Воспоминания Олигофрена. Процесс вошли-вышли

Алексей Ратушный
Вошли в процесс - вышли из процесса

Мне повезло на учителей юриспруденции.

Все три моих юридических учителя не имели юридического образования. То есть ни один из них никогда не учился в юридическом институте. Каждый из них попадал в юриспруденцию собственным путём.

Геннадий Александрович учился сразу на двух факультетах Московского государственного университета (МГУ) - физико-математическом и биологическом, а кроме того играл за сборную МГУ по хоккею с шайбой.

Во время одного из матчей он получил травму настолько серьёзную, что не смог продолжать обучение и вынужден был заняться своим здоровьем. Став практически инвалидом он занялся борьбой за права людей в области здравоохранения. Самостоятельно открыл для себя кодексы и... стал юристом.

В последние годы своей жизни он иначе себя и не называл. "Я - юрист!"

Жил он в Краснодаре, где входил в литературный кружок. Там он и познакомился на литературной почве с моей мамой. Там же в Краснодаре в 1961 году познакомился с ним и я. Когда я в 1969-ом году уехал на климатическое лечение в Краснодар, он приютил меня на первые полгода, пока я не смог прописаться. Потом он со всей семьёй переехал в Пензу, а я остался жить в столице Малинового Клина. Позднее я часто останавливался у него в Москве, в Кривоарбатском переулке. Как раз там, где располагается на Старом Арбате "Стена Цоя". Все эти годы я ему при случае помогал понемногу, однако в основном он видимо готовил меня к роли своего личного биографа.

Характер у него был очень сложный. Влияние на окружающих он имел колоссальное. Всех своих учеников при первой же возможности я обязательно привозил к нему для знакомства. Мне очень хотелось, чтобы взрослеющая интересная личность имела в своем активе и этот жирный плюс. Здесь немного расскажу о собственной теории "рейтинга личности".

Как хорошо было замечено кем-то (этим "кем-то" я заменяю имя того, кого просили более не называть!) "Королёв был сильной личностью и поэтому окружать себя сильными личностями не боялся". Слабая личность окружает себя слабыми личностями, сильная - сильными.И в этом секрет успехов таких людей, как Королёв, Туполев, Яковлев, Антонов, Ильюшин. Так вот, если я знаю одну сильную интересную самобытную личность, то мой внутренний рейтинг равен единице. Здесь слово "знаю" обиходное. Оно в контексте этого изложения означает: знаком лично, общался, слышал своими ушами, видел своими глазами, спорил, отстаивал, проигрывал. Время личного общения  может быть и весьма коротким. Если я знаю двух сильных личностей, интересных самобытных независимых в суждениях людей. мой внутренний рейтинг равен двум. Если трёх - трём. На сегодняшний день свой внутренний рейтинг я оцениваю примерно в тысячу двести. Цифра ориентировочная. Так вот, я своих учеников вёз к Геннадию Александровичу, и предоставлял им возможность пообщаться. Хотя бы вечер. Однажды в 1987-ом году я привёз к Геннадию Александровичу Геннадия Николаевича. Они общались, причем интенсивно, почти весь вечер, что было чудом, ибо Геннадий Александрович был весьма и весьма занятым человеком. Кстати. Геннадию Николаевичу посчастливилось познакомиться - тоже один вечер, но какой! - и со вторым моим учителем юриспруденции, - Валерием Петровичем. Причем порядок знакомства был обратным. Валерий Петрович принял нас в Ленинграде на два дня раньше. А уже в Москве мы посетили Геннадия Александровича. Так вот, почти весь вечер они общались. Я успел пройтись по Старому Арбату, вволю покурить, сыграть три партии в Центральном Шахматном клубе на Гоголевском бульваре 14, заглянуть к Юрию Львовичу Авербаху в его славную редакцию "Шахматы в СССР", а они были увлечены беседой. Вечером мы уезжали из Москвы, возвращались в Качканар, где у нас шла смертельная схватка с городским комитетом партии (мы оба работали в "Качканарском рабочем"). Добрались до Ярославского вокзала, упали в свой плацкартный вагон на две верхние полки. Молчали. Гена был весь в своих переживаниях. Потом выбрались в тамбур покурить. И тут он с чувством, с жаром вылил на меня всю гамму своих ощущений и эмоций.

