Бросал деньги, как листовки в окно

Анатолий Баюканский
“Бросал ДЕНЬГИ, КАК ЛИСТОВКИ

Я проснулся чуть свет, лежал на спине и ждал звонка от Клинцова. Если он ничего дельного не при-думает, я пропал. Но телефон молчал. Пришлось вставать. Старался не думать о том, что меня ждет в скором времени. Блювштейн и Василаке, генерал с Петровки, и дружки с Кипра быстро “заметут” меня. И поделом. При первом же разговоре с ментом все вы-ложил, как на блюдечке.
Выпив стакан чаю, извлек из кейса письма, адре-сованные бывшему главному инженеру металлурги-ческого комбината Разинкову, вышел на улицу, сел в автобус. На счастье, отыскалось для меня свободное местечко, да еще у окна. Замелькали знакомые мик-рорайоны, застроенные “хрущевками” и “девятиэтаж-ками”, от похожих зданий зарябило в глазах. Понево-ле подумалось: почему-то Бог создал для людей раз-личные условия для проживания. Взять тот же Кипр. Там и зимы бесконечной нет, вечная зелень, тепло, море, доступное богачу и безработному, а здания, как игрушки, каждый квартал имеет собственный архи-тектурный облик. Правда, много типовых, четырех-этажных домов с двумя подъездами, во дворе – бас-сейны, экзотические фрукты растут под окнами.
Ладно, чего там! Кип – далеко, а бывший главный инженер комбината по фамилии Разинков совсем близко. Неординарный, прямо скажем, человек. Сколько в прежние, застойные времена ходило слу-хов о его чудачествах! Дисциплину в цехах наводил с помощью крепких подзатыльников, здорово помога-ло. А какие пиры устраивал он для “отцов города” и их любовниц! В день рождения собственной жены ехал из города на комбинат и выбрасывал на головы прохожих мелкие бумажные деньги, как листовки. Еще поговаривали о том, что отец Разинкова был по-сле войны расстрелян по приговору суда за пособни-чество фашистам. И фамилию носил иную, украин-скую – Разиня, сменил на Разинкова. В эти слухи и домыслы мало верилось, ибо наши доблестные орга-ны давным-давно вывели бы на чистую воду удачли-вого сыночка предателя, хотя… все может быть. Доблестные чекисты тоже брали людей с разбором, заметали больше мелкую рыбешку, а крупная, как водится, проскальзывала сквозь любую ячею…
Я вынул из кармана прихваченную дома газету годичной давности. Отыскал в ней собственный фельетон под заголовком: “Прочь с дороги! Главный едет!”, стал внимательно перечитывать, чтобы “осве-жить” память.
Н-да, для товарища Разинкова и в те времена не было ничего невозможного, он умел делать сказку былью. Мой фельетон в свое время наделал много шума. В нем рассказывалось про очередную выходку всесильного главного инженера. Однажды он заду-мал улучшить плодородие почвы на своем садовом участке, проще говоря, на собственной даче. Поду-мал – сделал. Ранним утром на людной трассе, ве-дущей к закрытым дачам, появилась угрожающая процессия – впереди колонны КАМАЗов мчались ма-шины ГАИ, по громкоговорящей связи передавая встречным водителям приказ: “Внимание! Говорит ГАИ! Всем водителям, независимо от их ведомствен-ной принадлежности, немедленно свернуть на обо-чину и остановиться”. Обалдевшие шоферы тотчас исполняли приказ и ждали, что будет дальше. Суди-ли-рядили: “Не иначе, кто-то из правительства в наш город нагрянул”. Но вместо черных “чаек” мимо них проехали четыре порожних КАМАЗа, позади колонны шла милицейская легковушка.
Спустя несколько часов эта же колонна проехала той же трассой, но в обратном направлении. В кузо-вах КАМАЗов находилась земля, снятая дорожными машинами с участка главного инженера. А ближе к вечеру на участок завезли чистейший чернозем.
