Ставшая в последние годы необычайно метеозависимой Лина Ивановна, за что ее домашние даже шутливо прозвали «альтернативой Гидрометцентра», проснулась этим субботним утром позже обычного. Потянувшись в затяжном зеве не выспавшегося человека, она первым делом глянула на уже уткнувшегося в теленовости мужа и настороженно спросила:
– Ладно, я такая, что полночи промаялась в ожиданиях осадков, понимаешь ли. А ты-то, Аркаша, ты почему ворочался? И чего это бормотал какое-то «согласен, согласен»? С кем-то встретился, что ли?
Он выключил телевизор, посмотрел на ждущую объяснений супругу и задумчиво коснулся пальцами своей родинки. Неспешно собрался с мыслями и со вздохом пожал плечами:
- Знаешь, Звездочка моя Сыздыкова-Степнова, встречаться-то я ни с кем не встречался. Бормотанья своего, о котором ты говоришь, тоже не знаю… А вот голос маманьки слышал…
- И как же она выглядела, каким голосом с того света к тебе обращалась? – перебила его жена.
- А я ее ведь не видел, да и не в голосе дело… Гораздо важнее то, что она сказала. Вернее, ее монолог. Вот его первую часть почему-то запомнил наверняка: «Гляжу-то часто, сынку, душой своей сверху на тобе и поражаюсь: сколь же ты у жизни наделав, наменяв, нашарахавси. Нэ знаю дажеть, что тобе Господь зачтеть, а что предъявить для ответу…». Замолчала внезапно, как будто желая меня услышать, и добавила: «Знаю, коммуняки тобя тожеть отгарадили от веры христянской. Но хоть тапереча будь ближе к няму, Богу нашему». Потом были еще какие-то ее слова, но их я потерял в ночи, уже не припомню… И к чему бы все это, ума не приложу.
- И все же голос ее был какой, голос? – не унималась супруга.
- Да ровный такой, даже добрый, ласковый… Ну, как будто за семейным столом находимся.
- А это хорошо, Аркашенька, - в улыбке растворила она свою тревогу. - Воспитанная в казахской семье, я хорошо запомнила такое народное изречение: «Долг перед матерью не оплатить вовеки, хоть трижды донеси ее до Мекки». И судя по сноведению, твоя маманя не считает тебя своим должником. Значит, просто ожидаются какие-то встречи у тебя, неожиданные споры… Только не бубни и там это свое «согласен», понимаешь ли.
- Не буду, не буду, - рассмеявшись, поднял кверху руки супруг. – Тебе мало прогнозировать погоду, так еще взялась и за толкование снов?
- Думаю, в данном случае толкуем мы не сон, а посланную тебе матушкой предупредительную информацию… В общем, подождем-посмотрим.
Ждать пришлось не очень томительно и долго. Тем более что умеющий жить в режиме полнейшей мозговой загрузки он уже и сам стал забывать о том разговоре. А тут еще пришла из далекого мегаполиса долгожданная новость от Жулдызки и Вилли: к десятилетию своего супружества они, наконец-то, появили на свет мальчишку и назвали его в честь деда. В телеграмме, которую вручили находящемуся в командировке Степнову, оказался ошарашивший всех его коллег коротенький текст: «Поздравляю званием дедушки вск твой внук Аркадий тчк» Так что пришлось новоиспеченному деду пустить на его обмывку не только свои командировочные средства, но и попросить у супруги срочное финансовое подкрепление. А когда вернулся домой, весело заметил:
- Если только об этом событии хотела маманька той ночью меня предупредить, то большущее ей спасибо!
- А зачем тогда призывать тебя быть ближе к Богу? – вопросительно посмотрела на радостного мужа хозяйка. – Нет-нет, как бы тут не начиналось что-то другое…
Оба они и предположить не могли, что сейчас на родине степновского внука и вокруг него разворачивается чуть ли ни спектакль. Решившие в духе нового времени провести через религиозный обряд рождение своего малыша родители задумались, а в каком же храме это сделать? Благодарный за долгожданного младенца Вилли посмотрел на склонившуюся над кроваткой супругу и предложил:
- А знаешь, Жулдызик, давай обратимся в мечеть. Ведь твоя мать была чистокровной казашкой, ты тоже на нее похожа и живешь под ее красивым именем, да и сынулька наш родился твоей копией. Так что я без раздумий отдаю пальму этого первенства тебе, любимая!
