Лица Шестидесятых -1

Валерий Иванович Лебедев
Предварительные замечания

Вступление
Возможно ли вообще лицо 60-х, именно вообще?
Нарисовать портрет, именно портрет, не красками, а словами, в этом ничего нового.
Сколько их было создано, портретов, фигур, лиц, одними словами. Затем корифеи кисти, художники в буквальном смысле слова, воссоздавали эти лица красками, переносили их со страниц журналов или книг на полотна. Вот небольшой пример, надеюсь, достаточно убедительный . Но именно лицо? Некоторое единое и единственное лицо? Тех спокойных, как нам сейчас представляется, но слишком быстро прошедших лет. На мой взгляд, речь должна идти о лицах 60-х. Но ведь это же не человек, всего лишь отрезок времени! Хотя и ограниченный, но период времени, лишь несколько лет, в сущности, немногие годы. Если короче, это время. Можно перенести центр тяжести, время – субъект. Не лица 60-х, но лица Субъектов, которые заполняли те годы, множились и более всего были озабочены своими судьбами в эти самые 60-е.
Где их взять? Не надо их брать, таковые есть.
Это Советский Союз 60-х; по крайней мере, одно лицо есть.
Это единое, монолитное общество, тесно сплоченное вокруг Партии, ею же и ведомое. Понятно, такой монолит должен иметь единственное лицо, по определению. В таком случае, чье же здесь лицо, партии или народа? И какое это лицо, партийное или народное. Или в виде парадокса, партия имеет народное лицо или все-таки сам народ наделен партийным лицом? Щедро наделен партийным лицом или обделен своим лицом. Плоть от плоти, говорилось к месту и не к месту, это понятно, но вот лицо, свое оно или не совсем свое.
Может быть, до лица дойти невозможно, и придется обходиться подручными средствами?
Средств хватает, лик, личина, на современный лад, маска, или даже множество масок.

Скажем такая проблема: как одноглазого, да еще пожилого, наделить зрением орла?
"…как говорит Станиславский, хоть Кутузов и одноглаз, он символ – с воинским зрением
орла. Как совместить конкретную правду с исторической?!" (Неизвестный, 1990, с. 32).

Разумеется, в данном случае лицо = символ.
Даже не лицо, а глаз, чудесный глаз: факты легко укладывает в историческую перспективу.
В дальнейшем, говоря лицо 60-х, я буду подразумевать именно СССР в эти, не столь удаленные от нас годы. Всегда. Но?! Лицо = лоб, глаза, нос, губы, подбородок. И даже уши! В самом деле, какой же человек без ушей. Можно изменить форму ушей, можно их скрыть волосами, можно спрятать с помощью головного убора, сами уши останутся. Не тащить же за уши? Впрочем, можно воспользоваться этим приемом, иногда. Вытащить нужного субъекта именно за уши. Ну не за глаза же! Хотите? Попробуйте, вытащите кого-нибудь за глаза, скажем, из воды. Есть волосы. Но если вы захотели вытащить друга, тонущего на экзамене, какие "волосы" вам понадобятся. Дана общая ситуация, ее некий образ. Тонущий человек, летящий, или жующий, или убегающий. И даны средства, которые мы применяем в той или иной ситуации. Да, был такой субъект, СССР, почему я так уверен? Он заключал договоры, подписывал конвенции, весьма рьяно отстаивал свои права, различными средствами, порой неконституционными. Но ушей и глаз у него не было, в человеческом смысле. Хотя слышал-то он и видел очень даже неплохо. Другое дело, как он интерпретировал услышанное и увиденное, обычно, в свою пользу. А вот это нечто человеческое, очень человеческое.
Как там говаривал Матроскин, совместный труд на мою пользу.
Придется изобретать аналоги глаз и ушей.

И посредством этих аналогов рисовать портреты, головы, лица, мелкие детали. Уже в этих деталях, в лицах можно будет увидеть нечто человеческое. То есть, свидетельства в чью-то пользу, в чью же пользу? С этим не стоит спешить. Как всякий человек, я бы предпочел видеть свидетельства в свою пользу. Но личная польза всегда предполагает некоторую селекцию, отбор. К сожалению, любой отбор имеет одно неприятное свойство – рано или поздно он превращается в негативный отбор. Выбор заканчивается (то есть, приводит?) отрицательной селекцией, всегда ли? На мой взгляд, всегда. Обычно, апеллируют к нашей выразительной истории, сколько примеров, какая динамика. Екатерина, Павел, Александр, Николай, крымская кампания. И снова Александр, еще один Александр, еще один Николай, японская кампания. Новый забег, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, афганская кампания. Сошлюсь на современного исследователя.
Элита = лучшие, не слишком точно, но коротко.
Допустим, есть некоторый эталон, с помощью этого эталона производится отбор кандидатов, в итоге формируется некая общность, элитная группа. Именно так и поступил Франциск Ассизский, когда задался целью основать монашеский орден: отбирал «подобных себе аскетов-подвижников» (Ефимов, с.57). То есть, в качестве эталона он использовал самого себя, свои личные качества. Элитная группа есть, что дальше? она начинает жить. Ее возможная эволюция? ведь это лучшие, куда-то они двинутся.

