Арона привезли в лагерь на рассвете одного из осенних, на удивление солнечных дней. Наконец-то его долгое путешествие закончилось и, щурясь от яркого солнца, он подумал, что, возможно, и в аду бывают выходные.
Перед этим он провёл трое суток в тюремном спецвагоне поезда, несущегося куда-то в направлении Восточной Сибири. Поздней ночью его вместе с группой ещё каких-то осуждённых, отправленных по этапу, вывели на платформу тихого пустынного полустанка, погрузили в холодный металлический кунг Урала и везли часа три по какой-то на редкость разухабистой дороге, после чего остальных зеков увели в неизвестном направлении, оставив его одного в машине.
До восхода оставалось ещё несколько часов, когда в кузов заглянул человек лет тридцати с красивым, но бледным и худым лицом в сопровождении троих конвоиров в полицейской форме. Его лицо не выражало ни доброты, ни враждебности, лишь какой-то скупой интерес. Он оценивающе оглядел Арона, убедившись, что за время пути с ним ничего не случилось. Примерно так оглядывают товар, прежде чем отдать за него деньги. Затем он исчез, в кузов запрыгнули двое конвоиров с автоматами, и дальше он продолжил путь в их обществе. Они ему почти не мешали, если не считать нескольких колкостей и грубого мата, просто травили какие-то байки, пока мощный грузовик боролся с дорожными препятствиями, удаляясь в глубь сибирского вековечного леса.
Прошло ещё утомительных часа три, прежде чем они достигли наконец вожделенного пункта назначения.
Сам лагерь показался Арону монолитной каменной глыбой, которую окружал со всех сторон высокий частокол из брёвен, оживлённый мотками толстой колючей проволоки, словно какой-то древний заброшенный замок злобных гоблинов, выросший из толщи вековых деревьев.
Он заметил несколько смотровых вышек, расставленных по периметру лагеря. Несмотря на то, что Арон впервые находился в подобном исправительно-трудовом учреждении, он моментально сориентировался. Замызганный грязью с непроходимых таёжных дорог, внушительный Урал, затихнув, будто уставший зверь, остался на усыпанной гравием площадке под большим деревянным навесом рядом с двумя такими же полноприводными «лесовозами», и его водитель тут же занялся чисткой и мойкой своего грузовика, а это значило, что, скорее всего, в ближайшее время ехать на этой машине в обратном направлении не запланировано.
Арона грубо подтолкнули дулом автомата в спину, и он двинулся вдоль серых низких бараков с тёмными зарешеченными окнами, узкими под стать бойницам того же замка гоблинов.
Пока он шёл так под конвоем, покорно пригнув голову и сутуля плечи, его глаза шарили по сторонам, а мозг работал здраво и рассудительно, составляя нечто вроде наброска плана лагеря. По смотровым вышкам, расставленным вдоль ограды, он подсчитал его примерную площадь. Поначалу лагерь показался ему совершенно безжизненным, пока в окнах многочисленных бараков, которыми он был застроен, не начал зажигаться свет, и тишину нарушили зычные голоса охранников в униформе, выползающих из двухэтажного, довольно аккуратного кирпичного здания, расположенного на почтительном расстоянии от бараков.
Арона не повели ни к баракам, ни к двухэтажному зданию, где, очевидно, находилась администрация лагеря, а направили к одноэтажному длинному строению, расположенному на самой окраине, которое со стороны можно было отличить от барака лишь табличкой над главным входом:
«ЛАЗАРЕТ».
Надо сказать, Арон ещё не видел более мрачного и неуютного с виду здания, чем это. Казалось, оно столь же недружелюбно и неуютно внутри, сколь и снаружи. Около получаса он просидел в коридоре, прикованный наручником к водопроводной трубе, проведённой вдоль стены, прислушиваясь к гробовой тишине, царившей в помещении. Его явно не торопились принимать, хотя он-то знал, что его место не в бараке с остальными заключёнными, а здесь. Он своей рукой подписал договор с каким-то штатским, рассказавшим ему о преимуществах его заключения в лазарете исправительно-трудовой колонии №305, которые показались ему тогда более выгодными по сравнению с пожизненным местопребыванием в одном из северных централов в камере для смертников. Да, на нём испытают какую-то неизвестную таблетку, но уж точно не выпотрошат на органы и не заставят ползать раком с утра до ночи, как в централе для приговорённых к высшей мере; также ему не грозит и суд зеков или пресс-камера, о прелестях которых ему живописно описал штатский.
Напрашивался вывод: либо в лазарете никого нет, либо все пациенты заперты в палатах за толстыми стенами, оснащёнными завидной шумоизоляцией, откуда не может вырваться ни один посторонний звук. И если так, то спрашивается, для чего эта шумоизоляция нужна, как не для сбережения столь ценной нервной системы главврача и медперсонала.
Арону начало уже осточертевать и действовать на нервы ожидание, когда появился тот самый человек с бледным красивым лицом в сопровождении какого-то рослого небритого детины, беззвучно перебиравшего губами, как будто он что-то жевал; оба в белых стерильных халатах, причём на халате детины преобладали тёмно-бордовые пятна, больше всего напоминающие следы от крови.
Незнакомец с бледным лицом ещё раз внимательно осмотрел Арона и сказал:
— Здравствуйте! Вы — Арон, не так ли? — он достал из бокового кармана немного смятый листок и продемонстрировал его заключённому. — Вот копия вашего договора под номером 35. Это значит, что вы — наш тридцать пятый пациент, и вы согласны соблюдать все условия и правила, оговоренные в этом документе.
Арон устало кивнул.
— Меня зовут Дмитрий Туров, я доктор медицины, — добавил незнакомец. — А это фельдшер Иван, познакомьтесь.
Небритый верзила, жуя свою жвачку, презрительно посмотрел на Арона, сидевшего возле трубы в нелепой позе, и вид у него в тот момент был такой, будто он собирался плюнуть ему этой жвачкой прямо в лицо.
— Арон, из Питера, серийный убийца, тот самый, — заметил доктор. — Ваня, отведи его в палату люкс.
Иван улыбнулся во весь рот, испытывавший явный недостаток в здоровых зубах, бестактно обдав Арона волной перегара. Судя по всему, фельдшер проводил свободное от скучной работы в лазарете время явно не впустую.
— Будь со мной ласков, — нескладно пробубнил, картавя и шепелявя, Иван и продемонстрировал новому пациенту странное орудие то ли самообороны, то ли нападения — бейсбольную биту, покрытую множеством вмятин. — Ты — серийный, ну и я не промах, учти, дядя!
Арон учёл последнее замечание. Впрочем, он и не стал бы лишний раз дёргаться в наручниках в присутствии человека той же комплекции, что и он сам; это было бы нелогично.
Лениво помахивая битой, фельдшер провёл его в дальний конец коридора, отпер запертую на замок дверь, за которой оказалось, по-видимому, главное отделение лазарета — точнее, за ней тянулся коридор в два раза длиннее предыдущего, вдоль которого выстроились ряды железных дверей.
В самом начале прохода Иван приказал встать лицом к стене и зазвенел связкой ключей.
— У вас номер «люкс», — с издёвкой известил фельдшер. — Отличная палата. Тебя пока не посадят в дальнем конце. Доктор хочет с тобой ещё побеседовать... О том-о-сём, чтобы назначить нужное лечение.
При последних словах, он как-то странно хмыкнул, но Арон прекрасно понял, что в любом случае речь идёт не о лечении, как таковом. Лязгнул замок, и фельдшер резко с силой ткнул его в спину битой, в своём понимании как бы приглашая «пациента» войти. Дверь захлопнулась за ним с такой быстротой, словно её боялись держать открытой или слишком ценили время, проведённое в ожидании, пока пациент войдёт внутрь.
Палата занимала не более десяти квадратных метров — каморка с маленьким зарешеченным окошком под самым потолком. У стены стояла какая-то лежанка совершенно без белья: просто три грубо сколоченные доски, брошенные на бревенчатые стойки. У противоположной стены в непонятной позе прикорнул незнакомец в чёрной тюремной робе. Он отрешённо смотрел куда-то в пустоту, словно был в каком-то полусне.
Присев на лежанку, Арон долго рассматривал незнакомца. Видимо, ощутив на себе это внимание, тот начал понемногу выходить из своего транса и обратил мутный взгляд на новоявленного соседа по палате. В этом взгляде было что-то животное и ужасающее, но Арон выдержал его стойко, хотя другой мог бы и испугаться. Худое лицо незнакомца напоминало маску мертвеца — бледное, с глубоко запавшими глазами неестественно чёрного цвета, словно расширившиеся зрачки заняли собой всю радужную оболочку. Так бывает у наркоманов... или заколотых наркотой насильно.
Щуря глаза, незнакомец изучал лицо Арона, пока, запинаясь, не проговорил слабым голосом что-то вроде приветствия:
— Добро пожа-а-ловать!..
— Здравствуй, — коротко ответил Арон.
Тот неприятно ухмыльнулся и добавил уже более отчётливо:
— И тебе не хворать.
Арон уловил неприятный запах, исходивший от бедняги, и выбрал место на лежанке подальше от своего соседа.
— Ты хоть знаешь, где находишься, приятель? — проговорил тот слабым истощённым голосом, однако новенький промолчал, и его сосед ответил сам:
— В аду! Это наша расплата за то, что мы сделали. Скольких ты загубил, пока не угодил сюда?
