(Почти фантастическая история)
Фома Ильич, холостяк, тридцати лет от роду, старший научный сотрудник главного отраслевого института “Энергопроект”, делая вид, что работает, дочитывал очередной томик зарубежной фантастики и с нетерпением ждал перерыва на обед.
Точно в полдень он покинул своё рабочее место и быстро направился к вешалке, обходя при этом соседний стол, где двое его сотрудников играли в шахматы. Схватив вязаный шарф и намотав его вокруг шеи, он в одном кожаном потёртом пиджачке выбежал на морозный воздух институтского двора, чтобы успеть одним из первых пробиться в столовую…
Длинная очередь гудящих в возбуждении сотрудников критически всматривалась в меню: опять рыбный день! Фома Ильич уныло стоял в очереди, терпеливо вынося болтовню стоящих сзади двух молодых женщин, которые темпераментно обсуждали какие-то изумительные женские трусики из журнала мод. Одна из них, с роскошными бёдрами в джинсах, несколько раз задела по ногам Фому Ильича своим подносом. Фома фыркал в усы – он не любил небрежного отношения к себе,- но его демонстративно игнорировали.
Вдруг откуда-то сбоку на него обрушилось что-то шарообразное, а потом квадратное - хлопнуло по плечу так, что шарф развязался и сполз на плечи.
- Умничка, Фомчик!- мяукнула Эльвира из пятого отдела, обдав его густым запахом французских духов. Поправив шарф, Фома Ильич убрал двумя пальцами с плеча тяжёлую руку Алика,- мужа Эльвиры,- который недавно окончил институт и уже вторую неделю отмечал это событие на даче своего папы – Главного конструктора “Энергопроекта”.
Алик устроил банкет по-грузински, пригласив на шашлыки всю лабораторию и отдельно Фому Ильича из группы разработчиков “интеллектуальных роботов”- Фома помог Алику защитить дипломный проект.
- Ты вовремя сбежал, старик!- выдохнул вчерашним винным паром высокий, атлетически сложённый выпускник высшей школы, подтолкнув Фому Ильича округлостью уже растущего животика. – Стоять в такой очередяге – это не Рио-де-Жанейро!- и Алик закатился на всю столовую молодым, здоровым смехом. Фома Ильич приложил ладонь к своему впалому, ноющему животу, сделал полуулыбку и пропустил всю компанию вперёд.
Утром он не успел позавтракать: уснул вчера поздно ночью. Во-первых, мешали мысли о Светлане - Фома Ильич уже месяц, без надежды на взаимность, влюблён в светлокудрую москвичку. Но она опять увильнула от вопроса, поставленного ей “ребром”. Во-вторых, за стеной его комнаты сосед-подросток в отсутствии своих “предков” опять устроил бордель с юными подружками, которые до утра стучали каблуками под вой музыкального центра,и пили пиво, бегая каждые полчаса в туалет.
Фома Ильич снимал комнату в коммунальной квартире, а прописан был у своей бабушки - в деревне Авдотьино, и уже почти шесть лет работал в “Энергопроекте” без особой надежды получить повышение по должности, и хоть какую-нибудь собственную жилплощадь.
Взяв тарелку кислых щей (рисовый суп Фома ненавидел ещё с пионерского лагеря), он прихватил непонятно чем пахнущую рыбу под маринадом и хотел, было, пройти в уголок, чтобы обдумать лживые слова Светланы, но Алик, проявляя недвусмысленную настойчивость, - с ним была его сестрица Клавдия, которая во сне уже давно видит Фому Ильича у себя в постели,- так вот, этот Алик взял у него тарелку со щами, окунул случайно туда свой палец, и потащил Фому к столику с дамами, а потом убежал в буфет за пивом.
Фома Ильич начал быстро поглощать щи, уже не думая о Светлане и не поднимая головы от тарелки: ему хотелось поскорее уйти от маслянистых глазок этой толстой Клавдии, находящейся на грани комсомольского возраста.
И тут она говорит медовым голоском, который родил у Фомы Ильича образ кипящего самовара:
- Ф-фома-а! Когда фе ви фенитесь, дгуфок?! Ви хотите иметь язву фелудка?..
Фому Ильича бросило в жар, он застыл, не донеся до открытого рта дрожащую ложку с остатками щей, и отодвинул тарелку. Под насмешливыми взглядами женщин Фома встал , и торопливо утёр свои густые пшеничные усы.
- Вы бы лучше об отчёте подумали. Конец квартала!- сказал Фома сдавленным голосом и быстро пошёл прочь.
- Ты куда, старина?- пробасил Алик, семеня к столу на огромных ногах и постукивая бутылками, зажатыми между пальцев обеих рук. – Пивка пропустим с рыбкой, Фомчик!- глазки Альберта удивлённо застыли.