Все зависит от правил, по которым заменяются выбывающие члены (элементы).
Элитная группа могла оставаться лучшей, «могла и деградировать, растворяясь в общей массе», а то и вовсе, могла превращаться в свою абсолютную противоположность. Именно так и получилось с монахами-францисканцами. После смерти основателя «орден, оставив идею нищенствования, превратился в банкира католической церкви» (Там же). Нищие стали богатыми? Они и не были нищими, эти аскеты-подвижники, воодушевленные одной целью, скованные «одной цепью» общественных добродетелей. Кто помешает этим монахам-банкирам сказать: мы одухотворяем деньги? Или еще проще: направляем их на добрые дела.
Как-то странно работают правила, но может быть, правила = инструмент извлечения пользы.
Отрицательная селекция = непреодолимое обстоятельство?
Здесь я – неисправимый пессимист; да, устранить механизм отрицательной селекции невозможно. Но опыт свидетельствует: группа может оставаться лучшей? Подчеркну, не лучшая группа, а группа лучших, но на фоне других, для этого требуется по сути, немногое, старательно подавлять развитие окружающих. Рядом с неграмотным и захудалый троечник предстанет светочем. Об этом, как раз  и свидетельствуют 60-е. Если шире, практика СССР. Впрочем, есть и светлый момент, чтобы такой механизм работал, время от времени должны возникать элитные группы, действительно, лучшие группы. Происходит такое, как правило, где-то далеко, с кем-то, но не с нами. А что на этот счет глас народа? Еще совсем недавно, что такое двадцать пять лет? Мы были согласны: культ личности ; волюнтаризм ; очковтирательство.

"Почему-то до сих пор считают, что небольшая группа людей умней всего народа, что
у них больше вкуса, чем у всего народа" (из письма в редакцию, Гудков/Дубин, с.91).


1. Мировой вопрос
1.1.
Прежде чем решать частный вопрос, лица 60-х.
Желательно решить вопрос общий, как выглядит мир, мир вообще. В конце концов, все мы люди. И везде мир устроен по-человечески. Земля возделывается, скот разводится, и где-то предпочитают крупный рогатый скот, а где-то мелкий. Всюду быт, это значит, из продуктов земледелия и животноводства готовят пищу. Пищу люди съедают, остатки возвращают земле. Снова земля, снова скот, снова кухня. Вот если бы этот цикл крутился сам собой, выходи иногда на кухню. Но если бы такой Цикл заговорил, чтобы мы тогда услышали? Примерно следующее: и чего он сюда таскается, как он надоел. Вывести человека из цикла, не значит ли это? признать человека ненужным, лишним, пока в данном цикле. Но если шире? в производстве. Исключить человека из производства – давняя мечта. Кто это может сделать? Он сам. Но остановится ли на этом человек, не продолжит ли он исключать себя из других сфер общественного бытия.
А пока, что происходит на кухне?

Можно стряпать самому, можно нанять, чтобы прийти в нужное время.
Желанное время, превращение продуктов  в пищу, все же интереснее пребывание в ином времени.
Не то время, когда нами готовится пища, но то время, когда пища нами поедается?! «Пища, которую съедает человек, становится им самим» (Генис, с.260). Превратить пищу – в самого себя, каждый исполняет это превращение отдельно, с удовольствием. Возможно, и обратное превращение, человека в пищу, были и такие времена, к счастью, миновали. Есть, следовательно, некоторые крайние пункты, полюса. С наличием одного крайнего пункта мы согласны. А куда деваться, там мы вынуждены превращать внешнее вещество в самих себя, в собственную телесность и духовность. Что касается другого полюса, того, где мы могли быть превращены в некую другую телесность, его мы отвергаем. Да, мы хотим жить, из двух возможных полюсов выбираем тот, благодаря которому наша жизнь будет продолжена, а противоположный? Стараемся избегать. Что из этого следует? Мир предстает как огромное количество подобных полюсов, пар полюсов. На ученом языке – оппозиции. Разумеется, меня интересуют оппозиции социологические.
Позволю, себе повторится, где же начало?

