Судьбы человеческие, как линии, кривые, ломаные, прямые, параллельные… И лежат они на неровностях земли дорогами, гладкими, ухабистыми, прямыми, извилистыми, скользкими, грязными… Идут и едут по ним люди, чертыхаясь, радуясь, негодуя, торопясь... Пересекаются они на дорогах… Объединённые общей целью, идут рядом, иногда их жизни сливаются в одну линию, а иногда так и продолжают путь в одиночку, каждый по своей дороге…
Параллельные прямые никогда не пересекутся. Они, как случайные прохожие, пробежавшие мимо на одинаковом расстоянии, даже и не подозревают о существовании друг друга, а если и знают, то все попытки приблизиться остаются напрасными. Лежат они в одной плоскости, но общих точек не имеют. Таков закон.
***
Деревенское утро пахло молоком и полынью, разросшейся на месте брошенных усадеб… На обочине недоумевали сонные коровы, обычно лениво жевавшие здесь примятую траву. Вчера её засыпал гравием и булыжниками грейдер, ровнявший дорогу. У автобусной остановки, неофициального центра Орловки, красовался перед курами бойкий петух… Скорее от радости, чем со зла лаяли собаки, давно привыкшие к редкому для деревни транспорту.
- И куда они едут? Суетятся, торопятся… - задавал себе вечный вопрос шофёр автобуса Диман, наблюдая, как заполняется пассажирами его «пазик». - Опять три калеки с половиной… Выручки никакой. А на мне кредит за автобус висит… Деньги на бензин, запчасти тоже нужны... - За проезд оплачивайте! - прохрипел он раздражённо. - Халявщики!
Распугав рёвом мотора собравшуюся на остановке живность, автобус резко тронулся с места - камешки дробью застучали по его металлическим бокам. Диман пальцем вогнал внутрь клавишу магнитофона:
- О, Боже, какой мужчина! - взвизгнула девица и повторила ещё три раза.
- Хочу от тебя сына!
- Хочу от тебя дочку!
- И точка!
Музыка раздражала мозг, мешала думать, певица назойливо предлагала свои стандарты, вбивала в сознание собственное понятие о красоте, любви и счастье.
Диман снова и снова нажимал на клавишу. Визг повторялся, а он, наблюдая за реакцией пассажиров, корчился от смеха. Наконец развлекаться надоело, и Диман, скривив тонкие губы, стал через зеркало заднего вида рассматривать пассажиров.
- Анна с Валеркой дочку Юльку в цирк везут, понятно… Лимонад с Карапузом пивом вчерашнюю жару заливают… О! Мадмуазель Ку-ку куда-то с раннего утра намылилась... Вроде вчера свадьба была… Почему одна? А Лёшик где? Интересно-интересно…
Мадам Ку-ку… Так Диман стал называть после недавних событий фельдшерицу Риту, всего несколько месяцев назад приехавшую на работу в местный медпункт. Сломанный тонометр, разбитый градусник, комок подмокшей ваты - вот и всё, что ей досталось от предшественницы. Тут Диман и пригодился. Взял он фельдшерицу под своё крыло: ремонт сделал, кое-какое оборудование приобрёл, из города медикаменты доставил. В ночь накануне праздника Ивана Купалы, следуя старинным поверьям, через заборы двенадцати огородов перелез, желание загадал, во что бы то ни стало на Рите жениться. Не сбылось. Предложение сделал, а в ответ услышал ледяное русское «нет».
- Ку-ку… - сказал Диман, покрутил пальцем у виска и понял, что с этого момента Ритка ему «параллельна».
Житейская мудрость подсказывала, что в жизни нет ничего случайного. Самое страшное - не сделать то, что тебе предназначено. А как это узнать? Путём проб, проверок, ошибок. Споткнувшись на первом ухабе, он понял, что законы любви и жизни противоположны. И если человек выбирает любовь, он должен понимать, что его ждут большие неприятности. Неприятностей он не хотел, поэтому за любовь не боролся и решил быть подальше от топких болот.
Лимонад и Карапуз пиво выпили, смятые банки под сиденье пристроили и громко заговорили.
- Ты вот знаешь, Карапуз, что в жизни самое главное?
- А ты знаешь, что лучше, Моцарт или Пастернак?
- Не знаю, не пил… - расхохотался Лимонад и громко икнул.
- Диман, - закричал во всё горло Карапуз, - заезжай в Дымково к строгоновскому ларьку - пиво кончилось…
- Как же не так, заеду… А платить кто будет? - проворчал Диман.
