Перевод с иврита. Автор текста - ДАВИД ЛАЗЕРСОН, мой брат.
Моей матери
Траурный колокольный звон – не самое приятное, что может разбудить рано утром. Удар за ударом – колоколами – по болью налитым, насилу размеженным векам. Ощущение похорон... виски, пульсирующие колоколам в такт. От этих звуков бросает в дрожь, в них металл - холодный, ледяной, каждым ударом липнущий к обнаженной коже. Одеяло, сморщенное на полу, рядом с кроватью. С зарождением дня фоновая музыка из готического кинофильма продолжает звучать, не прекращаясь.
Завтрак, лишенный всяческой притягательности. И по мере его истребления-казни колокола все звонят – обвиняют. Только теперь в сознание Инбаль проникает мысль, вероятно, спугиваемая до сих пор мрачностью колокольного звона: поблизости нет колоколов, которые могут звонить.
Комната небольшая, с одним единственным окном. Инбаль распахивает его и выглядывает на улицу, где не видит ни колоколов, ни церквей, ни Страшного Суда – ничего, что способно издавать колокольный звон. Она закрывает окно – звон усиливается. Стоп, он ведь и вправду стих, когда окно было открыто... странно.
Холод. Озноб. Шерстяной свитер вдруг кажется весьма уместным в предчувствии жаркого по-летнему дня. Звон колокола стихает?.. Наконец. Еще не смолк совсем, но, без сомнения, вскоре иссякнет.
Трр-ррр-ррр-ень, трр-ррр-ррр-ень. Телефон звонит как-то замедленно – противоестественно – будто пытаясь попасть в такт с колоколами. На другом конце – тот, что собирался устроить выступление Инбаль. Чего ты хочешь? Сегодня я не могу, очень холодно. «Холод – не то слово», - отвечает он ей с усмешкой.
Время-время-время. Это время звенит – сколько минуло времени? С какого момента? С того, как проснулась. Полчаса. А с того, как он затеял с этой идеей концерта? Две недели. А с начала? Довольно.
Колокола не смолкают. И хотя теперь голоса их звучат как будто охрипши, кажется, что звон усилился. Это начинает сводить с ума. Взгляд в сторону окна: пурпурного цвета небо, башни – высокие и несимметричные, тянущие к небу свои когти, крики толпы на фоне колоколов.
Удары колокола наполняют всю комнату. Снова звонит телефон. Трр-ррр-ррр-ень. И микроволновка подает голос – точно в такт. Ужасная головная боль... Инбаль неловко поворачивается и роняет тар-ррр-релку – "Ин-баль", – укоризненно восклицает тарелка, – и кол-лесом катится по полу, моля о милосердии в ритме колоколов. В отчаянной попытке избавиться от колокольного звона Инбаль вдавливает кнопку play на стереосистеме. «Тик» щелкает кнопка вместе с новым ударом колокола, и комнату обволакивают звуки Кампанеллы в ее заключительной части – наверно, еще вчера, не дослушав, нажала на pause. Эту вещь Инбаль собиралась исполнить на концерте. Она бьет ногой по стереосистеме – еще одно убийство. Но колокола продолжают играть Кампанеллу – еще долго после ее окончания. Зву-чит кол-окол, зво-нит коло-кол, зве-нит кол-о-кол... вся комната – один громадный колокол, а в середине Инбаль*.
Окно. Ударяясь о стены, она бежит к окну. Она поняла, она нашла решение – нужно выпасть из игры. Просто и гениально. Она открывает окно, колокола снова ослабевают, но не смолкают. Окно открыто. Колокол не сможет звонить без Инбаль. Она делает шаг наружу.
Банджи. Трос, которым она подвешена к потолку, растягивается и сокращается, возвращая ее обратно, в центр комнаты, где она стоит, уставившись в изумленьи на закрывшееся окно. Кому, ко всем чертям, может звонить человеческий колокол? Человечеству? Пусть звонит, только никто его не услышит. Есть другое решение – лучше. Ге-ни-аль-нее. Еще один свитер. Куртка. Еще куртка. Одеяло... Хорошо укутанная, не издающая звуков, Инбаль прислушивается к тишине. На улице лето, и звенит лишь консервная банка, которой играют дети.
* На иврите значение слова Инбаль – язык колокола.