Арон проигнорировал и этот вопрос. Однако он мгновенно отослал его в памяти в прошлое, в камеру для допросов, где он провёл немало часов на приёме у на редкость дотошного и крикливого следователя. Не все они такие, но тот был просто ублюдок. Ну и, разумеется, все подробности его деяний остались в следственном деле. Хотя скорее всего, самого дела уже не существовало, с тех пор, как он подписал договор №35.
— Ладно, можешь не говорить. Я прикончил пятерых детей, потому меня и сунули в этот санаторий, — он грустно усмехнулся.
— Зачем? — произнёс Арон.
— Что — зачем?
— У тебя была причина сделать это?
— А ты что, мнишь себя святым? — съязвил заключённый. — Я знаю, здесь оказываются только убийцы. Здесь — наше Чистилище, разве ты не понимаешь?
— Я не убийца, — спокойно сказал Арон, — и я отсюда вырвусь.
— Не убийца?.. Отлично! — Тот с издёвкой и в то же время интересом разглядывал Арона. — То есть ты — полный псих... — Его лицо внезапно стало серьёзным, и он сказал:
— Доктор тоже больной. Он тоже мнит себя чем-то вроде святого ангела. А, может быть, и богом, не знаю. Знаю одно, нам всем круто не повезло, — его тираду прервал сильный приступ надрывного кашля.
Арон смотрел в маленькую прорезь окна, за которым уже вовсю занимался рассвет. Пробуждение природы манило так, как никогда прежде, даже в тюрьме, где он прождал своей участи достаточно. Что-то внутри начало душить его, словно какое-то подлое насекомое. «Что за дрянь?» — подумал он. Признак клаустрофобии или предчувствие чего-то поистине жуткого, подстерегавшего его здесь, в этом изолированном от остального мира месте. Конечно, не в последнюю очередь своему гнетущему эмоциональному состоянию он был обязан наручникам, сцепившим его руки, в то время как его сосед был в этом смысле полностью свободен.
Кашель, видимо, ещё больше лишил его сил, и взгляд стал ещё мутнее. Он продолжил разговор лишь по прошествии добрых пяти минут.
— Ты видишь это? — спросил он, указав на стену под окном.
Арон посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел, кроме грубой серой штукатурки.
— Ты видишь кровь? Это всё кровь тех невинных малышей, которых больше нет... Ты знаешь, они все страдали, если это можно назвать просто страданием. В прессе я прошёл как «больничный убийца», «ангорский киллер», «главврач»... да мало ли, как меня не нарекали журналисты. Я тот самый серийный убийца из Ангорска. Эти пятеро детей были прикованы к больничной койке, у каждого смертельная болезнь.
— Как ты об этом узнал? — спросил Арон.
— Мне было дано указание свыше, — ответил убийца, глядя ему прямо в глаза.
С минуту оба молчали, испытующе буравя друг друга взглядом, затем незнакомец перевёл разговор на другую тему:
— Итак, мы в Чистилище, мой друг. Будем знакомы? Меня зовут Артур. Забудь о голосах и прочей там ерунде, это больше не преследует меня. Наши подлинные враги здесь — это доктор и фельдшер, остальные не в счёт.
— Почему они?
— Спроси у них, им виднее. А ты?..
— Арон.
— Очень приятно, — прохрипел Артур, давясь от кашля. — Знаешь, у меня плохое предчувствие, но об этом позже. Кстати, скоро у меня утренняя прививка, странно, что... — он не успел закончить, как вдруг дверь распахнулась, и в каморку ворвался, разя перегаром, Иван.
— Артур, в лабораторию! — громко скомандовал он.
Тот закашлялся на этот раз сильнее прежнего, казалось, что от такого кашля у него вот-вот разорвутся лёгкие. Неожиданно он захрипел, словно задыхаясь, и соскользнув со своей лежанки, распластался на полу. Лучик солнца из окна скользнул по его лицу и раскрытым чёрным мутным глазам, будто ослепительное лезвие ножа в темноте комнаты.
Арон смотрел на него и не мог поверить в то, что смерть может наступить так быстро, ведь они даже толком не поговорили. Иван, ненадолго перестав жевать, быстро ощупал тело, проверил пульс и прикрыл Артуру глаза.
* * *
В кабинете доктора Турова днём и ночью царила довольно гнетущая обстановка, которую поддерживали по обыкновению опущенные на окна тёмные шторы, казалось, скрадывавшие не только дневной свет, но также и искусственный. Сам Туров не любил покидать своё сумрачное логово, столь уважительно именуемое тюремным лазаретом, надолго, предпочитая проводить здесь большую часть времени.
Начальник лагеря, переступивший порог лазарета в этот удивительно ясный день, считал доктора подозрительным типом не только по одной этой причине. Однако предпочитал мириться с этим соседством вот уже несколько лет, отдавая себе отчёт в том, что и сам он, мягко говоря, не самый адекватный человек. У него была своя пагубная страсть — он пил без просыху, но в то же время умудрялся слишком не пьянеть.
Он вошёл в кабинет доктора без стука, неся в руке бутылку коньяка и на ходу дымя крепкой зловонной сигаретой. Как всегда, не дожидаясь приглашения, поставил перед ним на освещённый одной лишь настольной лампой стол два стакана, без спроса изъятые из серванта доктора в кабинете, и наполнил их почти до верха.
Туров устало откинулся на спинку кресла, равнодушно закатив глаза.
— Я слышал, ты привёз новенького, — сказал начальник лагеря, кривя рот в подобии поощрительной улыбки. — Можем за это выпить?
— Пока не за что, Степаныч, — ответил доктор, снизойдя до него томным взглядом. — Если честно, у меня хреновое настроение.
— У меня тоже, — поддакнул комендант и вылил коньяк себе в рот. — А что случилось? Что не так, Дима?
Доктор пожал плечами. Он не мог ответить прямо этому идиоту Хватову: всё, что могло выводить его из себя — это беспробудная пьянка окружавших его людей.
— Давно хотел тебя спросить, — произнёс Хватов. — Над чем ты всё колдуешь? Зачем тебе эти выродки?
— Выродки? — задумчиво повторил Туров. — Хм, если бы все было так просто, дорогой полковник, — он прекрасно знал, что одно упоминание о чине заставляет Хватова смотреть на него, тщедушного медика, если не с большим доверием, то, по крайней мере, расположить его к себе хотя бы в первые минуты разговора.
Осанка коменданта незаметно для него самого стала чуть более подтянутой и горделивой, и он благодушно взглянул на учёного. Хватов не ожидал, что тот неожиданно даст волю эмоциям и раскроет ему то, что так долго держал в себе:
— Я объясню тебе суть моих испытаний, — подавшись вперёд, заявил доктор с блеском в глазах, который зажёгся мгновенно, словно от удара невидимой молнии. — Тем более, что они подходят к концу, остались считанные месяцы, может быть, дни! Я пишу доклад, чтобы предоставить результат моих трудов на суд Академии наук, меньшего он не достоин. Генетики и биологи всех мастей будут наблюдать крушение всех законов молекулярной биологии, а, возможно, и физики с раболепием, видя неопровержимые доказательства моих теорий... Впрочем, меня заносит! Скажу одно, я уверен в собственной правоте. Ты знаешь, что меня снабжают для этой цели кончеными убийцами и маньяками. Вот они-то, эти несчастные подопытные, и сами не знают, что однажды одного из них ждёт истинное и бесценное сокровище, которым ещё не приходилось обладать простому смертному со времён Адама.
Широко округлив глаза, с искренним удивлением и интересом слушая эту браваду, комендант снова потянулся за бутылкой, в то время как доктор Туров распалялся всё больше:
— На первый взгляд это кажется безумием, но ведь во все времена люди хотели достичь самой великой ценности, которая только может быть дана человеку один раз в сто лет — абсолютного всеобъемлющего счастья!
— Прости, Дмитрий, — произнёс Хватов, ненадолго позабыв о стакане с коньяком. — А ты никогда не думал о том, что на самом деле тебя сослали в эту дыру твои же коллеги за какую-то научную глубокозаумную провинность?
Туров сделал вид, что пропустил этот пьяный выпад мимо ушей и продолжил:
— Кажется, я подошёл совсем близко к разгадке этой проблемы. Осталось совсем немного.
Хватов опрокинул содержимое очередного стакана в рот и выпалил:
— А теперь помоги решить мне и мою!
Казалось, это вопль пробудил Дмитрия от своих грёз, и он удивлённо взглянул на коменданта:
— Что случилось?
— Я не хотел мешать твоей работе, но меня прижали. Полчаса назад мне позвонил один тип — начальник секретного «ящика», что всего в ста километрах отсюда, можно сказать, наш близкий сосед, и попросил меня об одной услуге, — комендант упорно старался не смотреть в глаза доктору и, наверно, потому снова схватился за спасительный стакан. — В общем, не то чтобы просил — настаивал. Короче, Дима, говорю тебе как есть, меня прижали к стенке. У нас с тобой и так репутация не из лучших, хотя на наши дела пока и прикрывали глаза, вот и приходится расплачиваться тем, что имеем.
— Да что случилось? — в нетерпении воскликнул Туров.
— Им срочно понадобились несколько заключённых.
— Ну так что? Отдай им людей из бараков.
