Читатель самого себя - так можно назвать одного из трех (Пруст, Джойс, Кафка) главных модернистов литературы XX века Марселя Пруста. Десятого июля родился один из любимых писателей, ставший моим с первых строчек.
Быть читателем Пруста – наслаждение, особенно, если есть время и можешь посвятить его неспешному чтению одной из самых удивительных книг в истории человечества, протяженностью в семь томов, книги, которая называется «В поисках утраченного времени».
Стиль Марселя Пруста завораживающе-мистический: меланхолически-спокойное повествование с трагическими нотками, неожиданными остановками, размышлениями на, казалось бы, не связанные с сюжетом темы, с философскими проходами, высвечивающими и проясняющими не только его, но и твои собственные мысли и переживания.
Его проза оставляет у меня впечатление, словно идешь по глубокому снегу и постоянно проваливаешься вглубь себя и своей памяти, в которой теперь начинаешь видеть яснее, чем тогда, вдруг обнаруживая неожиданные смыслы, которых до этого не видел, мимо которых проходил.
Прошлое сейчас, вновь появившись в книгах, записях и воспоминаниях, закольцовывается с настоящим, становясь открытой книгой для самого себя. И когда начинаешь писать, начинаешь и понимать себя. Читать в себе и себя, стать читателем самого себя – единственное, к чему призывает Пруст.
Пруст, как и Цветаева, жил двойной жизнью, и в нем тоже было два человека, которые не совпадали: один творящий, другой – живущий; один – аристократ и сама вежливость, другой садомазохист с нетрадиционной сексуальной ориентацией.
Последнее можно прочитать по нежно-пастельному, туманно-облачному стилю Пруста, едва уловимому и растворяющему образы своих героев в паутинке слов, как растворяет туман ежика Норштейна. Но это не главное. Главное то, узнаешь ли себя в том, что читаешь.
Затрагивают ли мысли и ощущения автора, или они проходят мимо тебя как навязчивая реклама. Пруст утверждает, что затрагивает только то, что в тебе уже есть. И книги нужны для того, чтобы понять себя, а не чтобы узнать больше, чтобы встретиться с собственными прежними переживаниями, почему-то зацепившимися за нашу память.
«Не в писаниях Монтеня, а во мне содержится все, что я в них вычитываю». Так сказал еще Паскаль, Пруст только воплотил эту мысль, постепенно разматывая клубок воспоминаний, заново воссоздавая себя из этой тонкой материи. Не из прошлого, а из воспоминаний, не из объективных событий, случившихся с тобой, а из субъективного их образа, запечатлевшегося в памяти.
Поэтому запах, однажды услышанный и запомнившийся, содержит в себе целые пласты воспоминаний, всплывающих только от уже знакомого мимолетного запаха или услышанной когда-то знакомой мелодии.
Каждый ловил себя на этих моментах: любая незначимая для другого вещь, или музыка, или фильм вдруг поднимает из памяти столько всего, связанного с ними, что живешь уже не тем, что видишь и слушаешь, а тем, что было тогда, когда впервые увидел, или услышал, или почувствовал это.
У меня, например, рядом с Прустом всегда стоит Мераб Мамардашвили - один из признанных не только в России, но и на западе русских советских философов (это в то время, когда философии как таковой в СССР и не было). Говоришь Пруст, подразумевается Мамардашвили.
Мераб Константинович читал в течение нескольких лет потрясающие лекции по Прусту. Они напечатаны, когда-то я их штудировала с карандашом в руке, потому что Пруст – это не только и не столько писатель, в нем жил философ.
Пруст продолжатель традиции французских писателей-философов: Паскаля, Монтеня, Руссо, Дидро, Вольтера… В русской культуре таких можно пересчитать по пальцам: Достоевский, Толстой и Чехов. Больше, пожалуй, и нет. Этим Пруст тоже интересен.
Мамардашвили утверждает, что Пруст совершал духовный поиск и решал единственную задачу – задачу своего спасения. Это значит – проделать путь, который позволит вырваться из круга биологической жизни и прорваться сквозь время в вечность. Ему это удалось.
Автор публикуется в блоге (с иллюстрациями и видео)