. Экономили-таки.
Сталин. Экономил, чтобы построить тяжелую индустрию, способную производить танки и пушки, чтобы страна с великой историей не была похоронена мировым империализмом.
Премьер. А может было бы лучше, чтобы ее похоронили? Вместе с вами, конечно?
Сталин. Последний вопрос оправдывает вас и ваш первый вопрос. Но народ и так скоро поймет не умом, а крепким местом, с кем имеет дело. Да и то – может быть, поймет. Так скажите мне, господа демократы: а вы-то для чего экономите? Зачем? Чтобы было что воровать вашим приближенным и олигархам?
Премьер (с гордостью). А мы не экономим.
Сталин (с усмешкой). Да, это заметно… Забивка одной сваи на не-которых олимпийских объектах в Сочи, в городе вечного лета, стоит у вас четыре миллиона рублей.
Премьер. Мы не экономим в вашем понимании. У нас иная эконо-мическая система.
Мехлис. Нет у них, товарищ Сталин, никакой системы, кроме кор-рупционной и воровской…
Сталин. Что вы на  это скажете, господин Премьер?
Премьер (гордо). Мы с ней боремся!
Сталин. Особенно это заметно по Министру обороны, Рослизингу и олимпийским объектам…
Премьер. Это издержки больших начинаний! Это издержки больших реформ!
Мехлис. За такие издержки – десять лет без права переписки… А за реформы – двадцать…
Сталин. Что вы, Мехлис! Сейчас в России отдать под суд человека, укравшего миллиард, считается государственным преступлением.  Народ этого не знает, потому, как всегда, не думает.
Премьер (в негодовании). У нас все по закону. У нас правосудие!
Сталин. Эту сказку для политически незрелых людей - про закон - мы с Мехлисом уже слышали… Внукам на ночь будете рассказывать про законность в России и правосудие во время вашего правления. Как подметил один умный человек, у вас на смену организованной преступности 90-х пришла организованная ею законность . Навер-ное, поэтому у вас Смердюков, при котором разворовывали мини-стерство обороны, вместо обвиняемого является бывшим министром потерпевшего ведомства. (Президенту). Почему же до сих пор не выработан эффективный механизм борьбы против коррупции и растащительства?
Президент. Мы работаем.
Мехлис. Не верьте, товарищ Сталин, они ничего не делают.
Сталин. А я никому и не верю. Что может быть лучшей основой для полноценного сотрудничества, чем здоровое недоверие?  (Прези-денту). И все-таки Мехлис прав: ничего вы не делаете… Почему?
Мехлис (нетерпеливо, резко, с нажимом.) Потому, что таким обра-зом он хочет  создать условия хаоса и неуправляемости в стране и совершить переворот.
Президент (перебивая Мехлиса, обращается к Сталину). Товарищ Сталин, я же говорю, этот человек не в себе…
Сталин. Подождите с переворотом, Мехлис! В самом деле: зачем ему еще какой-то настоящий переворот? У Президента и так доста-точно власти… 
Мехлис. Но он же ее не использует!
Сталин. А может быть, как раз наоборот?
Мехлис (растерянно). Как?... (После короткого размышления). Мо-жет, конечно…
Сталин. Мехлис, давайте по порядку. Сначала о том, почему мы до сих пор не наблюдаем революции, если верхи не могут жить не во-руя все больше и больше, народ живет в крайней нищете,  и Пре-зидент уже не может жить по-старому, а потом уж про переворот. 
Мехлис. Потому что пока еще слаба третья  составляющая револю-ционной ситуации, но она, несомненно, присутствует. Хотя при определенных обстоятельствах может быть достаточно и такой тре-тьей составляющей, слабенькой…
Сталин (взвешивает в руке дымящуюся трубку, потом задумчиво качает головой). Вижу, почти все присутствующие смотрят на вас, Мехлис, как на оракула, говорящего совершенно непонятные вещи. Вас не понимают. Объясните им, Мехлис, что такое третья состав-ляющая в революционной ситуации.
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин. (Поправил ремень, подтянул портупею). Для того, чтобы революционная ситуация переросла в революцию, необходимо, «значительное повышение, в силу ука-занных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей об-становкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению».
Сталин. Мехлис, как бывший редактор «Правды», вы, конечно, мо-жете  удивить меня тем, что помните эти слова наизусть. Меня мо-жете, но не их (Сталин обвел дымящейся трубкой присутствую-щих). Они не знают, кому принадлежат эти слова, поэтому ваша эрудиция здесь только для меня. Они же не знают прошлого,  иначе они  хоть как-то отреагировали бы на вашу реплику… Что ж, Мехлис, историческая память правителей – это проявление генетического родства со своим народом. Здесь, как видите, его нет. Так что вы попроще объясните господам, чтобы поняли. Не стесняйтесь сказать правду.
Мехлис (твердо). Товарищ Сталин, я же интернационалист: я все нации ненавидел одинаково. Поэтому скажу.
Сталин. Когда такое длинное предисловие, значит, человек хочет увильнуть от прямого ответа…
Мехлис (нахмурившись).  Буду краток. Третья составляющая рево-люционной ситуации – это не просто активность масс, ибо актив-ность сама по себе - это проявление стихийности. Третья составля-ющая революционной ситуации – это наличие организующей силы, способной поднять массы, повести их за собой, получить с массами все, что нужно организующей силе,  а потом в той или иной форме присвоить полученное массами и заставить массы работать на себя!
Сталин (аплодирует). Браво, Мехлис, вы превзошли самого себя, но так и не сказали нам, что же это за организующая сила.
Мехлис. Это, товарищ Сталин, наиболее активная часть населения, всегда приходящая в революцию.
Сталин (усмехается). Так и не хотите сказать прямо… Тогда ответьте: откуда пришла эта наиболее активная часть населения, поднявшая массы на борьбу с самодержавием в России в 20-м веке?
Мехлис (с неохотой). Ну… из-за черты пришла…
Сталин (с усмешкой). Из-за какой такой черты? Ну-ну, вы же интер-националист, Мехлис, большевик… Большевики не лгут…
Мехлис (опустив голову). Из-за черты оседлости….
Сталин. Ага! Наконец-то… И дальше, Мехлис! Что было дальше?
Мехлис. Пришедшие из-за черты оседлости стали той силой, которая повела массы к победе революции.  Я был в их числе.
Сталин. Конечно, не оставаться же было вам артиллеристом в им-ператорской артиллерии...
Мехлис (патетично). Но я всем сердцем воспринял революцион-ный подъем масс и когда понял, где главный фронт борьбы за светлое будущее…
Сталин (перебивает, насмешливо)… всего человечества…
Мехлис (продолжает, не улавливая иронии)… всего человечества, я пошел на борьбу…
Сталин. И обрели личное счастье и благополучие… за счет русского народа…
Мехлис (растерянно). Да, конечно… А разве вы с товарищем Ле-ниным не для этого задумывали и делали революцию?
Сталин (с усмешкой посмотрев на Мехлиса). А все-таки я правильно сделал, что не расстрелял вас, Мехлис! И всех ваших…  Мне что-то подсказывало,  что в вашем народе я выбрал правильную опору на время проведения революционных преобразований в стране. Без ваших товарищей, Мехлис, не было бы ни красного террора, ни ЧК, ни гонений на православную церковь,  ни эмиграции 22-го года, ни Беломоробалтийского канала, ни Соловков… И ГУЛАГа без ваших не было бы… Который ваши же потом и описали, а все зверства приписали мне, как будто это я учил их истреблению людей… Ваши зверствовали, Мехлис… Землячка еще в двадцатом году едва не превратила Черное море в красное - от крови…
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Что, товарищ Сталин? Я уже без малого сто лет - товарищ Сталин…
Мехлис. Товарищ Сталин, у революционеров нет национальности…
Сталин (с усмешкой). Это всего лишь оправдание, Мехлис. Красками национального характера, как и кровью, окрашивается любая революция.
Мехлис. Но… вы же сами признали, что без наших… даже вы – ни-куда…
Сталин. Куда же без вас. Вы как плесень – всюду приживаетесь… Где надо судорогу пустить по народу – кого направить на такое правильное дело? Только ваших, Мехлис, - другие-то совершенно неспособны. Ну, может, еще немцы… Только они смогли придумать фабрики смерти… А вообще, Мехлис, у ваших в России, всегда две социальные роли: вы либо жертвы власти, либо ее верные помощ-ники…
Мехлис (обиженно). Товарищ Сталин…
Сталин (с зловещей усмешкой). Это шутка. Спишите ее на мою па-ранойю…
 
Тишина. Ни одного слова среди присутствующих. Слышно, как Сталин раскуривает трубку. Он сосредоточен на этом, ни на ко-го не смотрит.

Сталин (снова с усмешкой). Что притихли, господа правители?

                Тишина.

Мехлис. Товарищ Сталин, у господ правителей от ваших мыслей  заклинило извилины.
Сталин. Вы, Мехлис, всегда были по натуре провокатором и обли-чителем – это у вас от библейских пророков осталось в генетической памяти. Не обижайте этих людей – они правят нынешней Россией! Итак, Мехлис,  мы выяснили: чтобы была революция, нужны соответствующие кадры из-за черты оседлости. Сейчас такой черты нет… (С усмешкой.) Может, стоит ее снова ввести, чтобы было откуда приходить революционным кадрам? А, Мехлис?
Мехлис (растерянно). Но… товарищ Сталин, это же международный скандал и стопроцентная неизбежность революции… И вообще… такое в современных условиях просто невозможно… Это полная изоляция страны…
Сталин. Вы, Мехлис, с годами совершенно утратили чувство юмора. Конечно, невозможно. Тогда откуда же в современной России возьмется наиболее активная, революционная часть населения?
   
Молчание. Сталин проходится по коврам, пыхает трубкой. Оста-навливается напротив Мехлиса.

Может, вы, Мехлис, выводя формулу современной русской рево-люции, не учли, что ваших сейчас стало уже не так много. Вы долж-ны понимать, что русские не способны возглавить революцию. Мы, русские, способны только на бунт. Это стихийное бедствие, хоть и имеющее социальную причину, но совершенно бессмысленное, как говорил великий поэт. Как бывший семинарист, говорю: Господи, убереги Россию от проявления русской революционной иници-ативы…
Мехлис (задумчиво). Может, я что-то и не учел. Но неужели тем немногим нашим, - как открыто выступающим против режима Пре-зидента, так и желающим к ним примкнуть, но сомневающихся в должной оплате их деятельности, не помогут наши олигархи? Ведь согласно моему анализу  именно олигархи должны в первую оче-редь проявить заинтересованность в революции и соответствующим образом профинансировать наших людей для осуществления планов по развалу России.

Сталин  прошелся по коврам, часто останавливался, задумчиво дымил трубкой…

Сталин. В который раз убеждаюсь в правильности своего решения, что не расстрелял вас, Мехлис… Вы хороший аналитик! (Обращаясь к Президенту). Что вы нам скажете теперь, товарищ Президент?
Президент. Рациональное зерно в бредовых рассуждениях Мехлиса, несомненно, есть… Но главный  подстрекатель к бунту недавно умер в Лондоне, второго  я давно посадил…
Сталин. Когда умирают враги – это хорошо. А сажать надо так, что бы из посадок не вырастал протест. А у вас вырастает… Надо правильно готовить народ к посадочной страде…
Президент. Я это уже учел.
Сталин. Хорошо, когда ученик понимает своего учителя…
Президент. Я не считаю себя вашим учеником…
Сталин. В России, да и во всем мире,  ни один лидер не может не учитывать мои методы управления и воздействия на народ. Вы не исключение. И в главном мы  поняли друг друга: чтобы больше не было революций в России, надо ликвидировать их финансовую базу в лице конкретных олигархов - носителей антигосударственных настроений, и тогда внесистемная оппозиция, лишенная финансовой поддержки, зачахнет сама собой... Только даже в таких условиях необходим  жесткий контроль и нажим с помощью ФСФК, ФСБ, ОМОНа и прочих средств умиротворения…
Президент. Я понимаю…
Сталин. И вы не только это понимаете – вы этому следуете. И это вселяет в меня надежду. Но вы часто бываете непоследовательным, особенно в отношении своего близкого окружения. А что вы скажете, товарищ Мехлис?
Мехлис. Скажу, что не все так просто. Президент многое  из жела-емого им выдает за действительное, кроме, конечно, факта смерти Бориса и посадки Михаила. Остальные олигархи на свободе и про-должают обогащаться за счет России. Никто не убедит меня в том, что деньги, поступающие их-за рубежа всяким некоммерческим структурам для организации антиправительственных выступлений, не являются деньгами и наших олигархов.
Президент. У вас есть доказательства этому?
Мехлис. Россия – слишком лакомый кусок для раздела, чтобы ис-кать этому доказательства. Примите это на веру, товарищ Президент.
Сталин (Президенту). Не спорьте. По-моему, Мехлис, прав. Не только империалисты финансируют внесистемную оппозицию. Свои тоже не отстают. Поэтому необходимо бдительно стоять на страже интересов России, прежде всего, внутри самой России. (Мехлису). Так что, товарищ, Мехлис, выходит вы погорячились с революцией в ближайшие три-четыре года?
Мехлис. Нисколько, товарищ Сталин. Если наши рекомендации останутся без внимания Президента, беды не избежать… Три  де-сятка наших смогут поднять народ, если учесть, что народ к рево-люции готов, как перезревшая дева к замужеству…
Сталин. Три десятка… Где же найдется столько акцентуированных личностей, революционеров по складу характера, которые смогут обольстить, увлечь и возглавить народ? Черты-то ведь нет… А, Мехлис, что скажете?
Мехлис (уверенно). Товарищ Сталин, стоит ведь только немного  потрясти  генеалогическое древо некоторых русских, как с него неожиданно посыплются  галахические евреи . А среди нас, сами знаете, процент революционеров по духу очень высок.
Президент. И что это означает?
Мехлис. Это означает, что в России есть кому возглавить револю-ционные процессы. Зря что ли римляне рассеяли нас по всей Земле? Пятая колонна революции есть в любой стране. Только мы можем замутить народ настолько, чтобы он вдруг осознал свое положение, как отвратительное, и пришел к революции.  Конечно, плохо, что нас, евреев, здесь перестали притеснять… Если бы притесняли, то мы быстрее дозрели бы до необходимости усовершенствования окружающей жизни с помощью сил титульной нации…
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, у нас такие речи называются экстремистскими, и за них полагается уголовная ответственность.
Мехлис (с иронией). Да не уж-то десять лет  с правом переписки  по приговору Басманного суда города Москвы?
Президент. Вы еще пожалеете об этих словах…
Мехлис (с усмешкой). Да? А я  думаю, жалеть придется все-таки вам…
Сталин. Довольно! Что вы, ей-богу, как дети… (Президенту). Если вы полагаете, что в словах Мехлиса нет и искры истины, то вы глубоко заблуждаетесь! И о какой уголовной ответственности вы говорите нам – пришельцам из прошлого? И вообще, вы отвечаете за то, кому вы угрожаете?!
Президент. Я не угрожаю. Я говорю как есть…
Сталин. Не надо нам ваше «как есть», вы лучше прислушайтесь к словам Мехлиса,  - «как может быть»…
Президент. И все равно: чтобы Мехлис ни говорил, - революции в России в ближайшие три-четыре года, как он вещает, не будет!
Сталин. Хорошо. Допустим, вы правы. Теперь давайте поговорим о предполагаемом Мехлисом перевороте. Мехлис, что это за пере-ворот, который, как я понял, произведет, по вашему мнению,  сам Президент?
Мехлис. Переворот – это совсем другое. Именно в результате пе-реворота станет неизбежной революция в России.
Сталин (нахмурившись). Мехлис, переворот, революция – это слишком много даже для России… Переворот – это захват власти без революционной ситуации.  Вы всерьез утверждаете, что это сделает сам Президент?
Мехлис. Так точно: сам Президент.
Сталин (вопросительно  смотрит на Мехлиса). Мехлис! Вы слы-шали, что сказал товарищ Сталин? Один переворот – оранжевый – Президент уже совершил. Вы имеете в виду еще один такой же пе-реворот?
Мехлис. Нет, другой.
Сталин. Не понимаю! Что значит – другой? Переворот совершит другой политик?   
Мехлис. Переворот совершит действующий Президент. Но сам пе-реворот будет другим.
Президент (с усмешкой, отрицательно качает головой и далее говорит твердо, без сомнения). Ламброзо был абсолютно прав: среди евреев в шесть раз больше сумасшедших… Ведь вы, Мехлис, настоящий галахический  еврей?
Мехлис (уверенно). Я этого не скрываю, и я могу считать себя кем угодно, но вопрос моей национальности, в конце концов, не в моем ведении! Им ведает государство: кем прикажет, тем я и буду. 
Президент. Интересно…
Сталин (изобразив дымящейся трубкой подобие цифры «5» в воз-духе).  Мехлис, паспорт при вас?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Посмотрите, что там написано в графе «национальность»?
Мехлис. У меня паспорт нового образца. Там национальность не указана – такой графы нет .  Значит, ее у меня нет.
Президент. Чего у вас, Мехлис, нет?
Мехлис. Национальности.
Сталин (Президенту. Говорит медленно, с расстановкой). Вот. Видите.  В современной России  все люди одной национальности. Все - марсиане. (С усмешкой).  Включая лиц кавказской  национальности. И француза Депардье. Если судить о нем по российскому паспорту. Продолжайте, Мехлис. Что там, по-вашему, задумал действующий Президент?
 Мехлис (с напором, запальчиво). Своими действиями, а по сути – полным бездействием, он создает в стране состояние хаоса и без-закония. Тайные враги России и расхитители общественного богат-ства, точно волки, рвут страну, словно свою добычу, а Президент кивает на органы, которые, как пояснил Премьер, требуют самой тщательной чистки от оборотней в погонах и тайных агентов импе-риалистических разведок.  Основываясь на многочисленных фактах, всем известных, я уверенно заявляю: мои подозрения обоснованы! Сопоставьте факты -  и получите картину нарастающего хаоса и назревающего политического кризиса. Когда хаос и кризис сойдутся и возьмут народ за горло железной хваткой безысходности, то Президент, обратившись к народу и сославшись на невозможность терпеть далее чиновничий беспредел и безответственность соратников, распустит представительные органы, запретит партии, а попытка сделать это уже была ранее и была успешной,  и введет чрезвычайное положение своим указом. Он запретит выборы на всех уровнях, включая выборы Президента. Это будет аналог 18 брюмера VIII года по республиканскому календарю Франции…
Сталин. (Внимательно смотрит на Президента).  Мехлис, товарищ Президент не похож на Бонапарта, хотя некоторые черты сходства имеются… У обоих мало волос на голове… На Бонапарта больше похож Премьер. У него была возможность стать Бонапартом, но он ей не воспользовался. Фортуна не любит послушных. 

Сталин повернулся и стал удаляться от Мехлиса. При этом он несколько раз дымнул трубкой. Это был признак того, что Ста-лин еще не закончил говорить и обдумывает следующую фразу. Вернувшись назад, остановился в нескольких шагах от Мехлиса и продолжил.

        Но - предположим, что вы, Мехлис, правы, и Президент идет на такой шаг, и прекращает творимый беспредел. Никакого воровства олигархами, никакой распродажи национальных богатств буржуа-зией, все воры сидят в тюрьме. В бюджете скапливаются огромные деньги, которые Президент, как отец нации, направляет на соци-альные программы, повышает пенсии, делает абсолютно бесплат-ным образование, медицину,  привлекает к управлению страной не принципу «пусть подлец, но это же свой подлец», а по тому, насколько честен, грамотен и умен будущий чиновник…  Зачем тут еще какая-то революция? Которая, по-вашему, не только возможна, но и неизбежна? И кто будет ее вершить?
Президент. Товарищ Сталин, то что, что говорит Мехлис, это - пара-нойя… Переворот невозможен!
Сталин (пристально смотрит на Президента). Паранойя? Мне однажды поставили такой диагноз, - и для врачей, которые его по-ставили, он оказался смертельно опасным… Медицина очень тонкая вещь… Никогда не торопитесь с медицинскими заключениями, даже если вы Президент. (Подумав.) А что плохого в таком перевороте, о котором говорит Мехлис?
Президент. Это невозможно. У нас демократия.
Сталин. Никогда еще и нигде демократия не являлась аргументом в пользу невозможности какого-то бы ни было переворота. Или вы это не всерьез? Шутите?
Президент. Нисколько. Я приверженец демократии. Поэтому ника-ких переворотов.
Сталин (с усмешкой). Кроме оранжевых…
Президент (недовольно). Это было необходимо в интересах страны, в которой демократия находится в стадии становления.
Сталин. Хорошее объяснение для последовательного демократа… Но если принять во внимание объяснения Мехлиса, то ваш оран-жевый переворот был в интересах политической и воровской ту-совки страны… Вы же никого из воров не посадили.
Президент. Но Навального-то я уж посажу!... По закону! А вообще, вы можете иронизировать, сколько хотите. Меня это трогает. 
Сталин. Что вы! Какая ирония! Я считаю, что для удержания власти подходят любые средства.
Президент. Кроме репрессивных…
Сталин. Репрессии в виде чисток партийных рядов необходимы, чтобы исключить саму возможность возникновения оппортунизма и оппозиционных настроений  внутри самой партии. Вот вы уверены, что в правящей партии нет ваших тайных врагов?
Президент. Врагов? Да у меня их вообще нет. До недавнего времени их у меня было два. Один недавно умер в Лондоне. Он был не только моим врагом, но и врагом демократии.

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин. Ваша приверженность демократии не может не настора-живать. Мехлис, скажите, вы верите (указывает трубкой на Пре-зидента) словам этого человека? И как вы думаете, он всерьез ве-рит в демократию в России или это слова политика, желающего быть избранным на следующий срок? Как говорил один великий писатель, родиться наивным не позор, но жить таковым – стыдно . А Президент у нас все-таки из тех людей,  которым бывает стыдно, но при этом совсем не наивный человек!

Мехлис ошалело смотрит на Сталина. Он явно в замешатель-стве.

Что скажете, Мехлис?
Мехлис. О чем, товарищ Сталин?
Сталин. О демократии в России.
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, что при демократии в результате выборов русский народ получает новых хозяев, которые очень похожи на временщиков, желающих одного – ободрать! Их кредо:  «Ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков — ничего. Так, мол, само собою случилось, — поди доискивайся!» 
Сталин. Согласен. Как ни  крути, а ты, Мехлис, прав… Ничего не ме-няется в России – ни при генсеках, ни при Президентах…
Мехлис. При вас все было иначе!
Сталин. Мехлис…  я был немного иной фигурой… Я только фор-мально назывался - генеральный секретарь.
Мехлис (с почтением). Да, вы были Хозяин…
Президент. Время такого правления прошло… Сейчас возможна только диктатура закона.
Сталин (с иронией). Особенно это заметно в России с началом тре-тьего срока вашего президентства.
Президент. Я просто не знаю, к чему отнести вашу иронию...
Сталин. Отнесите ее к России. Россия и законность суть вещи несовместимые. Что такое законность? Это, во-первых и прежде всего, способность к соблюдению законов всеми субъектами права, включая не только граждан, но и министра обороны, и чиновников, и самого Президента. А уж во-вторых, это – уровень или степень соблюдения законов. События, происходящие в России, говорят о том, что законность в России  - это миф,  мираж…  Россией должна править воля. Когда это происходит, тогда Россия прорубает окно в Европу, делает вольными дворян и бесправным народ, выигрывает войны и создает атомную бомбу… Безволие для России смертельно. Горбачев показал это всему миру.  Законы пусть торжествуют на Западе.
Премьер. Но мы – цивилизованная страна, а не восточная деспотия!
Сталин. Разве я против цивилизованности? Нисколько! Но для Рос-сии будет лучше, если в ней установится режим цивилизованной деспотии.
Мехлис. Вот и я об этом! О том, что если не будет в ближайшие годы революции, то в России, в результате переворота, будет установлена цивилизованная деспотия.
Сталин. Мехлис, мне все труднее следовать за вашей мыслью. Вы нас совсем запутаете! А что же революция, которая последует за переворотом и погубит Россию? Будет ли она? И кто будет ее дви-жущей силой?
Мехлис. Всякая деспотия заканчивается революцией. А движущей силой постпереворотной революции будет буржуазия! Буржуазия, которая, как вы указывали, мечтает продать несметные богатства России Западу и Востоку, не потерпит переворота, призовет к свер-жению президента-диктатора, выведет революционный народ на улицы, который свергнет диктатора, а власть перейдет в руки про-дажной буржуазии, давно обустроившейся на Западе и вложившей наворованные деньги в западные активы. Нынешняя российская буржуазия видит в своей стране сырьевой придаток развитых стран, потому что буржуазия в России не национальная, она – транснациональная... У крупной российской буржуазии нет родины, ее родина – деньги… А эта революция даст буржуазии возможность осуществить большой и последний хапок национальных богатств России. Буржуазия ничего не делает просто так: ей всегда нужно получить прибыль – будь то война или революция, голод или стихийные бедствия. За организацию свержения президента-диктатора они получат «законное право» хапнуть все богатства России вместе с дешевой рабочей силой – русскими мужиками, маргиналами по своей сути, готовыми работать за три стакана водки в день – утром, в обед, вечером….
Президент. Вам бы фэнтези писать, товарищ Мехлис… Откуда такая ненависть к русским мужикам?
Мехлис. Ненависть – это всегда личное. А у меня ничего личного, господин Президент. А вместо фэнтези, я лучше бы написал закон, в котором   предусмотрел   конфискацию имущества в качестве обязательного дополнительного наказания за экономические пре-ступления,  ограничив размеры конфискуемого имущества стоимо-стью похищенного у граждан,  и, напротив,  обязал бы виновного вернуть в два раза больше,  если он украл не у гражданина, а у гос-ударства, с зачетом, конечно, стоимости конфискованного. Предла-гаемая мною мера остановила бы разграбление государства и по-могла бы предотвратить революцию в России, а значит, и сохранить саму Россию.
Президент. Мера… Это не мера, это - фэнтези… А как быть в том случае,  если у виновного нет столько имущества?
Мехлис. Тогда пусть за каждый невыплаченный рубль шьет пару рукавиц в лагере…
Президент (обращаясь к Сталину). Но это же пожизненное заклю-чение для большинства?! И мы, в таком случае,  всю страну и весь мир завалим своими рукавицами! Даже космос завалим…
Мехлис. Не опасайтесь, не завалите. Количество непременно очень быстро перейдет в качество, и останется только одна пара рукавиц, и она вам понравится…
Президент (с непониманием смотрит на Мехлиса, затем на Ста-лина). Простите, но я не понял…
Сталин. Товарищ Мэхлис намекает, что лучше иметь одни ежовые рукавицы на руках Президента, чем сотни миллионов или милли-арды рукавиц, пошитых заключенными, – последнее экономически невыгодно…
Президент (растерянно). Но Европа, Европейский Союз, «большая семерка»… нас не поймут…
Сталин. Лучше иметь порядок в стране, чем быть «большой ше-стеркой» у «большой семерки»…
Президент (Сталину). Понимаю, вы шутите, но Мехлис…
Сталин. Товарищ Мехлис тоже шутит.
Президент (хмуро). Шутит он… как же… (Далее уверенно). Даже если на каждые  десять рублей превышения они будут шить пару ру-кавиц, это все равно для большинства это пожизненное… Лучше сразу замочить в сортире!
Мехлис (встрепенувшись, с удивлением). Замочить? В сортире? (Разводит руками.) Товарищ Сталин, но этим стране будет нанесен непоправимый политический ущерб на международной арене: ведь пытки в любых формах и видах запрещены и Всеобщей декларацией прав человека, и Пактом 66-го года, и Декларацией 75 года  и, наконец, Конвенцией 84 года!

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин (Мехлису). Не знал, что вы, Мехлис, такой знаток междуна-родного права. Но Президент снова шутит. Никого замачивать в сортире в прямом смысле не будут: так иносказательно Президент выразился однажды о применении ВМН , правильно высказался, что в определенных случаях необходимо применять ВМН.
Мехлис (облегченно). ВМН… надо же так зашифровать…
Сталин. Интеллектуалы, особенно те, которые ведут свой род от живших в Содоме и Гоморре, были очень возмущены этим заявле-нием Президента в столь опрощенно-народной форме, но народ услышал главное – и поддержал Президента.
Премьер (Президенту). Присутствие этих товарищей становится невыносимым. Как можно ратовать за возрождение смертной казни, отрицание демократии в России, введение конфискации имущества за мошенничество, присвоение или растрату, да и вообще за все экономические преступления?! Это же чистая азиатщина!  Пора, пора заканчивать этот балаган!
Сталин. Категоричность суждений и нежелание выслушать аргу-менты другой стороны всегда были признаком политической огра-ниченности. Мне кажется, мы с Мехлисом достаточно ясно обосно-вали, что в России нет демократических традиций, а следовательно, нет и корней демократии, и применение к сложившей ситуации в России предлагаемых нами мер могли бы сохранить страну. Все ваши беды – от подражания Западу и стремления к какой-то мифи-ческой демократии в России. Объявление России демократической страной – действие сродни тотальному обрезанию: для здоровья полезно, но обрезанные христиане никогда не станут иудеями…

                Премьер удивленно смотрит на Сталина.

Премьер. Значит, все, что мы делаем – бессмысленно?!
Сталин. Нет, конечно, не бессмысленно. То, что делаете вы, – вред-но. А зло всегда имеет больший смысл, чем добро.
Президент (задумчиво). Пожалуй, я согласился бы с Премьером и  немедленно отправил бы вас назад, но меня интересует один во-прос… Один очень существенный вопрос… (Думает). Господа мини-стры и вице-премьеры, покиньте зал… Охрана, проследите, чтобы никого не оставалось в вестибюле перед дверью нашего зала.
               
Министры и вице-премьеры встают и молча, с недовольными лицами, покидают зал заседаний. Президент ждет, когда все выйдут.


                К А Р Т И Н А   С Е Д Ь М А Я


Президент. Всё. Никого лишнего здесь нет. Ответьте мне, товарищи, на простой вопрос: что надо сделать, чтобы в России не было новой буржуазной революции,  о которой говорит Мехлис? Да и вообще – революции?

         Сталин и Мехлис с интересом смотрят на Президента.

Сталин (Президенту). Значит,  Мехлис прав?
Президент. Я не понял сути вопроса, товарищ Сталин. В чем прав Мехлис?
Сталин. В том, что вы задумываете переворот по Наполеону?
Президент. Предположим. Но я должен предвидеть последствия своих шагов. Я отвечаю за страну. Помогите мне понять последствия предполагаемых событий.
Сталин. Хорошо. Это государственный подход. Мне приятно иметь дело с государственниками, в какую бы эпоху они не жили. Что скажете, Мехлис?
Мехлис. Товарищ Сталин, тут нужен несколько  иной политический анализ, а я, к сожалению, не в должной мере владею им…
Сталин. Кто нужен, чтобы этот анализ провести?
Мехлис. Руднев.

Сталин внимательно смотрит на Мехлиса. Пыхает трубкой, думает. Президент и Премьер удивленно смотрят на Мехлиса и, одновременно, следят за реакцией Сталина.

Сталин. Хорошо. Давайте пригласим Руднева.
Премьер (удивленно). Руднева?  А чем нам может помочь капитан «Варяга»?
Сталин. Руднев, о котором говорит Мехлис, не капитан «Варяга», хотя когда и имел когда-то такое звание – капитан. Наш Руднев не родственник тому Рудневу. (Усмехнувшись.) И даже не однофами-лец…
Президент. Опять загадки!
Сталин. Никаких загадок. Мехлис, пригласите дух товарища Руднева.
Мехлис. Это не совсем удобно, товарищ Сталин. Максим Алексан-дрович может послушаться только вас…
Сталин. Вы правы, Мехлис. (Обращается в пустоту зала). Максим Александрович, я знаю, что вы здесь, совсем недалеко… Согласитесь помочь нынешнему правителю России. Дайте нам… консультацию…
               
                Тишина.

                К А Р Т И Н А   В О С Ь М А Я


Спустя несколько секунд из воздуха с легким шипением материа-лизуется дух Руднева. Это худой человек, волосы с проседью, на вид – лет семьдесят. Имеет одеяние маршала Советского Союза.  Бодр.  Выправка кадрового военного. Почтительно раскланива-ется со Сталиным и едва заметно кивает Мехлису.  Что любо-пытно, Сталин отвечает Рудневу почтительным поклоном го-ловы. Мехлис выглядит испуганными и как-то приниженно кива-ет. На  кителе Руднева орденская планка из десятка или более рядов,  отдельно висит  медаль «За спасение утопающих».  Глаза горят неистовым блеском, однако  во всем облике чувствуется усталость, и эта усталость не физическая, а, скорее, душевная… Удивительная деталь, что никто из присутствующих, кроме Сталина и Мехлиса, не ЗНАЮТ этого маршала! И еще более уди-вительное: никто из присутствующих, похоже, вообще не знает,  кто такой маршал Руднев…

Сталин (с почтением). Ну, здравствуйте, капитан Руднев… Рад вас видеть… (И, обращаясь к присутствующим). Нет-нет, он, конечно же, Маршал, он даже больше, чем Маршал… Я назвал его так по  старой привычке, когда Маршал Руднев, был еще совсем молодым капитаном, да и после я его звал просто Максим…

(Руднев, вздохнув, опустил голову и, соглашаясь, несколько раз кивнул).