У поворота на деревню Талое, которая в реальности не существовала, скрытая под водой водохранилища, голосовала, подняв руку, женщина. Диман несколько метров проехал мимо, и только тогда автобус остановил. Запыхавшись, женщина едва протиснулась в приоткрытую дверь и упала в ближайшее кресло. Каштановые волосы с проседью, серые глаза, худое, бескровное лицо, излучающее доброту - ни дать, ни взять православная великомученица.
- Оплачивайте проезд, - прозвучал требовательный голос Димана.
Подчинилась. Покачиваясь, хватаясь за спинки кресел, подошла к водителю, протянула деньги.
- И зачем вы все туда ездите? Нет деревни давно. Из-под воды только купол церкви с облезшей позолотой выглядывает, да крест торчит. Жуть… Что там делать? А? Что молчишь, бабка? - удивлялся Диман.
- Не понять тебе, милый… - всхлипнула женщина, вытирая платочком со лба бисеринки пота. - Родина там моя… Всё в этом слове, сынок… - и морщины на её лице скрыл блеск засверкавших глаз.
Вернувшись на место, женщина подвинулась к окну. Запомнить… Запомнить всё до малейших подробностей… Берёзки... милые, милые... Поля бескрайние... Рожь колосится, а между колосками васильки... в венок просятся...Она не приедет сюда больше. Диагноз страшный. Силы не те. Кто писал сценарий её жизни? Это одному Богу известно. Ни семьи, ни здоровья, ни денег, ни родины…
На первом сиденье у окна весело болтала ногами пятилетняя Юлька. Она была в том милом возрасте, когда не понимаешь, что курносый нос, да ещё и в веснушках - ужасно некрасиво. Это будет потом. А пока в новом голубом платье, с голубым бантом в рыжих волосах, с голубым шариком в руке, девочка казалась самой себе Мальвиной из сказки. Она выбрала место рядом с Ритой, взрослой, красивой и самостоятельной. Юльке хотелось быть такой же. И она, входя в новую роль, казалось, совсем забыла о сидящих сзади родителях, для которых она долгожданный ребёнок, свет в окне, рыжее солнышко, смысл жизни. Не знала Юлька, что в сумке мамы лежит решение суда о расторжении брака с её отцом и поездка в цирк - их последний совместный подарок.
Всё внимание - Рите. Юльке хотелось такое же коротенькое платьице, туфельки на шпильке, сумку через плечо. Она копировала жесты девушки, вымученную улыбку…
Вдруг Рита часто-часто заморгала глазами, из-под длинных пушистых ресниц одна за одной покатились по бледным щекам слезинки.
- Больно? - Юлька увидела на руке Риты небольшую затянувшуюся ранку и тихонько дотронулась до неё мягкой ладошкой.
Это нежное прикосновение, дружеская поддержка маленькой девочки окончательно выбили Риту из колеи. Теперь она не пыталась сдерживаться - слёзы хлынули ручьём…
Юлька бережно провела рукой по белокурым волосам Риты,с сочувствием заглянула в глаза... Шарик, подхваченный воздушной волной, вырвался из её рук и вылетел за окно. Какое-то время он, прилепившись к автобусу, двигался вместе с ним, а потом, обессилев, отстал и скрылся в дорожной пыли. Девочка проводила его взглядом, вопросительно посмотрела на родителей и громко заплакала. Взрослые улыбались…
Диман резко ударил по клавише магнитофона:
- О, Боже, какой мужчина!
Рита закрыла лицо руками. Юлька прижалась к ней.
- Выключите магнитофон! - закричал отец Юли. - Не видите, пассажирам плохо… Юля, иди к нам…
Смолк магнитофон. Перестала плакать девочка, ладошкой прикрыла глаза. Собрав волю в кулак, и Рита вытерла слёзы. Со стороны казалось, что она абсолютно спокойна. Волна за волной, разбиваясь о камни неразрешённых проблем, хлынули воспоминания.
- Слушай своё сердце, девушка, слушай… Будет тебе суженый, рядом он, рядом, совсем близко… - казалось, что снова, как тогда в ночь накануне праздника Ивана Купалы, шелестя, шепчут ей травы и листья деревьев.
Тогда она думала, что этот суженый - Диман. Но всё изменилось за несколько дней.
Жила она на квартире у одинокой Прасковьи на тихой зелёной улочке.
- Дом большой - места хватит. Ты живи в той избе, а я буду в этой, - разделила свои апартаменты вдова.