Мой фельетон обсуждали на горкоме партии и… предупредили товарища Разинкова “о недопустимо-сти подобных действий”. И все. Да и то, правда, пе-речить ему, тем более, вставать поперек дороги ни-кто не осмеливался: ни милиция, ни даже органы.
Вскоре после опубликования фельетона Разинков подстерег меня возле дома. Я шел на почту, когда он окликнул меня, подозвал к себе. Едва сдерживая раздражение, прохрипел:
- За эту гнусную статейку ты еще поплачешь кровавыми слезами!
- Вы мне угрожаете? – интеллигентно спросил я. – Я поставлю в известность милицию.
- Ха-ха и еще раз ха! – и впрямь хохотнул Ра-зинков. – Вся милиция у меня за кушаком. И еще тебе пришьют за клевету. Ведь никто моих слов не слы-шал. Водитель у меня глухонемой. Запомни: я выжду, выберу момент и… - Не договорив, Разинков укатил прочь.
И после всего этого волею обстоятельств я дол-жен встретиться с ним и мило объясниться. В голове у меня появилась дерзкая мысль: люди, подобные нашему боссу, не ожидая первого удара, предпочи-тают наносить его сами. Надо бы позвонить Разинко-ву, нагло потребовать машину для встречи, передать привет из Израиля. Жаль, умные мысли у меня поче-му-то всегда запаздывают.
…Мне повезло. Еще бы минут десять – и гражда-нин Разинков укатил бы на дачу. “Волга” стояла “под парами”, с включенным двигателем. Сам хозяин в спортивном костюме давал указание здоровенному жлобу, видимо, телохранителю, какие сумки брать.
Завидев меня, Разинков оторопел, недоуменно покосился на жлоба-телохранителя, дескать, как сю-да попал этот тип?
- Здравствуйте, Александр Михайлович! – веж-ливо поздоровался я, предвкушая, какое удовольст-вие получу в конце разговора.
- Кого я вижу, сам не рад! – недовольно пробур-чал Разинков. – Писака несчастный! Тебя еще не “пришили”? Скоро, скоро! – повернулся к телохрани-телю: “Гоша меня мутит от этого фраера, дайте ему пинка под зад!”
- Без проблем, шеф! – широко заулыбался жлоб, пошевелил толстыми, как сардельки пальцами, медленно стал надвигаться на меня.
Что было делать? Этот орешек был мне явно не по зубам. Жаль, не получилось у нас “плавного” пе-рехода к деловому разговору. Пришлось с порога от-крывать карты:
- Остыньте, гражданин Разинков. Успокойте своего холуя! Вы же знаете: за покушение на журна-листа…
- Плевал я на журналистов, на всех плевал! Гоша!
- Наш общий знакомый из средиземноморской страны будет очень недоволен, если хоть один волос упадет с моей головы. Вы поняли?
- Знакомый? – удивился Разинков. – Фамилия?
- Господин Блювштейн! – выпалил я одним ду-хом, ибо громила Гоша уже поднимал руку для удара.
- Блювштейн? – Разинков жестом остановил телохранителя. – Ты не бредишь? Не знаю я никакого Блювштейна. И вообще, с евреями предпочитаю не связываться.
- Хорошо, я так ему и передам! Ну! Что будем делать дальше?
- Придется тебе объяснить кое-что! Говори, да поживей!
- Пусть этот… уйдет прочь! – я кивнул на неже-лательного свидетеля.
- Исчезни, Гоша! – прикрикнул Разинков. Жлоб мгновенно исчез, пожав плечами.