Первое такое начало – допущение, сам человек не рассматривается в качестве оппозиции .
Другое начало, в отличие от первого, не умозрительное, но вполне реальное, даже рутинное.
Оно – в превращении внешнего вещества в собственную телесность человека, если угодно в тело. Как это ни досадно, но мы не можем существовать за счет собственного тела, или, говоря современным языком, за счет внутренних ресурсов. Этот начальный момент – как и всякое, начало! – может быть перенаправлен в обратную сторону. Человек становится внешним веществом, скажем, для льва. И царь зверей превратит это внешнее вещество в собственное тело, с удовольствием. Но чаще, таким «львом» выступает другой человек. Разумеется, никто не собирается поедать другого человека. Нужна не пища, нужны деятельные способности другого человека. А раз так, то эти деятельные способности нужно и можно превратить в свои, собственные возможности. Далее дело техники, когда есть деятельные способности, принадлежащие тебе, лично тебе, то тебе принадлежит весь мир. Вот с такого переворачивания, с такого медленного перехода от одного полюса к другому, от присвоения природы к  присвоению способностей, и начинается цивилизация. Иначе говоря, чтобы цивилизация состоялась, нужны вполне определенные способности, человеческие способности.
Что же было вначале, деятельные способности или цивилизация?
Как всегда, оппозиция, из которой нужно было выйти.

Вернемся к оппозициям, конечно, первые из них – на кухне.
Где им еще быть. Известный антрополог, пока занимался исследованиями в среде простых народов, сформулировал одну такую – «вареное – жареное». Да, продукты есть. Вы хотите превратить эти продукты в собственную телесность, вы, стало быть, хотите есть, всего-то. Тогда выбирайте, варить или жарить. Жарить можно и на костре. Понятно, есть масса инструментов для этой цели. Но если такое странное желание вдруг появится, поджарить можно и на костре. Без всяких инструментов, если не считать таковыми горячие угли.   Напротив, чтобы сварить, нужен тот же костер, но еще горшок, обязательно. Или кастрюля. Иначе варка не состоится, просто станет невозможной. Жареное мясо не нуждается в доме, быте, даже в женщине. Вареное мясо кажется связанным с домом, печью, с хозяйкой в этом доме. Мясо, вернее, два способа приготовления, стали своего рода чертами, благодаря которым видны лики двух различных культур. Охотничья и оседлая.
Достаточно посмотреть на жареное мясо, чтобы увидеть лик культуры.
Охотники, пастухи, кочевники.

1.2.
Лик, лицо общества. Но с какой частью лица связано мясо? Мясо ассоциируется с нашим ртом. Но где должен быть рот, разве это не часть лица? Когда-то наша жизнь = глаза + уши + рот. Что касается когтей, я опущу. Сейчас времена изменились, можно быть слепым, можно глухим, даже слепоглухим, и жить. Но безо рта жизнь и ныне невозможна. Слухи уже ходят, но какой должна стать пища? Именно пища, а не человек, чтобы человек отказался ото рта, за ненадобностью последнего, в конце концов, это же инструмент.
Человек, конечно, может жить духовной пищей, должен.
Все-таки духовное существо, некоторые даже утверждают, носитель духа.
При условии, ему не требуется это изношенное, надоевшее тело. Когда же прекратится человек? или иначе, человеческая история? Когда сам человек сможет отделить свое сознание (или дух?) от собственного тела. Иначе говоря, вопрос можно сформулировать следующим образом: сможет ли человек собственными усилиями прекратить собственное существование, свое недолгое человеческое существование? Но зачем? Хотя бы для того, чтобы обеспечить себе бессмертие. Умирает только тело, но не дух. Отделиться от тела, лишиться телесности. Не в этом ли находит свое завершение личное достоинство, вернее, пытается?

Еще раз, пища становится частью человека.
Или быть может, человек делает пищу своей частью. А человек, а он чем становится? После того, как пища стала «им самим», не частью ли мира? Здесь как раз обнаруживается хаос (или пустота). Из него могут выйти люди, как части мира, как его порождение. Но может возникнуть мир, как порождение этих же самых людей. Мир, как продолжение людей, уж очень он суматошен. Или люди, как продолжение мира, уж очень они непостоянны. Что вы выбираете? постоянство – изменчивость, выбирайте!
По советской традиции, перелом связывается с именем Маркса.
Люди объясняли мир, теперь мир надо изменять. Для этого требуется немногое, самая малость, нужно всего лишь, чтобы люди перестали сомневаться. Чтоб видеть течение реки, нужно стоять на берегу. Можно, конечно, проследить, как уплывает берег, но это уплывает именно берег. Чтобы изменять окружающий мир, Философу нужно обрести неизменность. Или стать представителем такой неизменности? Обычный оборот, стать Носителем. Скажем, носителем мудрости. Или, напротив, носителем глупости. Новый мир возможен, потому что возможна точка неподвижности, центр нового мира . В противном случае, завершить изменение мира не удастся. Нуждаемся ли мы в этом конечном состоянии мира? Точнее, нужно ли конечному человеку такое конечное состояние мира. Для чего человек столь упорно стремится завершить историю? И в свою очередь, бесконечное изменение мира разве не свидетельствует о конечности самого человека. Или иначе, возможны ли сразу, одновременно, два конечных состояния – конечный человек и конечный мир?!
Проверка практикой не состоялась.
Едва возник центр нового мира, как тут же появился центр другого мира. Похоже, человек признает только внешние ограничения. Вернее, вынужден признавать. Еще вернее, вынужден отступать, до поры до времени. Это и есть правило, чтобы наступать, нужно отступать? Если продолжить, чтобы изменяться, надо оставаться постоянным. А чтобы быть постоянным, нужно изменяться. Классик просто односторонен? Нет, он был уверен, что нужно отрицать, ведь об этом говорил еще Гегель. В то время, как нужно чередовать. Не отрицать, как уверял Гегель, а чередовать. Состояния, направления, лозунги, соратников, советников.
Если коротко, мир = чередование, колебание, переворачивание.
Кем же тогда был бородатый классик, философом, экономистом, социологом? Скорее, поэтом, только поэт может бросаться в омут отрицания с такой страстью. Видимо, не случайно другой художник заметил, "политизированный поэт", это Неизвестный о Марксе.

