ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Ян Лосвиц жил в Германии, в небольшом городке на большой реке, которая называлась Эльбой. Ближайшим к городку большим городом был Гамбург, лежавший на том же, правом, берегу Эльбы недалеко от её впадения в Северное море.
Таких небольших городков по обоим берегам Эльбы было много, особенно в нижнем течении реки. Вообще-то, если уж быть точным, то это были обычные немецкие деревни, но выглядели они как городки, и по мысли человека, не знакомого с немецкими деревнями, они ими и были.
Ян был первенцем в семье, его детство пришлось на очень тяжёлое время для Германии, которое сложилось для неё после поражения в Первой мировой войне. Но, что ни говори, жизнь в деревне, пусть себе и похожей на городок, даже в такое сложное время была всё же легче, чем в большом городе. Родители Яна заимели после мальчика ещё и девочку, и этого было, по их мнению, достаточно и даже неплохо в такое время, когда жить стало очень плохо.
А всё война.
Отец Яна как-то уцелел в той бойне, что началась под названием Первой мировой войны. Случилось так, что он попал в плен к русским через год после начала войны. Находясь в плену, хорошо выучил русский язык – это было совсем не тяжело, так как он был похож на его родной язык. Он даже научился читать по-русски, прочитал много книг, и, когда через два года после революции в России он вернулся домой, привёз с собой добрую кипу книг русских писателей. Все те годы, что он воевал и был в плену, его ждала девушка из той же деревни, что неподалёку от Эльбы, и когда вернулся домой, они поженились. Через определённое время у них родился Ян, а ещё через два года после него – дочка.
Работали родители на земле, которая им досталась понемногу от их родителей. Земля кормила их, помогала наладить своё хозяйство. Оба были работящими людьми, здоровья хватало, и скоро молодые почувствовали себя довольно сильными хозяевами. А почему бы и нет?
По той же Эльбе уже начали плавать пароходы до Гамбурга, как было и до войны. И кое-что из припасов, что давала им землица, можно было выгодно продать в большом городе. Вскоре в семье Лосвицей появился достаток. Хозяин, Якуб Лосвиц, заимел свою мастерскую, где постоянно работали несколько наёмных работников, а также нанимал и сезонных рабочих. Хозяйка – Анка – через некоторое время смогла вернуться в свою профессию учительницы, которую она получила ещё до того, как они поженились с Якубом.
Когда Яну исполнилось семь лет, он пошёл в школу. Школа находилась в этой же деревне, как и церковь, управа, магазин и шинок. В школе учили на том же языке, на котором разговаривали в семьях жителей деревни. Нет, это был не немецкий язык. Это был родной язык людей, которые издревле жили на этой земле и назывались сорбами. Их язык был похож на язык ни то поляков, ни то чехов, а лучше сказать, на славянский, хоть официально такого языка и не существует. Немецкий язык также изучали, но как отдельный предмет.
Деревенские жители владели им тоже хорошо, поэтому учить его в школе было совсем не тяжело. Мать Яна, Анка, к тому же хорошо владела ещё одним языком – русским, которому научил её Якуб. Она тоже прочитала все те книги, что привёз с собой Якуб из русского плена. От родителей не отставали и дети. Это были хорошие времена в жизни этой семьи, хотя в стране тогда жилось и не очень хорошо: экономический кризис из Америки добрался и до Европы.
Ян перешёл уже в пятый класс, когда в Германии к власти пришла Национал-социалистская партия, которую называли партией Гитлера. Этот Гитлер и стал во главе правительства Германии. Тогда и начались перемены в жизни и семьи Яна, и почти всех жителей деревни, что была похожа на уютный немецкий городок.
Началось с того, что обучение в школе власти перевели на немецкий язык, а их родной язык вообще запретили. Дальше то, чем гордились и чем дорожили жители деревни, – своей самобытной культурой, вековыми традициями, – тоже было запрещено. А уже через некоторое время, года через три-четыре, людей начали переселять вглубь Германии, подальше от родных мест, а их дома начали заселять «арийцами» из других земель рейха.
