«Не так часто понимают мои "не понятные" стихи, а уж тем более
защищают их!
К сожалению, существует обширная категория авторов, которые не то, что не
умеют писать образно и ассоциативно, но категорически-агрессивно не
приемлют такого. Хотя, по моему и не только, мнению, именно, образное,
символичное стихосложение отличает поэзию от рифмованной прозы.
Но вы же видите, что это "Ветряные мельницы" - так и мы не Дон Кихоты!»
Автора строк, взятых в эпиграф, не называю. Характерно не для одного: начать с жалобы на непонимание, а в конце концов показать собственное неумение логично мыслить. Однако, и в абсурде есть логика. Как бы ни хотелось автору оторваться от классического искусства, вырваться в запредельное, неназванное, несравненно-несравнимое, увы, всё познаётся в сравнении, и "запредельное" быстро обрастает терминами и занимает определённое место в истории искусств. Почему же не все имена хранит история? Беда не в том, что имён много, - их много на каждом этапе. Ответ давно найден, причём доступный пониманию каждого: есть гений, есть последователи гения, есть последователи последователей и есть лежебоки, которым в лом двигаться, - последние не представляют интереса для истории, поскольку она фиксирует шаги времени.
Лежебока ли наш жалующийся автор? Есть у него перспектива попасть в историю? Есть. Вероятно, есть. Пока жив, пути открыты. Необходимо делать выбор и в первую очередь отказаться от жалоб, не терять время на ожидание признания - суета это. Как только начинаем жаловаться на окружающий мир, мы поднимаем бурю в собственном стакане, теряем внутренний покой и ясность, без которых "творчество" возможно лишь в кавычках. Тебе наступили на мозоль, ты отреагировал - бурно, в хлёстких, как тебе кажется, выражениях - за это время и больная мозоль утихомирилась - функция "творчества" сработала, осадок в стакане опустился на дно. Автор ждёт следующего "наступления" на мозоль, чтоб в очередной раз пожаловаться и таким образом возобновить функцию "творчества". Парадокс в том, что само "наступление" мира на любимую мозоль вымышлено автором. Мир не слышит жалоб, ему нет дела до обездвиженного. Мир - совокупность движений. Лежебока вне процесса. Наш лежебока из эпиграфа хитёр: сам лежит, но требует, чтоб его мозоль "защищали" другие.
Вот и я даю ему повод обидеться, поднять очередную «бурю в стакане». Идём по цитате дальше: «образное, символичное стихосложение отличает поэзию от рифмованной прозы». Глубокомысленно! Нет рифмованной прозы, всё зарифмованное относится к стихотворной природе, сопоставимо между собой по основным признакам стихосложения – фонике, метрике, ритмике.
По большому счёту проза (говорю о прозе как виде литературы) является дочерью поэзии и, естественно, имеет сходство с матерью именно в образности и символичности. Физически, по времени рождения, проза намного младше поэзии. Проза как вид не могла появиться в дописьменный период, поэзии отсутствие письменности шло на пользу: ритмично организованная речь более доходчива, легче воспринимается на слух, запоминается и передаётся. Передаётся – вот главная функция поэзии, принуждающая писать кратко, точно и ярко, обходясь минимумом слов. Древние авторы в отличие от нас, имеющих многочисленные технические приспособления для сохранения и передачи информации, понимали в поэзии больше. Потому и выжили их произведения, записанные иными поколениями спустя века (тысячелетия?).
Что же касается «рифмованной прозы» из цитаты – не проще ли, не честнее ли характеризовать подобные «произведения» словами: некачественные, низкопробные стихи? Стихи – не проза, и мы с ходу видим, что перед глазами. И в голову не придёт сравнивать роман Жюля Верна с эклогой Иосифа Бродского. Хотим или нет, но даём оценку каждому впервые читанному стиху – на уровне подсознания - по внешним признакам стихосложения сравнивая его с высокими образцами поэзии.
Возможно, позже захочется написать о высоком: как, из какого частного опыта оно прорастает, можно ли обойтись без частного?