Представьте себе мир, где меняется только количество.
И правильно делаете.
В этом мире, по крайней мере, в мире человеческом, прежде всего, меняются пропорции. И начинает человек с того, что изменяет пропорции, в которых он участвует сам, если угодно, личные пропорции. Был маленьким – стал большим. Но если людей маленьких много, тогда и желающих изменить пропорции, свое соотношение с другими малышами в свою пользу, тоже немало. Да, такое неизбежно. Трудность не в этом, личная проблема совсем в другом. Как сделать, чтобы пропорции, созданные тяжким трудом и дающие тебе личное превосходство, оставались такими же и в дальнейшем, на всю жизнь! Нашли такой способ – создать партию, превратить ее в Партию. А далее дело техники, нужно просто не позволять всем прочим создавать партии, не позволять превращаться им в Партии. Растет партия? Растет ее лидер, прежде всего.

"Это в природе человека – расширять свое индивидуальное пространство,
потеснив другого. К сожалению, мы так рождены. Но здесь это же дошло
до апогея: не, не, не…" (Неизвестный, 1991).


2. Мировая линия
2.1.
Каков же мир вообще? Или иначе, какова картина мира, каким видит человек мир вообще, а значит, и себя. Переворачивая, каким человек видит себя, таким он представляет и окружающий мир. Разве этот мир не должен быть приспособлен к человеку? Сейчас замахнулись: Вселенная приспособлена к человеку.
Круг, Линия, Спираль.
Исторически первой была циклическая картина мира – человечество движется по кругу. Видимо, в те дни ценили короткие интервалы постоянства и стабильности. На смену кругу пришла линейная картина, то был взнос христианства в постижение мира. Линейное движение предполагает наступление (= достижение!) некоего конечного состояния? На самом деле, такая картина предполагает не одну, а две точки – начальная и конечная. Уже новое время пришло к спиралеобразной картине мира. Человеческий мир – это вращающийся мир. И, в то же самое время, восходящий мир. Иначе говоря, развивающийся мир. Приятно было узнать, мы не стоим на месте. Не столь приятно, в этом меняющемся мире ничто не вечно, и мы тоже.
Как же тогда возможно конечное состояние, возможно ли вообще.
Ну, неужели в нашем мире возможно только начальное состояние? Поневоле вспомнишь знаменитое: «Я научила женщин говорить... Но боже, как их замолчать заставить!». Заставить, нужно заставлять, зачем? Не странно ли, говорить учила, а как молчать, нужно заставлять. Выходит, научить  молчанию невозможно. Человек переместился с одного полюса – на другой, захочет ли он вернуться, туда, где он был, на первый полюс. Если заговорил, остановиться уже не в его силах, но какая же сила тогда вернет его к молчанию. Как утверждает диалектика, сила развития, переходящая в свою противоположность, силу отрицания. На мой же взгляд, причина возвращения, чаще всего, истощение. Или шире, исчерпание. В пределе, опустошение.
Если мир вообще = линия, каков тогда человек вообще?
Один ответ, практический, известен, это Протестант, иначе, дух протестантизма. Если угодно, идея личного подвига, личного воздания, идет к Создателю своим трудом, отсюда, и новая этика труда. Какие тут могут быть круги и спирали. Но едва только занялся этот мещанский (тлетворный?) дух, тут же отыскался дух с совершенно противоположными качествами. Русская идея, если угодно, соборная идея, всем миром откроемся Всевышнему. Перетягивание каната началось. В 60-е? мы вырвались вперед, разве это не наш спутник, не наш луноход, не наш атомоход. А есть еще, наш космонавт, наш писатель, наш идеал.

Что мы знаем о мире теперь? наш мир образован оппозициями.
Такой очень привычный облик. Свой – чужой, верх – низ, добро – зло, желающий может продолжать. Сколь угодно долго. А между ними? Между ними болтаются (или все-таки живут?) мифы, их много. И они множатся. И они отрывают нас от нормальной жизни, от нормального существования, а мы поддаемся. А мы почему-то поддаемся. Это там рынок, стоимость, цена равновесия. Но это не объединяет, скорее, напротив, разъединяет. Разве инструменты могут объединять. Что же вас может объединить? Бунт! Разумеется, бунт – это не инструмент, тогда что есть бунт? Рискну утверждать – смирение! Это бунтовщик-то, крушащий все, что ему попадается на пути? Да, он. Круши?! Потому что принял судьбу, примирился. Он-то примирился, но ведь прочие упираются. Нет, пойдете со мной, или за мной, все вместе. И все вместе припадем к подножию.
Припадем? Преклонимся, перед "тем, что уже бесспорно".

