"Меня зовут Ричард Броуди, я являюсь врачом в одной из психиатрических лечебниц штата Айова. Данная книга не является мемуарами или собранием сочинений. В ней я хотел бы описать несколько особенно интересных случаев. Возможно, эта книга окажется полезной находкой для начинающих докторов.
Один из моих первых пациентов - молодой человек, которого мы можем назвать Джеймс (здесь и далее - имена пациентов выдуманы, само собой, из-за сохранения врачебной тайны) поступил к нам в конце ноября 1997 года. Он пришел к нам добровольно. Видимо, понимал, что его проблема скорее всего имеет психическую основу. При этом он до конца верил в то, что говорил и видел. Меня назначили лечащим врачом, и вскоре у нас с ним состоялся следующий диалог:
Я: Здравствуй, Джеймс. Меня зовут Ричард Броуди, я буду тебя лечить.
Джеймс: Здравствуйте, доктор Броуди. Мне очень жаль, но вам в ухо только что залезла пчела.
Я: Серьезно? Значит, ты видишь пчел? Или вообще насекомых?
Джеймс: Я вижу разных насекомых. Пчел, мух, муравьев, ос, жуков. Они всюду.
Я: В принципе, это правда. Они действительно всюду. Но ты видишь их там, где другие их не видят?
Джеймс: Я вижу жирных синих мух, копошащихся в волосах у людей. Они ползают, моют лапки - знаете, вытягивают две передние, и трут их друг о друга. Я вижу жуков, выползающих изо рта и ноздрей.
Я: Ты видишь их только на других людях, или на себе тоже?
Джеймс: Только на других. На мне они наверняка тоже есть, но они прячутся. Не хотят, чтоб я их нашел.
Я: Ты осознаешь, что то, что ты видишь - неправда?
Джеймс: Не знаю. Да. Нет. Черт, они такие РЕАЛЬНЫЕ!
Я: Ты когда-нибудь употреблял наркотики? Сильнодействующие психотропные лекарства?
Джеймс: Да. Пару раз. Но лишь для того, чтобы хоть временно не видеть их.
Я: То есть являться следствием наркотика эти видения не могут? Наоборот, ты принимал наркотики, чтобы отгородиться от них?
Джеймс: Да. Да. Верно.
Я: В твоей истории болезни сказано, что в детстве ты получил травму, приведшую к легкому сотрясению мозга. Ты стал видеть насекомых после этой травмы?
Джеймс: Я не помню.
Я: Когда ты впервые увидел их?
Джеймс: Не помню. Я... Мне тяжело сосредоточиться. У вас прямо на губах сидит большая оса.
Если честно, я инстинктивно провел ладонью по губам. На всякий случай.
Я взялся лечить Джеймса. Безусловно, он был болен шизофренией. Целью наших бесед было выявить возможную причину возникновения болезни. Однако даже выявив ее, едва ли я смог бы справиться непосредственно с симптомами. Чаще всего причиной болезни является страх или пережитый когда-либо стресс. Обычно детский. Вообще мозг человека устроен удивительно. Скрывшийся в его глубинах ужас может молчать годами, но однажды вырвавшись, не замолкает. Узнать, что же именно могло вызвать у Джеймса подобную реакцию, я так и не сумел, хотя было несколько предположений. В детстве Джеймс проводил много времени на открытом воздухе - жил в сельской местности, на ферме. Возможно, имел место быть контакт с каким-то насекомым, которое сильно испугало Джеймса. Еще один вариант - прочитанная или увиденная информация о насекомых, которая могла шокировать ребенка - так сильно, что шок этот засел глубоко в мозгу на много лет. Но это все, как я сказал, предположения. Реальной причины я так и не узнал.
Медикаментозное лечение также не принесло результата. Похоже, мы имели дело с резистентной шизофренией. Удовлетворительного результата не принесли ни клозапин, ни зипрасидон. Нейролептики не имели никакого воздействия. Во время очередной беседы Джеймс даже выявил признаки ухудшения состояния.
Джеймс: Их стало больше. Все просто кишит ими. Они теперь не только на людях, они ползают по полу, по потолку. Доктор, вы этого не видите, но по вашему шкафу сейчас ползут два жука размером с ладонь!
