Вот тоже удивительной и красивой подлинности рассказ перед вами. Сейчас убедитесь.
Тут недавно по федеральным каналам любопытный сюжет давали. Про дорожно-транспортное происшествие. Словом, как один кондуктор выперла, знаете, с автобуса гражданина школьных лет. С неоплаченным ранцем. Такой огромный ранец до попы. Наверное, много задали. Все каналы на стороне пацана!
Я-то по горячим следам меланхолически отнёсся к этому дурацкому репортажу. Но потом всё-таки рассердился это ужасно как. Пёс их знает, какие легкомысленные и отсталые взгляды проповедуют наши фед. каналы. Право, противно.
Я, может, лично наблюдал подобный же случай в жизни и не согласен категорически.
Сейчас расскажу. Пусть будет перед вами такая, что-ли, полемика, такая беззлобная, но принципиальная перекличка медиаресурсов.
Ехал я, знаете ли, троллейбусом по городу. Сел и, значит, еду. Гляжу, кондуктором у меня Нюшка Нейлонова представлена. Былая красавица. Обрадовался, родня всё-таки, какая-никакая. Я ей биологический деверь. Родственник, оставшийся от первого, не удавшегося и позднее заглохшего брака.
Расхаживает художественной походкой по салону и профиль точит.
А в салоне не многолюдно. Не потно ехать.
Всё больше наш брат – нищие духом. Чьё, между прочим, сказывают, именно-то и есть царствие божье. Ну, думаю, ждёт меня сегодня тихая, лирическая поездка на троллейбусе. Да не тут-то было.
Надо бы вам сказать для пользы понимания, что Нюша Нейлонова имела смолоду ужасно джазовый характер. Это была подвижная чернявая девица весёлого розлива, певичка и танцовщица по кабачкам. Узкобёдрая, если кто из читателей натурализмом интересуется.
Дюже лакомая для мужчин, улизнувших на вечерок от вторых половин и ищущих, знаете, свежих ощущений на свой опустошённый срез.
Многие бегали за ней и рисовали ей в подъезде красивые матерные чертежи.
И вот теперь, представьте себе, таковая Нюшка успокоилась до кондуктора.
Она успокоилась до кондуктора, но от громадья надежд не отреклась. Нет.
Нюшка про себя так сама с собой разговаривала:
- Мне теперь сколько? Мне сорок второй годок попёр! Вот я три годика здесь протяну, в кондукторской профессии, а там стукнет мне сорок пять и, глядишь, снова я буду ягодка, и мужчина, верно, опять повалит ко мне!
Взяла и возложила всю ответственность на народную поговорку.
Ну не дура?
И вот таковая Нюша, будьте любезны, разгуливает по троллейбусу и обилечивает народ.
Две глубокие морщины решительно и властно перерезают ей лоб и, упав вниз, на кондукторскую сумку, продолжаются там нервными складками и заломами.
А троллейбус несётся по ухабам вскачь, развозя человеческое вещество, иссечённое такими разными и такими иногда забавными сознаньями, по необходимым сусекам.
За окном эпически мелькают роддома и морги. Влюблённые повсюду стоят. В позе поцелуя.
Вообразите!
Конечно, нельзя сказать, чтоб только стандартные духом наполняли в тот день троллейбус. Были и яркие фигуры, нахально бросающиеся в глаза.
Был один такой, в крайне творческой кепке. Усики, конечно, холёные, а подбородок простецкий – дорический ордер.
Режиссёр, гравёр или, черт его знает, рехтур. Представитель мало изученного слоя творческой интеллигенции. Подобные всегда любят с телевизора жалобно поведать, как трудно в ихнем творчестве жизнь жить и в разные образы захаживать.
Ну, пойди, отдохни у станка, раз устал настолько, да?
Нет, не уходят.
Прикипели на, к своей голгофе.
Композиционно напротив ректора уютно устроилась симпатичная женская группа из трёх, тоже утончённых пассажирок. У одной глаза очень в память мне врезались. Влажные и задумчивые, как у пускающей в кёрлинге.
Помните, в этой тонкой, молчаливой игре всегда две живые и шустрые, ровно чертовки, а третья всегда с пронзительными глазами поэтессы.
Вот и не знаю, то ли команда по кёрлингу на соревнования ехала, то ли поэтесса с подружками уборщицами на вернисаж. На вскидку, все лет шестидесяти. Очень симпатичные.
Да, и вот, значит, едет вся эта симпатичная компания на троллейбусе и вдруг водитель глухо объявляет, дескать, остановка, видите ли «Школа». Все пассажиры тотчас стали глядеть, что это за школа, какая она. А чего там глядеть? Крайне обыкновенная школа.
Окон, конечно, много. Этого не отнимешь. А так, в остальном – ерунда и пустяки. Ну, вход с дверью. Пятиклашки сбоку курят. Болонский портик присобачен реконструкцией. Совсем обычная школа. Эгегейка.
Посмотрел я на эту школу с портиком и сразу чего-то мне «Дом-2» вспомнился. Не знаю, как ты, читатель, а я люблю глядеть этот крепкий комедийный сериал. Хохочу другой раз, знаешь, прямо до истерики.
И вот, говорю, вспомнилось: там одну «домашнюю» спросили, как, мол, скажи пожалуйста, звали лошадь Александра Македонского, ты не знаешь ли?
Она говорит:
- Как же, знаю. Буденый.