Ян стал Иоганном, потому что имена и фамилии всех переселенцев после переезда на новые места были заменены на немецкий лад, и семья начала жить среди «настоящих» немцев, чтоб стать такими, как они. Фамилия Лосвиц за семьёй осталась, возможно, потому, что широко была распространена среди жителей Германии с давних времён, и даже входила в число знатных.
Отец Иоганна, теперь уже Екаб Лосвиц, вынужден был работать на небольшом заводе сельскохозяйственных машин, и то было хорошо, что хоть так устроился на работу, потому что переселенцев-сорбов не очень привечали на просторах Великого Рейха. Матери – она стала Ханне Лосвиц – пришлось наниматься сначала в богатую семью детской воспитательницей, а после уже – в приют для детей, родители которых были лишены свободы или вовсе жизни по причине нелояльности к национал-социализму. Детей же рейх должен был вырастить в преданных национал-социализму людей, которые должны были забыть свои корни, своих родителей. Их заменили Великая Германия и её фюрер.
Иоганн вынужден был оканчивать школу в новых условиях: школа, в которой он учился, была похожа скорее на военное училище, чем на общеобразовательную школу. Ученики старших классов были одеты в полувоенную форму; они много занимались военным делом: и юноши, и девушки.
Иоганну сперва было тяжело. Нет, над ним не издевались ученики, однако он часто ловил на себе их красноречивые взгляды, если у него что-то не получалось на занятиях по военному делу. Хорошо, что этого не случалось с ним на других уроках – там он был среди лучших учеников, и это, повидимому, сдерживало «настоящих» немецких учеников от недоброжелательности к «новенькому».
2
Время шло, в Германии становилось всё тревожнее, всё чаще в городе проходили шествия воинственно настроенных людей. Сначала это были небольшие отряды в униформе, которые маршировали по улицам города почти каждый вечер под звуки барабанов и угрожающие выкрики в адрес врагов, которые будто бы захватили всё лучшее в городе: магазины, парикмахерские, мастерские и даже банки.
Иоганн уже окончил школу и пошёл работать на завод к отцу, успел там поработать около года учеником слесаря; затем его призвали в вермахт – так назывались германские вооружённые силы. Вначале он проходил общевойсковую подготовку в одной из пехотных частей вермахта, а через три месяца его направили в школу военных разведчиков, где он проучился более полугода. В первый день осени того года началась война на востоке, с Польшей. Война была быстрой и не очень понятной. Впрочем, солдатам разъяснили, что это поляки спровоцировали войну, и Германия не может терпеть такого агрессивного соседа,
которому, к тому же, достался добрый кусок восточных немецких земель в результате Первой мировой войны. Поэтому Германия должна вернуть свои исконные земли, а заодно, избавиться навсегда от этакого неприятного соседства. Как избавляться от кого-нибудь из соседей – Германия хорошо знала на протяжении многих столетий. Иоганн не попал на эту войну. Зато в следующем году, когда война перекинулась на запад, Иоганн принял участие в боевом походе на Францию. Поход был скоротечным, серьёзных боевых действий было не очень много: Франция как-то уж быстро и совсем неприлично капитулировала – интересного было мало.
Учёба в военной школе и участие в военных действиях подействовали на Иоганна Лосвица положительно с точки зрения его командиров. Молодой солдат получил хорошую аттестацию надёжного «солдата фюрера», и его направили в одну из лучших войсковых частей вермахта в составе танковой группы генерала Гудериана. Иоганн попал в роту разведчиков разведывательного батальона моторизованной дивизии, которая находилась почти на самой границе с Советским Союзом: после сентября 1939 года Германия стала соседом этой страны.
Шла весна 1941 года.
Знал ли что-нибудь о стране, что лежала на восток от новых немецких территорий рядовой германского вермахта Иоганн Лосвиц?
