(к истории одной травли)
Прошу помнить, что это - литературное произведение.
Стандартное предупреждение звучит так:
Все совпадения с реальностью случайны и носят непреднамеренный характер.
Эпиграф:
"Облегченно вздыхают враги
А друзья говорят: «Устал!»
Ошибаются и те и другие
Это привал."
Игорь Тальков
Пролог
Что может быть страшнее гнева отвергнутой женщины?
Что может быть страшнее женщины, которая любила без памяти и которой было отказано в ответном чувстве?
Разумеется, можно долго и нудно повторять самые различные комбинации красивых слов и общих выражений.
А можно описать историю так, как она приключилась на самом деле.
Я не писатель и красиво говорить не умею.
Поэтому опишу кратко самую, не побоюсь этого слова, суть.
А чтобы подлинные герои этой истории не попали под удар огнедышащей критики, опишу её так, словно всё это приключилось со мной.
Так что считайте, что я и есть тот самый, который в ней и представлен.
Героев, собственно, два.
Точнее имеют место быть герой (точнее анти-герой) и героиня.
Как нам назвать ЕЁ?
Назовём её кратко Лья Овна.
Антигероем являюсь здесь (туточки) я, ваш скромный автор.
Для лёгкости произношения будем иногда именовать меня просто Лёша.
Вообще правильнее называть меня Лошак, Лох, Лошок….
Но это по сути правильно.
Но как-то не хочется.
Вроде бы и надо, а не хочется.
Итак в моей – теперь уже в моей!!! – истории три главы.
Первая глава: Любовь!
Вторая глава: Исполнение приговора
Третья глава: Месть
Дело происходит в странной стране России периода гражданской войны после распада Союза нерушимых, но рухнувших.
Кое-что случается ДО, а все основное ПОСЛЕ.
В первой главе нам надлежит описать Любовь.
Глава Первая
Любовь!
Дело несложное.
Лья Овна любит меня без памяти. Она готова всем пожертвовать ради меня.
Нет ничего, что она не была бы готова для меня сделать.
Страсть просто раздирает её на части.
Необузданность чувств переходит любые границы.
Она хочет меня.
Всего.
Целиком.
Без остатка.
С женой и двумя детьми в придачу.
Как она влюбилась в меня?
Пока неважно.
Важно, что втюрилась под печёнку, в ребра, в горло, в лёгкие с любым кашлем.
Как сие отражалось на моём самочувствии?
Плохо отражалось.
Проблем у меня и без еёйной любови было выше горла.
Со своею собственной любовью разобраться не мог.
Потому как никого тогды не любил.
Кроме детей.
Одна была отрада в жизни – дети.
Правда что с ними делать, я, честно говоря, не понимал.
И действовал по заведённому шаблону.
Водил в кино.
Стирал пелёнки.
Мыл ручки перед едой.
В общем из толпы не выделялся.
Игрушки покупал, в детский садик устраивал, из садика и школы забирал.
Жизнь была размеренная, я работал на трёх работах, присматриваться к деталям было некогда.
Обычная советская амёба типа «мужик».
Курил как паровоз, порою – что таить греха – смотрел через левое плечо в бутылочку.
Не всегда с шампанским.
Короче был как все и оттого не видел ни одной реальной причины для женщины в меня влюбляться.
А она – Лья Овна – влюбилась-таки.
Вляпалась по самое «не могу».
Я ей во все места объяснял, что не верю ни в еённые чуйства, ни в еёйные намерения.
А она своё!
- Хочу от тебя ребёночка!!!
Я как первый раз услышал – потерял дар речи – говоря языком художественным, а проще если – не смог ничего ответить от неожиданности и внутреннего паралича.
А она опять за своё: «Хочу!»
Если женщина говорит «Хочу!» - считай пришла беда.
Женщина платит за своё «Хочу!» и потолка цены здесь просто нет.
Мужчина платит за «Хочу» женщины.
Я был не готов.
Мне она была по барабану.
А может быть я и любил её в глубине своей опустошённой души.
В пропасти.
На самом дне.
Но было это слишком глубоко, а на поверхности царило полное безразличие.
Не знаю.
Не помню.
Больно вспоминать.
Лицо женского полу без внешних привлекательных черт.
То есть Чёрт был, а черт, тем более привлекательных, не было.
Впрочем возможно просто и меня раздирает на части обида.
Ярость рвёт грудь.
Девять лет непрерывной изворотливой травли!
Девять лет потока мутной, необъяснимой, волнами льющейся ненависти!
