Матрешка

Вадим Кольцов
Моя цивилизация существует в другом измерении и на другой планете. Мы невидимы простому человеческому глазу. Наш организм - это энергетический сгусток, в человеческом понимании - душа. Люди думают, что душа – это часть их организма. А душа – это наша сущность, с другой планеты. Человек искусственно создан нами, несовершенное создание, он всего лишь оболочка, сосуд для временного пребывания нас. Как только человеческое тело рождается, в него вселяется сущность или душа. По принципу матрешки – своеобразная модель нашего симбиоза душ и тел.
Вселяясь в тело человека, душа блокирует память о предыдущих жизнях сущности, но остается информация на оперативных носителях. Вскрыть оперативную память и извлечь информацию, могут только особенные люди. Эти люди, имеют неразрывную связь с сущностью. Их на земле ограниченное количество, которые посвящены. Раньше их называли жрецами.
Мы не можем существовать на Земле в нашем энергетическом образе по многим причинам, поэтому вселяемся в физическую оболочку созданного нами, человека. Как в скафандр. На своей планете, мы свободно существуем без оболочки. У нас могущественная цивилизация, которая создала много, в глобальном, вселенском масштабе. Земля – это часть нашего проекта.
Бывает так, что человек подвергается какому-то сильному воздействию, и душа на время покидает тело или навсегда. Тогда, человек становится биороботом, пустышкой без чувств. Или просто погибает, умирает. Он не помнит себя и о себе ничего. Это небольшая недоработка наших ученых. Поэтому, через некоторое время, в это тело вселяется свободная душа. Обычно душа может жить от трехсот, до двух тысяч лет. Человеческое тело, существует около двухсот лет, потом оно приходит в негодность. Замену этому телу, пока не нашли. Но мы работаем над этим.
Человек, не ценит себя, он недружелюбен к своему телу. Возможно, это происходит потому, что в него уже заранее заложена программа самоуничтожения, временность происходящего. Раньше, продолжительность жизни, человеческого тела, была более трехсот лет, и оно было гораздо просторнее, больше. В связи, с некоторыми галактическими катаклизмами, Земля поменяла ось и положение во Вселенной. И организмы, на Земле, стали мельчать. Земле стало легче, нести на себе более мелкие создания, чем гигантов или великанов.

АЛЬДИЯ
Я родился в 1905 году деревне Альдия Моршанского уезда Тамбовской Губернии, в семье зажиточных крестьян. Нас в семье было одиннадцать детей, и я был средним. Это не самая большая семья, а скорее средняя. Себя помню примерно с трех лет, и то маленькими отрывками. По всей видимости, наиболее яркими событиями, память отразила это в моем сознании.
С босоногого детства, взрослые, приучали нас к земле и уходом за скотиной. Со старшими детьми, я бегал за козами и овцами по полям и лугам. Загонял их в хлев, после пастбища. Пасли коров, на пару с собаками. Став постарше, ходил со сверстниками за плугом. В деревне жили бедно, но у нас всегда было мясо, молоко, яйца и хлеб. Жаловаться было грех.
Из нашего хозяйства, местные купчие люди, затаривались продуктами, пшеном, яйцами, медом и мясом. Они везли все это в город и дальше, в Москву. Подростком, я слушал, как общаются взрослые. Как обсуждают урожай и качество выращенной пшеницы, удои молока, жирность мяса и всякие мелочи по улучшению урожайности. Проблемы пчеловодства и размеры пасеки.
Примерно с десяти лет, я познакомился с соседской девочкой Чивчихиной Наташей. Мы вместе бегали за коровами на пастбище, ходили рыбачить на речку и собирали грибы в лесу. Мне она очень нравилась. Симпатичная такая была. Тоже из большой семьи, только там она была младшая. Родилась в один год со мной. С годами она стала ещё красивей. К четырнадцати годам Наталья стала красавицей, невестой на выданье. Парни засматривались на неё. А сама девушка, перестала со мной общаться так, как общались по детству. Все больше засматривалась на взрослых парней. Я перестал её интересовать.
Хорошо помню, в деревне стояла деревянная Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенная еще до моего рождения. Мы с семьёй ходили в неё, когда шла служба. Добротное сооружение из дерева, собрано без единого гвоздя.
Россию сотрясали политические перемены, и эта волна докатилась до нашей русской глубинки. Крестьяне, которые не смогли жить в новых условиях, перебрались в города. Побросали свои нерентабельные земли и продали жидкий скот. Их хозяйства, загнулись ещё во времена моего нарождения. В деревне осталось всего два крепких хозяйства, наше и Чивчихиных.
Чивчихины держали мясных коров, породистых лошадей, огромные поля с пшеницей и рожью, а также мелкую птицу. У них во дворе стояла мельница, где они вымалывали муку. Сразу фасовали по мешкам. От покупателей не было отбоя. Купчие приезжали колонной подвод и увозили все оптом. Работа шла ежедневно.
Мы, в своем подворье, занимались тем же, но не составляли конкуренцию, а скорее дополняли друг друга. Нас спасала пасека, мед раскупался также хорошо, как мука Чивчихиных. Мы не держали породистых коней, зато у нас были молочные коровы и мясные куры, утки, гуси. Наши сады, благоухали весной и привлекали пчел для сбора нектара. Осенью, собирали спелые яблоки, груши и всякую ягоду.