Хватов грустно покачал головой:
— Нет, Дима, зеков из лагеря я тебе не отдам. Пойми, мне припаяют ментовской беспредел. Блатные и так недовольны, может случиться бунт. Так что извини, тебе придётся отдать своих.
Туров машинально встал из-за стола, выпрямившись во весь рост, — он смотрел на коменданта так, будто тот потребовал у него его собственную жизнь.
Хватов отвёл глаза в сторону и, крепко ругнувшись, проговорил заплетающимся языком:
— Они требовали десять человек, но хрена им! Получат только троих. А ты не отчаивайся, наберёшь ещё на свои исследования. Уж поверь, щедра ещё земля русская ублюдками всех мастей.
— Нет, ты не можешь так со мной поступить! А наш договор?
— Договор был только на словах, а что значат в наше время слова? Читай газеты, договора надо подписывать, а не заключать под честное слово, дорогой! Знаю, что за тобой тоже стоят высокие люди, но эти вроде бы ещё выше — «оборонка». Я бы не стал тебя кидать, но дело серьёзное. Сегодня я откажусь, а завтра весь наш лагерь сотрут с лица земли, да ещё вместе с нами, ведь его формально — даже не существует!
— Нет, ты этого не сделаешь!
— Мне жаль, — комендант уныло встряхнул опустевшую бутылку, — но я это сделаю и в ближайшее время. Что-то ты расчувствовался, Дима! Твои собственные подопытные в течение пяти лет мрут как мухи, а ты тут разыгрываешь сантименты. Меня не проведёшь, дружище!
— Дело не в этом, — тихо проговорил доктор, потупив взгляд. — У меня каждая опытная единица на счету. Тридцать четвёртый сегодня утром отдал концы, и остался один Арон.
— Вот те раз! — воскликнул Хватов, и снова потянулся к уже почти опустошённой бутылке. — Надо помянуть бедолагу. Его вроде Артурчик звали? Серийный из Ангорска. Помню, полгода не прошло, как ты его заколол-таки до смерти.
Глаза Турова наполнились злобой, он стоял, сжав кулаки, с ненавистью глядя на физиономию коменданта, заливающего новую порцию горячительного себе в рот, и думал о том, как бы ему хотелось, чтобы эта жирная пьяная сволочь хоть на пять минут оказалась у него в лаборатории в окружении шприцев, скальпелей и пил под бестеневой лампой и, закатав ему рукав, с каким удовольствием он вкатил бы ему десять кубиков одного чудодейственного средства, от которого, например, могут быстро лопнуть глаза или неудержимо пойти кровь из всех пор. Но ему пришлось, как всегда за эти убийственно долгие и утомительные годы, подавить в себе этот порыв. В конце концов отчасти комендант был прав, люди не доживали даже до конца одной десятой своего настоящего срока, их закалывали до смерти, причём исключительно из лучших побуждений, лишь во благо человечества, как искренне считал доктор Туров.
— Ладно, — сказал Хватов, вставая. — Есть у меня парочка провинившихся, эти твари меня конкретно вывели из себя. Вот они-то и составят компанию твоему Арону. Собирайся, ты поедешь с ними.
После ухода коменданта Туров минут пять сидел, уставившись в одну точку в пространстве перед собой. Затем, словно очнувшись от забытья, нажал кнопку звонка, встроенную под его рабочим столом. Через минуту появился Иван, как обычно жуя привычную жвачку.
— Собери Арона в дорогу, — сказал доктор. — Дай ему телогрейку, днём сейчас уже прохладно. У нас намечается небольшая увеселительная прогулка.
Фельдшер сделал удивлённые глаза и спросил:
— Куда ж это?
Неожиданно Туров взорвался и заорал на своего подчинённого:
— За кудыкину гору, идиот! И не забудь собраться сам, ты поедешь с нами.
Иван кивнул и поспешил скрыться с глаз доктора. Тот быстро встал, несколько раз пересёк небольшой кабинет взад и вперёд, осунувшись и вперив глаза в пол на манер походки заключённых, затем подошёл к большому старинному железному сейфу, стоявшему в углу, набрал на циферблате несколько цифр, открыл и достал с полки небольшой пистолет и маленькую склянку из-под каких-то витаминов. Оба предмета он спрятал во внутреннем кармане своего пиджака.
* * *
По-видимому, начальник лагеря придавал этим сборам большое значение, поскольку решил взять их под собственный контроль. Он не отходил от свежевымытого Урала, стоя рядом с доктором, накинувшим чёрное однобортное пальто поверх немного потёртого тёмного костюма, пока двоих заключённых, только что вытащенных из ШИЗО, небритых и с одинаково злобным волчьим взглядом затравленных и замученных глаз, проверяли металлодетектором.
— Зачем это? — спросил Туров.— Они ведь только что из карцера.
— Ты вроде не первый год с нами, Дмитрий. Эти хитрые лисы на всё способны, а мне лишние инциденты не нужны.
Последними появились Иван в длинном нейлоновом рыбацком плаще и Арон в телогрейке. Когда Иван проходил мимо детектора, прибор зазвенел.
— Стой, что несёшь?! — нахмурив брови, окликнул его Хватов.
Иван остановился, уставившись на коменданта с выражением вора, захваченного врасплох, и прекратив жевать:
— Баллончик от комаров, хозяин, — пугливо протянул он.
— Врешь, сучара! — рявкнул Хватов.
В ответ фельдшер нехотя вытянул из-под полы своего плаща бейсбольную биту, через массивный закруглённый конец которой выглядывало острие только что ввинченного длинного самореза.
— Зачем это тебе?
— Так ведь, тайга, хозяин, — немного обиженным тоном ответил Иван. — Мало ли что, волки, медведи. В целях самообороны.
— А зачем шуруп? Можно было и гвоздей понатыкать.
— Дык, если шо, больнее будет, да и надёжнее...
Туров натянуто улыбнулся, подумав о том, что сразу заподозрил неладное, увидев своего подручного в тонком, но длинном рыбацком плаще. Баллончик от комаров! Иван тоже мотал свой срок в этом лесном лагере, и причём не первый десяток лет, но благодаря своему медицинскому образованию половину этого срока отбывал, не считая своей неофициальной должности ассистента доктора, в так называемом лазарете в числе приближённых к администрации и обладал дурной репутацией опытного прессовика.
— Ладно, лезьте в кузов, — скомандовал комендант так громко, что доктор чуть было не полез в кунг и сам, но вспомнил, что для него зарезервировано элитное место в кабине рядом с водителем, невысоким коренастым пареньком в серо-зелёной камуфлированной униформе по имени Сеня.
— Дать вам автоматчика? — спросил Хватов.
— Я думаю, обойдёмся, — ответил доктор. — Иван заменит троих автоматчиков с одной своей булавой. У Сени тоже есть автомат. Да и куда они денутся из закрытого кузова?
Про свой пистолет Дмитрий предпочёл умолчать. Он заглянул внутрь кунга. Из нескольких узких прорезей вместо окон сюда скудно поступал свет, освещение было выключено. Впрочем, зачем зекам свет? Трое заключённых уже устроились в откидных сиденьях с одной стороны, каждый из них был прикован одной рукой наручником к стальному поручню, установленному вдоль стенки кузова. Машина была военной, но её уже давно переделали под автозак для перевозки особо опасных рецидивистов. Иван как раз закончил осматривать, надёжно ли прикованы зеки, и уселся напротив на своё место, пристегнув себя специальным страховочным ремнём, чтоб не улететь во время езды по бездорожью.
— Всё будет путём, доктор, — сказал он, подмигнув Турову.
Дмитрий спрыгнул вниз и с удивлением обнаружил, что начальник лагеря всё ещё здесь. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял с таким видом, как будто чего-то ожидал, и вскоре доктор понял, чего. Двое охранников появились со стороны лазарета, неся тело в чёрном пластиковом мешке, в который сегодня утром фельдшер у него на глазах упаковал тело Артура.
— Это ещё зачем? — с удивлением спросил он Хватова.
— Это? — переспросил комендант. — Ах это! В нагрузку военным, мало ли что? Чтоб не возникали насчёт количества народу. Пусть будет четвёртым, скажете, что не довезли. В дороге всякое бывает... Ну-ка дайте глянуть на него!
Охранники послушно положили тело перед комендантом. Он нагнулся, небрежно разорвал мешок возле головы покойного и некоторое время изучал его лицо.
— Не перестаю удивляться, — сказал он доктору. — Я видел трупаки тех, кого вы закалывали до этого. У одного не было глаза, у другого — волдыри с угрями по всему телу, у третьего ещё чего похлеще. Но этот выглядит, как младенец! Только, бедняга, перед смертью страшно исхудал... Ладно, грузите его в машину, — бросил он охранникам.
Те немедля поднесли его к двери кузова и брезгливо закинули упакованный труп внутрь.
— Эй, вертухаи, вы чего?! — закричал один из зеков, тот, что был постарше, держался понахальнее и был немного поопрятнее своего спутника из ШИЗО. — Нахрен нам жмура, вашу мать!
— Чтоб вам веселее было в дороге, падлы, — ответил один из охранников, с грохотом захлопывая дверь.