Но рассмотрим поближе и самого уродца.
Остановлюсь немножко на своих выдающихся достоинствах.
Чтобы не было лишних вопросов, сразу отмечу главное.
Вялый, ленивый, маленький.
Стеснителен, немногословен, крайне труслив.
Женщин боялся панически.
До потери пульса.
До остановки дыхания.
Мозжечок неразработанный, память близкая к ста килобайтам.
Графический файл больше лба запомнить не мог ни при каких файлах подкачки.
Уродлив внешне.
Кривое лицо.
Безбровые глаза.
Кривой нос «картошкой».
Как-то смотрел на себя в зеркало и думал о том, как несчастны женщины в этом мире.
Вот я на их месте с собой бы ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Если добавить привычную неопрятность и крайнюю запущенность - то ясно, что прежде чем приближаться ко мне, приличная женщина должна была в усмерть напиться.
Что, собственно говоря порою таки случалось.
Моя никчемность помноженная на робость и стыдливость в общем исключали реальную возможность влюбиться в меня хоть на капельку.
Собственно никто меня толком и не любил.
И вот здесь, на фоне этого общего благополучия свалилось на меня несчастье в форме еёйной безудержной страсти.
Это был ураган.
Это было цунами.
«И поцелуями покрою тебе и пятки, и лицо» - как-то вот так.
В общем я не знал, куда бежать от еёйной любви.
Именно об этом спела песню популярная группа:
- Я пытался уйти от любви… – и от этой и от той…
Но одно дело пытаться, а другая пытка – реально уйти.
Отбивался всеми четырьмя копытами.
Уклонялся.
Исчезал.
Боялся спать без света.
Закрывал всё на замки и щеколды.
Как в великом анекдоте:
- Слой бинта, слой ваты, слой бинта, слой ваты, два, лучше три полиэтиленовых мешочка и никаких!
Но всё было тщетно.
Она просачивалась ко мне сквозь двери и щели как сквозняк, как вода, как запах газа.
Я уже чувствовал, что отравлен.
Что не выдержу.
И тут пришло спасение с неожиданной стороны.
Кому-то крупному я наступил на ногу.
И меня простенько приговорили.
Друзья пришли и сообщили: завтра пристрелят…
Вообще-то это очень трудно передать словами: остроту возникшего чувства.
Я прожил в ожидании расстрела две недели.
Друзья не утешали.
- Это просто ребята-исполнители немножко заняты в другом месте.
А тебя хлопнут так, что даже и не заметишь.
Приходили, ставили на стол полстакана – гранёного – водки, накрывали краюшкой хлеба.
Обнимали.
Прощались.
Пили.
Пришла пора принимать одно из самых трудных решений в жизни.
Наконец я не смог отказаться от предложения.
Двери в любимый город закрывались для меня навсегда.
А она продолжала навещать меня и кричать о любви.
Высокой.
Чистой.
Вечной.
Бескорыстной.
А потом я и моя семья просто исчезли из города.
Искусство исчезать внезапно – это самое сложное искусство в мире.
Не всем удаётся.
Не всегда.
Не везде.
Не всюду.
Но об этом когда-нибудь, даст Бог, расскажу поподробней.
А пока о главном.
Первая глава моей великой книги жизни закрывается и пора переходить ко второй – не менее острой и захватывающей.
Я пытался не умереть.
Самоубийц хоронят за церковной оградой.
Без отпевания.
Есть такой вид героизма – самоубийство путём использования назначенного тебе киллера.
А мне вдруг безумно захотелось… - что греха таить – мне всегда и всего хотелось безумно – ума-то Бог недодал – просто жить.
Видеть – верите ли? – Солнышко.
Слушать – знаете ли? – птичек.
И дышать!
Дышать!
Дышать!!!
Глава вторая
Исполнение Приговора
"Я убит подо Ржевом,
В неизвестном болоте,
В пятой роте на левом,
При воздушном налёте...
Фронт горел не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю
Наш ли Ржев, наконец!"
А.Твардовский
Я был Приговорён трижды.
Приговорён и так, и так, и этак.
И ещё вот так уже вне всякого учёта.
У меня начался период выживания в условиях, когда теоретически выжить нельзя.
Невозможно.
Немыслимо.
Невыполнимо.
Представьте себе, что вы тонете.
Дна нет.
Вас засасывает стремительное течение.
Вас тащит на глубину.
А вы отчаянно молотите слабенькими ручками по поверхности воды, пытаясь выплыть…
И вам так сильно хочется жить.
