Утром проснулись одновременно. Немного полежав с закрытыми глазами, разом подскочили и рванули на перегонки в душ. Меня подвела затёкшая, под, казалось бы, маленькой головкой Тары, рука. Я просто не смог ею затормозить у дверного проёма ванной комнаты и со всего маху врезался в преграду. Хлопок голого тела о чисто выбеленную стену был громким, что очень позабавило подругу, скрывшуюся за дверью. И не менее обрадовало соседей по гостинице, которые, скорее всего, не спали всю ночь, вместе с нами.
- И не ломись сюда, не пущу… я писаю…
Как хорошо, что все косметические принадлежности рыбачки лежат на окне, а не в ванной. В противном случае, стоять бы мне, жалобно подвывая, на коленях перед дверью, в ожидании, что меня всё-таки пустят и не дадут сделать лужу где-нибудь в углу комнаты.
Через час, приведя себя в порядок, напившись ароматного чая и убедившись, что наши комплекты «защиток» успели высохнуть, облачившись в них, отправились в Бар.
Лёгкий завтрак средь малочисленных посетителей и мы, уже довольные собой, встали на выходе из заведения, в раздумьях, куда податься далее.
- Мне в магазин бы. Надо снастей прикупить, да и блёсен много сошло, – не дав мне возразить, Тара отправилась на первый этаж здания.
- Ну, в магазин, так в магазин. Гляну на складе, чего не хватает, прикуплю тоже.
Быстро крутанувшись до своей сарайки и определив первоочерёдность покупок, я подошёл к «сельпо». Тары там не увидел. Странно, мне и в голову не могло прийти, что она может пулять зелёным золотом в «фирменном», хотя… помнится, она пропивала свою Арту за пятьдесят Реалов. Да, засмотревшись на прелести, не увидал человека. Теряешь нюх, Рыбоням. Слюни распустил, голь перекатная. Вот и стой теперь, бамбук свой выбирай, нахваливай, принципиальный ты наш!
- Ты ещё долго? – Подошедшая сзади Тара улыбнулась и встала в сторонке.
Я внимательно посмотрел на Рыбачку и почувствовал, что что-то, хотя и не совсем заметно, но переменилось между нами. И улыбка Тары мне показалась какой-то снисходительной и уже определилась тонкая грань в отношении к самой рыбалке, переступив которую, ты оказывался в другом лагере… Да, куда уж нам, нищебродам?
Чтобы вернуть всё на свои места, я попытался отсечь свои негативные мысли и предложил «посидеть» у меня в номере.
- Ну, если только недолго. К вечеру отправлюсь на Бай-Далашку, там, на Приюте Сталкера Мир попробую на Лиловом Иглоносе колупнуть.
Я опять посмотрел на Тару. Такие снасти мне были не по плечу, поэтому поддерживать тему в этом направлении не имело смысла.
- А как же я? Как же мой отпуск? Я думал, у нас всё только налаживается… , - робко начал я.
- Послушай. Мы оба взрослые люди. Нам обоим было хорошо, не более того. Какие отношения? Какая семья? Была я уже замужем. Ты хоть на минутку представь себя на моём месте. Что я приобретаю взамен своей свободы? Твои привычки, которые с годами так заматерели, что их уже бесполезно даже пытаться переломить. Или болячки в виде геморроя и простатита, в совокупности со сложившимися стереотипами? Или ту редкую близость в обмен на мою свободу действий, решений и передвижений? – она ненадолго замолчала, собираясь с мыслями, а затем продолжила: - А что приобретаешь ты? Няньку, которой тебе, великовозрастному мальчишке, до сих пор не хватало? Или жилетку, в которую можно слить излишние впечатления и проблемы? Тело, которое всегда под рукой, только свистни… Очерёдность сказанного, можешь расставить сам, в мере значимости и важности.
И она пошла по коридору, постепенно удаляясь, а я стоял с отпавшей челюстью и не мог найти слов, что б достойно ответить.
- Так мы идём? – Тара, такая близкая и дорогая мне ещё несколько часов назад, стояла на первых ступенях лестницы, ведущей на верхние этажи.
- Идем, идем конечно, - ответил я, разом вспомнив давешний «вещий» сон и догоняя, ставшую такой незнакомой, рассудительной и отдалившейся в миг от меня, молодую женщину. Да, жисть – сложная штука, чуть зазеваешься, она тебя в пах, да так больно. Неприятно защемило где-то внутри. Неужели это всё? Отпуск, такой долгожданный, заканчивался, не успев начаться…
Чтобы не портить себе настроение, решил не провожать Тару в экспедицию. Сильная женщина, сама доберётся. Ужинал уже в одного.