Когда же встретились с опрятно одетым муллой в расшитой орнаментом тюбетейке, тот одобрительно отнесся к намерению этой радостной пары смешанного брака и поинтересовался возрастом их первенца. Узнавши, что ему уже полтора месяца, посоветовал:
- Если следовать нашим религиозным обрядам, то вам, айналайын, следует сначала провести «Кыркынан шыгару» (праздник сорокодневия). Потом, когда малыш начнет делать первые шаги, устройте праздник «T;саукесер тойы» (разрезание пут на его ногах). И только в возрасте трех лет сделайте ему обязательный по Корану обряд «Сундет» (обрезание крайней плоти). Это окончательно присоединит вашего ребенка к мусульманскому миру.
Выйдя из мечети, Жулдыз оглянулась на ее беломраморные своды под высокими золочеными минаретами и тихо вымолвила:
- Боюсь я, Вилька, проводить нашего кроху через все это… К тому же мы с тобой христиане, и папе тоже может не понравится такое крещение его первого внука.
- Да Аркадий Степанович в этих вопросах, по-моему, не очень привередлив, по-советски закаленный интернационалист…. Ну, смотри сама, можно обратиться и к близким для тебя православным обрядам.
Пришли в православный храм, где ответственный за эту обрядовую часть батюшка изучающе посмотрел на визитеров и поинтересовался их своего рода религиозной анкетой. Сначала пронзил строгим вопросительным взглядом голубоглазую брюнетку Жулдыз, которая добродушно призналась ему в своей православно-мусульманской родословной. А на вопрос о ее крещености искренне призналась: мол, «в советское время моему папе-партийцу делать это было карьерной смерти подобно, а бросившая его мама тоже моей религиозностью не занялась». Не очень порадовали служителя храма и ответы ее насторожившегося таким знакомым по профессии почти полицейским допросом мужа, который витиевато признался в своей немецко-польской родословной, да и еще от отца-убийцы. И коренастый седобородый батюшка, демонстративно поправив свисающий на грудь большой желто-незолоченый крест, заключил:
- У нас, дети мои, крещение возможно только в случае, если родители ребенка сами являются членами Церкви, исповедуют православную веру и следуют ее заповедям. Тем паче сейчас, когда в Божии храмы народ хлынул безо всякой боязни быть новою властью наказуемым. Вы тоже переступили порог нашего храма, что очень похвально. Но надобно сначала определиться с верой своей, с верой… Да поможет вам Господь!
Раздосадованные и уставшие от такой беседы молодые родители покинули богато расписанный храм с неподобающим ему настроением. Жулдыз даже прослезилась и в сердцах выпалила также расстроенному мужу:
- Люди хотят свое дитя к Богу приобщить, а служители его всякие тут условности и препоны выставляют… Ну и пусть остается не крещеным, как мы с тобой!
- Почему же? – нежно взял ее под руку Вилли. – Ты же слышала, что я сказал батюшке о своей причастности к католикам. Вот и пойдем теперь в их костел, он же в нашем городе тоже где-то есть.
Не очень быстро, но найденный безкупольный храм с венчающим его простым крестом оказался намного меньше и скромнее предыдущего. Впервые в жизни вошедшие в такое церковное сооружение, они даже удивились.
- Смотри-ка, как все просто, никакой позолоты, парадных ковров, - шепнула на ухо мужу Жулдыз.
- На то он и костел католический, - поправляя все те же американские очки, с важностью чуть ли ни знатока религиозных вопросов тихо ответил Вилли. – Здесь, наверное, важна не форма, а содержание.
Вскоре прояснилось и оно. Вглядевшись в лица пришедших в костел родителей, его опрятно одетая в темную униформу прислужница сразу сказала, что их священник не разрешит крещение ребёнка в католической вере, если хотя бы один из них не является католиком. При этом, вопросительно глядя на заметно смутившихся супругов, пояснила:
- Родители, не являясь католиками сами, могут сильно травмировать своего ребенка (он изначально будет поставлен в условия некоторой «отчужденности»). Могут не суметь передать ему веру, а то и вызвать неправильное понимание религии этим ребенком.
Они переглянулись, чем выказали свою тревогу за исход данной встречи, и пожилая прислужница обратилась к нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Вилли. Его же ответ на вопрос о причастности к вере лишь наличием немецко-польских корней вызвал у нее короткую молчаливую паузу, после которой она сказала:
- У вас богоугодное намерение, дети мои. Но нужно хотя бы одному из вас пройти воссоединение с католической Церковью. Для этого при нашем костеле есть специальная подготовка или курс катехизации. Вам стоит только записаться в подходящую группу, и через три-четыре месяца можно будет також окрестить дитя.
