Лесник пускает клубы дыма, сигарета вспыхивает красным. В окно заглядывает ночь, ветер расшибает о стекло хлопья снега. Лампочка мигает, равномерно свет из тусклого перерождается в яркий, но снова… Между брёвен в стене торчит мох, иногда выглядывают букашки.
Лесник кивает на стул. Моя ладонь трясёт шапку, снег усевает коврик, вешаю на гвоздик. Куртка умещается рядом. Ладони тянутся к ботинкам, но лесник останав-ливает:
– Не надо! Печка не топлена.
Голос чистый, не смотря на седые волосы. Под глазами глубокие морщины, будто сутки не спавши. Шерстяной свитер заправлен в штаны, валенки заглатывают ноги до колен.
Стул скрипит подо мной. В голове проплывает картинка как ножки ломаются, я валюсь на пол, затылок врезается в стену, по брёвнам скользит белая масса.
– Значит, вам нужна экскурсия? – повторяется лесник. Опускается за стол напро-тив меня.
– Да. Я пишу книгу о тунгусском метеорите, и хочу заснять это место.
– Думаете, оно зимой выглядит лучше?
– Но говорят, что весь снег плавится от радиации, – защищаюсь я, но лесник впа-дает в ярость:
– Херня!!! Никакой радиации нет, и метеорита – тоже!
Я вдавливаюсь в спинку стула, ножки отрываются от пола. Пальцы собеседника вминают окурок в пепельницу, что в форме петуха.
– Чаю хотите? – спрашивает обычным тоном.
– Если можно.
Он скрывается за дверью. Изо рта вырывается вздох облегчения. Лесник возвра-щается чуть ли не сразу, устраивается на стуле. Из бокалов струятся ленточки пара, аромат чая дурманит голову. Я жадно отхлёбываю, рот ошпаривает, внутри разливается тепло. Донышко грохает о поверхность стола.
– Вы меня извините, – кается лесник, – но не верю я в эту чепуху.
Он с сопением поглощает чай, ладонь вынимает из кармана пачку «Примы». Си-гарета скользит в рот. Спичка чиркает по коробку, головку охватывает пламя, переходит на кончик сигареты.
– Раз уж вы пишите книжку, то хотите рассказ? – предлагает он.
– Конечно.
Горка пепла валится в «петуха». Брови лесника сводятся к переносице. Вздох со-дрогает воздух в дому. Метель подвывает за окном. Мои уши улавливают голос:
Стояла в тот день хорошая погода: солнце прогревало до костей, птички вились в небесной сини, даже строка со слепнём не мешала людям пройтись по лесу. Вот и решили трое мальчишек пройтись до реки.
– Митя, к тебе пришли! – окликнула мать.
Он выскочил из дома. Отцовские брюки болтались на ногах, штанины на концах загнуты. По тощей груди мчался пот. У крыльца его ждали друзья: Сашка развалился в теньке на скамейке, пузо выпирало бугорком; Никола бродил кругами, пальцы дёргали из подсолнуха семечки, зубы раскалывали чешую.
– Ну, как? – завидев Митю, спросил Сашка.
– Отпустили, – отмахнулся он.
– Тогда идёмте, – поторопил Никола. – мне ещё скотину загонять.
Они пошли по дороге через пшеничное поле. Строка бесшумно подлетала, сади-лась на плоть, кусала. Когда дорога свернула в лес, по телам мальчишек вздымались волдыри. Деревья загородили солнце, в тени запищали комары.
Сашка запыхтел, начал отставать.
– Давай-давай, растрясай жир, – подбодрил Никола. Из ребят он самый старший.
– Да подождите вы! – взмолился Сашка.
Но Никола не повёл и взглядом. Когда Сашкиного пыхтения ни стало, Митя уго-ворил старшого подождать друга. Стрекотали кузнечики, надрывала голос кукушка. Никола выкинул опустошённый подсолнух, ладони развязали на поясе узел из рукавов рубашки, она прошлась по телу в роли полотенца, впитывая пот.
Сашка преодолевал тропу длинными шагами, догнал. Только открыл рот, чтоб попросить отдохнуть, как поднялся ледяной ветер. По коже побежали мурашки, пот застывал. Над головой сверкнула молния, в ушах раздался треск горящих дров. Округа затаила дыхание, даже листья не шелестели.
Мальчишек ослепила вспышка, они повалились на землю. Волосы трещали, под-нимались дыбом. Всё утихло так же мгновенно, как и начиналось.
Митя, упираясь ладонями в землю, поднимался. Кости сухо трещали, будто лопа-лись сосуды. Ветер окинул волной сухого воздуха, как жаром от костра.
– Что это было? – прошептал Митя одними губами.
Друзья поднялись. Все смотрели за стену деревьев, откуда ветер приносил мёрт-вое тепло. Кукушка неуверенно вскрикнула. Раздались хлопки крыльев.
– Давайте сходим? – предложил Митя.
– Не-ет, – сразу ответил Сашка, выставив вперёд ладони.
– А чо?
– Трусит он, – предположил Никола.
– Ничего подобного, – оборонился Сашка.
– Да ладно… Вдруг леший утащит, да? Или деревья съедят?..