Комендант с одобрением кивнул своим подчинённым и, лениво махнув рукой Турову на прощанье, направился вместе с ними в штаб, скорее всего, чтобы на досуге сообразить на троих. Сеня подошёл к доктору и спросил, можно ли ехать? С минуту Туров стоял в каком-то оцепенении, глядя вслед этой троице, которая быстро скрылась в здании штаба, зычно переговариваясь и хохоча, затем посмотрел на Сеню и ответил, нарочито повысив тон:
— Вперёд, что встал?!
* * *
Несколько километров Урал уверенно шёл, чинно и горделиво возвышаясь над мелким кустарником, как танк по довольно ровному участку пути, и Туров даже начал клевать носом, засыпая, когда столь комфортная для этих диких мест дорога закончилась так же неожиданно, как и началась. Последовали яма за ямой, рытвина за рытвиной, мелкие упавшие ветки, которые грузовик запросто смешивал с землёй и грязью, а также небольшие упавшие деревца, которые появлялись там, где их раньше не было и даже не должно было быть, с учётом достаточно удалённой границы леса.
— Ну, вот откуда они берутся? — воскликнул Туров, держась обеими руками за приборную панель и ручку двери, чтобы не вылететь из кабины через лобовое стекло.
— Деревья? — весело переспросил Сеня. — Так лесовик подбрасывает, леший, больше некому! Шутит с нами, док, играет, чтоб мы остановились, вот тогда-то он нас и отпетушит по самые помидоры!
— Нет, серьёзно, — хмыкнул доктор. — Такое впечатление, что их подбрасывают специально.
— Тайга! — коротко, но тяжеловесно заключил шофёр, многозначительно посмотрев на Турова. — Здесь чудные вещи порой приключаются.
— Например, — поинтересовался Дмитрий. — Ну давай, потрави байки, быстрее время пройдёт.
Сеня промолчал, пока многотонный шестиколёсный грузовик переползал через довольно толстое бревно, неожиданно преградившее им дорогу. Урал справился с этим делом как всегда безотказно, с рёвом продолжив свой бег по немного сузившейся лесной дороге, на которую с каждой минутой, казалось, падало всё меньше света через кроны разлапистых сосен-гигантов и елей, и Сеня продолжил:
— Ну, например, охотники рассказывали, что недавно встретили в лесу огненный шар, который чуть было их не спалил.
— Да брось! Что ещё за шар?
— Вот и гадай, — невозмутимо сказал Сеня, — что это? То ли НЛО, но тогда охотников можно прищучить в том, что, собаки, бухали всю охоту, то ли это была шаровая.
— Молния?
— Точно, док. А про шаровые ходят-то уже не сплетни, это вполне доказанный наукой факт.
— Да, это уж точно, — ответил Туров, понимая, что открыто осмеивать эту байку было бы глупо. — А что ещё?
— Ну или вот, ходили рыбаки месяц назад на нашу речку рыбу ловить, расставили сети, затаились, дёрнули по стаканчику. Один отошёл к берегу по малой нужде, глянул, а в песке какой-то кусок серого металла, жутко прочного, но лёгкого, как пластмасса. Поднял, а он отливает всеми цветами радуги. И что же это, по-вашему, было?
— Что?
— Ну, либо это какой-то обломок с разворованного закрытого химзавода, что всего в трёхстах километрах отсюда и стоит на той же речке. Принесло его каким-то макаром к берегу за десять лет, и это тоже факт. Либо... — Сеня выдержал таинственную паузу и сказал:
— Обломок с космического корабля, упавшего сто лет назад над Подкаменной Тунгуской, а отсюда до неё рукой подать.
Тут уже доктор не выдержал и рассмеялся:
— Ну ты и трепач, Семён! И это, по-твоему, тоже доказанный факт?
— Ну, не то чтобы доказанный, но столько было рассказов про этот грёбаный тунгусский метеорит, что и такая вероятность тоже может быть, разве нет, док? Те же военные могут много чего скрывать от нас, простых смертных, а мы и не сечём. Вот, например, может, вы как учёный объясните мне, зачем им понадобились эти зеки?
Туров замялся, прежде чем ответить. Ему и самому было это чертовски интересно. И вместо того, чтобы ответить шоферу серьёзно, он спародировал его собственную манеру:
— Ну, либо они хотят использовать их как подопытных кроликов, испытав на них какое-то новое боевое или бактериологическое оружие, и это всем известный факт. Либо...
Туров умолк, подумав о том, что у него больше не было других версий. Для чего ещё военным зеки?
— Что? — спросил шофёр.
— Да какая нахрен разница! — сердито бросил Дмитрий.
Сеня с удивлением посмотрел на доктора, но ничего не сказал и уставился на дорогу, уводившую всё дальше в непролазную чащу древнего величественного леса.
* * *
В кузове грузовика вели разговор на совсем другие темы.
Вначале внимание всех было приковано к телу в мешке, лежавшему посередине между тремя зеками и их надсмотрщиком, и никто не торопился развязывать беседу. В полумраке лишь блестели глаза — злобные и отчуждённые. Оба зека из ШИЗО яростно сверлили взглядом Ивана, а тот в свою очередь испепелял взором их. Арон, сидевший с краю ближе к кабине, старался не смотреть ни на кого, он попытался вновь как всегда отвлечь себя какими-то вычислениями или анализом окружающего пространства, сводившиеся к подсчёту шансов возможного побега, но вскоре понял, что на данном этапе все шансы равны нулю, и дальнейшие расчёты бессмысленны. Его мозг работал, как машина, и он почти заставил его отключиться на время, заснуть, чтобы не заботиться в ближайшее время впустую ни о чём, а заодно и сберечь энергию, которую, как известно, способно непомерно вытягивать чувство страха и бессилия, когда его вывел из этого состояния хриплый возглас зека из ШИЗО, что был постарше:
— Эй, пацан, ты откуда? Не спи, замёрзнешь!
Арон открыл глаза и почувствовал на себе колючий взгляд пожилого зека.
— Что-то я тебя раньше не видел. По какой статье?
— Уймись! — рявкнул на него Иван, и это мгновенно спровоцировало ответную бурную реакцию:
— Это ты мне, «красный»?
— Как ты меня назвал? — угрожающе проговорил Иван, хватаясь за биту, но не особо горя желанием покидать своё место, потому что Урал ощутимо кидало на ухабах из стороны в сторону.
— Ты «красный», сука, и знаешь своё место!
— Попадёшь ко мне под пресс, узнаешь и ты своё, — злобно ухмыльнулся Иван. — Хотя вы уже не попадёте. Вас везут на заклание, братки. Срок кончается, вояки скоро вами займутся.
— А ты такой храбрый, потому что думаешь, что они не займутся и тобой? Ты такой же, как и мы, только твоё место на ссученной зоне, понял, гнида?
Иван хотел было что-то ответить, но промолчал, яростно пережёвывая свою жвачку, от которой явно осталась одна безвкусная резина.
— Ты хотел знать, — произнёс Арон.
— Чего? — сердито откликнулся зек.
— Я проходил по обвинению в массовых убийствах. Там были дети и женщины. Но на меня повесили чужие преступления. Я их не совершал.
Несколько секунд все молчали, затем тишину разорвал раскат истерического хохота всех троих.
— Да и мы тоже ничего не совершали, пацанчик, — сказал пожилой зек, отдышавшись после этого приступа. — Ничего такого, за что бы нас следовало сюда сослать. Но жизнь — скверная штука. Для кого хороша, а кому и не очень. А вот у него, — он указал на тело, — всё уже в полном порядке, и жизнь не кажется слишком тяжела.
Неожиданно его сокамерник, что был помоложе, вскинул голову в направлении кабины и заорал во всю глотку:
— Суки, остановите машину! Выпустите на волю, падлы... — он не прекращал вопить, колотить свободной рукой об борт машины и перебирать большой запас отборной ругани, когда Иван, быстро скинув с груди ремень, прижимавший его к стенке, подскочил к нему, резво перепрыгнув через мёртвое тело, и с силой ткнул рукоятью биты в лицо.
Последовал короткий вопль, и зек затих, прикрыв раненое место на лице свободной рукой, из-под которой тут же просочилась струйка крови.
— Слышь, урод, — с издёвкой сказал фельдшер, возвращаясь на своё место, — это был твой последний зуб?
— У него, может, крыша поехала, а ты его мочишь, — угрюмо пробормотал пожилой.
— Тоже хочешь? — пригрозил Иван, угрожающе проведя в воздухе битой.
Неожиданно качка и тряска прекратились, грузовик остановился. Через минуту открылась дверь кузова, и в проём осторожно заглянул Сеня:
— Эй, что вы тут расшумелись? Стряслось чего?
Иван оскалился ему в ответ:
— Всё нормалёк, Сеня. У одного просто крыша малёхо поехала. Я его успокоил.
— Ну смотрите!
— Не дергайся, Семён. Жми на газ, не слушай ничего, чем быстрее доедем, тем лучше.
Шофер кивнул и скрылся, захлопнув дверь.
— Какой-то зека взбунтовался, — пояснил он доктору, забравшись обратно в кабину. — Не стоило и останавливаться.
— Больше не будем, — согласился Туров.
Спустя некоторое время они свернули на развилке влево, и Урал продолжил перепахивать колёсами ещё более труднопроходимую дорогу, чем прежде.
— Этот просёлок ведёт прямиком к военной базе, — пояснил Сеня. — Но места тут дикие, будем надеяться, что машина справится.
— Ты уверен? Мне кажется, по этой дороге не ездили по крайней мере лет пять.