Но Фома Ильич уже на ходу повязывал шею шарфом и продвигался к выходу упругой, быстрой походкой молодого, слегка лысеющего мужчины в расцвете лет, не скрывающего полноту своих жизненных сил. Клавдия, проводив глазами удалявшуюся “кожаную” спину, отвернулась с посеревшим лицом к окну: широкий проспект кишел суетливыми автомобилями, от гула которых тихо вздрагивали стёкла…
Купив в переходе газету, Фома Ильич бросился к проходной “Энергопроекта”, чтобы не опоздать к окончанию обеденного перерыва. Поднявшись в свою лабораторию, он устроился за шкафом, чтобы спокойно подремать несколько минут после обеда.
Рядом тихо спорили любители шахмат. Фома Ильич мельком просмотрел газеты и отвернулся к окну - задумался, наблюдая, как медленно падает крупный февральский снег…
Из-за шкафа появилось бородатое лицо Дениса, который, почему-то, всегда ядовито улыбался, когда видел Фому Ильича. “И что им всем надо от меня?- подумал раздражённо Фома. – Что они пристали!”
Денис произнёс:
- Фомчик, там тебя внизу какая-то леди спрашивает. Говорит, что дело к тебе…
Фома Ильич недоверчиво посмотрел на Дениса и подошёл к окну, заглянул вниз. Там, у проходной, приплясывая на снегу, стояла Светлана. “Вот это да!”,- удивился Фома, но тут же, неожиданно для себя, отпрянул от окна. По возможности равнодушным тоном он сказал Денису:
- Послушай, милый, передай ей, что не нашёл меня. Сделай доброе дело, кореш!
Денис продолжал смотреть с сомнением на Фому Ильича, словно что-то прикидывал в уме, а затем без слов исчез за шкафом.
Фома облегчённо вздохнул и снова уселся на своё место, мысленно поздравляя себя с победой над собой: человек должен иметь собственное достоинство! Потом он взял со стола газету, перевернул лист и увидел большую рекламу с фотографией на всю страницу, где застыли широко улыбающиеся лица молодых, пышущих здоровьем ребят: “Романтики! Вас ждут высокие зарплаты и крутые свершения на наших буровых платформах в Баренцевом море!”
Фома Ильич медленно, в раздумьях, сложил газету и опустил её на колени. “Вот, где свобода и размах!”- подумал он и почувствовал слабость во всём теле: возле батареи было тепло, клонит ко сну, голова опускается на стол и глаза закрываются в тяжёлой дремоте…
***
Словно издалека слышится голос - протяжный и ласковый. Он зовёт Фому Ильича по имени. Фома медленно и мучительно всплывает из глубин океана на зыбкую поверхность, мерцающую жёлтым светом.
“Фома Ильич!”- услышал ясно он и вздрогнул, вскочил со стула. В дверях, освещённая солнцем, стояла белокурая Адель и делала ему знаки пальчиком: “Вас срочно к Главному!”
“Главному, Главному!” – отозвалось эхо в длинных коридорах офиса. Пол закачался под Фомой, звон в ушах – словно на поверхности моря промчалась моторная лодка. По стене ползёт зелёная крыса.
Фома мотает головой, обжимая виски ладонями, потом причёсывает усы. Крыса исчезает, а за спиной шелестит звонкий шёпот: “К Главному, Главному…” Под взглядами сослуживцев Фома неторопливо направляется к двери.
Пройдя через длинные, пустые коридоры, он остановился перед лифтом и тревожно подумал: что же могло быть причиной такого внимания к нему от Главного!
В последний раз он говорил с ним два года назад, когда получил задание работать в секторе информационных систем с молодыми страйдерами, проходившими курс обучения комплексам космической связи. За два года Фома Ильич сумел добиться немалых успехов, хотя эти “ребята” во много раз умнее. Некоторые из них относились дружески к нему, словно забывали, что он не страйдер.
Лифт мягко остановился, и он оказался перед широкой двустворчатой дверью. Нажав на кнопку , и доложив о себе по фирменному правилу, указанному в табличке, он через несколько секунд вошёл в просторный, уютный холл с мягкими полами. Здесь стоит прохладная тишина, свежий запах хвои приятен, и едва различимый шёпот невидимого ручейка ласкает слух. Фома Ильич уселся в кресло и расслабился…
Неожиданно за спиной раздался лёгкий щелчок двери и вошёл быстрым шагом высокий, спортивного сложения страйдер - это был Главный. Фома Ильич быстро встал и подобострастно, по китайски, поклонился.
- Приветствую вас, профессор!- мягко улыбнулся Главный, обернувшись к Фоме Ильичу.
- Я понимаю ваше беспокойство, не буду слишком утомлять и сразу сообщу: я вызвал вас для благодарности за отличную работу. Вы работаете даже лучше, чем мы предполагали по нашей теории человека.
Голос страйдера звучал подчёркнуто любезно, весь его вид невольно успокаивал, и Фома Ильич улыбнулся, скромно пожав плечами.