Руднев. Здравствуйте, товарищ Сталин. Вас осмелились потревожить современные вожди?
Сталин. Да, Максим. Потревожили. А я уж, по старой привычке, по-тревожил тебя… Ты, Максим Александрович, еще не отошел от по-литики? Наблюдаешь, как они тут… управляют нашей страной?
Руднев. Как можно, не наблюдать, товарищ Сталин. Мы же с вами по духу русские люди, хоть и разных национальностей, и нам больно видеть, что происходит со страной.
Сталин. Ты, Максим,  всегда говорил мне правду…
Руднев (спокойно.) Я по-другому не умел и умею.
Сталин. Поэтому и уцелел в мое правление. Сколько доносов писали на тебя, Максим! Если бы ты знал… В основном под ними стояли фамилии типа Меир,  Вейцер,   Каминский,  Аронов, Зосимович, Мейнкман и так далее… (Сталин неожиданно обращается к Прези-денту). А у вас, товарищ Президент,  люди пишут друг на друга до-носы?
Президент (с готовностью). Никак нет, товарищ Сталин. Не пишут.
Сталин (покачав головой).  Плохо! Скучная у вас жизнь, Президент… Из доносов такое узнаешь про близких людей, что никакому фанта-зеру не придумать… (Рудневу.) Правда, Максим Александрович?
Руднев. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Максим, нам нужны твои знания, твоя консультация.
Руднев. Я готов, товарищ Сталин. Внимательно вас слушаю.
Сталин. Хорошо. Но я начну издалека. Как ты считаешь, Максим, относительная тихая, и почти бескровная, смена экономических формаций в нашей с тобой стране во время правления Горбачева и Ельцина, произошла только благодаря политическому бессилию Горбачева и (усмехается) мудрому руководству тов. Ельцина? Или еще по каким-то иным причинам?
Руднев. Товарищ Сталин,  политика Ельцина, в том числе и кадровая политика, не отличалась чистотой и ясностью. Но он, по крайней мере,  хотя бы иногда делал свое президентское дело правителя. Он хоть иногда что-то решал. В наше время он, конечно, попал бы в нашу большую чистку по известным нам с вами соображениям. А Горбачев… Михаил Сергеевич – имя надежды русских людей на счастливую свободную жизнь…
Сталин (поморщившись). Максим, не надо лирики…
Руднев. Извините, товарищ Сталин. А Горбачев, хоть  и имел на го-лове родимые пятна большого серьезного дьявола и  кличку «ме-ченый», но на самом деле оказался мелким бесом мирового импе-риализма. Он в тех условиях просто не понимал, что делал… Он слишком прямо воспринял формулу, что слова политика – это его дела…  Будь он взрослым во время нашей большой чистки – мы тоже подвергли бы его энтропии… Но что есть, то есть… История не терпит сослагательного  наклонения…
Сталин. Так ты, Максим, согласен, что история России после нас не столь кровава и многожертвенна? И это ведь  наша с тобой прямая заслуга? Следствие большой чистки? Тобою же и обоснованной?
Руднев. Товарищ Сталин… Я считаю, что если бы не ваше понимание проблемы чистки, прежде всего, не как жесткого элемента  классовой борьбы, а как борьбы с носителями идеалов постоянной нестабильности  в государстве и управлении им, то я, наверное, был бы расстрелян  вами одним из первых за отрицание вашего тезиса об усилении накала классовой борьбы по пути продвижения к развитому социализму и его планомерному переходу в коммуни-стическое общество, где классовая  борьба уже исчерпала себя на предыдущих этапах борьбы за счастье человечества и отмерла, как пережиток социализма.
Сталин. Что сказать в ответ умному человеку? Нечего! Конечно, я расстрелял бы тебя, если бы ты не сумел убедить меня, что дело не в классовой борьбе – а дело в кадрах, осуществляющих классовую борьбу….  Ты тогда привел столько примеров, что товарищ Сталин вынужден был сдаться, спасовать перед капитаном Рудневым, и принять твою доктрину! Но я вижу, что Президент не понял, что вы имели ввиду, говоря о носителях идеалов постоянной нестабиль-ности  в государстве и управлении им… Поясните нам. Но покороче.
Руднев. Слушаюсь, товарищ Сталин. В результате исследований, проведенных мною в тридцатые годы прошлого века, я пришел к выводу, что в человеческом обществе, на любом этапе его развития, существуют люди, одержимые одной идеей – идеей разрушения всякого упорядоченного общества. Всякого. Осуществив революцию и устроив общество по-своему, такие люди через некоторое время будут разрушать то, что ими же и было создано. Они одержимы дьявольским законом единства и борьбы противоположностей, который является их сущностью: сегодня они революционеры, завтра, после революции, когда в обществе установится порядок, они становятся контрреволюционерами. Эти люди – прирожденные перманентные революционеры. Для них главная цель жизни – борьба за власть и лучшее место под солнцем. Все, что их окружает, и все, кто их окружают, - только средства к достижению цели. Эти люди потенциально опасны для любого упорядоченного общества. После смерти Кирова мне удалось на примерах доказать вам, товарищ Сталин, что мои выводы  - не плод воспаленного ума капитана Руднева, а историческая правда . И 13 мая 1935 года на Политбюро было принято решение о начале великой чистки в Со-ветском Союзе с расчетом на то, чтобы в СССР уже никогда не воз-никла угроза каких-либо революций. С разной степенью интенсив-ности чистка шла до того времени, когда Бог призвал вас, товарищ Сталин,  к себе. С тех пор в СССР всегда было тихо и спокойно. Соб-ственно, и то, что в стране в 90-х годах не было кровопролития по политическим  причинам, это следствие той самой чистки. Вот, если коротко. 
Премьер. Да вы, товарищи приглашенные, хотите сказать нам, что относительная тишина и спокойствие в нынешней стране – это ваша заслуга? То, что нет миллионных выступлений «против», нет «оранжевых» революций, нет постоянных акций гражданского не-повиновения – это все следствие вашей «большой чистки»?   
      
                Наступило молчание.
Руднев снял очки в тонкой золотой полуоправе и, хмурясь,  стал их тщательно протирать;  Мехлис озадаченно переводил взгляд со Сталина на Руднева, с Премьера на Президента.

Сталин. Да, господин Премьер, ваше нынешнее относительное спокойствие – это прямое следствие нашей большой чистки. Това-рищ Мехлис объяснил, что в стране есть все признаки революци-онной ситуации, а революции – нет. И слава Богу, что нет! Но поче-му? Потому что сейчас в стране нет в достаточном количестве тех самых прирожденных перманентных революционеров, о которых говорит товарищ Руднев. Поймите: перед вами здесь дух непрере-каемого авторитета в этой области, который умудрился даже мной руководить (Сталин усмехнулся в усы), это дух товарища Руднева.
Премьер. Невероятно! Хотите сказать, что события, произошедшие… восемьдесят лет назад, могут каким-то образом влиять на се-годняшнюю жизнь России?
Сталин. Именно так.
Премьер. Очень сомнительно.
Сталин. Давайте не будем спорить. Давайте спросим об этом това-рища Руднева.
Премьер. Откровенно говоря, до сегодняшнего часа я не знал такого маршала СССР. Но если вы настаиваете, то пусть неведомый маршал скажет…
Сталин. Товарищ Руднев, не сочтите за труд, поясните…
Руднев (задумчиво посмотрев на Премьера). Этот молодой человек сомневается, что его спокойная политическая жизнь - следствие наших огромных усилий в 30-50 годы существования СССР. Воистину нет ничего короче исторической памяти идеологов русского народа…
Премьер. Я не идеолог. У нас нет идеологии.
Руднев (устало). Тем хуже для русского народа. А события, иници-ированные товарищем Сталиным и мною и называемые «большой чисткой», обеспечивают вам, господин Премьер и товарищ Прези-дент, спокойную жизнь, потому, что 90 процентов тех, кто сделал революцию и в ком была одержимость перманентной революцией, были истреблены нами,  как враги народа, хотя правильнее было бы их назвать – одержимые дьяволом. По этой причине они не оставили после себя наследников. И это – и причина, и залог вашего нынешнего спокойствия.
Президент (с усмешкой). А как вы определяли, кто одержим, а кто нет? По фамилиям, что ли?
Руднев. И по фамилиям тоже. Мы смотрели на их активность в ре-волюции, на количество трупов, оставленных ими во время рево-люции, на постоянную нацеленность на борьбу за власть, трясли, если было нужно, генеалогическое древо этих товарищей, устанав-ливали их половую ориентацию… Мы много чего делали и выясняли о них, чтобы обезопасить будущее Советского Союза…
Президент. И вы утверждаете, что именно такие люди сделали в России революцию?
Руднев. Я утверждаю, что такие люди могут сделать еще одну ре-волюцию в России, которая для нее станет последней.
Премьер. Почему – последней?
Сталин. Потому после этой революции Россия исчезнет. Мехлис прав: это будет буржуазная революция, после которой националь-ная буржуазия распродаст Россию. Она начала делать это уже сей-час.
Президент. Что же делать?
Сталин. Сакраментальный русский вопрос! Но ответ на него  должны найти вы, ибо ответственность лежит на вас. Я не имею права вмешиваться в дела настоящего. Я могу лишь высказывать свое мнение. Но я еще раз подчеркиваю: мое присутствие здесь, как и присутствие товарища Мехлиса и приглашенного мною товарища Руднева, это следствие вашей слабости, следствие политики раз-грабления госбюджета, молчаливое поощрение экономической политики откатизма на всех уровнях. Я слышал, что у вас принято, как вы выражаетесь, откатывать: деньги – вагонами, алмазы – гор-стями? И это, вроде бы как, по мелочи? 
Мехлис. Да, товарищ Сталин, у них это все мелочи. Президент может только Дерипаску прилюдно замочить – ручку, мол, верни… А он что, этот Дерипаска,  разве больше ничего не должен? И вообще, складывается такое впечатление, что ни про многомиллионные взятки, ни про многомиллионные откаты Президент ничего не знает! Макаревич знает, а Президент – нет… Вот мы бы и хотели, товарищ Президент, без свидетелей услышать ваше мнение о том, почему это происходит и ваше отношение к происходящему.
Сталин. Я тоже хотел бы услышать ответ на этот вопрос.
Президент (обиженно). Вспомнили… Дерипаску… Я только не понял: кому он должен? Мне он не должен.
Сталин. Да? Товарищ Мехлис, этот Дерипасха что-нибудь должен Президенту?
Мехлис (уверенно). Лично - нет. А так – очень многим должен.
Сталин. Можете назвать фамилии?
Мехлис. Товарищ Сталин, его кредиторы, в основном, организации, банки, предприятия…
Сталин. Ну, тогда хотя бы скажите нам сумму его совокупного долга.
Мехлис (достает из кармана галифе листок, разворачивает, читает). «Общий объем займов компаний Олега Дерипаски по данным из-дания «Slon.ru» составляет 17, 6 млрд. долларов и 530 млрд. 585 млн. рублей. То есть в общей сложности – более 35 млрд. долла-ров».
Сталин (задумчиво). Дерипасха, Дерипасха… Какая странная фами-лия....
Мехлис (вежливо). Дерипас-ка… Товарищ Сталин. Де-ри-пас-ка…
Сталин. Хрен редьки не слаще. То ли черт, то диавол, - какая тут особая разница, как говорил товарищ Климов… И что, товарищ Президент, у вас все крупнейшие предприниматели с подобными фамилиями?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин. У нас есть и  другие - Абра-мович, Авен, Мамут… был еще Смоленский, Черномырдин, сейчас вот Миллер есть…
Сталин (Глядя на Руднева, кивающего головой). Можете дальше не продолжать… Мехлис, тут все ваши, кроме этого… Черномырдина… (Думает.) Черномырдин… Черномырдин… Что-то не припоминаю… Засядьку  знаю… А Черномырдина… нет…  Мехлис, вы что-нибудь знаете про этого Черномырдина?
Мехлис. Черномырдин сочинял афоризмы и всяческие высказыва-ния относительно внутренней и внешней политики нашей с вами страны и публично их высказывал… То есть, извините, России…
Сталин (пыхнув трубкой, удивленно). И ему позволяли? Почему?
Мехлис. Почему? Я думаю потому, что он, видите ли, товарищ Ста-лин, был Премьер-Министром России…
Сталин (остановившись, удивленно). Премьер-Министром? Пост-советской России? И что, например, он говорил публично?  Мехлис! Что говорил этот… Черномырдин?
Мехлис. Одну минуту, товарищ Сталин. (Достает из кармана га-лифе листок). Разрешите зачитать?
Сталин. Конечно.
Мехлис (читает. Сталин внимательно слушает, временами сме-ется.)
  - "Мы продолжаем делать то, что мы уже много наделали".
- "Братья, как доходит до дела, так они еще придут сами".
- "Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться".
- "Нам никто не мешает перевыполнять наши законы".
- "Вечно у нас в России стоит не то, что нужно".
- "Переживем трудности. Мы не такие в России россияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать".
- "Ну, кто меня может заменить? Убью сразу... Извините".
- "Правительство в отставку? У кого руки чешутся - чешите в другом месте!"
- "Страна не знает, что есть правительство".
- "Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех - и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что".
- «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
- «Вся моя молодость прошла в атмосфере нефти и газа»...

Сталин (поднимает руку, останавливая Мехлиса). Достаточно, то-варищ Мехлис. Безусловно, он великий сочинитель, этот их Черно-мырдин. А почему Президент назвал его в числе крупнейших пред-принимателей?
Мехлис. Он бывший глава ГАЗПРОМА до приватизации и во время приватизации… И после, фактически, тоже…
Сталин. Хорошо. Я вас понял. Товарищ Черномырдин – серьезный предприниматель. (Президенту.) Так что вы намерены делать в сложившейся ситуации, товарищ Президент?
Президент. Не знаю. Есть мысль распустить Правительство и Госу-дарственную Думу. Я недавно их публично высказывал…
Мехлис. Вот, видите! Что я вам говорил, товарищ Сталин? Это предвестие переворота!
Сталин (пыхнул трубкой). Что плохого в перевороте, Мехлис, если в сложившейся ситуации ничего другого не остается? Кто-то же должен взять всю ответственность за страну на себя? А  что думаете вы, товарищ Руднев?
Руднев. Я думаю, надо провести чистку политической элиты. Без оглядки на общественность Запада, крики Госдепа США и истерику внутренней оппозиции. При этом ни в коем случае не следует тро-гать системную оппозицию: коммунистов, эсеров, либерал-демократов.
Сталин. Почему не трогать?
Руднев. Они верны верховной власти более, нежели члены партии власти. Впрочем, чистку можно начать и без роспуска партии воров и мошенников, как характеризует эту партию некто Навальный. Между прочим, мелкий, но довольно опасный тип.
Мехлис. Был опасный. Теперь он так и останется в «Кировлесе». Бригадиром. Навсегда.
Президент. У нас такие вопросы решает только суд.
Сталин. И это правильно. Президент за такими процессами должен всегда наблюдать как бы со стороны.
Мехлис. Да, конечно… Только вот слухи, товарищ Сталин, в отно-шении Президента в России упрямее фактов.
Сталин. Если о первом лице государства нет слухов и анекдотов, то либо у него нет лица, либо это диктатор. Как же без слухов и анек-дотов, если есть лицо?
Мехлис. Но, простите, речь идет не о частной жизни, а о финансовом положении  первого лица… о его финансовом состоянии…
Сталин. Разве об этом могут быть какие-то слухи? Вроде бы здесь все настолько ясно, что слухов просто не может быть.
Мехлис. Ходят слухи об огромных доходах Президента…
Сталин. Доходах? (Сталин прошелся, поднял трубку, затем опу-стил, а потом  сделал ею движение в сторону Президента). Вы хотите сказать, что Президент живет не на президентское жалованье, а на доходы? Если мне не изменяет классово-историческая память,  то в России всегда были те, кто живет на доходы от своих владений, фабрик, заводов,  а не жалованье или зарплату. Но какие могут быть доходы у Президента, даже несмотря на то, что в его ведении вся страна?  Мне представляется, что эти слухи, Мехлис,  распускают ваши сумасшедшие… В современной России столько загадок, что даже я не знаю ответы на простые, казалось бы, вопросы… Может быть, вы знаете, товарищ Мэхлис?   
Мехлис. Никак нет, товарищ Сталин! Не знаю. Но слухи есть!
Президент (говорит, почти не разжимая губ). Я хочу сказать, что у меня есть декларация… за каждый год…
Сталин. Я понимаю, о чем вы, товарищ Президент. Декларация – это, конечно, хорошо. Но слухи о нажитом вами состоянии могут стать сильнее всякой декларации… Слухи о нелегитимных состояниях политика – это его политическая смерть, если не научить ЦИК правильно подсчитывать голоса на выборах… Не боитесь?
Президент. Нет, не боюсь. У меня нет ничего, кроме того, что ука-зано в декларациях. Я пролетарий.
Сталин (прошелся по залу, несколько раз дымнул трубкой.) Слухи в России вызывают у населения больше доверия нежели декларации и всякие там, понимаете ли, факты. Слухи в России - это очень упрямая и при этом невероятно коварная вещь… Как выходцу из авангарда КПСС , вам это должно быть хорошо известно.  Слухов не боятся только обладающие абсолютной властью над страной. При  жизни таким людям никакие слухи не опасны. При их жизни слухи опасны для тех, кто их слышит, не говоря уже о тех, кто их осмеливается распространять. Такое уже было в истории нашей страны. Слухи для диктатора опаснее после его смерти. Они подобны мусору на могиле… Или вы надеетесь, что ЦИК все правильно подсчитает? Вижу, хотите ответить? Но только откровенно, хорошо? Тут все свои. (Рассмеявшись.) Мне даже кажется, что я знаю, чем вам помочь…
Президент (усмехнувшись). Для меня это было большой честью.
Сталин (улыбается и обращается к Мехлису и Рудневу). Я же го-ворю, что Президент умеет стесняться… Редкое качество для поли-тика…
Президент. Я, действительно, хотел ответить, что как бы ни посчитал ЦИК, народ все равно не обманешь. Уйдут те, кто ратовал за Ельцина, и наступит закат нашей эпохи. Я слишком хорошо понимаю это, но поделать, откровенно говоря, почти ничего не могу. Единственное, что могу, так это только кого-то изгнать или посадить, предварительно дав команду подготовить материалы о неуплате налогов в особо крупных размерах или в чем-то более тяжком... Сейчас не 30-е и не 50-е годы… К сожалению, народ в России чуть-чуть начинает думать… Пусть думает. Мы тоже не останемся в долгу – и что-нибудь придумаем, чтобы народ голосовал за нас, ведь после нас – могут прийти коммунисты, а это, я считаю, недо-пустимо… Ведь у них ни ясной программы нет, ни четкой доктрины! Они не хотят понять, что Маркс и Ленин умерли… Про остальные партии уж и не говорю. (Усмехнулся.) «Других уж нечего считать, они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать и то, как надо, не умеют…»
Сталин. Вот как? А мне всегда казалось, что вы не воспринимаете всерьез коммунистическую угрозу… Конечно, нынешние коммуни-сты не обладают той политической гибкостью, которая была у большевиков, и это самая главная их ошибка, но то, что может прийти лидер, осознающий преимущества партий левого спектра, это вполне возможно… И тогда, вы господа правоцентристы… (Сталин выразительно посмотрел на Президента и Премьера)… непременно потерпите поражение, несмотря на административный ресурс…
Президент. Свою главную задачу я вижу в том, чтобы в головах лю-дей укоренилась невозможность возвращения страны к тоталита-ризму…
Сталин (усмехнулся и пристально посмотрел на Президента). Как это вы постоянно повторяли Мехлису? Фантазии?
Президент. Фентези, товарищ Сталин.
Сталин. Вот-вот, именно так, как вы сейчас говорите:  это фэнтези… Русский народ – это народ, в котором странным образом соедини-лись две, казалось бы, взаимоисключающие вещи: безоглядное подчинение верховному вождю и безграничная, страстная любовь к свободе своей Родины… Вы думаете, это товарищ Сталин с пол-ководцами выиграл Великую Отечественную войну? Нет! Ее выиграл русский народ, в котором всегда живут эти два качества. И в этом-то и заключается исторически-нравственный парадокс: народ, обладающий такими качествами, не может быть лидером какой бы то ни было революции. Он способен быть только пушечным мясом для политиков, не имеющих ничего общего с русским народом, кроме проживания на его исторической земле… И не надо хму-риться, Мехлис… Товарищ Сталин в своей жизни ошибался только два раза. Но на сегодня моя жизнь закончена, поэтому ошибки ис-ключены… За долгую жизнь я вынес убеждение, что русский народ  чужд свободе в западном ее понимании и тому, что вы называете демократией. Для русского народа существует только одна свобода – свобода его Родины,  сам же он не может существовать без под-чинения, а уж в какую форму подчинения он избирает – крепостное ли право или какую-нибудь иную разновидность тоталитаризма, - это зависит от исторических условий, в которых ему неожиданно даруется свобода, с удовольствием меняемая им на ярмо. Страх перед властью и непротивление ей даже при полном несогласии с ней -  вот суть русского политического менталитета. Вам никогда его не изменить…

Продолжительное молчание.

Премьер. Это высказывание – не более чем предположение, гипо-теза, поскольку не приведены факты.
Сталин. Обратитесь к истории. Там вы найдете требуемые вами факты.
Премьер. А крестьянские войны? Разве это не опровержение вашего рассуждения?
Сталин. Крестьянские войны – это всего лишь бунт, а бунт и свобода - несовместимые состояния.
Президент. Возможно, вы и правы, и русский народ действительно склонен к подчинению строгому отцу... Но это вовсе не значит, что  склонность  к тоталитаризму заложена в нем генетически… И потом, сумели же китайцы, первыми использовавшие форму тотального управления, преодолеть в себе тяготение к тоталитаризму. Почему русские не смогут стать внутренне свободными и строить демократическое государство?
Сталин. Насчет китайцев вы погорячились. Легизм  и теперь отчет-ливо проступает  в современных способах  управления китайским народом, а народ эти способы принимает и не протестует. Это го-ворит о том, что невозможно переделать заложенное в душу наро-да. Вы же не будете утверждать, что китайцы нам не пример? Ки-тайцы – великий народ, как и русские.
Президент. Но у нас нет иного пути кроме как демократического, а это означает, что надо искоренить в головах людей мысль о том, что в СССР было хорошо всем, чтобы исключить возврат к той системе!
Мехлис. Зачем же тогда так активно боретесь с внесистемной оп-позицией? Дайте ей возможность свободно выступать, ведь она выступает за демократию.
Президент. Внесистемная оппозиция борется не за демократический путь развития страны, а за власть, которая необходима ей, чтобы распродать страну!
Сталин. А вы считаете, что упраздняя внесистемную оппозицию не политическими методами, вы ведете народ к подлинной демокра-тии?
Президент. Несомненно!
Сталин. Хорошо. (С улыбкой.) Ваша решительность вселяет надежду, что режим подлинной демократии установится в России в бли-жайшее время. (Сталин прошелся по коврам, несколько раз оста-навливаясь и усиленно дымя трубкой.) Есть определенные атрибу-ты, дающие особый волевой настрой на проведение в жизнь поли-тических решений, которым вы порой уделяете слишком много времени, размышляя о необходимости их принятия. Я знаю, как вам помочь… Мехлис, принесите наш подарок товарищу Президенту…
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин! С удовольствием! (Исчезает).
Сталин (Президенту). Россия всегда была империей. И ее народ нельзя переделать за сто лет. Даже большевикам не удалось это сделать, а вы тем более не способны… Но вы всегда должны пом-нить, что русский народ – самый свободолюбивый народ в мире и потому заслуживает умного, волевого и строгого правителя, спо-собного остановить разграбление страны, восстановить честь рус-ского народа, не допустить утраты национальной независимости… Если вы остановите разграбление страны и при этом учтете, что се-годня говорили вам товарищи Сталин, Мехлис и Руднев, то вы убе-режете Россию от революции, которая для нее станет последней…

     Президент пристально вглядывается в Сталина. Возникает короткая пауза.

Появляется Мехлис. В руках он бережно держит хорошо выгла-женный белый китель с карманами и орденскими планками и Зо-лотой звездой Героя.

Мехлис (почтительно). Это вам, товарищ Президент.

Мехлис аккуратно кладет на стол белый китель и,  уже повер-нувшись, чтобы уйти, вдруг снова возвращается к столу, берет в руки какую-то книгу или тетрадь. Читает.

Сталин. Что скажете, товарищ Президент?
Президент (смущенно, Сталину). Как-то то неожиданно… Спасибо.
Сталин. Хочу вас предупредить: от таких подарков не принято отка-зываться. Готовы ли вы надеть китель товарища Сталина, чтобы по-вести страну к подлинной демократии и спасению? В моем кителе легче принимать решения, легче сделать переворот…
Президент. Ну, если нет другого выхода…
Сталин. Другого выхода нет. Пока будете искать другой выход, ваши партийцы у вас украдут страну. Вы уже ее теряете…

      Молчание.

Президент (плотно сжав губы и нахмурившись). Это домыслы от-дельных политиков. Не более.
Сталин. Я понимаю вас. Другой ответ прозвучать и не мог: иногда даже у политиков бывает только один ответ на поставленный во-прос. Но  мнение никогда не является аргументом. А ведь это всего лишь ваше мнение. 
Президент. Если мы сохраним власть, мы сохраним страну.
Сталин. Сохранить власть еще не значит сохранить страну. Мне представляется, что только надев китель товарища Сталина, можно добиться и сохранения власти и сохранения страны. Он вам нужнее, чем тысяча законов…
Президент. Я приверженец демократии.
Сталин. Хорошо. Не будем дискутировать по данному вопросу. Но я не встречал ни  одного политика, который не хотел бы управлять своим народом и принимать судьбоносные  решения, наедине с самим собой… Думаю, не стоит тянуть с примеркой. Промедление означает полное разворовывание России и ее потерю…
Мехлис (растерянно). Товарищ Сталин, тут книга…
Сталин (удивленно). Что? Книга? Вы что, Мехлис, книг не видели?
Мехлис (глядя в книгу, растерянно). Видел… но… тут… тут…
Сталин. Мехлис, вы всегда умели владеть собой… Вы совершенно растерялись, глядя в эту книгу… Что за книга?
Мехлис. Тут написано «Пьеса. «Китель бессмертия». Это, собствен-но, даже не пьеса… Это стенография нашей сегодняшней встречи… (Растерянно.) Это невероятно!
Сталин. Вы в своем уме, Мехлис? Как такое может быть?
Мехлис. Я не понимаю… Я, конечно, в своем уме, но… тут…  слово в слово… все, о чем мы сейчас говорили…
Президент (обескураженно). Как, то есть, о чем говорили?… Вы бредите, Мехлис! Дайте-ка сюда эту… книгу…

           Берет книгу, осматривает, потом открывает, читает, листает…

Премьер. Там что, действительно стенограмма нашего заседания?
Президент. Хотим мы этого или нет, но это действительно запись нашей беседы… (Похлопывает книгой по ладони, оглядывается по сторонам, словно хочет увидеть того, что положил книгу на стол…) Да… (Затем решительно обращается к Сталину, Мехлису и Рудневу.) Товарищи! Я благодарю вас за нынешнее посещение, за данные вами оценки, советы и пояснения. Думаю, что они не оста-нутся без нашего внимания, и мы сумеем, проанализировав ваши рекомендации, устроить жизнь в России так, как того заслуживает ее народ… Еще раз благодарю. Все свободны!

Медленно гаснет свет, становится темно.

К А Р Т И Н А   Д Е В Я Т А Я

Когда свет постепенно усиливается и на сцене становится светло, на ней стоят только Премьер и Президент. На столе лежит белый китель. Они стоят друг против друга, китель – между ними. Оба продолжительное время молчат и не сводят с него  глаз. Потом Президент делает шаг к столу, кладет книгу, снимает пиджак и надевает китель. Неожиданно в отдалении раздается мощный раскат грома, и свет на сцене снова гаснет. Затем медленно-медленно под самым потолком появляются первые проблески и следом за ними постепенно светлеет.
Когда свет полностью загорается, перед зрителем стоит обла-ченный в белый китель Президент, сильно изменившийся внешне: брови и волосы на голове стали заметно темнее, появились чер-ные усы…
 Премьер в ужасе смотрит на человека в белом кителе.

Премьер. Что с вами, товарищ Президент?
Президент  одернул китель, повел плечами. Китель сел на него так хорошо,  словно был сшит хорошим портным по снятым меркам.
Президент. Ничего. Просто я надел китель. Он мне оказался в пору.
Президент некоторое время оглядывает на себе китель. Потом смотрит на свои руки .Думает. Потом неожиданно  прямо на пах кладет сначала правую, а затем левую руку.  Приподнимает подбо-родок, едва заметно наклоняет голову к правому плечу и, прищу-рившись, задумчиво смотрит в зрительный зал. Небольшая пауза.
 
Президент(говорит по-немецки).  Ich muss Russland gl;cklich .

Премьер отшатывается назад и едва не падает.
Президент некоторое время  пребывает в  придуманном им образе.
 Но, видимо, этот образ чем-то не устраивает его. Отрицательно покачав головой, он меняет положение рук: немного сгибает в лок-те левую руку, прижимает ее к туловищу, в правую руку берет кни-гу и держит так, как будто взвешивает.

Президент (обращаясь к Премьеру). Давайте не будем терять вре-мени. (Президент произносит слова с ярко выраженным грузин-ским акцентом. Премьер с еще большим, совершенно неописуе-мым ужасом смотрит на Президента). Пригласите сюда удален-ных членов правительства. И предупредите их: пусть ничему не удивляются.

Премьер кивает головой, делает несколько шагов, спотыкается, опасливо оглядывается на Президента, натыкается на стол и, потирая ушибленное место и прихрамывая, скрывается за кули-сами. Слышно, как открывается дверь, как Премьер что-то гово-рит, а затем на сцене один за другим появляются вице-премьеры и министры. Их реакция на Президента в белом кителе с орден-скими планками одинакова: крайнее изумление. Вошедшие не са-дятся, остаются стоять позади своих кресел, переглядываются. Президент медленно, неслышно ступая, удаляется от стола, по-чти доходит до правых кулис, а когда поворачивается к вошед-шим и стоящим за своими креслами членам Правительства, его левая рука согнута  в локте и прижата к туловищу, правая рука держит найденную Мехлисом книгу. Он медленно подходит к столу.

Президент (говорит с акцентом. Далее он всегда говорит с ак-центом). Присаживайтесь.

Стоящие с недоумением переглядываются, некоторые улыбаются, напряжение первых секунд спадает. Садятся не-слышно.

Спиритический сеанс закончен. Товарищи Сталин, Мехлис и Руднев покинули нас.

Говорит по-прежнему с грузинским акцентом, недоумение в гла-зах членов правительства нарастает.

Я вижу недоумение в ваших лицах. Это не маскарад. Китель – это подарок товарища Сталина.
Министр 1. Простите, а… ваш акцент?
Президент. Вам послышалось.
Министр 3. Но я тоже слышу акцент…
Президент. Вам, как и остальным, акцент послышался. Это у вас слуховая иллюзия, вызванная кителем товарища Сталина. Это скоро пройдет, а не пройдет, то мы вас подлечим. Не будем терять времени. У нас на повестке дня два вопроса.
          
Медленно и неслышно ступает по ковру, прижимая к туловищу согнутую в локте левую руку.

Первый вопрос – прежний. Снижение смертности на дорогах. Второй - касается книги, найденной здесь, на столе, товарищем Мехлисом. (Показывает книгу присутствующим и кладет на стол напротив своего кресла). Начнем с первого. Какие будут предложения?
Министр 1. А что, разве эти… ну… духи не ничего не подсказали?
Президент. Теперь я полагаю, что мы в состоянии сами решить эту проблему. Я слушаю ваши  предложения.
Министр 2 (встает). Обязать всех сдать экзамены на право управ-ления автомобилем. Этим мы отсеем тех, кто купил водительские удостоверения, и на дорогах останутся только те, кто знает правила дорожного движения, что, безусловно, повлияет на ситуацию на дорогах в лучшую сторону.
Президент. Садитесь. Еще?
Министр 3. Главной причиной смертности на дорогах остается езда в нетрезвом состоянии. Предлагаю лишать права на управление ав-томобилем на пять лет водителей, управлявших транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения. И никаких про-милле – только ноль!
Президент. Хорошо. Какие еще предложения?
Первый вице-премьер. Надо отремонтировать дороги. Плохие до-роги – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Второй вице-премьер. Отремонтировать надо только те дороги, по которым передвигаются члены правительства. Остальные – оставить в прежнем состоянии. Почему? Потому что хорошо отремон-тированная дорога вызывает желание увеличить скорость, а пре-вышение скорости – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Третий вице-премьер. Необходимо на всех автомобилях в обяза-тельном порядке установить видеорегистраторы, чтобы в случае дорожно-транспортного происшествия было сразу понятно, что произошло на дороге и по чьей вине.
Президент. Как предлагаемая вами мера будет способствовать снижению смертности на дорогах?
Третий вице-премьер. Это будет способствовать неотвратимости наказания виновного.
Президент. А что нам скажет товарищ Премьер?
Премьер. Я за ноль промилле, за увеличение минимального штрафа за любое нарушение от ста тысяч рублей.

Молчание.

Президент. Больше предложений нет? Хорошо.  Пусть передадут из приемной диктофон, чтобы записать основные положения моего указа.

Молодой человек вносит диктофон размером со спичечный коро-бок, кладет на стол.

Президент (молодому человеку). Включите.

       Включает диктофон.