Да, и не только то, что преподавали таким, как он, в военной школе, и что потом повторялось в беседах с командирами и между солдатами. Главной мыслью таких бесед было то, что это страна с большевистским режимом власти – её чаще всего называли Россией – наипервейший враг Германии, поэтому и этот режим, и носителей его – коммунистов и комсомольцев – необходимо уничтожить, чтобы они не угрожали свободе Великой Германии. И задача молодых немцев – солдат фюрера – осуществить эту великую миссию по сохранению той демократии, которая сложилась после прихода Гитлера к власти. В эту «демократию» верили почти все немцы, которые не попали в концентрационные лагеря. Иоганн Лосвиц имел своё мнение на этот счёт, но никогда нигде не высказывал его вслух, ибо понимал, чем это может кончиться.
3
Говорят, разведка – это глаза и уши армии. Если уж быть точным, то нужно добавить сюда и все остальные органы чувств: осязание, обоняние, вкус. А почему нет? Ну, например, пошла группа разведчиков в тыл противника. Чаще всего ночью. Здесь – чтО надо, в темноте, чтобы не наткнуться на неприятности? Осязание, и как можно, более острое. А вот откуда-то потянуло запахом табачного дыма. Может, всего несколько молекул его и попали разведчику в нос. Хорошее обоняние тут же уловит цепочку этих молекул и определит направление, откуда эта цепочка тянется. Так, теперь определим, какой табак там курят. Если курят махорку, значит, смолят, скорее всего, солдаты. Ну, а если «Беломорканал»? О, это уже офицеры. Идём дальше, вглубь чужой территории. Потянуло «Казбеком». Тут уж не меньше полковника кто-то закурил. И, скорее всего, впереди какой-то крупный штаб. Вкус тоже может сослужить добрую службу разведчику: иногда приходится пробовать что-то на язык и запоминать – пригодится.
Иоганну Лосвицу случалось принимать участие в вылазках на территорию будущего противника. Да, граница русскими охранялась довольно сильно. Но многодневные наблюдения за значительными участками границы позволили выявить отдельные точки, где можно было попробовать преодолеть заграждения. Первая же проба оказалась удачной. И туда, и обратно пробрались бесшумно, принесли очень важные сведения. Нет, диверсии группы не совершали, в их задачу входил сбор сведений о расположении войск, военной техники, штабов, складов; о состоянии дорог, мостов; о системе оборонительных сооружений в приграничной, и в более отдалённой от границы, полосе.
В середине мая месяца, когда уже хорошо распустились деревья и подлесок, стало легче пробираться дальше на восток, так как задачи разведчикам ставились всё более сложные. Необходимо было подтвердить или, наоборот, опровергнуть данные воздушной разведки с самолётов. К удивлению немцев, русские не сбивали немецкие самолёты-разведчики, они только выпроваживали их своими истребителями в том направлении, откуда они прилетели. Фотоснимки, сделанные с самолётов, часто требовали уточнений, поэтому наземная разведка велась с немецкой тщательностью.
В конце третьей недели июня активность разведки снизилась, а кое-где и вовсе прекратилась. Разведчики не отходили от мест расположения, ожидая важного приказа. Двадцать второго июня в три часа ночи этот приказ прозвучал. Рядовой Иоганн Лосвиц на одном из бронетранспортёров разведроты первого полка моторизованной дивизии переправился через реку Буг и государственную границу соседа – Советского Союза – через час после завершения артиллерийской подготовки. Впереди моторизованной дивизии уже растекались по дорогам на восток дивизии танкового соединения вермахта. Никаких противотанковых укреплений впереди не было – это хорошо знали разведчики.
4
Следующие три недели немецкие танки катились на восток, вступая в соприкосновение с противником только на отдельных направлениях. Успех первых дней войны, казалось, сопровождал танкистов и в эти три недели, но чем дальше они углублялись на восток, тем движение их замедлялось. Сравнительно густая сеть благоустроенных дорог в восточных «кресах» бывшей Польши сменилась редкими, пригодными для продвижения большой массы машин, дорогами. Теперь путь на восток лежал больше по просёлочным дорогам. Всё чаще авангарды танковых дивизий натыкались на организованную оборону русских.
