- Добрый день, незабвенный Арнольд Соломонович! Вы не против, если я тихонько посижу?
- Нисколько, дорогая Виктория Игоревна. Ваше мнение весьма ценно. Это последняя сцена. Жаль Вы не пришли к началу. Однако, не мне Вам рассказывать за театр. У Вас удивительно меткий взгляд и тонкое чувство фальши.
На сцене шёл последний прогон перед премьерой, когда всё по настоящему, поздно что-то менять, и всё должно пройти идеально. Готовили «Вишнёвый сад», Виктория внимательно следила за действом, и сразу узнала Наташу в роли Ани. Держалась она на столько естественно и уверенно, что Вика невольно залюбовалась её игрой. И хоть для Наташи это была первая серьёзная роль, играла она превосходно.
« Ну, что ж, мы немного подправим сценарий. Совсем чуть-чуть. Но вся пьеса пойдёт по другому. У тебя впереди большие перспективы, девочка. Не упусти их. А немного личной трагедии пойдёт тебе на пользу» - размышляла Виктория, совершенно не следя за общим действом, уйдя в свои мысли, и строя свои планы. Из оцепенения её вывел Арнольд Соломонович, громко захлопав в ладони, завершая прогон.
- Всё! Всё! Всё! Сегодня вы постарались, и это видно. Хоть актёра хвалить, только портить, но сейчас всё безупречно. Валера! Только если ты сейчас где-нибудь расслабишься… Ну, ты меня понял. И не возражай! Всё. А сейчас все свободны.
………………………………………………….
- Что скажете, Виктория Игоревна? – спросил Арнольд Соломонович, со странной для имени и отчества фамилией Смирнов, суетясь у себя в кабинете, готовя только ему ведомым способом особый чай, в коих он знал толк не меньший, нежели не больший, чем в театре, актрисах, и как поговаривали – в актёрах. Хоть мало ли что досужие языки ни принесут… С них станется. Вика про себя называла его светочем «русской» сцены. Именно так – в кавычках, ибо Арнольд имел удивительный талант уничтожать всю русскость даже в русской классике. Однако, тонкие ценители уходили в мир иной, или под веянием времени вырождались, и, не взирая на происки таланта режиссёра, театр в их городе имел успех. Да и где ещё можно было щегольнуть новыми вечерними нарядами? Не в кабаке же…
- Мне понравилось. Хоть я и попала на последнюю сцену, но уверена, что и остальное прошло на ура… Только… Скажи, Арнольд, ты зачем вместо топора бензопилу врубил, как на лесоповале? Ностальгия что ли?
- Ну, скажешь, то же… Какая ностальгия?.. Слежу за временем, а время вносит свои коррективы. Такова правда жизни – ответил он, и поставил на стол, где уже стояла ваза с печеньем, чашки с чаем, тяжело усаживая своё грузное тело в массивное кожаное кресло: - Может коньячку?
- Благодарю, но, нет.
- А я оскоромлюсь – продолжил режиссёр, доставая из напольного бара, что возле столика, бутылку с янтарным напитком.
- Арнольд, у тебя, вижу, появились новые лица?
- Нужно же молодёжь продвигать. Хоть и тревожно мне, но Людочка изволили понести, и у неё ужасный токсикоз, а беременность на сцене играть пока не предстоит, вот и пришлось срочно делать замену. Ох, и тревожно…
- Да, не причитай, Арнольдик. Ты присмотрись к этой Наташе.
Он чуть не поперхнулся горячим чаем, и вопросительно взглянул на Викторию.
- А что? Она мне показалась весьма перспективной. Хоть у нас, возможно, разные взгляды на «перспективы», однако, присмотрись.
- Виктория, я тебе удивляюсь. Такие познания в человеческой натуре, это конечно выше всяких похвал, и осведомлённость… Да. И осведомлённость просто поразительная… Тебе надо в мэры… Однако… Однако, она ещё очень сыровата. Очень. И это её первая проба в серьёзной роли, и я не понимаю…
- А тебе и не надо чего-нибудь понимать. Считай это моей личной просьбой. У тебя когда гастроли?