Президент. Вы свободны. (Садится напротив диктофона. Поза свободная, говорит легко, без напряжения, но довольно медлен-но). В целях дальнейшего совершенствования государственной по-литики в области безопасности дорожного движения, уменьшению дорожно-транспортных происшествий, снижения смертности на дорогах постановляю:

Правительству Российской Федерации:
1. Внести в месячный срок со дня подписания настоящего Указа  в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Феде-рации проект федерального закона "Об обеспечении  безопасности дорожного движения, уменьшении дорожно-транспортных проис-шествий, снижении смертности на дорогах  в Российской Федера-ции", предусмотрев в качестве обязательных положений следую-щее:
- уменьшение себестоимости строительства одного квадратного метра автомобильных дорог до двух с половиной тысяч рублей  при одновременном повышении качества дорожного покрытия до европейского уровня;
- ежемесячный контроль качества построенных автодорог;

     Правовому управлению Администрации Президента в месячный срок:
1. Подготовить изменения в Уголовный кодекс Российской Федера-ции, предусматривающие:
- усиление ответственности за дорожно-транспортные происшествия, совершенные в состоянии алкогольного опьянения и повлекшие причинение вреда здоровью от одного года до трех лет лишения свободы, за вред, причиненный жизни потерпевших, от десяти  до 25 лет лишения свободы с пожизненным запрещением получения права на управление транспортными средствами, исключив возможность назначения уголовного наказания условно;
- наличие прямого умысла на совершение дорожно-транспортных происшествий для лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения в момент совершения аварии;
- ответственность за нарушение технологии строительства автомо-бильных дорог от десяти  до двадцати лет лишения свободы.

       В Кодекс об административных правонарушениях ввести статью предусматривающую наличие допустимого количества алкоголя в крови до 0,05 промилле.

Поднимается, прижимая левую руку к туловищу чуть выше паха,  проходит вдоль стола.

Передайте диктофон в приемную, пусть напечатают и принесут мне на подпись через десять минут.
Премьер (робко.) Но товарищ Ста… Простите…  Товарищ Президент, следовало бы обсудить положения Указа…
Президент. Я думаю, обсуждение только запутает этот очень про-стой вопрос. Будем считать, что мы его обсудили и утвердили в окончательной редакции.

Президент подходит к столу, берет правой рукой книгу, найден-ную Мехлисом.

Вот эта книга была найдена сегодня, - здесь, на столе, товарищем Мехлисом. Она называется (читает название) «Китель бессмер-тия».  Я посмотрел текст, это фактически стенограмма нашего сего-дняшнего заседания. Я спрашиваю присутствующих: как эта книга оказалась в зале заседаний? Выходит, мы просто действующие лица какой-то пьесы? Как это могло случиться?
Первый вице-премьер. Но так это какая-то мистика!  Дьвольщина!
Президент. Не надо обижать дьявола! Он гораздо безобиднее мно-гих людей. И про мистику можете мне не говорить. Эту книгу сюда принесли люди.
Первый вице-премьер. А как может быть, что мы еще не собрались, а книгу уже написали? 
Президент. Это предстоит выяснить нашим правоохранительным органам. Но вы можете убедиться сами, что это так. (Передает книгу Первому вице-премьеру). Полистайте – и вы убедитесь, что записано все в точности.  Это напоминает мне идеологическую диверсию.
Второй вице-премьер. Для идеологической диверсии необходима идеология, а у нас ее нет.
Президент (строго посмотрев на первого вице-премьера). С этого дня у нас уже есть идеология. Возможно, вы еще этого не поняли и не почувствовали.
Премьер. Идеология? Но разве можно вот сразу, в один миг, со-здать систему взглядов и представлений…
Президент (оправив китель). Можно. Наша идеология заключается в том, что нам необходимо исключить любую возможность рево-люции. Для этого мы должны отказаться от моратория на смертную казнь за экономические преступления, предусмотрев, что такие преступления, как воровство средств из государственного бюджета, расценивается как вредительство и подрыв экономической мощи России. Обнаружение у чиновников категории «А» и их родствен-ников активов за границей является безусловным основанием для увольнения от должности, а отсутствие подтверждения, что это приобретено на легальные доходы, должно повлечь уголовное наказание в виде лишения свободы по три года за каждый миллион рублей с пожизненным запрещением занимать должности на государственной и муниципальной службе.
Премьер. А если будет обнаружена недвижимость, тогда как? По три года за этаж или за каждую комнату?
Президент. Недвижимость имеет стоимость в рублях. Вот за эту стоимость и будут назначаться годы с коэффициентом три к каждому миллиону.
Премьер. А зачем так строго?
Президент. Затем, чтобы лишить потенциальных оппозиционеров источников финансирования внутри страны. Далее. Провести чистку всех уровней исполнительной и законодательной власти по при-знаку наличия у лиц, занимающих государственные должности, причастности  криминальным структурам – как в настоящий момент, так и в прошлом. Наказание – уголовная ответственность просто за факт принадлежности к криминалу с конфискацией имущества независимо от того, на кого из членов семьи оформлены вклады или недвижимость.
Премьер. Но может быть, дать им возможность добровольной от-ставки?
Президент. Нет. Никаких поблажек. С этого дня nil inultum rem-anebit . Вместо реального наказания в виде лишения свободы они, впрочем, могут покинуть страну, имея на руках по пять тысяч аме-риканской валюты на каждого члена семьи.
Премьер. Но это может быть расценено, как нарушение прав чело-века.  Шум поднимется…
Президент. Мы же не поднимаем шум, когда в США приводятся в исполнение смертные приговоры. Как бороться с преступностью, - это внутреннее дело каждой страны. Попытки повлиять на это яв-ляется вмешательством во внутренние дела суверенного государ-ства. Россия расцветет, если в ней будет побеждено воровство и построены хорошие дороги.
Премьер. А дураки? С ними как?
Президент. Никак, они  России не опасны.
Премьер. А если эти меры, предлагаемые вами, будут реализовы-вать дураки? Они станут опасными… Представьте, сколько они могут посадить и изгнать невиновных…
Президент. За неправильное осуждение или необоснованное из-гнание будет введен расстрел. И дураки сразу поумнеют.
Премьер. И это все меры?
Президент. Нет. Телевидение должно обрести русские националь-ные  черты.
Премьер. Вряд ли это возможно… Американцы шум поднимут…
Президент. Не поднимут, если все делать умно и не болтать на всех углах о задуманном. А если умно построить пропаганду, и прежде всего в  Интернете, то мы сумеем сплотить нацию вокруг себя не хуже, чем это сделал товарищ Сталин.
Премьер. А у нас разве есть такие специалисты? Которые смогут разработать концепцию такой пропаганды?
Президент. Есть. Я уже ее разработал.

                Премьер замирает с открытым ртом.

Концепция проста, как правда: немного здорового национализма, немного интернационализма, пробуждение в народе мыслей о возвращения газа и нефти в государственную собственность, дис-кредитация внесистемной оппозиции и помогающих ей олигархов, публичное обсуждение возможности возвращения применения смертной казни за хищение государственной собственности и денег в особо крупных размерах, возращение свободных выборов глав субъектов федерации и предоставление президенту права на отстранение их от должности… И пора, наконец, вернуться к тезису, что не только известные люди и всякого рода… предприниматели могут сидеть в государственной думе, но там должны быть и домо-хозяйки… Реализация этих направлений поможет нам восстановить доверие к власти и показать народу, что мы идем единственно верным путем – путем демократических преобразований при силь-ной президентской власти.
Премьер. Да… А с чего следует начать?
Президент. Со средств массовой информации. С придания им рус-ского лица.
Премьер. Но… Возможно ли такое?
Президент. Что-то вы последнее время слишком часто стали со-мневаться во всем, что не предложил бы Президент?
Премьер. Да я… не сомневаюсь… Надо, значит надо…

Президент внимательно смотрит на Премьера.

Президент. Хорошо. Будем считать, что вы перестали сомневаться в своей верности нашему делу…
Премьер (испуганно). Но я никогда… никогда не сомневался…
Президент. Зато у меня были сомнения, что вы остались верны се-бе…
Премьер. Нет, что вы… Я  - никогда, я - до конца… Готов выполнить любое задание.
Президент. Хорошо. Тогда предлагаю следующее. Вторым реальным актом нашей пропагандистской кампании должно быть ограничение въезда граждан из неславянских стран бывшего СССР. Это вызовет полное, если не абсолютное доверие к нам со стороны наших граждан. (Премьеру). Предлагаю вам возглавить это направление, оставаясь Премьер-Министром…
Премьер (подумав). Так ведь если реально ограничим им въезд, страна утонет в мусоре без выходцев из стран ближнего зарубежья…
Президент. Не утонет. Мы признаем наших дворников государ-ственными служащими и будем платить соответствующую заработ-ную плату своим гражданам – треть из государственного бюджета, треть из бюджета субъекта, треть из бюджета муниципального об-разования. Это будет началом настоящей реформы жилищно-коммунального хозяйства страны, а не той воровской, которую придумали наши чиновники… К тому же, не следует забывать, что дворники всегда были в России государственными служащими… Они много видят и знают больше, чем некоторые, я бы сказал,  уполномоченные товарищи…
Премьер. Да, но… Товарищ Ста… Э-э-э… Товарищ Президент! А от-куда мы возьмем средства на это?
Президент. Меры по пресечению воровства дадут столько денег, что мы не только получим достаточно средств для решения постав-ленных сегодня задач, но и создадим второй стабилизационный фонд, который оставим полностью в моем абсолютном распоряже-нии.
Премьер (с сомнением). Не знаю, не знаю…
Президент. Я знаю. Товарищ Президент хорошо это продумал. Не сомневайтесь.
Премьер. Да! Но у нас ведь воруют не только чиновники, но и предприниматели. Что с ними делать?
Президент. То же, что и с чиновниками – сажать. Несмотря на без-работицу, в некоторых отраслях нам сегодня не хватает рабочих рук… А посадив, мы заставим их работать на благо государства…  Но сначала мы дадим им возможность стать им честными и научиться уважать свою страну.
Премьер (с сомнением). Это как же, если они от рождения воры?
Президент. На сегодня эта концепция устарела. Предприниматели – это цвет нации. Мы создадим систему государственного отбора предпринимателей и их финансирования. Все, кто пройдет тесты на предприимчивость и исследование на честность на «полиграфе», получат средства из государственного бюджета и освобождение от уплаты налогов в первые два года работы. Мы должны сделать из наших предпринимателей русских купцов, живших и работавших по слову.
Премьер. А!... Новый короткий анекдот: русский джентльмен… А я не верю!
Президент. Вы не Станиславский, чтобы заявлять подобное, и Пре-мьеру вовсе не обязательно верить в народ, которым он должен управлять. Вера в народ пробуждает совесть, а политикам она ни к чему. Наш третий пропагандистский шаг должен быть сделан в сто-рону частичной реабилитации большевистских методов управления государством: мы должны вернуться к утверждению о том, что любая домохозяйка имеет право управлять государством. С одной стороны, это укрепит в народе веру, что мы идем по пути демокра-тии, а с другой стороны, нам станет легче проводить свою политику. И, наконец, четвертый пропагандистский шаг должен привести нас к ряду показательных процессов над горлапанами из числа оп-позиционеров и им сочувствующих не только в столице, но одно-временно во всех субъектах федерации. При этом судить их надо не за создание беспорядков, а за уголовные преступления.
Премьер. Для чего? Важен ведь результат.
Президент. Результат важен, но еще важнее причина наступления результата.  Сейчас наши люди делают это неумело, неумно, я бы даже сказал, глупо… Все вокруг видят и понимают, что обвинения лидерам внесистемной оппозиции притянуты за уши… Сейчас нам необходимы такие люди, как Короленко, Вышинский, Руденко… Я думаю, что если мы сумеем показать народу, что рост тарифов на услуги жилищно-коммунального хозяйства есть хорошо спланиро-ванная акция внесистемной оппозиции и ее сторонников, то домо-хозяйки, избранные в представительные органы, и трудящиеся массы полностью поддержат наши начинания, и мы достигнем должного эффекта во внутренней политике. Все, чем недоволен народ в России, отныне есть следствие хорошо продуманных,  ан-тироссийских и антидемократических тайных акций внесистемной оппозиции. Именно этому тезису должны, прежде всего, уделить внимание средства массовой информации.

                Раздается робкий стук в дверь.

Президент. Войдите!

Входит молодой человек с листом бумаги в руках.

Президент. Что это?
Молодой человек. Ваш Указ.
Президент. Давайте сюда.
      
Берет лист, подходит к столу, читает, берет ручку и раз-машисто ставит подпись и потом отдает молодому человеку. Его взгляд нападает на книгу, лежащую на столе.

Президент (молодому человеку). Вы свободны. (Ждет, пока за ним закроется дверь). Так что будем делать с этой… книгой?
Премьер. Запретим. Автора… накажем.
Президент (обращается к присутствующим). Какие будут мнения?
Первый вице-премьер. Даже беглое знакомство с текстом говорит о том, что если книга попадет в торговую сеть, то пьеса может быть поставлена, оппозиция уж постарается. Поэтому книгу надо запре-тить, автора… посадить.
Президент. Какие будут еще мнения?

                Молчание.

Хорошо. Будем считать, что мы достигли согласия. Полагаю, его надо закрепить в секретной резолюции. (Первому вице-премьеру). Берите ручку, пишите. Я продиктую текст. (Диктует). «Резолюция заседания Президиума Правительства и Президента. Совершенно секретно. Президент, Правительство, выражая глубокую озабочен-ность нарастанием антиправительственных и антипрезидентских настроений в широких слоях населения, не желая наступления по-следствий таких настроений, выражающихся  в виде недовольства курсом Президента и Правительства,  а также вероятности того, что масса думающих слоев населения достигнет критической массы, после чего непременно последуют массовые акции протеста, при-ходят к согласованному мнению о недопустимости пробуждения самосознания широких масс и мыслительной деятельности народа. Нельзя допустить, чтобы народ начал думать. Народ должен только верить.  Самым действенным средством пробуждения мыслительного процесса в народных массах являются так называ-емые художественные произведения – независимо от формы, жанра и их вида. Именно поэтому мы признаем недопустимым наличие в свободном обращении подобных произведений. На заседание  Президиума Правительства очень странным, таинственным образом попала книга, вредность которой для власти очевидна. Помимо негативных оценок курса Правительства и Президента, их деятельности, книга содержит предположения о будущем России, совпадающие в целом с замыслами Президента. Самым неожиданным образом в книге полностью отражены диалоги членов Правительства, Президента, а также товарища Сталина, Мехлиса и маршала Руднева, - диалоги, которые были произнесены после того, как были уже написаны автором книги. Таким образом, автор сделал всех участников секретного заседания Президиума Правительства с участием Президента и исторических личностей действующими лицами своей книги, что расценивается нами как крайнее унижение. Мы против своей воли оказались в роли актеров, сыгравших в самих себя в непридуманном постановочном заседании Правительства. Нельзя допустить, чтобы эта пьеса появилась в печати, в Интернете и вообще дошла до населения России. В целях пресечения формирования антиправительственных  мнений, сомнений в правильности курса президента и правительства, пресечения в народе какой-либо мыслительной деятельности, исключения подобных случаев в будущем и в целях предупреждения для иных лиц, занятых написанием литературных произведений, Президиум Правительства, Президент считают необходимым:
1. Поручить Федеральной службе безопасности установить ав-тора пьесы «Китель бессмертия», режиссера, художника-постановщика и прочих лиц, причастных к мистической по-становке пьесы.
2. Признать их виновными в распространении антиправитель-ственных материалов, направленных на пробуждение мыш-ления в народе.
3. Автора пьесы выслать под надзор полиции в места, куда Навальный лес не возил, у остальных лиц, причастных к по-становке пьесы, регулярно поводить внезапные обыски в по-исках антиправительственных текстов вплоть до их выезда из страны.
4. Тираж книги уничтожить.
5. Типографию, в которой была отпечатана книга, закрыть».

Президент, прижав к туловищу левую руку, медленно и не-слышно проходит по коврам к выходу. Потом останавлива-ется и медленно поворачивается к присутствующим.

Президент. Все свободны. Пока свободны. (Неожиданно чи-хает).  Кстати, нет ли у кого с собой капель от насморка?…

ЗАНАВЕС.


























               



                К И Т Е Л Ь   
                Пьеса в одном действии















                К И Т Е Л Ь   Б Е С С М Е Р Т И Я
                Пьеса в одном действии

Действующие лица
Президент.
Премьер.
Сталин.
Мехлис.
Маршал Руднев.
Вице-премьеры.
Министры.
Девушка.
Молодой человек.

      
                К А Р Т И Н А   П Е Р В А Я
     Зал заседаний Правительства Российской Федерации.

В центре сцены – большой стол в форме вытянутого овала. Во  главе стола – пустое кресло Премьера. Слева и справа от премьерского кресла в порядке очередности рас-полагаются вице-премьеры: Первый,  Второй, Третий и Четвертый – по двое с каждой стороны. Далее - слева и справа от вице-премьеров, второго и четвертого - следуют министры. Их всего десять: по пять с каждой стороны. Ближняя к зрителю часть стола, противоположная той, где стоит премьерское кресло, пуста, поэтому зритель имеет возможность видеть лицо каждого сидящего.  Мини-стры и вице-премьеры молча сидят, прислушиваясь и погля-дывая в сторону двери, через которую всегда приходит Премьер. Перед ожидающими ни блокнотов, ни ручек, ни ка-ких-либо бумаг: расчетов, диаграмм, планов – чистый стол. На стенах, вопреки обыкновению, также нет никаких таб-лиц, схем… Видимо, поэтому, догадываясь о необычности заседания Правительства, все они пребывают в некотором замешательстве, с возрастающим любопытством погля-дывают в сторону премьерского кресла.  При этом все при-сутствующие всем своим видом выражают государствен-ную озабоченность. Из-за кулис неожиданно появляются люди в  одинаковых костюмах и галстуках, жестами просят вице-премьеров подвинуться  и ставят еще два кресла – по одному каждой стороны от кресла Премьера. Присутству-ющие недоуменно  переглядываются. Однако не раздается ни одного вопроса, ни одной реплики. Нарастает напряжен-ность ожидания чего-то неожиданного, что должно сейчас произойти. На  лицах некоторых из присутствующих на мгновение появляется тревога, сменяемая беспокойным любопытством, кто-то выбивает пальцами едва слыши-мую нервную дробь. Присмотревшись можно увидеть, что нервничает каждый, но все признаки нервозности члены Ка-бинета старательно скрывают.

Министр 1 (обращается к сидящему рядом вице-премьеру, говорит вполголоса). Не знаете, по какому вопросу нас так неожиданно собрали? Обычно всегда говорят повестку дня…
Первый вице-премьер (также вполголоса). Сам в недоуме-нии. Наверное, опять какая-нибудь ерунда: типа сокращения смертности на дорогах или что-то в этом роде… Мне позавчера сам Президент звонил, спрашивал, есть ли точные сведения о числе погибших за последний год…
Министр 2. Полагаете, сам будет?
Первый вице-премьер. Несомненно. Неожиданные заседания всегда проводятся по его инициативе… Да и кресло рядом с премьерским приготовлено…
Министр 3 (вполголоса, наклонившись над столом). И не од-но… Вроде бы говорили, что никого, кроме тех, кто здесь, больше не будет, а еще кресла принесли… Не знаете, кто еще будет?
Первый вице-премьер. Нет, мне тоже сказали, что никого больше, кроме нас, Премьера и Президента, быть не должно.
Министр 4. Если в Правительстве есть пустое кресло, оно не может быть долго не занято.

Со стороны премьерского кресла, в глубине коридора,  раз-даются шаги. Слышно, что Премьер идет не один. Все присут-ствующие, без исключения, смотрят в сторону премьерского кресла.
Воцаряется полнейшая тишина. В ней – шаги, как метроном, отсчитывающий время…
Почти в ту же секунду в глубине сцены, напротив  премьерского  кресла, действительно появляются Президент и Премьер. Президент идет рядом с Премьером, но все-таки на полшага впереди него. Он сосредоточен, как всегда,  смотрит испод-лобья; Премьер идет уверенным шагом, открыто смотрит впе-реди себя.
При появлении Президента и Премьера присутствующие дружно и резко, точно солдаты, встают.


К А Р Т И Н А   В Т О Р А Я

П р е з и д е н т. Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
П р е м ь е р. Здравствуйте, господа.

Господа с шумом садятся, двигая креслами.  Премьер морщится, но терпеливо ждет, пока подчиненные усядутся.

Премьер. Господа министры, сегодня на нашем заседании присут-ствует Президент Российской Федерации. Заседание проводится по его инициативе.

Министры и вице-премьеры почтительно склоняют головы.

Участие Президента в сегодняшнем заседании обусловлено как важностью проблемы, которую мы с Президентом собрались сего-дня решить раз и навсегда, так и, главное, способом получения та-кого решения. Поскольку всех вас на посты рекомендовал  лично я сам, то все люди здесь, несомненно,  умные, и мне не требуется го-ворить вам о  необходимости сохранения тайны нынешнего засе-дания не только от жен, но даже и… простите… от постоянных лю-бовниц (При этом Премьер скосил глаза на Президента). Это шутка, но шутка, всем, надеюсь понятная? Кстати, если вы обратили вни-мание, Президиум Правительства представлен на данном заседании в секвестированном составе. Мы с Президентом решили, что отдельные министры будут сегодня не более чем балластом, усложняющим и удлиняющим процедуру принятия решения по во-просам повестки дня нашего заседания. Доверие – главное в нашей с вами деятельности (При этом Премьер выразительно посмотрел на Президента, а тот на Премьера.) А степень доверия, как вы понимаете, определяет дистанцию между министрами и первыми лицами России. Итак, вопрос секретности заседания, надеюсь, всеми присутствующими министрами  понят?

Присутствующие все, как один, послушно кивают головами.

Премьер (продолжает). Прекрасно. Как всем известно, одним из самых острых, даже самым острым, сейчас является вопрос выра-ботки правительственных решений, направленных на  уменьшение числа граждан, погибающих на наших с вами, да-да, господа, на наших с вами  автомобильных дорогах. Общественность взволно-вана, она требует мер и, сами понимаете -  жертв… Мы с Президен-том эти жертвы, конечно, найдем (Он делает паузу и выразительно оглядывает министров). Нет более простой административной процедуры, чем назначение жертв. Но - меры! Меры надо искать!  И при этом никому из вас не следует забывать о мнении -  прежде всего – общественном мнении. Причем, господа, общественное мнение нам важно не столько за рубежом России, сколько  внутри самой России. Мы огромная держава…
Президент (резко перебивает). Мы – великая держава…
Премьер. Да-да, конечно… Россия - великая держава … и мы можем в вопросах нашей внутренней политики, касающейся срока жизни наши граждан, не обращать внимания на выпады антидемо-кратически и антироссийски настроенных господ,  и эти понятия – Россия и демократия, - с приходом нас к власти, -  стали синони-мами. Так вот, мы не станем обращать внимание на мнения пред-ставителей западных держав  - не буду называть их имена, ибо они всем вам известны… Главный и единственный вопрос нынешнего заседания: сокращение числа погибающих сограждан на территории России в результате дорожно-транспортных происшествий. Замечу, однако, перед обсуждением,  что я понимаю желание некоторых министерств и ведомств  скрыть истинное положение с гибелью людей на дорогах. Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.  Вы, безусловно, помните, что в самом начале своего президентства я ввел на российских дорогах «сухой» закон. Не скрою, я полагал, что мой авторитет, а главное - моя безусловная победа над моими противниками на выборах, я сказал бы, с катастрофическим пере-весом для них, дает мне надежду, что народ великий народ России, поверит в меня и пойдет за мной!...

Возникает неожиданная пауза, вызванная поведением Президен-та. Он что-то тихо начинает говорить вслух – то ли для себя, то ли  и для Премьера тоже… И непонятно – говорит ли он по-немецки, то ли матерится по-русски…  Это сложно понять, по-скольку он говорит довольно тихо… Но отдельные слова распо-знать все-таки можно… «junе Welpе , Gr;nschnabel , loyal lapdog »… Премьер прислушивается, стараясь вникнуть в смысл слов Президента. Видно,  он не понимает, что говорит  Прези-дент  и, главное, то, чем вызвал такую реакцию. Он в недоуме-нии. Но понимает, что Президент  явно не одобряет его речь…

Президент (говорит довольно громко, но больше для себя, чем для собравшихся). У нас же сегодня… СЕАНС… Все, беру совещание в свои руки, а такого наговорит…

Президент резко встает при стоящем Премьере. Премьер, видя этот демарш,  по лицу Президента понимает, что сказал ЛИШНЕЕ или просто, что спорол явную чушь,  и медленно опускается в  кресло.

Премьер (почти опустившись  в кресло  с болезненной миной на лице). Товарищи… Слово представляется Президенту.
Президент (поднимается, держась рукой за поясницу). Спасибо.    Как всегда, право на самые необходимые слова… и действия… мне представляется самом важном этапе - что в 2000 году,  когда пахло порохом и синусом, равным четырем , что сейчас… Когда сами уже ничего не могут… Но теперь важность момента неотделима от ис-торической функции Президента… Или наоборот… впрочем, не-важно, - все равно никто ничего не поймет… 

Присутствующие в зале недоуменно переглядываются. Судя по выражению лиц присутствующих, никто, действительно, ничего не понимает. Президент внимательно всех оглядывает, вздыха-ет и начинает говорить.

Товарищи! Я благодарю Премьера за предоставленное мне слово на заседании, которое вполне может быть историческим.

                Раздаются аплодисменты.

Итак, главный вопрос нашего сегодняшнего заседания был объявлен Премьером. И нам его необходимо сегодня решить. По данным статистики, уровень погибших в прошлом году  снизился. Однако, когда я запросил более точные данные, то оказалось, что процент погибших в ДТП в  том же году, наоборот, вырос! Господа министры! Вы и ваши ведомства умеете отчитываться так, как  не умел это делать даже Председатель Госплана СССР Байбаков и как никогда не научиться нашему Председателю Счетной Палаты Степашину. Браво, господа Министры!

Между тем,  на сцене постепенно, но заметно, темнеет, осо-бенно -  над столом. Министры и вице-премьеры беспокойно оглядываются по сторонам, прислушиваются к странному ше-поту вверху – то ли под потолком, то ли за потолком. Иногда на стол падают крошки, похожие на частички отставшей побелки; министры в недоумении переглядываются.
Президент  и Премьер не обращают внимания на происходящее вокруг.

         Для того, чтобы прекратить нынешнее вранье и, действительно, предпринять реальные меры по сокращению гибели граждан на автодорогах, мы вынуждены, понимаете – просто вынуждены – пойти с Премьером на этот неожиданный для всех шаг, поскольку все меры, реализованные нами с подачи министров, активистов ав-томобильного движения, депутатов и адвокатов не возымели аб-солютно никакого действия: люди продолжают гибнуть... Рост смертности на автодорогах – 5,2 процента в прошлом году! Человек, для которого это не рост,  должен подать в отставку!

    Министры после этого поспешно, все одновременно, наперебой высказываются, стоит некоторый гвалт. Звучат фразы:
«Это рост!», «Еще какой!», «Безобразие!», «Сердюкова -  в от-ставку!», «Причем тут Сердюков?», «Нургалиева -  в отставку», «Нургалиев ни при чем! Это народ такой»,  «Мы признаем рост», «Тут все способствуют сокращаемости!». Президент жестом правой руки останавливает желающих высказаться.

 Президент (с непонятной интонацией – то ли спрашивает, то ли утверждает). Никто из присутствующих здесь в отставку не уйдет. И более того, как Президент, я уверен, цифра 5,2 процента – занижена! Где-то что-то не прошло по учетам субъектов Федерации, чтобы улучшить показатели, что-то затерялось в МВД… Ну, и так далее…   Настал решительный час в борьбе с враньем и лицемерием в выработке мер  борьбы с гибелью людей на наших автодорогах. Думаю, вы, приглашенные на сегодняшнее заседание, готовы внутренне к неоднозначным решениям и неординарным подходам, разработанным мною и Премьером.

Президент берет микрофон, одиноко стоящий на столе, включа-ет и говорит в него: «Внесите все необходимое». Тут же  в залу заседаний входят молодые люди в одинаковых костюмах, ставят на середину стола, занимаемого Президентом и Премьером,  большую тарелку, только отдаленно напоминающую чайное блюдце,  и зажженные свечи. Закончив, дружно уходят.

Президент (молча наблюдает за реакцией присутствующих). Во-просы есть?
Министр 1. Есть. Что мы сейчас будем делать?
Президент (раздраженно). Мы устраиваем спиритический сеанс. Разве это трудно понять?
Министр 1 (недоуменно). Зачем?
Президент. Чтобы «вызванные» помогли нам выработать меры борьбы со смертностью на дорогах.
Министр 2. А что, разве мы сами не в силах додуматься и принять адекватные меры? (Глагол «принять» министр произносит с уда-рением на первом слоге).
Президент. Возможно, что когда-нибудь и додумаемся, когда глагол «принять», вы будете произносить с ударением на втором слоге… Еще вопросы?
Министр 3 (с сомнением). Не знаю… Но чтоб с нечистой силой, по-нимаете ли, решать государственные проблемы? У нас что, у самих, что ли, мозгов не хватит?...
Президент (оглядывает всех присутствующих строгим взглядом). Последующие вопросы такого же порядка – про мозги и нежелание общаться и нечистой силой?

                Молчание.

Ясно. Не будем терять время. Теперь поясняю. У вас не хватает мозгов, чтобы  самим придумать рациональное управление и вы-работать меры. (Премьер отвернулся от Президента и помор-щился, словно только что проглотил лягушку). На этом сеансе, а это, действительно, будет спиритический сеанс, мы будем общаться не с нечистой силой, а с духами  ушедших от нас великих людей. Иное понимание сеанса свидетельствует, на мой взгляд, о недоста-точном интеллектуальном уровне присутствующих министров. (Премьер низко опускает голову при этих словах Президента. Президент, увидев это, тихо говорит Премьеру). Ты прикажи еще чашу с пеплом тебе принести, голову посыпать…. Раскаянник… (Громко.) Давайте к делу, господа министры, давайте вместе наби-раться уму разуму у наших великих предков и учителей.

Свет на сцене постепенно гаснет. Становится темно.  Лица и фигуры сидящих за  столом освещают свечи, стоящие  вкруг та-релки. Пламя свечей слегка подрагивает. Тени  хозяев России и их министров качаются и подрагивают  в такт пламени свечей…  Все присутствующие, без исключения, устремляют растопырен-ные пальцы к блюдечку…

Премьер (с легким возмущением). Так, господа! Вы что, никогда не бывали на спиритических сеансах? Вы что, хотите нам все испор-тить?! Всех отправлю в отставку, к чертовой матери! Выполняйте предписания! Расставляйте  пальцы параллельно  крышке стола, вытянутые руки держите на весу!... А то привыкли держать пальцы загнутыми к себе... Блюдца не касаться! Вдруг исчезнет!  Молитв во спасение - не читать! Про себя произносить только имя духа умер-шего человека, с кем вы хотели бы побеседовать! Уж постарайтесь достойно решить хотя бы этот вопрос…

За столом произошло небольшое шевеление. Руки сидящих от-прянули от стола.

Президент (резко). Продолжаем! Не отвлекаемся! Руки на стол! В глаза смотреть, -  я сказал!

    К А Р Т И Н А    Т Р Е Т Ь Я

Издалека, медленно-медленно нарастает гул человеческих голо-сов, словно сразу несколько человек, с четкой, хорошо поставлен-ной дикцией заговорили одновременно. Они не слушают друг дру-га, а может, и не слышат,  каждый говорит свое. Причем, что больше всего удивило присутствующих, - невидимые голоса гово-рят на нескольких языках. Постепенно становится возможным понять не только отдельные  слова, отдельные фразы,  но даже целые высказывания.  Они произносятся голосами убежденно – как наболевшее, выстраданное, но не услышанное людьми… При-сутствующие на сеансе начинают пугливо озираться по сторо-нам. Только Премьер и Президент держатся уверенно.
   
Голос 1. Жизнь - это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди .
Голос 2. На свете живут всемогущие люди и немощные, бедные и богатые, но их трупы воняют одинаково .
Голос 3. Плохо то решение, которое нельзя изменить 
Голос 4. Повторенная ошибка становится виной .
 Голос 5. Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать .
Голос 6. Если театр начинается с вешалки, то за такие пьесы нужно вешать . 
Голос 7.  Народ пожил - и будет! .
Голос 8. Одна смерть – трагедия, миллион смертей – статистика .
Голос 9. История любой человеческой жизни есть история пораже-ния .
Голос 10. Смерть - это единственная награда за жизнь .
Голос 11. В последнем счете всегда побеждает только инстинкт са-мосохранения  .
 Голос 12. Все строят планы, и никто не знает, проживёт ли он до вечера 

Постепенно голоса смолкают, лишь в отдалении еще раздаются отдельные выкрики:

                Тот, кто судорожно цепляется за жизнь, может вместе с ней погибнуть… 
Последним звучит голос:
Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.


Некоторые Министры в страхе вжимают головы в пле-чи, а некоторые улыбаются… Над столом начинает постепенно светлеть - медленно-медленно. Члены Правительства слегка поражены услышанными высказываниями.  Они переглядываются, пожимают плечами.

Министр 3.  (скептически оглядываясь по сторонам). Интересно, откуда звучала эта магнитофонная запись? (Смотрит наверх).
Премьер. (Министру 3). Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
Министр 3. А что тут такого? Везде ж обман, а почему его не может быть здесь?… Да и сеанс этот – тоже – фуфло какое-то,  лажа…      
Президент. Лучше помолчите, а то будет и диктофонная запись, и фуфло – в виде недвижимости за границей или уклонения от нало-гов, а то и девочек в бане…
Министр 3 (опустив глаза. Про себя.) От вас всего можно ожидать….

К А Р Т И Н А   Ч Е Т В Е Р Т А Я

Неожиданно по залу распространяется тонкий аромат пряно-сладковатого  табака. Все принюхиваются.  И только ху-дой, словно изможденный работой вице-премьер, заядлый в про-шлом курильщик, может быть, уже бросивший курить и заняв-шийся спортивными делами, неожиданно, закрыв глаза и покачи-вая головой, с улыбкой блаженства, несколько раз подряд с удо-вольствием втягивает ноздрями табачный дым…
Премьер  смотрит на вице-премьера с удивлением и     настороженностью.