- Говори! Говори, да не заговаривайся! – С Ра-зинковым творилось непонятное. Едва вышел Гоша, как босс захлопал ресницами, отступил от меня на пару шагов, будто ожидая моего очередного выпада, вытер концом шторы разом вспотевший лоб, затряс головой, будто хотел избавиться от кошмарного ви-дения. Видимо, я все рассчитал точно и попал прямо в “яблочко”. Нетрудно  было представить смятение Разинкова: ярый враг-журналист, слывущий в городе бессребреником и… израильский “авторитет” Блюв-штейн, о связях с которым никто в Старососненске не знает и знать не может.
- Вам, дорогой начальник, привет от господина Блювштейна из Израиля!
- Допустим! Допустим! – Разинков тяжело плюх-нулся в кресло, уставился на меня, как удав на кро-лика, хотя сам в этот момент больше походил на кролика, ибо не представлял мою роль в создавшей-ся ситуации. Наверное, если бы в центре России слу-чилось землетрясение, он вряд ли больше удивился, чем сейчас.
- А мне говорили, что Разинков – культурный человек, - я буквально издевался над боссом, тянул время, понимая, что каждая секунда неясности мучи-тельна для него. – Даже не пригласите гостя сесть. На улице – дикая жара, как в Израиле, ехал в автобу-се, переполненном работягами. Пивком бы угостили.
- Пивком? “Маслину” тебе в лоб, а не пивко! – по инерции продолжал грубить Разинков. Я понимал: он ищет спасительный, достойный выход из положе-ния, чтобы не потерять лицо. – Слушай, писака, айда ко мне на дачу, - наконец-то нашелся он, - там и пив-ко, и водочка посольская, и ушица наваристая. На природе и разговорчик учиним, любо-дорого!
- На дачу? Не пойдет. От вас, дорогой товарищ, моно всего ожидать. Слышал, рядом с дачей озеро, а я мечтаю умереть в собственной постели, и еще не скоро. Поговорим здесь.
Видимо, мой вполне самоуверенный тон, напуск-ное спокойствие умерили его наступательный при-вычный пл. Разинков отличался не только властолю-бивым характером, но и змеиной изворотливостью, умел по ходу дела перестраиваться, наверняка он понял, что не будь у меня оснований и полномочий, вряд ли я решился бы придти к нему домой. И на этот раз подавив растерянность, он напустил на себя при-вычно самоуверенный вид, заложил нога за ногу, пригласил меня сесть, стал ждать разъяснений. А я, уловив его настроение, сделал артистически долгую паузу, выводя Разинкова из терпения. Имея на руках такие козыри, можно было смело идти ва-банк.
Хозяин встал, прошел к холодильнику, достал за-потевшую бутылку “посольской”, две банки импортно-го пива, какой-то закуски, поставил два хрустальных стакана, расстегнул замок спортивного костюма, тя-жело рухнул в кресло.
- Глотнем для разминки?
- Вы – умный человек, Разинков, - удовлетво-ренно проговорил я, - на востоке без чая, а у нас без рюмки разговора не начинают.
- А есть, о чем толковать-то? – Разинков едва вмещался в кресло, кулаки его на бархатных подло-котниках угрожающе сжимались и разжимались.
- Вроде бы у нас прежде не случалось точек близкого соприкосновения.
- Помните, чему нас учил бородатый Маркс? Все течет, все изменяется. Почти уверен: не только “спасибо”, “магарыч” заработаю.
Разинков ничего не ответил на это явное вымога-тельство. Он налил себе полный, до краев хрусталь-ный стакан водки, спокойно опустошил, осторожно поставил емкость на стол.
- А мне? – я, кажется, совсем обнаглел.
- За что наши отцы и деды в семнадцатом году кровь проливали? Чтобы холопов не было! Наливай сам, сколько выпьешь.
Это уже было нечто. Фразу он произнес спокойно, без надрыва, и я понял, что можно начинать разговор по существу. К тому же “посольская” оказалась от-менного качества. Вспомнилось, как в городе погова-ривали, что на водочном заводе, которому недавно исполнилось сто лет, по секрету купца Заусайлова для особо приближенных готовят особую, без сивуш-ных масел водку.