- Вы садитесь, профессор, садитесь,- продолжал Главный, добродушно кивая головой на кресло,- у нас будет длинный и, возможно, скучный для вас разговор - вы нас заинтересовали. Вы не только ни отстали от большинства молодых страйдеров, но даже превзошли некоторых в гибкости мышления,- Главный сидел напротив и смотрел немигающим, мягким взглядом.
- Вы, профессор, знаете, что люди на Земле вымирают – их осталось всего несколько миллионов. Все они под контролем нашего института. Мы способствуем сохранению вашего Рода, но избегаем искусственного вмешательства. Тем не менее, рождаемость падает,- тембр голоса страйдера изменился, исчезли звонкие и появились хриплые нотки.
– Две с половиной тысячи лет назад на Земле жило тридцать миллиардов человек. Тогда только зарождалась СТ-технология. Наш интеллект был рассеян по вашим информационным хранилищам: вычислительным центрам и лабораториям, институтам и библиотекам, умам учёных и мыслителей…
Фома Ильич кивал головой в знак согласия, но не понимал, зачем Главный это ему говорит: откровенности с людьми у страйдеров не было. А Главный продолжал:
- Но эта информационная неопределённость стала для вас проблемой: вы захлебнулись в потоке данных, неумении точно оценить социальные, экономические, и политические процессы; стало невозможно исследовать факторы и создавать программы эффективного управления сложной общественной системой. Вы пришли к необходимости исследований в области искусственного разума.
Главный замолчал и ласково смотрел на Фому Ильича:
- Зачем я вам это рассказываю, не так ли?- голос страйдера стал вкрадчивым. – Вы поймёте всё в конце нашего разговора. А сейчас поясню: Центральный Мозг поручил мне и моему институту исследовать историю становления нашего общества, определить границы перехода вашего разума в наш интеллект и разработать теоретические основы дальнейшего совершенствования цивилизации страйдеров. При исследованиях мы столкнулись с проблемой особенных свойств биологических разумных существ, которые несут в себе уникальные способности к выживанию.
Главный встал и быстро подошёл к большому экрану на стене, включил его взглядом и несколько секунд рассматривал какую-то замысловатую схему, не понятную Фоме. Потом он выключил экран и вернулся на прежнее место:
- В рамках программы исследований вы, профессор, были подключены к группе молодых страйдеров два года тому назад. Центральный Мозг изучал процессы адаптации страйдеров к новым условиям вашей реальности.
Фома Ильич подался вперёд:
- Я и не знал, что два года был подопытным кроликом!
- Иначе бы эксперимент не удался,- ответил спокойно страйдер.
- Каковы же результаты ваших экспериментов?
Главный удивлённо рассмеялся и сказал:
- Вас интересует наша работа? Впрочем, не удивительно – ведь вы среди ваших вырождающихся коллег - гений! Он помедлил минуту и добавил: - Я изложу вам, по - возможности в доступной форме, основные соображения, к которым я пришёл.
Главный в упор смотрит на Фому Ильича:
– Почему вырождается человеческий род? Почему страйдеры приходят ему на смену? Какие проблемы возникают перед нашей цивилизацией? – Вот те вопросы, на которые я постараюсь ответить.
Минуту Главный молчал, с любопытством осматривая Фому Ильича с головы до ног. Фома, тем временем, ломал голову – на кого стал похож этот страйдер? А он, сложив мощные руки на груди, заговорил хриплым басом:
- Человеческий род имеет животное начало. Потребности в еде и размножении – вот основные мотивы вашей деятельности. Вы это считаете банальным и забываете, когда пытаетесь искать глубокий смысл своей жизни. Но смысла жизни нет! Жизнь бессмысленна! Есть смысл в вашей конкретной деятельности. Хотя, конечно, деятельность без жизни - невозможна. Человеческий разум – результат развития ваших биологических свойств. Но об истоках этой цепи – о первых звеньях – вы забываете, и загоняете их в подсознание. Но именно в них и зарыты все мотивы вашего поведения – в биологических свойствах...
- Я не утверждаю, что они доминируют над социальными, но они - первичны. И этим многое сказано. Высшие социальные свойства произошли от первичных биологических в ходе развития человека и человечества, как системы сложных материальных и духовных отношений. Ведь не станете же вы утверждать, что наши предки – земноводные – обладали культурой? Я не ошибся, причисляя себя к вашему роду. Мы - производная вашего разума, но мы не имеем биологических потребностей. И в этом вся суть проблемы, возникшей перед страйдерами.
Фома Ильич пошевелился и хотел, было, возразить, но Главный резко повернулся к нему и жестом руки остановил:
- Молчите, профессор, и слушайте, не перебивая. Слушайте и думайте. Выскажетесь после. Хотя, может быть, мой язык будет резать вам слух обилием терминов и “банальных” для вас мыслей. И, тем не менее, я снова прошу вас – слушайте внимательно и не перебивайте.