Наташа, всегда говорила так: «Работа идет, контора пишет, рубль дадут, два запишут». Это она про мельницу и его управляющего. Тот ещё работяга - Иван Кудрявцев. Приехал из Харькова со своим сыном на заработки.  Сына звали Иван Иванович. Он был младше меня на два года, и мы вместе грузили муку на телеги.
Вспоминаю: «В июле 1916 года, я находился с ребятами на рыбалке и случись такое, видел как Иван Иванович, подглядывал за девками на речке. Те стирали бельё, практически разделись, так как вокруг никого не было. Лес, речка и одни бабы. Мы рыбачили за лесом, в километре по течению от них. Так, девченки узрели, что за ними наблюдает парень, тихо окружили его и вытащили к реке. Раздели и сбросили в воду. Он потом к нам приплыл, без штанов. Вот хохма была».
Наташа тоже тогда участвовала в этой казни. Так вот после этого, они с Иваном Ивановичем сдружились. И я их видел вместе, они гуляли по деревне. Он гораздо здоровее меня и выглядел солиднее. Я же был маловат для Натальи, хотя она была одного со мной роста. Но года, не трогали меня. Все время оставался подолгу молодым. Ход старения замедлялся для меня. Уж не знаю, почему так происходило.
Наступил 1917 год, прошла октябрьская революция. Смутное время. Мы даже не поняли, что вообще происходит и кому верить. В деревне совсем не осталось работящих крестьян. Бабы оставались, а мужики уезжали в города. Купчие приезжали все реже. Мука лежала в амбаре, скотину резать перестали. Но мы все равно не развалились и держались на плаву. Так прошел год. В деревню пришли какие-то люди, с красными плакатами и флагами. По слухам их называли большевиками. Я все думал: «Что же это за племя такое – Большевики?» Зачем они пришли, назначили своего старосту, провозгласили призыв, в котором говорилось: «Земля народу!» И мне стало интересно: «Что за народ, которому предназначалась земля? А мы разве не народ?»
Но как это было не печально, смысл всех призывов понял поздно. Староста созывал всех жителей деревни, объединяться в колхозы. Прокатилась волна коллективизации. А что такое колхозы, было непонятно. Я долго думал и ломал себе голову, сидел на берегу речки и размышлял: «Что же такое колхоз? Почему, мои отец и мать, должны вступать в это сборище бедных, чтобы делиться своим имуществом? Как же так? Получается, что всё наше хозяйство, станет общим, деревенским. Тот Гришка или Мишка, которые уехали несколько лет в город, бросив голодную скотину умирать, а поля заросли травой, смогут вернуться в деревню и получить все. И они будут хозяйничать в нашем подворье, как на своем участке.  Или Колька, который всю жизнь не работал, а слонялся по деревне, да просил поесть у соседей, изображал из себя больного. А теперь этого Кольку, взяли в отряд большевиков, заниматься продразверсткой. В итоге я не смог объяснить себе ничего путного».
Время шло, в деревню приезжали новые люди, в кожаных куртках и штанах, с маузерами на поясе и ружьями. Отец и мать, отдали в колхоз большую часть своего имущества, взамен получили какую-то бумагу. К 1918 году, мне было 13 лет, понимал немного, но вопросов было столько, сколько не смогла стерпеть, ни одна душа.
В деревне, периодически возникали вооруженные конфликты, начали убивать людей. Было страшно ходить по ночам. Там и тут вспыхивали дома. Деревянная церковь опустела. Все разграбили. Но не сожгли. Преосвященство сбежало или было арестовано. Гражданская война, добралась и до нас. Вначале прошла кампания по коллективизации, потом начали раскулачивать зажиточных крестьян. Естественно, в нашей деревне было всего две семьи. Точнее осталось таких две. Вначале получилось договориться с местными властями, нам немного оставили скота и земли. А потом приехали вооруженные люди из города и отобрали большую часть.
Мои старшие братья уехали в Тамбов. Отца забрали в город, какие-то люди. Мать осталась с сестрами. Дом и часть хозяйства, нам все же оставили. Правда, с этим, можно было прокормить только себя. Ни о какой торговле, речи уже не шло. Семью Чивчихиных, тоже, раздробили. Наташа осталась со своей матерью, проживать в доме и тоже им оставили часть хозяйства, чтобы не умерли с голоду. Братья уехали в город, на заработки, вместе с моими братьями, на завод. Её отец, после экспроприации мельницы и имущества заболел. Церковь оборудовали под общественное зернохранилище.
Когда окончилась Гражданская война, Наташа вышла замуж, за Ивана Ивановича Кудрявцева. А отец Ивана, ушел с большевиками по деревням. Молодые, остались жить в их доме, где еще проживали сестры и братья. Моего отца, потом, вернули в деревню. Он ничего не рассказывал, что с ним было. Вместе с ним, занялись кузнечным делом. Ремонтировали инструмент, правили косы, точили пилы и т.д. Так прошло несколько лет. Мы вроде даже успокоились, жили припеваючи. Кузница работала исправно. Правда мельницу и амбар у Чивчихиных экспроприировали, поэтому они занялись ткачеством. Изготавливали ковры, покрывала и на деревенском рынке обменивали на продукты, спички и другую необходимую утварь. Деньги потеряли всякий вес.
