… Уже десять минут четвертого, но Василия с женой еще не вызывали. В коридоре
городского суда немноголюдно и тихо. Время от вре¬мени открывается одна из бесчис-
ленных дверей и мимо с деловым видом проходит какая-нибудь сотрудница. Иногда из-за
некоторых дверей явственно слышны веселые голоса и женский смех.
Василию захотелось покурить, но не оказалось спичек, и он опять принялся изучать
скучный плакатик, висящий на такой же скучной стене. Его жена сидела рядом и безучастно
смотрела перед собой. Чуть поодаль разместилась пожилая пара. То, что они именно муж и
жена, чувствовалось сразу — время наложило отпечаток одинаковости на их лица. Кажется,
ничто так не роднит людей, как перенесенные вместе горести. Мужчина беспрестанно
теребил шляпу, а жена часто-часто подносила платок к покрасневшим заплаканным глазам.
«Интересно, а что у них? — подумал Василий. — Наверное, с сыном что-то...» Он почему-то
уверен, что у них именно с сыном что-то случилось.
— Федоровы! — Дверь напротив отворилась, и выглянула женщина. Судя по возрасту,
это и есть та самая судья, которая и определит дальнейшую их с женой жизнь.
— Мы здесь, — сказала жена.
Женщина поверх очков глянула на них:
— Подождите еще! Помощница освободится, тогда и разберемся с вами.
Василий с женой одновременно сели. Он старался не глядеть на нее. Вспомнил о том, что
семь лет назад он точно так же сидел в этом невеселом коридоре и тоже ждал, когда
вызовут.
...Тогда была весна. Яркое солнце освещало через грязные стекла коридор. За окном
вовсю капало с крыш. Лида, первая жена Василия, сидела и крепилась изо всех сил, чтобы
не расплакаться. Она не хотела разводиться и с ужасом думала о том, как останется одна
с двумя детьми. Вспомнила слова матери: «Ничего, дочка, успокойся... Раз он решился,
все равно не удержишь...» Так-то оно так, но Лиде от этого легче не становилось. А
Василий в состояние жены особенно не вдавался, он был невнимателен и рассеян. Это была
рассеянность влюбленного человека...
Влюбился тогда Василий в Веру, свою будущую вторую жену, как мальчишка, позабыл
обо всем на свете. Развелся и переехал к ней жить. Потом у них родились погодки — два
славных мальчугана. Вера до него уже была замужем, но детей в том браке у ней не было,
хотя прожила с первым мужем пять лет. И как водится, народ в деревне, откуда была родом
Вера, во всем обвинял ее — мол, пустая баба, ребенка понести не может. Но Вера сразу
забеременела, как только стала жить с Василием. И сразу все досужие разговоры
прекратились. Успокоилась и молодая мама, и ее родители.
И когда Василий приезжал в деревню к Вериным старикам, то они, которые раньше бросали на
него косые взгляды, всячески ублажали дорогого зятя. И, выпив с мужиками, Василий
частенько, словно бы невзначай, рассказывал собеседникам эту историю. Слушатели
согласно кивали головами, и это поднимало Василия в его собственных глазах. В такие
моменты он чувствовал себя большим, сильным и добрым... А сейчас он сидит и старается
не глядеть на Веру. «Да нет, не разведут», — подумал Василий, а в памяти почему-то
всплыл крик его сына от первой жены: «Папка! Папка! Поехали с нами! Папка! Поехали!..»
...Это было сразу после похорон мамы. Мелко накрапывал дождик, в автобусе запотели
стекла. Василий сидел впереди с Верой, а Лида — в конце салона с сыном на руках. Автобус
тронулся и поехал, петляя по узкой кладбищенской дороге. Люди вполголоса
переговаривались о вещах, не имеющих никако¬го отношения к только что состоявшимся
похоронам. Василий чувствовал себя неуютно. И не оттого, что похоронил мать, а оттого,
что в автобусе находились две его жены. Он обернулся и словно наткнулся на глаза
младшего сына, который все это время, не отрываясь, смотрел на него. Ему было всего
четыре годика, и он не понимал всего того, что происходит. Единственное, что он четко
знал — это то, что папка опять уедет куда-то с другой женщиной, и он опять долго-долго
не увидит его. И вот тогда-то он и закричал:
— Папка! Папка! Поехали с на¬ми! Папка! Поехали!..
Василий отвернулся. Уставился глазами куда-то под ноги и так и просидел до самого
дома, вечером он напился, плакал пьяными слезами, ругался и матерился на Веру. Наутро
они с Верой сделали вид, будто ничего и не произошло, но у Василия в душе навсегда
осталось то противное чувство, которое он испытал, когда услышал крик своего сына в
автобусе. В автобусе, едущем с похорон...
Дверь напротив отворилась, и выглянула девушка: «Федоровы, проходите!»
— Рассматривается дело по заявлению гражданки Федоровой Веры Николаевны о расторжении
брака с гражданином Федоровым Василием Викторовичем.
Дальнейшее произошло совсем не так, как представлял себе Василий. Судья попросила Веру
выступить по сути заявления. Вера встала, посмотрела на него, потом на судью и начала
говорить. Вначале медленно, а потом все быстрее и увереннее. Она сказала, что супруг
измучил ее своими постоянными пьянками, изменами. Особо налегала на то, что в последние
полгода он не приносил домой зарплату, а сейчас вообще нигде не работает.
Василий как уставился на Веру, так и не сводил с нее удивленных глаз до конца ее
обличительного монолога.
— У вас все? — спросила судья.
— Да, — сказала Вера.
— Ответчик, прошу встать. Что вы можете сказать по сути изложенного?
У Василия заранее заготовленные фразы напрочь вылетели из головы. «Да, конечно, иногда
выпивал, не без этого, но не пьяница же... Ну, было пару раз по дурости с женщинами, а
кто сейчас без греха?.. Ну, денег нет, так ведь Вера прекрасно знает, что на их
предприятии полгода зарплату не выдавали. А сейчас без работы, потому что с одной ушел,
а на новую еще не успел устроиться...», — все эти мысли роем пронеслись в его голове.
— Вы согласны с тем, что сказала истица?
Василий в ответ промычал что-то невразумительное.
— Суд удаляется на совещание. Попрошу вас выйти.
Не успели Василий с женой выйти в коридор и сесть на уже надоевшую скамейку, как
их попросили обратно. И опять все дальнейшее произошло совсем не так, как он думал.
Вера отказалась от алиментов, а он — от имущественных, как выразилась судья, притязаний.
— Прошу встать. Суд вынес постановление, и ваш брак считается расторгнутым. Распишитесь
здесь. Судебные издержки кто будет оплачивать?
— Сколько? — быстро спросила Вера.
— Двести.
— Двести тысяч? — уже медленнее переспросила Вера.
— Нет, всего лишь двести рублей — у нас расценки пока старые остались. Вам повезло, — с
улыбкой ответила судья.
— Двести-то я заплачу, чего уж там, — облегченно проговорила Вера.
Василий все еще словно в оцепенении вышел из здания суда, пошел было за Верой, а
затем остановился. На него навалилось огромное одиночество, которое ему еще предстояло
осознать до конца. Ему было некуда идти, и как он будет жить дальше, он не знал. Василий
подошел к киоску и купил спички. Они стоили ровно четыреста рублей…