Выйдя из храма, Жулдыз задумчиво сняла с головы предусмотренный религиозным церемониалом темный платок и вопросительно посмотрела на также погрустневшего супруга. По ее материнскому взгляду он понял, что надо торопиться домой и кормить уже подросшего за время их двухмесячных хождений малыша. «Если соблюдать все их условности, то мы можем обивать пороги этих храмов аж до пенсионного возраста его», - мысленно улыбнулся молодой отец и, взяв тоже о чем-то думающую жену под руку, ускорил их совместный шаг. Едва подоспели к остановке, как перед ними стали поочередно закрываться двери нужного автобуса. Чтобы не остаться под мелко припорашивающим скользкую весеннюю обочину снежком, Жулдыз ринулась к последней еще открытой дверной створке и, поскользнувшись правой ногой, глухо ойкнула на левую руку. Вовремя подхвативший супругу под мышки Вилли уберег ее от дальнейшего падения под колесо трогающего с места транспорта и офицерским окриком прервал действия не внимательного водителя. Заботливо усадил в автобус стиснувшую зубы жену, глянул на ее побледневшее от испуга лицо и неожиданно даже для самого себя вспомнил недавно рекомендованного тестем литератора. Тогда по-писательски информированный Аркадий Степанович сказал по телефону любознательному зятю:
- Я отправил вам, ребятки, привезенный московскими друзьями сборник рассказов американского рок-певца Майкла Джиры «Потребитель». К этим литературным скульптуркам самого неприятного днища человеческой жизни можно относиться как кому поймется - от их чуть ли ни рвотного неприятия до признания за повод к глубокому осмыслению нашего бытия. Но вот к мастерству перевода данной книги, который сделал ваш ростовский ровесник Андрей Безуглов, приглядитесь особо. Чтобы так ювелирно и захватывающим сердце слогом выполнить эту работу, ему мало было быть просто хорошим переводчиком. Потребовалось выпестовать и щедро раскрыть собственное литературное дарование, умение и мужество слиться со страшными судьбами таких неординарных героев… Вот бы вам с Жулдызой, дорогие мои переводчики, тоже поучиться у этого даровитого парня…
Конечно, они не преминули воспользоваться подарком своего родителя и тоже стали жить под впечатлением многих рассказов этой книги. Но сейчас Вилли вспомнил ее переводчика по другому поводу. «Какое странное совпадение, - глянув на супругу, подумал он. – Андрей ведь, кажись, тоже поскользнулся в апреле. Только случилось это на мокрой, поросшей водорослями, бетонной плите у самой кромки родника, а Жулдыза вот - на самой банальной автобусной остановке. Его падение обернулось ему трагической несовместимостью с жизнью. А моя половинка-переводчица отделалась, надо полагать, лишь легким ушибом». При этом еще пристальнее, словно боясь ошибиться, посмотрел на ее уже порозовевшее в легкой улыбке лицо и мысленно заключил: «Видать, самому Всевышнему это понадобилось. Чтобы человек, так по-русски талантливо раскрывший нам образы немо поющего карлика, старухи с «улыбкой выщербленной пилы» и визгливо просящей добить себя собаки, тоже покинул вслед за ними грешную землю и пошел служить на небесах… А нам с Жулдызкой дает возможность определиться со своей религиозностью, доводить до земного ума сынишку».
Будучи человеком, само детство которого напугано преступным отцовским безрассудством, он и сейчас даже съежился - от таких вот неожиданных для себя рассуждений, не очень этично пришедших в голову сравнений. Встрепенулся мыслями, точно вспорхнувший за окном подъезжающего к остановке автобуса воробей, и направился с супругой к выходу. И только дома, когда она начала снимать куртку с левой уже опухшей руки, опять ойкнула. С трудом, чуть не плача от боли, дала малышу грудь и прошептала растерянно смотрящего на них мужа:
- Это, Виля, не только ушиб, наверное… Надо ехать к травматологам, на УЗИ.
Благодаря тому, что задержали свою няньку, уже через час был поставлен диагноз: «перелом лучезапястного сустава». Жулдызке зафиксировали гипсоповязкой всю уже посиневшую от травмы кисть, оставив на виду лишь пальцы руки, и погрустневшая родительская пара вернулась домой. Здесь их еще больше раздосадовала усложнившаяся из-за гипса процедура кормления сынишки. А на следующий день у впервые перенесшей такой стресс молодой мамы стало пропадать молоко. К очередному, послеобеденному кормлению сынишки оно уже исчезло вовсе. Не сдерживая больше слез своей растерянности, которую ей пришлось испытать лишь при разрыве отношений родителей, Жулдыз безнадежно взмахнула перебинтованной рукой и в таком словно застывшем положении почти выплакала:
- В-в-все…. Все! Тебе… тебе надо ходить на работу, а я… я сама не спра… не справлюсь с этой… бедо-о-ой… Давай звонить папе!