Моторизованная дивизия шла вторым эшелоном вслед за танковыми. Если задача танковых дивизий была в том, чтобы стремительными ударами расколоть, раздробить силы русских, уничтожить его технику, то задача моторизованной дивизии заключалась в том, чтобы уничтожить или взять в плен живую силу противника. Поэтому моторизованная дивизия продвигалась на восток медленней танковых. Когда передовые танковые части соединения были уже под Смоленском, моторизованная дивизия только-только приближалась к небольшому городку в восточной части Белоруссии. Неожиданно для себя дивизия встретила в нём сильное сопротивление русских. Несколько раз город переходил из рук в руки, и только на пятый день части дивизии окончательно закрепились в нём. На восток от городка
начинались густые леса с множеством речушек и болот, а дальше лежала пойма довольно большой реки, весьма заболоченная, и снова лес – на десятки километров на восток. Туда отступили русские, и нужно было опередить их – встретить на выходе из лесного массива, окружить, как это делали немцы не один раз и, если не не взять в плен, то уничтожить или разбить на мелкие группы, которым потом не дать возможности соединиться, и уничтожать их при попытках прорваться через линию фронта. А, может, они и сами сдадутся в плен – так случалось довольно часто в первые недели войны.
Для этого необходимо было уточнить коммуникации, так как через эти полудикие места на восток пролегала только одна дорога – старое шоссе, которое было забито и немецкими, и русскими войсками. К тому же, необходимо было быстро форсировать водную преграду на фронте наступления дивизии. И необходимо было искать другие дороги, как можно быстрее.
Сделать это могла наземная разведка. Поэтому командованием дивизии было принято решение забросить несколько разведгрупп вперёд, за рубеж реки, с помощью самолёта, благо в состав танкового соединения входил авиаполк.
В одной из групп разведчиков из девяти человек, которая отправилась на задание с целью разведки ближайших оборонительных сооружений русских, был и рядовой Иоганн Лосвиц.
Выявив рубежи обороны и доложив по радио в штаб дивизии, группа должна была продвигаться дальше на восток, соединиться с другими разведгруппами и ждать дальнейших приказаний.
Это была хорошо спланированная разведывательная операция, которая сыграла большую роль в планах продвижения немецкой армии на восток в непривычных для вермахта географических условиях.
5
Группа прыгнула на луг, заросший местами кустарником, ночью. Почти все парашютисты приземлились удачно. Не повезло только Иоганну Лосвицу. Учась в школе разведчиков, Иоганн выполнял учебные прыжки совсем неплохо, можно сказать, лучше многих курсантов. Ни разу с ним не случалось никаких происшествий; инструкторы ставили его в пример другим. Но в жизни любого человека не бывает так, чтоб всё и всегда было ладно. Обязательно бывает чёрная полоса. И если в неё попадает человек в экстремальной ситуации – жди беды. В темноте парашют просто бросил Иоганна на громадный куст. Всё тело пронизала жуткая боль. Иоганн потерял сознание.
Сколько времени он пробыл без памяти, Иоганн не знал. Так же, как и не слышал условных сигналов, которые ему подавали его товарищи, – они искали его, насколько позволяло им время.
