Визит к терапевту

Виктор Леонтьевич Лысенко
             К врачам хожу редко, а если хожу, то предпочитаю наших, русскоговорящих врачей. Их в Германии много. В тот день,обсудив свои проблемы с доктором, я собрался уходить.

           - Не торопитесь - обратился ко мне врач - зайдите, пожалуйста, в нашу лабораторию, девочки возьмут у вас на анализ кровь и мочу.
         
            Стоп. Что значит "возьмут"? С кровью ясно. А с мочой? Её  что, тоже теперь извлекают из человека в принудительном  порядке, как кровь? Я представил себе большой никелированный  шприц, плотно приложенный  к соответствующему месту на моём теле... Опасения оказались ложными. Марина, девушка – лаборантка, выдала мне длинную  пробирку, попросив  зайти в  туалет  и  заполнить  её  хотя бы до половины.  Легко сказать – заполнить...  Прошу  читателя извинить  меня  за  подробности, но проделать эту процедуру вне привычной обстановки всегда  представляло трудности для меня: моча просто отказывалась идти. Как если бы кто-то посторонний  перекрывал  соответствующий  кран.
         
         -   Марин, а  Марин, - обратился я к лаборантке, держа пробирку  двумя пальцами навесу, как рюмку -  может, с этим  делом  как-нибудь в другой раз, а?  Понимаешь, перед выходом из дома я проделал все  гигиенические  процедуры, в том числе и эту. Боюсь, моча не пойдёт...
         
         -  Ой, ну что вы, доктор, – в Германии всех, имеющих докторское или профессорское звание, принято называть по званию, - вы уж постарайтесь, а то врач вечером нагоняй нам устроит. Постараетесь?
             
           Пообещав  «постараться», я поплёлся в туалет. Как и  ожидалось, моча не шла. Простояв  минут пять в  идиотской  позе с пробиркой  наготове, я решил  попытаться  «обмануть»  природу. То есть – свой  дурацкий организм.  Забыться, отвлечься от процесса  мочеиспускания, переключиться  на что-то  нейтральное.  Спеть, например, что-нибудь вполголоса, благо в туалете, кроме  меня, никого не было. В самом деле, почему  нет?  Я решился.
 
          -  Бесаме-е, бесаме  муччо-о-о, - низким страстным контральто  затянул я -  жарко, как  если бы ночь  нам  осталась  одна-а-а-а,   бесаме-е-е...
          
            В этот момент в туалет вошёл  человек. Вернее, попытался войти.  Молодой  парень в майке и джинсах  остановился  на пороге, изумлённо  глядя  на поющего немолодого мужчину в приличном сером костюме... Гостеприимным  жестом я  пригласил  его войти, отметив, что опасаться ему нечего, ибо  мои вокальные упражнения на  этом закончены. Попрежнему не сводя с меня глаз, он на цыпочках, как на концерте, вошёл  в туалет и закрылся в одной из кабинок... 
         
             Опять я вынужден  просить прощения у читателя за подробности, но что было, то было.  Неожиданно в  туалете наступила  тишина. То ли парень, что называется, «передумал»,  то ли  ждал  от меня  продолжения концерта, но за закрытой  дверью  кабинки ничего не  происходило...  «А  вдруг  он  умер? – с тревогой подумал я, –  бывает  же такое».  Нет, не может этого  быть.  Смерть  не  наступает  мгновенно, до  меня донеслись бы  звуки  борьбы за  жизнь.  Предсмертные хрипы какие-нибудь...  Но если парень жив, то от живого-то  человека  должны же исходить  какие-то  шорохи  или  вздохи...  Ничего не было. Оставалось предположить, что усевшись на унитаз, парень открыл томик какого-нибудь  писателя и углубился в чтение. Ну, скажем, томик  И.С. Тургенева.
         
           Беспокойство не проходило. О  необходимости  наполнения  пробирки  требуемой  для анализа  жидкостью я уже не  думал. Судьба  молодого человека за  закрытой  дверью  кабинки  не отпускала  меня, а воображение  рисовало  картины  одна  ужаснее другой.  Наконец, мои  нервы  не выдержали: я решил выйти из туалета, чтобы взять себя в руки и перевести дух.  «Если  ему  суждено сегодня  умереть, пусть умирает без  меня».
    
        -   Ну что, получилось у вас? – на ходу спросила меня Марина.
    
        -  Пока нет, - вяло отозвался я, -  но надежда есть.  А  надежда, как  известно, умирает последней...
         
           Тут  дверь  туалета  распахнулась, и  «заживо  похороненный»  мною  парень, как  ни в  чём не бывало, зашагал к  выходу: томика с  произведениями  И.С. Тургенева в  его руках  не было. Мысленно обругав  себя «психом»  и  «дураком», я  решил  сделать  вторую  попытку  наполнить проклятую  пробирку  мочой.  Войдя  в  туалет и достав  её  из  внутреннего кармана  пиджака, я обнаружил, что на дне пробирки засела деревянная  стружка, никак  не желавшая  выпадать из облюбованного  ею  места. Как она туда попала?  Мистика...  Попытался  «выдуть»  стружку  из пробирки,  держа последнюю  напротив рта  двумя руками, как кларнет. Тщетно. За этим занятием и застал  меня  следующий  посетитель туалета - плотный  седоватый  мужчина  средних  лет. Он дружелюбно проследил за моими  манипуляциями  с  пробиркой.
      
         -   Чего ты в неё дуешь? – обратился он ко мне – В неё не дуть,  ссать  надо.
    
         -   Знаю, что ссать,- хмуро отозвался я,- но там сор в пробирке...
    
         -   Дак  промой её под краном, что-ли. -  Видя мою нерешительность, он взял у меня пробирку и в момент очистил  её от стружки под струёй воды.  Стряхнув воду, протянул  пробирку  мне:   
       
         -   Всё. Готово, мужик. Ссы давай.   
       
         -   Не получается у меня, - тихо ответил я. - Не  ссытся. Минут двадцать уже торчу здесь. Не идёт моча.   
             
         Мужчина смерил меня презрительным, как мне показалось, взглядом.
       
         -   Интеллигент... –  это прозвучало, как  диагноз. -  Ладно, давай  я за тебя сделаю. Да ты не бойся, моча у меня правильная, чистая. Никакой холеры в ней нет: сдашь и забудешь про это дело.   
            
          Ловким движением он на две трети наполнил мою пробирку требуемой жидкостью, не пролив при этом ни капли.
         
         -   Всё. Держи, – сказал он, протягивая пробирку мне. Я взял  её, бормоча слова благодарности.   
       
         -    Да за что  «спасибо» - то? -  удивился он, – для хорошего человека мочи - он  подмигнул  мне - не жалко... Ладно, бывай здоров, мне вообще-то туда, – указал он пальцем  на туалетную  кабинку и скрылся в ней.
          
          «Нет  таких  крепостей,  взять  которых  не смогли бы  большевики» -  с  пафосом произнёс я, торжественно  вручая  заветную пробирку  Марине.
            
           Дело было сделано.