Бриллиант

Олларис
Для того, кто вдохновил - сияющий Линк))

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Ты для меня чудесный дивный рай,
Наш параллельный мир лишь для двоих.
И что бы не случилось, просто знай –
Твой бриллиант уже в руках твоих.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~


Яркое свечение монитора скупо рассеивалось в темной просторной комнате, расползалось по столешнице и плавно перетекало в лужу узкого пучка света, который падал от декоративной настольной лампы. Летний вечер ленивым котом разлегся поверх нагретой за день земли, уставшей от жаркого солнца сочной зелени и унылых от старости домов посёлка. Дмитрий сидел в комнате и тихонько постукивал пальцами по гладкой поверхности старого письменного стола. Где-то наверху жалобно скрипнула половица, и мужчина вздрогнул. Одновременно на его лице заиграла улыбка. «Проснулся», - подумал Дима и, подняв обе руки к затылку, взъерошил свои тёмные отросшие волосы.

Тем временем, еле уловимое поскрипывание прекратилось, а это означало что тот, кто был на втором этаже дошел до крутой лестницы и сейчас, скорее всего, спускается вниз. По дому легким облаком парил сладковатый аромат жасмина, который раскидистым кустарником рос прямо под окном комнаты. Облупившиеся створки были распахнуты, и мягкий летний ветер мог свободно путешествовать от одной деревянной стены до другой, трогая старую мебель, ажурную тюль на окне и тканевый абажур окантованный бахромой висящий под потолком, касаясь холстов с нарисованными букетами и разнообразными фруктами, обрамленными в помпезные ампирные рамы, легонько прикасаясь к плечам хозяина дома и поднося ему в своих пригоршнях аромат белых цветов.

Как только потускневший латунный шарик дверной ручки стал проворачиваться, Дмитрий скинул негу с тела и улыбку с лица, чуть ссутулился и уставился невидящими глазами в монитор компьютера. Даже не поднимая взгляда и не оборачиваясь, он знал, что в комнату вошел Павел. Скорее всего, он сейчас остановится на мгновение в пороге, потом сделает быстрый шаг и прикроет за своей спиной двери. Затем, чуть привстав на цыпочки и прижав руки «согнутыми лапками» к груди, немного наиграно, как это делают дети, подражая мультяшным героям, крадущимся мимо злодеев, пройдет к дивану и присядет на краешек. Диме очень хотелось повернуть голову и посмотреть на Пашу, но после того, как состоялся их утренний разговор, он не смел подать вид заинтересованности. Чтобы придать своему образу озабоченность и деловитость, он начал стучать по клавишам, набивая бессвязную череду символов.

За спиной кашлянули, и Дмитрий замер, ожидая каких-то слов. Но – нет, снова тишина и лишь шорох занавесок, танцующих в объятиях вечернего струящегося зефира. Весь день прошел в полном молчании, каждый из них уединился в своей комнате, может для того, чтобы отдохнуть или поспать, может – чтобы подумать или сделать выводы, а может…

Резко заигравшая музыка как сачком, словила мысли Дмитрия и спутала всю нить размышлений. За спиной послышались короткие тихие фразы, что-то на подобии: «да, угу, неа, потом» и снова наступила тишина. Мужчина ухмыльнулся. Пашка всегда любил потрындеть по телефону и его разговоры были многосерийными, а анекдот о том, что говорить всего десять минут можно с тем, кто ошибся номером, явно был удачной его характеристикой.

Следующие пять минут в комнате раздавался лишь цокот клавиш компьютера, тиканье часов-ходиков да сочащиеся с улицы отдаленные песни речных квакушек. Затем – щелчок и в отражении створки окна вспыхнул огонек торшера. Дима поднял взгляд, и попытался рассмотреть в отражении силуэт сидевшего на диване. В этот момент он спиной явно почувствовал, как теплый воздух зашевелился и тут же боковым зрением уловил движение. Паша подошел со спины мужчины и, свернув к левой стенке, остановился у старого дубового книжного шкафа с вычурной резьбой краснодеревщика эпохи советских времен. Сейчас Дмитрий мог спокойно повернуть голову, не боясь разоблачения и рассмотреть наконец-то своего любимого. Весь день они не перекинулись не то, что словом – взглядом и это его очень тяготило. Глупая утренняя ссора сейчас казалась такой несущественной, но каждый старался держать фасон.