У нас осталась пасека, т.к. ни кто заниматься пчелами не умел. Да и пчел почти всех распугали, выстрелами и взрывами. Пришлось собирать по полям. Поэтому отцу поручили поддерживать производство меда и отдавать его почти за даром людям, которые за ним приезжали из Тамбова. Отец забирался далеко в лес, на новые цветочные места, а меня оставлял в кузнице. Через год, после окончания войны, приехали старшие братья. Они сразу начали помогать отцу и работали на полях колхоза в качестве механиков на тракторах.
Семья Чивчихиных впала в немилость местных властей. В 1932 году, им приказали отдать дом под коммуну, а самим выселиться на окраину деревни, в лачугу. Дом у них был справный, большой. Они долго сопротивлялись, не хотели съезжать, плакали. Ее отец, даже хотел спалить усадьбу. Приехали люди в штатском и всех Чивчихиных собрали гуртом, посадили на подводы и отправили в Сибирь, без охраны. Им оставили лошадей, одну корову и две подводы с вещами. Нас не тронули, но дом пришлось разделить с другой бедной семьей из города.
Так мы остались в деревне, а Чивчихины сгинули в неизвестном направлении. Шестнадцать лет назад закончилась Гражданская война. Я женился на девушке, которая приехала из Москвы, в качестве агронома. В области окончил ремесленное училище, получил корочки механика-водителя. У нас родилось двое детей, мальчик и девочка. Андрюша и Вероника. Деревня не зачахла, хотя старая деревянная церковь совсем опустела и была заброшена. Колхоз вырос, мы так и проживали в своем доме. Но дом был, разделен стеной, для двух семей. Моего отца забрали и обвинили в подрыве колхозного движения. Меня предупредили: «После отца, заберем братьев и потом арестуем тебя». «Странно все это. Как же так? Работаем не покладая рук, на новую власть. Верим в светлое будущее коммунизма. Но что слышим? Что мы, являемся подрывниками колхозного движения?» - возмущался я в мыслях. Потом продолжал свои мысли, но уже вслух: «Наша семья, являлась основой, фундаментом колхозного движения в деревне. Всё, что было в Альдии, отобрано у нас».
В 1938 году, я узнал, что отца расстреляли. Мать не смогла пережить такое и умерла через год, после смерти отца. Братья, забросили кузнецу и опять уехали в город. Устроились на завод, где когда-то работали. Сестры жили со мной в одном доме. А как не стало отца, вышли замуж и разъехались по Тамбовской губернии.
Я по-прежнему проживал в деревне и работал в кузнице, мастером артели по ремонту механизмов и инструментов. Супруга трудилась в поле. Дети ходили в сельскую школу. Когда началась Великая Отечественная война, мне было 36 лет, но внешне, я выглядел на 25. Меня вызвали в военкомат и направили на фронт. Супруга с детьми осталась в деревне.
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА
Заканчивался третий год кровопролитной войны, наши войска перешли в наступление по всем фронтам. Я командовал отделением саперов, которое разминировало объекты, ранее оставленные фашистами. Сложность была еще в том, что приказано сохранять сооружения. А, как правило, в крупных городах, это были объекты культурного назначения. Но мы справлялись с поставленными задачами.
Населенный пункт, за населенным пунктом, переходили от фашистов в наши руки. Инженерно-саперное отделение, запускали  в населенный пункт сразу, после огневой атаки и зачистки отрядом СМЕРШа. К сожалению, я насмотрелся на страдания местного населения, которое оставалось в живых, после ухода оккупантов. В основном это были пожилые женщины, т.к. мужчин убивали первыми, а молодых угоняли в Германию. Их собирали в одно здание и чаще всего взрывали. Иногда не успевали привести «адскую машинку» в действие.
Как-то наше отделение следовало к объекту разминирования, и я познакомился с одним человеком. Он был шофером грузовика и подвозил нас к назначенному пункту. Я сел старшим машины, в кабину. Разговорились, он и рассказал, что сам с Дальнего Востока. Женился на девушке, которая приехала из под города Тамбова и назвал деревню Альдия. Я обрадовался до слез и стал его расспрашивать подробности: «Слушай, расскажи, что у тебя за супруга? Как её девичья фамилия?». Мужчина был серьезным, но начал свой рассказ, спокойно: «Познакомился, я значит с этой девушкой в 1933 году, они приехали к нам на подводах откуда-то из Тамбовской Губернии. Зовут её Марина». Я, было, расстроился, но продолжал выпытывать у Михаила подробности, в надежде, что узнаю о судьбе Наташи: «Так Марина ехала одна или была с сестрами и братьями?». Шофер лихо управлялся с автомобилем, крутил баранку и продолжал: «Да конечно она ехала не одна, с ней была сестра и братья. Сестру зовут Наташа».
Тут я начал сиять от радости и хлопнул его по плечу: «Старина, земляк, ура, нашел!».  Михаил шарахнулся в сторону, но выдержал мои чувства: «Ты, что знаешь Наташу?». Я по-прежнему улыбался во весь рот и радостно ответил: «Да, я с малолетства знал эту девушку, и она вышла замуж за Ивана Кудрявцева. А потом их отправили в ссылку в Сибирь и все дороги оборвались. Не знал где их искать». Я продолжил: «Значит ты Михаил, муж родной сестры Наташи Чивчихиной - Кудрявцевой?». Мужчина не оборачиваясь, ответил: «Да, я муж Марины, родной сестры Наташи».
