«… Пой, скворушка! Гори, моя лучина! Свети, звезда, над путником в степи!»*
Обидно и горько, что очень рано догорела лучина жизни поэта и историка, балагура и выдумщика, художника, страстного рыболова и охотника, интеллигента и крепкого семьянина - моего отца, Алексея Михайловича Домнина.
Родился Алексей Михайлович в 1928г. в г. Пенза, учился в школе № 47 в Перми, закончил историко-филологический факультет Пермского Госуниверситета. Его наследие – повести и рассказы, стихи, статьи, переводы известны многим читателям. Весьма весомым, на мой взгляд, произведением является поэтическое переложение «Слова о полку Игореве»; исследование, начатое еще его отцом Михаилом Константиновичем. Ничего удивительного, что Алексей Михайлович выбрал профессию литератора и историка. Достаточно перечитать пролог к его повести «Матушка – Русь»: с какой любовью он вспоминает о своем отце, его увлеченностью историей Руси и становится ясно что он посчитал своей обязанностью завершить дело, начатое Михаилом Константиновичем, моим дедом.
Я не очевидец событий папиной молодости, а могу лишь извлечь из памяти наиболее яркие моменты жизни в бытность своего сознательного существования. Попробую освежить воспоминания взглядом, так сказать, с изнанки.
Весельчаком и шалуном отец был с детства. Досталось, наверное, шороху в воспитании его матери, нашей бабушке Наталии Яковлевне. Женщина простая, но строгая, в прошлом - воспитательница детдома для беспризорников. Работая после войны акушеркой в роддоме Грачевской больницы, она половину населения Мотовилихи приняла на руки, в том числе и всех своих внуков.
Примером для отца был старший брат Виктор, жизнь которого сожрала война на Невской Дубровке под Питером.
Уже учась в университете, отец в творческих состязаниях с В. Астафьевым, мог запросто сочинить озорные частушки на социально-бытовую тему с марксистско-ленинским уклоном:
«Эх, тетушка моя, матушка Лукерья.
Первично сознание; вторична материя».
«Как у тетки Марфы в п...пе разорвалась клизма.
Призрак бродит по Европе; призрак коммунизма».
После окончания ПГУ отец был распределен в г. Ижевск, для работы в местной газете. Здесь он в кабинете стоматолога повстречал и без памяти влюбился в худенькую девчушку Тамару, нашу маму. Она была направлена в Ижевск по распределению после окончания Казанского юридического института. В Ижевске мама работала следователем, а затем инспектором по делам несовершеннолетних. В Пермь они вернулись уже вдвоем.
По себе теперь уже знаю, каково поднимать троих детей. Нас, детей Домниных трое - сестры Лена старше меня на 5 лет и Наташка на 15 минут. Авторитетом в обеспечении и воспитании была всегда наша мама, Тамара Сергеевна. Увы, доходы литератора невелики и крайне непостоянны. Скромный достаток семьи не позволял шиковать но мы, дети, всегда были одеты, обуты и сыты.
День на день не приходится; отец порой пропадал по редакциям, на радио и телевидении, где писал тексты к документальным фильмам, в театре Юного зрителя и Кукольном театре, где писал стихи к спектаклям. Вечером он запирался в кабинете, и творил. Уходя утром в школу, мы заставали отца крепко спящим в своем прокуренном кабинете после всенощного сидения за рукописями и печатающей машинкой.
Дом наш всегда был полон гостей: главным образом – «старая гвардия» писателей: Лев Кузьмин, Владимир Воробьев, Лев Давыдычев, Авенир Крашенинников, Андрей Ромашов, журналист Роберт Белов; частыми гостями были артисты ТЮЗа, режиссер документального кино Михаил Заплатин, литераторы Перми, художники Петр Оборин и Александр Зырянов. Бесчисленное количество творческих споров выслушали и выдержали стены кабинета Алексея Михайловича.
Мало кто знает, что персонаж Капризки – героя сказок Владимира Воробьева придумала наша мама. Однажды, укладывая нас с Наташкой спать, она громко и строго сказала: «Где этот Капризка, а ну гоните его прочь, и спать!». Владимир Иванович услышал это, и сказочный герой обрел своего творца.
Зачастую мы, домашние, становились первыми читателями рукописей соратников отца по перу – это и стихи Кузьмина, и «Капризка – вождь ничевоков», «Царь – рыба» Астафьева и множество других.