Второй вице-премьер (втянув с шумом в себя табачный дым и задумавшись на несколько секунд, произносит с каким-то умили-тельным благоговением). Боже мой, да это же настоящая «Герце-говина Флор»…   

Некоторые смотрят на него с изумлением, некоторые с сомнением, а несколько министров – с пренебрежением, но боль-шинство все-таки – испугом. Создается впечатление, что в пра-вительстве есть люди, знающие, кто из великих курил – «Герце-говину Флор». И запах этого табака не предвещает ничего хоро-шего там, где его начинают чувствовать окружающие…
Премьер и Президент переглядываются. Стоит полная тишина. Неожиданно запах «Герцеговины Флор» усиливается, в тишине раздаются мягкие шаги – словно по ковру идет Лев… Присутствующие, включая Президента и Премьера начинают вставать, медленно, словно против воли… На  лице Премьера – растерянность, а в прищуренных глазах Президента затаилась усмешка. В выражениях лиц прочих участников заседания преоб-ладает испуг и недоумение.  Таких шагов в современных кабине-тах и залах еще Кремля еще  никто не слышал…
           Премьер (уже поднявшись, но явно не  сознавая происходя-щее, испуганно.) Кто тут? Кто позволяет себе курить на спиритиче-ском сеансе? И ходить по коврам? Что за  вольности?

Некоторое время – тишина. Потом раздается голос.

Голос (с кавказским акцентом). Вольности? Почему  - вольности? Это мое законное историческое право – курить трубку всегда и везде и ходить по кремлевским коврам.
Премьер (видно, что ошарашен.  Говорит с легким испугом, но твердо.)  Вот так решили достойно вопрос… (Далее - растерянно.) Этого не может быть! Свет…  Пожалуйста! Дайте свет! Кто это тут меня мисти… мисти…си…фи..ци..тирует! Тьфу… Све-е-ет! Дайте све-е-т!

Остальные присутствующие ищут глазами говорящего с кавказским акцентом. Но голос словно звучит отовсюду – и свер-ху, и снизу, и со всех сторон…

Президент. (Премьеру тихо). Не  кричи, поздно. Он  уже здесь.
Премьер (испуганно). Кто?!
Президент. Сейчас увидишь.  (И – несколько громче -  ко всем). Не надо света. Я и без света вижу все хорошо. Мне без света все ясно и  понятно. Слишком много света – вредно для народа и оппозиции.
Голос (с кавказским акцентом). Замечательные слова, товарищ Президент. Народ должен видеть жизнь именно в том свете, кото-рым мы ему эту жизнь освещаем! А оппозиция вообще должна ви-деть только свет лагерных фонарей или небо в клетку….
Президент (явно понимает, с кем говорит. Смущенно.) Ну, все равно, у нас декларирована гласность, свобода слова, свобода са-мовыражения…
Голос (с кавказским акцентом). А одно другому не мешает! Вы же человек хоть и молодой, но вы же хорошо помните  Конституцию 36 года – самую демократичную Конституцию в мире?
Президент. Конечно, помню.
Голос (с кавказским акцентом).. По той Конституции СССР был са-мой передовой державой в области прав человека и демократиче-ских свобод. А мы, невзирая на эту Конституцию, правили страной и народом так, как мы того хотели. Если вы помните, то после года принятия самой демократичной Конституции, наступил 37 год и другие, похожие на него… Так что Конституция – сама по себе, а власть и правление народом – сами по себе… Вы не согласны?…
Президент. Я полностью согласен… с вами... э-э-э-э….
Голос (с кавказским акцентом). Зовите меня как всегда: товарищ Сталин.
Президент (с готовностью). Так точно, товарищ Сталин.











                К А Р Т И Н А    П Я Т А Я

Неожиданно в противоположном от Премьера и Прези-дента конце стола, словно материализовавшись из воздуха, по-является отчетливо видимая фигура Сталина. На нем  белый китель со звездой Героя Советского Союза, темно-синие галифе, заправленные в лосиновые сапоги. В правой руке – трубка. Из нее вьется легкий дымок. Все встают.

Сталин (оглядывает присутствующих, потом делает жест трубкой сверху вниз). Садитесь, товарищи, садитесь.

                Все дружно и неслышно садятся.

На то и существуют эти несколько фиговых листков, - я имею в виду Конституцию,  – чтобы  народом, на самом деле, управляли мы, люди, а не какие-то там написанные нашими подчиненными Кон-ституции. Мы, при наличии той Конституции, правили, как хотели!
Президент. Так и мы – как хотим, так и правим, но в рамках Консти-туции…
Сталин. Я не согласен с вами. Конституция и воля первого лица в России всегда находятся в противоречии. Вы правите, скорее, без-рассудно, потому что постоянно оглядываетесь на Конституцию, но при этом хотите, чтобы все было по-вашему.
Премьер. Оппозиционные партии заставляют. У вас-то их не было, а у нас - многопартийность...
Сталин. Вы, оказывается, товарищ Премьер, совсем истории не знаете. При мне тоже была многопартийность.
Премьер (растерянно). При вас? Многопартийность?
Сталин. Да, при мне. Но все партии, кроме одной - правящей партии большевиков, сидели в тюрьмах и лагерях. И у нас был порядок.
Президент. Так ведь и мы стараемся, товарищ Сталин.
Премьер. Так стараемся же…
Сталин. Может, и стараетесь. Но выходит у вас отвратительно… У вас есть некий уклон в родственно-олигархическую сторону.
Президент. Я просил бы не давать…
Сталин. А вы не перебивайте, когда говорит товарищ Сталин… хоть вы и Президент… Вы пока не равны мне… И даже право просить меня вам надо еще заслужить у истории. О чем просить? Да мало ли о чем? Может, о снисхождении… А может, вы и не доживете до просьб в качестве Президента… Может, вместо вас, меня какой-нибудь Навальный будет о чем-нибудь просить…
Президент (уверенно). Навальный ни о чем не будет вас просить. Ему скоро будет некогда. Он будет считать деревья в кировских ле-сах, а может в мордовских – это как суд решит.
Сталин (внимательно выслушал Президента, прошелся по ковру, пыхнул трубкой). Мне нравится, как вы сказали о Навальном, хотя, насколько мне известно, уголовное дело против него идет очень тяжело. (Подумав.) В этом вопросе, с Навальным, следует быть осмотрительным.
Президент. Я ничего и никого не  боюсь, у меня спина болит… Ну, а если политически, то, я… мне народ доверил… В России  везде пра-вит Закон… (Веско, с улыбкой.) А с Навальным суд решит по закону…
Сталин (прошелся по ковру, пыхнул трубкой. Говорит задумчиво). Спина  – это очень плохо… Спину, товарищ Президент,  надо лечить,  и  думать о бессмертии,  я бы сказал…  А вы – спина болит… Что та-кое спина? Насморк – это я понимаю… Серьезная болезнь. Товарищ Сталин часто болел насморком. Спина! Не припоминаю ни  одного серьезного политика с больной спиной. С полиомиелитом – да, помню, с  алкоголизмом, настоянном на армянском коньяке, - тоже помню,  с патологической ненавистью к славянам и  евреям и с же-ланием их повсеместно истребить, - и такого помню… А с больной спиной – не помню! Наверно, это были маленькие политики. А часто у вас бывает насморк?
Президент (несколько растерянно). Не-ет, не часто…
Сталин (задумчиво). Может, это и хорошо.
Премьер (задиристо). А что плохо? У нас всё хорошо!
Сталин (внимательно, с прищуром, продолжительно смотрит на Премьера). Плохо, если народ о деле Навального подумает не так, как надо.
Президент. Народ ничего не подумает.
Сталин. Вы уверены?
Президент Абсолютно.
Сталин. У меня тоже народ ничего не думал – и был самым счаст-ливым на свете. Но ведь не может быть такого, чтобы в России во-обще никто не думал? Кто-то же может подумать не так?
Президент. Интеллигенция подумает.
Сталин (рассудительно). Интеллигенция… С интеллигенцией можно не считаться – народ ее не любит, потому что интеллигенты слишком много думают. Однако у вас есть интеллигенты, которые не только думают, но еще и говорят. А это очень плохо.
Президент. Для кого плохо?
Сталин (обвел трубкой присутствующих). Для всех вас. В мое время интеллигенты боялись не только говорить, но и думать, что власть не принадлежит народу. А у вас и думают, и говорят, и про-гулки по Москве устраивают. Это плохо. Вы согласны со мной?
Президент. Согласен. Но у нас демократия. У всех есть право думать.
Сталин. Но не у всех – говорить.
Президент. У всех.
Сталин. Это всего лишь отвратительная гримаса демократии, а не право. Лучшим средством от разговоров о неправильной политике властей являются внезапные обыски. Например, с целью пресечения такого распространенного в России преступления как экстремизм. Все, кто не согласен с тем, как вы правите страной, являются явными экстремистами! Попробуйте использовать обыски – в мое время это средство было очень эффективным. Но вы не должны забывать и о латентных экстремистах. Они еще хуже явных. Но и против них – обыски тоже хорошо помогают. Даже лучше, чем против явных…
Президент. Мы уже используем это средство защиты демократии.
Сталин (взглянув на Президента). Демократии? Хорошо, пусть так. Значит, вы убедились, что внезапный обыск – самое лучшее демо-кратическое средство в борьбе с экстремизмом?
Президент. Да.
Сталин. Какие достигнуты результаты на этом пути?
Президент. Есть лица, объявленные в федеральный розыск, есть признаки массовой эмиграции из страны.
Сталин. Хорошо. В России всегда так было и всегда так и будет: Конституция и Законы – это как Бог и его архангелы… На них надо молиться, но исполнять Премьерам или Президентам  все, что в них написано - в этих, подчас глупых, но политически важных бумажках, -  совсем не обязательно! Это показали самые трудные предвоенные годы моего правления. (Сталин сделал паузу,  пыхнул трубкой и озадаченно посмотрел в нее: кажется, в ней кончался табак... Похлопав себя по карману френча, и, видно, убедившись, что пачка «Герцеговины Флор» с ним,  удовлетворенно продолжил.) Главное, вам надо хорошо помнить две вещи: кто не исполняет Конституцию и Законы, но при этом не идет против власти, тот не  совершает ничего антиконституционного и антизаконного, это ваши союзники. Вы всегда можете публично их наказать, доказав тем самым народу свою верность Конституции и Законам. Они знают это, и никогда не пойдут против вас. А тот, кто открыто идет против существующей власти, против вас то есть, хотя и в рамках, установленных Конституцией, тот одновременно и непременно идет и против Конституции и против всех существующих Законов! Именно в этом, последнем, надо постоянно убеждать народ. Это главный закон российской власти!  Как видите, он очень прост! И вы, и все органы власти должны строго следить, чтобы  этот закон действовал. В противном случае наступит такой хаос, при котором могут сложиться условия для осуществления революции.
Премьер (выглядит озадаченным.)  Товарищ Сталин, вы считаете, что мы, я и Президент, не справляемся с возложенными на нас обязанностями? И разве сейчас в России возможна какая-либо ре-волюция?
Сталин (прошелся, задумчиво повел трубкой, дымнул ею, и  снова озадаченно посмотрел в табачную камеру, куда набивается та-бак). У вас явно завышенная самооценка.  А революция возможна, как известно, только в определенной исторической ситуации.
Премьер. Это все наша интеллигенция мутит воду… Макаревич и прочие… Эта ситуация в России  никогда не наступит, я думаю.
Сталин (спокойно, задумчиво.) Вы, товарищ Премьер, человек мо-лодой, послушный, понимающий… Но вы слышали, что минуту назад говорил товарищ Сталин? Мне кажется, вы слишком много думаете. (С усмешкой.) Придумали: 500 тысяч рублей за проезд на красный свет… У вас попасть на тот свет стоит дешевле… Зачем  столько думать, чтобы сказать такое? Вы хотя бы понимаете, что такое 500 тысяч современных рублей  для современного рабочего? Я был суровым правителем, но вашего предложения я не понимаю…  И никогда бы не поддержал… Десять лет без права переписки – и то гуманнее, чем 500 тысяч за проезд на красный свет… Люди не захотят платить  такие деньги за такой проступок… Я не понимаю, зачем такими непродуманными высказываниями провоцировать свой народ  на размышления о том, что власти не могут разумно управлять? Это политически неверное высказывание. 
Премьер. Что тут не понимать? Это никакая не провокация. У нас же все люди богаты, только тщательно это скрывают…
Сталин. Не провокация? И люди так богаты, что воспримут спокойно такое заявление? Значит, ваша статистика, стало быть,  врет насчет нищеты в современной России?
Премьер. Врет. Еще как врет!
Сталин. Так научите вашего главного статиста правильно подсчиты-вать! А то, мне кажется, что это не подсчет, а обсчет первых лиц государства. Научите его считать правильно. Направьте его на под-счет поваленных деревьев в Туруханском крае. Выдайте ему робу, телогрейку, томик Солженицына – и пусть набирается ума! Года через три-четыре, если выживет, присвойте ему звание Героя России и снова посадите…  на Госкомстат. Может, правильно начнет делить ваш богатый народ на бедных и нищих, а, товарищ Премьер?
Премьер. У нас, товарищ Сталин, такие методы признаны наруша-ющими  права человека…
Сталин (с удивлением). Почему? Ведь вы же отправите его туда по приговору народного суда. Какое ж тут нарушение прав?
Премьер. Но…, во-первых, у нас суды теперь не народные, а рай-онные, а, во вторых, за что такого человека судить? В-третьих,  суды у нас независимые, мы не вправе указывать судам, какие приговоры выносить, даже в Москве!  А в-четвертых,  такой статьи в уголовном кодексе нет!
 Сталин. Нет статьи? Очень плохо! Введите немедленно! Разве это не преступление, когда должностное лицо искажает статистические сведения?
Премьер (пребывает несколько секунд в задумчивости, что-то припоминает.) Что-то такое уже было, кажется, в СССР… Но не ра-ботало…
Сталин. Это начиная с Хрущева не работало. При мне всё работало.
Премьер. При вас… да, при вас работало… Но теперь ваши методы признаны репрессивными, они осуждены общественностью и народом.
Сталин (с нажимом). И народом? Каким народом?
Премьер. Советским народом.
Сталин. Может быть, это был все-таки не советский народ, а другой? Может, это был народ, избранный Богом?
Премьер. Избранный Богом народ – это выдумки литераторов. Я такого народа не знаю.
Сталин. Странно, что вы не знаете такого народа… (Задумчиво). И после этого вы говорите об осуждении моих методов так уверенно, словно по этому вопросу был всесоюзный плебисцит.
Премьер. Ваша партия сама признала, что культ вашей личности и ваши методы руководства страной – явления, в сущности, антина-родные… 
Сталин. Вы имеете в виду двадцатый съезд партии? И коротышку Хрущева с секретным его докладом?
Премьер. Да, конечно. Все началось оттуда.
Сталин. Это вы правильно заметили: все оттуда началось, а главное – оттуда начался развал великой страны… Не только антисоветским, но, я сказал бы, антинародным оказался тот самый доклад Хрущева, а не мои методы руководства… Это был не доклад, а мина замедленного действия, и в 91-ом она сработала.  Через тридцать пять лет. Мы тридцать шесть лет – с семнадцатого по  пятьдесят третий – державу строили, а эти - за  такой же срок! - ее разрушили. Державный маховик, который мы раскрутили за тридцать шесть лет – с семнадцатого до пятьдесят третьего, - остановился в девяносто первом. И кто знает, как тогда, в  девяносто первом, или в девяносто втором, народ оценил бы мои методы руководства, если бы был плебисцит по этому вопросу.
Премьер. Мы с президентом можем провести такое всенародное голосование – о ваших методах – и в наше время…
Сталин (с усмешкой). Вы-то можете… Но я-то знаю, что главное - не важно как проголосуют, важно - как посчитают. К тому же ходят упорные слухи, что у нынешней власти совсем плохо с арифмети-кой… Какой-то административный ресурс постоянно мешает пра-вильному голосованию и подсчету…
Премьер. Это сплетни! Впрочем,  мы и не настаиваем. Нет, значит, нет. А про ресурс – это все бред оппозиции…
Сталин (лукаво.) И правильно – лучше не надо, а то вдруг случится ошибка при подсчете? Или ресурс откажет?
Премьер (подумав). Да, согласен, делать это опасно. Можно полу-чить возмущение вместо правильного решения.
Сталин (Президенту). Вот, я же говорю, что вы плохо управляете народом. При моем руководстве только заключенные возмущались и устраивали вооруженные мятежи. Все свободные граждане всегда правильно понимали мои решения, никаких возмущений и в принципе быть не могло.
Премьер. Это потому, что вы не считались с их правами. Даже с правом на жизнь.
Сталин.  Почему же? Напротив, очень даже считались. Только по-нимали это не так, как вы. Для нас жизнь человека – это средство достижения определенной цели, а у вас жизнь – это самоцель без средств для достойного существования большинства…
Премьер. Вас неверно информировали. Не все так плохо, товарищ Сталин.
Сталин. Может, и не все… Но в целом народ у вас не живет – выжи-вает. И выживает плохо. Численность коренного русскоязычного населения страны сокращается. При мне возрастала, а при вас со-кращается. 
Премьер (напористо). И с правами человека у нас не так уж и пло-хо…
Сталин. Просто удивительно, как убежденно вы говорите! Несве-дущий человек может и поверить. Но я скажу вам следующее. Ваша буржуазия – самая жестокая в Европе. А вы считаете себя европей-ской страной. Поэтому я и сравниваю Россию с европейскими стра-нами. Ваша буржуазия делает все для того, чтобы унизить, растоп-тать, извести русский народ… Ваша буржуазия не позволяет себе либеральничать, откровенно плюет на ваши  буржуазно-демократические свободы и вызывает у народа только ненависть. И вы ей в этом помогаете, слепо принимая неумелые решения и проявляя нерешительность в пресечении ее эксплуататорских ап-петитов.  Уже сейчас от либерализма не осталось и следа. Для вашей буржуазии нет больше так называемой свободы личности, - права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от ее «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Так обстоит дело в настоящее время...

Президент. Это серьезные обвинения, товарищ Сталин. Я сказал,  что это… что это… клевета…
Сталин. Я понимаю вас. Вы меня предостерегаете. Но, как бы вы ни хотели, вы не сможете привлечь меня к уголовной ответственности по вашему новому закону о клевете. Я всего лишь дух, энергетиче-ская сущность, я везде и нигде… Наверное, в вашей стране нет ни одной головы, в которой не присутствовало хотя бы малое знание обо мне.  Единственное, что вы можете – это дать задание своим средствам массовой информации еще раз донести до народа, какой был плохой Сталин. Я вам только одно скажу: еще при жизни я знал, что «после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её» .  Только речь не обо мне, а о вас, о нынешней власти в России. Вы забыли: «есть оружие пострашней клеветы; это оружие – истина» . Вы должны помнить, какому великому человеку принадлежат эти правильные слова. Я сказал правду. Мне незачем лгать.
Президент. И что же делать нам, если ваши слова принять за прав-ду?
Сталин. Не ждать, когда знамя национальной независимости и национального суверенитета будет продано вашей буржуазией за доллары. Покупатели давно уже этого ждут. И на Западе, и на Во-стоке. Ваш фехтовальный марафон с Америкой, и взаимные уколы - в виде списка Магнитского и обратного укола - в виде «закона Димы Яковлева», - это лишь отвлекает от главного: от проблемы со-хранения национальной независимости.
Президент. Я не могу с вами согласиться, товарищ Сталин. Приняв «закон Димы Яковлева», мы тем самым показали, что умеем дать достойный ответ нашим оппонентам.
Сталин. Этот ответ только навредит детям, оставшимся сиротами или без попечения родителей. Вы же все, вместе взятые, всё равно не в состоянии придумать такое, чтобы в России соблюдались права сирот, и их не обворовывали ваши чиновники. Вы лучше заключили бы с Обамой межгосударственное соглашение о наказании американцев, скверно относящихся к усыновленным детям из Рос-сии, предусмотрев в нем соответствующие  санкции и к Америке – как гаранту правосудия над нерадивыми усыновителями-американцами. Америка должна отвечать за своих «героев». Например, я бы оговорил в таком соглашении, что до совершенно-летия усыновленные россияне являются гражданами России и предусмотрел выдачу истязателей и убийц усыновленных россий-ских детей российскому правосудию. Я гарантирую вам, что ни один американец при таком положении не стал бы издеваться над русскими детьми,  всегда бы имел хорошую память и помнил, где оставил усыновленного ребенка …
Президент. Но товарищ Сталин, вы же понимаете, чтобы заключить такое соглашение, нужно иметь соответствующие аргументы…
Сталин. А они, эти аргументы, у вас есть. Надо только умело их ис-пользовать. Однажды, имея серьезные аргументы против союзни-ков,  я совершил большую ошибку и до сих пор жалею о ней. Я ду-мал, что поступил мудро, и лишь спустя годы понял, что жестоко ошибся…
Премьер. Товарищ Сталин, но же вы всегда были правы и никого не слушали…
Сталин. Это неверная информация: я всегда слушал, что говорят мои министры и генералы. Только решения принимал всегда сам, выслушав их. Но в этот раз никто не осмелился мне подсказать.
Премьер. И что же это за ошибка такая, о которой жалеет сам Ста-лин?
Сталин. Я напрасно торопил союзников с открытием второго фронта. Я мог бы сам взять всю Европу, а потом не пустить союзников через Ла-Манш. Однажды я вслух высказал сожаление об этом, на что генерал де Голль  ответил, что судьбоносные решения надо принимать вовремя…
Премьер. И хорошо, что не приняли. Иначе - чем бы мог обернуться захват Европы, когда у американцев почти была готова атомная бомба?
Сталин. История не любит сослагательного наклонения. Но я скажу вам, что после открытия второго фронта в Европе до знаменитой телеграммы Трумэну на Потсдамской конференции оставалось еще почти тринадцать месяцев… Кто знает, что могло бы произойти за это время. Давайте не будем гадать, а примем историю, как она есть. А вот в последние годы существования СССР и впервые годы новой России было принято много неверных решений. Одни из них отрицательно повлияли на авторитет власти, другие не принесли народу ничего кроме вреда.   А были такие, за которыми в одина-ковой мере последовали названные мною отрицательные послед-ствия.
Президент (саркастическим тоном.) А нельзя ли, уважаемый то-варищ Сталин, примером подтвердить вашу точку зрения?
Сталин (прищурившись, пристально посмотрел на Президента.) Хорошо, пусть будет – «уважаемый». У вас еще сегодня будет воз-можность воочию убедиться в этом. А теперь – по существу. Я не буду говорить, что ваша приватизация была «березовщиной» -  способом ограбления страны и народа кучкой абрамовичей и вла-стей, во всем помогавшим абрамовичам. Об этом есть кому гово-рить.  Я сделаю это на примере сегодняшней России.
Премьер. Вот-вот, очень будет интересно, что вы нам приведете…
Сталин. (усмехнулся, покачал головой, дымнул трубкой.) Вы, това-рищи (Сталин указал трубкой в сторону Премьера и Президента), правильно делаете, что укрепляете центральную власть и вертикаль власти. Но ошибка, которую вы допустили в свое время, состоит в том, что вы не только позволили избирать губернаторов не из местной элиты субъектов федерации, но впоследствии, сами стали назначать на места своих людей из своего окружения. Может быть, вам и говорили, что эти люди, вами назначенные, ведут себя, мягко говоря, неподобающим образом, но вы закрывали на это глаза. И все – якобы, ради поддержания вертикали власти! А между тем по действиям ваших назначенцев народ оценивал и вас, но - как верховную власть. И вы не заслужили положительной оценки… Иначе, как варягами, в уничижительном,  разумеется, смысле, или временщиками, ваших назначенцев на местах не называли, видя, как они прибирают к рукам, правдами и неправдами, заводы и земли, позволяют  своим людям вырубать леса, грабить бюджет, вздувать цены на товары, на строительство жилья, захватывать рынки товаров и услуг…
Президент. Но когда я принимал решение об упразднении губер-наторских выборов, тогда в стране были сильны центробежные тенденции. Именно этот фактор был главным при принятии решения.
Сталин. Возможно, такие тенденции и существовали в реальности, но они были не столь сильны, как при первом вашем Президенте, при котором плохо-бедно, но выборы все-таки проводились, не-смотря на разные его моратории...
Президент. Я не согласен с вами. Многие губернаторы, надо прямо сказать, приходили к власти путем прямых, якобы прямых  тайных выборов, но опирались при этом на местные полукриминальные элиты, и, что особенно опасно и важно было тогда, сосредоточили в своих руках большую экономическую власть, да при этом еще си-дели в Совете Федерации и имели неприкосновенность как депутаты парламента.
Сталин. Вы отменили выборы губернаторов. Но ведь полукрими-нальные элиты, а кое-где у вас к тому времени они были полностью криминальные, - они-то никуда не исчезли после отмены выборов. Ведь вы не криминальные элиты отменили, а выборы. И теперь, ко-гда вы ввели выборы снова - с опорой на местные думы и законо-дательные собрания, - вы полагаете, что вы опираетесь на что-то иное, а не на те же полукриминальные или  криминальные элиты? Только теперь они воспринимают ваши действия как временный союз с верховной властью,  как данный им карт-бланш, и масштабы воровства показывают, что они его полностью используют.
Президент. Хотите сказать, что мое решение об отмене выборов было неверным?
Сталин. Я это уже сказал. Сколько бы времени потребовалось вашим правоохранительным органам, чтобы очистить местные элиты от криминального элемента?
Премьер. Сначала нужно было очистить правоохранительные ор-ганы от криминального элемента, а уже потом решать вопрос о за-чистке местных элит…
 
Президент, поджав губы, пристально и долго смотрит на Пре-мьера, потом прикрывает глаза и слегка покачивает головой. Сталин видит реакцию Президента на слова Премьера и усмеха-ется.

Сталин. Я же говорю, вы плохо управляете своими подчиненными и народом, товарищ Президент. Архиплохо…
Президент. Ну уж, как умеем, так и управляем.
Сталин. Это я уже понял. Робость – не политическое качество. А ваше решение об упразднении выборов – это проявление робости. Вы думаете, за эти несколько лет, что вы назначали губернаторов, криминальный элемент переродился? Нет, он только окреп эконо-мически и, я бы сказал, политически. Вы же знаете, что не бывает бывших революционеров, бывших полицейских и бывших развед-чиков. Вот и бывших бандитов тоже не бывает. Бандит – это образ мышления и действия, прежде всего, а тот, кто возит с собой автомат или пистолет и нападает на граждан – это, применительно к нашей ситуации, мелкий уголовный элемент. И при мне были вооруженные банды. Но это были банды уголовников, которые никогда не могли попасть в партию, а значит, и прикоснуться к рычагам управления страной и людьми. А что у вас?
Премьер (прерывая Сталина). Между прочим, и в СССР был пери-од, когда даже в Кремле заседали бандиты…
Сталин (усмехнувшись). Понимаю: намекаете на мое прошлое. Не надо путать экспроприацию экспроприаторов с бандитизмом, - это непростительная политическая ошибка… (Обращается к Премьеру). Вы позволите мне продолжать?
Премьер (откинувшись в кресле и положив руки на стол). Конечно.
Сталин. У вас есть субъекты федерации, где в политсоветах вашей партии власти сидят бандиты, сменившие звание криминального генерала на значок члена партии и депутатский мандат! Это позор…
Премьер. Но так было всегда и во всех странах: люди, обогатившись, всегда шли во власть и всегда попадали во власть, чтобы управлять процессами!
Сталин. А у вас, господин Премьер, люди стараются попасть в депу-таты всех уровней с чаще всего тоже с единственной целью – обо-гатиться еще больше. И ваша Государственная Дума – Мекка для политических проходимцев всех мастей, потому что в ней самые доходные места. В ней даже хорошие люди начинаются портиться… Не зря же сейчас в народе говорят: был человеком, а стал де-путатом. Так никогда не было в СССР.
Президент. Что было в СССР - это уже история.
Сталин. Это история, у которой вы не желаете учиться.
Президент. Но… товарищ Сталин...
Сталин (перебивает.) Какие могут быть «но»? Вы хорошо начали, товарищ Президент. Выпроводили Березовского, отправили Хо-дорковского, легко исключили из политики Гусинского, потом, хоть и с трудом, но исключили и Чубайса, хоть и не до конца, ну,  и про-чих… Вы многим дали понять, что с вами шутки плохи. И они поняли это. У вас в этом плане понятливый народ - особенно та его часть,  которой есть что терять…  Так почему же вы не дали команду провести подобные мероприятия в отношении полукриминальных элит на местном уровне? Все бандиты на местах известны, на каж-дого есть оперативное дело. Однажды я сказал, что нужно быть очень смелым человеком, чтобы быть трусом в Красной Армии. Почему вы не сказали своим правоохранительным органам, что надо быть очень смелым, чтобы суметь нарушить присягу и стать оборотнем в погонах? Почему вы не предупредили, что у сотрудника правоохранительных органов только два пути: или на повышение, или в тюрьму?  У меня это все хорошо помнили. Если вы хотя бы в одном году провели подобные мероприятия, то сотрудники правоохранительных органов признали бы вас своим строгим, но справедливым родным отцом. Отец родной  -  это самое высокое звание во внутренней политике.
Президент. Видите ли, товарищ Сталин, у нас нет таких очевидных успехов в развитии страны, какие были у вас, что могло бы поднять и поддержать авторитет правящей партии, Правительства и Прези-дента. У меня нет такой всеобщей поддержки народа, какая была у вас. К тому же на выборах мне противостоят серьезные политики. У нас сильная оппозиция.  Стоит применить методы чистки не к еди-ничным и одиозным фигурам, какие были названы вами, а более широко, как сразу поднимутся правозащитники, оппозиция и будут хором кричать о репрессиях и повторении тридцать седьмого года.
Сталин. Это хорошо, что вы умеете быть честным перед собой. Но у вас большой авторитет среди мировой политической элиты. И этот плюс надо превратить в одобрение вашей политики внутри страны. Одними только словами и обещаниями этого сделать нельзя. Нужны конкретные меры, действенные шаги. Русский народ любит, когда власть его наказывает, а без любви к наказанию преступников русского народа нет вообще. Это его отличительная черта. Раньше она дополнялась состраданием к преступникам, - и это тоже было свойственно только великому русскому народу. Но после того, как сострадание было политизировано, в русском народе осталась только любовь к наказанию преступников.  Почему бы вам  не сыг-рать на этом свойстве, на этой черте русского характера? Но сыграть так, чтобы эта любовь превращалась в любовь к своему лидеру? Для этого, товарищи, необходима гласность, необходимо ясное, как для дураков, четкое объяснение того, почему вот  этот человек привлечен к ответственности, почему власть считает его пре-ступником. Необходимо разъяснять народу, сколько и откуда при-влеченный украл и кого мог обездолить. Покажите, как и где он живет, чем владеет он и его ближайшие родственники. И накажите их так, чтобы знали все, и чтобы даже не понимающие элементарных вещей поняли, что наказание неотвратимо! Как говорил один из генсеков, начать следует с себя. Русский народ не любит богатых, он может быть  счастливым только когда все вокруг равны. Общинное сознание, генетически заложенное в русском человеке, нельзя искоренить за какие-то сто лет. Все это надо использовать. И тогда вы станете понятным и близким каждому честному человеку. Или у вас чиновники не воруют? Не берут взятки, а ваша буржуазия не уводит доходы от налогов?
Премьер. Товарищ Сталин! Тогда придется посадить 90 процентов всех чиновников и половину, как вы говорите, всей буржуазии. А работать-то кто будет?
Сталин (посмотрел на Премьера и рассмеялся). Вот посаженные и будут. Все 90 процентов. Ситуация выправится, если вы не будете списывать фактор страха в пресечении преступлений. Это модная и глупая теория, согласно которой страх не имеет превентивного значения. Если вы следите за современной антропологической мыслью, то вы непременно  должны знать, что страх – отец челове-ческого разума и речи. Так утверждают некоторые очень серьезные отечественные ученые . Я с ними согласен. Мои бывшие министры после ареста и нескольких допросов, поняв, что смерть – это ре-альность и испугавшись ее, быстро брались за ум, и у них развязы-валась речь: любого честного человека они могли превратить в немецкого или английского шпиона.  И надо помнить, что правиль-но, грамотно проведенные мероприятия по пробуждению  страха в массах – лучшее профилактическое средство против воровства и коррупции и самое эффективное средство утверждения демокра-тического строя… И надо же помнить простые истины: страх перед властью, перед наказанием  – неотъемлемое качество русского ха-рактера, и страх этот находится в прямой пропорциональной зави-симости с количеством наказанных преступников. Вы никогда не задумывались над этим, товарищ Президент и товарищ Премьер?
Премьер. (Он явно обескуражен такой постановкой вопроса). Не-е-т…

Президент настороженно, исподлобья, смотрит на Сталина.

Сталин. Напрасно! Политик в России  – это такой человек, который, кроме соблюдения принятых в обществе правил поведения, пони-мает элементарные вещи…  А это - элементарные вещи…
Премьер. Элементарные вещи? Да неужели это – элементарные вещи?!

