На работу Пелагея ходила до последнего дня, на разговоры за спиной не обращала внимания. И с большим трепетом ждала появления своего сыночка, разговаривая с ним, напевала ему песни. И через семь месяцев, в начале сентября 1933 года, родился черноголовый мальчик весом три килограмма восемьсот граммов и ростом пятьдесят два сантиметра. Увидев его, Пелагея ужаснулась своей только мысли о том, что хотела его убить. Ничего прекраснее и важнее в жизни она не видела. Ее сын, сыночек, кровиночка! Теперь есть для кого жить и никто ей не нужен, даже Андрей с его угрюмостью и нерешительностью. «Боже мой, слава Тебе!», - думала размягченная и счастливая Пелагея, прикладывая губастого сына к своей набухшей груди.
Маша, узнав, что Пелагея ждет ребенка, а мужа у нее не предвидится, как и венчания, пришла в сильное душевное волнение. Она просила Господа простить ее любимую, но такую неразумную сестру, впавшую в грех. Но когда Пелагея рассказала ей, что сам Господь отвел ее от еще большего греха – аборта, она немного успокоилась и стала шить и вышивать одежду для будущего ребенка.
Какие красивые рубашечки, чепчики и распашонки, наволочки и пододеяльники они приготовили с Пелагеей для ее сыночка. Не было ни одного изделия, которое было бы не украшено вышивкой или кружевами, выполненными в характерном елецком стиле.
При выписке из больницы Пелагея знала, что ее будет встречать только Мария, но неожиданно увидела с ней и Андрея. Андрей был так красив, так прекрасно сложен, что чувства с новой силой всколыхнулись в ее душе. Мария, не сказав сестре, разыскала Андрея и поведала ему, что Пелагея родила сына, решив, что он должен об этом знать. Маша тоже знала о неладах в его семье, хотела, чтобы он развелся с Софьей и женился на Поле. Но больше всего, как человек истинно верующий, зная, что Андрей и Софья не венчаны, она хотела совершения этого святого церковного таинства для сестры.
Андрей, как всегда, был сдержан и не разговорчив, даже не улыбнулся, взглянув на сына, хотя долго и внимательно его рассматривал. У Пелагеи же чувства были двойственные: с одной стороны, она была раздосадована самовольным поступком сестры, с другой стороны, чувства ее к Андрею вспыхнули с такой силой, что она еле сдерживала слезы. До дома добрались молча. Андрей открыл принесенное с собой шампанское, Маша принесла один бокал, ни она, ни Пелагея вина не пили, кроме святого причастия.
Наконец Андрей, отпив шампанского, тихо заговорил:
- Поля, ты прости меня, если можешь. Я знаю, я виноват. Но ведь я сам себе не рад. Такая тоска на душе, не могу притворяться. Лучше будет, если все останется как есть. Я буду помогать вам деньгами, - он подождал: не заговорит ли Пелагея. – Я хороший инженер, и эта власть пока терпит меня, потому что нуждается в моих знаниях.
- Андрей, я тебя не звала и Машу не просила, - при этих словах Пелагея строго взглянула на сестру, - сама воспитаю сына, и денег нам твоих не надо, я не возьму, - она помолчала, стараясь унять колотившееся сердце. – Ну, если хочешь помочь – купи коляску и кроватку, а больше не надо ничего. Я скоро на работу выйду. – Она говорила, а самой ей хотелось подойти к нему, обнять, прижаться, заплакать, но не позволяла гордость. И она обреченно подумала: «Зачем ты пришел: отнять последнюю надежду?». Андрею тоже хотелось обнять, успокоить Пелагею, пообещать не бросать их, но в квартире находилась Маша.
- Знаете, ко всем моим прочим бедам добавилась еще одна. Меня тревожит душевное состояние Бориса. Что-то неладное с ним происходит. Я тоже не весельчак, но меня хоть работа спасает, а он все чаще впадает в депрессии, его невозможно ничем расшевелить, и мысли какие-то ужасные у него. Целыми днями он молчит или мечется по квартире, как раненый зверь, за голову хватается, стонет. Страшно за него. – При этих словах Мария истово перекрестилась, а Пелагея подумала о том, что Борис был к ней неравнодушен, к тому же он был холостой, поэтому больше подходил ей, но она влюбилась в Андрея. А вслух сказала:
- Возьми его к себе на работу, может девушку хорошую встретит, женится. Даст Бог, все образуется.
- Коляску и кроватку я куплю. И я прошу тебя: не будь такой гордой, возьми деньги. Мне так будет хоть немного легче, - Андрей положил деньги на стол. – Как ты хочешь назвать сына? Назови, пожалуйста, Борисом. Я скажу брату и он, может быть, немного порадуется. Он спрашивает постоянно о тебе, когда ему легче.