— Да ездили! — махнул рукой шофёр. — Только скорее всего, на танках или БМП. Да и потом, у них там вертолёты, не забудьте. Начальство уж точно предпочитает перебираться по воздуху, — Сеня умолк, сосредоточившись на бездорожье, тем более что приближались сумерки, сгущая устрашающие тени в непроходимом буреломе, и сквозь ветви, пожелтевшую листву и хвою деревьев пробивались последние, радующие глаз, золотистые лучики солнца, играя на лобовом стекле.
* * *
В кузове становилось совсем темно.
— Эй, — окликнул Ивана пожилой зек. — Может, свет включить? Темно хоть глаз коли.
— Сиди и не рыпайся, — огрызнулся фельдшер. — Скоро приедем.
Арон тихо сидел, думая о том, с каким наслаждением избавился бы сейчас от наручника, натёршего ему запястье до крови. Он посмотрел на тело Артура. Через разорванный край мешка иногда было заметно, как на какой-нибудь особенно глубокой яме подскакивала голова покойного, и жутковато поблёскивал немного приоткрывшийся остекленевший глаз, на который падал лучик солнца из узкого окна. Иногда казалось, что мертвец ожил и заговорщицки смотрит на него, словно давая понять, что он только и ждёт удобного момента, чтобы вскочить, когда солнце окончательно скроется, и в кузове наступит кромешная тьма.
Иван крякнул, когда Урал резко свернул, немного накренившись вправо, сбросил страховочный ремень, затем, держась за стенку обеими руками, медленно прошёл к дальнему борту со стороны кабины и щёлкнул выключателем. Под крышей кузова зажглась электрическая лампа.
— Ну вот, давно бы так, — одобрительно сказал пожилой. — Самому ведь небось стрёмно в темноте, а?
— Только не думай, что тебя испугался, — бросил в ответ Иван, падая обратно в своё сиденье.
Видимо, чисто механически он пошарил по боковому карману своего плаща, и на его лице отразилось изумление:
— Чёрт, где ключи?
Он быстро посмотрел на пожилого зека и встретил хищный и злорадный взгляд. Тот осклабился, показав несколько золотых зубов. Связка ключей от наручников уже давно перекочевала из кармана фельдшера к нему в свободную руку, пока Иван разбирался с его расшумевшимся сокамерником и при этом совершенно ничего не почувствовал. Оба зека уже по-тихому сняли свои наручники и теперь лишь делали вид, что всё ещё надёжно прикованы к поручню. Этого не заметил даже Арон, хотя сидел рядом с ними — опытные воры продемонстрировали завидную ловкость, отточенную за многие годы практики.
На грубом щербатом лице Ивана отразились ярость и испуг. Казалось бы, у него ещё оставался единственный козырь — бейсбольная бита с опасным шурупом на конце, и он потянулся было к ней, но обнаружил, что она лежит у самой двери метрах в трёх от него, незаметно отброшенная ногой пожилого зека, пока фельдшер полз в полутьме к выключателю.
— Ну что, сука, иди сюда, — прошипел пожилой, вставая с места и явно готовясь к жестокой рукопашной, в которой его сокамерник с выбитым зубом был готов оказать самую незамедлительную помощь.
— Мочи его, Серый, — завизжал второй, быстро вращая в воздухе своими наручниками, будто каким-нибудь средневековым средством боя.
Пригнувшись, как дикий ощетинившийся кот, пожилой перешагнул через тело, как вдруг его лицо исказила гримаса удивления и боли, столь внезапно сменившая прежнюю гримасу ярости, что даже Иван опешил, затаившись в ожидании. Зек опустил глаза и уставился на свою ногу в старом драном ботинке, которую крепко держала рука мертвеца. Его молодой сокамерник тоже заметил эту удивительную странность, вжался спиной в стену и завизжал:
— Твою мать, что за!..
Пожилой завыл, как подраненный волк, пытаясь высвободить ногу, но рука мертвеца держала его, будто в капкане. В этот момент Урал снова накренился, и зек повалился на пол, потеряв равновесие, оказавшись совсем рядом с телом в мешке. Между тем мертвец второй рукой уже разрывал мешок, и медленно наваливался на Серого. Тот попытался вырваться из этих обьятий, но оживший труп проявил удивительную резвость и вцепился зубами в шею зека, словно какой-то зверь из жуткой сказки. В то время как Серый кричал и визжал, что было сил, мертвец делал своё дело безмолвно и почти бесшумно.
— Помогите, люди! — возопил зек, и это был его последний возглас.
Мертвец прокусил ему горло насквозь и, видимо, почувствовав вкус крови, начал вгрызаться в плоть всё глубже, со смаком высасывая тёмно-красную жидкость, хлынувшую из раны, будто из водопроводного шланга.
Тем временем Иван, дрожа всем телом, дотянулся до своей биты, и теперь держал её крепко в руках, глядя на истязание Серого воскресшим из мёртвых, однако не решаясь напасть первым.
— Бога ради, остановите машину! — заорал второй зек, со всей силы забарабанив об стенку обеими руками.
Арон в шоке смотрел на лужу крови, растекающуюся во все стороны, и лихорадочно пытался найти ответ на вопрос, теперь казавшийся ему поразительно естественным и, как это ни забавно, жизненным: почему средь бела дня оживают мертвецы?
Вопли зека вернули его к реальности.
— Они не остановят, — произнёс он.
— Что ты сказал, мать твою?!
— Не остановят. Знаешь поговорку: никогда не кричи «Волк!» Они тебе не поверят.
— Да что ты мелешь?! — сорвался на него зек. — Ты глянь, что творится...
Живой мертвец посмотрел на них странным взором чёрных мерцающих глаз, будто сделанных из стекла, с застывшими сузившимися зрачками. Казалось, он их не только видел, но и слышал. Его жуткий взгляд остановился на Ароне, и неожиданно из горла мертвеца вырвался какой-то утробный стон, кашель, и с его измазанного в свежей крови рта сорвались вполне внятные слова:
— Ты!.. Арон...
— Артур, — с изумлением проговорил тот.
Зек глянул на Арона и жалобно проныл:
— Вы что, уже скорефанились типа, уроды?!
Мертвец поднялся, и, не сводя глаз с Арона, протянув одну руку со скрюченными окровавленными пальцами перед собой, шагнул к нему навстречу, как вдруг машина круто накренилась, видимо, взбираясь на какое-то возвышение, и мертвец скатился вниз прямо на застывшего с битой Ивана.
Машина выровнялась, и широко раскрытые испуганные глаза Ивана на мгновение оказались напротив странно поблёскивающих глаз Артура, худые руки которого уже тянулись к фельдшеру.
— Получи, выродок, — выкрикнул Иван, сплёвывая свою изжёванную жвачку, и обрушил на мертвеца весь вес биты.
Шуруп, торчавший из конца деревянного орудия, полностью вошёл в его череп, и мертвец застыл, казалось, с недоумением уставившись на фельдшера.
— Ну, теперь ты сдохнешь, тварь? — прошипел Иван, отступая подальше и оставив биту с застрявшим в черепе Артура шурупом.
— Класс! — взвизгнул молодой зек. — Именно в башку! Так делают во всех фильмах про зомби. Теперь он должен сдохнуть.
Иван выругался и проорал зеку:
— Он и так должен быть мёртв! Я сам видел, как он отдал концы. В жизни такой хрени не бывает!
Все смотрели на мертвеца, однако тот как будто и не думал умирать. Ухватившись за биту цепкими руками, он выдрал шуруп из собственного черепа, холодно посмотрел на Ивана, сделал быстрый шаг вперёд и обрушил ответный удар битой на голову фельдшера. Шуруп вошёл в череп Ивана справа в висок, тот покачнулся, успев в последний момент перехватить основание биты, но выдернуть её, как это сделал зомби, уже не смог и завалился у заднего борта кузова перед дверью. Мертвец опустился перед телом на корточки, и впился в его горло. Не обращая внимания на оставшихся двоих заключённых, он невозмутимо продолжил свою трапезу, и казалось, с каждым выпитым глотком крови его движения становились быстрее и живее, а в глазах как будто даже появилась какая-то пугающая осмысленность. Оторвавшись на мгновение от этого пиршества, он бросил быстрый взгляд на молодого зека, и тому показалось, что мертвец ему подмигнул.
— Он что, ещё и соображает? — воскликнул зек.
Арон посмотрел на свою руку, скованную наручником, и коротко сказал:
— Ключ!
Наконец тот тоже обратил внимание на это малоприятное для Арона обстоятельство и, видимо, решив, что с союзником ему будет надёжнее, бросил ему связку ключей:
— Подбери свой сам.
Арон не заставил себя долго ждать и, освободившись, тихо отполз ближе к кабине.
— Что будем делать? — прошептал молодой, наблюдая, как мертвец зубами отрывает Ивану ухо и со смаком и чавканьем начинает пережевывать, как какой-нибудь свежесваренный пельмень.
— Лучше не шуми. Эти всё равно не остановят, а твои крики только привлекут его внимание, — ответил Арон.
— Как думаешь, что это за хрень? Мёртвые не оживают.
— Иногда оживают, — ответил Арон.
— В сказках?
— В жизни.
— И чего?
— Оживают, но на людей не набрасываются.
— Чёрт, это я и сам знаю, — прошептал зек. — Так что будем делать?
— Выжидать.