- Уф! – выдохнул я, боясь обозлить Разинкова, тем более что в комнату дважды заглядывал тело-хранитель, но хозяин делал ему знаки, чтобы тот удалился.
- Ты не забыл, поганый писака, я собирался ехать на дачу? – В голосе Разинкова уже не звучали зловещие нотки, - хватит тянуть резину, отвечай, кто такой Блювштейн?
- А вы не знаете? Какой наив! Не стоит нам друг перед дружкой выпендриваться. Ладно, - милостиво решил я, - для завязки возьми это послание. – Протя-нул Разинкову конверт, и по тому, как жадно он схва-тил письмо, понял, что Блювштейн многое значит в судьбе самого Разинкова. Он даже не заметил моего обращения на “ты”. Видимо, письмо было кратким. Разинков перечитал его раза три. Затем медленно, удивленно поднял на меня глаза, и я не узнал их. Обычно колючие, насмешливые, злые, они словно изменились, сделались доброжелательными, любо-пытными. И еще мне явственно показалось, будто не только в глазах, лице, но и во всей громоздкой фигу-ре Разинкова вдруг появилось почтение к моей пер-соне. Люто ненавидел, и, вот, пожалуйста, какие пе-ремены. Сомнений не оставалось: виной всему пись-мо Семена Блювштейна. Вероятно, израильский “ав-торитет” и явный хозяин Разинкова советовал ему обращаться со мной поуважительней, возможно, да-же упомянул о моей личной дружбе с Василаке. а может быть, ни то, ни другое, просто острый нюх бывшего главного инженера сразу взял верный след: зачем ссориться с тем, кого окончательно не раску-сил?
- Шараду ты мне загадал, писака! – признался Разинков. – Не знаю, с какого конца к ней подступить-ся. Не подскажешь?
- Вас устраивает сумма, переведенная на счет в банке? – Некто свыше произнес за меня эту явно рискованную фразу. Вдруг этот вопрос будет идти вразрез с их тайными договоренностями? Но я не просто выдал фразу, рискуя своей головой, мне чуть позже припомнились слова Блювштейна, сказанные там, на Мертвом море: “Жадность, как знаешь, фрае-ра сгубила, а мои фраера в России прямо как голод-ные псы. Приходится чуть ли не ежемесячно инфор-мировать их, когда, сколько и куда переведено конто-рой денег”.
Был весьма приятно удивлен, что вновь попал в “десятку”. Разинков беспокойно заерзал в кресле.
- О деньгах в чужих карманах говорить непри-лично! – отмахнулся он от вопроса.
- Почему же? Уверен: скоро на имя какого-нибудь Попандопало появится роскошная вилла и ях-та, а хозяином всего этого богатства, истинным хо-зяином будет господин…
- Не обязательно все разжевывать! – резко оборвал меня Разинков. – А ты, писака, видать, не промах! – с нескрываемым уважением продолжил хо-зяин квартиры. – Отыскал свою нишу в этом раско-реженном мире, молодчина! Нашим и вашим слу-жишь. Это уметь надо. – Он попытался дружески хлопнуть меня по плечу, но я уклонился от такой фа-мильярности.
- После наших стычек, - холодно проговорил я, - не хватало нам еще обняться и облобызаться.
- Ты, правда, еще зеленый, - нисколько не оби-делся Разинков, - не уразумел, что в нашем содруже-стве мгновенно забываются обиды, прощаются дол-ги, люди, забыв о кровной мести, делаются братьями.