2.2.
Тогда назад, к мифам.
Это значит, работает машина, производящая мифы.
Это значит, что наступает очередь ориентиров. Чужой – обычно это враг, с врагом должно поступать сурово, не щадить. Еще в мире различаются нижние и верхние этажи, или уровни. Для человека нормально начинать с нижнего этажа и постепенно подниматься на этажи верхние. Все поднимутся? Странный вопрос, кто же тогда останется на нижнем этаже. Вы-то сможете представить подобный этаж пустым? И правильно сделаете. Но если жить приходится с оппозициями, точнее, внутри этих оппозиций, тогда  обзаводиться ими оппозициями, приходиться в любом обществе. Даже в таком передовом, каковым считался СССР в 60-е.
Возможно, поэтому в СССР сохранились подвалы .
Да, иногда нужно посещать и подвалы. Выйти из подвала, на свет, вдохнуть свежий воздух. Ну, что вы стоите, идите. Да не бойтесь, я подежурю, если что подам руку. Посмотрите, какая у меня крепкая рука, надежная, сильная, одним словом, рука пролетария. Помните, поднимется могучая рука миллионов, так вот, она уже поднялась. Поздно теперь верещать, вы уже в руке! На выходе броская картинка, хилый буржуй и могучий пролетарий. А если картинку перевести в динамический образ? Буржуй = прошлое + настоящее. Пролетарий = настоящее + будущее. Короче, уходящее прошлое и восходящее будущее.

Как работает мифологическая машина?
Как объединяющая сила (миф + лозунг + идея), принцип ее работы известен.
Нужно перенести основную оппозицию во внешний мир, встать в оппозицию к миру внешнему, уже поневоле. А какая оппозиция имеет решающее значение для СССР, в котором были ликвидированы классы? Конечно «свой – чужой», а потому внешний мир автоматически становится чуждым, ради этого пришлось обзавестись железным занавесом. Что же тогда останется внутри железного занавеса? Общество, лишилось оппозиций, стало единым, монолитным, как же оно будет вращаться, то есть, как же оно будет развиваться. Обычное человеческое любопытство, если кто занавесился, возникает желание заглянуть, узнать,
что там, что внутри общества, вернее, что остается внутри монолита?
После того, как это общество предстало новым миром, вступило в конфронтацию с миром старым, и теперь напрягает все свои силы на то, чтобы уплотнить время и достичь предсказанного теорией конечного состояния? Общество, которое вступило в соревнование со временем, как его можно представить? В самом деле, не вспоминать же давно забытую тройку, которая летит, да так, что все прочие народы расступаются.
Все уже расступились, на исторической дистанции мы одни.

Что же мы собой представляем?
Одинокого бегуна, озабоченного единственной мыслью, оторваться. Уйти от преследователей, стать недосягаемым для любого преследования. На практике: не повторять путь, тот путь, которым шла прежняя цивилизация, который она прошла. Оно и понятно, ведь новый герой – то лучшее, что было в старом мире, он ушел, вернее, вышел. Там осталось худшее. Так неужели это худшее тащить в новый мир? Ради такого «Солнца», наверное, стоило рваться, столь бешено, столь напряженно. Бежать ради того, чтобы добежать, рывком, так оно и было. Бежать, ради того, чтобы бежать, так оно и будет. Но тогда зачем рваться? Иными словами, да ради чего нам тогда жить! да еще столь пламенно. Строго говоря, бегун, на то он и бегун, чтобы бежать, ведь это его нормальное состояние. А нормальное состояние советского общества 60-х, в чем оно?
Это состояние можно определить как дважды возможное.
Как возможность возможного: состояние «бегун» = полубезумное состояние.
Вернее, признак такого не совсем нормального состояния. Есть ли хоть что-то, что отличает людей, участвующих в этом забеге на вечность, людей, представших бегущей массой? Только одно, здесь не имеют значения личные качества. В этом смысле, бегущая масса не отличается от очереди. Кто первым подойдет к окошку? Да тот, кто стоит в самом начале очереди. Стоящие в конце, они же последние. Решающую роль играет место, рискни, выйди из очереди, уйди. Какой благородный жест! Не заблуждайся, просто-напросто, ты кому-то освободил место, благодарности не будет. Но что-то останется, ведь обязательно что-то должно остаться? Твоя вина, почему не вышел раньше! Ты готов быть виноватым, готов жить с чувством вины?
Что же это такое, «подлинно человеческие» условия?
Разве очередь не является таким подлинным условием? Тогда почему мы до сих пор не избавились от очередей. Не пора ли признать, что очередь – одно из величайших достижений. Тогда в чем смысл Октября? Обойти очередь! Вам не смешно? Захватить другое «окошко», на ученом языке, другой источник.