С бурной радостью отец встретил наше с сестрой начинание - мы с Наташкой, едва научившись писать, подражая папе, написали первые рассказики из двух–трех предложений. «Два тигренка играли в шашки. Выиграл старший тигренок. Младший заплакал, а старший утешил его конфеткой». Папа отпечатал на машинке маленькие книжки, и мы украсили их рисунками. То-то радости было показать книжки родным и знакомым!
Застолья с друзьями отца по праздникам и по поводу никогда не обходились без искрометного юмора и подковырки в стихах.
Мне было лет уже лет 13; в двери нашей квартиры сломался замок. Мои неуклюжие попытки его починить привели лишь к его поломке. Назавтра у нас случился какой–то праздник с гостями. Папа вручил нам с Наташкой текст частушек и просил его озвучить для гостей. Мы завесили дверной проем простыней и с настоящими дареными куклами из кукольного театра: волк и собака, сыграли:
«Мы – Висимские робята
Говорим среди зимы:
Говорят, что счастье в детях,
Значит счастье – это мы.
В книжках мы собаку съели,
Нам науки – пустяки.
Потому в квартире нашей
Переломаны замки.
Шик - усы у дяди Саши,
Мы завидуем усам.
Пусть по ним течет сегодня,
Ну а что, - он знает сам!»
Летом, в пору отпусков, отец снимал где-то в глуши, вдалеке от города деревенский домик, где мы всей семьей проводили 2-3 недели.
Крепко запали мне в память Баранята. Нам с Наташкой было лет по шесть. Здесь мы пили парное молоко с толокном, ходили по грибы и ягоды, пытались ловить в ручье «сомиков» (пескарей) на загнутый гвоздик с дохлой осой на острие. Надев вывернутый наизнанку старый тулуп, мы подкрадывались к пасущимся по соседству ягнятам. А вечером мы наблюдали, как на фоне закатного солнца кони запросто перемахивали через плетень на краю овсяного поля.
Однажды, переходя ручей, Наташка наступила на корягу. Коряга сыграла как рычаг, и из грязной лужи меж кочек вынырнуло что-то черное и чавкающее. Полуденную знойную тишину рассек жуткий вопль: «Спасите! Крокодил!!!».
Почти всегда в нашем доме были собаки. Предмет нашей гордости – лайка Путик, по документам - потомственный северный оленегон.
Уже другим летом в Молебке (той самой, с природными аномалиями и странностями) мы отправились всей семьей на Змеиную горку. Увидав на противоположном склоне распадка мирно пасущееся стадо, Путик счел своим долгом удрать на поляну к коровам. Нашему вниманию был представлен процесс сбора скота в кучу, как собирают собаки на севере оленей. Большой круг, поменьше ... Когда все стадо предстало мычащей кучей и ощерилось рогами на мохнатого помощника, Путик, не обращая внимания на матерившихся пастухов и брехающих вокруг псов, с гордостью помочился на кустик и с чувством выполненного долга прибежал к нам.
Охота – особое пристрастие Алексея Михайловича. Ей он увлекся еще с юношеской поры. Трудно найти, наверное, место в Пермской губернии где бы он не побывал со своим лучшим другом и напарником Андреем Ромашовым. «Сижу с женой, пью чай ...» - так начинаются множество баек, сложенных отцом на тему лесных похождений.
«Однажды, - рассказывал нам папа, - я чуть не замерз в лесу; сил не осталось дойти до вокзала. Сел в снег под елку и стал забываться. А как подумал, что завтра кому-то надо Илюшку с Наташкой поднимать, одевать и в садик везти – подняла меня какая-то неведомая сила и заставила дальше идти».
Виктор Астафьев писал про отца: «Есть у меня друг, что на охоту выйдет за околицу, и сразу садится пить чай ...». Костерок, котелок, смородинка в чай – традиционная церемония в каждом его походе. На дальних кордонах и чекушечка порой выныривала из рюкзака. Запасшись папироской отец начинал долгую беседу с попутчиком под аккомпанемент птичьих трелей из ближайшего леска.
Меня папа стал таскать с собой по лесам лет с 13-ти. Постепенно его страсть к таежному бродяжничеству привилась и мне. Порой, сижу у костерка с кружкой чая; дежурный солист – рябчик выводит свою трель на взгорке и вспоминаются походы на моховые болота за брусникой и клюквой всем семейным гамузом. Батя говорит мне: «Илюшка. Пока наши ягодИцы (читай - ягодницы) собирают урожай на болоте, мы во-о-н там, на вырубке косачика проверим». И я с рюкзаком за спиной семенил за быстрой отцовской походкой.