Дима, повернув голову и чуть приоткрыв рот, рассматривал своего друга. Казалось, что они уже целую вечность не были вместе. Пашка стоял у открытых дверок шкафа и смотрел на пестрые корешки библиотеки. Приподняв руку, он медленно, словно играя на разноцветных клавишах фортепьяно, стал касаться пальцами массива книг, поочередно перебегая по торцам и порою чуть наклоняя книгу, зацепившись пальцем за каптал. Левой рукой он неспешно провел по бедру и, уперев кулак в бок, прогнулся в пояснице назад, как бы выравнивая затёкшую спину. Дмитрий шумно сглотнул и продолжил наблюдать за своим визави. В следующий момент Паша привстал на цыпочки и поднял обе руки, пытаясь достать книгу на самой верхней полке дубовой громадины. Мужчина за столом ухмыльнулся, потер указательным и большим пальцами свой небритый подбородок и облизал чуть обветренные губы.

Наблюдать за «пытливым читателем» было одно удовольствие. Пашкины ноги были напряжены и короткие бриджи позволяли увидеть упругие икры и тонкие лодыжки. Босые ступни были приподняты на носочки и открывали розовые пятки. Погладив взглядом ноги Павла, мужчина поднял свой взор выше и снова улыбнулся. Полоска тела, открывающаяся между низкой посадкой бриджей и короткой футболкой, как багет обрамляла аппетитные ямки на пояснице. А вот Паша как будто и не догадывался об эстетике своей позы, все продолжал балансировать на носочках вытянувшись как струна, и легонько касаясь кончиками пальцев рук различных книг.

Забыв о некой конспирации, Дима откинулся на спинку стула и завел руки за голову, от чего пластик жалобно пискнул и механизм офисного стула издал щелчок. Этот безобидный звук заставил обоих мужчин вздрогнуть и каждый поспешил сгруппироваться. Дмитрий резко крутанулся к столу и уперся локтями в столешницу, а глазами в монитор. Павел схватил за корешок первую попавшуюся книгу и опустил руки. Встав вполоборота к столу, он погладил старый потертый переплет из сероватого коленкора и раскрыл книгу, веером перелистывая страницы. В следующий момент из книги выпал георгиново-жёлтый листок клена и спланировал на пол. Дима немного повернул голову влево и с интересом стал наблюдать за другом. Тот, захлопнув книгу – присел, чтобы поднять кленовый лист.

Сложно сдерживаться, когда знаешь, что сейчас получишь приз зрительских симпатий. Так и Дима, который прекрасно знал, что стоит Пашке присесть на корточки как приспустившиеся джинсы тут же откроют его взору чудесный завораживающий вид. Когда-то он назвал это местечко своего любимого – копилочкой. Паша в тот раз очень веселился и все норовил присесть или наклониться перед другом, провоцируя того на рычание и желание тут же подойти и провести пальцем по крестцу.

Мужчина продолжал сидеть на корточках и вертел гербарий в пальцах. Непонятно откуда этот привет осени взялся в книге и кто мог вложить между страниц остроконечный листок. Библиотека здесь была от прежних хозяев и это своеобразное ляссе, могло пролежать между страницами много лет.

Павел, посидев еще несколько секунд – выпрямился, встал в полный рост и направился к дивану, огибая стол с компьютером, стоящий у окна. Мужчина спиной чувствовал взгляд своего друга и даже передернул плечами, настолько ощутим был напор, с каким Пашка сверлил его напряженную спину. Но пружины дивана все не скрипели, по видимому, на него так никто и не сел. Еле слышные шаги босыми ногами по дощатому полу прошествовали за спиной и перетекли в правый угол комнаты, где стояло большое мягкое кресло, покрытое тонким клетчатым пледом. Боковым зрением Дима видел, что друг расположился в дальнем кресле, усевшись поперёк него и закинув ноги на мягкий поручень. Паша всегда любил необычные места для отдыха, его часто можно было застать лежащим посреди гостиной на животе и подперев ладонями подбородок поверх старенького ковра и смотрящего телевизор. Порою, он вылезал на широкую спинку дивана для того, чтобы просто послушать музыку. Иногда он с ногами взбирался на подоконник и сидел там с книгой, отгородившись от комнаты тяжёлой гардиной. Вот и сейчас он не сел как обычно это делают люди – на сидушку кресла, а развалился в нем, как ребенок в кукольной кроватке.

