Ветер взбрасывает клубы песка, что приглушают свет солнца. В пустыне лежит череп, формы крокодила, только глазницы то-оненькой щёлочкой. Кости хрустят под тяжестью веса. Крупа вылетает из-под гусениц. Вездеход несётся как обезумевший слон, внутри капитан наблюдает за полоской заднего радара близ штурвала. Ладони водилы сжимаются на руле с такой силой, что металл грозится разлететься в щепки. В зелёной ряби экрана веером плавает белая полоса, красным вспыхивает точка, другая, третья…
– Их всё больше и больше!.. Нам не уйти!
– Отставить, – приказывает капитан. – Орать будете в их пастях.
Галина сжимается от голоса: холодного, безразличного – не от смысла сказанного. Тыльная сторона ладони сгоняет слёзы со щёк, но утрата возвращается с новым наплывом. На стульях лежит Егор, голова на ногах её. В каштановых волосах блестит кровь. Пальцы Галины мнут ладонь, что бледная и холодная.
– Впереди дыра! – вскрикивает водила. – Можем спуститься, грунт должен выдержать!
Капитан кивает, хотя рулевой сидит к нему спиной.
– Спускаемся.
Вездеход дёргает. Водитель наваливается грудью на штурвал, Егор грохается на пол, капитан удерживает равновесие. Галина бросается на колени, снизу вылетают клубы пыли. По коже пробегается мороз, в носу щиплет.
Ладонь надавливает на белесую, размером с котлету, кнопку. Водила отпускает руль, когда зелёным вспыхивает лампочка. На экране, что вместо лобового стекла, с высоты птичьего полёта показывается расположение тоннелей, плетётся точка – вездеход.
Капитан опускает брови.
– Где мы?
– Не имею понятия, – отвечает рулевой. – Но эти данные есть в памяти.
– И рация не работает… тьфу.
– Егор, Егор, – убаюкивает Галина. – Егор, всё в порядке, мы в безопасности – слышишь, Егорушка?
Ладонь пробегает по его волосам. Дыхание бьёт в её открытый животик. Послед-ние клубы пыли всасывают коробки на потолке. Снизу, из щелей, струится холод-ный воздух.
– Куда нас тащит «автопилот»? – бурчит капитан в лысину водилы.
Точка на экране скачет по прямой полоске, но вскоре вступит в клубок извилин. Компьютер может растеряться, заглушить машину. В таких случаях завести очень трудно, особенно при сбое программ…
– Куда нас…
– В сторону базы. Это отдельная система тоннелей, мы вылетим обратно на по-верхность. Дальше ручное управление.
От стен отскакивает свет. Капитан опускается на стул, ладонь проскальзывает по кобуре. Воздух трепещет чёрную футболку, из подмышек тянется полоса мокрого.
Гусеницы «вездехода» выкладывают на каменном грунте «змейку». Дыру света сзади поглощает тьма. Дорога течёт вниз, машина безвольно усиливает скорость. Металл удерживает накопленную энергию, пускает на освещение внутреннего пространства.
Извилины в голове Егора остервенело колотят друг друга. Он находится посере-дине, с обоих сторон сжимают прессы: спереди давит холодная стена, сзади окуты-вает чёрная жижа. Из тумана выскакивает горбатая пантера, беззубый рот заглатывает руку до плеча… Старик в белом халате отбрасывает на счётах остатки жизни… Из вершины дерева фонтаном бьёт кровь…
– Они безо… пасные…
– Что, Егор?
– Они… они… без оружья… но кровь… кровь… её много…
– Он бредит, – определяет капитан.
«Вездеход» устало рыкает. Их тянет к потолку, будто коробки хотят засосать и их вместе с пылью. Экран с картой рябит, превращается в обычное стекло. Зелёная лампочка тухнет. В уши впивается грохот, мир вертится в глазах. Голова капитана врезается в потолок, пол врезается в грудь. Галина с Егором катаются меж стульев, что пускаются в пляс, падают. Ремни натягиваются, бросают водителя на место.
Из пола выползает чёрная слизь. Галя ахает, еле удерживает визг, с силой тянет Егора вверх. На миг кажется, что в полуоткрытых глазах промелькивает искорка жизни, но снова бредовая муть поглощает око.
Когда в ботинки водилы попадает сырость, палец вдавливает кнопочку. Жижа замирает, будто готовится взметнуться до потолка, волнуется. Капитан на вытянутых руках, словно отжимается, висит над водой, с носа струится чернота. Чёрная футболка наполняется большей тьмой.
– Яма, – сообщает водитель.
– Отхожая, – острит капитан. Ладони сжимают пояс, ноги по голенища скрыты в слизи. – Поедь с учёными, в дерьмо попадёшь обязательно. Ладно, выход есть?
– Смотря куда попали… Я с вами согласен.
– Не вешайте всех собак на нас! – отвечает Галина. – это ваша обязанность – дорога и охрана.
– Охрана?!
Глаза капитана наливаются кровью. Под взором старшего учёный оседает, голова Егора чуть не валится в жижу. Галина с неохотой согласилась в первенстве силы и опыта, когда командование знакомило с капитаном. О мнение сослуживца не знала ничего, да и Егору всегда на всё… кроме дела.
–… ваш центр уверял, что опасности нет, – заканчивает капитан обыденным то-ном. Ноги разгоняют тёмную воду, пробивая путь к двери. Бросает рулевому: – От-крывай.
Все затаивают дыхание. Щелчок одиноко разносится по салону, отталкивается от стен. Люк валится наружу, словно мост древнего замка. Волна черноты врезается в грудь капитана, брызги орошают лицо. Тело не удерживает напор, валится в жижу с головой. Макушка золотистых волос Галины выглядывает из тьмы, то резко пропадает, то немного подскакивает. Она слепо шарит по полу, киселеобразная жижа затрудняет движения, словно запястья сжимают оковы. Ладонь скребёт по металлу, лёгкие сжимаются, готовы поглотить сами себя. Паника мечется в голове, сквозь её страх говорит, что всё безнадёжно, но…
…пальцы шаркают по мягкому, ладонь сжимается крепче, другая, плечевые мыш-цы вздуваются, локтевые – растягиваются, словно жвачка на зубах.