Я: Как часто у тебя болит голова? Случаются мигрени после употребления лекарств?
Джеймс: Нет. Не замечал такого.
Побочные эффекты возможны - все таки, антипсихотики достаточно сильны, и применять их следует на начальных этапах болезни, а не тогда, когда она уже пустила корни - но я считал, что шизофрения прогрессирует сама по себе.
Через неделю ко мне в кабинет ворвался один из санитаров. Он сообщил, что мой пациент только что пытался вырвать волосы другому больному. При этом он кричал что-то вроде: "Убери их себя! Убей их!". Джеймса привели ко мне, дрожащего всем телом.
Я: Что случилось? Зачем ты набросился на другого пациента?
Джеймс: У него слишком длинные волосы, и эти твари там просто кишели. Они... Они кусали его. Я видел, как они протыкали кожу хоботками и пили кровь. И я слышал! Мерзкие сосущие звуки! Я хотел остановить это... и сумел убить пару, да! Я пришлепнул их, и кровь залила этому парню все лицо. Его собственная кровь!
Я: Ты ведь понимаешь, что все это невозможно, правда?
Джеймс: Я ничего не понимаю. Мне плохо. Я хочу уйти отсюда.
Через неделю приехала его сестра, Джанин, и объявила, что от нашего лечения брату стало только хуже. Она стояла прямо в холле и кричала, прижимая к себе Джеймса, как маленького ребенка, кричала, кричала. А я стоял возле лифта и не знал, что сказать. Да и что я мог говорить? Оправдываться? Бессмысленно. Ни медикаментозное лечение, ни психотерапия, ни к чему не привели. Джеймс и Джанин уехали.
Что тут можно сказать? Я не знаю, можно ли это назвать классической шизофренией. Эта болезнь предполагает распад процессов мышления и реакций, расстройство восприятия. Восприятие окружающего мира у Джеймса и правда было сильно нарушено, но вот с мышлением все в порядке.
Еще один интересный пациент явился ко мне в начале 2000 года. Вернее пациентка. Пожилая женщина, на вид совершенно адекватная. Ее привела дочка, не выказывавшая, на мой взгляд, особой заботы о матери. Она явно хотела хотя бы на время куда-нибудь сплавить свою мамашу, которую вдруг стали донимать странные мысли и желания. Назовем эту женщину Элли.
Я: Расскажите подробно, что с вами случилось.
Элли: Я глубоко больна, и признаю это. Моя дочь любит меня...но моя болезнь ее пугает.
Я: Поэтому она решила сдать вас в психушку?
Элли: Нет. Она заботится обо мне. Дело в том, что где-то полгода меня преследуют странные мысли. Они меня пугают.
Я: Расскажите подробно.
Элли: Мне хочется покончить с собой. Это очень странно, учитывая, что я уже давно, как видите, вышла из того возраста, когда горячая кровь заставляет резать вены из-за неразделенной любви... Более того, я верующуя, а как известно, самоубийцам вход в Рай заказан.
Я: Подробнее, прошу вас.
Элли: Я постоянно вижу вещи, которые можно было бы использовать...не самым подходящим образом. Например, у вас на столе ручка. Мне хочется взять ее и воткнуть себе в глаз так, чтобы она достала до мозга и убила меня.
Я: Мне убрать ручку?
Элли: Нет. Не нужно. Я могу контролировать себя. Хотя день ото дня это все тяжелее. Пару дней назад я сидела, принимала ванную. Неподалеку на полочке стояло радио. Я подумала, как было бы здорово включить его в сеть и кинуть в воду. И трястись, чувствуя, как ток проходит сквозь тело. Это ведь замечательно, не правда ли?
Я: Эти мысли появляются постоянно, или в какое то определенное время? На улице вы испытываете то же самое?
Элли: По разному. За временем я не следила, если честно. А мысли возникают и дома, и на улице. Мне частенько хочется прыгнуть под колеса автомобиля. Причем какого-нибудь большого. Какого-нибудь внедорожника.
Я: Чтобы наверняка?
Элли: Да. Я же не хочу провести остаток жизни в инвалидном кресле, с судном под задницей!