- Эта встреча перевернула моё мировоззрение, Алексей!!! Теперь я больше не буду заниматься журналистикой! Я буду изучать процессуальный кодекс и буду их ловить и садить! Боже мой! Какой человек! Если бы ты только знал, какой это человек!!! Вот у кого я теперь буду учиться, сколько хватит сил!

Вот именно это я и имел ввиду, когда уточнял, что время общения может быть весьма непродолжительным. Но это должно быть живое общение, общение именно "глаза в глаза". Пока другого инструмента для внутреннего совершенствования личности не придумано. Учитель, сенсей, гуру - называйте это как угодно. Но это всегда человек к человеку.. Помните у Александра Сергеевича самые сильные его слова, самую мощную его строку: "Но человека человек..." (Анчар) Есть и такая рефлексия: если Бог хочет что-то сказать человеку он никогда не приходит к нему сам, но посылает к нему другого человека, и тот говорит....

Геннадий Александрович обладал фантастической силой влияния на людей и грандиозным чувством слова. Он писал потрясающие короткие юмористические рассказы, за которые его в шестидесятых в Краснодаре даже помещали в психиатрическую лечебницу. Прямо оттуда он письмами заставлял Генерального Прокурора СССР несколько раз менять свои решения! Из психушки он выбрался и последовательно добился привлечения к уголовной ответственности всех: и тех, кто его туда посадил, и тех, кто его туда принял. Работал он исключительно письмами. Весь дом у него был засыпан разложенными рядами конвертов с приклееными к ним пометками. Он хладнокровно переписывался с Прокуратурами, Министерствами, Центральным Комитетом и не уставал этим заниматься. Он подписывался буквально на все центральные газеты и десятки журналов, вёл интенсивный книгообмен, читал панорамно - этому он и меня учил - имел потрясающую память на лица, события, людей. Если вам доводилось читать в последние годы советской власти "Работницу" и "Аргументы и факты". то вы обязательно наталкивались на его юридические консультации. В последние годы он возглавлял общественную приемную Киевского райсовета Москвы (тут я должность и организацию именую "по-простому"). К нему нередко обращались за советами и консультациями сотрудники Генеральной Прокуратуры СССР.

Законодательство он знал в совершенстве. Все кодексы всех союзных республик. В период с 67-го по 87-ой год он выигрывал практически сто процентов дел, которые вёл.

Известнейший случай - к нему обратился обожаемый мною композитор Родион Щедрин с просьбой защитить величайшую балерину двадцатого столетия Майю Плисецкую. Суть дела - конечно никто ничего такого официально не произносил и произнести не мог, особенно тогда - была в том, что Плисецкая возмутилась, что вместе с ней за рубеж таскаются какие-то молодые люди - видимо блатные родственнички высокопоставленных аппаратчиков. В поездках занимаются своими делами и являются явным бесполезным грузом. Глубина непонимания ситуации проявленная Майей Плисецкой просто потрясающа! Как бы то ни было, но конфликт между ней и руководством достиг высокой степени накалённости и против неё завели уголовное дело. Сейчас, прочтя книги Виктора Суворова я вижу ситуацию несколько иначе. Всесильное ГРУ (главное разведывательное управление) посылало с каждым артистом своих сотрудников для проведения конкретных разведывательных операций за рубежом. Артистов использовали "втёмную", никто и ничего им не объяснял. Нужные люди включались в состав делегации, под этим прикрытием разъезжали по миру и обеспечивали. добывали, проверяли и вербовали. Всемирно известных артистов использовали и для проноса и провоза через границы каких-то носителей информации, как я полагаю.

Не понимающая происходящего Плисецкая устроила никому не нужный шум и потому разъяренная разведка приняла решение  её устранении "из оборота". Родион Щедрин буквально как на работу ходил к Геннадию Александровичу. Он в свою очередь подготовил громадный материал о Плисецкой для журнала "Огонек". Каково же было наше изумление, когда материал - серьезно сокращенный - в нем было убрано всё, что могло хоть каким-то боком намекнуть на реальное положение дел, появился - "Плисецкие миллионы" - и под материалом стояла подпись некоего Михаила Корчагина.  А это был как раз тот журналист, который и представлял "Огонёк" в процессе подготовки материала к публикации (Геннадий Александрович специально встречался с Коротичем). Был ли это чистый плагиат. По прошествии многих лет думаю, что всё-таки нет. Коротич защищал своего сильного автора подставляя Корчагина. А тот, выполняя задание редактора реально готовил исходный материал. то есть внес и свою - чисто журналистскую лепту. Так или иначе, но дело в юридическом его аспекте Геннадий Александрович провёл блестяще и выиграл.