В Баре было многолюдно. Надвигающаяся гроза нагнала в Бункер разного люда. Я радовался, что успел занять свой привычный, стоящий в сторонке столик. Поедая остатки любимой камбалы, размышлял о своих планах на завтра. Так не хотелось нарушать данный себе зарок: не покидать Убежище целых две недели кряду. Но судьба распорядилась иначе. Семейная, хоть и короткая жизнь, мне ни с кем уже по ходу не светила, а прозябать в четырёх стенах, валяясь на кровати в одного и отлёживая отъедаемые бока, было бы самым последним делом.
Зазвучала музыка. В зале, ещё не замутнённом пеленой табачного дыма, стали вставать из-за столиков редкие пары и выдвигаться в сторону танцпола. Вот, погляжу на чужое счастье, отвлекусь от мрачных мыслей.
Парочки медленно танцующих, пестрели одеждами, подобно осеннему лесу. Преобладали привычно зелёные и жёлтые цвета «защиток», но кое-где, белоснежными мазками, мелькали платья и блузки Рыбачек. Выход «на люди» каждый расценивает тут по своему.
Краем глаза увидел движение с боку… Высокого роста девушка, с короткой стрижкой, отойдя от барной стойки, с кувшином в одной руке и кружкой в другой, крутила головой, в поисках свободного места. Бармен, участливо, протянув руку в моём направлении, определил свободное место за моим столиком. Затем подмигнул мне, мол, держись, бродяга, видал я в каком ты настроении пришёл сюда.
Молодая девица, одетая в смешно оттопыренные на коленях шаровары, синюю легкую безрукавку, поверх толстовки, не спрашивая, плюхнулась на свободный стул, поставив на стол литровый кувшин бадяжного пойла и пустую кружку. Следом помощница Бармена принесла две тарелки: нарезанная краюха белого хлеба с ломтиками репчатого лука и пару селёдок слабого посола, которые Бармен не успевал подавать посетителям, так велик на них был спрос пьющей братии. Помню, как же, сам сдавал не раз свежую. Ни разу он не обидел ценой. И что обижать-то, себе дороже станет…
- Здрасть! – молвила пигалица и, не дожидаясь ответа, развернувшись и ловко перебирая тонкими ножками в удобных мокасинах, поплыла обратно.
Поймав мой удивленный, направленный на кувшин взгляд, неожиданная моя соседка преспокойно промолвила: - Не хватит, ещё возьму. Бар – недалече!
Аппетиты нынешней молодёжи меня шибко удивляли и озадачивали. Откуда такое здоровье у них? В наши-то годы… Хотя, что касаемо меня, то и я в такие годы мог высосать за вечер, под хороший закусь, два таких сосуда, а затем ещё и «поработать» на огороде, пропалывая носом грядки с «мужским овощем» - корневым сельдереем и нескончаемыми луковыми рядами. Правда затем получал мокрым полотенцем по загривку от своей сердобольной и, чересчур бдительной, матушки. А позже - от жён.
С танцпола своё внимание я переключил на девушку, молча поглощавшую свою селедку, не забывая наливать убывающее, креплёное вино в кружку. Красивая. Да и то, как может быть не симпатичным молодое тело для старого перду… Мля, чего это я, в самом-то деле? Себя уже в старики записал? Мы ещё ОГОГО!
Через некоторое время, когда в зале из-за едкой табачной пелены стало видно не далее десяти метров, захмелевшей даме захотелось танцевать.
- Приглашаю, - дождавшись медленную мелодию, протянула она мне руку.
Во, делаааа! Кто кого танцевать-то будет? Да и как я с этой каланчой смотреться буду, вдруг, кто знакомый увидит? Аааа, плевать!
- А почему бы и нет? Пройдёмте-с. – Я галантно пропустил слегка покачивающуюся в такт музыки, подвыпившую девушку вперёд и, взяв за талию, резко прижал к себе.
- Но-но, парниша! – хохотнула она. – Не лети, вёсло сломаешь!
- О, какие мы нежные, - пытаясь заглянуть ей в глаза, находящиеся где-то в районе моей макушки, парировал я.