* * *
— Притихли наконец, — сказал Сеня, давя на газ, чтобы быстрее пересечь особо неприятный участок дороги, больше похожий на топь. — Долго шумели. Интересно, что у них там опять за стычка?
— Иван усмирит любого, — ответил доктор, хмуро глядя на глубокую мутную лужу на дороге, из которой им предстояло выбраться.
— Это да, фельдшер — тяжёлый чувак. На зоне его многие боятся, но, правда, и ему тоже нужно бояться. Однажды блатные с ним расправятся, помяните мое слово.
— Это его проблемы. Впрочем, мне он служит исправно.
Они помолчали, пока Урал благополучно не миновал «топь», и Сеня неожиданно спросил:
— А над чем вы работаете, док?
Туров с удивлением посмотрел на шофёра и улыбнулся:
— Создаю биологическое оружие будущего.
— Серьёзно, что ли? — Сеня недоверчиво взглянул на доктора.
Дмитрий нахмурился, нащупав во внутреннем кармане стеклянный флакон рядом с пистолетом и ответил:
— На самом деле, нет. Не оружие. Скорее, лекарство. Или, ещё вернее, эликсир счастья. Хочу сделать людей счастливыми.
Сеня уставился на доктора, и машина едва не съехала с дороги прямо в чащу.
— Следи за дорогой, Семён! — прикрикнул на него Туров.
— Ну вы, док, даете! — усмехнулся Сеня. — Эликсир счастья!.. Знать бы только, что такое счастье?
— А ты как думаешь?
— Ну, я думаю, у каждого оно своё, это счастье. Мне бы поднять на ноги своего маленького сына, может, и у меня оно будет.
— Я тоже много думал о том, что такое счастье? Ты прав, для алкоголика сиюминутное счастье заключается в том, чтобы выпить сто грамм, для наркомана — принять нужную дозу. Вот только после нескольких часов, проведённых в состоянии якобы счастья, у одного начинается похмелье, у другого — ломка, и назвать счастьем это никак нельзя. Человек, ведущий абсолютно здоровый образ жизни, казалось бы, тоже должен быть счастлив, но даже он не застрахован от болезней, ведь ты, наверно, знаешь, Семён, что нет абсолютно здоровых людей, есть лишь те, кому пока не поставили диагноз.
Сеня усмехнулся в ответ.
— Вот и получается, что нет абсолютно счастливых людей, в общем, по одной причине — потому что нет абсолютно здоровых.
— Это да, — вздохнул Сеня. — Мой сынок несчастлив, потому что болен и прикован к постели, а я несчастлив, потому что ничего не могу сделать для него... Ну, и что же вы придумали, док? Что ж это за эликсир такой вы создали, ставя опыты на своих зеках?
— Я синтезировал таблетку счастья, — ответил Дмитрий.
— Ну да! Брешете вы всё, вот что я вам скажу, док, — Сеня неожиданно помрачнел, и тон его сменился с весёлого на сердито-обиженный. — Я, конечно, вас уважаю, но тут вы, по-моему, перегнули палку. Счастья никогда не будет на Земле. Вот поэтому люди бухают, колются, курят и так далее.
— Счастья не будет, если не будет панацеи от всех болезней. Но что, если создать препарат, химическое соединение, которое обеспечит долгую жизнь, исключающую все болезни, даже слабую простуду. Скажи, разве тогда не изменятся люди?
— Скорее остановится Земля, док, — съязвил Сеня.
Туров сунул руку во внутренний карман и вынул склянку из-под витаминов.
— Вот здесь моя таблетка счастья, — сказал он, без тени улыбки глядя в упор на шофёра.
Сеня неожиданно отжал педаль тормоза, и Туров едва не уронил склянку, на дне которой желтела какая-то пилюля. Урал остановился посреди непроходимой дороги, фары светили вперёд, немного рассеивая мглу, окутавшую лес.
— Что случилось? — спросил Дмитрий.
— Скажите, что вы шутите, док, — произнёс Сеня. — И у вас нет лекарства от всех болезней.
— Теперь я не шучу, Семён. Это оно и есть. Правда, это пока опытный образец, рассчитанный на одного человека, но я провёл достаточно опытов, в том числе на людях, чтобы с уверенностью заявлять, что это — лекарство от всех болезней. Человек, который примет её, вылечится, если был уже болен и больше не будет болеть никогда.
— И даже мой сын, который не ходит третий год?
— Уверен, что после такой таблетки он встанет, как Илья Муромец с печи и пойдёт.
— И с ним потом ничего не случится? Вы же знаете, сколько бед порой от этой химии.
— Нет, никаких побочных эффектов.
Внезапно Туров вспомнил об Артуре. Он прошёл все испытания, и лабораторные анализы его тканей, крови и ДНК продемонстрировали удивительный иммунитет к нескольким самым опасным инфекциям, вирусам и бациллам, которые, казалось, испарялись или погибали, едва попадая в его кровь. Он уже был готов представить его учёному сословию на всеобщее обозрение, когда неожиданно Артур начал слабеть не по дням и по часам. Тогда Дмитрий перестроил формулу препарата, неожиданно придя к более простому и, как ему казалось, удачному решению, и теперь должен был испытать его на последнем подопытном, будучи твёрдо уверенным, что предыдущее отклонение уже не повторится, когда военные с молчаливого согласия подонка Хватова разрушили все его далеко идущие планы относительно Арона.
— Ну, скажем так, — добавил доктор, — осталось последнее испытание препарата, но в самый неподходящий момент у меня отобрали подопытного. И дело, боюсь, опять затянется на месяцы, если не на годы.
— Нет, док, затягивать нельзя. Мой мальчик не может ждать.
Туров с интересом посмотрел на шофёра.
— Твой мальчик должен ещё немного подождать, пока препарат не пройдёт последние испытания.
— Но он ведь уже есть! — воскликнул Сеня, и в его глазах была какая-то мольба. — Он у вас!
— Да, я храню его при себе. В конце концов он стоит много денег, которые вложили в проект. В мой проект, — добавил он, и в его тоне почувствовалась какая-то гордость, если не напыщенность.
— Знаете что, док, — сказал шофёр. — Отдайте его мне.
Глаза Турова округлились от изумления:
— Что?!
— Отдайте мне таблетку. Я испытаю её на своем сыне. И если он встанет, мы с вами быстрее добьёмся того, чего хотим.
Дмитрий усмехнулся в ответ:
— Нет, Семён, забудь об этом! Я скажу тебе вот что: если бы мне дали денег на работу со всеми желающими, я бы работал с бедными детьми-инвалидами таких отцов, как ты. Но мой проект оплачивают люди, которые, возможно, ждут от меня несколько иного, чем счастье для всех, и с этой целью меня и обеспечивают преступниками, приговорёнными к высшей мере. Им так проще и легче отмазаться.
Туров посмотрел на Семёна, вперившего взгляд во тьму, подступавшую совсем близко и, казалось, поглощавшую свет фар. Мотор работал на холостом ходу, недовольно урча и ощутимо передавая вибрацию всему стальному корпусу машины, словно был отдельным существом, которое было готово вырваться из капота и броситься в лес. В увлажнившихся глазах шофёра застыла какая-то затаённая мука, и доктору на мгновение даже стало его жаль.
Он улыбнулся и сказал:
— К тому же, одна таблетка ничего не даст. Нужно пройти полный курс. Трогай, Семён, нас уже заждались.
* * *
Машина, взревев, двинулась с места, и двое заключённых в кузове обречённо переглянулись. Они надеялись, что дверь сейчас откроют, и их кошмару придёт конец, однако кошмар продолжался. Зомби увлечённо обгладывал лицо Ивана. Наткнувшись на биту, мертвец выдернул её вместе с шурупом из черепной коробки покойного фельдшера, и начал слизывать жидкость, вытекающую из раны.
— Жрёт мозги, — едва слышно прокомментировал молодой зек, глянув на Арона. — Слышь, может, нам тоже осталось недолго. Скажи, что ты соврал. На зоне не бывает ангелов. Ты ведь серийный, верно? У тебя смерть в глазах, я видел таких, как ты.
— А кто ты сам? — спросил Арон.
— Кличут Треф, я «черный».
— Я — Арон. На мне около десяти женщин и мужчин. Но мне бы не хотелось, чтобы зона об этом узнала.
Треф криво ухмыльнулся и сказал:
— Ты знаешь правила? Всё тайное становится явным. Не дам гарантию, что твоя просьба будет исполнена, но сейчас не об этом надо думать. А о том, как бы этот мертвяк не задумал распробовать и наши мозги.
Арон смотрел на зомби, присосавшегося к черепу Ивана, как огромная пиявка, и внезапно его осенило:
— Он набирается сил. Надо действовать, пока ещё не поздно. Ты ведь вор?
Треф кивнул, прищурив один глаз.
— Я привлеку его внимание, чтобы он попытался напасть на меня. Твоя задача — накинуть на него наручник, — Арон сунул в руку Трефу свои браслеты. — Затем мы подтолкнём его вместе к поручню. Не такой уж он силач, чтобы нам не справиться, если мы будем заодно.
— Да ты смеёшься! Ты ж громила, боец! Вдвоём точно справимся, а насчёт браслетов не волнуйся. Я знаю и не такие фокусы.
— Приготовиться!.. Начали! — скомандовал Арон и поднялся во весь рост, широко расставив ноги, чтобы не упасть в раскачивающемся, будто лодка в шторм, залитом кровью кузове.