Дмитрий понимал, что начинается тихая партизанская война и сейчас каждое движение и каждый выдох будет расцениваться как нападение или защита, что любой поворот головы или движение пальцев – тактический ход. Но это была их игра и началась она в тот миг, когда Павел вошел в комнату. Наверно ради таких моментов мы готовы прощать многое.

Очередное дыхание ночного ветра втянуло в танец легкое кружево занавески и это послужило своеобразной отмашкой на старте, после которой каждый из мужчин начал чувственное представление. Дима, продолжая смотреть в монитор, медленно поднял руки к плечам и, обхватив их, сделал несколько круговых движений локтями, расправляя спину. Паша, держа перед собой раскрытую книгу и делая вид, что увлечен чтением, приподнял ногу и поставил ступню на щиколотку другой ноги, а затем неспешно начал сгибать её, ведя ступнёй неспешно вверх по голени. Мужчина за столом чуть откинулся на спинку стула и оттолкнулся руками от края стола. Колесики позволили немного отъехать, и он закинул ногу на ногу, обхватив одной рукой свою щиколотку, а второй поглаживая колено. Не смотря на то, что они оба сидели практически в профиль друг к другу, взгляд отлично улавливал любое движение и смену позы.

Когда Паша немного съехал в кресле, и положил голову на подлокотник, Дима не смог сдержать ухмылку. Он знал, что друг сейчас расслабленно опустит одну ногу на пол и следом закинет руку за голову, подложив её под затылок. Так и получилось, мужчина в кресле вальяжно расплылся и положил раскрытую книгу страницами на живот. Мерно покачивая ногой на мягком поручне, Паша сладко потянулся и скрестил руки над головой, а потом провел кончиками пальцев правой руки по левой, от косточки запястья, через локоть и до плеча. Затем он провел пальцем вдоль ворота футболки и напоследок оттянул ее, сильно растягивая.

Взяв со стола какой-то документ в пластиковом файле, Дима обмахнулся им, как веером, и шумно выдохнул. В комнате действительно стало не просто жарко от летней ночи, но и как-то очень душно, не смотря на открытое окно. Продолжая обмахиваться, он поднялся со стула и подошел к окну. Из-под опущенных ресниц Паша наблюдал за любимым и с замиранием ждал, что же тот сделает дальше. Мужчина у окна положил на подоконник свой импровизированный веер и одним рывком стянул с себя майку, кинув ее не глядя через плечо назад. Запустив руки в карманы брюк, он продолжал смотреть в желе темной горячей ночи, шумно втягивать вязкий воздух с ароматом жасмина и неспешно покачиваться с пятки на носок.

В углу комнаты зашевелились, и это было хорошо заметно даже боковым зрением. Дима резко поднял руку и нервозно провел пятерней от затылка до лба против роста волос, параллельно закусив нижнюю губу. И вдруг раздалась музыка. Но это был не звонок телефона, рингтон друга мужчина очень хорошо знал. Это была песня. Нет, не так, это была ИХ песня! Этот мерзавец включил на плеере ту самую вещь, которая зацепила Димку с первой строки: «Shine bright like a diamond…» и тут же стала лишь фоном единственно обожаемому образу.

Паша в тот день не совершил ничего особенного, просто был рядом, просто заботился, просто дарил свое тепло и просто любил. В ответ же получал лавину обожания и абсолютную преданность. И для этого им обоим не обязательно было находиться все двадцать четыре часа впритык друг к другу, они умели чувствовать и ощущать всю нежность и трепетность на расстоянии. Павел совсем не ожидал, что любимый человек, услышав в машине именно эту песню, тут же поймет, что обычный парень Пашка, каких тысячи по всей стране, который наряду с неоспоримыми достоинствами имеет еще и огромную кучу недостатков, и есть тот самый бриллиант. Влетев домой, обняв и раскружив, Дима с огнем восторга рассказывал о своем открытии и тут же дал послушать удивленному другу эту незамысловатую композицию, которая по случайному стечению обстоятельств и странному расположению звезд на небе вдруг превратилась в некую мантру, звучащую теперь по особенному. По крайней мере, для них двоих. Паша был одновременно и обескуражен, и удивлен, и погружен в сладостную нирвану, ведь не каждый день можно узнать, что ты для человека не просто милый и хороший, не просто тот с кем он счастлив, и желает провести многие года жизни. Ты – драгоценность. В такие моменты начинаешь понимать, что готов очень долго быть бесцветным, прозрачным, твердым минералом, не подпуская к себе никого, проявляя природную прочность алмаза лишь для того, чтобы в один момент оказаться в руках настоящего ювелира. И лишь ему доверить огранку своих чувств и эмоций, открыться и душой и сердцем, позволить сотворить из себя бриллиант или покорно дать стереть тебя в алмазную пыль…