Уже начало рассветать, когда Иоганн пришёл в себя. Он полувисел-полулежал в самом центре громадного дерева-куста чёрного верболоза, зажатый множеством толстых стволов. Полотнище парашюта втянулось в самую середину куста, поэтому его и не заметили разведчики, когда искали Иоганна. Его тело болело так, что он еле не закричал. Надо было немного подышать, чтобы набраться сил, после чего Иоганн попробовал освободиться из объятий, которыми его сжал куст своими многочисленными стволами. Но первое же его сильное движение отдалось такой ужасной болью в левой половине тела, особенно в ноге и в руке, что он снова на некоторое время потерял сознание. Когда Иоганн пришёл в себя, почувствовал, что не может шевельнуть ни левой рукой, ни левой ногой, к тому же очень больно было в левом боку; гимнастёрка на нём намокла, видимо, от крови. Сжав зубы,
Иоганн правой рукой, как мог, ощупал левый бок, понял, что поранил его о сломанный сук – хорошо, что не пробился насквозь. Ткань новой советской гимнастёрки не прорвалась, сук прошёл вместе с ней по рёбрам снизу вверх, полосой содрав с них кожу. Пока Иоганн был без сознания, рана засохла вместе с прилипшей к ней тканью гимнастёрки; теперь же, после того, как он резко шевельнулся, ткань оторвалась от раны, вызвав кровотечение. Он понимал, что надо как-то остановить кровотечение – он и так уже потерял много крови, пока долгое время находился без сознания. Но, во-первых, нужно было освободиться от строп парашюта, а, во-вторых, и это, пожалуй, самое трудное, вылезти из того капкана, который ему приготовил такой необычный куст. Такого чудовища в Германии Иоганн ни разу не встречал.
Он осторожно отцепил от себя замки парашюта – стало немного легче. Плохо было то, что его совсем не слушались левые нога и рука. Даже самое незначительное движение вызывало в них острую боль. Зажатый стволами верболоза, он всё же как-то, едва не теряя сознание, смог стянуть с себя вещмешок и вытянуть из него индивидуальный пакет. Зубами разорвал его, достал тампон и кое-как подсунул его под гимнастёрку на рану. Левая рука висела, словно плеть, и всё же он прижал ею тампон к ране и какое-то время стал ждать, пока остановится кровотечение.
Сколько времени понадобилось ему, чтобы вылезти из этого чёртового куста, Иоганн не знал, как не знал и того, что это место, куда опустился его парашют, звалось Чёртовой болотиной – это была небольшая лощина среди осиновского луга, обычно после весеннего паводка заполняемая водой, которая стояла до начала лета. Потому и росли в этом месте такие мощные кусты верболоза.
Иоганну очень хотелось пить. Но фляжка с водой, висевшая на поясе, оторвалась, когда он шуганул в этот куст. Он понимал, что звать на помощь своих товарищей нет никакого смысла, так как прошло много времени с момента приземления, да и, наверняка, товарищи его искали, а поскольку времени на поиски у них не было, – надо было выполнять задание, – они и пошли его выполнять. Но Иоганн был уверен, что они вернутся, чтобы найти его, ибо у разведчиков железное правило: никогда не бросать своих товарищей, в каком бы состоянии они не находились.
Мысль об этом придавала ему силы, он продвигался из середины куста, ежеминутно впадая в полубессознательное состояние, но тянул здоровой рукой за собой вещмешок – в нём была необходимая амуниция: ракетница, пистолет, сухой паёк и что-то ещё – всё советского производства. Вообще, ничего немецкого ни из одежды, ни из обуви или вещей у Иоганна не было. Даже парашют был советский. Всего этого советского добра у немцев хватало: военные трофеи первых недель войны были богатые и разнообразные.
Солнце уже стояло довольно высоко, когда, наконец, Иоганн, последним усилием подгибая под себя всё утончающиеся стебли лозы, выполз на край куста. Тёплый свежий воздух сразу же накрыл его, голова закружилась, и он снова впал в забытьё, но ненадолго. Придя в себя, Иоганн немного полежал, утишившись, чтобы набраться сил, потом решил сесть, чтобы хоть сколько-нибудь было видно, что там, впереди. Это ему дорого стоило, пока кое-как примостился, опираясь спиной на гибкий чернолоз. Вещмешок он положил ближе к себе. Из него он достал ракетницу, положил так, чтобы можно было, не копаясь, в любой момент выхватить её, так как знал, что она ему понадобится. Его будут искать, и ему нужно будет обозначить себя.
