РАССКАЗ
В конце семидесятых–первой половине восьмидесятых годов прошлого, двадцатого, века паломничество советского народа на берега южных морей достигло той массовости, которая была характерна для советских людей буквально во всём. Массовым было всё: демонстрации, очереди, спорт, художественная самодеятельность, народные дружины, защита природы, охрана исторических памятников, содействие армии, авиации и флоту, туризм и отдых. Отдых советских людей ассоциировался с Югом: Чёрным морем – в первую очередь и с Азовским морем – во вторую очередь.
В эпоху всего общественного любой и каждый советский гражданин мог позволить себе, если не путёвку в санаторий, дом отдыха, пансионат, туристический лагерь, коих на берегах этих тёплых морей было не счесть, то уж в любом случае – мог найти пристанище, то есть крышу над головой в любом населённом пункте, расположенном на берегу означенных морей. Если первые – счастливые обладатели путёвок – вполне культурно проводили свой отпуск, заранее расписанный и где-то даже ограничивающий желания и возможности обладателя путёвки, то вторые были предоставлены самим себе и их регламент пребывания на солнечных морских брегах зависел лишь от характера аборигенов, приютивших в своих, порой чудовищных, апартаментах вольных отдыхающих.
Последние именовались дикарями, и это вполне соответствовало их условиям проживания и поведения на благословенных берегах южных морей. Кроме этих двух категорий, берега южных морей посещали ещё и так называемые неорганизованные туристы. Эти разбивали палатки на берегу моря, порой даже в заповедных местах, чем немало доставляли забот природе и лицам, отвечающим за её охрану. Впрочем, с лицами можно было договориться.
С каждым годом из-за нашествия всех этих категорий отдыхающих на моря на их берегах становилось всё теснее, и приходилось изыскивать новые, ещё не засорённые приезжими места.
Мне подсоветовали знающие люди один такой посёлок, куда посторонним был вход воспрещён. Посёлок этот назывался Орджоникидзе (интересно, он и сейчас так называется?), и был как бы закрытым, но не так чтоб совсем, как какой-нибудь Арзамас-16, он же Саров. Про Арзамас-16 даже близкие родственники работающих в нём не догадывались, где он находится, а не то, чтобы навестить родных. А в Орджоникидзе можно было попасть даже под видом родственника, проживающего в этом посёлке. Надо было только заранее сговориться с кем-либо.
Вот я и сговорился по рекомендации моих знакомых. А далее – подъезжаешь на рейсовом автобусе из Феодосии к контрольно-пропускному пункту (КПП), называешь фамилию, адрес к кому едешь и – проезжайте!
В ту пору моим детям – сыну и дочке – было восемь и шесть лет сответственно. Сына я возил на море с трёхлетнего возраста, а когда дочке исполнилось четыре года, возил обоих. Причём, начались наши поездки с посёлка Орджоникидзе. Мы подружились с хозяевами квартиры, в которой снимали комнату (три рубля за сутки!) и пять лет подряд радовали их своими приездами.
Отдыхающих в Орджоникидзе было, естественно, меньше, чем в любом другом городе или посёлке Крымского побережья Чёрного моря. Меньше народа – больше кислорода, а заодно и меньше очередей в магазинах, кафе и в других объектах «соцкультбыта», больше порядка, а главное, – чистоты. Для детей же в посёлке – рай. Посёлок расположен в правой стороне Карадагской бухты недалеко от знаменитого Коктебеля или Планерского. Прямо через залив отлично просматривается Кара-Даг – потухший вулкан.
Зрелище изумительной красоты, особенно ранним утром после восхода солнца и на закате, когда солнце опускается за горы правее Кара-Дага. Да и в самом Орд… нет, лучше – в посёлке, есть за что зацепиться глазу: много зелени, опять же, горы – ползай, коль охота, забирайся хоть на самый высокий мыс, вдающийся в море; хочешь – тащи детей через гору на галечный пляж, пусть собирают камешки, кстати, попадаются поделочные камушки типа халцедона или яшмы; не хочешь – тут совсем близко песчаный пляж, не глубоко, детки зАмки песчаные строят день-деньской – не затащишь на обед.