Некоторые эпизоды с его участием заслуживают отдельных рассказов и публикаций.

Например однажды он выиграл дело на одном -единственном слове в приговоре. Четырех человек осудили за добычу и перепродажу большой партии пушнины. В состав группы входили представители четырех национальностей. Сроки они получили от двенадцати лет и уже по паре лет отсидели в колониях, пока родственники одного из них не прознали о Геннадии Александровиче и не прибыли к нему в поисках спасения дорогого родственника. Геннадий Александрович внимательно их выслушал, предложил оставить документы и, ничего не обещая, сказал: приезжайте через месяц. Если я что-нибудь здесь найду, я этим делом займусь.  Так и поступили. Он нашёл одно интересное слово в Приговоре и явился с толковым словарём в руках к прокурору.

- Давайте укоротим весь процесс, - сказал Геннадий Александрович, - давайте я Вам сейчас всё мигом изложу. Мне нужна минута!

Прокурор кивнул и Геннадий Александрович положил перед ним копию Приговора с подчёркнутым словом и толковый словарь на нужной странице.

- Вот, смотрите! Это в Приговоре. А вот как оно истолковывается официально.

- Готовьте протест! - сказал прокурор и через месяца три или четыре вся группа товарищей вернулась к мирному созидательному труду на условиях резкого сокращения срока (была изменена квалификация содеянного).

Острейший ум. мгновенная реакция, тончайший вкус и феноменальная память в сочетании с невероятной работоспособностью - таким я запомнил его - своего самого первого учителя юриспруденции. Кажется я уже воспроизводил идеи его рассказов, но не удержусь, перескажу вкратце два его сюжета из краснодарского периода.

Первый рассказ: "Кто будет снимать красные флаги?" написан в 1961-ом году. Сюжет: дворник, начальник ЖЭКа и уборщица выясняют между собой, кто именно будет снимать красные флаги, которыми были украшены дома и улица накануне праздников Первомая и Дня Победы. Каждый пояснял, почему именно он не может снимать красные флаги, а между тем снимать их нужно, и снимать их придётся. За такой текст тогда можно было и под вышку попасть. Рассказ читался на кухне только самым надежным - своим - людям.

Второй рассказ "Где будем вешать Ленина?" Те же герои в том же правлении обсуждают вопрос, как надо повесить портреты Ленина, Маркса и Энгельса в актовом зале перед проведением общего собрания. Понятно, что и за этот текст он мог исчезнуть из гражданского оборота.

Кстати, в 1969-70ом годах он писал письма - заказные с уведомлением - Сахарову, выражая ему свою поддержку. Он одной строкой в крошечном заявлении останавливал процессы. Цитировал наизусть тысячи самых разных авторов. Поверить, что он что-либо не читал я не мог. Надеюсь мои ученики из числа видевших Геннадия Александровича когда-нибудь существенно расширят и дополнят эти мои воспоминания о нём.

Вторым моим учителем юриспруденции был Валерий Петрович, живший на Васильевском острове в Ленинграде. Личность незаурядная, сильный аналитический ум, грандиозная память и фантастическая способность проникать в самую суть проблемы. Он. как и Геннадий Александрович, начинал с физико-математического факультета. Только не МГУ, а ЛГУ (Ленгосуниверситета). Но после четвёртого курса ушёл  (" я не стал унижать себя ИХ дипломом") и занялся построением своего скромного уютного мира, предаваясь любимой им философии.

Он любил прогуливаться по коридору с сигаретой в одной руке и чашечкой кофе в другой. И в процессе такой прогулки рассуждать. Высокий стройный подтянутый. безупречно одетый и всегда чисто выбритый он был точно таким же и в мыслях: чистым, безупречным, точным в каждом своём движении. Когда у него на работе случился нешуточный конфликт и ту группу. в которую входил он сам, противоположная группа начала сажать - то есть компрометировать перед органами дознания и прокуратурами доводя до возбуждения дел и посадок - он был вынужден отложить философию и увлечение литературой и заняться практической юриспруденцией.