Я: Кто-нибудь из ваших знакомых или родственников недавно уходил из жизни?
Элли: Нет. Но у моей соседки умерла кошка. Бедное создание. Была уже старая. У нее почти отказали передние лапы и почки. Кэтрин уже собиралась усыпить ее - больно было смотреть на все это - но, к счастью, не успела взять грех на душу. Кошка умерла сама.
Я: Вы сильно переживали? Смерть кошки могла стать причиной подобных суицидальных настроений?
Элли: Нет. Нет, конечно. Уже хотя бы потому, что кошка эта умерла месяца полтора назад, а я страдаю этим...этим наваждением...больше полугода. Вот сейчас я смотрю на ваше окно. Мне хочется открыть его и спрыгнуть.
Я: Это третий этаж. Не факт, что это вас убьет.
Элли: Стариковские кости хрупкие, доктор.
Я: Ваша...болезнь прогрессирует, правильно я вас понял? Если это так, то не было ли с вашей стороны реальных попыток покончить с собой? Если были, то мы обязаны привести вашу палату в надлежащий вид. Убрать оттуда все предметы, которыми вы можете нанести себе увечья.
Элли: Думаю, при желании я смогу перерезать себе вены чайной ложкой. Я же вам говорю: я смотрю на что-то и представляю, как это можно использовать. Самый безобидный предмет я могу превратить в орудие убийства...самоубийства.
Я: Приведите несколько примеров.
Элли: У входа я видела работающий вентилятор. Я представила, как сую туда руку, прямо во вращающиеся лопасти. А лишившись нескольких пальцев, я буду просто сидеть и ждать, пока истеку кровью.
Я: То есть вас, в отличие от большинства самоубийц, интересуют не только безболезненные способы ухода из жизни? Кто-то пускает себе пулю в лоб, кто-то глотает таблетки, другие вешаются или прыгают из окна. А вам все равно, верно? Вы не боитесь страданий?
Элли: Я не знаю, доктор. Наверное, боюсь. Но ещё больше я боюсь, что однажды не выдержу и все таки сделаю это. Я уже столько раз была на грани...
Я: Мы освободим вашу палату от вещей, которые могут вам навредить. По крайней мере, постараемся. А сейчас я пропишу несколько лекарств, которые вы будете ежедневно принимать. И раз в два дня мы с вами будем беседовать. Договорились?
Элли: Да, доктор. А что за лекарства? Проглотив пригоршню, я смогу отправиться на тот свет?
Я лично проследил за тем, чтобы комната Элли была освобождена от всех предметов, которые, по моему разумению, могут быть опасны. Беседам с Элли я уделял немало времени. Меня удивлял контраст: эта пожилая женщина была вполне адекватной и умной, но возникающие в ее голове мысли меня частенько пугали. Например, она рассказала, как однажды взяла ножницы и чуть не разрезала себе живот. В другой раз она пыталась себя поджечь - но вовремя пришла соседка и успела остановить ее. Насколько я понял, с течением времени желания перетекали в действия. Элли уже не могла сидеть сложа руки и пыталась воплотить свои жуткие идеи в жизнь. Мы имели дело с обсессией - проще говоря, навязчивой идеей.
Лечение этого недуга весьма своеобразно. Психотерапия чаще всего направлена на создание для пациента новых интересов и идей, призванных отвлечь внимание от навязчивых переживаний. Однако я понимал, что такой вид лечения дает нестойкий результат, поэтому нужно было двигаться дальше. Трудотерапия бывает гораздо более эффективна, поскольку заставляет больного сосредоточиться на каком-то деле (зачастую совершенно для него непривычном). Я спросил Элли, умеет ли она рисовать. Она ответила, что никогда не пробовала. На следующий день я принес к ней в палату карандаши, краски и альбом. При этом поставил санитара неподалеку, чтобы он время от времени следил за Элли. В конце концов, она много чего может натворить карандашами.
Ещё через несколько дней я предложил Элли написать стихотворение, хотя бы маленькое четверостишие. Знаете что? Это работало. Элли призналась, что во время рисования почти не думала о самоубийстве. А когда я заставил ее сочинить стих, суицидальные настроения на время полностью ее покинули.