Капитан кончиками ушей чует, как вверху жижа скользит в вездеход, когда колебания уменьшаются, он переворачивается на грудь, кулаки впиваются в металл пола, коленки подгибаются. Спина пробивает путь вверх. Капитану вспоминается обстановка на отдалённой отсюда планете, когда они с командой попали под каменную лавину. Из-под мелочи выбирался так же, а крупняк пришлось откидывать общими силами.
На водилу в миг как ночь обрушилась, только глаза обожгло, словно резким све-том, сейчас доходит суть проблемы. Панель управления он знает лучше создателей, найти кнопку отключения ремней трудности не представляет. Давка на груди и ногах пропадает, он вскакивает, темечко врезается в потолок, рожу перекашивает, ладонь трёт волосы, заодно сбрасывая капли чёрного киселя обратно.
Капитан возвышается над чёрной гладью, что трётся о поясницу, лицо светится спокойствием, будто ничего не происходит. Глаза ведут взором от двери до води-тельского кресла, где озирается водила. Между ними кисель подпрыгивает, появляется копна рыжих волос. Рулевой глядит с вопросительной гримасой на капитана, тот прикрывает глаза веками, голова чуть крутится в стороны. Водила незаметно кивает.
Из жижи пробивается голова Егора, следом вылезает Галина, рот распахивается во всю. Капитан без интереса наблюдает за сценой спасения, кивает водиле на дверь, не дожидаясь ответа, пробивается к выходу. Квадрат приближается, внутри витает тьма, на нижней половине колышется. На миг кажется, что это портал, по-тому капитан останавливается, в нерешительности подносит руку. В прошлый раз вход в такую чернь увенчался проблемами крупного масштаба…
Крупицы воспоминания собираются в продолжительный фильм, но с мотком го-ловы разлетаются в самые отдалённые части мозга. Ноги движутся с трудом, мыш-цы разрастаются по всей кости. За пределами машины адская вонь пропитана холодом, металлическим, словно обшивка корабля. Куда ни посмотри – взор врезается в темноту, даже бесформенных блик теней нет.
Пальцы отдёргивают крепление на ремне, фонарик валится в руку. Похож на пульт от телика, отличие лишь в количестве кнопок. Лампочка взрывается белым, луч прорезает тьму. Свет отскакивает от киселеобразной массы, врезается в глаза капитана, отчего тот жмурится, пытается высмотреть, куда направлен луч.
Сзади в ноги врезается вода, капитан оборачивается. Бритый череп водилы мелькает прямо перед носом, очи бросают взор по направлению луча фонарика. Капитан смеревает рулевого с головы до ног, точнее, до их колен, отворачивается.
Луч света упирается в стену. Из жижи выглядывают обломки камней, в больших кучах сверкает некое подобие земного мха. Стена гладкой поверхностью ползёт вверх, упирается в потолок.
Водила достаёт свой фонарик, направляет луч на «вездеход», металл откидывает сияние. Круг света бегает вверх-вниз, уползает в сторону, снова скачет. Царапины водитель-механик осматривает тщательно, ладонь пробегает сверху вниз, даже ногтём царапает, разве что на зую не пробует. Удостоверившись, что никаких повреждений нет, идёт дальше. Под обшивкой таятся кибер-чипы, источники энергопитания, даже пару-тройку проводов можно отыскать при тщательном осмотре, хотя, с нынешнем уровнем нанотехнологий эти когда-то самые надёжные передатчики электричества почти канули в лету.
Капитан стоит пред входом, словно статуя, вертит лишь рукой да глазами. Эта часть стены кое-где вползает глубже, в местах выступает, углы вообще то ровные, то гладкие, то «хрен знает как получилось». Он пускается в след за водилой – заодно посмотрит, как там дела, но застывает. Краем глаза заглядывает в машину, следом поворачивается всё лицо. Галина усадила Егора на стулья, голова его лежит на её хрупких плечах, губы выводят непонятные узоры. Мягкая ладонь скользит по каштановым волосам, пытается успокоить, но Галина знает, что всё бессмысленно – он ничего не слышит, а если слышит, то не понимает.
Кэп усмехается, Галина поднимает на него глаза, вряд ли она ожидала кого-то увидеть, просто хотя бы на секунду отвлечься. Свет отражается от жижи – это при-даёт лицу капитана страшащий вид, ухмылка делает гримасу более ужасающей, чем у человека пещерных времён, пытающегося отпугнуть незнакомого зверя.
Капитан срывается с места быстрыми широкими шагами, что при киселеобразной массе фактически невозможны. Внутри струятся непонятные ощущения, в голове блуждают стыд и упрёк, хоть бошку дери.
– Что с той, Гифкес им Акес? – хрипит кэп под нос. – В кого ты превращаешься, боец отряда смертников Архипелага?
Он передёргивает себя, с момент озирается по округе, фонариком не водит, лишь глазами, вычленяет из общего только рулевого, что полностью погружён в исследования вездехода. Внутри силится надежда, что хотя бы последнее сказал не вслух, но водила подаёт голос:
– Вы никогда не говорили, что были на Архипелаге.
Кэп поражается интонации голоса: есть и любопытство, и нейтральность, и упрёк, и – во жуть! – даже страх. Историю Архипелага знают даже те курсанты ПКосВУ, что приходят в универ только за дипломом. «Совершенно секретно» – грив продержался не больше полугода. Из-за обилия дибилов во власти. Кто-то решил похвастаться осведомлённостью и рассказал всё в камеру. Инфа мгновенно разлилась по сетям Инета и как ни пытались, убрать её не получилось. Зато дибила получилось. Но их меньше не стало.
Всех, кто отправлялся на эту планету, негласно считали смертниками, а получить такой штамп в деле – урезать жизнь в лучшем случае до часа. Тем не менее он из тех единиц, кто жив, как ни старалось командование. Вылет секретной информации обществу сыграл роковую роль. Все данные о бойцах были незамедлимо утилизированы, оставалось только сменить имя и плясать жизнь от корки. Ведь буквы «им» посреди имени значат, что владелец сменил его. Переименовка… Тупое дело.
– Почему? – допытывается водила.
– Потому, что то был не я, – отрезает капитан.
Рулевой кивает, копается во внутренностях вездехода.