И вам так отчаянно хочется дышать.
А вода захлёстывает нос.
А вода перекрывает горло.
А берег далеко.
И вас куда-то несёт. Несёт. Несёт…
И только вот трепыхание ладошек и борьба за вдох составляют существо вашей жалкой, ничтожной жизни.
И вдруг кто-то внизу хватает вас за ноги и начинает перехватывая руками всё выше забираться по вам кверху, к воздуху, к Солнцу.
И уже отчаянье переполняет вас, и вы понимаете – это конец!
А вам в ухо жарко шепчут: «Люблю!»
А вода уже накрывает вас с головой.
А в ухо опять:
«Люблю!»
Буль-буль…
И вы думаете, что приговор еще только собираются приводить в исполнение.
А вас уже реально нет на поверхности потока.
А приговор уже исполнен.
Вы уже бездыханны, бессознательны, и только каким-то семьдесят седьмым чудом еще стучит ваше утомленное сердце, а в уши, уже онемевшие, закоченевшие, парализованные уши шепчут:
«Люблю!», «Милый!», «Как хорошо с тобой!»
И уже нет никаких сил и чувств.
И уже нет ни надежд, ни иллюзий.
И уже нет ничего.
Никого.
Нигде.
Никогда.
Никак.
А оно льется как песнь песней: «Люблю!»
Если бы только я был настоящим писателем, я бы непременно написал однажды новеллу
«Лья Овна: особенности национального…»
Но я, увы, не писатель.
Как же это там... подо Ржевом?
Я убит в Ленинграде,
На Московском вокзале,
Где спасения ради
Сына мы отправляли...
Боль кипела вонзая
В сердце каменный нож.
Я погиб и не знаю,
Где тут Правда, где Ложь.
Самое страшное заключалось в том, что мне никак не удавалось вычислить заказчиков, исполнителей и мотивы.
А потому не удавалось и выйти на МНВ.
Что такое МНВ?
Недавно ушедший от нас Рей Бредбери сформулировал эту идею в своих гениальных романах.
Минимальное Необходимое Воздействие.
Его герои – инженеры Времени – правят Время – корректируют цивилизацию. Например нужно, чтобы смертоносный вирус не был изобретен.
Находят момент, когда изобретатель тянется за отвёрткой – для мелкого ремонта в доме.
Вот эту отвёртку аккуратно прячут.
Изобретатель чертыхается, мысль его сбивается на поиск, и открытие, губящее половину человечества откладывается на пятьдесят лет, а к тому времени другой успевает открыть выход на спасительную суперсыворотку.
Минимальное Необходимое Воздействие – это такое крошечное движение, которое сразу меняет всё.
Так щелчок выключателя и зал погружён в спасительную тьму или в не менее спасительный свет.
Ах! Если бы я мог найти сейчас такое МНВ!
Остановить этот поток ненависти!
У меня не находилось ресурса сил и времени просто спокойно сесть и обдумать ситуацию.
Когда за вами по следу идут вооруженные до зубов люди, и только быстрота перемещений уводит вас из под финального удара, вам не удаётся просто сесть и подумать.
А на бегу думается совсем не так, как сидя.
По иному.
И не в пользу думающего.
Глубокое проникновение в тему требует максимальной концентрации сил.
Но мозг и мышцы решают принципиально иную задачу.
Вам всего-навсего надо обогнать пулю.
Вашу личную персонально для вас предназначенную пулю.
Пулю летящую из направленного в вас ствола, которого вы не видите.
У вас нет способа проверить: пристрелят вас или нет, пока вы не встанете на линию огня.
Если ваше местоположение неизвестно атакующим, у вас появляется шанс просто немного поспать.
Сил нет.
Ноги подкашиваются, а ваши преследователи свежи, полны сил и совсем рядом.
Хорошо, когда у вас есть билет на самолет.
Еще лучше, если этот самолет летит в нужную вам сторону.
Прекрасно, если у вас есть паспорт, не просроченный, ваш собственный.
Но помните: страна устроена так, что зарегистрированного пассажира Система вычисляет за семь минут в любой точке державы.
И если Ваше имя поставлено на контроль, то есть внесено в список поиска, то Система выдаст Вашу голову, когда вы не успеете дойти до посадочного трапа.
И поэтому вы двигаетесь ногами.
А ваши преследователи используют самолеты.
Летят самолёты.
Привет мальчишу.
Идут поезда.
Привет мальчишу.
Плывут пароходы.
Привет мальчишу.