- Зеленым быть хорошо, - нашелся я, - есть возможность созреть. – Я разговаривал с Разинко-вым чуточку свысока, ощущая свое преимущество. А что я терял? Миссию Блювштейна выполнил, зарабо-тал деньжат, оставалось умыть руки и… Я встал:
- Пожалуй, мне пора идти. “Посольская” была изумительна…
- Э, нетушки! Погоди! – забеспокоился Разин-ков. – Мы еще толком и не сыграли в “дурачка”! Не понимаешь? Разве ты не хочешь мне объяснить, ка-ким образом ты сошелся с Блювштейном? Как он те-бе доверился? Как вышел на меня? И еще, наш об-щий друг советует держать с тобой связь, мол, прес-са нам всегда должна служить.
- Служить? Это слишком! Да и как я буду тебе помогать, зная товарища Разинкова и не представляя господина Разинкова? Доверие – рычаг сообщества. Меня там, - я кивнул головой в сторону окна, - посвя-тили в ритуал принятия “авторитета” в “евросемью”. Все объяснили господа мафиози, а ты…
- Лихо! – только и проговорил Разинков. – Я хо-тел, было, тебя “замочить”, но что-то удерживало. Слава Провидению! Оказывается, ты даже про “евро-семью” знаешь.
- Совсем немного.
- А про мой бизнес?
- Тоже немного, хотя работать вслепую не при-вык. – Я в точности повторял ходы созданного мной в романе профессионала. И, как ни странно, пока все шло гладко.
- Хочешь войти в компанию? – напрямую спро-сил Разинков, надул и без того толстые губы.
- Упаси Бог! – искренне испугался я. – У меня иные задачи. – Я поспешил уйти от продолжения раз-говора на эту тему, посчитав, что и так для первого раза я узнал слишком много. Примерный семьянин, член бюро, главный инженер, лауреат премии Ленин-ского комсомола и вдруг… тайные связи с крими-нальными структурами Кипра, Израиля и Бог весть каких еще стран, человек с множеством лиц. – Госпо-дин Василаке приказал мне не дергаться по мелочам.
Я готов был поручиться перед кем угодно, что Ра-зинков вообще не знал, кто такой господин Василаке, но, как известно, обыкновенное жулье, как и пред-приниматели, больше тянулись к таинственным лич-ностям, “хозяевам тени”, чем к известным им лично уголовным авторитетам и даже международным во-рам “в законе”. А Разинков, без сомнения, был одним из них, винтиком в криминальном сообществе. Хотя очень скоро я понял, как здорово ошибался, столь низко оценивая бывшего главного инженера.
- По “мелочам”, говоришь? – переспросил Ра-зинков, улыбнулся, блеснув золотыми зубами, меня он явно больше не опасался. Просто фраза, видать, сильно задела его самолюбие. – Если я мелочусь, то кто же тогда работает по крупному? – Слово в слово произнес он фразу Блювштейна, сказанную на Мерт-вом море. – Господин Блювштейн, поди, рассказал тебе хотя бы чуть-чуть, чем я занимаюсь в родном Старососненске? Нет. Ладно, мне скрывать абсолют-но нечего. Так и быть, просвещу тебя, нежданный со-общник. Я взвалил на свои крепкие плечи металлур-гический бизнес. Сам видишь, сколько нынче метал-ла ржавеет под небом, не люблю профанов, я вот “волоку” в металлургии, ею и живу.
- Неужели твоя фирма подбирает и продает бракованные слябы, стальные чушки?
- Я бы всем писателям, таким, как ты, поотре-зал языки. Посему предупреждаю, мой бизнес вполне легален, законен, моя фирма официально зарегист-рирована в министерстве финансов и в администра-ции области. Не скрою, что имею филиалы в Мариу-поле, Старососненске, в Эстонии и Финляндии, Люк-сембурге и кое-где еще. Это не похвальба, а инфор-мация к размышлению. А ты… “по мелочам”. – Ра-зинков был явно доволен самим собой, чувствуя себя полностью неуязвимым.
- Простите, гражданин начальник! Вижу, широко шагаешь. А Блювштейн все знает о твоих наполео-новских замыслах? – Как бы ненароком задал я явно провокационный вопрос, однако, и на него Разинков не соизволил ответить.