Уплыв в воспоминания того дня и пропуская через себя музыку, Паша уловил движение и приоткрыл глаза. В мягком освещении настольной лампы и торшера он рассматривал своего любимого мужчину, который все еще продолжал стоять у окна. Димка казалось замер неподвижно, лишь его рука, вдруг описав дугу, подхватила бутылку с минеральной водой, стоящей на столе. Отвинтив крышку, мужчина прижал стеклянное горлышко к своим губам и, не запрокидывая головы, а лишь приподнимая донышко бутылки, начал жадно пить воду. Его кадык подрагивал, а до ушей Павла сквозь негромкое звучание песни доносились звуки глотков. В какой-то момент мужчина замер и забрал бутылку ото рта. Опустив голову и хмыкнув, он резко поднял руку и вылил остатки воды себе на голову и плечи, разбрызгивая капли и хрипло рыча. Громко стукнув стеклянным дном по столешнице, Дима обеими руками зарылся в свои волосы, сжал пальцы, а затем, одернув руки и упершись ладонями в подоконник, тряхнул головой.

- И долго мы будем играть в безразличие? – голос Дмитрия был очень тихим и немного хрипловатым.

Изобразив удивление и скинув ногу с подлокотника кресла, Павел сел, немного склонившись и упершись локтями в колени.

- А разве мы играем? – улыбнувшись лишь одним уголком рта и немого театрально приподняв брови.

- Я тебе безразличен? На самом деле? – сжатые кулаки до белых костяшек.

- Глупости, я этого не говорил, - снисходительный кивок.

- Но и обратного я не услышал, - прикрыв глаза, Дима откинул голову назад.

- Сегодня вообще никто никому и ничего не говорил, - абсолютно спокойно и размерено, растягивая немного слова, словно поясняя малому ребенку.

- Ты издеваешься, - скорее утверждая, чем спрашивая.

- Я отдыхаю, - с ухмылкой.

- Тебя кто-то напрягал? – поворот головы и снова руки в карманы.

- Сам уж очень напрягался весь день, - откинувшись на спинку кресла, Паша снова закинул одну ногу на мягкий поручень.

- Помочь расслабиться? – не сдвинувшись с места, Дима нагло трогал взглядом Пашу, бесцеремонно развалившегося в глубоком кресле: его закинутую правую ногу, открывшуюся тонкую полоску живота, его чуть склоненную набок голову и челку, прикрывающую один глаз.

- Сам справлюсь, - хохотнув и облокотившись левой рукой, Пашка приблизил кисть к лицу и уткнулся указательным пальцем в скулу.

- Ты не любишь одиночества, - закусив губу и повернувшись всем телом к углу с креслом. – И мало что любишь делать один.

- Как мы выяснили сегодня утром, я взрослый мальчик и должен учиться жить самостоятельно, - неспешно ведя указательным пальцем по контуру скулы, Павел обвел свой подбородок.

- Я так не говорил, - сжатые губы и небольшой прищур глаз.

- Ты так думал, - палец от подбородка скользнул по шее, легонько коснулся еле выступающего кадыка и спустился к яремной впадинке.

- Паш, не зли меня, - руки плотно сжатые в кулаки и шумный выдох.

Насмешливо искривив губы и упершись головой в раскрытую ладонь левой руки, Паша положил правую руку себе на живот и медленно провел вдоль пояса брюк. Услышав шумный выдох своего друга, он подцепил большим пальцем край брюк и провел вдоль «ватерлинии», внимательно наблюдая за реакцией.

- И не дразни, - еле слышно и довольно хрипло проговорил Дима, после чего Пашей был проложен некий фарватер от пуговицы на поясе вдоль молнии брюк, что заставило мужчину сдавленно простонать и сделать шаг по направлению к креслу.

- Иди к черту, - совсем не зло, но явно с удовольствием проговорил Пашка и переместил руку на безопасную территорию, то есть на спинку кресла. – И вообще, я устал и хочу спать.

Поднявшись с кресла и сделав несколько шагов к выходу из комнаты, Паша тут же услышал шаги за собой. Улыбнувшись, он бросился к дверям и схватился за ручку, но тут же был прижат к филёнчатой двери грудью и припечатан животом от напора сзади.