Решительно все представляло интерес для Алексея Михайловича в лесу. Одному ему ведомым взглядом он усматривал в причудливых изгибах веточек или корней, деревянных наростов будущие персонажи. Принося домой заготовки, он садился за инструмент и в его руках обработанные корни оживали в бородатого старика, балерину, черта или одноногого пирата. Обычный поперечный спил березы, оказывается, таил в себе лик Мадонны с ребенком на руках. Что не нарост – то пепельница или ваза. Отец обладал удивительным умением видеть материал вглубь. Стол с основой из узловатого корня, винторогий торшер, полочки его кабинета были уставлены разнообразной деревянной фантазией. По этому поводу художником и близким другом папы Петром Артемьевичем Обориным было написано полотно – портрет отца на фоне его поделок. Иногда почетному гостю нашего дома доставался в дар экспонат деревянного музея.
Стены папиного кабинета занимали картины, написанные собственноручно. Акварель, пастель и масло; все они посвящены излюбленной теме - природным пейзажам.
Художественные увлечение отца не ограничивалось деревянной скульптурой и живописью. В его коллекции были привезенные из далеких поездок множество камней: малахиты и агаты, яшма и селенит. Камушки были привезены из дальних поездок по Уралу или подарены многочисленными друзьями - геологами. Привязанность к минералам передалась и сестре Наташке. Она выбрала профессию геолога. Биологии себя посвятила старшая сестра. А я – как увлекся радиолюбительством в юности, так и связал себя с физикой и электроникой. К чести и гордости наших родителей, все мы – дети Домнины получили Университетское образование.
В пору отрочества отец взял нас с Наташкой в сплав по реке Чусовая в команде с известным краеведом Сергеем Афанасьевичем Тороповым. Здесь Сергей Афанасьевич вещал нам об освоении Чусовой, истории камней и особенностях исторической зоны. На стоянке отец сочинил гимн нашего понтона, который мы исполняли под гитару у костра:
«... Мы плавали мултыча, веслою в воду тыча,
И песенку мурлыча над бурною волной.
Лядащий, кострубатый, немытый и зубатый,
Немытый и зубатый, солощий и мордной.
...
Веселая, живая, струится Чусовая,
Туристов зазывая в суровый край лесной.
Лядащий, кострубатый, немытый и зубатый,
Немытый и зубатый, солощий и мордной.»
Заковыристые словечки гимна взяты из Коми-пермяцкого эпоса: мултычить – грести, кострубатый – косматый, солощий – любящий поесть и.т.д.
Не раз отец затаскивал меня к себе в кабинет и начинал беседу с вопроса: «Илья, ты понимаешь что ты здесь последний из рода Домниных? Тебе непременно нужно будет заиметь сыновей чтоб род наш не прервался».
Пристальный интерес и предмет гордости для Алексея Михайловича составляло происхождение нашей фамилии. Изучению истории фамилии он посвятил многие часы сидения в архивах будучи в творческих командировках.
Наша семейная легенда гласит, что Стенька Разин спутался с девкой Домной, отчего и пошли Домнины дети. Исследования, произведенные отцом показали что в Нижегородской губернии есть город Лысково, под ним городок Макарьево и там же деревня Домнино. Здесь и находятся корни фамилии. Вот только Стенька Разин здесь не был, но один из его воевод действительно путался с девкой Домной. Наш пра-пра-прадед Домнин был в Макарьево городским головой. Этому факту имеется убедительное доказательство в семейном архиве – старинная фотография с красной сургучной печатью. Хочется думать, что и мои сыновья проникнутся гордостью за свою фамилию и обеспечат преемственность поколений нашей фамилии.
«Блекнут в памяти встречи и даты, не вернешь их, зови – не зови ... »*.
Пока еще живы в нашей памяти яркие моменты жизни рядом с отцом, хочется, чтоб грядущие поколения знали его не только по изданиям. Человек честный и прямой, отец мог публично отвесить пощечину хаму и гордецу. Общительный и доброжелательный собеседник, сказочник, художник и поэт - человек самых разносторонних интересов, веселый и легкий на подъем бродяга, творческий и увлеченный исследователь; в этой оболочке помещался любящий муж, отзывчивый сын, заботливый отец и дед - Алексей Михайлович Домнин.
(*) – А.М. Домнин «Пой, скворушка!..»: Стихи. - Пермь: Кн. изд-во, 1983