Михаил рассказал все подробности их жизни, я записал адреса, где проживают родные Наташи. Мы расстались перед операцией по разминированию. Машина остановилась, мы быстро выпрыгнули, и она спешно уехала за линию фронта. А мы продолжили поиск мин на полуразрушенном заводе. Встреча происходила на территории Украины, в Черкасской области. Там же находился завод. Пока шло разминирование, мы не заметили, как были окружены спецотрядом СС.
Шел 1944 год, три года назад в этом же месяце началась война. Нас взяли практически «теплыми». Отделение состояло из шести саперов. Все занимались обезвреживанием мин, в одном из цехов завода. Предварительно была поставлена задача, подготовить площадку для установки оборудования на заводе. Войска Вермахта были далеко и мы немного расслабились. Охрана была снята и отправлена на другой объект. И как тут оказалась горстка головорезов СС, ни кто не понял.
В живых осталось только четыре человека. Двоих зарезали, когда они собирались предупредить об опасности нас. Я сильно переживал за такую оплошность, корил себя по-всякому. Умирать так рано не хотелось. Но с судьбой не поспоришь. Фашисты связали нас, надели мешки на голову и погрузили в машину. Следующее, что я увидел, это лесная местность и еще много людей в военной форме, гимнастерках как у нас. С нас сняли мешки и толкнули в толпу людей.
Пленных выстроили в линейку, у края траншеи, предварительно выкопанной в лесу. На дне траншеи, уже лежали несколько свежих трупов, в форме. Меня охватил озноб. Трясло от злости и ненависти. Кто-то из толпы выкрикнул: «Проклятые фашисты, вам осталось совсем немного, завтра….» Прогремела автоматная очередь и несколько человек отлетели в траншею, брызгая кровью.
Один из офицеров СС вышел из строя автоматчиков и на чистом русском спросил: «Кто ещё, хочет перейти на сторону справедливой Германии и помочь нам?» Ответа не последовало. Все приговоренные к смерти стояли, молча, зло смотрели на своих палачей. Когда прогремела автоматная очередь, я уже летел в траншею, на ходу теряя сознание.
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ
Я попытался открыть глаза, но что-то липкое сковало мои веки. В голове шумело, мысли путались. В следующую минуту, я предпринял попытку, пошевелится, но мне это не удалось сделать. По телу пробежала дрожь, и чувство ужаса отразилось болевым сигналом в голову. Руки и ноги были чем-то зажаты. В нос, попадал смрадный запах и какая-то слизь, прикасалась к засохшим губам. Языком, я почувствовал скользкую массу и быстро его спрятал в рот. Мои пальцы нащупали чьё-то тело, облаченное в одежду. Руками, при помощи пальцев, начал ощупывать пространство, чтобы высвободить руки.
Пока пытался как-то высвободиться, силы начали меня покидать. В животе предательски урчало, и подступали к горлу тошнотные спазмы. На языке остался сладкий привкус железа. Моё обоняние, постепенно привыкло к затхлому запаху гнили. В ноздри затекала какая-то жидкость. Я никак не мог понять: «Что со мной произошло и где я?» Меня одолевали смутные мысли и рисовались ужасные образы произошедшего. Но задав себе один единственный вопрос: «Кто я?» Сразу поверг себя в ступор.
Я не смог вспомнить вообще ничего. При попытке, восстановить память, сильно заболела голова, урчало в животе, и подступала тошнота. Немного отдохнул, попытался высвободиться еще раз, но потерял сознание.
Пролежав так какое-то время, я вновь приступил к движению, чтобы высвободиться из темного плена. Через несколько минут борьбы, я все же смог поднять свои руки к глазам и очистить их от липкой слизистой жидкости. «О боже, лучше бы я не открывал свои глаза» - с этими мыслями я опять закрыл свои веки и расслабился в изнеможении от ужаса. Мои глаза залила кровь, струившаяся из трупов людей, которые накрыли меня. Вперемежку с трупами, сверху сыпалась земля, проникая в мой рот и глаза.
Так я пролежал ещё несколько часов, пока не услышал человеческую речь. Потом послышались шорохи, и земля над моей головой начала шевелиться и расступаться. Кто-то оттаскивал тела в сторону и постепенно откапывал меня. Но мне не суждено было этого дождаться. Адская боль в голове, ощущение лопающихся сосудов, заставляла сжиматься в лепешку. Я все же потерял сознание.
Отделение саперов, которое пропало двое суток назад с территории секретного объекта, по оперативной информации с фронта, предварительно считается погибшим. Совпало так, что в этот день, пропал очень важный человек из состава Советский войск. Поэтому, пришел приказ от главнокомандующего: «Разыскать этого человека, живым или мертвым». Координаты, примерно указала разведка. Утром, передали по всем фронтам команду, отряду особого назначения СМЕРШ, проверить информацию, о казне советских военнопленных в ближайшем лесу от фронта. После недолгого поиска, по указанным координатам обнаружено место захоронения. Отряд СМЕРШа наткнулся в лесу на траншею, которая была завалена старыми ветками, листвой вперемежку с землей. Вокруг валялись вещи военнослужащих советских войск. Командир, приказал своим людям проверить траншею. Оперативно вызвали бригаду инженеров из батальона поддержки. Они несколько часов откапывали из могильника трупы военных. Люди укладывали их в ряд на земле, обыскивали и перекладывали на подводы. Потом их увозили на место, где всех придадут земле по всем правилам воинских почестей. Кого искали, нашли среди убитых. Осмотрели, погрузили в машину и увезли. Другие люди из батальона поддержки, продолжили раскоп могильника.