«Ни хрена ты не понимаешь, – раздражается капитан. – Смена имени ничо не меняет, как война… Война за то, что хочешь уничтожить!»
Уши заполняет плеском, капитан озирается по сторонам, энергично водит фона-рём. У водилы та же реакция, только ещё что-то орёт, видать, для того, чтоб узнать, в правду ли ничего не слышит.
Шум постепенно утихает, кэп различает, как возится рулевой, направляет свет в сторону звука, но источник закрывает зад машины. Капитан проходит рядом в во-дилой, немного прижимает к металлу вездехода, выглядывает за угол железного монстра.
Круг света рыскает по однообразным стенам, край захватывает тьма. Кэп тормо-зит кисть, бросает свет обратно. Круг почти весь в темноте, лишь по краям сияет оранжевое, что в низу играет странными бликами, отражается. Приборы в голове создают примерную картину обстановки: это тоннель, что устремлён вверх, откуда стекает жижа.
Из-за плеча высовывается голова водилы, дыхание обжигает кожу на шее капитана. Челюсть бывшего смертника Архипелага выпирает по мере того, как глаза скатываются ко краям глазниц. Рулевой заворожено глядит в дыру, ощущает неладное, скашивает очи на главного.
Лицо исчезает так же внезапно, как появилось. За спиной слышится бульканье, шум воды отходит дальше и дальше. Спина упирается в обшивку вездехода, из горла вылетает вздох, что держался в горле комом. Терь можно перевести дух. Напряжение никогда не пронизывало тело Гифкеса с такой силой. Он по какой-то тупости выдал имя и часть прошлого… Хотя, от этого авторитет в команде должен зашкалить, ведь лучше знать, что тобой командует бывший солдат Космической Армии Человечества, чем идти на «авось»?
Полностью о прошлом капитана знает только один из персонала корабля, и это надёжный тайник. Семья из высших эшелонов власти, хотя ходил в обычную школу, там славился отличником до шестого класса, потом спад, в восьмом схватился за сигарету, начало девятого пропитано пьянками да гулянками, в десятом – бабы, просидел два года, из одиннадцатого просто выгнали. Хотя впереди ещё два класса.
В армию он шёл, не подозревая, что в будущем придётся увидеть черноту космоса, очарование отдалённых планет и парящие в нос корабля астероидные поля. Полгода подготовки в пределах города, столько же за пределами, и бац – война!!! Нет, Война с большой буквы. Армия Земли двигалась неустрашимой силой сквозь космос, отвоёвывая одну за одной планеты (системы!) у династии гуманоидов. Но несокрушимая мощь раскололась об одну-единственную планету!
Жители Архипелага не знали выход за атмосферу планеты, не были негативно настроены против людей, да и позитивно – тоже, но человеческая тупость и упрямство, что передались по наследству от зверей-предков, взяли своё. Бомбардировка всей планеты, не оставлять ни единой живой клеточки, даже бактерии уничтожить! Приказ поддержали, от первого духа до Генерала Армии, Гифкес тогда не служил в армии, да и имя носил другое, а историю эту мог узнать лишь одним путём… Бомбардировка прошла успешно, Архипелаг уничтожен, шумихе в прессе не ожидалось, да и не всякий министр знал об операции.
Три года… Уже обо всём забыли, Армия двигалась вперёд. Три года грузовые, торговые, космологические и прочие корабли летали мимо пустынной планеты, не обращая внимания. Линия фронта двигалась вперёд, росла, требовала толстоты, не-то порвётся. Необходимость припасов заставляла переносить склады на планеты, что ближе к войне. Архипелаг стал замечательной транспортной точкой, первым планетой-складом… правда, не на долго.
Со дна чёрной слизи поднимается шар воздуха, на поверхности натягивается, оболочка не выдерживает давления, рвётся, округу орошают крохотные капельки. Луч из фонаря буравит жижу, капитан жалеет, что не вода – что творится на дне? Мож некая пародия водоросля пускает кислород, иль какая тварь сидит на дне? Кэп осматривается, круг света следует строго за взглядом. Всё тот же тёмный покров, да мирно стоящий вездеход. Капитан даже не знает на какое слово обижаться: то ли на «стоящий», то ли на «мирно».
Бульканье повторяется. Кэп бросает свет на прежнее место. На этот раз пузырей куча, но мелкие, смерчем вылетающее на поверхность. Всё же тут что-то не ладное…
Капитан отправляется к входу в машину. Нет, оказываться лицом к лицу с чем-то новым всегда интересно, но не с одним же пистолетом за пазухой… точнее, в кобу-ре. Да плюс – на его территории. Это всегда плюс. Только в сторону нового.
Гифкес замирает. Полоска пузырей следует за ним, чуть-чуть слева, капитан даже не оборачивается, способность видеть присутствует не только у глаз, но и глубоко в мозгу, какая-то извилинка рисует образ. А работать извилину может заставить что угодно: осязание, обонянье, слух… Это лишь стандартные определения, нынешняя наука называет ещё пару десятков органов чувств – некие не совсем органы – только у человека…
Пальцы расстегивают кобуру, кончики проскальзывают по пистолету, но в сле-дующий момент отлетают. Спина бьётся в металл вездехода, фонарик вылетает из ладони, врезается в жижу. Лучи света бьют вверх, слепят глаза капитана, но только на половину, что не мешает рассмотреть морду, скорченную в страшной гримасе…
Кости охватывает чёрная кожа, под цвет слизи, в местах проросшая ядовито-зелёным мхом. Форма черепа схожа с человеческим, только лоб мощно расходится в стороны, изумительно подходит для колки камня. Такую голову срубить, да вместо наковальни в средневековые времена…
На плечи давят руки монстра, Гифкес не может рассмотреть, сколько на кисте пальцев – свет показывает лишь два, однофаланговые, сплошь усеяны перепонками. Свет потихоньку меркнет – фонарик заволакивает жижа, но свеченье пробивается через тонкую плёнку.
Пасть монстра распахивается, запах изо рта кажется капитану прелестью, по сравненью со зловоньем слизи. Рожа движется вперёд, блики света отскакивают от зубов, тупых, более подходящих к травоядным. Уши не улавливают ожидаемого вопля, даже слюни не летят изо рта.