- Мало кто понимает, Алексей, что надо читать не уголовный Колекс, который не имеет практически никакого значения, а процессуальный, который решает всё! О! Процессуальный Кодекс - это книга книг! Это настолько мудрая книга! Я его проштудировал от корки до корки. В нём значима каждая запятая. Буквально!

Интересная деталь - и Геннадий Александрович и Валерий Петрович прекрасно играли в шахматы и были первыми по сути ценителями мерцающих шахмат. Валерию Петровичу особенно приглянулась  пульсирующая приоритетная форма игры, где играющий обязан сделать ход каждой фигурой, имеющей право хода в стартовой для данной серии ходов расстановке. А Геннадий Александрович вывел меня на прямое общение с Каспаровым и опубликовал материал сначала в "Комсомольской Правде" - сильно урезанный, а затем полную версию в "Советской России". Сделано это было так: они с редактором спортивного отдела дождались. когда главный уехал в командировку, а ответственный секретарь был занят на совещании и ночью протолкнули материал на полосу. Утром, часов в девять, у Геннадия Александровича раздался звонок "оттуда":

- Вы что? Подрываете престиж Советского Союза?

Валерий Петрович статей обо мне не писал, но всегда оказывал существеннейшую поддержку в первую очередь советами и пояснениями к разбираемой ситуации.

Часто я приходил к нему с каким-нибудь выстраданным вопросом или идеей и он всегда отвечал мне не то, что я ожидал услышать и показывал совершенно иное видение, иной, как сказал бы Аристотель, топ.

Когда мы с Геннадием Николаевичем прибыли к нему по поводу нашей борьбы в Качканаре, он внимательно выслушал нас и начал свой ответ так:

- Сейчас мало кто понимает, что ведущей является концепция бзика. У каждого нового руководителя СССР был свой бзик. Свой пунктик. У нашего нового руководителя бзиком является борьба с пьянством. По всей стране аппаратчики еще не поняли, а вот у нас в Ленинграде уже все знают: пить категорически нельзя. Хочешь выпить? Дома берешь внесённую в дом супругой бутылочку, запираешься в туалете, выпиваешь и там же отсыпаешься, чтобы никто тебя не увидел. Поэтому сейчас активно распространяется среди аппаратчиков манера вступать в общества любителей трезвости. Поэтому свою борьбу разверните под этим углом. Докажите, что горком пьёт и вы выиграете!

Поймите: начальник, чтобы воровать, обязан деморализовать коллектив. Для этого он свой коллектив спаивает. И уже при споенном коллективе успешно ворует. Исходите из этого и действуйте.

Собственно так мы этот вопрос и развернули.

А третий мой учитель Виктор Георгиевич вынужден был уехать из среднеазиатской республики, где работал прорабом, лишился почти всего, попал под административное преследование и был вынужден обратиться к юриспруденции. У всех трёх моих учителей общими являются фантастическая работоспособность и чудовищных объёмов память. Виктор Георгиевич также пришел в восторг от процессуальных Кодексов. И от уголовного и от гражданского. За вечер, проведённый в обществе моей мамы он раз сто повторил текст: "входим в процесс". Для него вхождение в процесс - само собой разумеющийся нормальный понятный ход. Если бы я попросил у него его координаты, чтобы подать на него в суд, он с великим удовольствием дал бы мне их и сказал "Давай! Давай поиграем процесс!" Для него процесс - это нечто вроде шахмат. И хотя в шахматы он тоже играет неплохо, но предпочитает играть именно процессы. Превосходное знание и глубокое понимание процессуальных законов и тонкостей позволило ему реально "построить" множество судов. Суды, где он поиграл процессы - это уже немного другие суды. В канцеляриях таких судов вам без звука отметят на ксерокопии документа, когда и кем он принят и зарегистрирован. Не скажут, что "сегодня у нас не приёмный день".

Судьи в процессе по несколько раз приостанавливали процессы, чтобы "ничего не напутать". Виктор Георгиевич моментально ловил оппонентов на процессуальных просчетах и довёл до победы многие дела, выигранные именно процессуальными средствами.

Бабушки, которым он непрерывно оказывал помощь абсолютно бесплатно, его обожали!

Однажды он сказал мне:

- Знаешь. Алексей, в Америке есть такие специалисты по процессу, которых называют "процессуальными акулами". Я из таких. Вот помню однажды зашли мы в процесс...

(Продолжение может быть и последует)