Вот так однажды, намаявшись с утра по горам с фотоаппаратом, снимая цветные слайды (а в те времена снимать на ГДРовскую плёнку – неслыханная роскошь), устроились, наконец, на песочке на своём облюбованном месте. Дети, ясное дело, принялись лепить свою архитектуру, я же искупавшись, прилёг с книгой. Нет, с журналом «НЕВА», который выписывали хозяева. Хороший был журнал:
Пирую во храме лунном
Под тысячью звёздных дул,
Молчит в револьвере умном
Шестёрка свинцовых дур…
Вот строчки же запомнились, а автора что-то подзабыл – он не очень знаменитый был, по крайней мере, в то время. Спустя много лет наткнулся: Папахов! Александр Папахов.
Да. Прошло какое-то время, читаю, время от времени отрывая голову от журнала и посматривая на детей. Лепят. Они молодцы. Без спросу в воду не лезут. Если захотят искупаться – обязательно предупредят. Воспитание такое у них плюс техника безопасности на море, которую я им постоянно напоминаю.
Читаю, не обращая внимания на перемещения пляжной публики: кто-то из лежавших рядом уходит, кто-то на его место приходит. В очередной раз оторвавшись от журнала, взглянул на детей и решил перевернуться на живот. Перевернулся – и рядом, слева от себя, увидел две параллельно лежащие ноги со ступнями размера так сорок шестого. Само по себе – ничего особенного: это ж пляж, можно и много чего другого нечаянно увидеть, и куда более интересного, чем ступни. Не они меня привлекли. Бросились в глаза надписи на стопах, то есть наколки. Подъёмы стоп голубели заботливыми призывами: на одной – ОТДОХНИТЕ, ВЫ УСТАЛИ, на второй – НЕ ОПОЗДАЙТЕ НА ОБЕД.
После переключения мозгов с «Невы» на стопы ног до меня начал доходить смысл прочитанного.
Конкретика и простота обращения к нижним конечностям потрясла. Хотелось увидеть лицо обладателя таких выдающихся ног, как, впрочем, и всей фигуры. Но столь же мощные руки держали перед лицом фигуры газету, и идентифицировать лицо с фигурой возможности пока не представлялось.
Минут через пять подбежали сын с дочкой за разрешением искупаться. Они тут же заметили новое соседство, и дочка через мгновение уже читала надписи на стопах соседа. Надо было видеть выражение её лица! Сначала недоуменно размышляющее, а затем вспыхнувшее пониманием смысла и комизма, заключавшихся в этих словах. Сдерживаемый смех колотил её, она теребила брата, показывая глазами на ноги, и когда до того дошло, они оба грохнули смехом так, что опустилась газета, и нас обвёл взгляд тёмных глаз обладателя выдающихся ног. Дети мгновенно умолкли и побежали к воде, а за ними и я. В воде мы дали волю хохоту, изображая его так, будто хохочем, брызгаясь.
На море сколько не лежи на берегу, пусть себе и под жарким солнцем, когда собственной энергии на нагрев собственного же тела не слишком много расходуется, в отличие от наших средних широт, всё равно в определённый час организм позовёт тебя в ближайшее, если оно оказалось, кафе. Вот в нашем случае как раз за кустами недалеко от пляжа и приютилось кафе. Сейчас уже, наверно, можно рассказать, что представляло из себя кафе по соседству с пляжами в небольших прибрежных городах хоть Чёрного моря, хоть Азовского в восьмидесятых годах прошлого века.
Поскольку это были сезонные заведения общественного питания, располагались они в типовых сооружениях в виде небольшого производственного здания, в котором располагались цеха приготовления пищи – одним словом, кухня, – и пристроенной крытой террасы, как правило, полукруглой, которая служила обеденным залом, с линией самообслуживания, небольшим буфетом с весьма скромным ассортиментом: местные вина, сигареты типа «Космос», «Стюардесса», – это в лучшем случае, – ну и булочки-пирожки собственного изготовления, может, ещё конфеты. Все кафе имели не только одинаковый интерьер с мебелью. Общими у них были мухи и котлеты. Котлеты, правда, с макаронами. Иногда мухи отделялись от котлет потоками сквозняков, которые гуляли под крышей-тентом террасы.