Сталин усмехнулся. Прошелся по коврам, искоса, с интересом по-глядывая на  присутствующих. Потом подошел к столу, подвинул к себе пепельницу, освободил от пепла  чашу своей трубки. Затем он легонько  несколько раз дунул в мундштук и, убедившись,  что мундштук не забит, достал из правого кармана пачку «Герцеговины Флор». Положил ее перед собой, раскрыл. Доставая из пачки папиросы, ломая их и, освобождая табак от папиросной бумаги, стал набивать им табачную камеру трубки. Все заворо-женно смотрят на руки товарища Сталина…

Сталин (усмехнувшись). Господин Премьер, вы всерьез меня спро-сили – что такое элементарные вещи? 
Премьер. Представление об элементарных вещах зависит от эпохи. У нас эпоха другая.
Сталин. Эпоха! Эпоха-то другая – да люди внутри нее такие же, как и при Христе, а их трупы, как говорил мой оппонент, всегда смердят одинаково во все эпохи . Для нас, первых лиц своих стран, элементарные вещи никогда не меняются – начиная с Навуходоно-сора и Ирода. Так, может быть, кто-то из присутствующих назовет, мне хоть какие-нибудь современные элементарные вещи?

                Молчание.

Премьер. Элементарные вещи… ну это, как бы… как бы…
Сталин. А может, ваши министры мне скажут, что такое элементар-ные вещи? Они ведь тоже не последние люди в вашей стране…
               
                В ответ – молчание.

(Сталин чиркнул спичкой и довольно долго раскуривал трубку. Пыхнув трубкой, вздохнул...) Это молчание называется у вас кол-лективной безответственностью? Ну, хорошо…  Я вас понял. Эле-ментарные вещи – это «как бы»…  Как бы - не воруют, как бы - пра-восудствуют, как бы - наказывают воров и коррупционеров, как бы - «управляют», как бы - придумывают хорошие законы, и даже как бы их исполняют, как бы - активно выступают и борются с врагами партии, как бы - интенсивно осваивают космическое пространство, как бы - осваивают эти… тончайшие технологии – «на-на»… Гм! Что касается последнего, то «на-на»-технологии всегда следовали за «дай-дай»-технологиями… «Дай-дай»-технологиями у вас в совер-шенстве владеют все чиновники – включая высший эшелон – я имею ввиду министров и их помощников…

                По залу проносится гул несогласных голосов…

Голос: Не надо всех равнять с министерством обороны!
Сталин (вопросительно смотрит на Президента). Что такое? Причем тут Министерство обороны? Там что – берут взятки?
Голоса: Нет, воруют.   
Сталин (удивленно). В самом Министерстве обороны воруют? И кто же там такой смелый?
Голоса. Сам министр обороны, говорят…
Сталин. Что,  сам Министр обороны Смердюков?
Премьер. Он - Сердюков, товарищ Сталин.
Сталин. Это  ничего не меняет. (Недоуменно.) А что у вас сделал этот товарищ Смердюков?  Неужели, правда, своровал что-то?
Президент. У нас, товарищ Сталин, это устанавливает следствие и суд.
Сталин. Это так принято считать. А вот ваши министры уже устано-вили. А вы,  что скажете вы, господин Премьер-министр?
Премьер. Я, э-э-э-э… товарищ Сталин, этого министра не назначал, а стало быть, не могу поручиться….
Сталин. Вы не можете поручиться за то, что воруют или за то, что в министерстве обороны не  воруют?
Премьер. Я… э-э-э-э… не могу поручиться за министра, которого не назначал… Я был избран президентом позднее…
Сталин. Ах вот что… А почему не отправили его в отставку, когда стали президентом?
Премьер. Товарищ Сталин, было мнение, что…
Сталин. Не продолжайте, я понимаю. Для вас мнение друзей важнее национальных интересов. (Затем обращается к Президенту). Министр, позволю вам напомнить, товарищ Президент, это не папа, не мама и не товарищ Сталин – министра всегда выбирают…  сначала всегда в узком кругу, а потом – в чуть более широком – его назначают, как у вас принято говорить, для соблюдения легитимно-сти. А если министр не устраивает, его просто убирают – ну, конечно же, не переносном смысле, а в прямом – с должности…  Это тоже, позволю себе заметить, элементарная вещь. Удивительно, но, похоже, в этих стенах имеются острые проблемы с пониманием элементарных вещей… У  меня есть сведения, что вы, будучи Пре-мьером, фактически все равно оставались Главнокомандующим?

                Тишина. И в тишине мягкие шаги товарища Сталина.

Президент. Это слухи, оппозиция  распространяет. 
Сталин. Не много ли слухов, товарищ Президент? Понимаю, не хо-тите брать ответственность.
Президент. Во время назначения Сердюкова министром я был Премьер-Министром. Его назначал Президент.
Сталин. По вашему представлению как Премьера?
Президент. Так установлено Конституцией.
Сталин. А министров-воров Президент назначает так же по пред-ставлению Премьера?
Президент. Повторяю: это все слухи, товарищ Сталин. В далеком 2008 году Сердюков не был намечен в воровстве, да и сейчас… все обвинения Сердюкова в воровстве – это не подтвержденные слухи. В строгом смысле Сердюков не вор. Его обманывали подчиненные.

Сталин, прищурившись, искоса смотрит на Президента.

Сталин. Вы меня удивляете.
Президент. К тому же он просто не очень умело торговал.
Сталин (с недоумением смотрит на Президента). Торговал? А кто же у вас управлял Армией, если Министр обороны торговал? И чем он торговал?
Президент. Но… он же и управлял. А торговал не нужными мини-стерству обороны активами, балластом. Но при этом просто плохо следовал ленинскому завету: «Учитесь торговать!», поэтому наделал много ошибок…         
Голос из темноты: Как раз торговать-то он умеет хорошо. Одно это он и умеет. Но, находясь  в окружении высокопоставленных покро-вителей, он забыл, что настоящие работники торговли воруют с прибылей, а не с убытков. В Министерстве обороны не может быть прибылей, потому там воровали из средств государственного бюд-жета. Очевидно, в силу недалекости ума…  Ничему подобному то-варищ Ленин не учил. Он учил учету и контролю.

Сталин и Президент переглядываются.

Президент (спокойно, без удивления). Похоже, что кроме вас, това-рищ Сталин, еще кто-то еще прибыл… оттуда…
Голос из темноты: При вас, товарищ Сталин, он, этот министр обо-роны, незамедлительно получил бы десять лет без права переписки, хотя бы потому, что следовал ревизионистскому лозунгу псев-докоммунистов 60-80 годов прошлого века: «Учитесь воровать!». Это же чистейший ревизионизм! За это -  сразу на десять лет без права переписки!
Президент (оглядываясь). Кто это?
Сталин (поморщившись, недовольно). А вы еще не поняли?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин.
Сталин. Ну, кто же… Мехлис , конечно… Десять лет без права пе-реписки… Ладно, Мехлис, спускайтесь, в смысле - материализуй-тесь… Разрешаю. Вечно вы… встрянете со своими вопросами и оценками.


               
                К А Р Т И Н А   Ш Е С Т А Я

В ту же секунду в противоположном конце зала заседаний луч све-та выхватывает из тьмы человека средних лет с черными воло-сами, одетого в военную форму времен Великой Отечественной войны, довольно туго перетянутого офицерским ремнем, с пор-тупеей, на погонах – по три больших звезды, расположенных в ряд.

Сталин. Мехлис, вы слышали наш разговор?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин, - не уши же мне было заты-кать…
Сталин (с усмешкой). Действительно. Значит, вы слышали, какое интересное сообщество здесь собралось, если даже Премьер и…. некоторые другие товарищи, не знают, что такое элементарные вещи… Товарищ Мэхлис, какое ваше мнение по данному вопросу и по вопросу о министре обороны? Только, пожалуйста, без излиш-него радикализма…
Мехлис. Гм… Товарищ Сталин… Спасибо,  за доверие.
Сталин. Не стоит благодарности, я всегда вам доверял. Я хочу услышать ваше мнение.
Мехлис. Сложный вопрос, товарищ Сталин. Особенно, если без ра-дикализма… Очень сложный. С радикализмом намного проще… Сейчас ведь любое мое утверждение может быть воспринято как радикальное, поскольку страна управляется не совсем по нашим принципам…
Сталин. Вы это категорично утверждаете?
Мехлис. Да, товарищ Сталин. Категорично.
Сталин. Это очень печальное суждение, товарищ Мехлис…
Мехлис. Это не суждение. Это… так и есть…
Сталин (хитро прищурившись). А мне казалось, что наши, больше-вистские методы управления, постепенно приходят на смену мето-дам вакхически-олигархической системе управления, тщательно замаскированной под демократическую…
Мехлис (вытянувшись в струнку). Товарищ Сталин, позвольте воз-разить! Уже все не так! Сейчас есть все признаки умеренной адми-нистративно-вакхической системы. Олигархи занимаются английским футболом. Основные богатства они  уже украли.  А нынешние администраторы доклевывают крохи, оставшиеся после олигархи-чески-вакханального периода.
Сталин. Крохи! Не такие уж это крохи! Но в главном надо с вами со-гласиться, товарищ Мехлис. Воровство – основной способ суще-ствования политической… элиты России… нет – будем говорить со-временным языком, - политической тусовки. (Дымнул трубкой, сделал несколько шагов).  Хотя масштабы воровства показывают, что система постепенно становится административной неумеренно-вакхической системой…
Мехлис. Следовательно, товарищ Сталин, страна не управляется нашими методами!
Сталин (печально). Ты почти прав, мой Сократ…
Мехлис. Служу Советскому Союзу!  Товарищ Сталин, разве кто-нибудь из наших мог представить себе, чтобы Клим Ворошилов обирал музеи родов войск, отдельных подразделений,  или торговал военными объектами?!
Премьер. Да он не этим торговал. Я имею в виду министра обороны Сердюкова…
Мехлис (резко). А чем он торговал? Военными секретами?
Президент. Ну, что вы, Лев Захарович, ну, какие секреты…
Мехлис (резко, с напором). Что, секретов уже нет? Не осталось? Все секреты уже выданы противнику? Кем?
Сталин. Не горячитесь, Мехлис. Вы всегда склонны видеть только дурное. Даже смерть не изменила вас. Однако, господа правители, чем же он торговал, этот ваш министр обороны, какими активами, каким, как вы говорите, балластом?
Президент. Недвижимостью, товарищ Сталин.

Сталин поднимает брови и делает неопределенный жест труб-кой…

Сталин. Недвижимостью? Риэлтор от обороны? Как интересно! А кем он был до того, как вы сделали его министром?
Премьер. Главой налоговой службы страны.
Мехлис. Какое учебное заведение окончил?
Премьер (с гордостью). Институт торговли,  потом – юридический институт.
Мехлис. Выпускник института торговли с юридическим образова-нием… В этом сочетании и кроется разгадка.
Сталин. Правильно, Мехлис, разгадка в сочетании. Но в другом  – в брачном.
Мехлис (прикрыв глаза, кладет правую руку на лоб). Ах, да. Как же это я сразу не понял. Меня всегда поражала ваша прозорливость, товарищ Сталин.
Сталин. Полноте, Мехлис. Как будто вы об этом не знали… Не надо мне льстить.
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Я искренен, как никогда!
Сталин. Да, Мехлис… не зря вас не любили даже евреи…
Мехлис. Я их тоже не любил. Я интернационалист, товарищ Сталин, и всех не любил одинаково. (Резко обращаясь к Президенту). Род-ственники министра обороны осуждены? По каким статьям?
Президент. У нас не только сын за отца не отвечает, но и отец – за сына. Все родственники на своих постах. Никто не осужден. Вы, Мехлис,  эпохи перепутали.
Мехлис. А вы – тогда что перепутали? Семейственность с государ-ственностью?
Сталин (мягко). Да, объясните нам, пожалуйста, как вы допустили такое – наличие родственных связей в правительстве страны?
Президент. Нехватка кадров, товарищ Сталин, толкает на неорди-нарные решения.
Сталин (смерил Президента тяжелым взглядом). Знаю я эти ваши неординарные решения. (После некоторого раздумья). Manus manum lavat…
Мехлис. Товарищ Сталин, загубят они державу. У этих кадров ни  чести, ни совести. Один ум, да и тот русский, даже у евреев… Соро-капятилетний министр обороны сидит, когда мимо него на параде Победы проходят фронтовики Великой Отечественной! О чем нужно тут говорить? О политической слепоте, о бессовестности, о хамстве? Товарищ Сталин, полагаю, необходимо поставить в известность Лаврентия Павловича. Терпение смерти подобно!

Сталин дымнул трубкой, задумавшись, прошелся по коврам. Об-вел взглядом присутствующих.

Сталин.  А может быть, вы к ним слишком строги, а, товарищ Мех-лис? Они же все-таки самые обычные люди – не большевики же? Это мы, большевики, знали, что такое Родина, что такое благо Ро-дины и народа! А они – простые люди, сами выходцы из электората, плебеи, - вот и путают собственное благо с благом Великой Державы, откровенность с цинизмом, простоту с пошлостью…
Мехлис. (Растерянно). Но, товарищ Сталин…  Ученые уверяют, что способность к распознанию добра и зла заложена в человеке гене-тически. То есть никакого влияния общественно-электоральной  среды тут  быть не может… А ведь это… сами знаете… Тут десяти лет без права переписки может просто уже не хватить…
Сталин (перебивает). Молчите, Мехлис! Не хочу слышать!  Тебе бы всем по десять  лет без переписки… Быстрый какой… Ты мне перед войной с Гитлером всю верхушку Красной Армии отправил на десять лет… Спасибо Берии – не всех расстрелял. (Примирительно). Конечно, у них, у этих ельцинопотомышей,  их революция тут уже давно победила. Только это не наша с тобой революция, Мехлис. Какая-то особая. Странная. Это какой-то панамско-колумбийско-бирманский вариант. Даже слово сразу не могу подобрать…что-то вроде: демократически-капиталистическая, криминально-олигархическая, или просто – воровская…. Не знаю… В конце концов, Мехлис, какое нам дело до них? Мы – уже в прошлом! Жалко, конечно, потеряли такую державу… Но это уже их жизнь, это жизнь их народа,  а не нашего, Мэхлис… Наш народ понимал элементарные вещи, а этот – не понимает!
Президент. Товарищ Сталин… Но это та же страна, это тот же народ… Он также, как и в ваше время, не думает… И делает все, что мы ему скажем…
Сталин (усмехнувшись). Вы слышите, Мэхлис, эти странные слова демократического лидера?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин (пыхнув трубкой). Вы думаете, он говорит правду?
Мехлис. Товарищ Сталин, политики говорили народу правду только в ваше правление,  далее и везде была – только ложь… Но, пожалуй, это утверждение Президента полностью соответствует дей-ствительности…
Сталин. Я спросил вас, Мехлис, правду ли он говорит нам…
Мехлис. Судя по тому, что «народ безмолвствует», он говорит правду…

Довольно долгая пауза. Сталин думает. Никто не смеет потре-вожить его… Несколько раз Сталин, с горечью вздыхает.

Сталин. (Обращаясь к Президенту). Но вы, товарищ Президент,  правы в одном – народ никогда не думает, поэтому многим властям везет, говорил мой оппонент.  (Сталин прошелся по коврам, дымнул набитой заново трубкой, пристально глядя на Премьера) Да, товарищ Мехлис, далее, после нас, везде была ложь и лицеме-рие. СССР, которым после меня правили ложь и лицемерие незави-симо от имени Правителя, повторил судьбу Израиля эпохи второго храма, а русский народ повторяет судьбу еврейского народа… И будут скоро на Земле не вечные, бессмертные «жиды» и «черные монахи», а не нашедшие пристанища души русских людей…

Мехлис и все присутствующие с удивлением смотрят на Стали-на.

Что вы так смотрите на меня? Разве я что-то не так сказал? Сталин когда-то говорил что-нибудь не так?!
Мехлис. Нет, никогда, но… товарищ Сталин…  Времена изменились… Они для народа открыли границы… И народ уезжает сам…
Сталин. А что ему еще остается делать, если не уезжать?   Вы, Мех-лис,  помните то великое утверждение о том, чем советский человек отличается от человека, живущего на западе в условиях капита-лизма?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. Помню.
Сталин. Какая хорошая память! Так скажите нам! Может быть, это поможет товарищу Президенту лучше понять происходящее и при-чину пока еще не массовой эмиграции из страны?…

Мехлис бегает глазами, не останавливаясь ни на ком. Затем со-средотачивается, становится тем Мехлисом,  который никогда не сомневался в своих поступках, но в последний момент снова как-то впадает в задумчивость, скисает…

Сталин. Смелее, товарищ Мехлис!
Мехлис. Да, да, конечно. Смелось – это хорошо. Смелость однажды и Москву Наполеону сдала…
Сталин. Послушайте, Мехлис! Вы никогда не были трусом, и не надо тревожить дух великого Кутузова, противостоявшего в своем решении самодержцу! Сдача Москвы Наполеону – это было сме-лость великого ума… Чего вы-то испугались? Это же сущий пустяк! Вам же правду надо сказать! За правду даже товарищ Сталин не осуждал… Мы слушаем!
Мехлис (вздыхает). От  западного человека, живущего в условиях капитализма,  советский человек всегда отличался тем, что у него всегда была вера в завтрашний день…
Сталин. Молодец, Мехлис! А ты не мог бы напомнить присутству-ющим, многие из которых уже утратили связь со своим историче-ским прошлым и со своим народом, в чем заключалась эта вера – вера в завтрашний день?
Мехлис. Товарищ Сталин, это так очевидно. Неужели они не смогут понять это сами?
Сталин (озадаченно). Кто?
Мехлис. Ну эти… правящие выходцы из электората…
Сталин. Нет, товарищ Мехлис, сами они не смогут. Они не помнят своего исторического прошлого. При быстром подъеме на соци-альном лифте, как стало принято у них говорить вместо того, чтобы употребить известную русскую поговорку, историческая память те-ряется, а связь с народом обрывается. Кто быстро отрывается от почвы и взлетает, тот всегда забывает запах родного навоза, хотя пахнуть им не перестает…  Если бы они хоть что-то помнили, то не грабили бы свою страну, не строили бы за границей замки на наво-рованные деньги и не мечтали уехать, как они говорят, из этой страны… Раньше таких называли манкурты… Но это было так давно и так иносказательно выражено, что почти никто не понял, о чем тогда написал товарищ Айтматов… Так мы слушаем вас, товарищ Мехлис….
Мехлис. Я, конечно, товарищ Сталин, скажу. Но  у этих (он обвел зал взглядом, особо остановился на Президенте) появилось много разных изобретений, которые развеивают прошлое в прах! Один нынешний их министр культуры чего стоит… Тут самый известный пропагандист прошлого века, как говорится, отдыхает… А мне не хотелось бы быть развеянным по Вселенной!
 Сталин (усмехнулся, пыхнул трубкой). Против нас с вами, Мехлис, у них нет никакого оружия. Запомните это! Мы с вами близнецы-братья: вспоминают Сталина и тут же на ум приходит Мехлис…  Вспоминают Христа – тут же вспоминают Иуду. Иоанна-Крестителя скоро забудут, а нас с тобой - никогда!
Мехлис. А кто у нас, товарищ Сталин, был Иоанном Крестителем?
Сталин. Вы что, Мехлис? Забыли историю партийного движения в России?
Мехлис (растерянно). Нет, но… Неужели Плеханов?
Сталин. Вы, Мехлис, в своем уме? Никогда не произносите при мне это имя. Никогда! (Примирительно.) Ладно, не напрягайте мозги. Я говорю о товарище Ленине. Он был нашим Крестителем!
Мехлис. Простите, товарищ Сталин. Не всегда удается уследить за вашей мыслью…
Сталин. Ты лучше проследи на вот этими… господами… товарища-ми… Слишком много себе позволяют. Живут так, словно они купили нашу с тобой Родину, Мэхлис. Ведут себя, как последние торгаши в  Иудейском Храме…
Мехлис. Товарищ Сталин, вы о какой родине говорите? Об Иудее или об СССР?
Сталин. Вы что, Мехлис, рехнулись? Какая Иудея?! Где твоя Родина, Мэхлис?
Мехлис. Ну как… Конечно, моя Родина – Россия! А потом - СССР!
Сталин. И моя Родина – Россия и СССР. Я их никогда не делил. Зна-чит, в сущности, мы об одной Родине говорим… Но вы все же не увиливайте, Мехлис, скажите всем, что такое вера в завтрашний день.
Мехлис. Прежде всего, это вера в руководство партии и страны.
Сталин (считает). Раз…
Мехлис. Это вера, что и завтра, и всегда у человека будет работа…
Сталин. Два…
Мехлис. Что человек, несмотря ни на что, всегда получит заработ-ную плату…
Сталин. Три…
Мехлис. И  что на эту заработную плату он никогда не умрет с го-лоду…
Сталин. Хорошо,  Мехлис, достаточно …

Все министры, вице-премьеры, Премьер заинтересованно слуша-ют диалог Сталина и Мехлиса. И только на лице у Президента, словно приклеенная маска, саркастическая полуулыбка и внима-тельный скептический взгляд из-под нахмуренных  белесых бро-вей.
На некоторое время, примерно на полминуты, воцаряется ти-шина.

  Президент. (После паузы, обращаясь к присутствующим вице-премьерам и министрам). Не кажется ли вам, господа, что вызывая духов, мы хотели услышать решение конкретной проблемы, а вы-званные духи говорят нам совсем не то, что мы хотим услышать? Причем здесь СССР, Древняя Иудея, Иоанн Креститель? Или  их Ро-дина. О своей Родине я уж сам как-нибудь позабочусь,  без подска-зок духов. Я не понимаю, что происходит! И вообще, кто из присут-ствующих  их вызвал сюда? Кто? Может, вызвать других духов на замену, чтобы объяснили – быстро, коротко, ясно.

В ответ Президенту – полнейшая тишина. Президент, словно обращаясь за поддержкой, старается встретиться взглядом со своими чиновниками, но все, не дожидаясь президентского взгля-да, опускают глаза. Даже Премьер, мелко заморгал и закрыл гла-за носовым платком. Президент хмурится.
Сталин пристально смотрит  сначала на Президента, потом на Мехлиса.

Мехлис (обращаясь  к Сталину и глядя на Президента). Прикажете пояснить?
Сталин. Нет. Не прикажу.  Я сам скажу. (Обращается к Президенту и всем присутствующим). Вам уже никогда не вызвать других ду-хов. Вы слишком далеко зашли… Всегда, когда будете вызывать ду-хов, являться будем мы с Мехлисом, и далее уже мы будем вызы-вать тех, кто поможет понять, что происходит в России…   Слишком много дурного ваши предшественники, ваши соратники сделали своей стране и своему народу. Да и вы сделали для народа мало чего хорошего… И, видимо, поэтому  нас с Мехлисом через вас и ваших приспешников вызвал сюда русский народ. И наш дух – дух понимания элементарных вещей и желания обрести народом пра-вительство, действующее в его интересах, а не в интересах кучки корыстных, злостных, безжалостных насекомых, из которых кое-кто позволяет себе сидеть во время парада Победы, - и этот дух уже никогда не уйдет, пока Россией правите вы и вам подобные поли-тики.  Запомните это. А вскоре это желание, как и всякий дух, овла-девший народом, непременно материализуется,  - хорошо, если в приемлемых для него самого формах и бескровных событиях. А мы, Мехлис,   не имеем права вмешиваться в исторический процесс. Хотя я вижу, что вас так и тянет задавать всякие вопросы… Вас же за вмешательство во внутренние дела Настоящего посадят в карцер, Мехлис, в баньку с пауками… . Вам что, Лев Захарович, охота сидеть тысячу лет в баньке с пауками? Понимаете, Мехлис, люди, которые не хотят понять, что теряют страну, не имеют права ею управлять! Они знают, что теряют страну, но электорат – избиратели, с помощью административного ресурса говорят им, что они самые понимающие в том, что происходит.  Может, они и понимают, но это понимание – не в пользу Родины.
Президент (холодно). Позвольте, вы что, пытаетесь уличить меня в … государственной измене?
Сталин. Что вы? Как можно! Вы всенародно избранный Президент, и потому можно говорить о вашей нерешительности или неумении управлять, но ни в коем случае не о государственной измене!  (Усмехается и продолжает). Но доказательства несуществующему всегда найти легче, чем существующему – был бы человек, а Пре-зидент он или простой гражданин, - это значения не имеет. В то время, когда в НКВД был  тринадцатый отдел, руководимый това-рищем Рудневым , на любого человека находились доказатель-ства… Вы, должно быть, знакомы с трудами Руднева…
Президент. Что-то слышал…. Но… не определялся с его доктриной…
Сталин. И зря! Великая чистка 30-х годов – это его разработка…
Президент. Вспомнил! Ведьмы и ведьмаки, евреи и Ламброзо , а в подтверждение его теории – состав наркоматов, которые – все – на 95 процентов – состояли из евреев! Вы об этом, товарищ Сталин?
Мехлис. Ну, не о той же глупости, согласно которой революция ПО-ЕДАЕТ своих детей!
Сталин. Товарищ Мэхлис!... Я слово вам не давал.
Мехлис. Простите, товарищ Сталин!
Сталин. Вопрос был задан мне. Мне адвокаты не нужны… Мой ад-вокат - История, а не люди…  И вот вам, товарищ Президент, мой ответ! Никто не вправе, даже я, уличать Президента, в государ-ственной измене… Это мои коллеги по бывшей партии – коммуни-стической – могут городить подобную чушь: что Ельцин или Путин – агенты мирового империализма, сионизма и нести прочую чепуху… Большей глупости придумать нельзя…  Я же такого говорить и утверждать не могу! Если бы я такое посмел утверждать, то дух са-мого Сербского пришел бы в крайнее возмущение и без приглаше-ния явился бы сюда! А его нет…  Значит, у меня с психикой, как и у моего соратника товарища Мэхлиса, все в порядке! Чтобы понять, что происходит в стране, не надо никого обвинять в измене, а просто честно проанализировать, что происходит в стране. Товарищ Мэхлис, вы проанализировали состояние России в данный момент?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. 
Сталин. Скажите нам откровенно: что вас больше всего удивило? Говорите, как есть, ведь в Кащенку вас, ДУХА, все равно не отправят!
Мехлис. Товарищ Сталин… За правду я, конечно, готов и  к Серб-скому, и в Кащенку… Но масштабы воровства из государственного бюджета… товарищ Сталин… масштабы поражают…. Воровство из русского бюджета и отправка уворованного за границу – это помощь Западу серьезнее, чем план Маршалла … Даже народные артисты возмущаются… Артисты понимают!   Я, хоть и еврей, но мне обрезали не честь…  При подобных масштабах воровства, я, будучи, Президентом, как человек чести, застрелился бы…
Сталин (внимательно посмотрел на Мехлиса, пыхнул трубкой,  прошелся  по кремлевским  коврам). Как вы себе это представляете? Чтобы первое лицо государства российского, закончило жизнь самоубийством…. Тут вы, Мехлис, погорячились… Россия, хоть и считается Третьим Римом,  но она так же далека от него как по менталитету, так и по времени.  Русские – христиане,  не стоики. Это в Риме считалось, что самоубийство императора -  высший акт проявления «мужества быть» и возможности остаться  человеком.  А в России, Мехлис, ничто не может стать причиной самоубийства высшего должностного лица:  ни позор, ни преступление, ни удру-чающее состояние страны,  ни  обнародование материалов личной жизни, ни людские бедствия.  Подобные обстоятельства не могут стать причиной  для самоубийства и более мелких фигур на поли-тическом Олимпе.  Это называется государственный иммунитет. А состоит этот иммунитет вовсе не из сострадания, жалости, эмпатии, а из чувств и состояний им противоположных… Президент – стойкий человек, даже крестится иногда, может,  и молится при этом... Оппозиция утверждает, что он собирается править страной, как минимум, еще одиннадцать лет… И даже угроза исчезновения ти-тульной нации в результате  заселения страны мигрантами с окраин разваленного СССР не может стать причиной самоубийства первого лица в государстве.
Мехлис. Вы полагаете, что такая угроза реальна? 
Сталин. Я назвал несколько угроз: о какой из них вы спрашиваете?
Мехлис. Об угрозе заселения страны мигрантами, конечно, а не про одиннадцать лет предстоящего правления. Это предрешено…
Сталин. Согласен. Нищий народ не любит думать, он любит обеща-ния. Поэтому одиннадцать  лет правления Президенту обеспечено, а народу обеспечена нищета. Президент всегда дает серьезные обещания в своих ежегодных буллах парламентариям. Все прини-мают эти планы за чистую правду. А он просто тренируется.
Мехлис (непонимающе). Простите?
Сталин. Тренируется! Говорит, после завершения политической ка-рьеры, хочет заняться литературным творчеством.
Мехлис (с улыбкой). Надеюсь, он не станет в литературе последо-вателем…
Сталин (перебивая). Он там никем не станет. Не стоит беспокоиться. Так, жанр мемуаров, тяжелое шевеление языка, с трудом под-чиняющегося усыхающим старческим мозгам…
Мехлис (озадаченно). Но это же все равно очень опасно…
Сталин (уверенно). Не стоит беспокоиться. В мемуарах еще ни один политик не написал, чьи заказы он выполнял, проводя в жизнь так называемую «свою политику»… Хотя у него есть возможность, при желании, просидеть на троне и больше, чем одиннадцать лет (Сталин выразительно посмотрел на Премьера). Этого не видит только тот, кто не желает этого видеть. А народ – он все равно не думает. Особенно русский народ. Не зря говорят, что он силен зад-ним умом. Мы нашему товарищу, члену Политбюро, чтобы лучше думал, иногда подкладывали помидор …
Мехлис (с усмешкой). Помню… Как же! Даже пикнуть не смел. Так и сидел на… помидорах…
Сталин. А русский народ всегда на них сидел, но это нисколько не пробудило его мышления… Это и стало причиной его почти полного исчезновения за последние тридцать лет…
Мехлис (удивленно). Простите, товарищ Сталин, но я не понял… про исчезновение?
Сталин. Что тут непонятного, Мехлис? В каждом народе сначала исчезает дух. Потом традиции. Потом облик. У нашего народа, у русских, остался только облик. (Сталин посмотрел в сторону си-дящих за столом). Им осталось преодолеть только русский облик. (С горечью). Остальное они уже сумели преодолеть...
Президент. Но вы, в некотором роде, грузин? Почему вы причисля-ете себя к русским?
Сталин (задумчиво прошелся по коврам, дымнул трубкой). Конечно, я мог бы ответить вам вопросом на вопрос, но это мне не к лицу, не позволяет русская культура во мне… Я ответил на ваш вопрос?
Президент. Не совсем понял…
Сталин. Это просто: я человек русской культуры.
Мехлис (поспешно). Как и все большевики!
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Я бы воздержался от такого утверждения, Мехлис: среди большевиков слишком много было евреев…
Мехлис (обиженно). Но мы же сделали революцию…
Сталин. А что еще, Мехлис, вы можете сделать кроме революции, хаоса и беспорядка?
Мехлис (обиженно). Если вы обо мне лично, то я, товарищ Сталин, всегда был вашим верным помощником. За остальных не отвечаю.
Сталин. Не отрицаю, вы были мне верным помощником, но только в вопросах разрушения или уничтожения. Созидание, Мехлис, так же было недоступно для вас, как осталось оно недоступно для Чубайса, Гайдара или Козырева, Ясина и прочих….   Но несмотря на то, что при  мне в Правительстве было много евреев, ни у кого из русских царей не было такого порядка в стране, как у меня.
Мехлис. При  царях нас даже близко к трону не подпускали. По-этому у них и не было такого порядка… А при вас – всегда стояли рядом мы …
Сталин. Вы, евреи, безусловно, могли  рассчитывать на мое распо-ложение, но не на снисхождение к вам… Значит, если говорить о порядке, то дело совсем не в вас. От вас ничего кроме смуты, пре-дательства и доносительства я никогда не ожидал, а потому то-тально контролировал всю вашу деятельность… Вы же не умеете созидать. Вы даже свое отечество разрушили, свое государство. (Переходит на интонацию одесситов).  И что вы-таки,  Мехлис, после этого имеете мне сказать, а?
Мехлис (обиженно). Мы никогда не разрушали своего государства. Это сделали римляне.
Сталин. Они допустили большую историческую ошибку, а вы, как могли, способствовали её совершению… (С усмешкой). И сделали это так удачно, что в мире совсем не осталось евреев… Они все слились с титульными нациями… И появилась пятая колонна всяких революций…
Мехлис. Товарищ Сталин, все это было после служения и воскресе-ния Христа, а что было после Христа – было осуществлено по божьей воле. Иначе христианство так и осталось бы сектой в иудаизме, и евреи никогда бы не слились с титульными нациями, и я не говорил бы сейчас с вами как христианин с христианином…
Сталин. Анекдот: Мехлис – христианин…
Мехлис (гордо). Мехлис – большевик, и потому - христианин!
Сталин (с усмешкой). Парадоксальное утверждение…
Мехлис (продолжает с еще большей уверенностью). И, как боль-шевик, я никогда не допустил бы ошибки ложного интернациона-лизма: впускать в Россию всех… А ведь пускают всех! А это, товарищ Сталин, выливается в угрозу утраты Россией национальной са-мостоятельности. Странно, что никто не видит и угрозу территори-альной целостности России в результате  китайской экспансии на Дальнем Востоке… Буза японских премьеров насчет Курил – это комариный писк в сравнении с незаметным молчаливым роем ки-тайских аграриев от Владивостока до Уральских гор. Следствием этого может быть  аннексия территории страны в этих пределах…
Сталин. А что на это нам скажет товарищ Президент?
Президент. Мехлис преувеличивает. Раздувает из мухи слона.
Сталин (с усмешкой). Из русской мухи – еврейского слона?
Президент (твердо). Еврейских слонов нет. Это все еврейские штучки в надежде поссорить  нас с великим китайским народом.
Мехлис. (Крайне озадачен. Он даже присел на подвернувшее крес-ло, рядом с Премьером.) Товарищ Сталин, устал я тут… Не мы же управляем этой великой страной и ее народом… И зачем нам… во-обще обсуждать эти проблемы? Я ведь  могу не вынести всего это-го… я переживаю, а у меня у повышенное давление, и так уже было два инфаркта…
Сталин. Ай, Мэхлис, вечно вы-таки, евреи, все преувеличите, что касается вас лично! (Наставительно). Мэхлис, ты уже давно – ДУХ! У духов не бывает инфарктов, инсультов, стенокардии и даже заво-рота кишок!  Лучше скажите, какое у вас мнение о санкциониро-ванном властями заселении страны мигрантами и угрозе целостно-сти страны? Можно ли этот процесс остановить?
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, эти процессы - заселение райо-нов страны с титульной нацией всякими мигрантами, - можно и необходимо приостановить также,  как и экспансию китайских аг-рариев с возможной последующей  аннексией  Китаем Дальнего Востока, Восточной и части Западной Сибири. Все это, повторяю, можно легко предотвратить. Но тут нужна такая политическая воля как у вас, товарищ Сталин. Слишком много внутренних проблем накопилось в стране за какие-то двадцать лет. К бегству мозгов и утечке капиталов присоединилось неслыханное воровство, безна-казанность и заселение России иноверцами.  Я думаю, если такая воля не проявится, то… возможна четвертая русская революция, она же - последняя… Для России она будет последней независимо от того, в какие цвета она будет окрашена – оранжевые, красные или коричневые.
Сталин (пыхнул трубкой, задумчиво прошелся по коврам). Полагаю, с вашим мнением, товарищ Мехлис, относительно готовности России к революции следует согласиться. Но революции в России не будет. Конец России придет без всякой революции: ее просто распродадут, потому что разворовать ее невозможно, она слишком богата для этого…
Президент (возмущенно).  Как это - распродадут? Я не позволю!
Сталин. А вас и спрашивать никто не станет, как не спрашивают сейчас, разворовывая ее…
Президент (нервно). Но все же воруют тайно! Никто же не делает это открыто, никто же признаётся, что он  - вор!
Сталин (с усмешкой). А вы маленький, ничего не понимаете, и ваше окружение ничего не видит и не понимает… У вас скоро дойдет до того, что люди из вашего окружения будут хвалиться друг перед другом тем, кто больше украл…
Мехлис. Вот-вот, именно: окружение-то и ворует больше всех. И у них не принято сообщать «кому следует», если страну грабят.
Сталин. Потому Президент должен контролировать все и всех сам! По крайней мере, проконтролировать министров и свое окружение совсем нетрудно…
Президент. Мне трудно с вами спорить. Но я обязан действовать в соответствии с Конституцией.
Сталин. В самом начале нашего диалога мы согласились, что Кон-ституция в определенных случаях – фиговый листок, которым при-крывают свое бессилие и неумение управлять страной.
Президент. Но так считаете вы…
Сталин (останавливается напротив Президента и внимательно смотрит на него). Я просто обязан заметить вам, что ваше пове-дение напоминает мне следование высказыванию одного из моих оппонентов – Муссолини, который говорил, что в мире больших денег и политики лучше всего действует один закон: «Для друзей – все, для остальных – закон». А неведением прикрываются все: и политики, и их друзья.
Президент. Товарищ Сталин, вы хотите сказать, что я действую в соответствии с этим законом?
Сталин. Я не хочу это сказать – я это уже сказал. Это, во-первых. А во-вторых, в соответствии с этим законом вы не действуете, а без-действуете… Разве вам не известно, что в политике бездействие равно действию?
Мехлис. Позвольте высказать догадку, товарищ Сталин? Относи-тельно бездействия Президента в сложившихся условиях?
Сталин. Хорошо, высказывайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что и действия Президента, и его бездействие направлены на создание условий для государственного переворота, после которого непременно случится революция!
Президент (прикрыв глаза и покачав головой). Товарищ Сталин, Мехлис бредит. Он мне уже надоел.
Сталин. Пусть бредит. Бред умных людей бывает полезнее речей образованных дураков. (Подумав). Мехлис, вы имеете в виду пере-ворот в том виде, в котором он был в России в 2008-2012 годах?
Мехлис. Нет, товарищ Сталин. Это будет настоящий переворот – с упразднением и разгоном всех ветвей власти – как и положено при перевороте.
Сталин (подумав). Я думаю, что переворот в том виде, в котором он был в 2008-2012 годах, может случиться еще раз, а революция в нынешней России невозможна –  ни до всяких переворотов, ни по-сле. Что это вы, Лев Захарович, краски сгущаете? Хватит лить рус-скую кровь…
Президент. Я уйду, подготовив преемника, поэтому никаких пере-воротов не будет. А насчет революции, товарищ Сталин, я согласен с вами полностью. Она невозможна.
Мехлис (с чувством). А я считаю, что революция неизбежна! Я со-мневаюсь в ее невозможности, товарищ Сталин.
Сталин. Ваша настойчивость, Мехлис, несколько удивляет, и, похо-же, не только меня. (Подумав). Хорошо! Тогда я хотел бы услышать от вас, товарищ Мехлис, как вы обосновываете, свою точку зрения на возможную революцию в современной России?
Мехлис (переминается с ноги на ногу). Товарищ Сталин… Я…
Сталин. Что такое, товарищ Мэхлис? Что вы, как школьник? Говори-те!
Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что лучше мне обосновать свою точку зрения вам одному…
Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Почему?
Мехлис. Это может быть… государственным секретом. А тут… (Мех-лис указал рукой на сидящих).
Сталин. Полноте, Мэхлис, играть в шпионов. Здесь все свои. Агенты влияния давно за пределами Правительства. Говорите.
Мехлис. Товарищ Сталин, я, в таком случае, снимаю с себя ответ-ственность за последствия.
Сталин. Мэхлис, ответственность – это не голова  и шинель, и даже не звезды на погонах, ее не так просто снять… (Президенту.) Я надеюсь, никто не ведет стенограммы этого заседания?
Президент. Я запретил. Но по итогам заседания будет принято по-становление.
Сталин (удовлетворенно кивает). Хорошо. (Мехлису.) Говорите.
Мехлис. Есть два сценария последней русской революции: по пер-вому сценарию, она может произойти в ближайшее время…
Сталин (перебивая). В ближайшие месяцы или годы?
Мехлис (уверенно).  В ближайшие три-четыре года. А  если этого не произойдет, то будет… (неожиданно умолкает).
Сталин. Ну, Мэхлис, смелее… Что будет?
Мехлис. Сначала, товарищ Сталин, будет переворот! А революция станет следствием этого переворота.
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, этот господин явно не в се-бе… Предложите ему прекратить оглашать глупости...
Сталин (с усмешкой, иронично). Глупости? А мне нравится слушать глупости моих соратников. Особенно, если соратник был в свое время «глазами и ушами» партии и правительства.
Мехлис (уловив поощрительную интонацию в голосе Сталина и приободрившись). Разрешите продолжить, товарищ Сталин?