"Я очень много работал и абсолютно был истощен: днем работал как ученик
на заводе, а ночью занимался своим творчеством" (Неизвестный, 2003, с.26).

3. Мирный треугольник
3.1.
Мир предстал своего рода беговой дорожкой, дистанция. На этой дистанции всего два бегуна, и надо признать, мощные бегуны, идет состязание. Все внимание, мира, к этим двум фигурам, кто обойдет. Не кто вырвется вперед, а кто обойдет и станет недосягаемым. Приятно, конечно, поддержать победителя. Поэтому не пропустите момент, не упустите. В пылу надежд забыли о некоторых технических вещах, о дорожке, по которой несутся бегуны. Между тем дорожка стала обретать подозрительно прямой вид, прямая. Впрочем, другой дороги мы и не признавали. Цели определены, задачи поставлены, за работу товарищи.
А между тем человек?

Человек всегда норовит куда-нибудь выйти.
Не откуда, это не интересно, а куда, вот где интрига. Однако настали времена, никто не интересуется нашим происхождением. Зачем, все мы уже советские люди. На деле, куда бы мы ни выходили, мы выходим из оппозиции. То есть, переходим в пространство новой оппозиции, должно быть, там попросторнее, можно будет руками размахивать. Но можно ли перейти (выйти?) в какое-нибудь иное пространство. Не просто в черно-белое (или левое – правое), но в какое-нибудь красно – желто – сиреневое пространство.
Заглянем в Театр, почему с прописной буквы?
Разве не об этом говорил классик, жизнь = театр , а если жизнь превращается в забег.
Да, Театр. Нет, это не знаменитый «Современник», только журнал, не слишком толстый, не слишком частый. Пространство, где общаются люди театра, режиссеры, актеры, сценаристы. Еще люди причастные к театру, директора, экономисты, социологи. Увы, театру нужны и такие лица, хотя бы на заднике. Но есть люди и вовсе случайные, победители различных соревнований, ударники коммунистического труда, иногда секретари обкомов. Каждый может войти в театр, каждый может выйти из театра. Зачем вы ходите в театр? Я – рабочий сцены, вам туда, проходите, не маячьте, исчезнете.
Для актера вопрос странный, промолчит.
По традиции отвечает зритель. Обычный вопрос, почему я хожу в театр? Нашелся зритель, изменил форму вопроса: почему я редко хожу в театр. И убрал знак вопроса. Причин немало, следует перечисление: возраст, возраст, возраст. Ну да, то самое поколение, которое сбросило проклятие старого мира, вырвалось из его унылых казарм, вышло с радостью, куда-то оно пошло, куда-то вошло.

Если есть "выйти", должно быть "войти"?
Выйти из дома, чтобы войти в театр. А можно выйти так, чтобы никуда не войти?
Войти, тогда так не говорили, пойти в театр. Как будто из дома и не выходили, а просто отправились в другое место, лежащее в границах дома. Как будто дом включает и то место, где расположен театр. Придя в театр, мы остаемся дома. А если мы сначала отправимся на работу, по окончании смены, в театр, из театра – домой. На деле, мы шли на работу, с работы – домой, из дома – в театр, вечер в театре. Из театра – снова домой. Но, допустим, пройдем по маршруту "дом – работа – театр". Возникает нечто вроде треугольника.
Треугольник – жесткая фигура, об этом мы узнали на уроках геометрии.
Но где центр? В самом деле, разве Театр не приходит к нам на работу, видите, опять артисты пришли к нам в гости, беседуют с коллективом. Почему бы Театру не прийти в Дом? Даже не смешно. Он там, дома, просто не нужен. Почему? Да потому что там уже есть театр, телевизионный. Когда-то все шли на площадь, там и был Театр. Теперь театр вошел в дом, благодаря телевизору, нужно ли идти куда-то, смотреть что-то занудное. На работу, да, на работу еще надо ходить. Работа была центром, театр и дом – приложение, так считалось. В те времена работа еще не вошла в дом, это заслуга уже последних лет, двадцать первого века.
Действительно, странное время.
Человека пытались всеми силами вывести из своего домашнего мирка, в то время как мир сам вошел в его одомашненное пространство. Домашнее? Наиболее человеческое, остаться бы там. И что, скиснуть? Не в этом дело, дома невозможно притворяться, слишком хорошо местный люд знает друг друга, не проведешь. Иное дело площадь, или фойе, зрительный зал. Там возможно и такое чудесное свойство, как анонимность. Воспользуйся, друг. Представь себя тем, кем хочешь. Да, ты сам, сам себя, кем захочешь, представь.
Ну что ж, представление началось.
3.2.
Люди, их много. И все красивые, хорошо одетые, они пришли, ожидают.
Это театралы, настоящие, они необходимые элементы совершенно особой атмосферы.
Нет, вы только подумайте. Их ждут, все ради них, для них. Такой воздух возможен только в Театре, да еще в тот самый  волнующий момент, когда вот-вот начнется, возникнет нечто новое, небывалое, а точнее, премьера, с ней «атмосфера избранности, которая всегда сопутствует премьерным спектаклям» (Есин, с.49). Войти, почувствовать себя избранником, в каком-то там свитере, в каких-то там джинсах?
Нужен костюм, обязательно финский. Нужны туфли, непременно английские.
И конечно, нужен галстук, плюс платочек. Где взять? Странный вопрос, там, где они есть, в магазине верхней одежды, в обувном магазине. Не проблема, для того, кто работает в книжном магазине. И книги могут быть дефицитом. Один человек выходит в книжном образе, другой в образе любителя книг, но это родственники, родные братья – дефициты. Любитель модных книг может быть носителем костюма, туфель, галстука. Обладатель книг может быть любителем костюмов, туфель, галстуков. Здесь, перед нами, как раз то неантагонистическое отношение, благодаря которому люди создают пространство своей жизни.
Оно включает, это пространство = магазин + театр + квартира.