– Ну чо вы… Хотели же идти на речку!
– Не переводи тему, трус.
Палец Николы тыкал у выступающее пузо Сашки, что неуверенно отступал. Когда спина прислонилась к стволу дерева, согласился идти.
Митя с готовностью шагнул с тропы. По бокам проносились деревья, сменились на поваленные, словно скошенная трава. Митя брёл как по незримой верёвочке, не обращая внимания на окружающее, когда друзья озирались во все глаза.
По сторонам с корнем вывернуты стволы, на месте ветвей из сучков льётся сок, у подножий сияют чёрные пятна. Впереди хлестнуло сияние. Ребята замерли, по от-висшим челюстям катились слюни.
Над огромной ямой, словно вырыли канаву для помоев, вился столб синих шари-ков. Будто светлячки, они кружились по орбите среди незримого столба. Колонна в два человеческих роста, если водить хоровод, то придётся собрать всё село.
Митя краем уха замечал вздохи за спиной. Поднял ногу, занёс вперёд, но его встряхнуло.
– Куда ты?.. Рехнулся, что ли?..
Никола потащил друга назад, Сашка впился ладонями в другое плечо. Митя не сопротивлялся, но, когда столб светлячков отъехал от него, волна ярости захлест-нула мозг.
Никола повалился на землю, поясница хрустнула о берёзу. По щекам покатили слёзы, изо рта вырывались всхлипы. Сашка отшатнулся, невидимые лапы потащили взад, но удержал равновесие на одной ноге.
Митя приближался к кружащимся сферам. Руки вытянулись вперёд, словно жаж-дали смять колонну до размеров свёрнутой газеты.
Шарик выскочил из колонны, за ним другие линией. Вихляя, лента приближалась к мальчику. Вспышка ослепила очи, веки сомкнулись, когда Митя открыл, к нему струились сферы. Стена надвигалась, как отвалилась от дома. Тело прожгло, словно в каждую клетку вонзили иглу. Рот открылся в крике, но лёгкие не дали ни капли воздуха. В глазах мутилось от сплошной сини. Желудок прыгал, как безбольный мяч, словно пытаясь прорвать плоть.
Шарики входили в его тело как в бездонную бочку. Никола забыл о боли, глаза не сводили взор с друга. Сашка не мог шелохнуть пальцем, тело взяло власть в руки, отогнав рассудок. Ему хотелось бежать, но…
Митя повалился как срубленное дерево. Волосы его побелели, словно осыпаны мелом. Последние сферы скрылись под оболочкой его тела. Кровь понеслась по жилам быстрей, вены ворочались будто черви в навозе.
Сашка пересилил себя, заставил онемевшие ноги двигаться к Николе. Губы шевелились, но голоса не слышно. Руки подхватили под подмышки старшего друга, мышцы напряглись.
– Он… мёртв? – спросил Никола, оказавшись на ногах. Локоть упирался в корни дерева с сухой – каменной! – землёй.
Сашка пожал плечами, мешки жира шлёпнули по груди. Рука потянулась в сторо-ну Мити. Пальцы зачерпнули воздух, рука в миг потеряла силы, кисть ударилась о талию.
Никола пошатнулся. Руки раскинулись в стороны, как у каскадёра, что идёт по канату. Солнечный свет врезался в глаза, но парень не опустил голову.
Дуновение ветерка окинуло обоих. Митя уже стоял на ногах. С белесых волос сыпались листья, иголки. Глаза излучали синий свет, иногда, как в облаке, проскакивали молнии. Никола рассмотрел лицо, по спине волной скатился холодок. Это уже не тот Митя, которого они знали… Вокруг глаз расползлись морщины, будто змеи из отрубленной головы Медузы Горгоны; челюсть выпирала вперёд скалой, а губы… покрылись обычной кожей.
Митя – если это он – поднял руку, выпрямил в сторону друзей. С кончиков паль-цев слетели искры. Сашка отступил на шаг. Развернулся. Только он пробежал два шага, как спину ожгло, сквозь тело пропустили незримые струны. В нос ударило палёным. Сашка упал на землю, проехался немного на животе и замер. По спине расползалось чёрное пятно.
Из руки Мити вылетела вторая молния. У Николо защипало внутри. На веки об-рушились горы, но, прежде чем сомкнуться в последний раз, глаза кинули взор на друга… Ноги подкосились.
Глаза сменяли оттенок. Синь уходила в глубь, кожа на губах краснела. Митя про-вёл ладонью по седым волосам. Под ними, сомкнутый в оковы черепа, мозг запол-няли белесые сферы. Правление над телом этого существа, что звался Митей, за-кончено. Пусть оправляется в Небытие… Власть сменилась…
Лесник грохает пустым бокалом по столу. Во рту оказывается сигарета, дымит. Я стаскиваю с ног ботинки. Печка уже прогрела дом – ноги потеют. Сцепляю рассказ узами памяти. Он безусловно имеет отношение к тунгусскому метеориту, но – из области фантастики. Напишу в книге под заголовком: миф.
Лампа мерцает, качается на потолке. В печи потрескивают брёвна, ветер свистит в трубе, лесник стучит пальцами по столу, сигарету сжимают белые губы, а глаза излучают синь…