Тьма заволакивает пещеру. Капитан, как настоящий капитан космического корабля, успевает думать и действовать одновременно. Мозг копается в поисках ответа на вопрос: зачем эта, по виду травоядная тварь нападает на неизведанное существо? – а ладонь скользит по кобуре, хватается за ручку ствола, деревянную. Палец находит курок и, когда пистолет выскальзывает из обители дулом вверх, надавливает.
Взрыв света проносится по пещере, скользит по стенам, пробивается сквозь тьму слизи до дна. Да, в следующий раз после стрельбы по камням мощность снаряда нужно снижать хотя бы до нормального уровня… Лицо обжигает, следом летят угольки, что составляли голову. Капитан успел зажмуриться, отвернуть голову до хруста в шее, но правый глаз всё равно попал под излучение, теперь в нём бегают миллионы светящихся микробов.
Нос улавливает вкус палёной шерсти, волосы ещё сияют красным, именно поэто-му водила не включает фонарь. Он подхватывает кэпа под руку, ведёт к двери.
Взрыв заряда такой мощи в паре сантиметров от лица – вещь не шуточная. Голо-вокруженье минут на десять обеспечено, слух восстановится быстрее, но тоже мало приятного. Если успел зажмуриться и отвернуться, сетчатка глаза не пострадает. Кожа вынесет излученье лучше, только лупится будет. Хоть загар появится, а-то бледный как поганка…
Нутро вездехода бросается навстречу. Галина сидит на стуле, в основном скрытого водой, голова напарника на плече, будто пьяный, даже выражение лица такое же. На водилу с капитаном поднимает усталый взгляд, бездонный омут глаз преисполнен пустотой. Рулевой сравнивает её с Богородицей, он видел икону эту в музее. Впрочем, отголоски христианства можно встретить только в музеях…
Молча усаживает Гифкеса рядом, облокачивает на другое плечо. Её рука инстинктивно охватывает, прижимает, словно маленького ребёнка, успокаивает, мол: всё хорошо, никакой опасности нет, я рядом… Водила крутится у люка, пальцы вдавливают кнопки на панели, что прикреплена к стене. Так называемая «аварийка», на случай, если машина сдохнет. Такое случалось пару раз, потому рулевой жмёт неуверенно, каждую секунду сверяясь с памятью.
Люк оживает. Хрипение где-то внутри – механизмы требуют у генератора энер-гию, а тот, хоть и рычит, но всё же выделяет. Из стен друг к другу выезжают плиты, тусклое сечение отскакивает от стали. Точно в центре пересекаются, но движенье продолжается, лишь когда упираются в противоположные края, гудение затихает.
Водила вздыхает. Другого результата не ждал, но боялся, что намудил с кнопками.
В голове гудение, будто тянут кота за… ну, хотя бы за хвост. Веки подняты – капитан чувствует по складкам на лбу – но глаза ничего не видят, кроме мелких, копошащихся, будто муравьи, оваликов света. В памяти проскальзывает последняя мысль: мощь заряда надо делать меньше… Ну, терь всё понятно. Ухмыляющаяся харя монстра, разлетевшаяся на мелкие угольки…
Слева пропевает сладкий голос:
– Очнулись…
Гудение не прекращается, хотя голос отличает с точностью до калибровки… Лишь когда проясняются очи, кэп понимает, что звук внешний. Они движутся, машина бурлит, на непроходимых метах угрожающе рыкает...
Остатки жижи колышутся у голенища. Ясно, рулевой включил режим половой откачки, через минуту и этого не останется. Воздух чистят кондиционеры размером со спичечный коробок, насованные в каждый угол. Прям не боевая машина, а курортный гидро-мега-люкс-щебне-песочно-воздушно-питательно… и т.д. и т.п. Генсус ухмыляется. Говорил же, надо именно этот тырить… генерал себе ещё один модернизирует.
– Где мы?.. – обращается в пустоту.
– А хрен знает! – отзывается крепкий голос.
Капитан протирает виски, в глазах постепенно проясняется. Он застаёт водилу на месте, ладони мёртвой хваткой держат штурвал, накреняет в стороны. Перед ним лобовое стекло, лишь в верхнем углу угадывается наличие экрана; там квадрат, под серостью клубы линий, а на переднем плане яро-красным светится надпись: «ДАННЫЕ НЕ НАЙДЕНЫ». Рулевой ввёл запрос на систему тоннелей, поиск дал отрицательный результат.
– Долго я был… в отключке? – тянет Гифкес.
– Минут десять, – резко отвечает рулевой, – как я и предполагал. Да толком ничего не упустили, кэп, жижа не отпускала, еле тяги хватило…
Машину бросает в бок, в стенке нарождается скрип, разрастается, вездеход на миг замирает, водила пыхтит, словно он, а не механизмы борятся за свободу. Железный зверь вырывается с рёвом, рулевого бросает к сиденью, остальные валятся на пол, даже капитан с многолетним опытом не удерживается.
От жижи лишь тонкая плёнка, не липнет, потому поднимаются сухими. Гифкес пробирается к водительскому сиденью, упирает ладони в спинку, голова болтается над блестящим черепом.
– Витя, куда мы едем?
Рулевой вздрагивает. Капитан в первый раз нарушает собственное правило, при-чём не какое-нито там тыща двести тридцать четвёртое, а номер один. Даже нет, вот так: НОМЕР ОДИН! То ли мощь заряда так действует, то ли…
– Куда едем? – настойчиво повторяет сверху.
– Дорога ведёт все выше, правда зигзагами, – живо отзывается Витя.
– Каким образом может образоваться этот тоннель?
Брови рулевого подскакивают, но сразу расслабляется, понимая, что вопрос не к нему.
Галина поднимает усталый взгляд:
– Что, простите?
– Прощаю, – бросает кэп. – Этот тоннель может быть природного происхожденья?
– Теоретически…
– Теоретически?!.
Гифкес и вправду взрывается, водила поворачивается, чтоб хоть разок взглянуть на разъярённого капитана, но поздно. Картина статически мирная, только Галина, усохшая чуть ли не вдвое, подметает взглядом пол.
– Теоретически может быть все что угодно – хоть конец света сразу во всей Галактике, – поясняет кэп обыденным тоном. – Другие варианты есть?