Это для борьбы человеку требуется оппозиция.
А для жизни ему нужно совсем другое пространство, устойчивое.
Такую устойчивость дает только треугольник. Простейший треугольник известен со времен Древнего Рима: работа – армия – дом. Со временем чуть изменился: собес – цирк – квартира. А в какой треугольник нас ввел Сергей Есин? Здесь человек не живет, он только существует. Потому что он всего лишь Носитель – носитель престижа. Грустно, но живет именно Престиж. Но если такового нет? Тогда нет и самого человека. А есть только бледная тень, хотя бы и укрытая финским костюмом. Костюм лишь отражение (форма?) тех возможностей, которые дает работа в книжном магазине. Возможность? Да, пространство – «магазин – театр – квартира» – обладает потенциалом, солидным. То место, где можно возводить башню. Башню престижа, высокого социального ранга. Место, где можно запустить социальный лифт, вернее, шагнуть в этот лифт, поскольку механизм его запущен давным-давно. Нужно лишь воспользоваться, суметь.

Разумеется, герой Сергея Есина воспользовался представившимися возможностями.
Почему бы и нет, если двери лифта открылись, осталось войти, а его приглашают, входите.
Но я несколько забежал, этот персонаж (= типичное лицо) не из 60-х. Я перебрался уже в 70-е. По той простой причине, что начинались эти персонажи именно в 60-е. Именно тогда они взошли на вершину пирамиды, заняли, лучше сказать, перекрыли, все подходы и подступы. Начали определять жизнь общества и сами жизненные обстоятельства. В каком треугольнике они окопались, или, вернее, какой треугольник их подхватил, да еще столь удачно.

3.3.
вернемся в Театр, старый журнал, кто-то там обитает.
Какие-то очень древние вещи. Из журнальной темноты выхватить их можно столь же старыми, как и они сами, словами. Открываем «Театр», 1961-й, двенадцатый номер, доходим до последней страницы. Там перечень, простой перечень имен, названий, номеров. На некоторые имена стоит указать. Арбузов. Розов. Радов. Симонов. Товстоногов. Что-то я пропустил? Конечно, Погодин. Софронов. Штейн. Вивьен. Но здесь мало, что зависит от меня. В противном случае я бы выделил. Зорин. Львов-Анохин. Эренбург.
Имена в данном случае, не столь важны.
Важны слова, которыми сумма имен позиционирует себя.
Какие слова выплывают на передний план? Одно, несомненно – это Время. Я не о том, наскучившем – "Время, вперед!", хотя здесь и дано определенное отношение ко времени. Вначале слова, указывающие, или претендующие на преемственность, иногда приятно ощущать себя наследником.

С чего начать?
Конечно, с похода. Большой поход + Строители  коммунизма + Мы будем жить при коммунизме. Не нами началось, но мы претендуем на завершение похода, большого похода, еще бы, весь народ вышел. Нам, нашему поколению выпала особая честь, завершить поход, войти в пункт назначения.
Что далее?
Конечно, метафизика, куда от нее. Советская метафизика – особая, в ней преобладает оператор «НЕ». Отсюда и такие слитные фигуры, как мистер «НЕТ» . Предыдущая традиция предается забвению, еще бы надо начинать новое летоисчисление. Прежнее время прервать, начать историю, начать новое время. Это называется преобразованием бытия = Гибель богов + Бессмертие + Классик. Понятно, что классик № 1 – это отец-основатель. Его дело бессмертно, как и Классик. На деле возникает череда классиков, один за другим они выходят на первый план, оттесняя прочих. Плохо ли, мы приобщаемся к вечности, уже вошли.
И, наконец?
Время текущее, прохождение этапов, стадий, периодов. Зачем выделять какие-то отдельные отрезки времени? Чтобы уплотнять это время, тем самым ускорять его ход. Время давно разбито на пятилетки, шаг за шагом. Помимо этого каждую пятилетку надо еще и перевыполнить. Поэтому и текущее время обретает особый лик = Московское время + Чувство времени + Требования времени. Но если? Ведь в жизни всякое случается, и какое-то предприятие не выполнит план? Не страшно, можно скорректировать, всегда.