- Какие гастроли…
- Арно, ты же только что что-то говорил о моей «поразительной осведомлённости», а сейчас из себя целку строишь. Мы не на Привозе чтобы торговаться.
- Виктория Игоревна, я очень ценю Ваше расположение, но… - начал было он, вдруг, перейдя на «вы».
- Что «но»? Брось из себя стоить эстета, а то я тебе напомню из какого «театрального училища» тебя вытащила.
Она сидела в кресле напротив с чашкой в руке, ничем не показывая своего волнения. Ничего в ней не изменилось, ни в позе, ни в голосе, только напряженный, немигающий взгляд серых глаз горел зеленоватыми искорками, что не предвещало ничего хорошего, и гипнотизировало визами.
- Я просто не понимаю Вашей заинтересованности – совсем стушевался режиссёр, что-то разглядывая в чашке.
- Здесь всё предельно ясно. Наташа поедет с труппой, и подыщи ей главную роль в одной из пьес. Пусть пьеса и будет проходная, но роль должна быть главной. Ты не пожалеешь. Я ведь тебя никогда не подводила – закончила она примирительно.
- Ну, раз просит такая женщина…
- И ещё…
Он снова напрягся, но, глядя на улыбающуюся Викторию, смирился со всем, и ждал продолжения.
- У нас ловелас-герой-любовник свободен?
- В смысле?
- Было бы не плохо, и даже предпочтительно, если они подружатся. Близко. Очень близко. Ты же на него имеешь некоторое влияние.
- Хм… Он мне действительно многим обязан… Всем… Но, как ты себе это представляешь? Я же не могу приказать… да, и неудобно мне с такими вопросами… - снова начал юлить, изрядно потея, Арнольд.
- Пару прозрачных намёков, и подключи Марину. Она мастер амурных интриг, и главное – умеет держать язык за зубами. Плюс совместная работа. Ты дашь ей главную роль, и они будут работать вместе.
- Да, как я дам ей главную роль, если она только-только начала выходить из массовок, и ролей третьего, а то и четвёртого плана? Мгновенно пойдёт пересуды, и снова будут склонять моё имя. Ты же знаешь театр.
- Очень даже хорошо. А от тебя не убудет. Ты циник. Так что, лишние сплетни пойдут лишь на пользу. О театре должны говорить всегда, много, и разно. А о чём любит говорить публика? То-то же. Лучше рекламы и не найти.
- Ох, чего только не сделаешь ради красивой женщины, Виктория Игоревна? Всё что угодно. Но, позволь поинтересоваться?..
- Ну, к чему тебе, Арни, бабские интриги? Ты у нас светоч, вот и свети. Потом, глядишь, поставишь собственную пьесу из провинциальной жизни.
- Я могу надеяться на то, что ты знаешь что делаешь, и у театра не возникнет проблем с общественностью? Театр ведь место культуры масс. Общественное, так сказать…
- Общественным может быть лишь клозет, а театр место элитарное. Ты мне лозунги увядших ромашек здесь не впаривай. И тебя интересуют лишь собственные проблемы, которые имеют определённый эквивалент.
- Ну, зачем ты так…
- Да ладно. Не комплексуй. Мало ли что женщина болтает. Мы существа эмоциональные, а значит не разумные – рассмеялась она, гладя на ветхозаветные часики времён «тоталитаризма» на тоненьком браслетике: - В общем, извини, надеюсь, мы друг друга поняли. А мне пора.
- Что, уже уходишь?
- Увы, дела. И ты вздохнёшь с облегчением.
- Надеюсь, скоро увидимся. А я пока подумаю, что можно сделать.
- Ну, будь здоров. Не провожай. Я сама выберусь из чертогов Мельпомены. «Подумает он… Не подумаешь, а примешь к исполнению. Боже! Как вы мне все надоели!»