Один из солдат, вытаскивал очередной труп из траншеи, как почувствовал, что тело под ним ещё теплое. Он аккуратно отложил мертвого солдата и принялся откапывать теплое тело. Им оказался младший офицер саперных войск. Его голова была пробита, весь залит кровью, лица рассмотреть сразу не смог. Но интуитивно понял, что офицер скорее жив, чем мертв. Поэтому закричал: «Ребята, скорее сюда, один тут, наверное, ещё жив!» Все сбежались к траншее, осторожно взяли раненного бойца и отнесли в машину.
Мужчина был в бессознательном состоянии. Откопанного бойца осмотрел медик, убедился, что есть пульс, дал команду увезти в госпиталь. Он стоял и обсуждал произошедшее событие с сослуживцами: «Надо же, один еще жив. Значит, возможно, ему повезет». С этими словами он сел в машину и уехал в госпиталь. А отряд спасателей, заканчивал осмотр трупов. Почти всех удалось извлечь и разместить на поляне в лесу, чтобы после осмотра, перевезти в другое место для захоронения.
В полевом госпитале тускло горели несколько лампад, на операционном столе лежал мужчина на вид, тридцати лет. Медицинский персонал из трех человек готовились к операции. Предстояло вернуть к жизни молодого бойца, обнаруженного в земляной траншее лесу. Его голова была пробита, рука висела плетью из-за раздробленной кости. Пулеметная очередь перебила плечевую кость. Старый и опытный хирург, планомерно вскрывал кожу и очищал раны сантиметр за сантиметром от нагноения и грязи. Предстояло в несколько этапов сшивать ткани руки и головы.
За восемь часов операции, удалось полностью восстановить руку и зашить раны на голове. Тем более голова пострадала не так сильно, как рука. Просто пациент потерял много крови. Здесь же произвели переливание. По группе крови, подошла кровь младшей медсестры – Нины. Операция прошла успешно. Пациента переместили в другое помещение и готовили к переброске на «большую землю». 
- Война для него, скорее всего, закончилась.
 За пациентом глядела Нина, т.к. переживала, как приживется её кровь в теле этого человека..
КОРОТКАЯ ЖИЗНЬ ТЕЛА
В палату вошли люди в штатском. Я лежал и просто смотрел на входную дверь. Со мной находились ещё несколько человек, видимо такие же тяжелые, как я. Люди в черных плащах, подошли ко мне вплотную, присели напротив и начали допрашивать. Первым начал здоровяк: «Как Вас зовут?» Я, молча, лежал, но с открытыми глазами. Попытался открыть рот и сказать, но из горла вышло только шипение. Тогда другой, поменьше сказал: «Хорошо, мы будем задавать вопросы, а Вы просто киваете головой?» Я кивнул. Тогда здоровяк продолжил: «Вас нашли в траншее с трупами. Вы красноармеец?» Этот вопрос поверг меня в ступор: «Я не помнил, кто я? Несколько раз, после пробуждения пытался ответить на множество вопросов, но не смог.  Кто такой красноармеец? Странные вопросы задают».
Я лежал и думал: «Вот их речь понимаю, но на вопросы ответить не могу.  Что они от меня хотят?».  Штатские еще задали несколько вопросов, но ответ на них не получили. Встали и громила сказал: «Мы еще придем, когда Вам будет лучше». Они ушли, захлопнув за собой дверь.
Через неделю, мне стало легче, я начал говорить и ходить. За мной приехали, одели и пригласили пройти с ними. На улице, одели на голову и надвинули на глаза, черную шапку. Посадили в автомобиль и повезли в неизвестном направлении. Везли долго, я не сопротивлялся. «А чего сопротивляться, если даже не знаю, что происходит?» - подумал я.
Меня привезли, завели в помещение и сняли шапку с глаз. Я прищурился от сильного света, который бил мне прямо по глазам. В просторном помещении стоял стол и два стула. На столе яркая лампа, которая была направлена мне прямо в глаза. За столом сидел мужчина и что-то писал в большую тетрадь.
Опять продолжилась старая история, с вопросами. Странных вопросов, было много. Мужчина, нервничал и злился. Потом он, вышел из помещения. Вошли двое громил. Не проронив ни слова, начали меня методично избивать. Били по бокам и спине. Голову трогать не стали. Мне было, больно и я кричал. Потом потерял сознание.
Очнулся, весь мокрый, на полу. Меня обливали водой из шланга, сильно болела голова. Громилы подхватили меня за руки и посадили, на стул, предварительно связав. Еще несколько раз ударили в живот, кровь хлынула изо рта. Голова кружилась, хотелось пить и есть.
В помещение вошел человек в форме, отдал какой-то приказ и громилы отошли от меня. Меня развязали, надели на голову черный чехол и вывели из помещения. Следующее, что я помню, кинули на кровать. Голова закружилась в карусели, глаза закатились. Здесь я опять провалился в небытие.
«Всё, он нам больше ничего не расскажет, его дни сочтены. Мы отбили ему, все, что у него, было» - сказал громила, который пощупал тело сапера. В комнату зашли солдаты, упаковали бойца в мешок и вынесли к машине. Тело выбросили на свалку, ни кто не придал его земле. Так окончилась жизнь героя, по которому грустила семья, ждали дети, и плакала жена.
СЕДЬМОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Я видел, как моё тело вывезли на свалку. Но не чувствовал к этим людям ничего. Не грустил и по потере тела, так как нет у нас таких чувств, как есть у людей. Мы сами создали их такими. Эти переживания, вредят телу и плоти. Издержки генной инженерии. Человеческая оболочка, тонко настроенная система. И когда в него вселяется душа, она придает телу одухотворенность.
Седьмое измерение, в котором пребывает моя сущность, не видима людям. Человек настроен, не видеть более трех измерений. Поэтому их чувства, эмоции, переживания, все это дополнение к телу. С этими дополнениями, ему не нужны другие измерения. Пока человек разбирается с тремя измерениями и кучей эмоций, он не понимает сущности других измерений.
Но я все, же решил, остаться в этом теле, поэтому вернулся к саперу. На свалке не было других тел. Только мусор. Полетал немного над ним и вошел обратно. Человеческая оболочка бойца, была сильно испорчена, но срок смерти, еще не наступил. Так сказать, гарантийный срок «скафандра» продлен еще на некоторое время. Но войти в одну реку дважды, невозможно.
Я очнулся, открыл глаза, передо мной открылось интересное зрелище: «Вижу, груды мусора, какие-то коробки, кормовые отходы, тряпье, вонь страшная, вокруг вода и развалины домов». Я приподнялся на локтях, силы меня оставляли, кружилась голова. На мне были какие-то обрывки ткани, одежда разорвана в клочья. Прибежали дети, что-то собирали в этом месте. Я присел, облокотился спиной о кирпичную стену. Дети увидели меня среди этой грязи, подошли, спросили: «Дядя, что с Вами, откуда Вы здесь?»
Я попытался ответить: «Мммм, эээээ, шшшшш….». Зубов не обнаружил, язык опух и не ворочался. Дети отпрыгнули назад, закричали и убежали. Я опять упал в грязь и пролежал до того момента, как на свалку пришли взрослые. Двое мужчин, подняли меня, побили по щекам, дали выпить воды. Потом уложили меня на носилки и понесли. Несли долго, я даже не помню, куда.
Оказался опять на операционном столе, в чистом и сухом помещении. Врачи, разрезали с меня все лохмотья. Старый хирург, осмотрел тело и сказал сам себе, под нос: «Ему повезло, гангрены ещё нет, руку спасем. На голове есть швы, они начали затягиваться». Потом поправил свою шапочку и крикнул медсестрам: «Давайте, несите инструмент, готовьте анестезию». Медицинский персонал засуетился, анестезиолог сделал укол в руку, и я провалился в сон.
- Сколько я провалялся в больнице, известно самому богу.
Подумал я. Меня выписали, выдали документы, паек и вещи. В больничных документах на выписку, значилось, что меня зовут: Владимир Иванович Андриянов. По этим документам, я родился 14 мая 1915 года в г.Хабаровске.
- Где такой город?
- Ничего не помню.
Мне объяснили, куда надо обращаться, чтобы получить проездные документы и попасть домой. В военном удостоверении значилось: «Служил в «Отдельном саперном батальоне 151 Дальневосточной дивизии им.В.И.Ленина» в звании лейтенанта. Получил ранение в голову, контузию и потерю памяти. Ранение левой руки».
Старый хирург проводил своего пациента, а сам прокрутил в мыслях то, что сделал.
- Мне пришлось выдать этому человеку, документы умершего на операционном столе бойца, которого я не смог спасти, но дал вторую жизнь другому человеку. Все равно, этот сапер, не помнит себя. И после такой травмы и контузии, память вряд ли ему вернется. Значит, он начинает новую жизнь с чистого листа. Пусть едет на край земли, где ему будет лучше. Нина его встретит и будет счастлива.
Врач уничтожил вещи бойца, кинув их в печку. Потом, старик подробно проинструктировал, как себя вести, к кому обращаться, куда ехать и кого искать. Так, хирург дал путевку в жизнь, давно умершему человеку. А Нине отослал срочную телеграмму, где велел встретить этого человека, как родного.
С этими документами, я проехал в комиссариат, где мне выдали документы на демобилизацию и проездные домой. В военной книжке было написано: «Не годен к военной службе и т.д.» По всей видимости, военная карьера закончилась и теперь предстоит возвращение домой. Новая, послевоенная, гражданская жизнь.
- Какая она - подумал я.
- Честно, я не мог вспомнить кто я такой? Пытался, много раз, представить, закрывал глаза, напрягался, но ничего не приходило в голову. Как лист чистой бумаги.
С этими мыслями, документами и своей контузией, я прибыл на железнодорожный вокзал. Предстояла дорога домой. Адрес, мне записали в блокноте. Доктор, при выписке сказал.
- Тебя там примут, как родного.
Я поверил ему, так как другой информации, не знал.
- Возможно, меня там кто-то ждет - думал я.
Достал блокнот и прочитал про себя записи доктора: «Город Хабаровск, улица Дарвина, дом 7». Почесал свою голову и сам себе сказал: «А где же это? В какой стороне? На какой поезд садиться?»
Слава богу, пришли на помощь добрые люди, помогли найти нужный поезд и через пару часов, я уже сидел в теплушке. Состав шел в Восточном направлении к Тихому океану. Прямо как в песне: «И на Тихом океане, свой закончили поход». За стенкой теплушки, проносились леса, поля, города. И чем дальше, отъезжал состав на Восток, тем населенных пунктов, становилось все реже. Будто поезд попадал в другой мир, седьмое измерение.