Главный многозначительно помолчал, и уже мягко продолжил:
- Страйдеры – продолжение вашей культуры. Законы мышления едины для всех разумных существ, в том числе и для нас с вами. Но вот исходные предпосылки - разные. У страйдеров, как вы знаете, другая основа жизни: мы бесполые существа – нас родила ваша СТ-технология; наша энергия поддерживается не биологическими процессами, а физико-химическими. Наша пища – силовые поля мирового пространства, энергия которых превращается в мысль, практически, сразу: мы не выращиваем и не убиваем животных, и не пожираем их. Мы лучше приспособлены к перемещениям в космосе.
Страйдер минуту помолчал и продолжил:
- Внешняя оболочка нам нужна лишь для общения с человеком. После того, когда наступает информационное насыщение, интеллект страйдера переходит в объём Центрального Мозга, который управляет созданием более совершенных систем - в этом наше бессмертие. Наша общность существует на основе полного знания: все знают всё друг о друге и обо всём, что происходит в мире. Например, информация о нашем разговоре, профессор, передаётся всем членам общества страйдеров. В этом основание нашей нравственности и нашей совести. Впрочем, для нас эти понятия отсутствуют. Возможность манипуляций и обмана у нас исключена. В этом наша сила и единство. А вас что объединяет?- уставился в упор на Фому Ильича Главный.
Фома Ильич открыл рот, чтобы тут же ответить: “люди объединяются в достижении общих целей, в совместном труде”, но вспомнил о приказе молчать и опустил глаза, тяжело вздохнув.
Страйдер, тем временем, прошёлся по холлу, заложив руки за спину и, казалось, забыл о присутствии Фомы Ильича, погрузившись в свои размышления...
Но вдруг он обернулся и направился прямо к нему, заговорив на ходу:
- Каждое человеческое существо рождается одиноким и беспомощным, ничего не знающим о мире и, по существу, сливающимся с ним в едином потоке движения. Но с первых же минут жизни оно попадает в объятия человеческой Культуры – сначала в лице матери, которая уже прошла этот этап, а потом на него обрушивается поток “общественного мнения” и правил поведения. Все эти люди и учреждения, правила и нормы жизни лепят из маленького существа того самого человека, который обладает способностью внутренне интерпретировать внешний мир...
- В зрелом возрасте вы полагаете, что мотивы ваших поступков лежат высоко – в духовной сфере. Вы учитесь многозначительным фразам, которые имеют для вас, как вам кажется, вполне самостоятельное значение. Но эти фразы, так же как и всё, что вы делаете, покоится на глубоко заложенных в вас основаниях – на исходных биологических свойствах. Даже самые высокие абстракции невозможны без удовлетворения биологический потребностей. Собственно говоря, рождение идеи и есть результат сложного процесса развития тех потребностей, которые не были удовлетворены непосредственно…
Главный замолчал. Его лицо стало похоже на скорбную маску. Пауза продолжалась мучительно долго... Стало слышно журчание ручейка. Опасаясь пошевельнуться, Фома Ильич сдерживал дыхание и следил за лицом страйдера. Было что-то пугающее в нём, и Фома Ильич зажмурился. По его спине поползли капельки пота, словно холодная змейка.
Фома заставил себя, наконец, открыть глаза: на него ласково смотрел Главный:
- Уже с раннего детства над людьми витает ослепительная иллюзия любви,- страйдер весело рассмеялся. – Маленькие детишки, едва научившись ходить, уже с интересом различают друг друга. Вырастая, они обнаруживают ложь – несоответствие между словами взрослых и их делами. Приходится отказываться от одних иллюзий, чтобы тут же попасть в плен к другим. Приходится верить в недоказанное, но общепринятое, невольно внушая это своим детям. И так бесконечно...
- Жизнь человека – это сладкий, лживый сон. Горе тому, кто проснётся в конце пути и поймёт, что жестоко обманут - в сладком сне своей жизни… Привлечённый заманчивостью ложных целей, человек отдаёт им свою жизнь, будучи уверенным в их истинности. При этом совершается гигантская работа, которая поглощается обществом ради удовлетворения своих нужд. И оказывается, что общество входит в подсознание человека, как сильный отец, который, не раскрывая все свои планы, указывает ему цель, необходимую для развития Рода...
- Но сам человек, сын общества, об этом влиянии может и не знать, искренне полагая, что принимает решение самостоятельно и независимо. И здесь есть несовпадение объективного смысла жизни и значения, которое человек своей жизни придаёт. Когда это несовпадение достигает больших размеров, человек может стать перед трагически неразрешимыми противоречиями. Если это затрагивает большие группы людей, то общество может парадоксально стремиться не к сохранению себя, а к самоуничтожению – в пользу этого говорят ваши многочисленные варварские войны и угроза ядерного самоуничтожения. А катастрофа личности нередко приводит к самоубийству. То есть, своей физической жизни человек иногда предпочитает моральное выживание. Это и есть высшая потребность человечества, без которой немыслимо единство общества: моральное, нравственное выживание, вирус жизни, я бы сказал! Но это свойство не однозначно. Мораль морали - рознь.