Тишина. Слышно лишь, как Сталин мягко ступает по коврам.

Сталин. О каком перевороте вы говорите, Мехлис?

Мехлис хочет что-то сказать, но Сталин поднимает руку, останавливая его.

(Продолжает, сделав несколько шагов и пыхнув трубкой). Один раз, как я уже говорил, Президент совершил переворот. Я бы назвал его – оранжевым переворотом. Он состоял в том, что Президент избрал вместо себя с помощью народа нынешнего премьера, который подержал для него президентское кресло до следующих президентских выборов.  Все всё понимали, но никакой революции не произошло. А потом он снова стал Президентом. И все, на что оказался способен русский народ в условиях такого переворота – это подвигнуть писателя, актера и продюсера говорить правду людям . Но русский народ стал глух к правде. Он слышит только звуки дудочки Нильсов – Горбачева, Ельцина… Дудочки  Премьера и Президента наигрывают ельцинскую мелодию в обработке Чубайса и олигархов, основной мотив которой – обогащайтесь, как можете... Хотя Президент иногда сбивается и играет не по нотам – и тогда «невиновные» отправляются в свободную Англию или в лагерь… Побольше бы таких «сбоев» - глядишь, и мелодия стала бы политически правильной...
Мехлис (нетерпеливо). Разрешите продолжить?
Сталин. Хорошо, продолжайте.
Мехлис. Товарищ Сталин, политическое самосознание народа…
Сталин (прерывает).  Бросьте, Мехлис! Нет у народа никакого  по-литического самосознания! Слишком велика разобщенность народа, чтобы можно было говорить о его политическом самосознании. Но вообще-то, самосознание, конечно же, есть. Самосознание русского народа в настоящий момент определяется двумя составляющими: жаждой обогащения любой ценой и страхом за завтрашний день.
Мехлис. Согласен. И желание обогатиться любой ценой есть, и страх есть. Но и революционное политическое самосознание есть! Правда, оно спит…
Сталин. Да, как медведь. Только весна в России не предвидится вообще. Поэтому этот медведь не проснется.  Все больше признаков того, что в России подмораживает. И это хорошо – с моей точки зрения…
Мехлис. Но я сделал анализ ситуации и пришел к иным выводам! В России в настоящее время налицо все три признака революционной ситуации!
Сталин (пристально смотрит на Мехлиса). Хорошо. Докладывай-те! Только по порядку: сначала о возможности революции в ны-нешней ситуации, потом о перевороте, а уж затем  о революции как следствии переворота. Но помните, Мехлис, «что для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без револю-ционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки револю-ционной ситуации в России в настоящее время?»
Мехлис. Масштабы воровства в стране настолько велики, что пред-ставления  о том, что все позволено, становятся  убеждениями пра-вящей верхушки. «Верхи» не могут  жить  по-старому: им большего подавай!  Если бы можно было украсть Кремль и Красную площадь, они бы это сделали не задумываясь!
Сталин (искоса, с любопытством, смотрит на Мехлиса). Кремль… И так уж - куда еще больше? Воруют сколько хотят, ответственности на несут, живут как эмиры… Куда больше, Мехлис?!
Мехлис. Я тоже так думал. Раньше. Пока не побывал как-то на од-ном предвыборном съезде или собрании, черт их разберет, этих нынешних, у них там на трехцветном флаге медведь был изобра-жен… Так вот на нем их главный, кажется, губернатор, говорит пол-ному залу своих сторонников, что мы, мол, столько уже правим, всего достигли, всего у нас в достатке, так что пора и о людях поду-мать. А из зала ему отвечают, что, конечно,  неплохо бы каждому из нас, ваших верных слуг, деревеньки по три-три четыре на двести душ каждая, а ему из зала отвечают, что столько, мол,  деревенек, чтобы на каждого хватило, уже нет –  все развалили, но можно, говорит, землицу поделить, а на нее таджиков завезти… Тут все так дружно зааплодировали, что я чуть не оглох… Я потом даже к себе доктора вызывал…
Сталин. Опять вызывал? Тогда на фронт из кремлевской больницы самолет вызывал, а сейчас… Ай, Мехлис…
Президент (Сталину). Вранье, товарищ Сталин, чистой воды вранье!
Сталин. Что, вранье? Что Мехлис самолет за доктором посылал?
Президент (нетерпеливо). Нет, собрание – чистое вранье…
Сталин (строго). Мехлис, это правда?
Мехлис (глядя Сталину в глаза). Честное партийное…

Сталин  задумывается и  неслышно идет по коврам вдоль сидя-щих министров и вице-премьеров, словно приклеенных к креслам. Сталин не замечает их присутствия.

Премьер (в тишине его выкрик звучит так громко, что Сталин повернувшись несколько раз оглядывает его с головы до ног). Пусть Мехлис город назовет, где это было!

                Сталин вопросительно смотрит на Мехлиса.

Мехлис. Город? Пожалуйста: Воровоград!
Премьер (язвительно). А вот и нет такого города-то!
Мехлис (Сталину). Товарищ Сталин, там все выступающие, начиная выступления, говорили так, точно клялись: «Я, воровоградец»… Поэтому я решил, что и город, где все происходит и есть Воровоград!
Президент (задумчиво). Черт! Может, уже что-то переименовали? На деньги, наворованные ими из бюджета, они могут и страну пе-реименовать... Проснешься,  а ты уже Президент какой-нибудь дру-гой страны или вообще не Президент…
Мехлис (Сталину). Но одним из самых ярких свидетельств того, что верхи не могут жить по-старому, это недавнее заявление нового русского миллиардера о том, что необходимо разделить «ГАЗ-ПРОМ», чтобы одна его часть работала на Европу, а вторая – на Дальний Восток и Восточную Сибирь.
Сталин (мрачно). Дальновидное предложение. После раздела «ГА-ЗПРОМА» они разделят Россию. По уральскому хребту. Да, Мехлис, при мне такое предложение было бы  неоспоримым свидетель-ством, что верхи совсем не хотят жить… А при них (Сталин мах-нул рукой) это признак революционной ситуации…
Мехлис. А недавно, товарищ Сталин, Президент внес в Думу проект закона о возврате вкладов… Я думаю, это предложение – лакмусо-вая бумажка для членов правящей партии. Ведь это пробоина в борту правящего корабля…
Сталин. Вы думаете, с корабля побегут?
Премьер (с возмущением). Вы на что тут намекаете?!  Мы тут все по убеждениям.
Сталин. Скажите, Мехлис,  членство в какой-либо партии может стоить награбленного или украденного богатства?
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Ну-ну, Мехлис! Говорите!
Мехлис. В партии, где перебывали все олигархи, членство может быть дорого тем, кто еще недоворовал и недограбил…
Премьер. Как вы смеете, Мехлис?!
Сталин (поднимая руку с трубкой). Спокойнее. Здесь же не англий-ский парламент, наконец… Лучше назовите мне хотя бы одного члена вашей партии, который  в последние 20 лет трижды не отрекся бы от своих убеждений и не перебежал из партии в партию? Акт отречения от убеждений, если на карту поставлены большие деньги, большинству ваших людей совершить также просто, как выпить стакан воды.
Мехлис. Я с удовольствием добавил бы им в воду цианистого ка-лия…
Сталин. Вы слишком строги к ним, Мехлис… Это же люди, не пом-нящие родства, а к таким… я опущу это крепкое слово, каким хоте-лось бы их назвать, - надо относиться со снисхождением, ведь это их вера, - вера в то, что все позволено: предать, продать, отречься…
Президент (с возмущением). Ваши высказывания переходят все допустимые границы, господа из прошлого! Что все это значит?

Мехлис хотел что-то сказать, но Сталин остановил его жестом руки. Мехлис почтительно склонил голову. Он взволнован, что хорошо видно по мимике его лица.


Сталин. Это значит, что Мехлис охарактеризовал нам первый при-знак революционной ситуации в России.
Мехлис (возбужденно). Но главное, что при этом Президент,  зная, что происходит в стране, не предпринимает никаких мер по борьбе с ворами и внутренними врагами страны…
Президент (с усмешкой). Вы полагаете, что это и есть признак ре-волюционной ситуации?
Мехлис. Несомненно, если брать в совокупности нежелание верхов жить не воруя и ваше нежелание хоть как-то воспрепятствовать грабежу страны и государственного бюджета.
Сталин. А я думаю, что это и признак революционной ситуации, и, одновременно, свидетельство беспомощности и  деградации власти.
Мехлис (напористо). Есть и второй признак. В условия выживания поставлено фактически 80 процентов населения.
Сталин.  Да? И у вас есть этому доказательства?
Мехлис. Конечно. Одну минуту. (В руках Мехлиса появляется чер-ная папка. Разложив ее, зачитывает.) С доходом ниже 3422 рубля в месяц в России живут 13,4% населения. Это состояние крайней нищеты.
– В нищете живут 27,8% населения с доходом от 3422 рублей до 7400 рублей в месяц.
– В бедности живут 38,8% населения с доходом от 7400 рублей до 17000 рублей в месяц.
– «Богатыми среди бедных» являются 10,9% населения с доходом от 17000 рублей до 25000 рублей в месяц.
– На уровне среднего достатка живут 7,3% населения с доходом от 25 000 рублей до 50000 рублей в месяц.
– К числу состоятельных относятся граждане с доходом от 50 000 рублей до 75 000 рублей в месяц. Их число составляет 1,1% населе-ния России.
Так называемые богатые составляют 0,7% населения. Их доходы оцениваются свыше 75000 рублей в месяц.
Из приведенных данных видно, что первые три группы (нищие, в том числе живущие в крайней нищете, и бедные) составляют ровно 80% населения современной России. Это почти 113 миллионов человек. Полагаю, что в России нужда в той или иной степени коснулась не менее 100 миллионов.  Обострение нужды  выше обычного…  Это второй признак революционной ситуации.
Сталин. И давно здесь так?
Мехлис. Давно. Очень давно.
Сталин. Вы нашли этому объяснение, товарищ Мехлис? Это очень важный момент!
Мехлис. Не нашел.
 Сталин. Странно. Вы всегда находили объяснения и виновных…
Мехлис. Здесь всегда было и будет так… Нищета и воровство – единственное, что в России сейчас стабильно как никогда…
Сталин. Это не причина держать народ в нищете.
Премьер (сокрушенно). Товарищ Сталин, ну о какой нищете нам тут Мехлис вещает, если средняя заработная плата в стране почти 26 с половиной тысяч рублей!
Сталин. Это ваш Росстат подсчитал?
Премьер (убежденно). Конечно! Я не понимаю, как Мехлис увидел нищету при такой средней заработной плате?! У нас высоко обес-печенный народ! И эту обеспеченность народа на нынешнем уровне мы постараемся сохранить в течение всего времени нашего пребывания у власти.
Сталин.  То есть, все это время будете держать народ в нищете. Ко-нечно, что же будут воровать ваши приспешники, если государи не будут держать народ в нищете?
Премьер (возмущенно). Нет, я определенно не понимаю, к чему вы клоните! Наша статистика утверждает обратное!
Сталин. Насчет вашей статистики я уже высказывался. Что же каса-ется средних величин, то я могу сказать следующее. В реке утонула лошадь. Воды в реке, в среднем, было лошади по копыто… А на из-готовление колбасы рябчиковой с кониной, в среднем, уходит одна тушка рябчика на тушу лошади…
Премьер. Но и при вас доходы людей были нищенскими - чтобы только выжить…
Сталин. При мне были зарплаты, а не доходы. Это, во-первых, а во-вторых, если вы еще не забыли, у меня касса для всего народа была одна, я имел возможность контролировать зарплату и, естественно, экономил. Да и потребности, господа, в те времена были другие…
Премьер (обличающе). Вот. Экономили-таки.
Сталин. Экономил, чтобы построить тяжелую индустрию, способную производить танки и пушки, чтобы страна с великой историей не была похоронена мировым империализмом.
Премьер. А может было бы лучше, чтобы ее похоронили? Вместе с вами, конечно?
Сталин. Последний вопрос оправдывает вас и ваш первый вопрос. Но народ и так скоро поймет не умом, а крепким местом, с кем имеет дело. Да и то – может быть, поймет. Так скажите мне, господа демократы: а вы-то для чего экономите? Зачем? Чтобы было что воровать вашим приближенным и олигархам?
Премьер (с гордостью). А мы не экономим.
Сталин (с усмешкой). Да, это заметно… Забивка одной сваи на не-которых олимпийских объектах в Сочи, в городе вечного лета, стоит у вас четыре миллиона рублей.
Премьер. Мы не экономим в вашем понимании. У нас иная эконо-мическая система.
Мехлис. Нет у них, товарищ Сталин, никакой системы, кроме кор-рупционной и воровской…
Сталин. Что вы на  это скажете, господин Премьер?
Премьер (гордо). Мы с ней боремся!
Сталин. Особенно это заметно по Министру обороны, Рослизингу и олимпийским объектам…
Премьер. Это издержки больших начинаний! Это издержки больших реформ!
Мехлис. За такие издержки – десять лет без права переписки… А за реформы – двадцать…
Сталин. Что вы, Мехлис! Сейчас в России отдать под суд человека, укравшего миллиард, считается государственным преступлением.  Народ этого не знает, потому, как всегда, не думает.
Премьер (в негодовании). У нас все по закону. У нас правосудие!
Сталин. Эту сказку для политически незрелых людей - про закон - мы с Мехлисом уже слышали… Внукам на ночь будете рассказывать про законность в России и правосудие во время вашего правления. Как подметил один умный человек, у вас на смену организованной преступности 90-х пришла организованная ею законность . Навер-ное, поэтому у вас Смердюков, при котором разворовывали мини-стерство обороны, вместо обвиняемого является бывшим министром потерпевшего ведомства. (Президенту). Почему же до сих пор не выработан эффективный механизм борьбы против коррупции и растащительства?
Президент. Мы работаем.
Мехлис. Не верьте, товарищ Сталин, они ничего не делают.
Сталин. А я никому и не верю. Что может быть лучшей основой для полноценного сотрудничества, чем здоровое недоверие?  (Прези-денту). И все-таки Мехлис прав: ничего вы не делаете… Почему?
Мехлис (нетерпеливо, резко, с нажимом.) Потому, что таким обра-зом он хочет  создать условия хаоса и неуправляемости в стране и совершить переворот.
Президент (перебивая Мехлиса, обращается к Сталину). Товарищ Сталин, я же говорю, этот человек не в себе…
Сталин. Подождите с переворотом, Мехлис! В самом деле: зачем ему еще какой-то настоящий переворот? У Президента и так доста-точно власти… 
Мехлис. Но он же ее не использует!
Сталин. А может быть, как раз наоборот?
Мехлис (растерянно). Как?... (После короткого размышления). Мо-жет, конечно…
Сталин. Мехлис, давайте по порядку. Сначала о том, почему мы до сих пор не наблюдаем революции, если верхи не могут жить не во-руя все больше и больше, народ живет в крайней нищете,  и Пре-зидент уже не может жить по-старому, а потом уж про переворот. 
Мехлис. Потому что пока еще слаба третья  составляющая револю-ционной ситуации, но она, несомненно, присутствует. Хотя при определенных обстоятельствах может быть достаточно и такой тре-тьей составляющей, слабенькой…
Сталин (взвешивает в руке дымящуюся трубку, потом задумчиво качает головой). Вижу, почти все присутствующие смотрят на вас, Мехлис, как на оракула, говорящего совершенно непонятные вещи. Вас не понимают. Объясните им, Мехлис, что такое третья состав-ляющая в революционной ситуации.
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин. (Поправил ремень, подтянул портупею). Для того, чтобы революционная ситуация переросла в революцию, необходимо, «значительное повышение, в силу ука-занных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей об-становкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению».
Сталин. Мехлис, как бывший редактор «Правды», вы, конечно, мо-жете  удивить меня тем, что помните эти слова наизусть. Меня мо-жете, но не их (Сталин обвел дымящейся трубкой присутствую-щих). Они не знают, кому принадлежат эти слова, поэтому ваша эрудиция здесь только для меня. Они же не знают прошлого,  иначе они  хоть как-то отреагировали бы на вашу реплику… Что ж, Мехлис, историческая память правителей – это проявление генетического родства со своим народом. Здесь, как видите, его нет. Так что вы попроще объясните господам, чтобы поняли. Не стесняйтесь сказать правду.
Мехлис (твердо). Товарищ Сталин, я же интернационалист: я все нации ненавидел одинаково. Поэтому скажу.
Сталин. Когда такое длинное предисловие, значит, человек хочет увильнуть от прямого ответа…
Мехлис (нахмурившись).  Буду краток. Третья составляющая рево-люционной ситуации – это не просто активность масс, ибо актив-ность сама по себе - это проявление стихийности. Третья составля-ющая революционной ситуации – это наличие организующей силы, способной поднять массы, повести их за собой, получить с массами все, что нужно организующей силе,  а потом в той или иной форме присвоить полученное массами и заставить массы работать на себя!
Сталин (аплодирует). Браво, Мехлис, вы превзошли самого себя, но так и не сказали нам, что же это за организующая сила.
Мехлис. Это, товарищ Сталин, наиболее активная часть населения, всегда приходящая в революцию.
Сталин (усмехается). Так и не хотите сказать прямо… Тогда ответьте: откуда пришла эта наиболее активная часть населения, поднявшая массы на борьбу с самодержавием в России в 20-м веке?
Мехлис (с неохотой). Ну… из-за черты пришла…
Сталин (с усмешкой). Из-за какой такой черты? Ну-ну, вы же интер-националист, Мехлис, большевик… Большевики не лгут…
Мехлис (опустив голову). Из-за черты оседлости….
Сталин. Ага! Наконец-то… И дальше, Мехлис! Что было дальше?
Мехлис. Пришедшие из-за черты оседлости стали той силой, которая повела массы к победе революции.  Я был в их числе.
Сталин. Конечно, не оставаться же было вам артиллеристом в им-ператорской артиллерии...
Мехлис (патетично). Но я всем сердцем воспринял революцион-ный подъем масс и когда понял, где главный фронт борьбы за светлое будущее…
Сталин (перебивает, насмешливо)… всего человечества…
Мехлис (продолжает, не улавливая иронии)… всего человечества, я пошел на борьбу…
Сталин. И обрели личное счастье и благополучие… за счет русского народа…
Мехлис (растерянно). Да, конечно… А разве вы с товарищем Ле-ниным не для этого задумывали и делали революцию?
Сталин (с усмешкой посмотрев на Мехлиса). А все-таки я правильно сделал, что не расстрелял вас, Мехлис! И всех ваших…  Мне что-то подсказывало,  что в вашем народе я выбрал правильную опору на время проведения революционных преобразований в стране. Без ваших товарищей, Мехлис, не было бы ни красного террора, ни ЧК, ни гонений на православную церковь,  ни эмиграции 22-го года, ни Беломоробалтийского канала, ни Соловков… И ГУЛАГа без ваших не было бы… Который ваши же потом и описали, а все зверства приписали мне, как будто это я учил их истреблению людей… Ваши зверствовали, Мехлис… Землячка еще в двадцатом году едва не превратила Черное море в красное - от крови…
Мехлис. Товарищ Сталин…
Сталин. Что, товарищ Сталин? Я уже без малого сто лет - товарищ Сталин…
Мехлис. Товарищ Сталин, у революционеров нет национальности…
Сталин (с усмешкой). Это всего лишь оправдание, Мехлис. Красками национального характера, как и кровью, окрашивается любая революция.
Мехлис. Но… вы же сами признали, что без наших… даже вы – ни-куда…
Сталин. Куда же без вас. Вы как плесень – всюду приживаетесь… Где надо судорогу пустить по народу – кого направить на такое правильное дело? Только ваших, Мехлис, - другие-то совершенно неспособны. Ну, может, еще немцы… Только они смогли придумать фабрики смерти… А вообще, Мехлис, у ваших в России, всегда две социальные роли: вы либо жертвы власти, либо ее верные помощ-ники…
Мехлис (обиженно). Товарищ Сталин…
Сталин (с зловещей усмешкой). Это шутка. Спишите ее на мою па-ранойю…
 
Тишина. Ни одного слова среди присутствующих. Слышно, как Сталин раскуривает трубку. Он сосредоточен на этом, ни на ко-го не смотрит.

Сталин (снова с усмешкой). Что притихли, господа правители?

                Тишина.

Мехлис. Товарищ Сталин, у господ правителей от ваших мыслей  заклинило извилины.
Сталин. Вы, Мехлис, всегда были по натуре провокатором и обли-чителем – это у вас от библейских пророков осталось в генетической памяти. Не обижайте этих людей – они правят нынешней Россией! Итак, Мехлис,  мы выяснили: чтобы была революция, нужны соответствующие кадры из-за черты оседлости. Сейчас такой черты нет… (С усмешкой.) Может, стоит ее снова ввести, чтобы было откуда приходить революционным кадрам? А, Мехлис?
Мехлис (растерянно). Но… товарищ Сталин, это же международный скандал и стопроцентная неизбежность революции… И вообще… такое в современных условиях просто невозможно… Это полная изоляция страны…
Сталин. Вы, Мехлис, с годами совершенно утратили чувство юмора. Конечно, невозможно. Тогда откуда же в современной России возьмется наиболее активная, революционная часть населения?
   
Молчание. Сталин проходится по коврам, пыхает трубкой. Оста-навливается напротив Мехлиса.

Может, вы, Мехлис, выводя формулу современной русской рево-люции, не учли, что ваших сейчас стало уже не так много. Вы долж-ны понимать, что русские не способны возглавить революцию. Мы, русские, способны только на бунт. Это стихийное бедствие, хоть и имеющее социальную причину, но совершенно бессмысленное, как говорил великий поэт. Как бывший семинарист, говорю: Господи, убереги Россию от проявления русской революционной иници-ативы…
Мехлис (задумчиво). Может, я что-то и не учел. Но неужели тем немногим нашим, - как открыто выступающим против режима Пре-зидента, так и желающим к ним примкнуть, но сомневающихся в должной оплате их деятельности, не помогут наши олигархи? Ведь согласно моему анализу  именно олигархи должны в первую оче-редь проявить заинтересованность в революции и соответствующим образом профинансировать наших людей для осуществления планов по развалу России.

Сталин  прошелся по коврам, часто останавливался, задумчиво дымил трубкой…

Сталин. В который раз убеждаюсь в правильности своего решения, что не расстрелял вас, Мехлис… Вы хороший аналитик! (Обращаясь к Президенту). Что вы нам скажете теперь, товарищ Президент?
Президент. Рациональное зерно в бредовых рассуждениях Мехлиса, несомненно, есть… Но главный  подстрекатель к бунту недавно умер в Лондоне, второго  я давно посадил…
Сталин. Когда умирают враги – это хорошо. А сажать надо так, что бы из посадок не вырастал протест. А у вас вырастает… Надо правильно готовить народ к посадочной страде…
Президент. Я это уже учел.
Сталин. Хорошо, когда ученик понимает своего учителя…
Президент. Я не считаю себя вашим учеником…
Сталин. В России, да и во всем мире,  ни один лидер не может не учитывать мои методы управления и воздействия на народ. Вы не исключение. И в главном мы  поняли друг друга: чтобы больше не было революций в России, надо ликвидировать их финансовую базу в лице конкретных олигархов - носителей антигосударственных настроений, и тогда внесистемная оппозиция, лишенная финансовой поддержки, зачахнет сама собой... Только даже в таких условиях необходим  жесткий контроль и нажим с помощью ФСФК, ФСБ, ОМОНа и прочих средств умиротворения…
Президент. Я понимаю…
Сталин. И вы не только это понимаете – вы этому следуете. И это вселяет в меня надежду. Но вы часто бываете непоследовательным, особенно в отношении своего близкого окружения. А что вы скажете, товарищ Мехлис?
Мехлис. Скажу, что не все так просто. Президент многое  из жела-емого им выдает за действительное, кроме, конечно, факта смерти Бориса и посадки Михаила. Остальные олигархи на свободе и про-должают обогащаться за счет России. Никто не убедит меня в том, что деньги, поступающие их-за рубежа всяким некоммерческим структурам для организации антиправительственных выступлений, не являются деньгами и наших олигархов.
Президент. У вас есть доказательства этому?
Мехлис. Россия – слишком лакомый кусок для раздела, чтобы ис-кать этому доказательства. Примите это на веру, товарищ Президент.
Сталин (Президенту). Не спорьте. По-моему, Мехлис, прав. Не только империалисты финансируют внесистемную оппозицию. Свои тоже не отстают. Поэтому необходимо бдительно стоять на страже интересов России, прежде всего, внутри самой России. (Мехлису). Так что, товарищ, Мехлис, выходит вы погорячились с революцией в ближайшие три-четыре года?
Мехлис. Нисколько, товарищ Сталин. Если наши рекомендации останутся без внимания Президента, беды не избежать… Три  де-сятка наших смогут поднять народ, если учесть, что народ к рево-люции готов, как перезревшая дева к замужеству…
Сталин. Три десятка… Где же найдется столько акцентуированных личностей, революционеров по складу характера, которые смогут обольстить, увлечь и возглавить народ? Черты-то ведь нет… А, Мехлис, что скажете?
Мехлис (уверенно). Товарищ Сталин, стоит ведь только немного  потрясти  генеалогическое древо некоторых русских, как с него неожиданно посыплются  галахические евреи . А среди нас, сами знаете, процент революционеров по духу очень высок.
Президент. И что это означает?
Мехлис. Это означает, что в России есть кому возглавить револю-ционные процессы. Зря что ли римляне рассеяли нас по всей Земле? Пятая колонна революции есть в любой стране. Только мы можем замутить народ настолько, чтобы он вдруг осознал свое положение, как отвратительное, и пришел к революции.  Конечно, плохо, что нас, евреев, здесь перестали притеснять… Если бы притесняли, то мы быстрее дозрели бы до необходимости усовершенствования окружающей жизни с помощью сил титульной нации…
Президент (Сталину). Товарищ Сталин, у нас такие речи называются экстремистскими, и за них полагается уголовная ответственность.
Мехлис (с иронией). Да не уж-то десять лет  с правом переписки  по приговору Басманного суда города Москвы?
Президент. Вы еще пожалеете об этих словах…
Мехлис (с усмешкой). Да? А я  думаю, жалеть придется все-таки вам…
Сталин. Довольно! Что вы, ей-богу, как дети… (Президенту). Если вы полагаете, что в словах Мехлиса нет и искры истины, то вы глубоко заблуждаетесь! И о какой уголовной ответственности вы говорите нам – пришельцам из прошлого? И вообще, вы отвечаете за то, кому вы угрожаете?!
Президент. Я не угрожаю. Я говорю как есть…
Сталин. Не надо нам ваше «как есть», вы лучше прислушайтесь к словам Мехлиса,  - «как может быть»…
Президент. И все равно: чтобы Мехлис ни говорил, - революции в России в ближайшие три-четыре года, как он вещает, не будет!
Сталин. Хорошо. Допустим, вы правы. Теперь давайте поговорим о предполагаемом Мехлисом перевороте. Мехлис, что это за пере-ворот, который, как я понял, произведет, по вашему мнению,  сам Президент?
Мехлис. Переворот – это совсем другое. Именно в результате пе-реворота станет неизбежной революция в России.
Сталин (нахмурившись). Мехлис, переворот, революция – это слишком много даже для России… Переворот – это захват власти без революционной ситуации.  Вы всерьез утверждаете, что это сделает сам Президент?
Мехлис. Так точно: сам Президент.
Сталин (вопросительно  смотрит на Мехлиса). Мехлис! Вы слы-шали, что сказал товарищ Сталин? Один переворот – оранжевый – Президент уже совершил. Вы имеете в виду еще один такой же пе-реворот?
Мехлис. Нет, другой.
Сталин. Не понимаю! Что значит – другой? Переворот совершит другой политик?   
Мехлис. Переворот совершит действующий Президент. Но сам пе-реворот будет другим.
Президент (с усмешкой, отрицательно качает головой и далее говорит твердо, без сомнения). Ламброзо был абсолютно прав: среди евреев в шесть раз больше сумасшедших… Ведь вы, Мехлис, настоящий галахический  еврей?
Мехлис (уверенно). Я этого не скрываю, и я могу считать себя кем угодно, но вопрос моей национальности, в конце концов, не в моем ведении! Им ведает государство: кем прикажет, тем я и буду. 
Президент. Интересно…
Сталин (изобразив дымящейся трубкой подобие цифры «5» в воз-духе).  Мехлис, паспорт при вас?
Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Посмотрите, что там написано в графе «национальность»?
Мехлис. У меня паспорт нового образца. Там национальность не указана – такой графы нет .  Значит, ее у меня нет.
Президент. Чего у вас, Мехлис, нет?
Мехлис. Национальности.
Сталин (Президенту. Говорит медленно, с расстановкой). Вот. Видите.  В современной России  все люди одной национальности. Все - марсиане. (С усмешкой).  Включая лиц кавказской  национальности. И француза Депардье. Если судить о нем по российскому паспорту. Продолжайте, Мехлис. Что там, по-вашему, задумал действующий Президент?
 Мехлис (с напором, запальчиво). Своими действиями, а по сути – полным бездействием, он создает в стране состояние хаоса и без-закония. Тайные враги России и расхитители общественного богат-ства, точно волки, рвут страну, словно свою добычу, а Президент кивает на органы, которые, как пояснил Премьер, требуют самой тщательной чистки от оборотней в погонах и тайных агентов импе-риалистических разведок.  Основываясь на многочисленных фактах, всем известных, я уверенно заявляю: мои подозрения обоснованы! Сопоставьте факты -  и получите картину нарастающего хаоса и назревающего политического кризиса. Когда хаос и кризис сойдутся и возьмут народ за горло железной хваткой безысходности, то Президент, обратившись к народу и сославшись на невозможность терпеть далее чиновничий беспредел и безответственность соратников, распустит представительные органы, запретит партии, а попытка сделать это уже была ранее и была успешной,  и введет чрезвычайное положение своим указом. Он запретит выборы на всех уровнях, включая выборы Президента. Это будет аналог 18 брюмера VIII года по республиканскому календарю Франции…
Сталин. (Внимательно смотрит на Президента).  Мехлис, товарищ Президент не похож на Бонапарта, хотя некоторые черты сходства имеются… У обоих мало волос на голове… На Бонапарта больше похож Премьер. У него была возможность стать Бонапартом, но он ей не воспользовался. Фортуна не любит послушных. 