- Не уйдешь, - шепот в самое ухо и натужное дыхание.

- А ты останови, - с насмешкой и хрипотцой в голосе, дернувшись всем телом.

- Легко, - влажный поцелуй в шею и рука, скользнувшая по животу под футболкой.

- Гад, - с шумным выдохом и извиваясь под тяжестью навалившегося тела.

- Угу, - продолжая целовать, и двумя руками сдерживая привередливого любовника.

- Придурок, идиот, псих, - несвязное бормотание и чуть ослабевшее сопротивление.

Резкий разворот и вот уже Паша прижат спиной к двери, а сильные руки торопливо оглаживают его тело. Игра явно набирала оборот и обещала превратиться в любовное побоище.

- Зачем ты сопротивляешься? – укус за мочку уха и сильное сжатие кисти приводило Пашу в сладкое бешенство. Дима, прижавшись вспотевшим лбом ко лбу друга и заглянув в глаза, продолжил: - ты же не можешь без меня…

- Именно поэтому ты меня оставляешь? – взвизгнув и резко подавшись вперед, Паша попытался оттолкнуть мужчину.

- Я не оставляю, а уезжаю по работе, - Дима подхватил и вторую руку любимого и, сжав ее в своей ладони, прижал к двери. – Не будь ребенком, Паш.

- Я мог поехать с тобой, - унылое пожатие плечами и опущенный взгляд.

- Но мы же все уже обсудили, - ослабив хватку, Дима легонько коснулся щеки «узника». – Я ведь всего на две недели, ты и заметить не успеешь.

- Я уже заметил, - сердитое бормотание и повернутая в сторону голова.

- И чтобы потренироваться, ты решил весь день не выходить из комнаты? – улыбка и поцелуй во вспотевший висок. – Паш, ты такой ребенок, не смотря на всю мудрость, которая непонятно как умещается в твоей голове.

- А ты дурак, который не понимает, что мне, что я, что… - наигранное шмыганье носом и сведенные в кучку брови.

- Ты ревнуешь? Но мы же не первый день вместе и ты должен быть во мне уверен, - усмехнувшись, Дима поднял руку и, коснувшись легонько пальцами подбородка друга, повернул его к себе, ласково взглянув в глаза.

- Ладно бы ты ехал в пустыню Калахари с каким-нибудь бедуином, а так я знаю, кто тебя будет сопровождать. И меня от этого разрывает на тряпки!

- Глупый, я тебя одного люблю и никого не замечаю вокруг, - Дима совсем расслабился и не ожидал сильного толчка в грудь.

В одно мгновение он отлетел назад, еле удержав равновесие, и только успел глазом моргнуть, как Пашка крутанул ручку, рванул двери на себя и помчался к лестнице на второй этаж, на ходу задорно выкрикивая: «Не верю, гадик! И хрен тебя сдамся!» Азарт и злость на этого маленького паскудника подстегнули Дмитрия и он, как пацан, играющий в «казаков-разбойников» побежал догонять своего шкодливого проказника Пашку, который всегда своей неуёмной энергией и безудержным весельем давал ему стимул жить и верить только в светлое и прекрасное.

Шустро убегая и перепрыгивая через две ступеньки, Паша намеревался добежать до спальни наверху, но все же был пойман на втором лестничном марше и схвачен за лодыжку босой ноги. Тут же сверху на него навалился Дима, и повалил на лестницу. Вырываться стало больно, поскольку при каждом движении угол ступеньки врезался то в ребро, то в колено.

- Слезь, изверг, - сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Паша вывернулся немного и освободил одну руку, которую тут же незамедлительно отвел назад и ущипнул Димку за ляжку.

- И не подумаю, - прямо над ухом тяжело дышал Дмитрий и все норовил запустить руку под футболку своего друга. – А если ты не утихомиришься, то начну раздевать тебя прямо здесь, - и действительно начал тянуть край футболки кверху.

- Вот ты сучонок, - ухмыльнувшись, Пашка перестал брыкаться и расслабился, позволяя другу стянуть с себя чуть влажную от пота футболку. – Но учти, что ширинка у меня прижата к ступенькам и тебе все же придется слезть с меня и дать перевернуться на спину.

- Ведь обманешь, - хитро прищурившись, Димка заулыбался и наклонился к затылку, несильно укусив любимого мужчину за загривок.