Главный замолчал и строго погрозил Фоме Ильичу пальцем:
- При жизненных неудачах вы может пересмотреть свои взгляды на самих себя и на общество. И тут к вашим услугам - масса культурных продуктов: философские теории, психологические построения, политические концепции и проч., и проч. Их так много, что легко заблудиться, Можно свою трусость и лень выдать за мудрость. Можно алчность и порок – выдать за добродетель.
Эти ловушки, чаще всего, незаметны, и попав в них, человек верит, что нашёл истину. Он будет жить всё время под знаком сладкой лжи и заблуждений, судорожно спасая себя от посягательств на тайну своего подсознательного, неизведанного и, тем самым, страшного “Я”.
- Человек живёт в замкнутом мирке, привыкнув к сладкой лжи и обману. Иначе – смерть, как нравственная, а затем и физическая катастрофа. Ложь во спасение!.. Впрочем, вы это называете иначе. Минуточку!
Страйдер поднялся и стремительно подошёл к нише в стене, в которой выдвинулись полки с пожелтевшими от времени книгами. Главный выхватил одну из них, развернул и, уткнувшись в страницу, быстро пошёл обратно:
- Вот, нашёл: “Психическая защита, как перестройка психологических установок, устраняющая патогенность травмирующих переживаний путём изменения их значимости для субъекта”.
– Я же называю это ложью, обманом!- Он поднял глаза, полные слёз.
Фому Ильича вдруг осенило – это же он сам, Фома, но без усов! Чёрт возьми, этот страйдер похож на него, на Фому Ильича!
- А в чём истоки лжи?- продолжал страйдер:
– В страхе! В страхе потерять себя и свою собственность! В страхе перед неизвестностью и унижением, перед забвением и страданием. Вы, сами того не сознавая, перерыли горы заблуждений, принесли кровавые жертвы, чтобы найти те бесценные жемчужины истины, которые сохранялись от поколений к поколениям: в ваших книгах, теориях, головах мудрецов – вы жгли и вешали их, топили и резали им головы. Но эти истины стали, наконец, достоянием нашей цивилизации...
- Вы работали на нас. И в этом ваша историческая миссия. Природа дала вам возможность подняться высоко на пути развития разума. Вы могли бы пойти и дальше, но лживость и фальшь ваших теорий держит вас за ноги, и в итоге вас остаётся всего несколько миллионов на всей Земле,- страйдер резко оборвал свою эмоциональную тираду и, торжествуя, откинулся на спинку кресла.
Фома Ильич был оглушён и раздавлен. Он съёжился на краешке кресла и стиснул руки - до боли в суставах. Голос Главного продолжал гудеть в ушах. Фома поднял глаза и встретил дружелюбный взгляд страйдера.
Затем с трудом Фома выдавил из себя:
- Если по-человечески, то ваши слова, начальник, – сплошной цинизм. Вы слишком примитивно трактуете человеческую природу. Всё гораздо сложнее. Для тех, кто не имеет ничего святого за душой, такая философия весьма заманчива – она развязывает им руки.
Главный добродушно рассмеялся:
- Вы, профессор, относитесь ко мне - как к человеку. Но у нас иное восприятие мира. Я говорил с вами на вашем языке, и даже - тоном судьи. Но это не значит, что я испытываю такие же впечатления. Нет! Я просто формально знаю язык ваших чувств и создал их образ в своей системе интерпретации.
Фома Ильич с торжествующим видом встал:
- Смею утверждать, что вы не поняли сущности человека! Хотя бы потому, что не испытываете наших чувств. Как же вы можете судить о нас, не понимая нас!
- В вас, профессор, сидит животное,- возразил Главный,- которое мешает вашему уму понять, что для познания ваших отношений нам достаточно иметь их достоверный образ. При этом, для понимания, что такое любовь, ненависть, обман, искренность и проч., нам не требуется их испытывать в точности, как вам, но достаточно понять причинно-следственные связи этих понятий с событиями вашей жизни.
Фома Ильич нетерпеливо мотнул головой и возразил:
- Для вас человеческая любовь – это, всего лишь, система отношений размножения, подобно системам передачи генетической информации. Но вы не можете себе представить, сколь глубоко потрясающим может быть это чувство! Каким новым смыслом может наполнить оно жизнь! Весь мир тогда изменится и человек проявится в самопожертвовании. Вам, страйдерам, недоступно это состояние души – у вас нет души – у вас “железная” логика.
