Фонарь. Выглядит словно облетевшая раньше положенного времени головка мака. Так же странно выглядящий, как и сухой безжизненный стебель посреди зеленого цветущего поля. Его тусклый грязно-оранжевый свет никому не нужен здесь, когда солнце только-только отметило на небосклоне половину своего ежедневного путешествия. По меньшей мере абсурдное зрелище. Нелепость, как маяк посреди моря ясным погожим днем, огибаемый ветрами, осыпаемый хлопьями беловатой морской пены.
Круглая верхушка фонаря, когда-то украшенная металлической резьбой, теперь припорошена выхлопной пылью от топлива несомненно высшего качества и мельчайшими частицами серого, как гнилые водоросли, асфальта.
Улица. Вымощена камнями давным-давно, но и сейчас меж ними нет ни малейшей щербины. Камни строго и чопорно хранят свою непоколебимость, придавая достойный вид модернизированному Марселю.
Гармоничная дисгармония. Пластиковые вывески магазинов, соперничающие своим ярким светом и размером с рекламными надписями на стеклах – «средняя» жизнь этого города. Выше находятся здания, построенные задолго до заполнения улиц неоновым светом и до сих пор еще не вытесненные стеклянными саркофагами небоскребов, со скоростью грибов после дождя вырастающих тут и там. Под ногами – арьергард, последний оплот старины. Камни мостовой еще помнят колеса экипажей, отзвуки куртуазной речи, еще не пересыпанной ужасными порыкивающими акцентами и новомодными словечками, звонкие голоса подков, глухие удары разбитых копыт, шорохи черной шерсти полчищ крыс и тихое безмолвие десятков трупов, пораженных неведомой болезнью.
Задорный цокот женских каблуков, пронзительные электронные голоса телефонов и гул автомобилей, хоть и оглушают, но не могут покрыть полностью все то, что когда-то происходило на этих улицах.