- Я? - удивленный голос и поворот шеи. – Да ни в жизнь! Шоб мне треснуть пополам! Чтоб я да не сдержал слова?

- Запросто, - все же ослабив напор, Дима позволил Паше свободнее себя чувствовать. – Тоже мне, святая простота.

- Да я ангел, - с искренностью в тихом голосе.

- О, да, - засмеялся Дима. – Янголятко с чудными рожками и вертким хвостиком. Тебе еще только виллы и горсточку углей в руки дать и можно провозгласить вселенским добром.

- Обещаю, я никуда не уйду, - пытаясь посмотреть через плечо на своего мучителя, Пашка смешно надул губы и часто заморгал, тем самым вместо абсолютного доверия вызвав приступ смеха у Димки.

- Ладно, сделаю вид, что поверил, но помни, если что - я все равно тебя догоню и тогда тебе не миновать кары.

- Ага, - тряхнув волосами, Паша кивнул чуть не ударившись в уголок ступеньки.

Дима оттолкнулся руками и встал на колени, помогая Паше развернуться и удобно устроиться попой на лестнице. Тот, усевшись, неспешно провел по груди своего любовника и улыбнулся. Подняв взгляд, Паша показал кончик розового языка между приоткрытых губ и спустился подушечками пальцев вниз по Димкиному животу, щекоча пресс и описывая круги возле пупка. Затем опустился еще ниже, поглаживая волоски, соблазнительно уходящие под одежду. От этих ласк Дима затаил дыхание и закусил нижнюю губу. Пашка скользнул указательным пальцем под пояс брюк и провел вдоль канта одежды, заставляя живот своего друга подрагивать. Дима подался вперед и оперся одной рукой на ступеньку позади Паши, а губами словил для поцелуя губы любимого. Что произошло дальше, Дима не совсем понял, но пришел в себя, когда был плотно прижат к ступеням лестницы животом, а сверху на нем восседал это гадкий мальчишка. Громкий хохот и сжатые на его запястьях пальцы говорили о том, что Пашка явно рад своей хитрой уловке.

- Ну что, монстрище! Теперь будешь просить у меня пощады! – веселился Пашка и ёрзал на пояснице Дмитрия.

- И кто после этого гадик? – со стоном спросил Дима и попытался выбраться из-под друга. Но от этого только больнее стало. – Ведь я знал, что с тобой нельзя расслабляться. Ведь надурил же!

В ответ не было ни звука, а только горячее дыхание на шее, влажный поцелуй и легкая щекотка вдоль позвоночника от теплого языка. Дима сдавленно простонал и сжал пальцы, процарапав короткими ногтями по деревянной площадке ступеньки.

- Но я же остался здесь, - шепот над самым ухом и дыхание, щекочущее висок. – Я с тобой. И не собираюсь уходить. Ни-ку-да, - по слогам, в промежутке касаясь шеи вереницей обжигающих поцелуев. – Значит, мне не за что просить прощение…

- Я найду, - ухмыльнувшись и наклонив голову на бок, открывая шею своему ласковому вампиру.

- Да нет, это я найду, - впившись губами в сгиб шеи и плеча, Пашка прикусил легонько кожу и тут же услышал довольный стон.

- Вот же, сволочь, знаешь, что я тебе прощу абсолютно все, - в это момент Пашка чуть приподнялся и настойчиво втиснул колено между ног Димы, прижавшись пахом к его обнаженной пояснице. Когда рука любимого скользнула от подмышки по боку до бедра, Димка только и смог, что простонать: - Су-у-у-у…

Дальше был только несвязный мат, нежности и рыкающие стоны, вжиканье молний и учащенное дыхание, случайные удары руками и ногами по поручню и проклятия каждой острой ступеньке. Когда брюки были наконец-то стянуты с потных ног, и у каждого появилось по три новых засоса на шее, раздался зычный мужской голос с первого этажа: «Эй, молодежь, жив хто аль нет?»

Замерев на долю секунды и пытаясь сообразить, где они находятся, и кого нелёгкая принесла так поздно, парни начали шарить руками, ища брюки.

- Чевой-то вы попрятались, я ж вижу, шо вы не спите! – голос разносился из комнаты, в которой и началось всё это вечернее представление. Потом последовал смачный чих.

- У нас гости? – спешно натягивая бриджи и пряча трусы в карман, Пашка с широко открытыми глазами смотрел на Диму, который с блаженной улыбкой и штанами в одной руке стоял на ступеньке и лучился счастьем. – Эй, родной, ты чего? Совсем плох… - Пашка помахал растопыренной ладонью перед глазами друга, пытаясь вернуть того к реальности.