Пока сидел, он постоянно впадал в дремотное состояние, но усилием воли сбрасывал с себя дремоту и осматривал пространство перед собой. Когда в очередной раз он открыл глаза, прямо перед ним стояло какое-то чудовище. Оно раздувало ноздри и шумно дышало прямо на него. Мгновение, которое пошло на восприятие этого существа, вызвало у Иоганна прилив сил, а с ним и способность воспринимать происходящее вокруг. Тем более, что из-за коровы, как успел уже определить это существо Иоганн, вышла женщина с ведром в
руке и узлом, который висел у неё на поясе. Несколько секунд Иоганн и женщина смотрели друг на друга. В глазах женщины стояли тревога и недоумение, которые сразу же сменились на сочувствие и желание помочь. Иоганн перевёл взгляд на ведро, которое держала женщина в руке. С его сухих губ сорвалось еле слышное: «Тринкен …». Женщина что-то вскрикнула, бросилась к Иоганну, срывая с ведра ткань, которой оно было обвязано, присела, поднесла к его губам ведро. Он пил молоко жадно, стуча зубами о край ведра.
Молоко наполняло его жизнью, он начал ощущать своё тело, оно начинало его слушаться. Оторвавшись, наконец, от ведра, он откинулся, на минутку закрыл глаза. Потом открыл, его губы тронула благодарная улыбка женщине, которая сочувственно смотрела на него.
Иоганн подался вперёд, движимый чувством благодарности этой милой женщине, но боль в ноге проняла его, и он не сдержал стона. Женщина что-то сказала, потом начала ощупывать его левую ногу, видимо, заметив, что с ногой что-то не ладно. По тому, как она дотрагивалась до колена, Иоганн понял, что эта женщина что-то знает про то, что сталось с его ногой, и когда она начала говорить, явно успокаивая его, Иоганн закивал головой, как бы в знак согласия. Женщина взялась обеими руками за его ногу и с силой дёрнула её на себя. Дикая боль пронзила Иоганна. Он не выдержал и прокричал какое-то проклятье, и в
тот же момент боль почти ушла из ноги, стало легче всему телу, только отдавало тупой болью в руке. Иоганн опомнился, открыл глаза – женщина стояла перед ним, растерянно глядя на него. В это же мгновение издали, от шоссе, донеслись взрывы, пулемётные очереди, множество винтовочных выстрелов – всё это мгновенно слилось в страшную какофонию звуков, которые выразительно говорили о характере боя, что начался в стороне шоссе. Возбуждённый звуками боя, Иоганн инстинктивно схватился за ракетницу, и пока тянул её, поднимал перед собой вверх, женщина неотрывно, словно загипнотизированная, следила за его рукой. Наконец, рука с ракетницей поднялась, он нажал на спуск, и когда ракета после выстрела с шумом понеслась ввысь, опомнился, перевёл тревожный взгляд на женщину, но увидел перед собой только опрокинутое ведро в луже молока.
6
Артиллерийский и авиационный удары по деревне, за которой, по данным разведки, находились укрепления русских, прекратились так же неожиданно, как и начались. Бой на шоссе был также скоротечный: группа русских прорывалась из окружения, имела намерение пересечь шоссе, но была замечена одним из охранных заслонов, которые выставлялись вдоль шоссе. Часть группы русских уничтожили, часть взяли в плен, остальные рассеялись по лесу.
Всё это время, пока гремело и спереди, и сзади, Иоганн находился в плохом состоянии. Ощущение своей полной беспомощности, когда вокруг происходят такие события, ещё больше нагоняли на него тоску. И когда всё стихло, он, обессиленный долгой борьбой за жизнь, провалился в полубессознательное состояние.
Был уже четвёртый час дня, когда Иоганн, как сквозь сон, услышал голоса. Это были свои, немецкие голоса. Иоганн мог поклясться, что он слышит голос командира своей группы: у того был очень выразительный голос. Подождав немного, он подал условный звук, наподобие посвиста перепёлки. Ему в ответ был такой же посвист.
Через минуту Иоганна окружили товарищи.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/07/12/174