- А какая есть! – Она неожиданно легонько прихлопнула меня сверху по затылку ладошкой: - Сказала, не лети.
О! Мне такой поворот событий начинал определённо нравиться. Как-то, промежду прочим, затихло жжение ущемлённого Тарой самолюбия в моей груди и назревало новое ощущение безудержного пацанского все дозволенного веселья.
Музыка кончилась внезапно, будто кто-то разом отключил все развешенные по периметру Бара динамики.
- Ну вот, я только настроилась на позитив, - с сожалением в голосе произнесла партнёрша и вернувшись на место, молча плюхнулась на свой стул.
Опаньки! Какие мы слова-то знаем! Позитив-шмозитив. Не всё так просто в Датском королевстве…
- Как звать-величать-то тебя, радость моя? – усаживаясь поудобнее, напротив соседки по столу, спросил я. – Меня - Рыбонямом величают.
- Аха, запомнила. А я - Лапушка. Приятного аппетита Вам, товарищ Рыбоням, - поддела меня девушка, намекая на то, что я уже с полчаса ничего не ем.
Фига, се, Лапушка. Лапушенция! С таким мужским подходом ко всем вопросам ей бы в самый раз имя Лапушок подошло.
Заглянув в опустевший кувшин, соседка резко выкинула вверх свою правую руку и помахала ею, призывая внимание Бармена. – Повтори-ка ещё! – крикнула она через нарастающий в отсутствии музыки гул. Бармен кивнул, продолжая заниматься своими делами, давая понять, что заказ принят.
Я не стал кричать на весь зал, а молча встав, направился к стойке. Словлю двух щук на одну блесну сразу: и поесть закажу, чего полегче и про свою соседку разузнаю.
Заливное из Кальмаров с кусочками овощей было в самый раз для моего уставшего за вечер желудка.
- «Годок» кажется. Она из Артели недавно ушла. Вроде не срослось там с кем-то из Сталкеров, толи её не поделили, толи она к кому приревновала, но всё закончилось бурными выяснениями, прямо посередине Бара, вон за тем столиком… Умеет девка дверью хлопать! Половину посуды со стола за раз расхлестала и, пожелав удачи, преспокойно ушла. Ладно Арта дружная, сразу оплатили убытки, а то бы я её сегодня обслуживать не стал. А что, интерес имеется? – ехидно прикрыв один глаз, спросил Бармен.
- Имеется! – улыбнулся я в ответ. – Психолог ты наш! Всё-то знаешь, всё видишь. И когда только успеваешь?
- На том и работа держится. На информации! – поделился со мной Бармен.
Забрав заказ, я быстро вернулся на место. Лапушка уже наливала себе с нового кувшина, наливала до краёв. Да, видимо здорово девке хвост поджало.
И опять зазвучала музыка. Дождавшись медленную и кивнув в благодарность Бармену, прибавившему звук, я пригласил хмелеющее создание на танец.
- Отчего ж. Всегда пжалс-ста, - начинающимся заплетаться языком проговорила она.
В этот раз она сама прижалась ко мне всем своим … стройным телом. Да что, прижалась, просто взяла и на раз-два вдавила меня в себя. Мы, медленно покачиваясь среди таких же захмелевших пар, смотрели по сторонам, думая каждый о своём.
Вернувшись за столик, я попытался разговорить немногословную соседку. Лапушка молча жевала селедочный хвост и смотрела на меня пьяненькими глазками. Было непонятно, слушает ли она меня сейчас или внимает вкусовым качествам поглощаемой пищи. Я, во всех подробностях, рассказывал, как ловил в прошлом году Белобрюхую и Желтопёрую Камбалу на Леднике, а до этого, ещё раньше, во времена всеобщего нашествия в те края – Шипастого Рака и Колосса. Девушка, иногда переставая жевать, остановив челюсть на половине движения, внимательно смотрела на меня, слушала, а затем так же внезапно продолжала прерванный процесс или глотала содержимое кружки. Я с опаской поглядывал на состояние соседки и украдкой примечал, сколько ещё бурдамаги плещется в кувшине. Танцевали часто. Этим я пытался поддерживать боеспособность молодой рыбачки, которая во время танца складывала вес верхней части своего высокого тела на меня, предлагая поддерживать совместное равновесие мне одному. Ну, что ж, вызвал танцевать даму, так танцуй её, всю, без остатка.