- И заодно хочу тебя предупредить: не вздумай брыкаться, не раздувай на меня хищные ноздри, как на будущего героя гнусных писаний. Напомню, мой бизнес – законный.
- А если взбрыкну?
- Меньше знаешь – дольше живешь. Взбрык-нешь, плохо тебе придется, - угрюмо буркнул Разин-ков. – Думаешь, стану нанимать киллера и… Слиш-ком накладно тратить деньги на таких, как ты. Полу-чишь затрещину от местных властей, земля будет го-реть у тебя под ногами.
- От властей? Ничего не понимаю.
- Власти тоже жить хотят. Они дорожат крутыми бизнесменами.
- Получаю на лапу? – Я чувствовал, что молочу кулаками воздух, у Разинкова на все мои подковырки был готов вполне резонный ответ.
- Ты, как жалкий рыбачок, вылавливаешь жаре-ные факты, как окуньков с пальчик. Я исправно и че-стно плачу налоги в бюджет, по мере сил поддержи-ваю фонды милосердия, раз в квартал вношу деньги на восстановление храмов.
- Замаливаешь грехи, но… я хотел тебя спро-сить, босс: раз наши клиенты хотят развернуть скупку цветных металлов, то… с черными металлами, на-верное, придется притормозить? Жаль, у тебя, чувст-вую, наезжена колея. И я… я тоже мог бы тебе при-годиться. – В какой-то момент я ужаснулся самому себе: фантазия, тяга к авантюрам могла завести еще дальше, в самые дебри темного царства, из которого можно вернуться только в гробу. Однако остановить-ся я уже не мог, по-русски полагаясь на “авось”. Да, в этот момент мне очень пригодилась информация, ус-лышанная на Мертвом море.
- Ты все больше и больше удивляешь меня, господин писака! Я начинаю проникаться к тебе ува-жением. Не доверием, нет, пока уважением! - Разин-ков плеснул себе в стакан “посольской”, сглотнул ра-зом, покашлял, прочищая горло
- Я вообще плохо представляю твой бизнес, - откровенно признался я. – Как это можно открыто продавать наш знаменитый металл за рубеж? Тем более тебе, человеку, который сам начинал со стале-вара.
- Рыночные отношения, - спокойно ответил Ра-зинков. – Ладно, я прочту тебе маленькую лекцию, как возможному будущему компаньону.
- Я весь – внимание! – Снова мне захотелось прервать хозяина, встать, уйти, но что-то остановило меня. Да и какому журналисту не хочется раскопать что-нибудь эдакое?
- За последние два года, дорогой писака, рос-сийские власти здорово потрепали контрабандистов, работающих по металлу и сырью, а это привело к удорожанию металла на Лондонской сырьевой бирже вдвое.
- И твоей фирме это на руку?
- Правильно. Я не контрабандист, не жалкий фраеришка, я не пешка, даже не королева, а за ши-ворот милиция берет обычно мелкую сошку, для сче-та, ей самое место за решеткой, чтобы порядочным деятелям работать не мешала. – Разинков цинично улыбался, бросал вызов, ждал, когда я, наконец, рас-крою карты. Он был хитрый мужик. – Ну, все понял?
- Чувствуется, за плечами партийная школа: многообещающая речь, а конкретно ни хрена не пой-мешь. А я, журналист старый, мне нужно докопаться до сути, до сердцевины. Меня теперь можешь не бо-яться, ради любопытства расскажи, как действуют та-кие фирмы, как твоя? – Зная характер Разинкова, его слабость покрасоваться, выпятить свою персону, на-деялся, что он все-таки “расколется”. И не ошибся.
- Все гениальное – просто, - попытался отшу-титься Разинков, - главное – чтить законы страны, в которой живешь, регулярно платить налоги.
- Нет, я все-таки пойду, - снова попытался я встать. Разинков на сей раз не “заводился”. – Слу-шать твой детский лепет на лужайке мне, честное слово, некогда.