Итак, психотерапия (точнее, трудотерапия) вкупе с антидепрессантами и несколькими антипсихотиками давали положительный результат. Я уже праздновал победу.
Элли: Я больше не чувствую это постоянно. Время от времени бывает, конечно, но гораздо реже. Я смотрю на вещь и вижу лишь ее, больше ничего. Я не пытаюсь представить себе, как с ее помощью режу себя.
Я: Вы излечиваетесь, Элли. Вы излечиваетесь.
Элли рисовала и вновь пыталась сочинять стихи. Улучшения были на лицо. Она говорила, что ночами ее все ещё частенько донимает бессонница (частый спутник обсессии) и пугающие мысли, но меня это уже не слишком беспокоило. Я был уверен, что Элли вылечится. Может, не полностью. Может, иногда мысли о самоубийстве будут приходить в ее седую голову, но теперь они не будут нести никакой угрозы. Так я думал. На это я надеялся.
Но однажды утром, примерно через полтора месяца после поступления Элли в клинику, я обнаружил на втором этаже нескольких полицейских и бледных санитаров. Элли покончила с собой ночью. Взяла один из карандашей, заточила его так, что его кончик стал похож на лезвие бритвы, и перерезала себе вены. Прямо в постели, залив кровью всю кровать и пол. Зрелище не для слабонервных.
Что меня удивило - так это поведение ее дочери. В отличие от сестры Джеймса, парня, видевшего всюду насекомых, она не стала закатывать скандал, не стала истерить. Стояла в дальнем углу у окна и молча смотрела на то, как ее мать, бледную, обескровленную, кладут на каталку и везут к лифту. Со мной она вообще говорить не стала.
Итак, навязчивые идеи - опасная вещь, запомните это. Особенно если они связаны с убийством, самоубийством или сексуальным влечением. Жаль только, что даже своевременное обращение ко врачу не всегда гарантирует вам спасение от самих себя.
Ещё один интересный, то есть достойный упоминания, случай был зафиксирован мной в 2006 году. В том году я, кстати, отмечал своеобразный юбилей: вот уже 25 лет я работал в этой клинике. Немалый срок, правда?
Ко мне пришел лысый мужчина, в очках и ярко-зеленой рубашке. Он сразу показался мне слегка странным. Манера двигаться и речь выдавали в нем незаурядную личность. Но раз он обратился ко мне, значит незаурядность эта явно не может являться поводом для гордости.
Как выяснилось, придти сюда его уговорила жена. Назовем этого парня Кевином. Войдя в кабинет, он тут же подскочил ко мне и шлепнул на стол толстую папку с разноформатными, торчащими во все стороны листами.
Папка была полна фотографий летающих тарелочек и якобы обнаруженных кем-то тел гуманоидов. Ну и конечно же загадочные круги на полях. Куда ж без них? Под большинством имелись газетные и журнальные вырезки, где повествовалось о пришельцах. Я просмотрел все это достаточно внимательно. Мелочи - это важно. Большое состоит из малого. Нет ничего второстепенного.
Я: Так. Прекрасная подборка, очень даже. Вы уфолог?
Кевин: Нет, хотя хотелось бы. Вы верите в инопланетян, доктор?
Я: Скажем так: я не верю в то, что во Вселенной - если она действительно такая большая, как ее представляют - мы являемся единственными разумными существами. Это было бы нелепо.
Кевин: Да! Браво, доктор! Это как раз то, что я пытаюсь втолковать простофилям, которые отказываются глядеть дальше собственного носа. Пришельцы - это реальность, пора уже всем это понять!
Я: Извините, Кевин, я не завершил свою мысль. Я верю, что в космосе есть жизнь, но мне не кажется, что в настоящее время существует хоть одно неоспоримое доказательство посещения инопланетянами Земли. В конце концов, раз Вселенная такая огромная, вполне возможно, что пришельцы не имеют ни малейшего представления о существовании нас. Быть может, также как мы, гадают: а есть ли там кто-то, среди звезд? Но кажется, мы отвлеклись. Почему ваша жена...э-э...Джулия, верно? настояла на том, чтобы вы пришли к нам?
