Аф, аф. Собачка гавкает за дощатым забором. Жарко, от нечего делать грызу ногти, бреду по пыльной тропинке к колодцу. Скрип колеса, стук цепи, всплеск ведра о воду и подъем. Холодная колодезная вода, но ведро слишком тяжелое, приходится просить взрослых, чтоб достали. Ведро оковано стальными полосами. Аф, аф, лает собака. Разгоряченное нутро с благодарностью принимает в себя порцию ледяной воды. В голове роятся мысли о любви. Лето.
Я вспомнил тот последний раз, когда я был у тебя в гостях. Я принес тебе очередное подношение, ты с благодарностью его приняла, а потом мы сидели на паласе и играли во что-то. Ты чуть нагнулась, подалась вперед и я не смог удержаться, заглянул под вырез твоего платья. Какие же они были притягательные, твои маленькие груди, как манили, звали. Понимал я это тогда, видимо да. А потом ты пошла переодеваться и попросила меня подождать, я как верный пес стоял под дверкой, ведущей в спальню твоих родителей и в душе громко скулил на треклятое рефленное стекло.
Ты переоделась, вышла, села за пинанино. Я попросил тебя сыграть что-нибудь. Мне было все равно, как ты играешь, хорошо или плохо, я просто наблюдал за твоими тонкими кистями, за чудесными пальцами, неуклюже передвигающимися по зебре черно-белых клавиш. Я сидел совсем рядом, вдыхал запах твоих неимоверно длинных волос и наверное тогда я был на седьмом небе от счастья. Ты играла, а я лихорадочно перебирал в голове список очередных подношений - моих малюсеньких друзей, предоставлявших мне возможность видеть тебя, делить с тобой свое время, наслаждаться твоим присутсвием.
Потом мы повзрослели. Ты стала совсем зрелой, я же остался сопливым восхищенным школьником. Восхищенным богиней, не смеющим прикоснуться к прекрасному и едва сдерживающий себя от падения ниц при виде твоей красоты. По слухам тебя трахали другие, по тем же слухам, ты бала шлюхой, но разве для меня это имело значение? Для меня ты оставалась непорочной и целомудренной, я поневоле оставался таким же, может потому ты не обращала на меня внимания? Впрочем, не важно.
Потом ты уехала, не попрощавшись. Укатила вместе с родителями на стареньком Опеле Рекорде кофейного цвета. По слухам, все по тем же слухам, вы покинули место своего обитания, свой городок, свою страну от того, что те, кто тебя трахал, не давали тебе проходу. Ты ведь знаешь, как быстро слухи расползаются в маленьких городках. Не важно. Ты уехала, и даже не сказала пока. Я знал только название города, куда предположительно вы отправились устраивать свой новый быт. Ты думала, я забуду тебя. Нет, как видишь, до сих пор не забыл, вспоминаю.
Как-то соседи уехали отдохнуть в Питер, попросили моих родителей присмотреть за квартирой. В той квартире жила твоя подруга. Когда мои предки были на работе, я взял ключи от соседской квартиры. Не знаю, что я надеялся там найти, о тебе я в тот момент даже не думал, но представляешь, в одном из ящиков прихожего гарнитура, забитого старыми конвертами и открытками, как мне показалось, мелькнула знакомая фамилия. Твоя фамилия. Нет, письмо я читать не стал, а только переписал адрес. Той же ночью, жаркой летней ночью, подложив под спину большую подушку, вооружившись шариковой ручкой и двойным тетрадным листом я стал писать тебе письмо. Жаль, а может оно и к лучшему, но я так и не отправил тебе этот шедевр эпистолярного жанра. Что там было? Я уж и не помню, но в любви не признавался, просто вспоминал.
Прошло много лет, листая сайты с порнографическими картинками... да, ты снова не поверишь, но я наткнулся на твои фото ню. До сих пор не уверен, была ли это ты? Показывал фото друзьм (уж прости), кто говорил, что это ты, кто-то крутил пальцем у виска. Все же склоняюсь к версии, что той нимфоманкой на фоне железобетонных конструкций была ты. Потом мы пересеклись на просторах социальных сетей. Привет. привет, как дела. Вот и все. Я и сейчас могу отправить тебе сообщение, но что оно будет значить для тебя, для меня? Ровным счетом ничего. Мы потеряли друг друга, моя маленькая девочка. Хотя... ты меня никогда и не находила.