- Сядь, коль пришел! – Сильной рукой хозяин, буквально, вдавил меня в кресло, его интерес к моей персоне разгорался. – Я просто покупаю металл и перепродаю заграничным фирмам. Раньше это назы-валось спекуляцией, а нынче… предпринимательст-вом. Усек?
- И получаешь хорошие бабки? Ты же не фи-лантроп, ты - человек бизнеса.
- Вполне естественно. – Разинков встал, навис надо мной черной глыбой. – Желаешь, прочту ма-ленькую лекцию о технологии моего бизнеса?
- Желаю.
- Внутри России сбыта металла почти нет. За-воды стоят. Приходится “толкать” прокат и слябы за рубеж. Тут-то и начинается хитрая петрушка. Капита-листы за бугром быстро смекнули, что выгоднее по-купать по дешевке металл у России, чем производить самим. У них сейчас в цехах Сталлоне и Шварцене-гер боевики снимают, а мы… жалкие фраера, на все готовы, лишь бы выжить, лишь бы нашу сталь поку-пали за гроши. Квоты устанавливают, нормы, цены. Маленькая Словения получает квоты вдвое больше, чем огромная Россия.
Не выдержав, я потянул из кармана блокнот. Рас-сказ Разинкова становился интересным, но хозяин показал мне огромный кулак. Пришлось  спрятать блокнот.
- Пользуются ловкачи бедственным положени-ем России. А тут еще Украина, моя ридна сторона, перебивает нас, еще дешевле продает металл, что-бы выжить. Во, брат писака, когда для капиталистов наступил “золотой век”.
- И твоя фирма тут как тут, посредники, помо-гаете грабить Россию.
- Чушь! Мы заботимся сами о себе, как и все се-годня. Раньше в песнях пели: думай сначала о Роди-не, а потом о себе, а теперь… Но и у меня хлеб не медом мазан. Без царя в голове вмиг обанкротишься. Проясню мысль: чтобы вывезти металл, нужно да-вать направо и налево. Берут все: милиция, желез-ная дорога, прокуратура, таможня, но это – цветочки. Металл нужно доставить в порты Калининграда. А это значит, что следует везти его через Прибалтику. Улавливаешь? По глазам вижу, не улавливаешь. Здесь-то и начинается детектив. Во время транзита состава через Прибалтику часть моего груза бес-следно исчезает. И это меня не огорчает, наоборот.
Я невольно затаил дыхание. Таинственная заве-са, о которой столько слухов, но ничего конкретного. Исчезают, улетучиваются эшелоны с металлом, и Разинкова это радует. Колоссальная афера. А мне… не спугнуть бы хозяина, не переиграть бы.
- Не пыжься, все равно не поймешь наши гени-альные ходы. Кстати, ты не задумывался, писака, от-чего Эстония, не имея сырьевых запасов, вышла на первое место в мире по продаже цветных и черных металлов? Эх, ты! А еще взялся за сочинение крими-нальных романов, разве можно делать дело, когда слышишь звон, да не знаешь где он? Откуда взяться металлу в Эстонии?
- Пути Господни и пути жулья неисповедимы! – ушел я от ответа.
- Злословишь, потому, как в нищете живешь. А, тебе не понять! - Разинков улыбнулся своему, зата-енному. – Какая увлекательная штука – бизнес! Не нажива, а деловой бизнес. Если не иметь светлой го-ловы, как у меня, погоришь мгновенно, останешься нищим и убогим, но… не у меня, ты, можно сказать, имеешь дело с уникальным изобретателем.
- С патентом?
- У меня, если хочешь знать, есть шесть патен-тов на изобретения в области прокатки металла, но это сущая чепуха. Слушай сюда! Пункты назначения моих эшелонов с металлом не знает даже главный железнодорожный диспетчер страны, а я знаю, ибо все они зашифрованы личным кодом, изобретенным вашим покорным слугой. Я сначала код придумал, потом еще раз его перекодировал. Хрена с два кто-нибудь сумеет решить эту головоломку.