- Ты такой смешной сейчас, - по-доброму улыбаясь и пожав плечами.

- Ага, обхохочешься! – Пашка застегнул пуговицу и потянулся за футболкой, зацепившейся за перила. – Люди делают восхождение с рюкзаком на Эльбрус, а я – с голой задницей на лестницу. Прям есть чем залюбоваться!

- Глупый ты, - продолжая безмятежно лучиться радостью, Дима смотрел на любимого. – Я просто рад, что ты у меня есть.

В этот момент снова раздался голос снизу и вдогонку незнакомец опять звонко чихнул. Пашка повернулся спиной к другу и начал спускаться по лестнице.

- Я тоже. Но, по-моему у нас еще кто-то есть, - пройдя один лестничный марш и остановившись на нижних ступенях, Паша поднял голову и дал последние указания: - Дуй в спальню и не смей одеваться, а я проверю, кому не спится в ночь глухую.

- Я хоть и не поэт, но ответ знаю, - весело засмеялся Дима и, перегнувшись через перила, повилял бедрами.

- Вот же мерзавчик, - хохотнул Пашка и подпрыгнул на ступеньке, стараясь рукой достать хотя бы до коленей друга. Димка со смехом отпрянул назад, придерживаясь руками за поручень. – Всё, иди, то есть – идите оба наверх, - Паша хрустнул костяшками пальцев и резко развел плечи, выравнивая спину. – А я постою за честь нашего дома! Убью всех монстров и вернусь!

- Блин, воинственный хомячок! Я тебя обожаю, - поцеловав указательный и средний палец, Димка послал любимому воздушный поцелуй. Пашка поймал воображаемый поцелуй в ладонь левой руки, резко сжал ее и прижал к груди. В ответ так же двумя пальцами по-военному отдал честь любимому мужчине и шагнул с лестницы в коридор…


***

Сидя на подоконнике, поджав ноги и облокотившись спиной о широкий проём окна, Паша смотрел в темный бархат ночного неба и любовался бриллиантами звезд. Жасмин ласкал своим ароматом, а легкий ветер укутывал лаской.

Казалось, что тот вечер примирения был только вчера, хотя Димка уже десять дней как в командировке. Паша сам не знал, почему тогда так отреагировал на известие о том, что любимому придется уехать из дома на две недели. Да, он ревновал, хотя Димка никогда не давал тому поводов. Наверно немного глупо все выглядело, но самому Паше казалось, что если он всегда будет мягким, податливым и уступчивым то может наскучить. Не хотелось быть абсолютно предсказуемым, поэтому и устроил спонтанную мини-истерику. Весь день он усиленно дулся, по-тихому изображал обиженного, безвылазно сидел в комнате наверху, и все надеялся, что Димка придет к нему, чтобы хотя бы узнать, почему он не спустился даже покушать. А жрать хотелось жутко! Благо в тумбочке была плитка шоколада, и из окна можно было дотянуться до раскидистых веток черешни. Так он и зажёвывал свой глупый секундный утренний порыв безвкусными зеленоватыми ягодами и горьким шоколадом. К вечеру он все же решился выползти из добровольного заточения и самому заявиться к Димке. Но просто начать разговор или признаться, что был не прав Пашка не мог, поэтому и устроил представление для любимого мужчины, прекрасно зная, что тот - добрая душа, всегда с охотой первый пойдет на перемирие и не будет на него сердиться…

Потянувшись рукой к кусту, Паша сорвал веточку с двумя цветками жасмина и поднял ее к лицу, вдохнув аромат. В носу защекотало, и он чихнул, тут же вспомнив, как в тот вечер их напугал сосед. Отправив Димку наверх в комнату, Паша сам спустился вниз и начал искать того, кто мог забраться в дом. Но очень быстро он понял, что под окном комнаты околачивается Пантелеич, бойкий дедок, живущий через три дома от них. Оказалось, что днем, пока Пашка отлеживал бока на кровати, отсиживал попу на подоконнике и терзал желудок углеводами с шоколадным вкусом, Димка умудрился сотворить доброе дело и спасти мужика от проклёнов бабки Нюры, которая заставила мужа полезть на чердак и спустить оттуда банки на закрутку. Пантелеич вылезти-то вылез, да случайно зацепив ветхую лестницу, скинул ее, да так и остался сидеть наверху, а вдобавок, откупорил бутыль самогонки и для здоровья принял чуток. Баба Нюра, не дождавшись горемычного, стала покрикивать со двора, а когда тот чуть пьяненький вылез в окошко под крышей, наорала на него и пошла по соседям просить снять бестолкового дедулю. Вот и пришлось Димке лезть на второй этаж, там собирать остатки хилой лестницы, возвращаться домой за гвоздями и молотком, идти снова к соседям, сбивать до купы поперечины и лезть на чердак, чтобы транспортировать дедулю вниз. Следом он спустил и банки для бабки Нюры и просил не сильно ругать деда, пообещав, что на следующий день они вместе соорудят новую лестницу…