Иногда, я выходил на редких станциях, наблюдал за людьми, обменивал свой паек на вещи и еду. Мой путь проходил через густые леса, по дороге попадались широкие реки. Красивые места. Железнодорожные мосты. «Я не помню ничего, из своей прежней жизни. Впервые вижу эти места. Не помню, чтобы я проезжал мимо такой красоты, не заметив этого» - подумал я.
НА КРАЮ ЗЕМЛИ
Конечный пункт путешествия – край земли, побережье Тихого океана. Я посматривал через щель досок теплушки и размышлял: «По документам, я там родился и проживал. Доктор сказал, что там меня ждут родные и близкие. Ни один патруль меня не остановил и не проверил документы. А если бы остановил и начал проверять, то я вряд ли смог сказать, что-то вразумительное. Память меня покинула, и я помню свою жизнь, как очнулся в палате, после операции. В пути, я провел около тридцати дней.
За месяц пути, мне хотелось помыться в бане, хорошо поесть и прилечь на мягкую кровать. А еще мечтал увидеть своих родных, потому что я их совсем не помню. В теплушке со мной ехали еще около двадцати пяти человек. Мужчины, женщины, дети, старики. Все мечтали приехать и заняться своими делами, встретить родных и начать жизнь без войны.
Наконец, поезд въехал на территорию Дальневосточной республики, так её называли пассажиры состава. Я тут и там в теплушке, слышал перешептывания, в которых люди рассказывали об этой местности, о климате, о богатстве этих мест полезными ископаемыми. Я слышал, как мужики рассказывали о хорошей охоте и удачной рыбалке. Мне понравились рассказы бывалых, тех, кто проживал в этих местах до войны.
По пути следования поезда, нам попадались леса, раскрашенные в желтый, красный и зеленый цвета. Люди говорили, что это осень, ту, что воспел в своих стихах Александр Сергеевич Пушкин. «Кто такой Пушкин?» - я опять этого не знал и мучил себя такими вопросами. Но, правда, было очень красиво. Я долго смотрел с завороженными глазами, на эту сказочную красоту.
Постепенно, леса сменились перелесками, полями и редкими домиками, и целыми деревнями. Населенные пункты попадались все чаще. Наконец, показался красивый железнодорожный мост, через большую и широкую реку. Люди засуетились. Все кричали: «Это Амур! Красота! Великая река». Состав замедлил ход и въехал на мост. Следующие несколько минут мы проезжали амурский мост. Как проехали мост, поезд застопорил свой ход и почти остановился. По составу пробежала информация, что ждем разрешения пройти к станции города Хабаровска. Это был мой конечный пункт. Но поезд, направлялся к Тихому океану во Владивосток. Через несколько часов, теплушка подкатила к станции. Поезд остановился и люди, один за другим начала прыгать из вагонов на перрон.
На станции, было много народа, все кричали, кого-то встречали, обнимались, кидали цветы, тут и там раздавались радостные возгласы и грустные крики, даже кто-то плакал. Я не совсем понимал, почему люди плачут? Может от боли, а может от радости. Меня ни кто не встречал. Я спрыгнул из вагона и пошел по направлению к зданию вокзала. Прошел через вокзал и расспросил прохожих, как же добраться до «моего дома».
Нашлись добрые люди, которые объяснили где находится мой дом. Также, помогли добраться до него. Дорога заняла примерно около часа, старичок посадил меня на свою подводу и доставил до «Цыганской слободки». Так он называл это место. Я расспросил, почему он так её называет, на что мужичок ответил: «Да захватили наши земли цыгане, будь они не ладны! Заняли несколько подворий, вместо огорода у них, стоят кибитки, в которых они живут. Их дети, ходят, попрошайничают, родители не работают».  Я посмеялся, но ответ старика, меня, почему, то не удивил, а только рассмешил.
Повозка остановилась около ворот одноэтажного дома, хороший, добротный, деревянный дом. Старик бросил через плечо: «Всё, приехали, солдат, вот твой дом». Я поблагодарил мужичка, взял свои пожитки и спрыгнул с подводы. Повозка уехала, а я подошел к воротам и встал как вкопанный. Ноги стали тяжелыми, я не мог сдвинуться с места. Немного постояв, привел в порядок свое дыхание. Кое-как поднял руку и попытался постучать по воротам. Руки не слушались, но постучать удалось. Во дворе залаяла хозяйская собака. На шум, кто-то вышел из дома и приоткрыл воротину. Это была симпатичная женщина, лет сорока.
- Здравствуйте, заходите!
- Меня зовут Владимир.
- Очень приятно, мы Вас ждали.
Я удивился, но любопытство не выдал. Приятно, когда тебя ждут и встречают.
- Меня зовут Наташей, а Вы муж Нины, она сейчас в город уехала по делам.
Женщина провела меня в дом и усадила за стол. На столе уже стояли какие-то угощения. Картошка, соленья. Зашел мужчина, в руках большой бутыль жидкости. Посмотрел на меня и сказал.
- Привет, я Иван Кудрявцев, а ты Владимир.
Я сидел, и смотрел, на него хлопая глазами.
- Не вставай.
Мужик протянул мне руку. Я поприветствовал его и улыбнулся.
- Все, отвоевался, решил приехать в родные края? Мы думали, ты не вернешься?
- Слушай, я не помню ничего из своего прошлого, контузия, операция.
- Понимаю, не переживай. Твоя супруга хоть и слепая, но все тебе напомнит.
Последние слова меня почему-то не удивили.
