"И бывши нощи рябинной, бысть тма и гром бываше и молния и дождь... И бысть сеча зла и страшна, яко посветяаше моления, тако блещащеся оружие их, и еликоже молния осветяще, толико мечи ведяху, и тако друг друга секаше, и бе гроза велика и сеча силна".
Тверская летопись
"Тук-тук, тук-тук", - мрачно отсчитывали километры колеса вагонов. Фирменный поезд "Урал" все дальше уносил Василия от родного дома. "Тук-тук, тук-тук..." Словно гвозди вколачиваются в крышку гроба.
Тук-тук... Ручка на дверях купе дернулась и замерла. Василий вздрогнул, сердце затрепетало, внизу живота появилась неприятная тяжесть.
- Кто?
- Чай будете?
- Нет... Да.
Он заставил себя подняться. "Жаль, что в поездах не делают дверных глазков. Тьфу! Что за глупости лезут в голову". Сунул руку в карман. Ребристая рукоять револьвера удобно улеглась в ладони. Страх, однако, не прошел. Он лишь отодвинулся на… Василий повернул защелку. Дверь с шумом отъехала в сторону.
- Чай, говорю, будете пить? - повторила коренастая рыжеволосая проводница.
Природа ее не обделила: пиджак застегнут на нижнюю пуговицу, чтобы сошелся на груди, ему надо бы быть на пару размеров больше; форменная юбка только что не трещала на бедрах. На вид ей было сорок восемь-пятьдесят, но интереса к жизни, по всей видимости, она еще не утратила. На губах яркая помада, ресницы накрашены, на веках вызывающе зеленые тени.
Василий выдернул из кармана руку. Ладони вспотели. Он почти физически ощутил, что атмосфера в купе наполнена липким пронизывающим страхом. Василий вытер руку об руку. Судя по тому, как проводница наморщила приплюснутый с горбинкой нос, духан от него шел еще тот... Что скрывать, не "Диором" пахло.
- Вижу, дружок, тебе сейчас погорячей чая что-нибудь принять нужно.
Она покачала головой, протяжно по-бабьи вздохнула и ушла.
"Так больше не может продолжаться. Иначе я сойду с ума".
Василий прикрыл дверь, но запирать не стал. Робкая попытка самоутвердиться. Прилег на нижнюю полку. Попутчиков не было. Все места в купе он выкупил сам.
Тук-тук, тук-тук...
"Идет охота на волков, идет охота... Нет, он не волк, он заяц. Даже хуже. Бежит, прячется... Опять бежит".
Постепенно под перестук колес его одолела дремота, и он погрузился в жалкое подобие сна.
Тук-тук...
Соскакивая с полки, Василий рванул из кармана револьвер, Но тот зацепился курком за подкладку. Дверь отъехала, вошла проводница. Василий не смог сдержать облегченного вздоха. Как назло, в этот момент револьвер освободился и выпал на коврик.
- Только не пугайтесь. Я вам сейчас все объясню.
Нужно отдать должное проводнице, она не дрогнула, видимо, ей и не такое пришлось повидать на своем веку.
Подхватив револьвер, Василий после секундного раздумья сунул его под подушку.
- Настоящий?
- Почти. В общем... Купил по случаю газовик. Германский. А уже позже один умелец переделал его в боевой.
Проводница прикрыла дверь. Повернула защелку. Лишь теперь Василий обратил внимание на пластиковую бутылку "Бинго" у нее в руке.
- Это нельзя пить. Это яд! Как и...
Проводница хитровато улыбнулась, достала из пиджака два бумажных стаканчика.
- Вот сейчас и попробуем.
Резкий сивушный запах.
- Водка?
- А то! Давай, за знакомство. Меня, кстати, Лидой мать нарекла.
- Василий, - он попытался чокнуться, но лишь расплескал водку.
Со свиданьицем.
Тяжелая омерзительная жидкость опалила горло. Василий закашлялся, в уголках карих глаз блеснули слезы.
- Ну и гадость.
Лида лишь неопределенно дернула плечиком.
- Я тебя еще на посадке приметила. Стоишь, нахохлился... Зыркаешь глазищами по сторонам. Вона и места все откупил. Бежишь штоль от кого?
- Бегу.
- Видать, сильно припекло, раз с пистолетом спишь.