А мальчиш – то бишь вы – ножками, ножками.
Ножками…
Представляете, как устаёт человек, пройдя восемьсот километров за тридцать дней?
А если при этом нет ни нормальной еды, ни хоть сколько-нибудь пригодного ночлега…
И вот вы стоите прислонившись к дереву в чужом лесу, а вам в ухо шепчут:
«Хочу!»
И настал момент истины.
Миг, когда пропасть во мне заполнилась дном доверху и разорвала меня на части.
Настало время познать от древа добра и зла.
Я поднял это яблоко и надкусил.
А там не было Знаний.
И был вечер.
И было утро.
А между ними была ночь.
Я не имел сил сопротивляться.
Я просто смертельно устал.
Смертельно – это не образ.
Смертельно, это когда лежишь, мёртвый.
А тебя любят!!!
А потом была игра в один доллар.
Это когда на всё про всё один единственный доллар.
Мы вошли в город. В большой чужой город.
Мы – неизвестные. Город неизвестный.
А в кармане на двоих у нас один доллар.
А ещё – один телефонный номер в этом городе.
Я зашел в кафе. Уже погасшее кафе – оно закрывалось.
- У вас есть городской телефон?
- Есть.
- Можно позвонить?
- Один доллар!
Я отдал доллар.
Мне дали телефон и я набрал номер.
Он мог быть занят.
Там могло не оказаться никого.
Он мог быть неверно записан.
Трубку мог взять другой человек.
Это был последний удар моей слабой ладошки по поверхности воды.
И вдруг мои ноги нащупали дно.
Телефон был верен, не занят и трубку взял именно тот, кто и был действительно нужен.
- Мне нужен ваш адрес и возможность поговорить.
- Приезжай! Улица Пушкинская. 4.
Всё!
Уже много после я узнал, что человек, стоявший рядом с отвечавшим мне, сказал:
- Встреча на пятнадцать минут. Не более.
Когда-то я этого установителя времени спас от тюрьмы...
Такова людская благодарность.
Я нашёл дом по адресу.
Мы проговорили до ночи.
И мне показали маленький беленький домик во дворе.
Настоящая украинская мазанка.
Рядом с домиком рос громадный орех.
Помните в «Мастере и Маргарите» - беленький домик у реки, где Мастер обрёл покой?
В этом домике я прожил десять месяцев.
В этом домике я смог наконец отдышаться, успокоиться и вспомнить всё в мельчайших деталях.
И разобраться в себе самом и во всём со мною произошедшем.
Потом были долгие девять месяцев борьбы за выживание в условиях остро протекавшей беременности.
- Может быть когда-нибудь я буду гордиться тобой.
Потом были веерные отключения света и газа, внезапное добывание двух тонн угля «кулак» под самый Новый год, острый панкреатит и полтора месяца адских болей, и благословение родителей:
- Пусть живут!
Потом были и потрясающая Игра в Киеве, и подаяние под видом Заказа.
Я всё прекрасно понимал!
И николаевский прорыв в Подмосковье с двухнедельной дочкой на руках. Расставание.
- Теперь у меня есть свой маленький ты, а тебя мне уже и не надо.
Прощание на балконе.
- Вы сошли с ума и наша семья не хочет иметь с вами ничего общего.
Потом было много событий невероятных, неимоверных, непостижимых в словах и рисунках и несколько лет полного забвения и медленного угасания.
Затем ещё один - самый последний марш-бросок через границу и взятие Варшавой.
Разгром.
Отступление в Киев на Крещатик и пребывание в Чатуранге совмещённое с проживанием на бочках пива в центре гигантского мегаполиса.
Стирая утром носки в туалете музыкального театра на Подоле я твёрдо знал, что это – конец.
И днём, суша эти носки на камушках подольского переулка я знал, что это конец.
И вечером, подходя к метро «Крещатик», я знал что это – конец.
Вот уже семь лет я был вычеркнут из жизни, уничтожен и раздавлен.
И вот тут в свете ночного фонаря я увидел ту.
Ту, о которой голос сказал в первый же миг: «Жена».
И тогда я воскрес.
Возродился.
Обрёл цель и понимание жизни.
И только тогда начинается всё то, о чём я и попытаюсь сейчас рассказать.
Глава третья:
Месть.
"Участь моя решена, я женюсь! "
Александр Сергеевич Пушкин
Иногда сопоставление событий во времени даёт само по себе интереснейшие ответы на интереснейшие вопросы.
Продолжение может быть и воспоследует.