Кевин: Джулия не верит мне... И вы тоже не поверите, к сожалению. Я слышу их! Слышу их голоса в моей голове!
Вот после этих слов все мои надежды рассыпались. Я то уж начал думать, что Кевин - простой парень, быть может, слегка помешанный на НЛО, а его жена, не способная разделить его увлечения, пытается как то их искоренить. Но к сожалению, диагноз вновь был неутешителен: шизофрения.
Я: И как давно вы слышите эти голоса?
Кевин: Лет с пятнадцати. То есть довольно долго. Но я не выгляжу сумасшедшим, верно?
Я: Эти голоса похожи на человеческие? Быть может, они похожи на голоса каких-нибудь определенных людей?
Кевин: Нет, нет и нет. Они совершенно...чужие. Это не похоже на человеческую речь. Их голоса напоминают радиопомехи. Они шелестят, скрежещут и клокочут.
Я: Вы понимаете, о чем они говорят?
Кевин: Иногда. Время от времени некоторые фразы вызывают у меня что-то вроде ассоциации или образа. Но они быстро пропадают и уже через минуту я все забываю.
Я: То есть это похоже на сон?
Кевин: Да, но лишь похоже! Я слышу голоса только когда бодрствую. Когда я засыпаю, они замолкают.
Я: А сейчас они тоже говорят?
Кевин: Да. Но приглушенно и медленно.
Я: У вас когда-нибудь возникали странные желания и идеи из-за этих голосов?
Кевин: Нет. Кажется нет. Что это вообще значит?
Я: Голоса мешают вам сосредоточиться? Вы можете из-за них не расслышать слов своего собеседника?
Кевин: Нет. Они слишком тихие. Может, раньше и мешали...слегка. Но сейчас я к ним привык. Они стали для меня постоянным звуковым фоном.
Я: Голоса появились уже после того, как вы начали увлекаться инопланетянами?
Кевин: Нет. Когда я их услышал, я долго не мог понять, что со мной происходит. Потом прочитал в какой-то газете про парня, который якобы мог связаться с внеземными цивилизациями. Он говорил, что голоса пришельцев звучат прямо в его голове.
Я: Значит, ваше увлечение НЛО явилось следствием появления этих голосов?
Кевин: Вроде того.
Я: Вы когда-нибудь употребляли наркотики?
Кевин: Подростком покуривал травку. Немного. Вы думаете, у меня глюки?
Я: Вы получали какие-нибудь травмы, которые могли привести к сотрясению мозга?
Кевин: Нет. Я знал, что вы мне не поверите.
Я: Если бы я верил всему, что говорят мои пациенты, то сам бы уже сошел с ума.
Кевин: Но я не псих! Я говорю правду, черт побери!
Я: Ваша жена из-за голосов обратилась к нам? Или из-за вашего увлечения пришельцами? Она вообще в курсе, что вы слышите голоса?
Кевин: В курсе. Но рассказал я ей об этом не так давно. Думал, она выслушает меня, поймет. А она...она мне не верит.
Я: Давайте проведем эксперимент. Откиньтесь на спинку стула и закройте глаза. Голоса звучат?
Кевин: Да. Они редко молчат.
Я: Хорошо. Сосредоточьтесь на них. Слушайте только их и меня. У вас есть дома радио?
Кевин: Да. Я иногда выхожу ночью на улицу и включаю его. Между станциями, где обычно лишь шум помех. Надеюсь услышать их не только в голове, но и там. Убедиться, что я не сумасшедший.
Я: Представьте себе это радио. Представьте ясно и четко, словно держите в руках. Пусть оно горит перед вашим мысленным взором, как настоящее. Вы можете сделать это?
Кевин: Да. Кажется, могу.
Я: Посмотрите на ручку, регулирующую громкость. Голоса доносятся из радио, и в ваших силах их приглушить. Поверните эту ручку слегка. Сделайте голоса тише.
Кевин: Вы что, гипнотизер?
Я: Давайте! Поверните эту ручку! Вы должны уменьшить громкость голосов. Ну же!