– А почему вы отбрасываете первую версию? – окрепшим голоском возмущается Галина. – Его может вода проточить, например…
– Вода. На пустынной планете. Насколько я помню, это вы учёнистый учёный всех времён и народов, а я – тупой салдофон, горилла с автоматом… Что вы там ещё говорили?
Галина умудряется опустить взгляд ещё ниже. Значит он всё слышал… Как? Сама лаборатория закрыта плотным кольцом защиты, а уж кабинет директора… Разговор можно услышать только по записи с камеры. А там столько всего…
– Так вы знаете первичную цель нашей поездки?
Капитан бросает косой взор на парочку учёных, тень улыбки проскальзывает на губах. Он продолжает маячить у водительского кресла, пытается сосредоточиться на дороге, но пейзаж один, иногда выскакивает каменистая порода то с боков, то сверху, то из низа… Фары бьют от силы на три метра. Их вообще не должно быть, это прихоть экипажа и его механиков.
– Темнота…
Гифкес оборачивается. Егор вновь подаёт признаки жизни. Слово он произносит без запинки, немного тягуче, но результат не плачевный. Кряхтенья в голосе никакого, кровь – даже слюну! – не сплёвывает, значит организм справляется. Дырка в башке – не самое опасное, что может случиться; да и не дырка вовсе, так, вмятина.
– О… н-на пов… сюду…
Галина оживляется, ладонь поглаживает каштановые кудри, губы выводят слова, кэп не слышит их, да и не стремится. Выслушивать бредни полудохлого – одно, а чепуху живого – другое.
Вездеход замирает, гудение выравнивается, возобновляются холостые хлопки. Водила упорно всматривается в темноту, хотя что может разглядеть за стеной мрака – неизвестно. Пальцы пробегают по кнопкам, машина резко замолкает.
Капитан наклоняется к Виталию, в мозгу формулируется вопрос, но огласить не успевает – вовремя замечает сгустки тьмы на стекле. Нет, это уже не стекло, а экран. И он изменяется под действием программы…
Тёмные сгустки переливаются, образуют полотно, сверху выползает полоса, мед-ленно ползёт к низу, оставляет след зелёных оттенков. Линия доползает до середины, сзади поражённо ахает женский голос.
Да, программа ночного виденья для стекла такого объёма – дорогая вещичка, да и гриф «секретно» не снят. Сама-то программа давно в свободном распространении, всё различие в скорости, ну и качество немного лучше.
Экран заполнен зелёным, где-то светлее, кое-где темнее, все оттенки переливаются, очертанья форм не смазаны – главные способности обновления. Кэп облокачивается на стену, но взгляд не отрывается от стекла. Галина пока не видит, восхищается техническим уровнем машины, и главную деталь закрывает ей кресло, где рулевой вжимается в спинку.
Пещера просторная, в высоту не меньше десяти метров, даль стен трудно определить. У противоположной лежит что-то. Шея, со ствол векового дуба, как по толщине, так и в высоту, мотает голову, пальцы скребут по полу, стене, потолку, когти оставляют борозды. Грудь широченная, раздувается вдвое и голова вновь взирает ввысь или опускается под ноги… Ноги. Видна только одна, формой как у человека, хвост вертится в стороны, хлещет по… пузу. Оно больше монстра не меньше чем втрое, скребёт по потолку. Пасть распахивается, зубы сверкают даже во тьме, живот вздувается, постепенно уменьшается; в кишке что-то появляется, маленькое, с усилием пробирается до конца.
На пол выкатывается яйцо. Капитан отворачивается. Вслед за ним вырываются воды, лениво ползут, более напоминая кисель. Салон заполняет запах шоколада и острых специй, нет, не химических, натуральных. Над водительским креслом под-нимается смерчик дыма, образует облако. Странная штука – память. Иногда сосре-доточенно вспоминаешь какой-то запах, и – нуль, а иногда и одного вида хватает.
Витя отбрасывает коричневую пачку на пульт управления. Сдёргивает с края подлокотника кожаное покрытье, что на петлях виснет в пространстве, стряхивает пепел в коробочку, обитую металлом. Сигарета тёмно-коричневая, даже фильтр того же оттенка, на губах остаётся сладкий привкус. Все члены экипажа курят дорогой табак не из-за брезгливости, она скорей присутствует у капитана. Ну не выносит он вонь дешёвых сигарет, как и пива, вин и прочей поддельной хрени. А вот когда пачка не меньше десяти баксов, пиво около сотни, а вино прямо из Франции (хотя на Земле не часто бывают) – ничего не имеет против. Зато новый материал писакам о «благородный космических пиратах»… Чушь, конечно, пираты даже в древности не были благородны.
– Не-е, – тянет капитан, – в последе ползать ещё не приходилось.
Водила хмыкает. Явно вспоминает, в чём приходилось.
– Да это же… самка флитца!
– Видно что не самец. Постойте… Кто-то говорил, что животный мир этой планеты ещё не изучен?
Галина стоит у водительского кресла, пальцы нервно сжимают спинку, челюсть чуть отвисшая. Глаза с трудом переводит на Гифкеса, в них читается восторг и удивление, кэп в миг понимает, но на лице ни один мускул не дёргается.
– Но он не с этой планеты! – восхищается учёный. – Даже не из ближайшей сол-нечной системы!!! Но это самый настоящий флитца, вид муравьиных, королева второго срока… Видите на голове что-то вроде короны? Такая большая бывает только у второсрочных. Три года назад обнаружили самку третьего срока, так у той корона чуть ли не перевешивает тело, уже немного поседевшая…
Она останавливается, набирает в грудь побольше воздуха. До Гифкеса не сразу доходит такое поведенье. Не хочет же она рассказывать всё об этих… муравьиных?
– Я ни хрена не понял, – выдаёт со скоростью пули.
Чо сказал? Но исправлять поздно, женщину-учёного несёт:
– Раз в год самцы оплодотворяют самок, прежде чем отправится на смерть. Это называется сроком. Иногда процессу оплодотворенья что-то мешает, и зародыш умирает, не успев развиться. Тогда самка остаётся в улье до следующего срока. При этом она растёт, набирается сил, на следующий год сама дерётся за самцов, гормо-ны, как ни как… Естественно, потомство таких особей мощней, огромней и живут немного дольше. Иногда один такой рабочий забивает трёх-четырёх солдат про-тивника…
– Она на нас не нападёт? – вмешивается рулевой.