Василий вытащил из-под столика пакет с продуктами. От выпитой водки его мутило.
- Собирался, поди, на скорую руку?
- Да нет, жена приготовила, - зачем-то соврал Василий.
- Ты меня за дуру не держи. Ни одна баба такого в дорогу не положит.
Она разворошила на столике цветные упаковки. Марс, золотая салями, сыр фасованный, остывшая пицца в коробке, лечо "Анкл Бенс", блок "Лаки Страйк", бутылка виски... Смутившись, Василий свернул голову "Белой лошади".
- Позвольте теперь мне вас угостить.
- А че ты мне выкаешь, чай, не барыня.
Василий разлил по стаканчикам виски. Долго мучился, пытаясь разорвать вакуумную упаковку сыра. Лида достала из кармана выкидной нож-лисичку.
- Ехал тут недавно один. Вот оставил на память.
Она загадочно ухмыльнулась, закатив к потолку глаза.
Выпили, закусили.
- И чем же энтот одеколон лучше нашей водки?
- А черт его знает, откровенно говоря.
- Совсем людишки с ума сдвинулись. Кругом одна иностранщина. А все этот... пятнистый. Довели страну...
- Ты не права, Лида.
- Помолчал бы уже. Нет, чтоб сальца, картошки с лучком, огурчиков в дорогу взять... Говна иностранного набрал и радуешься.
"Тук-тук, тук-тук", - поддакивали колеса.
Василий вспыхнул, готов был уже ответить грубостью, но поник, скуксился.
- То-то же. Закусывай, а то развезет.
Сама она выглядела так, словно и не пила. Ей стало жаль этого задерганного мужика с короткой стрижкой и затравленным взглядом. В дорогом костюме, с толстой золотой цепью на шее и солидным перстнем на безымянном пальце он, тем не менее, был похож на ребенка, вырядившегося в карнавальный костюм. Интуитивно она поняла, что весь облик его не соответствует содержанию. Он просто рядится под "крутого".
- Давай, еще по одной.
- Давай, - легко согласился Василий.
Из желания сделать ей приятное, он налил себе водки.
- А хочешь, я расскажу тебе сказку?
- Поздновато мне сказки слушать, - поправляя пиджачок на груди, отмахнулась Лида.
- А ты послушай, это сказка для взрослых.
Лида давно заметила, как его руки непроизвольно крутят зажигалку.
- Кури, чего уж. Все равно один едешь.
Василий благодарно кивнул и жадно закурил. Проводнице он предложить не решился.
- Вот ты ругала правителей, - он остановил ее жестом, - и поделом ругала. Только не все так просто. Тот, кто стоит у власти, давно бесам служат. Во все времена так было. Простым народом держава сильна. Ни перед кем головы не склоняли. Пришлым бесам никогда не удавалось нас покорить.
- А как же татары? Триста лет над нами глумились.
- Однако и их одолели. Народ одолел, а не князья.
- Складно у тебя все получается.
- А-а, махнул рукой Василий, - учителем я работал.
- Че ж бросил?
- Бесы сманили.
- Заладил, как попугай.
- Нет, ты послушай. В поганом урочище на главном из трех волхвовских холмов стоит громадный идол...
"Тук-тук, тук-тук", - всполошились колеса.
- Сам видел или кто по пьянке наплел?
Василий замер. В зрачках вспыхнул фанатичный огонь. Взгляд, устремленный вдаль, придал ему облик сумасшедшего.
- Сам. Трижды через девять копий водили бесы и их подручные вороного коня вокруг идола.
Иступленный зловещий шепот заставил вздрогнуть проводницу.
- За что честь тебе такую оказали? - нарочито бодрым голосом поинтересовалась Лида.
- За то, что душу продал. Работал я в школе. Зарплата маленькая, да и ту не всегда вовремя дают. Все перестраивались, и я полез. Началось с малого. На ремонт выделили фонды. Денег - кот наплакал. А тут повстречал я старого знакомого. Слово за слово, поделился проблемами. Тот проникся и неожиданно предложил помощь.
- Конечно, не задаром.
- Конечно. У нас в подвале мастерская была, которая потом в свалку превратилась. Так он брался помочь, а мы взамен отдавали подвал ему под склад. Вышел я на дирекцию... То-се, сговорились.
- Видать, и тебе кое-что перепало.