Думаю, в общих чертах вы поняли, как проходил процесс лечения Кевина. Помимо обычных лекарств мы проводили сеансы психотерапии, во время которых Кевин должен был бороться с самим собой и голосами. Их громкость нужно было убавлять постепенно. Резкая тишина могла привести Кевина в замешательство и спровоцировать новый этап развития болезни. Неторопливость, даже некоторая медлительность, просто необходима в таком тонком деле.
От сеанса к сеансу состояние Кевина улучшалось. Он говорил, что уже почти не слышит чужих голосов в своей голове. Появляются они редко и напоминают шепот. Но Кевина это, похоже, печалило. Я понимал, в чем тут дело. Первая причина недовольства - это резкая перемена. Он уже привык к наличию чужаков в своем мозгу, а теперь будто подвергся ампутации. Но как известно, ампутированные конечности человек ещё некоторое время чувствует, они похожи на фантомы. Вот и Кевин ещё слышал своих давних гостей, но они явно затихали, готовясь в скором времени полностью исчезнуть.
Вторая причина ещё проще, и она немного эгоистична. Пусть делился своей тайной Кевин не со многими, он все же понимал, что отличается от других людей, и это отличие ему нравилось. Ему нравилось быть непохожим на других, а теперь его, такого яркого и интересного, вдруг перекрасили в серый цвет и насильно поместили в огромную стену, состоящую из таких же серых, неприметных кирпичиков.
Кевин приходил на сеансы неохотно и часто искал предлоги, чтобы уйти пораньше. Но я был неумолим. Я был намерен излечить его полностью. Как выяснилось чуть позже, мне, возможно стоило бы попридержать коней и не торопиться. Брошенное на середине лечение, да ещё и лечение, дающее положительный результат - это плохо, но излишнее давление на пациента - ещё хуже. Я оказывал слишком большое давление, признаю свою ошибку.
Кевин сбежал. Однажды ночью выбрался из окна, сделав из простыней и одеяла веревку, прокрался на задний двор и перемахнул через ограду. Его жена, Джулия, как я и ожидал, закатила скандал. Оказывается, он не явился той же ночью домой. Он просто исчез. Однако через неделю пришло письмо. Не Джулии, как ни странно, а мне. Письмо от Кевина.
"Я благодарен вам за вашу заботу и старание, доктор, но я понял, что эти голоса - единственная ниточка, связывающая меня с теми, другими мирами. Я вдруг подумал: вы заставили меня уменьшить их громкость, почти отключить. А что, если с помощью все того же воображаемого радио я смогу наоборот, сделать их громче и отчетливей? Вдруг я смогу по настоящему общаться с представителями другой цивилизации? Я уехал в Калифорнию. Куда именно - не важно. Скажу лишь, что здесь достаточно часто наблюдали летающие тарелки и круги на полях. Думаю, здесь "связь" лучше. Передайте моей жене, что я люблю ее. Прощайте".
Вот такая история приключилась с любителем пришельцев Кевинов. Острая потребность быть не таким как все все-таки пересилила желание выздороветь. Удивил ли меня такой поворот событий? Да. Но не сильно. Ещё один случай..."
***
Тонкая книжка шлепнулась на стол перед доктором Карлом Брауном. Врач вопросительно поднял взгляд на своего коллегу, Сэма Джеймисона.
-И что это?
-Взгляни. Просто пролистни.- Сэм был невероятно бледен. -Я никогда с таким не сталкивался. Это книжка пациента из восемнадцатой. Новенького.
-Ричарда Броуди?
-Ага.
Карл открыл книжку. Страницы были заполнены аккуратными, ровными, будто измерянными линейкой строчками. Почерк причудливый, с завитушками и подчеркиваниями.
-У меня пока не было возможности пообщаться с ним.- сказал Карл. Просматривая книгу, он хмурился.- Господи! Это точно писал он?
-Точно. Я сам в шоке. Он считает себя врачом. Психиатром. Таким же, как ты и я. И описывает в этих мемуарах случаи, якобы, из его практики.
Карл провел рукой по волосам.
-Да уж. Невероятно. Он же не был на самом деле доктором?
-Никогда. Работал где-то на стройке. И что мы с ним будем делать?
Карл захлопнул книгу и улыбнулся.
-Что делать? Разумеется, лечить!