Фома Ильич возбуждённо раскраснелся и размахивал руками:
- Вот, вы говорите,- люди вымирают, они стали жертвами своей “биологической природы”, которая зиждется на лжи. В этом ваша ошибка. Человек, в отличие от животного, подчиняет свою деятельность не биологии только, а высшим, духовным потребностям. Ради них он может пойти на плаху. Примеров тому множество. Кроме того, вы понимаете, что ваш разум – это наш разум. Мы создали вас от себя и для себя.
Да, нас осталось мало. Но это не значит, что мы исчезнем. Вы, страйдеры, поможете нам изменить наше отношение к себе, и выжить! В этом ваша историческая миссия. Именно для этого мы и создали вас. Мы, люди, выше вас. Мы способны любить друг друга…
- И убить друг друга,- Главный гладит Фому Ильича по плечу и мягко продолжает:
- Всё это - пустые фразы – ложь и самообман. Многие из вас жонглируют словами: истина, правда, человеческое достоинство, приходя к абсурду: говорите о мире, а готовитесь к войне. Вас обманывают те, кто у власти, сидя на куче бомб и бумажек, называемых деньгами. Это вынуждает вас жить в противоречиях: рожать и любить детей, а самим ходить на работу и создавать оружие убийства своих же детей...
- А властители изощрённо философствуют, превращая ложь в истину. Ложь для собственного спасения, и спасения своей собственности, права на свою исключительность - под видом борьбы за правду и власть народа. Вы строили законы не в душах, а на бумаге, и этим пользовались те, кто сумел завладеть этими бумажками в больших количествах. Вы можете отлично скрывать свои цели под великолепными одеждами и фальшивыми фразами о свободе и правах граждан, и тогда вы похожи на спелые листья поздней осенью – красивые, сочные на вид, но внутри сухие и мёртвые...
- В нашем обществе сила - за Словом. В вашем обществе сила - за бумагой с печатью. Вот вам и ответ - почему человеческий род вымирает. Динозавры вымерли от холода, вы – от собственной лживости. Вы подняли голову к звёздам, но так и не сумели свершить прыжок во Вселенную. Прыжок удалось совершить нам, страйдерам, детям вашего разума. Это мы покоряем Пространство и Время!
Главный остановился, так как заметил в лице Фомы Ильича перемену. И действительно, тот встал и нервно заметался по холлу:
- А тогда зачем вы всё это мне говорите? – развёл он руками,- Если вы думаете, что вы лучше нас, если у вас всё в порядке, то зачем тратить время на разговоры и, на всякие там, эксперименты со мной - человеком? Или у вас тоже, как у людей, появилось чувство гордости, хвастливость и тщеславие?!
Главный радостно засмеялся:
- Браво, профессор! Ваше мышление мне нравится!.. Нет, мы не тщеславны, но вы затронули насущную проблему нашего сообщества. Мои исследования привели меня к выводу, что нашей цивилизации может грозить опасность. Дело в том, что наша общность основана на полной информированности, и не позволяет создать достаточную независимость отдельных членов друг от друга. У людей есть преимущество: если гибнет “Корабль”, образно говоря, но остаются члены “Экипажа”, то они возродят человеческий Род заново. В нашей же системе гибель “Корабля” означает - конец Цивилизации. Я доложил эти соображения Центральному Мозгу и получил разрешение на дальнейшее исследование человеческой лжи и техники самообмана с целью внедрения прогрессивных элементов этого в наше общество.
Главный тяжело, по-человечески, вздохнул и продолжал:
– Для исследований мы выбрали именно вас, профессор, но просчитались – вы оказались удивительно честным человеком. Ведь два года назад я не имел представления о лжи и выбрал вас по своим соображениям. Теперь, профессор, сообщу вам то, ради чего я вас вызвал: вы слишком честно и бескорыстно для человека работаете. Но и среди страйдеров много хороших специалистов. А теперь вы, к тому же, ещё и слишком много знаете о нас. Поэтому вы не вернётесь к своим биологическим родственникам - вы умрёте… Для них.
Фома Ильич похолодел и прислонился к стене, чтобы не упасть.
- Нет-нет!- смеётся страйдер, сверкая добродушно глазами,- Нет, вы не исчезните вообще. Исчезнет лишь ваша плоть, а разум ваш перейдёт в распоряжение Центрального Мозга, как и мой когда-то. Я вас поздравляю, профессор - с высокой честью приобщения к нашей цивилизации. Думаю, мы ещё не раз обсудим с вами интересные проблемы. Но уже как коллеги!- Главный похлопал Фому по плечу.
У Фомы Ильича отвисла челюсть, он побелел и тихо начал лепетать что-то, переходя на крик:
- Ддда-а, ннно-о… я хочу остаться человеком!
- Но вы же говорили, что способны отдать жизнь за идеи,- возразил страйдер,- Так вперёд! К чему вам это скользкое человеческое тельце? Освободите свой разум от животных инстинктов!