Сталин повернулся и стал удаляться от Мехлиса. При этом он несколько раз дымнул трубкой. Это был признак того, что Ста-лин еще не закончил говорить и обдумывает следующую фразу. Вернувшись назад, остановился в нескольких шагах от Мехлиса и продолжил.

        Но - предположим, что вы, Мехлис, правы, и Президент идет на такой шаг, и прекращает творимый беспредел. Никакого воровства олигархами, никакой распродажи национальных богатств буржуа-зией, все воры сидят в тюрьме. В бюджете скапливаются огромные деньги, которые Президент, как отец нации, направляет на соци-альные программы, повышает пенсии, делает абсолютно бесплат-ным образование, медицину,  привлекает к управлению страной не принципу «пусть подлец, но это же свой подлец», а по тому, насколько честен, грамотен и умен будущий чиновник…  Зачем тут еще какая-то революция? Которая, по-вашему, не только возможна, но и неизбежна? И кто будет ее вершить?
Президент. Товарищ Сталин, то что, что говорит Мехлис, это - пара-нойя… Переворот невозможен!
Сталин (пристально смотрит на Президента). Паранойя? Мне однажды поставили такой диагноз, - и для врачей, которые его по-ставили, он оказался смертельно опасным… Медицина очень тонкая вещь… Никогда не торопитесь с медицинскими заключениями, даже если вы Президент. (Подумав.) А что плохого в таком перевороте, о котором говорит Мехлис?
Президент. Это невозможно. У нас демократия.
Сталин. Никогда еще и нигде демократия не являлась аргументом в пользу невозможности какого-то бы ни было переворота. Или вы это не всерьез? Шутите?
Президент. Нисколько. Я приверженец демократии. Поэтому ника-ких переворотов.
Сталин (с усмешкой). Кроме оранжевых…
Президент (недовольно). Это было необходимо в интересах страны, в которой демократия находится в стадии становления.
Сталин. Хорошее объяснение для последовательного демократа… Но если принять во внимание объяснения Мехлиса, то ваш оран-жевый переворот был в интересах политической и воровской ту-совки страны… Вы же никого из воров не посадили.
Президент. Но Навального-то я уж посажу!... По закону! А вообще, вы можете иронизировать, сколько хотите. Меня это трогает. 
Сталин. Что вы! Какая ирония! Я считаю, что для удержания власти подходят любые средства.
Президент. Кроме репрессивных…
Сталин. Репрессии в виде чисток партийных рядов необходимы, чтобы исключить саму возможность возникновения оппортунизма и оппозиционных настроений  внутри самой партии. Вот вы уверены, что в правящей партии нет ваших тайных врагов?
Президент. Врагов? Да у меня их вообще нет. До недавнего времени их у меня было два. Один недавно умер в Лондоне. Он был не только моим врагом, но и врагом демократии.

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин. Ваша приверженность демократии не может не настора-живать. Мехлис, скажите, вы верите (указывает трубкой на Пре-зидента) словам этого человека? И как вы думаете, он всерьез ве-рит в демократию в России или это слова политика, желающего быть избранным на следующий срок? Как говорил один великий писатель, родиться наивным не позор, но жить таковым – стыдно . А Президент у нас все-таки из тех людей,  которым бывает стыдно, но при этом совсем не наивный человек!

Мехлис ошалело смотрит на Сталина. Он явно в замешатель-стве.

Что скажете, Мехлис?
Мехлис. О чем, товарищ Сталин?
Сталин. О демократии в России.
Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, что при демократии в результате выборов русский народ получает новых хозяев, которые очень похожи на временщиков, желающих одного – ободрать! Их кредо:  «Ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков — ничего. Так, мол, само собою случилось, — поди доискивайся!» 
Сталин. Согласен. Как ни  крути, а ты, Мехлис, прав… Ничего не ме-няется в России – ни при генсеках, ни при Президентах…
Мехлис. При вас все было иначе!
Сталин. Мехлис…  я был немного иной фигурой… Я только фор-мально назывался - генеральный секретарь.
Мехлис (с почтением). Да, вы были Хозяин…
Президент. Время такого правления прошло… Сейчас возможна только диктатура закона.
Сталин (с иронией). Особенно это заметно в России с началом тре-тьего срока вашего президентства.
Президент. Я просто не знаю, к чему отнести вашу иронию...
Сталин. Отнесите ее к России. Россия и законность суть вещи несовместимые. Что такое законность? Это, во-первых и прежде всего, способность к соблюдению законов всеми субъектами права, включая не только граждан, но и министра обороны, и чиновников, и самого Президента. А уж во-вторых, это – уровень или степень соблюдения законов. События, происходящие в России, говорят о том, что законность в России  - это миф,  мираж…  Россией должна править воля. Когда это происходит, тогда Россия прорубает окно в Европу, делает вольными дворян и бесправным народ, выигрывает войны и создает атомную бомбу… Безволие для России смертельно. Горбачев показал это всему миру.  Законы пусть торжествуют на Западе.
Премьер. Но мы – цивилизованная страна, а не восточная деспотия!
Сталин. Разве я против цивилизованности? Нисколько! Но для Рос-сии будет лучше, если в ней установится режим цивилизованной деспотии.
Мехлис. Вот и я об этом! О том, что если не будет в ближайшие годы революции, то в России, в результате переворота, будет установлена цивилизованная деспотия.
Сталин. Мехлис, мне все труднее следовать за вашей мыслью. Вы нас совсем запутаете! А что же революция, которая последует за переворотом и погубит Россию? Будет ли она? И кто будет ее дви-жущей силой?
Мехлис. Всякая деспотия заканчивается революцией. А движущей силой постпереворотной революции будет буржуазия! Буржуазия, которая, как вы указывали, мечтает продать несметные богатства России Западу и Востоку, не потерпит переворота, призовет к свер-жению президента-диктатора, выведет революционный народ на улицы, который свергнет диктатора, а власть перейдет в руки про-дажной буржуазии, давно обустроившейся на Западе и вложившей наворованные деньги в западные активы. Нынешняя российская буржуазия видит в своей стране сырьевой придаток развитых стран, потому что буржуазия в России не национальная, она – транснациональная... У крупной российской буржуазии нет родины, ее родина – деньги… А эта революция даст буржуазии возможность осуществить большой и последний хапок национальных богатств России. Буржуазия ничего не делает просто так: ей всегда нужно получить прибыль – будь то война или революция, голод или стихийные бедствия. За организацию свержения президента-диктатора они получат «законное право» хапнуть все богатства России вместе с дешевой рабочей силой – русскими мужиками, маргиналами по своей сути, готовыми работать за три стакана водки в день – утром, в обед, вечером….
Президент. Вам бы фэнтези писать, товарищ Мехлис… Откуда такая ненависть к русским мужикам?
Мехлис. Ненависть – это всегда личное. А у меня ничего личного, господин Президент. А вместо фэнтези, я лучше бы написал закон, в котором   предусмотрел   конфискацию имущества в качестве обязательного дополнительного наказания за экономические пре-ступления,  ограничив размеры конфискуемого имущества стоимо-стью похищенного у граждан,  и, напротив,  обязал бы виновного вернуть в два раза больше,  если он украл не у гражданина, а у гос-ударства, с зачетом, конечно, стоимости конфискованного. Предла-гаемая мною мера остановила бы разграбление государства и по-могла бы предотвратить революцию в России, а значит, и сохранить саму Россию.
Президент. Мера… Это не мера, это - фэнтези… А как быть в том случае,  если у виновного нет столько имущества?
Мехлис. Тогда пусть за каждый невыплаченный рубль шьет пару рукавиц в лагере…
Президент (обращаясь к Сталину). Но это же пожизненное заклю-чение для большинства?! И мы, в таком случае,  всю страну и весь мир завалим своими рукавицами! Даже космос завалим…
Мехлис. Не опасайтесь, не завалите. Количество непременно очень быстро перейдет в качество, и останется только одна пара рукавиц, и она вам понравится…
Президент (с непониманием смотрит на Мехлиса, затем на Ста-лина). Простите, но я не понял…
Сталин. Товарищ Мэхлис намекает, что лучше иметь одни ежовые рукавицы на руках Президента, чем сотни миллионов или милли-арды рукавиц, пошитых заключенными, – последнее экономически невыгодно…
Президент (растерянно). Но Европа, Европейский Союз, «большая семерка»… нас не поймут…
Сталин. Лучше иметь порядок в стране, чем быть «большой ше-стеркой» у «большой семерки»…
Президент (Сталину). Понимаю, вы шутите, но Мехлис…
Сталин. Товарищ Мехлис тоже шутит.
Президент (хмуро). Шутит он… как же… (Далее уверенно). Даже если на каждые  десять рублей превышения они будут шить пару ру-кавиц, это все равно для большинства это пожизненное… Лучше сразу замочить в сортире!
Мехлис (встрепенувшись, с удивлением). Замочить? В сортире? (Разводит руками.) Товарищ Сталин, но этим стране будет нанесен непоправимый политический ущерб на международной арене: ведь пытки в любых формах и видах запрещены и Всеобщей декларацией прав человека, и Пактом 66-го года, и Декларацией 75 года  и, наконец, Конвенцией 84 года!

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин (Мехлису). Не знал, что вы, Мехлис, такой знаток междуна-родного права. Но Президент снова шутит. Никого замачивать в сортире в прямом смысле не будут: так иносказательно Президент выразился однажды о применении ВМН , правильно высказался, что в определенных случаях необходимо применять ВМН.
Мехлис (облегченно). ВМН… надо же так зашифровать…
Сталин. Интеллектуалы, особенно те, которые ведут свой род от живших в Содоме и Гоморре, были очень возмущены этим заявле-нием Президента в столь опрощенно-народной форме, но народ услышал главное – и поддержал Президента.
Премьер (Президенту). Присутствие этих товарищей становится невыносимым. Как можно ратовать за возрождение смертной казни, отрицание демократии в России, введение конфискации имущества за мошенничество, присвоение или растрату, да и вообще за все экономические преступления?! Это же чистая азиатщина!  Пора, пора заканчивать этот балаган!
Сталин. Категоричность суждений и нежелание выслушать аргу-менты другой стороны всегда были признаком политической огра-ниченности. Мне кажется, мы с Мехлисом достаточно ясно обосно-вали, что в России нет демократических традиций, а следовательно, нет и корней демократии, и применение к сложившей ситуации в России предлагаемых нами мер могли бы сохранить страну. Все ваши беды – от подражания Западу и стремления к какой-то мифи-ческой демократии в России. Объявление России демократической страной – действие сродни тотальному обрезанию: для здоровья полезно, но обрезанные христиане никогда не станут иудеями…

                Премьер удивленно смотрит на Сталина.

Премьер. Значит, все, что мы делаем – бессмысленно?!
Сталин. Нет, конечно, не бессмысленно. То, что делаете вы, – вред-но. А зло всегда имеет больший смысл, чем добро.
Президент (задумчиво). Пожалуй, я согласился бы с Премьером и  немедленно отправил бы вас назад, но меня интересует один во-прос… Один очень существенный вопрос… (Думает). Господа мини-стры и вице-премьеры, покиньте зал… Охрана, проследите, чтобы никого не оставалось в вестибюле перед дверью нашего зала.
               
Министры и вице-премьеры встают и молча, с недовольными лицами, покидают зал заседаний. Президент ждет, когда все выйдут.


                К А Р Т И Н А   С Е Д Ь М А Я


Президент. Всё. Никого лишнего здесь нет. Ответьте мне, товарищи, на простой вопрос: что надо сделать, чтобы в России не было новой буржуазной революции,  о которой говорит Мехлис? Да и вообще – революции?

         Сталин и Мехлис с интересом смотрят на Президента.

Сталин (Президенту). Значит,  Мехлис прав?
Президент. Я не понял сути вопроса, товарищ Сталин. В чем прав Мехлис?
Сталин. В том, что вы задумываете переворот по Наполеону?
Президент. Предположим. Но я должен предвидеть последствия своих шагов. Я отвечаю за страну. Помогите мне понять последствия предполагаемых событий.
Сталин. Хорошо. Это государственный подход. Мне приятно иметь дело с государственниками, в какую бы эпоху они не жили. Что скажете, Мехлис?
Мехлис. Товарищ Сталин, тут нужен несколько  иной политический анализ, а я, к сожалению, не в должной мере владею им…
Сталин. Кто нужен, чтобы этот анализ провести?
Мехлис. Руднев.

Сталин внимательно смотрит на Мехлиса. Пыхает трубкой, думает. Президент и Премьер удивленно смотрят на Мехлиса и, одновременно, следят за реакцией Сталина.

Сталин. Хорошо. Давайте пригласим Руднева.
Премьер (удивленно). Руднева?  А чем нам может помочь капитан «Варяга»?
Сталин. Руднев, о котором говорит Мехлис, не капитан «Варяга», хотя когда и имел когда-то такое звание – капитан. Наш Руднев не родственник тому Рудневу. (Усмехнувшись.) И даже не однофами-лец…
Президент. Опять загадки!
Сталин. Никаких загадок. Мехлис, пригласите дух товарища Руднева.
Мехлис. Это не совсем удобно, товарищ Сталин. Максим Алексан-дрович может послушаться только вас…
Сталин. Вы правы, Мехлис. (Обращается в пустоту зала). Максим Александрович, я знаю, что вы здесь, совсем недалеко… Согласитесь помочь нынешнему правителю России. Дайте нам… консультацию…
               
                Тишина.

                К А Р Т И Н А   В О С Ь М А Я


Спустя несколько секунд из воздуха с легким шипением материа-лизуется дух Руднева. Это худой человек, волосы с проседью, на вид – лет семьдесят. Имеет одеяние маршала Советского Союза.  Бодр.  Выправка кадрового военного. Почтительно раскланива-ется со Сталиным и едва заметно кивает Мехлису.  Что любо-пытно, Сталин отвечает Рудневу почтительным поклоном го-ловы. Мехлис выглядит испуганными и как-то приниженно кива-ет. На  кителе Руднева орденская планка из десятка или более рядов,  отдельно висит  медаль «За спасение утопающих».  Глаза горят неистовым блеском, однако  во всем облике чувствуется усталость, и эта усталость не физическая, а, скорее, душевная… Удивительная деталь, что никто из присутствующих, кроме Сталина и Мехлиса, не ЗНАЮТ этого маршала! И еще более уди-вительное: никто из присутствующих, похоже, вообще не знает,  кто такой маршал Руднев…

Сталин (с почтением). Ну, здравствуйте, капитан Руднев… Рад вас видеть… (И, обращаясь к присутствующим). Нет-нет, он, конечно же, Маршал, он даже больше, чем Маршал… Я назвал его так по  старой привычке, когда Маршал Руднев, был еще совсем молодым капитаном, да и после я его звал просто Максим…

(Руднев, вздохнув, опустил голову и, соглашаясь, несколько раз кивнул).

Руднев. Здравствуйте, товарищ Сталин. Вас осмелились потревожить современные вожди?
Сталин. Да, Максим. Потревожили. А я уж, по старой привычке, по-тревожил тебя… Ты, Максим Александрович, еще не отошел от по-литики? Наблюдаешь, как они тут… управляют нашей страной?
Руднев. Как можно, не наблюдать, товарищ Сталин. Мы же с вами по духу русские люди, хоть и разных национальностей, и нам больно видеть, что происходит со страной.
Сталин. Ты, Максим,  всегда говорил мне правду…
Руднев (спокойно.) Я по-другому не умел и умею.
Сталин. Поэтому и уцелел в мое правление. Сколько доносов писали на тебя, Максим! Если бы ты знал… В основном под ними стояли фамилии типа Меир,  Вейцер,   Каминский,  Аронов, Зосимович, Мейнкман и так далее… (Сталин неожиданно обращается к Прези-денту). А у вас, товарищ Президент,  люди пишут друг на друга до-носы?
Президент (с готовностью). Никак нет, товарищ Сталин. Не пишут.
Сталин (покачав головой).  Плохо! Скучная у вас жизнь, Президент… Из доносов такое узнаешь про близких людей, что никакому фанта-зеру не придумать… (Рудневу.) Правда, Максим Александрович?
Руднев. Так точно, товарищ Сталин.
Сталин. Максим, нам нужны твои знания, твоя консультация.
Руднев. Я готов, товарищ Сталин. Внимательно вас слушаю.
Сталин. Хорошо. Но я начну издалека. Как ты считаешь, Максим, относительная тихая, и почти бескровная, смена экономических формаций в нашей с тобой стране во время правления Горбачева и Ельцина, произошла только благодаря политическому бессилию Горбачева и (усмехается) мудрому руководству тов. Ельцина? Или еще по каким-то иным причинам?
Руднев. Товарищ Сталин,  политика Ельцина, в том числе и кадровая политика, не отличалась чистотой и ясностью. Но он, по крайней мере,  хотя бы иногда делал свое президентское дело правителя. Он хоть иногда что-то решал. В наше время он, конечно, попал бы в нашу большую чистку по известным нам с вами соображениям. А Горбачев… Михаил Сергеевич – имя надежды русских людей на счастливую свободную жизнь…
Сталин (поморщившись). Максим, не надо лирики…
Руднев. Извините, товарищ Сталин. А Горбачев, хоть  и имел на го-лове родимые пятна большого серьезного дьявола и  кличку «ме-ченый», но на самом деле оказался мелким бесом мирового импе-риализма. Он в тех условиях просто не понимал, что делал… Он слишком прямо воспринял формулу, что слова политика – это его дела…  Будь он взрослым во время нашей большой чистки – мы тоже подвергли бы его энтропии… Но что есть, то есть… История не терпит сослагательного  наклонения…
Сталин. Так ты, Максим, согласен, что история России после нас не столь кровава и многожертвенна? И это ведь  наша с тобой прямая заслуга? Следствие большой чистки? Тобою же и обоснованной?
Руднев. Товарищ Сталин… Я считаю, что если бы не ваше понимание проблемы чистки, прежде всего, не как жесткого элемента  классовой борьбы, а как борьбы с носителями идеалов постоянной нестабильности  в государстве и управлении им, то я, наверное, был бы расстрелян  вами одним из первых за отрицание вашего тезиса об усилении накала классовой борьбы по пути продвижения к развитому социализму и его планомерному переходу в коммуни-стическое общество, где классовая  борьба уже исчерпала себя на предыдущих этапах борьбы за счастье человечества и отмерла, как пережиток социализма.
Сталин. Что сказать в ответ умному человеку? Нечего! Конечно, я расстрелял бы тебя, если бы ты не сумел убедить меня, что дело не в классовой борьбе – а дело в кадрах, осуществляющих классовую борьбу….  Ты тогда привел столько примеров, что товарищ Сталин вынужден был сдаться, спасовать перед капитаном Рудневым, и принять твою доктрину! Но я вижу, что Президент не понял, что вы имели ввиду, говоря о носителях идеалов постоянной нестабиль-ности  в государстве и управлении им… Поясните нам. Но покороче.
Руднев. Слушаюсь, товарищ Сталин. В результате исследований, проведенных мною в тридцатые годы прошлого века, я пришел к выводу, что в человеческом обществе, на любом этапе его развития, существуют люди, одержимые одной идеей – идеей разрушения всякого упорядоченного общества. Всякого. Осуществив революцию и устроив общество по-своему, такие люди через некоторое время будут разрушать то, что ими же и было создано. Они одержимы дьявольским законом единства и борьбы противоположностей, который является их сущностью: сегодня они революционеры, завтра, после революции, когда в обществе установится порядок, они становятся контрреволюционерами. Эти люди – прирожденные перманентные революционеры. Для них главная цель жизни – борьба за власть и лучшее место под солнцем. Все, что их окружает, и все, кто их окружают, - только средства к достижению цели. Эти люди потенциально опасны для любого упорядоченного общества. После смерти Кирова мне удалось на примерах доказать вам, товарищ Сталин, что мои выводы  - не плод воспаленного ума капитана Руднева, а историческая правда . И 13 мая 1935 года на Политбюро было принято решение о начале великой чистки в Со-ветском Союзе с расчетом на то, чтобы в СССР уже никогда не воз-никла угроза каких-либо революций. С разной степенью интенсив-ности чистка шла до того времени, когда Бог призвал вас, товарищ Сталин,  к себе. С тех пор в СССР всегда было тихо и спокойно. Соб-ственно, и то, что в стране в 90-х годах не было кровопролития по политическим  причинам, это следствие той самой чистки. Вот, если коротко. 
Премьер. Да вы, товарищи приглашенные, хотите сказать нам, что относительная тишина и спокойствие в нынешней стране – это ваша заслуга? То, что нет миллионных выступлений «против», нет «оранжевых» революций, нет постоянных акций гражданского не-повиновения – это все следствие вашей «большой чистки»?   
      
                Наступило молчание.
Руднев снял очки в тонкой золотой полуоправе и, хмурясь,  стал их тщательно протирать;  Мехлис озадаченно переводил взгляд со Сталина на Руднева, с Премьера на Президента.

Сталин. Да, господин Премьер, ваше нынешнее относительное спокойствие – это прямое следствие нашей большой чистки. Това-рищ Мехлис объяснил, что в стране есть все признаки революци-онной ситуации, а революции – нет. И слава Богу, что нет! Но поче-му? Потому что сейчас в стране нет в достаточном количестве тех самых прирожденных перманентных революционеров, о которых говорит товарищ Руднев. Поймите: перед вами здесь дух непрере-каемого авторитета в этой области, который умудрился даже мной руководить (Сталин усмехнулся в усы), это дух товарища Руднева.
Премьер. Невероятно! Хотите сказать, что события, произошедшие… восемьдесят лет назад, могут каким-то образом влиять на се-годняшнюю жизнь России?
Сталин. Именно так.
Премьер. Очень сомнительно.
Сталин. Давайте не будем спорить. Давайте спросим об этом това-рища Руднева.
Премьер. Откровенно говоря, до сегодняшнего часа я не знал такого маршала СССР. Но если вы настаиваете, то пусть неведомый маршал скажет…
Сталин. Товарищ Руднев, не сочтите за труд, поясните…
Руднев (задумчиво посмотрев на Премьера). Этот молодой человек сомневается, что его спокойная политическая жизнь - следствие наших огромных усилий в 30-50 годы существования СССР. Воистину нет ничего короче исторической памяти идеологов русского народа…
Премьер. Я не идеолог. У нас нет идеологии.
Руднев (устало). Тем хуже для русского народа. А события, иници-ированные товарищем Сталиным и мною и называемые «большой чисткой», обеспечивают вам, господин Премьер и товарищ Прези-дент, спокойную жизнь, потому, что 90 процентов тех, кто сделал революцию и в ком была одержимость перманентной революцией, были истреблены нами,  как враги народа, хотя правильнее было бы их назвать – одержимые дьяволом. По этой причине они не оставили после себя наследников. И это – и причина, и залог вашего нынешнего спокойствия.
Президент (с усмешкой). А как вы определяли, кто одержим, а кто нет? По фамилиям, что ли?
Руднев. И по фамилиям тоже. Мы смотрели на их активность в ре-волюции, на количество трупов, оставленных ими во время рево-люции, на постоянную нацеленность на борьбу за власть, трясли, если было нужно, генеалогическое древо этих товарищей, устанав-ливали их половую ориентацию… Мы много чего делали и выясняли о них, чтобы обезопасить будущее Советского Союза…
Президент. И вы утверждаете, что именно такие люди сделали в России революцию?
Руднев. Я утверждаю, что такие люди могут сделать еще одну ре-волюцию в России, которая для нее станет последней.
Премьер. Почему – последней?
Сталин. Потому после этой революции Россия исчезнет. Мехлис прав: это будет буржуазная революция, после которой националь-ная буржуазия распродаст Россию. Она начала делать это уже сей-час.
Президент. Что же делать?
Сталин. Сакраментальный русский вопрос! Но ответ на него  должны найти вы, ибо ответственность лежит на вас. Я не имею права вмешиваться в дела настоящего. Я могу лишь высказывать свое мнение. Но я еще раз подчеркиваю: мое присутствие здесь, как и присутствие товарища Мехлиса и приглашенного мною товарища Руднева, это следствие вашей слабости, следствие политики раз-грабления госбюджета, молчаливое поощрение экономической политики откатизма на всех уровнях. Я слышал, что у вас принято, как вы выражаетесь, откатывать: деньги – вагонами, алмазы – гор-стями? И это, вроде бы как, по мелочи? 
Мехлис. Да, товарищ Сталин, у них это все мелочи. Президент может только Дерипаску прилюдно замочить – ручку, мол, верни… А он что, этот Дерипаска,  разве больше ничего не должен? И вообще, складывается такое впечатление, что ни про многомиллионные взятки, ни про многомиллионные откаты Президент ничего не знает! Макаревич знает, а Президент – нет… Вот мы бы и хотели, товарищ Президент, без свидетелей услышать ваше мнение о том, почему это происходит и ваше отношение к происходящему.
Сталин. Я тоже хотел бы услышать ответ на этот вопрос.
Президент (обиженно). Вспомнили… Дерипаску… Я только не понял: кому он должен? Мне он не должен.
Сталин. Да? Товарищ Мехлис, этот Дерипасха что-нибудь должен Президенту?
Мехлис (уверенно). Лично - нет. А так – очень многим должен.
Сталин. Можете назвать фамилии?
Мехлис. Товарищ Сталин, его кредиторы, в основном, организации, банки, предприятия…
Сталин. Ну, тогда хотя бы скажите нам сумму его совокупного долга.
Мехлис (достает из кармана галифе листок, разворачивает, читает). «Общий объем займов компаний Олега Дерипаски по данным из-дания «Slon.ru» составляет 17, 6 млрд. долларов и 530 млрд. 585 млн. рублей. То есть в общей сложности – более 35 млрд. долла-ров».
Сталин (задумчиво). Дерипасха, Дерипасха… Какая странная фами-лия....
Мехлис (вежливо). Дерипас-ка… Товарищ Сталин. Де-ри-пас-ка…
Сталин. Хрен редьки не слаще. То ли черт, то диавол, - какая тут особая разница, как говорил товарищ Климов… И что, товарищ Президент, у вас все крупнейшие предприниматели с подобными фамилиями?
Президент. Никак нет, товарищ Сталин. У нас есть и  другие - Абра-мович, Авен, Мамут… был еще Смоленский, Черномырдин, сейчас вот Миллер есть…
Сталин (Глядя на Руднева, кивающего головой). Можете дальше не продолжать… Мехлис, тут все ваши, кроме этого… Черномырдина… (Думает.) Черномырдин… Черномырдин… Что-то не припоминаю… Засядьку  знаю… А Черномырдина… нет…  Мехлис, вы что-нибудь знаете про этого Черномырдина?
Мехлис. Черномырдин сочинял афоризмы и всяческие высказыва-ния относительно внутренней и внешней политики нашей с вами страны и публично их высказывал… То есть, извините, России…
Сталин (пыхнув трубкой, удивленно). И ему позволяли? Почему?
Мехлис. Почему? Я думаю потому, что он, видите ли, товарищ Ста-лин, был Премьер-Министром России…
Сталин (остановившись, удивленно). Премьер-Министром? Пост-советской России? И что, например, он говорил публично?  Мехлис! Что говорил этот… Черномырдин?
Мехлис. Одну минуту, товарищ Сталин. (Достает из кармана га-лифе листок). Разрешите зачитать?
Сталин. Конечно.
Мехлис (читает. Сталин внимательно слушает, временами сме-ется.)
  - "Мы продолжаем делать то, что мы уже много наделали".
- "Братья, как доходит до дела, так они еще придут сами".
- "Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться".
- "Нам никто не мешает перевыполнять наши законы".
- "Вечно у нас в России стоит не то, что нужно".
- "Переживем трудности. Мы не такие в России россияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать".
- "Ну, кто меня может заменить? Убью сразу... Извините".
- "Правительство в отставку? У кого руки чешутся - чешите в другом месте!"
- "Страна не знает, что есть правительство".
- "Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех - и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что".
- «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
- «Вся моя молодость прошла в атмосфере нефти и газа»...