Капитан переводит дух. Сколько ж ей раз затыкали рот, если рассказывает с таким напором? Только вот воздух в лёгких закончился, Виталий использовал этот момент, правда, Галину снова понесёт, но хоть с пользой.
– Нет, – просто отвечает она. – Стали бы вы при родах кого-нибудь кусать?
Витя валится грудью на пульт управления. Как задал вопрос, сразу затянулся, терь вместе со смехом изо рта вылетает дым. Галина переводит недоумевающий взгляд на капитана. Гифкес стоит спиной к стене, но от улыбки и хихиканья удержаться трудно.
Губы учёной немного сужаются, растягиваются. Краснота покрывает щеки, она отворачивается, взор падает на Егора, лицо сразу теряет оживленность, плечи опускаются. Галина поднимает учёного со стульев, садится рядом, нога запрокидывается на другую, взгляд упирается в пол.
Машина разражается рёвом. Водила смеётся, но штурвал хватает, вертит в сторо-ну, картина на экране сменяется, уплывает за границы. Справа движется стена, вечно закругляется. Витя вводит повторный запрос на данные маршрута, но ответ знакомый.
Справа мелькает пустое пространство, вездеход замирает, пятится, разворачивается. Водила даже не включает задний вид, толи мутант его не пугает, толи опыт и правда – значительная вещь.
Впереди оказывается второй тоннель, дорога лениво поднимается вверх, прячется в темноте. Рулевой выдёргивает изо рта обрубок сигареты, затяжка отправляется в лёгкие, окурок летит в пепельницу. В другой ситуации эффект получится поражающим – сзади валяется муравьино-подобный мутант, а водила тянет время, но щас один пассажир в отключке, второй его утешает, а капитану, как всегда по-хрену.
– Я могу обидеться, – подобающим тоном мямлет Витя.
Тоннель бросается на вездеход, заглатывает. Пальцы бегут по кнопкам, на экран обрушивается рябь, точки взрываются, будто атомные бомбы, в радиусе остаётся чернота. Взгляд упирается в обычное стекло, снизу бьют фары на пару шагов, ос-тальное покрывает тьма.
– Ехай-ехай, обидчивый, – наставляет кэп. – Как гласит старинная поговорка: лучше въеду мордой в стену, чем потом собьёт камаз.
– А?! – восклицает водила. – Это же двадцать первый век! Что в то дикое время могли понимать?
– Молчи, студент. Тогда наука первый раз перескочила сразу несколько ступеней.
– Зато нравственность купается в дерьме…
– А говоришь дикое время… В песнях смысл начал возрождаться.
Витя кренит штурвал. Тоннель извивается, будто в конвульсиях, в местах проска-кивают залы, не большие, но для привала место хватает. Понятно, не за один день эта самка… флитца пробивала грунт. А что зигзагами… так мож тут камень мягче, иль опасности боялась.
– Знаете, кэп…
Рулевой выглядывает из-за спинки, бросает взор на Галину, чья ладонь медленно поглаживает волосы Егора, обращает к капитану.
– …почему вы назвали меня по имени?
Ладони Гифкеса срываются с боков, бегают по лицу, как при умывании, меж пальцев ползёт стон. Спина приливается к стене, ноги выезжают вперёд, согнуты в коленях.
До Виталия не сразу доходит смысл терзаний капитана. Это же крах системы… Либо все правила исполняются беспрекословно, либо их нет. Трудно бросить ку-рить, когда от пальцев по прежнему тянет табаком, а друзья услужливо протягива-ют пачку. А до этого ни у кого не было…
Кэп освобождает лицо. От лба до подбородка ползут борозды свежей плоти, ста-рая под ногтями.
– Не знаю… – выдыхает он. – Не знаю…
Машину дёргает. Мир в глазах клонится на бок, гравитация сменяет критерии. Гифкес закрывает лицо руками, пол услужливо встречает ударом, сверху валится что-то тяжёлое, металлическое.
Галина хватает Егора в охапку, перекладывает вес на стул. Перед ней по полу проскальзывает капитан, ногами врезается в стену. Ремни режут тело водилы, мышцы вздуваются везде. Всё же вездеходы предназначены только для земли, потому легко управляются, но когда одна сторона плотно прижата к поверхности, другая – в воздухе, мускулатура должна быть не хилая, чтоб выровнять машину.
Кэпа отбрасывает от стены, пол вновь врезается в плечо, но больше не откидывает. Рывком перекидывается на спину, убирает руки от лица и… сверху на него глядит Галина, немного обеспокоенно, но паники в глазах не видно. Удержалась!..
– Как? – вслух мыслит капитан, но сразу переключается на другую тему: – Привинтить стулья к полу… срочно!
Рулевой не дожидается вопросов – только нервы тянуть – сразу сознаётся:
– Налетели на стену. Видать, угол закруглен, иначе бы просто встали. С машиной, вроде, всё в поряд… Чо за херня?!.
Вездеход разъярённо взвизгивает, что-то сообщает размеренными хлопками. Звуки прерываются на половине ноты, остаётся лишь мерное шуршанье колёс.
Гифкес рывком подбрасывает коленки к груди, с той же скоростью выбрасывает вверх. Спина отрывается от пола, на мгновенье тело зависает в воздухе, пока стопы не грохают о пол. У капитана работа скорей интеллектуальная, чем романтические погони со пистолетом наперевес за монстрами или драки в стиле сунь-хунь-ф-чай, но приёмчики от солдатского прошлого в крови. А такому в армии не учат…
– Танковые снаряды отскакивали от брони вездехода, как кошки от цитрусовых, – говорит кэп, старается вычёркивать из голоса все интонации. – Кирпичные стены он пробивает без усилий. В космосе мы умудрились перекинуть эту зверюгу с корабля на корабль, тогда броня даже выдержала лазер… Но с… Почему на этой планете за ближайший час он не то что ехать, стоять-то не может?!
– Если он не может стоять, то должен ехать, – ехидничает рулевой.
– За слух цепляется «должен», – не сдаётся капитан.