Понравилась ей девчонка. Беленькая, голубоглазая, на ногу быстрая, ловкая, уважительная, ни словом не обидит, ни делом… И в деревне её уважают. В любое время обращайся - поможет. Мешок книг с собой привезла. Видно, на них все деньги и тратит - одета уж больно скромно. Вскорости Лёша, младшенький Прасковьи, из армии вернулся.
- Да спите вы в «той избе», а я буду по привычке в этой, - решила Прасковья.
Спят каждый в своей постели ночь, спят другую… Проснутся - вздыхают - ворочаются - заснуть не могут… Кто уж из них первым переступил запретную черту, неизвестно. Только Прасковья тут как тут:
- Ну, что ж, дети… Надо свадьбу играть… От людей стыдно. Что бабы скажут?
Свадьба - волшебное таинство, и раскрывается оно у каждого по-своему: в меру возможностей и представлений тех, кто её организует. У молодых никто совета не спрашивал. Гуляли три дня. Первый день, пока гуляющие не дошли до кондиции, всё было достойно. Поздравляли, желали всего и много. Правда, цветы не дарили, дарили будильники, которые в избытке завезли в деревенский магазин.
- Мне лично цветы безразличны, - успокоил Риту Лёша. - А вот вобла, сушёная вобла, мешок воблы с икрой - это лучше всякого букета будет.
На этом культурные традиции закончились, начались языческие. Пришла местная законодательница бабка Савельиха. Окинула молодых всевидящим оком, за порядком проследила, советы дала.
- Так, девка - в фате, значица, злые духи не узнают… Булавки, булавки к платью приколите, чтоб гости не сглазили. Жареной курицей в первую брачную ночь накормите, чтобы плодовитыми молодые были. И наперёд совет: если девчонку родить хотите, не побрезгуй, Ляксей, бабий платок при этом деле надевать. А если мальчонку, то шапку не сымай. А ты, Рита, если детей пока не захочешь, лучшее средство - пить собственные месячные, растворённые в воде из семи ручьёв. Воды я дам.
- Боже мой, - ужаснулась Рита, - что это? Новая русская духовность или возврат в средневековье? Так вот, оказывается, тот парничок, где выращивалась вековая мудрость народа. Раньше об этом только читала, а теперь… Попала, однако…
Улучив момент, она убежала на задворки, спряталась за поленницей, ломала ногти о кору берёзовых поленьев и рыдала до тех пор, пока её не нашёл Алексей. Успокаивал, как мог. Не понять ему, отчего девушка рыдает.
- Вот такие мы есть, русские… Гулять так гулять, плакать так, чтобы глаза выплакать, - рассуждал он, целуя Риту и вытирая ей слёзы.
В разгар свадьбы соседки переодели Прасковью в старое платье. Началась безумная туземная пляска. Приплясывая и кривляясь, гости рвали на Прасковье одежду, постепенно обнажая старое тело. А Рита, спасая мать от позора, должна была набросить на неё штапельный отрез и назвать мамой. Ткань Рита кое-как набросила, а вот мамой чужую старуху назвать не смогла.
- Доченька моя, доченька… - провоцировала её на нежность свекровь.
- Назови, назови... Уважь мать... Что тебе стоит, Рит? - подначивали пьяные гости.
Но Рита упорно молчала, а Лёха растерянно улыбался. Обиделась свекровь, поджала губы, смахнула слезу...
Отпела свадьба, отплясала... Утомились гости. На очереди - завершающий обряд. Чтобы невеста не вернулась к своей матери, мыли полы, а вытирали толстеньким пьяненьким директором школы, таская его за руки-ноги.
Не помог обряд. Рано утром сбежала мужняя жена.
- Смотрите! Мой шарик у дяди! Мой! - обрадовалась Юлька, разглядев на пыльной дороге мотоциклиста с голубым шариком в руке.
- Лёша! Я здесь! - кровь прилила к лицу, радостно подпрыгнуло сердце, узнала его Рита и метнулась к выходу. - Останови автобус, Дима! Останови!
Диман и ухом не повёл. Его пальцы потянулись к клавише магнитофона:
- О, Боже, какой мужчина…
Мотоциклист, приблизившись к двери автобуса, стал бить по ней кулаком, потом, сорвав с головы каску, стал колотить ею.
Мотор автобуса взревел, Диман резко свернул на обочину. Шарик улетел... Мотоцикл заглох. Булыжник, вылетевший из-под колёс, Алексею - в голову... Обмякшее тело - на земле,широко раскрытые синие глаза - в небо...
- … и точка! - успела взвизгнуть певица.