Несмотря на южный климат, благодатный для произрастания всевозможных овощей, зелени, ягод и фруктов, - этого добра, в виде блюд, в таких кафе встретить можно было лишь однажды.
Зато на первое обязательно присутствовал суп-харчо, на пару с борщом, а на второе – уже упоминавшиеся котлеты, часто принимавшие вид биточков или рубленого шницеля. И, конечно, по четвергам, как и положено, была рыба, На гарнир подавали те же макароны или перловую кашу. Компот из сухофруктов завершал ваш обед.
Замечу, что отдыхающий люд особо не привередничал. Да и с чего бы – это было обязательное, основное меню общепита в любом районе нашей великой страны.
Мы тоже не привередничали. Дети любили шницели и компот. От супа-харчо у них высыпали мелкие прыщики на запястьях. Мне же было всё по нутру.
Итак, где-то после двух часов пополудни мы решили пойти в кафе; перед этим пошли окунуться. Когда вернулись из воды – ноги исчезли вместе с их обладателем. Дочка съязвила: «Наверно, пошли обедать».
Мы быстренько собрали свои вещички и пошли в кафе.
Придя в кафе, увидели небольшую очередь, пустые места за столиками с неубранной посудой, убирать которую явно не торопились.
Мы пристроились в очередь за спиной мужчины внушительных размеров: росту в нём было не меньше ста девяноста, а весу – явно за сто. Одет он был в голубую тенниску, тёмные спортивные брюки – всё фирменное, «Adidas», но на ногах – красные резиновые шлёпанцы, коими были завалены все киоски черноморского побережья. В руке – небольшая спортивная сумка, тоже «Adidas». Вдруг моя дочка прыскает в кулак и с восторгом шепчет братцу на ухо: «опоздали!», при этом выразительно косит глазами на ноги великана. Я тоже опускаю глаза долу и вижу знакомую ногу на красной резиновой шлепанце: «не опоздайте на обед»!
Ситуация, действительно комичная – дети уже не могут сдержать хохота. Они вместе очень юморные, хотя и каждый в отдельности способен на юмор.
Наш человек разворачивается лицом к нам.
Крупное, волевое лицо с мощным, резко очерченным подбородком; острые, карие глаза; прямой нос; тёмные густые волосы – супермен! Стивен Сигал, вот кто! На этом голливудском лице вдруг появляется лёгкая улыбка: "Стивен Сигал" увидел своих соседей по пляжу. Дети присмирели: чувствовали меру дозволенного.
Мы уже подошли к линии раздачи, как из-за неё раздался звонкий голос раздатчицы: «Всё, первое и второе – закончились!».
Мужчина перед нами разворачивается и уходит, окинув нас напоследок вполне доброжелательным взглядом.
Мы всё же остались – идти в посёлок по жаре не хотелось. Дети прокомментировали уход супермена: «Подвели ноги человека». Нам чего-то наскребли по сусекам – мы таки пообедали.
После этого случая мы старались не опаздывать на обед, и, хотя приходилось выстаивать в очереди, зато можно было выбрать какие-нибудь такие блюда, хоть на первое, хоть на второе, которые здесь не упоминались – бывало и такое. Заповедь «Не опоздайте на обед» мы старались не забывать – это оказалось не так уж и плохо. Вот только носителя этой заповеди мы больше так ни разу и не встретили.
Прошёл год.
На следующее лето мы поехали, точнее, полетели уже в
Бердянск, на Азовское море. Почему в Бердянск? А потому что добираться до моря нам было проще простого. В то время ещё работал аэропорт «Минск-1», расположенный в черте города. Мы жили всего через одну остановку на городском автобусе от аэропорта. Из него летали небольшие самолёты типа «Як-40», «Ан-24» на средние расстояния, в том числе в Бердянск. В Бердянске аэропорт тоже недалеко от города – лепота! Всего два с половиной часа после того, как ты покинул диван в своей квартире – и ты уже лежишь на берегу Азовского моря!