Водила отстёгивает ремни, под пристальным взором кэпа покидает сиденье. Витя проскальзывает мимо пары учёных, упирается в самый зад машины, вначале сидит на полусогнутых, потом бросается на колени, руки отдирают что-то от пола, фонарик соскальзывает с пояса, луч света рассекает темноту, пальцы скребут металл. До Гифкеса доносится:
– Если должен, значит поедет…
– Когда водитель и лучший механик сочетаются в одном лице – есть чему позавидовать, – рассуждает Галина.
– Да, – соглашается капитан. – Только у меня лучший механик занимается работой механика. И на машине на заданья не ездит…
Последнее Гифкес произносит для себя. У его техника золотые руки, нечего ими рисковать попусту. А тот случай на Мигрени не в счёт. Тогда нужны были детали для корабля. И надо застрять на планете, где каждые пять минут происходят пере-пады давления делений на писят! Аспирина и на день не хватило…
Витя усмехается. Значит, вспоминает то же. Едва успевает отдёрнуть руки, как из пола вырывается фонтанчик искр, красные вперемешку к синими, словно бенгаль-ские огни. Развитие науки не остаётся незамеченным даже теми, кто гребёт бабло на продаже развлекаловки. Бенгальские огни уступили место «более безопасной» продукции, да и эффекта от неё больше, но привычки так быстро не отмирают. Ну, и экономику надо учитывать… На Земле эти фитили на палочках сыплют всевозможными цветами, от чёрного до белоснежно-белого. Капитан погружается в воспоминания, пред глазами всплывает стол со всевозможной едой, в сердце свеча пылает лёгким язычком, из телевизора льётся музыка. Нос улавливает вкус хвои и цитрусового. Куда ж без этого?
О стену вездехода снаружи шарахает. Гифкес бросает взгляд в задний конец ма-шины, но упирается в пустоту. Спокойно переплывает к водительскому креслу. Виталий там, лицо в каменной гримасе, только глаза рыскают, руки бросают штурвал в том же направлении. Задумался, однако…
– У вас всегда такие отношенья? – доносится из-за спины.
– Ага, – кивает кэп. Оборачивается с недоумение на лице. – Какие?
– Напряжённые, – уточняет Галина.
Лысая голова высовывается из-за спинки. Водила переглядывается с капитаном, пока главный не бросает:
– Следи за дорогой, а-то снова зависнем.
Поворачивается к учёной:
– Если вы это называете напряжённым, то провод отношений давно плавится.
Слышит Галина речь или нет, Гифкес не знает. Она сидит с опущенной головой, глаза залеплены веками. Руки Егора лежат на её коленях, пальцы медленно то сжимаются, то разжимаются, иногда мелькает сухой скрип, значит движенья автоматические. Гипнотизёры утверждают, что такой скрип костей вызван воздействием самогипноза, то есть сидишь, смотришь на кисть, а в мозгу несётся: сожмись, разожмись, отпусти…
Однообразное шуршанье колёс, гудение мотора – можно считать тишиной, но её нарушает писк. Тонкий, капризный… Найти бы его создателя, мало не покажется. Огоньки орошают панель, вверху экрана-стекла открывается полупрозрачное окно, слева выползает прямая, начинает скакать, будто пульс. Хотя, так и есть… Пульс сигнала.
Водила убирает руку от штурвала, пальцы пробегают по кнопкам. В правом верх-нем углу пропадает поисковик карты, вместо появляется отделение размером чуть больше. В затемнённом помещении видна спина в тёмной кожаной куртке, голова в основном выбрита, только в центре полосой белесых волос вздымается ирокез. Из динамиков раздаётся хриплый бас:
– …язь настроилась, сообщи всем!
Человек на экране разворачивается корпусом. Куртка застёгнута наполовину, но мощь грудных дисков не трудно определить, под «молнией» явно скрывается линии пресса с едва заметными квадратиками; шея переплетена мускулами и венами, подбородок камнем выпирает вперёд, над потрескавшимися губами чёрная полоска усов; брови свешены над глазами, при этом морщин на переносице нет.
– Альбинос! – ревёт Гифкес. – Уж кого-кого, а тебя не ожидал увидеть за экраном…
– Поиски организовывать смысла не было, – гремит из динамиков, – мы не успели засечь точку сигнала до того, как вы пропали.
– Почему?
– Всё валят на магнитную бурю.
– А сейчас нас на радарах видно?
Рука Альбиноса улетает за пределы экрана, глаза, прищурившись, смотрят туда же. За ним появляются новые лица, близко подойти не решаются, всё же Альбинос не только второй человек в команде, но и давний друг капитана. Теперь Виталий смотрит на него по-другому. Раньше видел лишь бугая, неизвестно каким образом познакомившегося с кэпом. Сейчас в экране стоит старый боец Архипелага, види-мо, тоже из отряда смертников…
– Видно, – определяет Альбинос. – Вы в двадцати километрах от города…
– Мы под землёй, – отрезает капитан.
– И?
– Движемся по тоннелю вверх.
– М-да, – тянет Альбинос. – Карт нет?
– В том-то и дело…
– Что с учёными?
Гифкес косится через плечо, говорит:
– Один ранен, но состояние не критическое, со второй всё в порядке. Сами не пострадали…
Он проводит ладонью по волосам. В местах котлованы до самой кожи, где-то не тронутые заросли.
– Ладно, Голем, про детали потом расскажешь. Связь пора вырубать, не-то чипы могут перегореть. Пока тебя нет, мы полкорабля успели перебрать. С радаров мы вас не потеряем.
– Надеюсь…
Песчаные бури на этой планете не чудо, длятся бесконечно, на открытой местности почти не стихают. Сквозь завесу песка солнце бьёт ярко, самое близкое к планете. Всего их три, находятся друг от друга в десятках парсеках. Каждое занимает определённое время. После этого светила взойдёт самое дальнее, тусклое, заменяет планете ночь, но настоящая тьма нападает в момент их смены, длится всего минуты три.
Равнина пологая, песок наметается в бугры, в местах образуются котловины. Песчинки вздрагивают, поднимаются в горку, что нарастает больше и больше. Она раскалывается изнутри, песок взлетает к небесам, в оранжевом облаке сверкает обшивка вездехода.
– Протаранил, – довольно кивает капитан.
– Протаранил, – соглашается водила.