- Логично, мужик без памяти и жена слепая.
В дверь вошла красивая молодая женщина и сразу бросилась ко мне на шею.
- Миленький ты мой, я так долго тебя ждала. Ты так давно не был дома.
Женщина сильно сжала мою шею своими сильными руками и начала рыдать.
У меня навернулись слезы от умиления, тоски и радости. Я попытался что-то сказать, но ком в горле выдавил из груди только стон.
 - Не переживай, я тебя выхожу. Сейчас пойдем домой.
Женщина хорошо ориентировалась в пространстве, и я бы не подумал, что она слепа. Выглядела потрясающе. Она еще несколько раз прижалась ко мне, потом посмотрела на меня, потрогала руками лицо. Молча, постояла, взяла за руку и подвела к столу.
- Давай посидим, поговорим с моими друзьями и родными. Все очень ждали тебя с фронта. Муж сестры моей подруги Михаил, с фронта не вернулся еще, ждем. А её муж, вот Иван, вернулся. Иван схватил бутылку жидкости, разлил всем по граненым стаканам и встал.
- Давайте выпьем за встречу!
Все встали и взяли в руки стаканы. Мужик протянул стакан и мне. Я взял его. Иван стукнул, своим стаканом с моим и залпом выпил его содержимое. Я продолжал смотреть на остальных. Женщины тоже выпили жидкость. Наташа посмотрела на меня одобрительно и предложила выпить.
- Давай, что же ты стоишь, радость, то какая? Пей!
Я зажмурил глаза и влил себе в рот жидкость. Мое дыхание сперло и тысячи свечей загорелось в горле. Я открыл рот и как рыба, стал хватать воздух ртом. Подбежала Нина и погладила по спине, спросила.
- Милый, что с тобой. Чувствую, тебе плохо?
- Да что-то не так, я ни разу не пил такой жидкости.
Наташа и Иван рассмеялись, подумали, что я так шучу. Но Нина остановила их и сказала.
- Наташа и Иван, Володя перенес сложную операцию, он еще не оклемался. Больше пить не будет.
- Ребята, вы не переживайте, я себя помню плохо, контузия. Но такой жидкости не пил, ни разу в своей жизни.
Вся компания приступила к трапезе, Володе ни кто теперь не наливал. А Нина села рядом со мной и рассказала, как она добиралась с фронта домой. Как в пути, потеряла зрение, частично. Попала под обстрел и пуля угодила в голову, повредила глазной нерв.
Мы долго сидели, каждый рассказывал о себе, для меня. Они думали, что я вспомню что-то из своей жизни. Стемнело, и Нина увела меня к себе в дом.
Я был счастлив, т.к. Нина, стала для меня ангелом, который был моим светом в этой жизни. Мы прожили с ней вместе, не долго, но счастливо. Мне не вернулась память, а Нина не поправила свое зрение. Жили и работали, как могли. Но со временем, здоровье стало подводить. Сказались старые раны и болячки. В мае 1998 года, я умер.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Вот и закончилась жизнь очередного тела. Эти искусственные оболочки, недолговечны. Чтобы прожить человеку до трехсот лет, надо быть сверхчеловеком. Но таких давно уже нет. В «допотопные» времена, такие люди были. Они представляли собой великана, по сравнению с нынешними людьми. Но энергетическому сгустку, нет разницы, в каком скафандре существовать. Наша цивилизация, создала эту жизнь. Все в этом мире имеет свое место.
После смерти тела, душа находится около своего «хозяина» сорок дней. Потом она не умирает, а ищет подходящее вместилище. И так продолжительное время, много сотен и тысячи лет, душа меняет своих «хозяев». Это наша форма жизни.
При потере тела, душа не переживает об утрате. У неё нет таких эмоций как у людей. Душа, вне тела, не умеет любить, огорчаться, радоваться. При выборе тела, душа не выбирает, красивое или некрасивое, с хорошей судьбой или с плохой. То, что предначертано Создателем, в то тело она вселяется.
Человек, сам потом определяет свою судьбу. Для него открывается много дорог, по которым он выбирает себе путь по жизни. Душа определяет ему максимальный срок жизни тела. Как правило, он больше, чем тело сможет просуществовать в этом мире. Многое зависит от правильности поступков, соизмеримых с интуицией. Если человек, где-то ошибся, то это стоит ему уменьшением срока жизни, а то и летальным исходом.
Тело сапера, прожило немного, но какую достойную жизнь. Он поступал по совести, как подсказывала ему интуиция. Девяносто три года, слишком мало во Вселенском понимании, но вполне достойно в масштабе Земли. Хотя, человечество могло жить достойно и более трехсот лет. Но настал такой период, что шестьдесят – сто лет это продолжительность жизни людей на планете Земля.
Я дальше, переходил от тела к телу, много сотен лет. Каждое тело, еще одна человеческая судьба. Еще, шестьдесят – сто лет, как миг во Вселенной, но какой миг, для человека.
ЭПИЛОГ
Супруга сапера Владимира, Нина, пережила его не на много, всего на десять лет. Она достойно проводила его в последний путь. За десять лет, до её смерти, она разыскала его вдову и двух детей. Те, что были в его настоящей жизни. Они проживали в Тамбовской области. Поискам помогла память сапера, которая восстановилась накануне смерти, он прозрел и во всех подробностях рассказал Нине. Она плакала и обещала исполнить последнюю волю умирающего солдата. Она её исполнила.