Вовремя словив момент окончания горячительного напитка у моей соседки и предвидя заказ нового кувшина, я встал и предложил Лапушку променад по длинным коридорам Бункера… дабы не затекли ноги.
Девушка излишне резко кивнула в согласии головой, так, что аж хрустнули шейные позвонки. Мне поплохело. Не хватало мне проблем на этой стадии нашего знакомства.
- Гулять? – спросила она остановившись. – А «кекс» у нас будет?
- Будет, будет, - успокоил я Лапушку. Да, кобель ты, Рабоням. Банальный кобель! Был им, им и останешься. Воспользовался состоянием души и тела…
Выйдя в коридор, я направил свою слегка пошатывающуюся спутницу в сторону лестницы.
- Не, к тебе п-пойдём! Давай, п-ка-азывай дорогу. По пути и погуляем.
Продолжая удивляться нестандартному мышлению новой своей пассии, я повёл её к себе.
У двери она остановилась, долго смотря на номер комнаты, пытаясь запомнить трёхзначный номер. ППЦ! А это-то зачем? Маму с папой свататься пришлёт?
В номере сразу закрылась в ванной, включив воду в умывальнике, дабы создать шумные помехи. Да. Совсем охренел ты, Рыбоням. Ей и тридцати-то наверное нет. Мерзкий Каменщик, сидящий в глубине моей почерневшей натуры, передними лягушачьими лапками скрёбся и скрёбся: - Сама пришла, сама пришшшла, самааа…
Я сорвал покрывало с постели. Такой... высокой даме моё полотенце, как носовой платочек вокруг бёдер. И как только открылась дверь, я услужливо протянул Лапушке двумя руками растянутую материю. Отстранив меня, девушка, умудрившаяся обернуть крутые бёдра полотенцем, на подобии набедренной повязки, прошествовала к кровати. Маленькие груди своими навершиями ещё роняли на пол стекающие к ним капли.
- Ты ещё тут?
- Пять сек. – Мне не хватало воздуха. Сердце выскакивало из груди. Набрав полные лёгкие, я ломанулся в душ.
Утром мне не хотелось рано выходить в коридор. Было стыдно перед соседями. Всю ночь они слушали шум борьбы двух тел, скрип кровати и вопли. Моя новая подруга совсем не сдерживала себя в своих эмоциях. А я, старый ловелас, просто не мог остановиться…
Откушав горячего чаю и сославшись на вынужденные срочные дела, Лапушка покинула мои пенаты, не дожидаясь обеда, который я хотел принести прямо в номер.
Долго сидел на подоконнике открытого настежь окна, охлаждая своё разгорячённое ночными страстями тело и расцарапанную острыми коготками спину.
Отпуск. Ядрён батон! Позже прилёг на кровать, поваляться и не заметил, как уснул под мерный шелест растущих ниже, под окном, деревьев.
Встал уже затемно. Ну и спать вы, товарищ Рыбоням! Как Сом под корягой. Пятый день моего отпуска, помахав своими быстрыми крыльями, подобно сове скрывался в темноте.
Как же так? Я всего-то хотел покоя и уюта. Уткнуться в мягкую грудь доброй женщины и две недели кайфовать, смакуя суррогат семейной идиллии. А тут… Нет, надо к Лысому завтра наведаться, пораньше. Он тут давненько. Спросить про «золотую рыбку». Брешут рыбаки или правда есть такая. Словил и в раз счастливым стал. Уж я бы нашёл к ней подход. Уговорил бы на исполнение трёх желаний! А нет, то к Водяному подамся, на Заросший затон. Там народу мало, вот и потолкуем, как старые приятели… «за жисть».
Полночь. Не пойду в Бар. Чаем обопьюсь, но не пойду!
Настойчивый стук в дверь отвлёк меня от мыслей. Наверное, соседи, тугодумы, наконец-то решили поговорить со мной по душам, за бессонную прошлую ночь. Ну что ж, посмотрим…
Мой взгляд упёрся в маленькую грудь, выпиравшую из-под обтягивающей футболки. На пороге стояла трезвая и похорошевшая Лапушка (надо же, таки и запомнила циферки) с двумя сумками.
- Я к тебе. Примешь? – И не дожидаясь ответа, она, молча, прошмыгнула в комнату.
Ааааааааааа! Вот свезло, так свезло! Услышали мои молитвы и «золотая рыбка» и Водяной! Разом. И это - «добрая женщина»? Ну что ж, сам просил.
Так начался шестой день моего отпуска.