Сталин (поднимает руку, останавливая Мехлиса). Достаточно, то-варищ Мехлис. Безусловно, он великий сочинитель, этот их Черно-мырдин. А почему Президент назвал его в числе крупнейших пред-принимателей?
Мехлис. Он бывший глава ГАЗПРОМА до приватизации и во время приватизации… И после, фактически, тоже…
Сталин. Хорошо. Я вас понял. Товарищ Черномырдин – серьезный предприниматель. (Президенту.) Так что вы намерены делать в сложившейся ситуации, товарищ Президент?
Президент. Не знаю. Есть мысль распустить Правительство и Госу-дарственную Думу. Я недавно их публично высказывал…
Мехлис. Вот, видите! Что я вам говорил, товарищ Сталин? Это предвестие переворота!
Сталин (пыхнул трубкой). Что плохого в перевороте, Мехлис, если в сложившейся ситуации ничего другого не остается? Кто-то же должен взять всю ответственность за страну на себя? А  что думаете вы, товарищ Руднев?
Руднев. Я думаю, надо провести чистку политической элиты. Без оглядки на общественность Запада, крики Госдепа США и истерику внутренней оппозиции. При этом ни в коем случае не следует тро-гать системную оппозицию: коммунистов, эсеров, либерал-демократов.
Сталин. Почему не трогать?
Руднев. Они верны верховной власти более, нежели члены партии власти. Впрочем, чистку можно начать и без роспуска партии воров и мошенников, как характеризует эту партию некто Навальный. Между прочим, мелкий, но довольно опасный тип.
Мехлис. Был опасный. Теперь он так и останется в «Кировлесе». Бригадиром. Навсегда.
Президент. У нас такие вопросы решает только суд.
Сталин. И это правильно. Президент за такими процессами должен всегда наблюдать как бы со стороны.
Мехлис. Да, конечно… Только вот слухи, товарищ Сталин, в отно-шении Президента в России упрямее фактов.
Сталин. Если о первом лице государства нет слухов и анекдотов, то либо у него нет лица, либо это диктатор. Как же без слухов и анек-дотов, если есть лицо?
Мехлис. Но, простите, речь идет не о частной жизни, а о финансовом положении  первого лица… о его финансовом состоянии…
Сталин. Разве об этом могут быть какие-то слухи? Вроде бы здесь все настолько ясно, что слухов просто не может быть.
Мехлис. Ходят слухи об огромных доходах Президента…
Сталин. Доходах? (Сталин прошелся, поднял трубку, затем опу-стил, а потом  сделал ею движение в сторону Президента). Вы хотите сказать, что Президент живет не на президентское жалованье, а на доходы? Если мне не изменяет классово-историческая память,  то в России всегда были те, кто живет на доходы от своих владений, фабрик, заводов,  а не жалованье или зарплату. Но какие могут быть доходы у Президента, даже несмотря на то, что в его ведении вся страна?  Мне представляется, что эти слухи, Мехлис,  распускают ваши сумасшедшие… В современной России столько загадок, что даже я не знаю ответы на простые, казалось бы, вопросы… Может быть, вы знаете, товарищ Мэхлис?   
Мехлис. Никак нет, товарищ Сталин! Не знаю. Но слухи есть!
Президент (говорит, почти не разжимая губ). Я хочу сказать, что у меня есть декларация… за каждый год…
Сталин. Я понимаю, о чем вы, товарищ Президент. Декларация – это, конечно, хорошо. Но слухи о нажитом вами состоянии могут стать сильнее всякой декларации… Слухи о нелегитимных состояниях политика – это его политическая смерть, если не научить ЦИК правильно подсчитывать голоса на выборах… Не боитесь?
Президент. Нет, не боюсь. У меня нет ничего, кроме того, что ука-зано в декларациях. Я пролетарий.
Сталин (прошелся по залу, несколько раз дымнул трубкой.) Слухи в России вызывают у населения больше доверия нежели декларации и всякие там, понимаете ли, факты. Слухи в России - это очень упрямая и при этом невероятно коварная вещь… Как выходцу из авангарда КПСС , вам это должно быть хорошо известно.  Слухов не боятся только обладающие абсолютной властью над страной. При  жизни таким людям никакие слухи не опасны. При их жизни слухи опасны для тех, кто их слышит, не говоря уже о тех, кто их осмеливается распространять. Такое уже было в истории нашей страны. Слухи для диктатора опаснее после его смерти. Они подобны мусору на могиле… Или вы надеетесь, что ЦИК все правильно подсчитает? Вижу, хотите ответить? Но только откровенно, хорошо? Тут все свои. (Рассмеявшись.) Мне даже кажется, что я знаю, чем вам помочь…
Президент (усмехнувшись). Для меня это было большой честью.
Сталин (улыбается и обращается к Мехлису и Рудневу). Я же го-ворю, что Президент умеет стесняться… Редкое качество для поли-тика…
Президент. Я, действительно, хотел ответить, что как бы ни посчитал ЦИК, народ все равно не обманешь. Уйдут те, кто ратовал за Ельцина, и наступит закат нашей эпохи. Я слишком хорошо понимаю это, но поделать, откровенно говоря, почти ничего не могу. Единственное, что могу, так это только кого-то изгнать или посадить, предварительно дав команду подготовить материалы о неуплате налогов в особо крупных размерах или в чем-то более тяжком... Сейчас не 30-е и не 50-е годы… К сожалению, народ в России чуть-чуть начинает думать… Пусть думает. Мы тоже не останемся в долгу – и что-нибудь придумаем, чтобы народ голосовал за нас, ведь после нас – могут прийти коммунисты, а это, я считаю, недо-пустимо… Ведь у них ни ясной программы нет, ни четкой доктрины! Они не хотят понять, что Маркс и Ленин умерли… Про остальные партии уж и не говорю. (Усмехнулся.) «Других уж нечего считать, они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать и то, как надо, не умеют…»
Сталин. Вот как? А мне всегда казалось, что вы не воспринимаете всерьез коммунистическую угрозу… Конечно, нынешние коммуни-сты не обладают той политической гибкостью, которая была у большевиков, и это самая главная их ошибка, но то, что может прийти лидер, осознающий преимущества партий левого спектра, это вполне возможно… И тогда, вы господа правоцентристы… (Сталин выразительно посмотрел на Президента и Премьера)… непременно потерпите поражение, несмотря на административный ресурс…
Президент. Свою главную задачу я вижу в том, чтобы в головах лю-дей укоренилась невозможность возвращения страны к тоталита-ризму…
Сталин (усмехнулся и пристально посмотрел на Президента). Как это вы постоянно повторяли Мехлису? Фантазии?
Президент. Фентези, товарищ Сталин.
Сталин. Вот-вот, именно так, как вы сейчас говорите:  это фэнтези… Русский народ – это народ, в котором странным образом соедини-лись две, казалось бы, взаимоисключающие вещи: безоглядное подчинение верховному вождю и безграничная, страстная любовь к свободе своей Родины… Вы думаете, это товарищ Сталин с пол-ководцами выиграл Великую Отечественную войну? Нет! Ее выиграл русский народ, в котором всегда живут эти два качества. И в этом-то и заключается исторически-нравственный парадокс: народ, обладающий такими качествами, не может быть лидером какой бы то ни было революции. Он способен быть только пушечным мясом для политиков, не имеющих ничего общего с русским народом, кроме проживания на его исторической земле… И не надо хму-риться, Мехлис… Товарищ Сталин в своей жизни ошибался только два раза. Но на сегодня моя жизнь закончена, поэтому ошибки ис-ключены… За долгую жизнь я вынес убеждение, что русский народ  чужд свободе в западном ее понимании и тому, что вы называете демократией. Для русского народа существует только одна свобода – свобода его Родины,  сам же он не может существовать без под-чинения, а уж в какую форму подчинения он избирает – крепостное ли право или какую-нибудь иную разновидность тоталитаризма, - это зависит от исторических условий, в которых ему неожиданно даруется свобода, с удовольствием меняемая им на ярмо. Страх перед властью и непротивление ей даже при полном несогласии с ней -  вот суть русского политического менталитета. Вам никогда его не изменить…

Продолжительное молчание.

Премьер. Это высказывание – не более чем предположение, гипо-теза, поскольку не приведены факты.
Сталин. Обратитесь к истории. Там вы найдете требуемые вами факты.
Премьер. А крестьянские войны? Разве это не опровержение вашего рассуждения?
Сталин. Крестьянские войны – это всего лишь бунт, а бунт и свобода - несовместимые состояния.
Президент. Возможно, вы и правы, и русский народ действительно склонен к подчинению строгому отцу... Но это вовсе не значит, что  склонность  к тоталитаризму заложена в нем генетически… И потом, сумели же китайцы, первыми использовавшие форму тотального управления, преодолеть в себе тяготение к тоталитаризму. Почему русские не смогут стать внутренне свободными и строить демократическое государство?
Сталин. Насчет китайцев вы погорячились. Легизм  и теперь отчет-ливо проступает  в современных способах  управления китайским народом, а народ эти способы принимает и не протестует. Это го-ворит о том, что невозможно переделать заложенное в душу наро-да. Вы же не будете утверждать, что китайцы нам не пример? Ки-тайцы – великий народ, как и русские.
Президент. Но у нас нет иного пути кроме как демократического, а это означает, что надо искоренить в головах людей мысль о том, что в СССР было хорошо всем, чтобы исключить возврат к той системе!
Мехлис. Зачем же тогда так активно боретесь с внесистемной оп-позицией? Дайте ей возможность свободно выступать, ведь она выступает за демократию.
Президент. Внесистемная оппозиция борется не за демократический путь развития страны, а за власть, которая необходима ей, чтобы распродать страну!
Сталин. А вы считаете, что упраздняя внесистемную оппозицию не политическими методами, вы ведете народ к подлинной демокра-тии?
Президент. Несомненно!
Сталин. Хорошо. (С улыбкой.) Ваша решительность вселяет надежду, что режим подлинной демократии установится в России в бли-жайшее время. (Сталин прошелся по коврам, несколько раз оста-навливаясь и усиленно дымя трубкой.) Есть определенные атрибу-ты, дающие особый волевой настрой на проведение в жизнь поли-тических решений, которым вы порой уделяете слишком много времени, размышляя о необходимости их принятия. Я знаю, как вам помочь… Мехлис, принесите наш подарок товарищу Президенту…
Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин! С удовольствием! (Исчезает).
Сталин (Президенту). Россия всегда была империей. И ее народ нельзя переделать за сто лет. Даже большевикам не удалось это сделать, а вы тем более не способны… Но вы всегда должны пом-нить, что русский народ – самый свободолюбивый народ в мире и потому заслуживает умного, волевого и строгого правителя, спо-собного остановить разграбление страны, восстановить честь рус-ского народа, не допустить утраты национальной независимости… Если вы остановите разграбление страны и при этом учтете, что се-годня говорили вам товарищи Сталин, Мехлис и Руднев, то вы убе-режете Россию от революции, которая для нее станет последней…

     Президент пристально вглядывается в Сталина. Возникает короткая пауза.

Появляется Мехлис. В руках он бережно держит хорошо выгла-женный белый китель с карманами и орденскими планками и Зо-лотой звездой Героя.

Мехлис (почтительно). Это вам, товарищ Президент.

Мехлис аккуратно кладет на стол белый китель и,  уже повер-нувшись, чтобы уйти, вдруг снова возвращается к столу, берет в руки какую-то книгу или тетрадь. Читает.

Сталин. Что скажете, товарищ Президент?
Президент (смущенно, Сталину). Как-то то неожиданно… Спасибо.
Сталин. Хочу вас предупредить: от таких подарков не принято отка-зываться. Готовы ли вы надеть китель товарища Сталина, чтобы по-вести страну к подлинной демократии и спасению? В моем кителе легче принимать решения, легче сделать переворот…
Президент. Ну, если нет другого выхода…
Сталин. Другого выхода нет. Пока будете искать другой выход, ваши партийцы у вас украдут страну. Вы уже ее теряете…

      Молчание.

Президент (плотно сжав губы и нахмурившись). Это домыслы отдельных политиков. Не более.
Сталин. Я понимаю вас. Другой ответ прозвучать и не мог: иногда даже у политиков бывает только один ответ на поставленный во-прос. Но  мнение никогда не является аргументом. А ведь это всего лишь ваше мнение. 
Президент. Если мы сохраним власть, мы сохраним страну.
Сталин. Сохранить власть еще не значит сохранить страну. Мне представляется, что только надев китель товарища Сталина, можно добиться и сохранения власти и сохранения страны. Он вам нужнее, чем тысяча законов…
Президент. Я приверженец демократии.
Сталин. Хорошо. Не будем дискутировать по данному вопросу. Но я не встречал ни  одного политика, который не хотел бы управлять своим народом и принимать судьбоносные  решения, наедине с самим собой… Думаю, не стоит тянуть с примеркой. Промедление означает полное разворовывание России и ее потерю…
Мехлис (растерянно). Товарищ Сталин, тут книга…
Сталин (удивленно). Что? Книга? Вы что, Мехлис, книг не видели?
Мехлис (глядя в книгу, растерянно). Видел… но… тут… тут…
Сталин. Мехлис, вы всегда умели владеть собой… Вы совершенно растерялись, глядя в эту книгу… Что за книга?
Мехлис. Тут написано «Пьеса. «Китель». Это, собствен-но, даже не пьеса… Это стенография нашей сегодняшней встречи… (Растерянно.) Это невероятно!
Сталин. Вы в своем уме, Мехлис? Как такое может быть?
Мехлис. Я не понимаю… Я, конечно, в своем уме, но… тут…  слово в слово… все, о чем мы сейчас говорили…
Президент (обескураженно). Как, то есть, о чем говорили?… Вы бредите, Мехлис! Дайте-ка сюда эту… книгу…

           Берет книгу, осматривает, потом открывает, читает, листает…

Премьер. Там что, действительно стенограмма нашего заседания?
Президент. Хотим мы этого или нет, но это действительно запись нашей беседы… (Похлопывает книгой по ладони, оглядывается по сторонам, словно хочет увидеть того, что положил книгу на стол…) Да… (Затем решительно обращается к Сталину, Мехлису и Рудневу.) Товарищи! Я благодарю вас за нынешнее посещение, за данные вами оценки, советы и пояснения. Думаю, что они не оста-нутся без нашего внимания, и мы сумеем, проанализировав ваши рекомендации, устроить жизнь в России так, как того заслуживает ее народ… Еще раз благодарю. Все свободны!

Медленно гаснет свет, становится темно.

К А Р Т И Н А   Д Е В Я Т А Я

Когда свет постепенно усиливается и на сцене становится светло, на ней стоят только Премьер и Президент. На столе лежит белый китель. Они стоят друг против друга, китель – между ними. Оба продолжительное время молчат и не сводят с него  глаз. Потом Президент делает шаг к столу, кладет книгу, снимает пиджак и надевает китель. Неожиданно в отдалении раздается мощный раскат грома, и свет на сцене снова гаснет. Затем медленно-медленно под самым потолком появляются первые проблески и следом за ними постепенно светлеет.
Когда свет полностью загорается, перед зрителем стоит обла-ченный в белый китель Президент, сильно изменившийся внешне: брови и волосы на голове стали заметно темнее, появились чер-ные усы…
 Премьер в ужасе смотрит на человека в белом кителе.

Премьер. Что с вами, товарищ Президент?
Президент  одернул китель, повел плечами. Китель сел на него так хорошо,  словно был сшит хорошим портным по снятым меркам.
Президент. Ничего. Просто я надел китель. Он мне оказался в пору.
Президент некоторое время оглядывает на себе китель. Потом смотрит на свои руки .Думает. Потом неожиданно  прямо на пах кладет сначала правую, а затем левую руку.  Приподнимает подбо-родок, едва заметно наклоняет голову к правому плечу и, прищу-рившись, задумчиво смотрит в зрительный зал. Небольшая пауза.
 
Президент(говорит по-немецки).  Ich muss Russland glucklich .

Премьер отшатывается назад и едва не падает.
Президент некоторое время  пребывает в  придуманном им образе.
 Но, видимо, этот образ чем-то не устраивает его. Отрицательно покачав головой, он меняет положение рук: немного сгибает в лок-те левую руку, прижимает ее к туловищу, в правую руку берет кни-гу и держит так, как будто взвешивает.

Президент (обращаясь к Премьеру). Давайте не будем терять времени. (Президент произносит слова с ярко выраженным грузин-ским акцентом. Премьер с еще большим, совершенно неописуе-мым ужасом смотрит на Президента). Пригласите сюда удален-ных членов правительства. И предупредите их: пусть ничему не удивляются.

Премьер кивает головой, делает несколько шагов, спотыкается, опасливо оглядывается на Президента, натыкается на стол и, потирая ушибленное место и прихрамывая, скрывается за кули-сами. Слышно, как открывается дверь, как Премьер что-то гово-рит, а затем на сцене один за другим появляются вице-премьеры и министры. Их реакция на Президента в белом кителе с орден-скими планками одинакова: крайнее изумление. Вошедшие не са-дятся, остаются стоять позади своих кресел, переглядываются. Президент медленно, неслышно ступая, удаляется от стола, по-чти доходит до правых кулис, а когда поворачивается к вошед-шим и стоящим за своими креслами членам Правительства, его левая рука согнута  в локте и прижата к туловищу, правая рука держит найденную Мехлисом книгу. Он медленно подходит к столу.

Президент (говорит с акцентом. Далее он всегда говорит с акцентом). Присаживайтесь.

Стоящие с недоумением переглядываются, некоторые улыбаются, напряжение первых секунд спадает. Садятся не-слышно.

Спиритический сеанс закончен. Товарищи Сталин, Мехлис и Руднев покинули нас.

Говорит по-прежнему с грузинским акцентом, недоумение в гла-зах членов правительства нарастает.

Я вижу недоумение в ваших лицах. Это не маскарад. Китель – это подарок товарища Сталина.
Министр 1. Простите, а… ваш акцент?
Президент. Вам послышалось.
Министр 3. Но я тоже слышу акцент…
Президент. Вам, как и остальным, акцент послышался. Это у вас слуховая иллюзия, вызванная кителем товарища Сталина. Это скоро пройдет, а не пройдет, то мы вас подлечим. Не будем терять времени. У нас на повестке дня два вопроса.
          
Медленно и неслышно ступает по ковру, прижимая к туловищу согнутую в локте левую руку.

Первый вопрос – прежний. Снижение смертности на дорогах. Второй - касается книги, найденной здесь, на столе, товарищем Мехлисом. (Показывает книгу присутствующим и кладет на стол напротив своего кресла). Начнем с первого. Какие будут предложения?
Министр 1. А что, разве эти… ну… духи не ничего не подсказали?
Президент. Теперь я полагаю, что мы в состоянии сами решить эту проблему. Я слушаю ваши  предложения.
Министр 2 (встает). Обязать всех сдать экзамены на право управ-ления автомобилем. Этим мы отсеем тех, кто купил водительские удостоверения, и на дорогах останутся только те, кто знает правила дорожного движения, что, безусловно, повлияет на ситуацию на дорогах в лучшую сторону.
Президент. Садитесь. Еще?
Министр 3. Главной причиной смертности на дорогах остается езда в нетрезвом состоянии. Предлагаю лишать права на управление ав-томобилем на пять лет водителей, управлявших транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения. И никаких про-милле – только ноль!
Президент. Хорошо. Какие еще предложения?
Первый вице-премьер. Надо отремонтировать дороги. Плохие до-роги – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Второй вице-премьер. Отремонтировать надо только те дороги, по которым передвигаются члены правительства. Остальные – оставить в прежнем состоянии. Почему? Потому что хорошо отремон-тированная дорога вызывает желание увеличить скорость, а пре-вышение скорости – это тоже фактор, увеличивающий смертность.
Третий вице-премьер. Необходимо на всех автомобилях в обяза-тельном порядке установить видеорегистраторы, чтобы в случае дорожно-транспортного происшествия было сразу понятно, что произошло на дороге и по чьей вине.
Президент. Как предлагаемая вами мера будет способствовать снижению смертности на дорогах?
Третий вице-премьер. Это будет способствовать неотвратимости наказания виновного.
Президент. А что нам скажет товарищ Премьер?
Премьер. Я за ноль промилле, за увеличение минимального штрафа за любое нарушение от ста тысяч рублей.

Молчание.

Президент. Больше предложений нет? Хорошо.  Пусть передадут из приемной диктофон, чтобы записать основные положения моего указа.

Молодой человек вносит диктофон размером со спичечный коробок, кладет на стол.

Президент (молодому человеку). Включите.

       Включает диктофон.

Президент. Вы свободны. (Садится напротив диктофона. Поза свободная, говорит легко, без напряжения, но довольно медленно). В целях дальнейшего совершенствования государственной по-литики в области безопасности дорожного движения, уменьшению дорожно-транспортных происшествий, снижения смертности на дорогах постановляю:

Правительству Российской Федерации:
1. Внести в месячный срок со дня подписания настоящего Указа  в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Феде-рации проект федерального закона "Об обеспечении  безопасности дорожного движения, уменьшении дорожно-транспортных проис-шествий, снижении смертности на дорогах  в Российской Федерации", предусмотрев в качестве обязательных положений следующее:
- уменьшение себестоимости строительства одного квадратного метра автомобильных дорог до двух с половиной тысяч рублей  при одновременном повышении качества дорожного покрытия до европейского уровня;
- ежемесячный контроль качества построенных автодорог;

     Правовому управлению Администрации Президента в месячный срок:
1. Подготовить изменения в Уголовный кодекс Российской Федерации, предусматривающие:
- усиление ответственности за дорожно-транспортные происшествия, совершенные в состоянии алкогольного опьянения и повлекшие причинение вреда здоровью от одного года до трех лет лишения свободы, за вред, причиненный жизни потерпевших, от десяти  до 25 лет лишения свободы с пожизненным запрещением получения права на управление транспортными средствами, исключив возможность назначения уголовного наказания условно;
- наличие прямого умысла на совершение дорожно-транспортных происшествий для лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения в момент совершения аварии;
- ответственность за нарушение технологии строительства автомобильных дорог от десяти  до двадцати лет лишения свободы.

       В Кодекс об административных правонарушениях ввести статью предусматривающую наличие допустимого количества алкоголя в крови до 0,05 промилле.

Поднимается, прижимая левую руку к туловищу чуть выше паха,  проходит вдоль стола.

Передайте диктофон в приемную, пусть напечатают и принесут мне на подпись через десять минут.
Премьер (робко.) Но товарищ Ста… Простите…  Товарищ Президент, следовало бы обсудить положения Указа…
Президент. Я думаю, обсуждение только запутает этот очень про-стой вопрос. Будем считать, что мы его обсудили и утвердили в окончательной редакции.

Президент подходит к столу, берет правой рукой книгу, найденную Мехлисом.

Вот эта книга была найдена сегодня, - здесь, на столе, товарищем Мехлисом. Она называется (читает название) «Китель».  Я посмотрел текст, это фактически стенограмма нашего сего-дняшнего заседания. Я спрашиваю присутствующих: как эта книга оказалась в зале заседаний? Выходит, мы просто действующие лица какой-то пьесы? Как это могло случиться?
Первый вице-премьер. Но так это какая-то мистика!  Дьвольщина!
Президент. Не надо обижать дьявола! Он гораздо безобиднее многих людей. И про мистику можете мне не говорить. Эту книгу сюда принесли люди.
Первый вице-премьер. А как может быть, что мы еще не собрались, а книгу уже написали? 
Президент. Это предстоит выяснить нашим правоохранительным органам. Но вы можете убедиться сами, что это так. (Передает книгу Первому вице-премьеру). Полистайте – и вы убедитесь, что записано все в точности.  Это напоминает мне идеологическую диверсию.
Второй вице-премьер. Для идеологической диверсии необходима идеология, а у нас ее нет.
Президент (строго посмотрев на первого вице-премьера). С этого дня у нас уже есть идеология. Возможно, вы еще этого не поняли и не почувствовали.
Премьер. Идеология? Но разве можно вот сразу, в один миг, со-здать систему взглядов и представлений…
Президент (оправив китель). Можно. Наша идеология заключается в том, что нам необходимо исключить любую возможность рево-люции. Для этого мы должны отказаться от моратория на смертную казнь за экономические преступления, предусмотрев, что такие преступления, как воровство средств из государственного бюджета, расценивается как вредительство и подрыв экономической мощи России. Обнаружение у чиновников категории «А» и их родствен-ников активов за границей является безусловным основанием для увольнения от должности, а отсутствие подтверждения, что это приобретено на легальные доходы, должно повлечь уголовное наказание в виде лишения свободы по три года за каждый миллион рублей с пожизненным запрещением занимать должности на государственной и муниципальной службе.
Премьер. А если будет обнаружена недвижимость, тогда как? По три года за этаж или за каждую комнату?
Президент. Недвижимость имеет стоимость в рублях. Вот за эту стоимость и будут назначаться годы с коэффициентом три к каждому миллиону.
Премьер. А зачем так строго?
Президент. Затем, чтобы лишить потенциальных оппозиционеров источников финансирования внутри страны. Далее. Провести чистку всех уровней исполнительной и законодательной власти по при-знаку наличия у лиц, занимающих государственные должности, причастности  криминальным структурам – как в настоящий момент, так и в прошлом. Наказание – уголовная ответственность просто за факт принадлежности к криминалу с конфискацией имущества независимо от того, на кого из членов семьи оформлены вклады или недвижимость.
Премьер. Но может быть, дать им возможность добровольной от-ставки?
Президент. Нет. Никаких поблажек. С этого дня nil inultum remanebit . Вместо реального наказания в виде лишения свободы они, впрочем, могут покинуть страну, имея на руках по пять тысяч аме-риканской валюты на каждого члена семьи.
Премьер. Но это может быть расценено, как нарушение прав чело-века.  Шум поднимется…
Президент. Мы же не поднимаем шум, когда в США приводятся в исполнение смертные приговоры. Как бороться с преступностью, - это внутреннее дело каждой страны. Попытки повлиять на это яв-ляется вмешательством во внутренние дела суверенного государ-ства. Россия расцветет, если в ней будет побеждено воровство и построены хорошие дороги.
Премьер. А дураки? С ними как?
Президент. Никак, они  России не опасны.
Премьер. А если эти меры, предлагаемые вами, будут реализовывать дураки? Они станут опасными… Представьте, сколько они могут посадить и изгнать невиновных…
Президент. За неправильное осуждение или необоснованное изгнание будет введен расстрел. И дураки сразу поумнеют.
Премьер. И это все меры?
Президент. Нет. Телевидение должно обрести русские национальные  черты.
Премьер. Вряд ли это возможно… Американцы шум поднимут…
Президент. Не поднимут, если все делать умно и не болтать на всех углах о задуманном. А если умно построить пропаганду, и прежде всего в  Интернете, то мы сумеем сплотить нацию вокруг себя не хуже, чем это сделал товарищ Сталин.
Премьер. А у нас разве есть такие специалисты? Которые смогут разработать концепцию такой пропаганды?
Президент. Есть. Я уже ее разработал.

                Премьер замирает с открытым ртом.

Концепция проста, как правда: немного здорового национализма, немного интернационализма, пробуждение в народе мыслей о возвращения газа и нефти в государственную собственность, дискредитация внесистемной оппозиции и помогающих ей олигархов, публичное обсуждение возможности возвращения применения смертной казни за хищение государственной собственности и денег в особо крупных размерах, возращение свободных выборов глав субъектов федерации и предоставление президенту права на отстранение их от должности… И пора, наконец, вернуться к тезису, что не только известные люди и всякого рода… предприниматели могут сидеть в государственной думе, но там должны быть и домохозяйки… Реализация этих направлений поможет нам восстановить доверие к власти и показать народу, что мы идем единственно верным путем – путем демократических преобразований при сильной президентской власти.
Премьер. Да… А с чего следует начать?
Президент. Со средств массовой информации. С придания им русского лица.
Премьер. Но… Возможно ли такое?
Президент. Что-то вы последнее время слишком часто стали сомневаться во всем, что не предложил бы Президент?
Премьер. Да я… не сомневаюсь… Надо, значит надо…

Президент внимательно смотрит на Премьера.

Президент. Хорошо. Будем считать, что вы перестали сомневаться в своей верности нашему делу…
Премьер (испуганно). Но я никогда… никогда не сомневался…
Президент. Зато у меня были сомнения, что вы остались верны себе…
Премьер. Нет, что вы… Я  - никогда, я - до конца… Готов выполнить любое задание.
Президент. Хорошо. Тогда предлагаю следующее. Вторым реальным актом нашей пропагандистской кампании должно быть ограничение въезда граждан из неславянских стран бывшего СССР. Это вызовет полное, если не абсолютное доверие к нам со стороны наших граждан. (Премьеру). Предлагаю вам возглавить это направление, оставаясь Премьер-Министром…
Премьер (подумав). Так ведь если реально ограничим им въезд, страна утонет в мусоре без выходцев из стран ближнего зарубежья…
Президент. Не утонет. Мы признаем наших дворников государственными служащими и будем платить соответствующую заработ-ную плату своим гражданам – треть из государственного бюджета, треть из бюджета субъекта, треть из бюджета муниципального об-разования. Это будет началом настоящей реформы жилищно-коммунального хозяйства страны, а не той воровской, которую придумали наши чиновники… К тому же, не следует забывать, что дворники всегда были в России государственными служащими… Они много видят и знают больше, чем некоторые, я бы сказал,  уполномоченные товарищи…
Премьер. Да, но… Товарищ Ста… Э-э-э… Товарищ Президент! А от-куда мы возьмем средства на это?
Президент. Меры по пресечению воровства дадут столько денег, что мы не только получим достаточно средств для решения постав-ленных сегодня задач, но и создадим второй стабилизационный фонд, который оставим полностью в моем абсолютном распоряже-нии.
Премьер (с сомнением). Не знаю, не знаю…
Президент. Я знаю. Товарищ Президент хорошо это продумал. Не сомневайтесь.
Премьер. Да! Но у нас ведь воруют не только чиновники, но и предприниматели. Что с ними делать?
Президент. То же, что и с чиновниками – сажать. Несмотря на без-работицу, в некоторых отраслях нам сегодня не хватает рабочих рук… А посадив, мы заставим их работать на благо государства…  Но сначала мы дадим им возможность стать им честными и научиться уважать свою страну.
Премьер (с сомнением). Это как же, если они от рождения воры?
Президент. На сегодня эта концепция устарела. Предприниматели – это цвет нации. Мы создадим систему государственного отбора предпринимателей и их финансирования. Все, кто пройдет тесты на предприимчивость и исследование на честность на «полиграфе», получат средства из государственного бюджета и освобождение от уплаты налогов в первые два года работы. Мы должны сделать из наших предпринимателей русских купцов, живших и работавших по слову.
Премьер. А!... Новый короткий анекдот: русский джентльмен… А я не верю!
Президент. Вы не Станиславский, чтобы заявлять подобное, и Премьеру вовсе не обязательно верить в народ, которым он должен управлять. Вера в народ пробуждает совесть, а политикам она ни к чему. Наш третий пропагандистский шаг должен быть сделан в сторону частичной реабилитации большевистских методов управления государством: мы должны вернуться к утверждению о том, что любая домохозяйка имеет право управлять государством. С одной стороны, это укрепит в народе веру, что мы идем по пути демократии, а с другой стороны, нам станет легче проводить свою политику. И, наконец, четвертый пропагандистский шаг должен привести нас к ряду показательных процессов над горлапанами из числа оппозиционеров и им сочувствующих не только в столице, но одновременно во всех субъектах федерации. При этом судить их надо не за создание беспорядков, а за уголовные преступления.
Премьер. Для чего? Важен ведь результат.
Президент. Результат важен, но еще важнее причина наступления результата.  Сейчас наши люди делают это неумело, неумно, я бы даже сказал, глупо… Все вокруг видят и понимают, что обвинения лидерам внесистемной оппозиции притянуты за уши… Сейчас нам необходимы такие люди, как Короленко, Вышинский, Руденко… Я думаю, что если мы сумеем показать народу, что рост тарифов на услуги жилищно-коммунального хозяйства есть хорошо спланиро-ванная акция внесистемной оппозиции и ее сторонников, то домо-хозяйки, избранные в представительные органы, и трудящиеся массы полностью поддержат наши начинания, и мы достигнем должного эффекта во внутренней политике. Все, чем недоволен народ в России, отныне есть следствие хорошо продуманных,  ан-тироссийских и антидемократических тайных акций внесистемной оппозиции. Именно этому тезису должны, прежде всего, уделить внимание средства массовой информации.

                Раздается робкий стук в дверь.

Президент. Войдите!

Входит молодой человек с листом бумаги в руках.

Президент. Что это?
Молодой человек. Ваш Указ.
Президент. Давайте сюда.
      
Берет лист, подходит к столу, читает, берет ручку и раз-машисто ставит подпись и потом отдает молодому человеку. Его взгляд нападает на книгу, лежащую на столе.

Президент (молодому человеку). Вы свободны. (Ждет, пока за ним закроется дверь). Так что будем делать с этой… книгой?
Премьер. Запретим. Автора… накажем.
Президент (обращается к присутствующим). Какие будут мнения?
Первый вице-премьер. Даже беглое знакомство с текстом говорит о том, что если книга попадет в торговую сеть, то пьеса может быть поставлена, оппозиция уж постарается. Поэтому книгу надо запретить, автора… посадить.
Президент. Какие будут еще мнения?

                Молчание.

Хорошо. Будем считать, что мы достигли согласия. Полагаю, его надо закрепить в секретной резолюции. (Первому вице-премьеру). Берите ручку, пишите. Я продиктую текст. (Диктует). «Резолюция заседания Президиума Правительства и Президента. Совершенно секретно. Президент, Правительство, выражая глубокую озабочен-ность нарастанием антиправительственных и антипрезидентских настроений в широких слоях населения, не желая наступления по-следствий таких настроений, выражающихся  в виде недовольства курсом Президента и Правительства,  а также вероятности того, что масса думающих слоев населения достигнет критической массы, после чего непременно последуют массовые акции протеста, при-ходят к согласованному мнению о недопустимости пробуждения самосознания широких масс и мыслительной деятельности народа. Нельзя допустить, чтобы народ начал думать. Народ должен только верить.  Самым действенным средством пробуждения мыслительного процесса в народных массах являются так называ-емые художественные произведения – независимо от формы, жанра и их вида. Именно поэтому мы признаем недопустимым наличие в свободном обращении подобных произведений. На заседание  Президиума Правительства очень странным, таинственным образом попала книга, вредность которой для власти очевидна. Помимо негативных оценок курса Правительства и Президента, их деятельности, книга содержит предположения о будущем России, совпадающие в целом с замыслами Президента. Самым неожиданным образом в книге полностью отражены диалоги членов Правительства, Президента, а также товарища Сталина, Мехлиса и маршала Руднева, - диалоги, которые были произнесены после того, как были уже написаны автором книги. Таким образом, автор сделал всех участников секретного заседания Президиума Правительства с участием Президента и исторических личностей действующими лицами своей книги, что расценивается нами как крайнее унижение. Мы против своей воли оказались в роли актеров, сыгравших в самих себя в непридуманном постановочном заседании Правительства. Нельзя допустить, чтобы эта пьеса появилась в печати, в Интернете и вообще дошла до населения России. В целях пресечения формирования антиправительственных  мнений, сомнений в правильности курса президента и правительства, пресечения в народе какой-либо мыслительной деятельности, исключения подобных случаев в будущем и в целях предупреждения для иных лиц, занятых написанием литературных произведений, Президиум Правительства, Президент считают необходимым:
1. Поручить Федеральной службе безопасности установить автора пьесы «Китель», режиссера, художника-постановщика и прочих лиц, причастных к мистической постановке пьесы.
2. Признать их виновными в распространении антиправительственных материалов, направленных на пробуждение мышления в народе.
3. Автора пьесы выслать под надзор полиции в места, куда Навальный лес не возил, у остальных лиц, причастных к постановке пьесы, регулярно поводить внезапные обыски в по-исках антиправительственных текстов вплоть до их выезда из страны.
4. Тираж книги уничтожить.
5. Типографию, в которой была отпечатана книга, закрыть».

Президент, прижав к туловищу левую руку, медленно и не-слышно проходит по коврам к выходу. Потом останавлива-ется и медленно поворачивается к присутствующим.

Президент. Все свободны. Пока свободны. (Неожиданно чихает).  Кстати, нет ли у кого с собой капель от насморка?…

ЗАНАВЕС.