Время диктует, мы радовались. Дальше инверсия: время работает нас.
В чем выражается такая работа времени? Есть две такие вещи = судьба + кредо. Или огрубляя, судьба поколения + идеалы поколения. Что касается идеалов, то они резюмированы в лозунге: «Мы будем жить при коммунизме». А далее, личные судьбы и личные мировоззренческие основания. Само время предопределило судьбу поколения, и поколение смело пошло навстречу судьбе – мы выбираем борьбу, за самое главное, за Правду. Правда – отечественный аналог истины. Впрочем, в 60-е не надо было выбирать Правду. Она сама выбрала нас, эта единственная Правда. Тем самым наша судьба означала только одно: нужно родиться в это благословенное время. И все, площадка «магазин – театр – квартира» тебе обеспечена. И ты сможешь смело заявить: я – ловец. Как всегда, далее дело техники, зверь прибежит, выбежит. Еще одно мягкое правило, по которому звери бегут только на ловцов. Лови, ты готов раскинуть сети? Ну, … если сети есть!
Бегуны, какие из них ловцы, значит, не нужны.

Вместо заключения
Стабильность – лозунг 60-х, по крайней мере, после отставки Хрущева.
С этой точки зрения треугольник «время – правда – судьба» оказался сущей находкой. Треугольник – это та конструкция, которая обеспечивает обществу устойчивость, возможность долгого функционирования.  Но это еще и нормы, благодаря которым и строится жизнь, держится течение жизни. Подобный треугольник легко преобразовать, на то и метафизика, чтобы спустить ее с небес на землю, было бы кому. Данный спуск совершился как бы сам собой. Возникли, вернее, обновились наши неизменные ориентиры.
Традиция – Идеология – Философия .
Некий сплав революционного безумства и картины мира, претендующей на научность. Мы старались ограничить это безумие: "безумству храбрых", прочие составные, вроде ненависти, предпочитали обходить. Как никак, мирное сосуществование, смертельная борьба ограничивалась рамками идеологии. Неизбежное следствие, приходилось ограничивать и научность официальной картины мира, но мифологическая машина могла работать на полную мощность, заработала.

Что же состоялось в 60-е? Возвращение в линейный мир.
Ах, до чего же это был удобный мир. Не слишком хорошо устроенный? Возможно, зато очень хорошо объясненный. Неудобства временные, дальше прямая дорога к хорошо известной цели. Там будет изобилие. Почему общество, в 20-м веке, вернулось к линейной картине мира? А какая картина нужна примитивному обществу? Или даже так, обществу, стремящемуся к примитивности, к упрощению, к четырем действиям .
Черты этого спокойного лица?
Претенденты, они же символы, есть = Монолит + Апогей.
Но можно сказать и так: все это один лик, только на определенной стадии роста. Оборотная сторона? Возникший треугольник стабильности не был равносторонним, чрезмерный вес в нем падал на идеологию. Стоит ли удивляться, ведь средство идеологии – это и есть идеология. И когда исчерпание ресурсов набрало скорость, а рано или поздно это происходит с любым обществом, то важнейшей потерей стало истощение воображения. Можно вспомнить, «…если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся…» (Андропов, с.294). До сих пор? и это пройдет.

А если из 60-х, оглянуться на шестьдесят лет назад?
Владимир Ульянов, кто он такой? Человек, который решил (решился?) выковать цепь. Ведь он свято уверовал, мир уже объяснен. Значит, его нужно изменять. То, что для этого потребуются цепи? Бородатый классик, должно быть, ужаснулся, если бы вдруг узнал, с помощью каких именно средств будет проводиться в жизнь его объяснение.



Литература:

1. Андропов Ю.В. Избранные речи и статьи. – 2-е изд. – М.: Политиздат, 1984.
2. Галанов Б. Искусство портрета. – М.: Советский писатель, 1967.
3. Генис А. Расследования – 2.  – М.: Подкова, ЭКСМО, 2002.
4. Гудков Л., Дубин Б. Иллюзии и действительность // Литературное обозрение, 1988, № 6.
5. Ефимов А. Элитные группы, их возникновение и эволюция // Знание-сила, 1988, № 1.
6. Захарченко В. // Детская литература, 1966, № 9.
7. Лазарев Л. Записки пожилого человека. – М.: Время, 2005 (с.149).
8. Неизвестный Э. Лик – лицо – личина. М.: Минск: Полифакт, Знамя, 1990.
9. Неизвестный Э. Возможно, мы родимся вновь. На это надеются наши соотечественники, живущие в «зарубежье» // Известия, 1991, № 275, 20.11.
10. Неизвестный Э. Неизвестный кентавр // Российская газета, 2003, № 205, 11.10.