- Не без этого, - согласился Василий, - так мало-помалу я и перестроился. Школу бросил, подался в коммерцию, потом квартирами торговал, потом металлом. Всякое было. Деньги появились, машина. Первое время жена радовалась, в семье появился достаток. Друзья появились соответствующие.
- Девки, поездки на море...
- И это тоже. Обстановка в семье накалилась. Дело дошло до развода. А, давай, еще по одной?..
"Тук-тук, тук-тук", - пробулькали колеса печально.
Василий закусил ломтиком салями, как пластилин пожевал.
- К тому времени я уже не мог остановиться. Бесы торжествовали, как, впрочем, и по всей стране. Понимаешь, нас нельзя было одолеть извне. Нас победили изнутри. Поманили сладкой жизнью. Свободой, справедливостью. А-а... Были у меня друзья - эдакие кухонные революционеры. Дайте, кричали, нам только возможность... Дали! Только они свои возможности разменяли на машины, шубы, звания. А кому не досталось...
- Ты тоже на нищего не похож, - зло вставила Лида.
Василий осекся, возмущенно засопел.
За окном мелькали столбы. Темень стояла такая, что дальше железнодорожной насыпи было абсолютно ничего не видно. Внезапно тьму разорвала кустистая молния. Следом так жахнуло, что стекла задрожали. Спустя несколько минут полыхнула еще одна молния, потом еще и еще. От грохота заложило уши.
- Какое сегодня число? - возбужденно спросил Василий.
- Что, так забегался, что и число забыл? Первое сегодня.
- Воробьиные ночи.
- Какие? Захохотала проводница.
- Воробьиные. В течение ночи светлые силы бьются с бесами.
- Подходящее название.
- А ты знаешь, что в древности воробей считался символом мужества. Если жена хотела, чтобы будущий ребенок был отважен и смел, то в ночь перед зачатием давала супругу запеченное сердце воробья.
- То-то я смотрю, ты с пистолетом носишься.
- Револьвер от людей. Бесам он не помеха, их только силой духа одолеть можно.
- А у тебя ее, видать, маловато оказалось.
Василий потянулся к бутылке.
- Во-во, как чуть что - за стакан. А потом жалуетесь, что бабы командуют! Так вы сами-то уже ни на что не способны.
Видно и Лиду задел за живое ночной разговор.
"Тук-тук, тук-тук", - подтвердили колеса.
- Когда Наташа забрала сына и ушла, я действительно запил. И деньги не нужны стали. Ведь я не для себя старался!.. - повышая голос до крика, сорвался Василий.
- Конечно, - ехидно поддакнула Лида, - и девок трахал исключительно для укрепления семьи.
- Ну, зачем ты так?
- Как? Может еще пожалеть тебя? Жену бы пожалел.
- Да я такое видел...
- Ты уже говорил. Идола.
Губы ее скривила презрительная усмешка. Если бы не ночное дежурство... Василий ее утомил. Скоро станция, потом и подремать можно. До утра остановок больше не будет.
- Его зовут Триглав.
Затихшее было за окном небесное сражение, разгорелось с новой силой.
- Трехглавое божество, которое пытается захватить власть надо всем миром. Тогда он станет владыкой над небом, землей и преисподней. На глазах у него золотые повязки. Это древний и жестокий бог. Чуть ли не единственный, кому до сих пор приносят человеческие жертвоприношения. Две повязки уже спали с его глаз. Преисподняя и земля в его власти. Идет последняя битва за небо. За наши души.
- Выходит, бесы нас одолели? - печально спросила Лида, - И теперь хозяйничают на Земле?
- В том-то все и дело, что не бесы... Мы сами себя поработили. Мы оказались той самой пятой колонной.
- А ты, значит, решил остаться в строю, - Лида поднялась, подошла к двери, - и чего трясешься, кому ты нужен? Далеко ли бежать собрался? От себя не спрячешься.
Поезд замедлил движение. Проводница одернула пиджак и прошла в тамбур.
"Тук-тук, тук-тук", - презрительно перекликались колеса.
. . .
Подметая утром вагон, Лида заметила, что дверь в купе Василия приоткрыта. Она заглянула. На подушке валялся револьвер. Все вещи лежали на местах. Она сразу поняла, что он не вернется. Его позвала Воробьиная ночь.