— Артур! — громко окликнул он мертвеца.
Тот отреагировал на удивление быстро, оторвавшись от своей вампирской трапезы, и повернув к Арону перемазанное в крови лицо, в котором было уже явно мало от человеческого. Тщедушный и вялый поначалу мертвец продемонстрировал удивительную живость и энергичность, подскочив, будто огромная заводная игрушка. Его глаза горели каким-то поистине дьявольским огнём.
Он осклабился и глухо произнёс:
— Арон!..
Продвигаясь вдоль борта и держась за стенку, чтоб не поскользнуться в луже растёкшейся густой и липкой крови, Арон приблизился к мертвецу на расстояние вытянутой руки. Зомби застыл, казалось, с вниманием наблюдая за действиями своего бывшего соседа по палате в лазарете, как вдруг, словно подстёгнутый диким и сильным внутренним импульсом, набросился на него с ловкостью рыси. Треф был рядом, хотя у него и ноги подкашивались от страха; в тот момент, когда мертвец бесшумно вцепился в плечи Арона, он накинул ему на запястье наручник, и теперь уже вдвоём они подтолкнули его к поручню. Спустя мгновение, второй наручник защёлкнулся на железном шесте, и мертвец оказался надёжно прикован одной рукой.
Внезапно Треф взвыл от ужаса, потому что почувствовал, что зомби держит его второй рукой, как в капкане.
— Помоги! — крикнул он.
Арон стоял в отдалении, молча созерцая эту картину.
— Помоги, урод, что стоишь? — заверещал зек, отбиваясь от мертвеца изо всех сил, однако тот, похоже, был совершенно бесчувственен к боли.
Он рассматривал вопящего зека с каким-то безучастием и почти без интереса, между тем привлекая его все ближе к себе, пока горло Трефа не оказалось напротив его окровавленного рта. Арон наблюдал это с выражением, чем-то смахивающим на выражение лица зомби, правда, глаза его были более живыми и осмысленными, и в них не было того сверхъестественного дьявольского огня. В данный момент в них был только интерес и злорадство.
— Арон! — закричал зек. — Не-е-ет!.. — его крик оборвался, когда мертвец выдрал зубами большой кусок плоти из его горла.
— Зона не узнает, — мрачно усмехнулся Арон.
Когда Треф затих и обмяк, мертвец, как будто ему наскучило, напившись достаточно крови, бившей из раны на горле зека, выпустил его из хватки, и бездыханное тело распласталось на полу. Кровь была везде, на полу и на металлических стенах, окрасив всё вокруг в тёмно-красный цвет. Крови, натёкшей с трёх безжизненных тел, было так много, что даже несмотря на то, что часть её стекала через щели у закрытого дверного проёма, щиколотки Арона скрылись в ней почти полностью. Он кутался в свою телогрейку, но всё равно его продирал нервный озноб. Не каждый день приходится вступать в рукопашную схватку с настоящим живым мертвецом.
Артур (или то, что от него осталось) посмотрел на Арона и неожиданно негромко, но отчётливо проговорил:
— Мы в аду...
— Что?
— Это наше Чистилище, разве ты не понимаешь? — казалось, мертвец просто с каким-то автоматизмом озвучил записанные в его памяти слова, произнесённые им прежде, незадолго до смерти.
К удивлению и ужасу Арона, он выразительно подмигнул ему одним остекленевшим глазом и обнажил зубы в кривой чудовищной улыбке — как ни странно, зубы были ослепительно белыми и выглядели совершенно здоровыми. Этот оскал показался Арону жуткой пародией на голливудскую улыбку. Впрочем, улыбка быстро растаяла на лице мертвеца, словно он утратил интерес к оставшемуся в живых, не проявлявшему никакого желания вступать с ним в беседу, и перевёл взгляд на свою руку, прикованную к поручню. Он несколько раз с силой попытался её выдернуть, но наручник держал намертво. Тогда мертвец сделал то, чего Арон никак от него не ожидал. Он впился зубами в свою же руку чуть выше железного браслета и начал перегрызать кость. При этом он не проявлял совершенно никаких признаков боли, как будто рука была не его собственной, а чужой. Подобно пойманному в капкан зверю, похоже, он просто выбрал единственный вариант, который мог помочь ему освободиться. И это Арону совсем не понравилось.
Он прополз вдоль стены к двери, схватил биту Ивана, подошёл к Артуру и со всей силы нанёс ему несколько жестоких ударов по голове. Однако это нападение закончилось тем, что мертвец, молниеносно перехватив биту, вырвал её из руки Арона, и теперь тот остался совсем без оружия, а зомби оказался, напротив, вооружён и опасен даже более, чем прежде.
Мертвец снова методично принялся за свою руку, и вскоре кость захрустела в его зубах. Арон почувствовал, что машина резко притормаживает, но не успел ухватиться за поручни на стенах и, потеряв равновесие, упал лицом прямо в лужу крови.
* * *
Сеня притормозил, увидев, как с противоположного конца дороги появился яркий свет огней встречной машины. На этом участке просёлка невозможно было свернуть, уступив место другой машине, и он решил просто дождаться встречи. Через минуту перед ними остановилась громоздкая БМП, из которой выскочили несколько солдат в камуфляже с автоматами, молча окруживших Урал; лишь после этого появился невысокий грузный офицер.
Туров вышел из кабины ему навстречу.
— Майор Шульгин, — представился офицер, медленно растягивая слова, как будто хотел придать им лишний вес.
— Я доктор... — начал было Дмитрий, но майор резко его прервал.
— Да знаю я, кто вы! Зеки с вами?
— Да.
— Сколько?
— Трое... то есть, нет, четверо. Один погиб в дороге. С ними ещё Иван, формально он заключённый, но является моим ассистентом.
— Один погиб? — откликнулся майор, громко ругнувшись. — Да неужто?! Непорядок, доктор! Как же так, вы ведущий специалист в области медицины, известный фармаколог, а люди у вас, по слухам, мрут, как мухи. Нехорошо!
— Я бы хотел, чтобы вы дали мне объяснения, майор. Мой проект утверждён высшими инстанциями, с какой стати в самый ответственный момент у меня отбирают подопытного, который мне просто жизненно необходим для окончания работы.
— Ну, этого я не знаю, — ответил Шульгин, закуривая сигарету и с насмешкой посматривая на доктора. — У меня директива от своего верховного командования, и нам тоже нужны люди. Как минимум пятеро, хотя если один откинулся... — военный пожал плечами. — Что ж, пусть будет четверо.
Четверо? Туров подумал об Иване, и ему показалось, что он понял, к чему клонит офицер. Ну вот, теперь он может лишиться ещё и столь необходимого ему ассистента. Чёрт бы их всех побрал, этих солдафонов, со своими армейскими амбициями!
— Зачем вам зеки? — сердито спросил Дмитрий.
Офицер смерил его суровым взглядом, который, видимо, должен был либо сравнять его с землёй, либо испепелить, и сказал:
— Это государственная тайна. И вообще не ваше дело, доктор. Хотя... мы ведь с вами работаем вроде в одной отрасли. Мы создаём своё оружие, а вы — своё, так что мы с вами как будто коллеги. Думаю, вы поймёте. Нам тоже нужны подопытные.
— Так вам срочно понадобилось пушечное мясо? — сухо произнёс доктор.
— Можно и так сказать, — ответил майор, нарочно выпуская ему в лицо струю серого табачного дыма. — Откройте кузов.
— Семён! — раздражённо окликнул Туров шофёра, о чём-то переговаривавшегося с одним из солдат. — Покажи им зеков.
Сеня, прихватив с собой свой автомат, обошёл кузов, как вдруг встал на месте, уставившись на струйки крови, сочившиеся сквозь щели под дверью.
— Доктор! — крикнул он, отходя подальше.
Все столпились перед дверью, с удивлением глядя на тёмно-багровые капли, падающие вниз. Было сумрачно, и один из солдат включил большой электро-фонарь.
— Это ещё что? — спросил майор.
Туров пожал плечами, на его лице было написано не меньшее изумление, чем у других.
— Понятия не имею, что у них там стряслось! — он с силой постучал в дверь и окликнул Ивана, но в ответ была лишь подозрительная тишина.
Единственным предположением доктора было то, что между Иваном и зеками вновь разгорелась ссора, и фельдшер разобрался с ними всерьёз, на сей раз значительно превысив свои полномочия. Странным было лишь то, что сам Иван молчал. Майор достал из кобуры пистолет и скомандовал своим автоматчикам:
— Сейчас откроем дверь и посмотрим. Все будьте начеку!
Офицер указал чёрным дулом своего пистолета одному из рядовых на закрытый дверной проём, и тот послушно исполнил молчаливый приказ вышестоящего по званию. Сдвинув тяжелый засов, он приоткрыл дверь и поспешно отошёл в сторону, направив на образовавшийся тёмный провал свой АКМ. Внезапно дверь раскрылась от сильного толчка изнутри, и все увидели на редкость странную картину.
Кузов, залитый кровью, как будто его использовали под бойню. Четыре изуродованных, перепачканных в крови с ног до головы, тела. Ближе всех к выходу лежал изувеченный труп Ивана с обглоданным лицом. Но самым страшным и непостижимым в этой картине было странное существо, похожее на человека, лицо которого было настолько измазано в крови, что узнать его было почти невозможно. Однако Туров его узнал, и на лице доктора отразился суеверный ужас, ибо этот человек вот уже несколько часов как должен был быть мёртв. Это был Артур.