Валится в кресло, дыхание рвёт грудную клетку, будто сам выталкивал пробку песка из тоннеля. Пальцы медленно колдуют над кнопками, дёргают рычажки. На экран выплывает окно, бледная надпись гласит: «ИДЁТ ПОИСК». Через секунду сверкает зелёная «НАЙДЕНО». Окно заполняется всевозможными карточными иероглифами, в центре выскакивает точка. Витя продолжает давить на клавиши. Карта заполняет весь экран.
Включен автопилот…
–…такие вот дела…
Кэп поднимает глаза на друга. Альбинос переваривает информацию, кивки голо-вы, видимо, этому сопутствуют. Мрак каюты за спиной сливается с курткой, свет лампы не отражается от кожи. Лампа на краешке стола столбом вздымается к по-толку, светодиодная функция позволяет менять цвет. Сейчас тёмно-синий.
– Ну ладно, Голем, мало того, что рассказал про Архипелаг, так ещё нарушил Первое правило. Дела-а…
Альбинос упирает локоть в стол, ладонь массирует лоб. Продолжает:
– Помнишь, вначале мы опасались нарушенье правил? Но во время опасенья мы были к ним готовы, а теперь… даже не знаю, как это выразить. Внутри что-то про-тивное, стука сердца совсем не слышно, желудок переваривает сам себя.
– У меня то же самое, – сознаётся Гифкес.
– Учёные имя Виталия, скорей всего, не запомнили, не смотря на физический об-лик, они пребывали в одинаковом состоянии. Но факт: оно при них прозвучало. Помнишь, какие примеры мы приводили экипажу? Сейчас это мирные учёные, но если бы на их месте были бандюки и что-то им не понравилось? Данные корабля, последнее место пребывания – резко сужают список. А с именем хотя бы одного члена экипажа – тем более.
– Да помню я… – вздыхает капитан.
Альбинос кивает, сменяет тему:
– Мысли есть?
– Нет.
– Тогда спишем на шок после взрыва заряда высокой мощности, – решает Альби-нос. – По крайней мере, так и было…
– Юридическое образование даром не проходит, – замечает Гифкес.
– Ага, не проходит… Три года отличник, а по кой хрен? Ладно, перейдём к другому вопросу. Архипелаг, Гифкес им Акес… ещё бы настоящее имя назвал!.. смертник, для боевых товарищей по кличке Голем.
– Я этого не говорил.
– И так все знают…
– Здесь всё придётся пустить на самотёк, – уверят кэп.
– Хреново. Но верно. Как бы нам не аукнулся Архипелаг с этим самотёком… Ну да ладно.
Альбинос выпрямляется на стуле, макушка ирокеза покачивается, как маятник при ветре. Губы искривляются в улыбке:
– В морозильнике ещё осталась парочка бутылок винца…
Вездеход вылетает из-за поворота, люди прижимаются к стенам зданий, хотя зверь гонит строго по дороге. Стены закрывают город от песчаных бурь, сверху спасает стеклянный купол. На аэродроме нет, но и ветра не намечается.
Команда топчется у погрузочного трапа, неотрывно следит за машиной. Виталий отдал вездеход в мастерскую за счёт научного центра, теперь экипаж не дождётся возвращенья любимца. Терь будут перебирать…
Капитан топчется по пассажирскому, что с левого бока корабля, когда погрузоч-ный – сзади. За облаками Третье солнце, самое последнее, можно смотреть не щу-рясь. Лучи тускло достают до земли, в воздухе витает вечер.
Ботинки стучат по ступенькам то вверх, то вниз. Гифкес забирается на самый верх, разворачивается обратно, когда сзади окрикивает милый голос:
– Кэп, заводить малышку?
Капитан оборачивается. Роза – главный пилот корабля – стоит в дверях, руки по-мужски упираются в косяки, груди оттягивают топик. Тёмные джинсы облегают ноги, ступни закрывают высокие кеды.
– Что-то случилось? – спрашивает она.
– Неужто по мне так заметно?
Роза скрещивает руки на груди, взгляд исподлобья упирается в Гифкеса.
– Почему после какого-то заданья все начинают меня допрашивать? – жалуется кэп. – Вчера Альбинос допытывался, теперь ты… Роза, не смотри так!
– Почему…
– Что «почему»?
– Почему вы не говорили, что были на Архипелаге?
У Гифкеса перехватывает дыхание. В команде различий нет, но что-то женское в ней должно остаться? Или это оно и есть? Спросить напрямую? Капитан садится на ступеньку, ладони охватывают голову. Перила полностью скрывают его.
– Потому что я не хочу это помнить. Потому что я потерял там всех друзей со школьных лет. Потому что там появился новый человек в потрепанном обличии. Да, тогда появился Гифкес им Акес, смертник Архипелага, ныне капитан корабля «Элеонора». Теперь ты всё понимаешь?..
– Теперь ничего не понимаю я!
Хриплый бас гремит над головой. Альбинос опускается рядом. Бледный ирокез мёртво сидит на голове.
– Слушай, просто…
– Да не так-то всё просто! – обрывает Альбинос. – Только что из Главного Научного и т.д. и т.п. пришло сообщенье. Им очень понравилась наша команда и просят слетать с их группой на какую-то планету. Остальное я не понял.
– Что именно?
– Размер суммы. Как минимум удвоенная от нынешней! – Альбинос говорит тихо, но громкость заменяют интонации.
– А где эта группа?
– Вон идёт…
Кэп вскидывает голову. По трапу поднимаются двое: один в потрёпанных трико, ветровка поверх рубашки, в руке болтается кейс, бинт охватывает голову с каштановыми волосами; вторая в джинсах, верхняя одежда подобна первому, даже волосы почти такие же, разве что светлее – рыжие.
– Эти учёные даже одеваются одинаково, – бурчит капитан.
– На себя посмотрите! – откликается Галина.
– Эффект первой встречи переигран, – сообщает Альбинос. Поднимается. – давайте в корабль, щас взлетаем.
– Думал, вы не согласитесь, – признаётся Егор.
– Да я и не соглашался…
Гифкес оборачивается, но от Альбиноса остаются лишь хлопки шагов. По стенам корабля прокатывается напряженье, где-то внизу визжит мотор, винты крыльев бегут вокруг оси. Полёт на ещё одну неизведанную планету? Почему нет?..
– Заходите, без вас мы никуда.