- Не знаю, мы хотели по святкам, - она обернулась на Машу.
- Что там, Маша?
Маша долго молчала, потом тихо сказала:
- пятое сентября – день памяти святых благоверных князей Бориса и Глеба.
- Вот это да! – встрепенулся Андрей и с надеждой посмотрел на Полю.
Провожать его пошла только Маша, а вернувшись, она посмотрела на плачущую и кормившую сына Пелагею и неуверенно сказала:
- Назови лучше Глебом.
- Но ты же сама сказала: Бориса и Глеба. Если Андрей просит, пусть будет Борисом. – И Пелагея разрыдалась, упав на подушку и отняв от груди недовольно закряхтевшего сына.
На том и порешили и больше эту тему не поднимали; мальчика записали Борисом с отчеством «Андреевич» и с фамилией Пелагеи. Сестра взялась за хозяйство. А Пелагея вышла на работу, чтобы ни Маша, ни Борис, ни в чем не нуждались. Работала она бухгалтером в Областном Управлении хлебозаготовок.
Борис подрастал, вскоре стало ясно, что лицом он будет похож на своего отца: темно-русые волосы, узкие синие глаза, обрамленные густым, черным частоколом ресниц, немного вздернутый нос и пухлые большие губы. Маша еле-еле справлялась с ним, настолько он был живой и подвижный. Он буквально изводил бедную тетушку своими шалостями и требовал постоянного, неусыпного внимания. Ей же хотелось тишины, уединения, молитв. И вскоре, когда Борису исполнилось пять лет, у них с Пелагеей состоялся разговор:
- Поля, я скоро уеду домой, к сестре Лизе. Не обижайся на меня, но я больше не могу. Там церковь…, там тишина.
- Нет, нет, не думай об этом. А как же я? На кого я оставлю Борю? Я тебя прошу, даже умоляю, Маша!
- Найдешь няню, ты хорошо зарабатываешь. Прости меня, Поля, но я скоро уеду.
Через несколько дней Маша собралась, и Пелагея пошла ее провожать. Прощание было тяжелым для обеих. Когда Пелагея грустная возвращалась домой и вошла уже в свой двор, то неожиданно услышала звон разбитого стекла из соседнего дома. На подоконник окна на пятом этаже вскочил мужчина, и, взмахнув руками, кинулся вниз. Сердце Пелагеи замерло, ноги стали ватными. Раздался глухой звук от удара на землю тела. Из подъезда выскочили чекисты, выхватывая на бегу свои наганы. Но мужчина лежал неподвижно, а из-под его головы текла черная кровь.
Пелагея прибежала домой, обняла сына, и долго не могла унять бившую ее дрожь. Ужас был такой силы, что ее стошнило. О начавшихся в Воронеже многочисленных арестах людей, о вынесении смертных приговоров какими-то «тройками» и «двойками» Управления НКВД она, конечно, слышала. Но эта картина, произошедшая на ее глазах, потрясла ее. Она вдруг поняла, и поняла совершенно отчетливо: вот почему давно к ним не приходил Андрей. Он иногда навещал их, приносил деньги. А в последний раз был такой удрученный, растерянный и сказал, что Борис повесился, и был он, скорее всего психически болен, что его, Андрея, наверное, скоро арестуют и приговорят, хорошо, если к ссылке, но возможно и к расстрелу. Многих управленцев на его заводе уже арестовали. Он говорил о каком-то известном ему плане партии по ликвидации, так называемых, врагов народа.
В эту ночь она не спала, плакала. Ей казалось, что все покинули ее, все отвернулись от нее, никому она не нужна со своим сыночком. Душа ее разрывалась от неизъяснимой и безмерной тоски: ушла родная сестра Маша, где искать няню для Бориса, не увидеть ей никогда больше Андрея, такого любимого, такого родного, жаль было его брата Бориса, донельзя странного и безнадежного в нее влюбленного. А что творится в стране: ей не верилось, что рядом столько «врагов народа». К тому же постоянно возвращалось видение в виде бросившегося из окна пятого этажа мужчины. Тогда ей казалось, что никогда не кончится эта ужасная ночь.
Но надо было жить, ее спасением был сын. После этого случая Пелагея стала сама задумываться о переезде в свое родное село. Ей казалось, что там им будет спокойнее. К тому же, там похоронены родители, живут со своими семьями братья, сестры и там Маша. Ей особенно не хватало Маши, казалось, что постоянными ее молитвами они были ограждены с сыном от бед, а с её отъездом все буквально валилось из рук: Борис часто стал болеть, на работе начались неприятности, няньки были никудышными, вороватыми и глупыми. Если хорошо постараться, то можно перевестись на работу в районный заготовительный пункт «Заготзерно».