Проблемы устроиться с жильём в Бердянске не было. Прямо на выходе из аэропорта прилетевших хватали за руки и вели к себе гостеприимные бердянцы.
Азовское море, вполне приличный город Бердянск нам понравились. На обед мы по-прежнему старались не опаздывать, да и возможностей для приличного обеда здесь было гораздо больше.
Домой мы возвращались поездом, потому что по пути должны были заехать в городок Унечу, что в Брянской области. В Унече я должен был оставить детей на оставшееся до школы время у бабушки с дедушкой – там их уже ждала мама.
Однажды на выходные дни я поехал навестить их, а, точнее, подвезти продуктов: в Унече, как и во всех даже областных городах РСФСР, давно забыли, как выглядит на прилавках их магазинов мясо, колбаса и другие мясопродукты. Из Минска через Унечу ходил прицепной вагон Минск-Брянск. Вагон этот перецепляли в Гомеле к поезду Брест–Брянск. Последним вагоном в этом поезде был спецвагон для перевозки заключённых. К нему-то и цепляли наш вагон.
В Унечу поезд прибывал в семь утра на вторую платформу. Почему на вторую? Я часто ездил в Унечу и почти каждый раз наблюдал такую картину, выходя из своего вагона.
По прибытии поезда спецвагон окружали автоматчики внутренних войск, включая часть уширенной платформы, напротив которой и останавливался спецвагон. Несколько бойцов были с овчарками.
Овчарки повизгивали, как в кино "про немцев". Мне и другим пассажирам, выходящим в Унече, приходилось при этом переходить через рельсы, чтобы попасть на первую платформу и далее в город. Но при этом можно было остановиться и наблюдать действие у спецвагона.
Как только пассажиры, следующие до Унечи, покидали свой последний вагон, на платформу в зону оцепления въезжал «воронок». Он останавливался, и вскоре из него начинали выводить заключённых – «зеков», то есть людей уже осуждённых и направлявшихся по этапу к местам отбытия наказания. «Зеки» выпрыгивали из дверей «воронка», тут же сгибались – лицом в землю, и, держа руки за спиной, – у некоторых руки были в наручниках – они быстро, трусцой, следовали, куда им укажет сопровождающий конвойный. Их усаживали на корточки в линию, и зеки ожидали в таком положении посадки в спецвагон. Лаяли овчарки; споро делали своё дело конвойные; в отдалении на первой платформе почти всегда стояли плачущие женщины, скорее всего, жёны или матери, – всё было, как в настоящем кино.
И на этот раз я замедлил шаг, проходя мимо знакомой уже сцены – трудно удержаться от такого зрелища: человеческие трагедии трогают.
Как раз в эту минуту выводят из «воронка» очередного «зека» – он в наручниках, руки за спиной, но он не трусцой, а быстрыми, широкими шагами передвигается рядом с конвойным, разворачивается, приседает на корточки – и я чуть не ахаю: «НЕ ОПОЗДАЙТЕ НА ОБЕД»! Я впериваюсь взглядом в могучую фигуру: да, это он! Кажется, даже та самая голубая тенниска на нём, или так только кажется? «Зек» чувствует мой взгляд, и мы встречаемся глазами. Секунду я вижу напряжённое лицо, затем оно мягчеет, и чуть заметный кивок говорит мне о том, что меня узнали.
«Проходите, граждане, не задерживайтесь!» – вполне доброжелательно говорит дежурный милиционер, явно обращаясь ко мне. Я киваю на прощание "Стивену Сигалу", своему прошлогоднему соседу по черноморскому пляжу, и выхожу в город.
Эк, куда занесли его ноги! Что они делали в Унече? И где они будут теперь, уставшие, отдыхать, и уж, точно, не будут опаздывать на обед? И долго ли?