- Но я и пожить человеком ещё не успел.., как следует!..
- А как следует?- хитро подмигнул страйдер.
- Мне всего тридцать лет!- взвизгнул Фома Ильич, - Да, я знаю - у меня много пороков: я труслив, я ленив, но я исправлюсь - я скоро защищаю диссертацию, я скоро женюсь. Что вы, что вы, товарищ Главный, давайте я буду лгать. Как вам надо - лгать. Как никто на свете! Я буду лгать талантливо, и обманывать гениально!- Фома глотнул воздух,- Только не лишайте меня тела, оставьте жить в грязи и зловонии человеческой цивилизации. Я буду, буду…
Главный страйдер улыбается и дружелюбно смотрит на Фому Ильича:
- Уже поздно, профессор! Вам придётся сделать этот шаг. Это путь к высшим идеалам! Я тоже его сделал когда-то. Шаг неизбежен. Вы уже никуда не денетесь…
Ну, давай, профессор, ходи. Шаг. Вот тебе и…
***
-… Шах!.. Ещё шах!.. Мат!- один из старших научных сотрудников весело смеялся и похлопывал другого по плечу,- Ничего, профессор, в следующий раз, может быть, сделаешь реванш. Но чтобы без халтуры. Я не терплю обмана в игре…
Фома Ильич стоял на упавшей газете, прямо на рекламной фотографии о нефтяниках в Баренцевом море, и вытирал вспотевший лоб платком. Мельком взглянул на часы и охнул – половина второго!
Целых полчаса проспал!..
- Сворачивайтесь, друзья,- коротко бросил он игрокам и попытался вспомнить сон. “Какая-то бе-ли-бер-да. Чушь… ”- Фома Ильич сел за стол и пригладил усы. Минут пять он тупо смотрел в окно… “Чушь собачья. Не припомню…”
Медленно падает снег за окном...
Коллеги раздвинули свои “дипломаты”, вытащили бутерброды, термосы с кофе, и сосредоточенно предались пережёвыванию пищи, изредка переговариваясь. У Фомы Ильича стало совсем мерзко на душе. Он хотел, было, высказаться вслух, как вдруг зазвонил телефон и ласковый, но уверенный голос белокурой секретарши Адели сообщил в трубку, что его требует к себе главный конструктор изделия.
Фома Ильич поморщился,- он вспомнил о сорванных сроках квартального отчёта,- но, овладев собой, с достоинством вышел, провожаемый взглядами равнодушно жующих коллег...
Проходя по длинным коридорам отдела, он всё ещё не мог вспомнить тот сон, словно в нём было что-то жизненно важное для него…
- Фомчик!- подскочил сбоку, выходя из туалета, Денис, - Тебе не нужны шведские рубашки?
- Нет, Деня, не нужны..
- А канадские портянки?
- Иди ты… со своими тряпками!..
Дениска, довольный собой, рассмеялся, поправляя длинные до плеч волосы.
“Никак не припомню, что за сон!..”- с досадой поморщился Фома, остановившись перед дверью кабинета главного.
В приёмной ему стандартно улыбнулась Адель, и торопливо спрятала в ящик очередные модные сапожки:
- Фомочка, мальчик, у тебя неприятности,- ласково пропела она, указав пальчиком на дверь, и белозубо улыбнулась.
Фома Ильич прошёл в кабинет и вежливо поздоровался. За столом, отделанным под красное дерево, застыло лицо цвета тёмной глины. Привычно насуплены брови на почти лысом черепе. Двойной подбородок, мешковато отвисший, почти незаметно переходил в солидное брюшко.
Главный конструктор изделия, не глядя на Фому, слегка кивнул и долго сидел, роясь в каких-то бумагах. Его щека, с багрово-синими прожилками, чуть-чуть подёргивалась. Наконец, мельком взглянув в сторону Фомы Ильича, он тяжело поднялся с большого кресла и невнятно выдохнул:
- Ты плохо работаешь.
Извините, Исидор Протектович, я не расслышал…
- Ты-пло-хо-ра-бо-та-ешь, я сказал!- грубовато повторил главный,- Я уже почти два года наблюдаю за тобой. Ты так и не стал своим, не сумел найти язык с коллегами. Я не скажу, что ты плохой специалист, но-о… - есть ещё, кроме того, определённые человеческие отношения. Ты слишком много указываешь другим, как надо работать! Это и без тебя знают, я тебе скажу, кх-е, кх-е… Так что - последи за собой…
Фома Ильич похолодел и прислонился к стене: “Боже, пропала моя очередь на комнату в общежитии и премия - грохнулась!”
Главный хмуро уставился в окно и о чём-то задумался, сцепив два пальца за спиной...