Паша так тогда и застыл у раскрытого окна, облокотившись о подоконник и слушая рассказ Пантелеича, который иногда чихал и покашливал. Паша для приличия пригласил того в дом, хотя и помнил, что в спальне наверху его ждет Димка. Но дедок в очередной раз чихнув, скорее всего от цветущего куста, тут же начал отнекиваться и лишь протянул руки, показывая, что пришел по делу, а не просто так.

- А тута вот чего, - поднимая вверх пол-литровую банку и сверток полотенца, Пантелеич приблизился к окну. – Бабка тут это, испекла пирогов с кулубникой и велела Митьке-спасителю отнести, - Паша улыбнулся сельскому имени своего друга и перегнулся через подоконник, принимая дары от соседа. – И вона еще, сметанка, шоб укусно было.

Поблагодарив смешного дедулю, Паша попрощался и побежал наверх, где уже в нетерпении ждал Дима. Пришлось в двух словах пояснять причину позднего визита соседа и тут же восхититься «подвигом» своего друга. Когда же тот поинтересовался, что за продовольственный паёк в руках у Пашки, он, тут же не задумываясь, огласил:

- Вообще-то ты у меня заслуживаешь самые романтичные вечера и сейчас бы к стати была бы клубника со сливками, - увидев чертиков в глазах друга и плотоядную улыбку, Паша громко рассмеялся и продолжил: - Но поскольку мы с тобой люди земные и сейчас находимся в деревне, то и романтик у нас будет несколько простонародный.

- Боюсь даже предположить, - Дима уселся по-турецки на кровати и потер в нетерпении руки.

- А ты не бойся, у нас будет шикарный ужин с… - сделав паузу, Пашка бухнулся на колени у кровати и водрузил на простынь полученную провизию. Развернув полотенце и сняв крышку с банки, он зачерпнул на палец сметану и поднес к губам Димы. – Вместо клубники и сливок у нас будет клубника в пирожках и сметана в банке. - Дальше хохот и чавканье очень быстро сменились на тихие и приятные звуки, будоражащие воображение и ласкающие слух…

***

Вдруг телефон, лежащий рядом на подоконнике пискнул входящей СМСкой, выдернув Пашу из воспоминания того прекрасного и безумно веселого вечера. Он, схватив мобильный в руки, тут же открыл входящие: «Бриллиант мой, слышу тебя, чувствую, люблю!» Блаженная улыбка заиграла на лице, и Пашка обнял себя за плечи руками. Чуть качнувшись и, прикрыв глаза, он представил своего Димку, который в этот момент, скорее всего, услышал их песню и тоже сейчас сидит где-то далеко с улыбкой на устах и теплом в сердце, с мыслями о нём и желанием быстрее вернуться. Паша нажал кнопку плеера, и из динамика тут же полилась музыка, которая соединила двух влюбленных в этот миг и сделала их ближе, чем бывают порою люди находящиеся рядом. Когда есть то, что объединяет, не страшишься сложностей и того, что может возникнуть то, что попробует разъединить. Ведь никто не меняет сокровище на бутафорию, не меняют искренность на увлеченность, не продают любовь за ветреную влюбленность.

Томно прикрыв глаза и думая лишь об одном, самом дорогом, близком и любимом человеке во всем мире, Паша зашевелил губами и беззвучно стал подпевать голосу с плеера: «Feel the warmth, we'll never die, we're like diamonds in the sky…»

Глубокое обсидиановое небо рождало новое свечение далеких звезд, окутывало фосфорным ореолом безмятежную луну и давало простые ответы на незаданные вопросы. Если ты для кого-то сияешь как бриллиант, если твой свет дарит надежду, значит, ты для него никогда не умрешь, и твоя любовь к нему будет вечной…