В тот момент, когда раскрылась дверь, он немного отшатнулся назад, видимо, испугавшись яркого луча света от фонаря, но все увидели, что у него не было одной кисти на руке, которая заканчивалась рваным, но, как ни странно, совершенно не кровоточившим обрубком. Его глаза мерцали в темноте каким-то леденящим душу, мёртвым дьявольским огнём, и на мгновение всем показалось, что он улыбнулся, обнажив снежно-белые зубы.
— Что это такое, мать вашу?! — выругался майор, бросив взгляд на доктора.
— Это... — Туров не знал, что и сказать. Для него самого это было в высшей степени необъяснимо.
Внезапно Артур поднял вторую, здоровую руку, в которой сжимал биту с торчащим из неё длинным саморезом, замахнулся и, очевидно, собирался уже метнуть её в ближайшего солдата с электро-фонарём, когда у одного из рядовых не выдержали нервы, и он нажал курок своего автомата. Прозвучал одиночный выстрел. Артур лишь немного пошатнулся, когда ему в грудь попала пуля, однако устоял на ногах и с угрожающим видом замахнулся битой снова. После этого прозвучала короткая очередь, и сразу несколько пуль превратили его грудь в решето. У доктора мелькнула мысль, что из ран Артура не просочилось ни капли крови, что было совершенно неестественно для живого, но абсолютно нормально для мёртвого, и обжигающий холод страха сковал его изнутри ещё больше.
У майора отвисла челюсть, когда человек, которого он видел впервые в жизни, остался стоять на ногах, выдержав смертоносный шквал огня.
Он с каким-то детским испугом на лице жалобно посмотрел на Турова и проговорил:
— Доктор, как вы это мне объясните?
— Попробуйте в голову, — сказал Дмитрий, проигнорировав вопрос.
— Чего?
— Это мертвец, вы же видите! Зомби!
Луч фонаря зашатался, как бешеный, словно захотел сбежать куда подальше от этого места, но через мгновение рядовой справился с нервной дрожью, охватившей его при словах Турова, и луч вернулся обратно, снова осветив объект, на котором было приковано внимание всех присутствующих.
— Вы шутите? — пролепетал майор.
— Но вы же видите, что он мёртв! — неожиданно голос доктора сорвался на яростный крик.
Майор помедлил, рассматривая человека, стоявшего в глубине кунга в луже крови посреди растерзанных тел мертвых зеков и, казалось, пристально, оценивающе рассматривавшего всех их, и скомандовал:
— Слушать мою команду! Целиться в голову!.. Огонь!
Прозвучало несколько коротких очередей. Голова мертвеца, разлетающаяся от раскалённых свинцовых пуль, вздёрнулась, он покачнулся и как бы нехотя, борясь со встречным огнём до последнего, растянулся на кровавом полу. Больше он не вставал.
Один из солдат осторожно забрался в кузов и ткнул в тело стволом автомата.
— Вроде мёртв, — сказал он.
— Так вы мне можете объяснить это, доктор? — повторил свой вопрос Шульгин, голос которого был уже не таким тихим и дрожащим, как раньше.
— У меня нет объяснений. Я знаю только, что этот человек был уже мёртв.
С полминуты майор недоверчиво разглядывал доктора, затем ухмыльнулся и вынул из пачки новую сигарету.
— Остальные тоже вроде мертвы, — подал голос рядовой.
— Вроде или точно?
— Вроде... точно.
— Ладно, вытаскивайте нахрен всех... кроме последнего.
Туров с удивлением взглянул на майора. Тот закурил и пояснил:
— Я временно одолжу у вас Урал, чтобы довести тело... Хм!.. Вашего «живчика» до базы. Интересный случай, чёрт возьми! Очень интересный!.. Остальные мне не нужны.
Солдаты быстро выкинули все четыре тела на дорогу, брезгливо переругиваясь вполголоса и стараясь держаться от вышеупомянутого «живчика» как можно дальше.
— Значит, зомби, док? — хмыкнул Семён, подойдя к Турову.
Дмитрий промолчал, отведя взгляд в сторону.
Неожиданно один из рядовых закричал во весь голос, так что его вопль эхом пронёсся над лесом:
— Оживает!.. Он оживает, пацаны!
Все бросились к двери, и в свете фонаря было видно, как мертвец пошевелил пальцами здоровой руки и приподнял голову, изуродованную до неузнаваемости. Встать он как будто не мог, но шевелил всеми руками и ногами, словно вовсю пытаясь это сделать.
— Закрыть кунг! — приказал майор.
Наверное, не было случая, чтобы солдаты выполняли приказ с такой охотой и скоростью, как в этот раз.
Туров и Семён направились было к кабине грузовика, но путь им неожиданно преградили солдаты. В кабине Урала уже сидели двое военных.
— Постойте, а мы? — в изумлении воскликнул Туров.
— Вы останетесь здесь, — ответил Шульгин, показавшись из-за спин солдат. — За вами пришлют машину немного позже. Ждите тут!
Один из рядовых сунул Семёну в руки электро-фонарь, и все военные быстро скрылись в кабине БМП. Последняя быстро и проворно развернулась в обратную сторону, и Урал медленно тронулся вслед за ней.
Туров и Семён, потеряв дар речи, проводили его взглядом, пока огни обоих машин не скрылись где-то далеко в лесу.
Семён провёл лучом фонаря вокруг. Они стояли в дремучем сибирском лесу на безжизненной дороге, совсем одни, не считая четырёх, сложенных рядом, безжизненных тел. Лес был полон тех ночных звуков и шорохов, которые всегда наполняют тайгу в это время суток. Казалось, она была полна жизни, правда, не дневной, а ночной, и голоса зверей и птиц, которые не звучали днём, теперь вовсю раздавались со всех сторон, и, казалось, этим существам не было никакого дела до того, что случилось с этими двумя брошенными людьми... или они делали вид, что им всё равно, прекрасно различая в темноте всё, что творится вокруг.
Туров смотрел во тьму, размышляя о том, что произошло и можно ли назвать это началом краха всей его карьеры? Это была чудовищная, опустошающая мысль, и она не уходила, назойливо крутясь в его мозгу и повторяя вновь и вновь, что это конец, это фиаско, это полный крах!
Неожиданно от этой навязчивой иссушающей душу мысли его отвлёк голос Семёна:
— Доктор, знаете что... Отдайте её мне.
— Ты что-то сказал, Сеня? — вяло откликнулся Туров.
— Отдайте мне вашу таблетку счастья.
— Не понял, Сеня, повтори, — улыбнулся Дмитрий.
— Отдайте мне вашу таблетку, — повторил шофёр, щёлкнув предохранителем своего автомата. — Я найду ей применение, поверьте. Вы создали сильное лекарство, я уж не знаю от чего, от какой болезни, но это огромное богатство, док. Жизнь после смерти — это сильно! Поэтому лучше отдайте его мне. Прошу вас! — теперь в голосе Семёна явственно чувствовалась угроза и совершенное нежелание идти на компромисс, о чём намекнула и чёрная глазница направленного на него дула автомата.
Туров устало кивнул.
— Да-да, конечно, — он спокойно, не делая резких движений, сунул руку во внутренний карман пиджака и нащупал флакон с таблеткой. Его пальцы прикоснулись к холодной рукояти небольшого пистолета, находившегося рядом, и они, казалось, начали действовать самостоятельно, выбрав то, что было им больше по нраву и сжав закруглённую рукоять мёртвой хваткой. Туров молниеносно выхватил пистолет из-за пазухи и выстрелил, почти не целясь, наугад в сторону Семёна. Видимо, пуля попала в цель, куда-то в область головы, и шофёр, выронив автомат, безмолвно рухнул на землю.
Туров с каким-то безразличием бросил взгляд на тело и спрятал пистолет обратно в карман пиджака.
Значит, конец, фиаско, крах?.. Или это только начало?
Назойливая мысль видоизменилась, и теперь была совсем иной, хотя осталась такой же назойливой. Может быть, это начало новой жизни?
Доктор Туров улыбнулся темноте, поглотившей лес. Он не заметил, как позади, во мраке, за его спиной внезапно выросла огромная высокая фигура. Один из четверых лежавших на дороге мертвецов, казалось, ожил и бесшумно шагнул к доктору. Арон никогда не переставал искать пути к свободе, перебирая тысячи вариантов и, как правило, отсеивая все, кроме одного, который и был единственно верным. Его мозг работал постоянно, математический склад ума не давал ему ни минуты на отдых, кроме разве что сна, хотя и во сне он как будто иногда умел трезво рассуждать. Его рассудок был холоден, жесток и беспощаден, может, потому он и стал убийцей, чтобы ставить перед ним ещё большее число задач, которые были необходимы ему, как доза для наркомана.
Его расчётливый холодный ум помог ему и там, в кузове Урала. Когда он упал, то неожиданно понял, что ему надо делать. Он измазал себя в крови с ног до головы и притворился мёртвым.
Доктор Туров почувствовал лёгкий неприятный холодок, подирающий по коже, слишком поздно. Арон решил начать новую жизнь и открыть новый список сложных логических задач с него. Тем более, что теперь он был ещё и обладателем таблетки счастья.