- А в данный момент знаете, где что происхо-дит?
- Спрашиваешь! Сегодня к пункту назначения спешат по “зеленой улице” два состава с металлом: из родного Старососненска, из украинского Мариупо-ля. – Разинков улыбнулся пришедшему на ум калам-буру: “зеленая улица” предоставляет зеленый свет с помощью “зеленых бумажек”.
- Не хотите поговорить о Блювштейне? – задал я провокационный вопрос.
- Стоит ли? – насторожился Разинков. – Я, на-пример, точно не знаю, кто он таков на самом деле, какова его настоящая фамилия, каков деловой раз-мах и каковы счета в банках. Зато догадываюсь, сколько крупных металлургических заводов у него в кармане, российских и украинских.
Я прекрасно понимал: Разинков “валяет ваньку”, не хочет выглядеть лилипутом перед Гулливером.
- Ты, писака, зря ухмыляешься, - строго и уко-ризненно проговорил Разинков, разгадал ход моих мыслей, - меня, ежели хочешь знать, всегда потряса-ет размах афер человека, который называет себя Блювштейном, я завидую ему, но… сие есть тайна за семью печатями. Между нами говоря, контрольный пакет акций нашего комбината, считай, у него в кар-мане.
- Почему же Блювштейн не желает приехать и взглянуть на свое дополнение к богатству?
- Не пускают! – прищурился Разинков, дивясь моей наивности. – Ныне власть имущие не желают ни с кем делиться деньгами, получая миллиарды, они дружно заслоняют российский пирог от посторонних, на словах защищая общенародное достояние. И для Блювштейна сплели густую паутину – не видно ее, а не прорваться. Он нацелился в прошлом году на соб-рание акционеров, где хотел лично предъявить права на комбинат, но наши верховоды тоже не дураки, они имеют свои интересы в металлургическом бизнесе. Вот и был спущен тайный приказ: “Блювштейна и его компаньонов в Россию не пускать”. Как это органам удалось сделать, даже я, Разинков, не представляю. – Разинков замолчал, наверное, не стоило далее раскрывать карты, рассказывать, как всесильный в мире, но малосильный в Российской неразберихе Блювштейн тайно поручил ему быть соглядатаем при комбинате.
Визит этого чертова писателя сорвал поездку на дачу, расстроил его, поняв, что Блювштейн страхует и его с помощью этого гостя. На даче собрались на мужской разговор высокие гости, чьи имена в городе произносят с боязнью и уважением. Знал бы этот пи-сака, что он, Разинков, очень гордится своей фено-менальной памятью, ему не требуется обширная кар-тотека. Вся она зашифрована в собрании сочинений Тургенева. В каждом томе, едва ли не в каждой главе надколота булавкой буква, обозначающая человека, состоящего у него на жаловании, все это были чины, ни одного “пустышки”, все действующие…
Выпроводив писателя, Разинков подумал, что, на-верное, пора и Банатурского занести в картотеку, ря-дом с банкирами, прокурорами, киллерами…
Телефонный звонок спугнул приятные мысли. Звонок был междугородний. Выслушав невидимого собеседника, Разинков строго приказал: “Третий ва-риант – в действие!” и повесил трубку…

* * *

“На одном из таможенных терминалов на границе с Эстонией был задержан эшелон с металлом, иду-щий из Старососненска транзитом через Прибалтику в Калининград. Во время оформления акта на задер-жание старший контролер, полковник таможни, при-нял взятку от сопровождающего эшелон неизвестного лица и в этот момент был задержан. Но случилось непредвиденное. Во время ареста раздался взрыв. Сопровождающий груз, а также сотрудники службы безопасности, и таможенники погибли…”
(из газет)