Так с одним «н» и произнесла, лапушка. Ну, навроде как вороной, гнедой, буланый. Ну и будёный туда же. В одну калитку. Ей-богу, не брешу.
У ти, моя умничка!
Эге, думаю. Вернее, думаю, ЕГЭ.
Тут вдруг двери отворяются, и в троллейбус залезает гражданин маленького школьного возраста. С большой стриженой головой, изъеденной школьной программой.
Он достаёт монетки денег, оплачивает свой проезд и считает, что всё на этом. Баста. Можно ехать.
Но кондуктор так не считает. Она подозрительно глядит на ранец, висящий на плечах новенького.
- А багаж?! Плати за багаж!
- Багаж..? Вы шутите? – удивился школяр, привыкший, наверное, при других кондукторах провозить свою вещь бесплатно.
- Я не комик. Я кондуктор, – справедливо заметила ему тётя Нюша.
Мальчишка, не зная чего ему теперь делать, пришёл в полное замешательство. Требование кондуктора далеко превзошло все его ожидания. Стоит и головой крутит. И, может, богу молится. Мол, прокати, господи.
Тут из тишины выделился чей-то голос – баритон.
- Это что там? Ну-ка прекратите! Мне это не нравится.
- Это сильнее тебя, - мирно, но внушительно отвечает наша Нюша. – Сиди, где сидишь!
Услыхав такой ответ, ректор вскочил, как громом ужаленный. Конечно. Ректоры не привыкли к таким возражениям.
- Послушайте, вы! – говорит, – Королева… бензоколонки. Сейчас же прекратите свои бесчинства и оставьте ребёнка в покое.
В общем, рыпается на кондуктора при исполнении.
Однако Нюша Нейлонова, хотя и воспитывалась в комнатах без эха, но палец в рот ей с детства было не клади!
Повернула она голову на шее. Видит – да, так и есть, в её салон занесло оппонента.
Вот на щеках её вспыхивает румянец предстоящей схватки. И глаза загораются огнём сражения. И она так отвечает:
- Рот свой розовый закрой! А то не ровён час, вышибу тебя под открытое небо. И шкандыбай тогда пешим чином на своих полусогнутых. У меня от твоей критики уши не закладывает. И, в крайнем случае, троллейбус не обязан бесплатно таскать по маршруту ваши шмотки, из одного только чистого искусства.
Быстро ответила! У неё высокая скорость размышлений в подобных мизансценах.
Ректор, наконец, убедился, что перед ним женщина неробкого количества. Но он, видать, был тоже тёртый орешек и решил не сдаваться на милость нижестоящей победительницы.
Он достал какие-то, не знаю, капли, может даже датского короля, закапал с пузырька себе в очи, и, закапав, стал дерзко глядеть в самые глаза кондуктору, то есть прямо в её честные белки. Стремясь своими ректорскими зрачками прямо-таки растоптать, хотя бы частично, непоколебимость противника и сломить этот противотанковый характер.
- Послушайте, мадам кондуктор, - холодно начал он, - ведь на мальчике просто школьный ранец, какой же это багаж? Окститесь.
Вдруг из другого угла в спор вступает заряжающая поэтесса. Она говорит:
- Не сочтите за что-нибудь, но, по-моему, вы не в праве предъявлять столь строгие требования несовершеннолетнему.
- И вам разве не приходит мысль о доброте и человечности, - бросается ей в поддержку одна из подруг-уборщиц.
Таким образом, Нюшка оказалась в настоящем кольце осады. Но надо знать Нюшу Нейлонову. Она занимает круговую оборону и отвечает сразу всем:
- Мысль о человечности? Ой уж и мысль, - она даже засмеялась. – Вот глупая! Да откуда ты вынула, что она – мысль? Когда это просто ошмётки старой социальной утопии. Я тебе честно скажу: гиблое дело так думать сегодня. Теперь это почётом не обкладывается. И, конечно, безумный плюс, что это так. И мысль о льготах малолетним и остальным малоимущим мне, конечно, не может прийти. Я за торжество платности перевозки, и нелепо думать, что я не вправе, я ж кондуктор!
Она помолчала, а потом хлопнула по своей кондукторской сумке.
- Так я и думала, - добавила она. – Именно это я и предполагала! Вы, пассажиры, находитесь на самой низшей ступени развития! Вы бы мне ещё предложили журналы приобрести, в пользу каких-нибудь иностранных детей.
И не надо из меня делать дуру социально окрылённую. Я не стану глядеть на неоплаченный багаж лирическими, либо сентиментальными глазами! Это многие бросятся в моём троллейбусе мальчиками грузы перевозить! Току не напасёшься. Я здесь, чтобы подобного не вышло!
И, конечно, это багаж, а не ещё что-нибудь. Я по величине вижу. На его, багажа, месте тут можно поместить лучше ещё кого-нибудь! Или пусть машина отдыхает, если пока некого.
Увидев перед собою столь ясно очерченное философское плечо, уборщица поспешно отвернулась и застыла в бесцветной позе полного интеллектуального разгрома.
Её патронесса тоже молчала, ругая себя за нелепую идею высказаться.
Ректор, обнаружив, как предательски зачерствели вдруг «сердца трёх», и, понимая, что остаётся наедине теперь с этим дьявольским кондуктором, запаниковал.
А Нюшка увидела, что пришёл час, гнать, давить и мучить ректора на его собственной территории.
………………………………………………………………………………………….