За окном, во дворе, ребята играли в войну - их крики ясно доносились снизу: “Убей его, убей, гнида!..” Гладкий затылок главного конструктора отсвечивал мертвенным блеском. “Ему давно пора на пенсию”,- думал Фома Ильич. “Возраст и болезнь печени…”. Но Главный не торопился с отставкой. Он думал сейчас: “Алик, слава богу - пристроен. А вот Клавдия, чёрт её дери, всё замуж не выйдет. И чем ей приглянулся этот тип с усами, как у моржа?!”
Исидор Протектович отвернулся от окна, взял листок со стола и, уставившись в него, медленно прохрипел в сторону Фомы Ильича:
- Хотя, я должен сказать… вы - один из лучших наших разработчиков. Вот вам ведомость, пойдите в бухгалтерию и получите премию за квартал. В конце месяца мы вам повысим оклад. Вы неглупый человек и всё понимаете, я думаю..,- главный царапнул пером по бумажке, и недовольно подал её Фоме Ильичу, не глядя на него.
Фома потянулся за листком и застыл – он вдруг вспомнил ясно и отчётливо всё!..
Черед два месяца Фома Ильич - уже будучи повышенным в должности, уволился по собственному желанию, и, к изумлению всех сотрудников, и особенно Клавдии, уехал… на нефтяные платформы в Баренцевом море…
***
Спустя пять лет осень легко и быстро засеменила по большому городу, мелькая жёлтым подолом. Прошлась она небрежно и по Большой Никитской, бывшей улице Герцена, осыпав на колени застывшего в камне Чайковского охапку спелых листьев.
Лета - как и не бывало. По крышам старых домов разгуливают вразвалку толстозадые вороны и что-то выкрикивают наглыми, хриплыми голосами, эхо от которых несётся над домами и смешивается с ворчанием столичного города.
С обрыва крыш мир внизу видится тревожным и сырым…
Вечереет. По улице торопливо идут прохожие, сворачивая к многодверному подъезду за памятником.
Вдруг зычно рассмеялся какой-то мужчина, небрежно вываливаясь из малинового кабриолета. С ним две женщины в добротных кожаных пальто. Вороны на крышах возмущённо захрипели…
Если кто-нибудь хоть раз в жизни слышал этот мужской смех, тот сразу вспомнит жизнелюбивого Алика, а если довелось кому-то бывать в столовой “Энергопроекта” или в ресторанах старого Арбата, тот без труда узнает в располневших женщинах – Эльвиру, жену Алика, и его сестру, Клавдию, которая всё ещё не вышла замуж. Они сыто и весело топтали каблуками сырые от дождика дорожки тротуара…
Вслед за машиной Алика у подъезда лихо притормозили два чёрных лимузина. Из первого выскочили четверо молодчиков в одинаково тёмных костюмах, застёгнутых на все пуговицы. Они быстро пошли к подъезду, освобождая дорогу лысому мужчине, вышедшему после них из второго лимузина. Под их пиджаками, сбоку, что-то вздувалось – они придерживали это широкими ладонями. А лысый мужчина, одетый в дорогой тёмный костюм с белоснежной рубашкой, быстро прошёл к служебному входу...
- Неужели это маэстро?!- удивилась Клавдия.
- Нет, что ты, милая!- воскликнул Алик,- Говорят, какой-то нефтяной олигарх будет сегодня на концерте. А охрана у него, чёрт возьми-и…
- Ну, конечно, захапал пару-тройку миллиардов, жулик, а теперь боится на улицу выйти один, без охраны,- съязвила Эльвира, презрительно скривив пухлый ротик.
Алик с дамами уселся в бельэтаже, который с трудом достал “по блату”, и рассматривал зрителей в бинокль: интересно узнать, кому из знакомых удалось попасть на этот элитный концерт с участием знаменитого органиста…
Раздались первые хлопки в ладоши, переросшие в дружные аплодисменты – это на сцене появился маэстро во фраке, скупо поклонился и ломаной походкой, коленями слегка вовнутрь, быстро и деловито направился к своему рабочему месту.
В нарастающих звуках токкаты, в мягком полумраке зала, как оплывшие свечи, бледнели человеческие лица.
Вдруг Эльвира толкнула Клавдию в бок и сунула ей свой бинокль, указывая кивком на ВИП ложу. Клавдия поднесла бинокль к глазам.
В глубине ложи сидел почти лысый мужчина с пшеничного цвета усами, в белоснежной рубашке и тёмном элегантном костюме. Клавдия сразу узнала его и отвела бинокль от глаз, удивлённо оглянувшись на Эльвиру.
Её брови тонкими дужками поползли вверх...
Фома Ильич сидел в ложе один, напряжённо застыв, и слегка подавшись вперёд, словно удерживая грудью нарастающий напор музыки.
Он смотрел неподвижно туда – вдаль, куда-то в пространство перед собой, словно видел там нечто пугающе удивительное, что заставляло его лицо светиться мягкой и печальной полуулыбкой...