Степнов хорошо знал пока еще не неустойчивое состояние своей воспитанной на чужбине дочери, поэтому в телефонном разговоре с ней был умышленно категоричен:
- Во-первых, доча, максимально успокойся! Во-вторых, пусть Вилли купит тебе экстренный запас детского молока и билет на ближайший самолет. И, в-третьих, знай: мы ведь с Линой Ивановной из ситуаций еще похлеще выходили. Она хоть и мамой твоей не считается, но душевности и теплоты, медсестринского навыка у нее хватит на вас с внучком. Так что вылетайте!
Однако Вилли, учитывая состояние супруги, отпросился с работы и решил доставить семью к тестю сам. Тем временем Аркадий Степанович нашел своего давнишнего товарища-главврача роддома, в котором впервые выкрикнула о своем появлении младшая дочка, и договорился о порядке обеспечения внука «сборным материнским молоком». Ни он, ни его прилетевший зять тогда еще, конечно, даже понятия не имели о процедуре получения такого продукта. Своеобразным «ликбезом» для них послужила сама ситуация. Когда они появились в назначенный час у больницы, к одному из ее приоткрытых окон подошла краснощекая роженица.
- Это вам, чо ли, мужики, молочко парное понадобилось? – рассмеялась она, запахивая на полуголой груди байковый халат.
- И мое тоже? - поддержала ее смех длиннокосая казашечка.
- А нас вместе со своим продуктом не возьмете? – протиснулось меж ними солнцевидное в конопушках лицо их соседки по палате. – Можем и согласиться, пока тут незамужние.
Степнов тоже рассмеялся, чтобы поддержать веселый настрой рожениц, толкнул зятя в плечо и указал кивком их путь в приемный покой. А когда зашли за угол, тот нахмуренно спросил:
- Они действительно… ну, и вправду за их молоком мы пришли?
- Конечно, - не без удивления посмотрел на него тесть. – Они сцедили лишнее, его смешали на кухне в одну бутылочку и сейчас отдадут тебе, как кормящему папаше… Такого продукта ни в одной детской молочной кухне не купишь.
Вилли брезгливо скривился, словно он сейчас впервые и принудительно нарушил с улыбкой воспринимаемую сослуживцами свою давнишнюю гигиеническую привычку мыть руки до захода в туалет и после. Не глядя больше в сторону идущего рядом Степнова, пробурчал:
- Я вот через сутки уеду, а кто за этим коктейлем…
- Кто-кто! - прервал его иронию тесть. – Ходить будут сюда наши с тобой дамы. Сейчас они заняты отлаживанием технологии ухода за малышом, а завтра уже займутся этим молочком сами.
Подающий уже, было, проголодавшийся голос мальчишка аппетитно отсосал почти треть принесенной бутылочки и ангельски замахал своими ручонками-крылышками. Радость засветилась на еще недавно усталых лицах всех присутствующих подле него. Особой, материнской верой впервые за последние двое суток заискрились глаза Жулдыз, которая, казалось, уже и забыла о своей серьезно травмированной руке. Отходчиво улыбнулся даже не веривший в силу этого грудного «коктейля» ее супруг. Чтобы еще более укрепить его веру, Аркадий Степанович посмотрел на весело взбодрившегося внука и заметил:
- На этом «коктейле», как назвал сборное молочко твой папаня, ты у нас еще и джигитом вырастешь, крепким, умным, добродушным интернационалистом.
- Интернационалистом то он уже родился, - опять нахмурился молодой отец. – Не оттого ли мы его никак не окрестим? Устали даже…
Степнов прервал его на полуслове и деловито, как глава семейства, пригласил всех к столу, сгладить нелегкий день родительским ужином. С легкими вечерними блюдами управились быстро и молча. А когда дошли до ароматного (по рецепту порхающей на радости встречи хозяйки), наваристого чая с молоком, Аркадий Степанович предложил вернуться к начатому зятем разговору. Поначалу слушали слегка перебивавших мысли друг друга молодых родителей спокойно, лишь сочувственно покачивая головами. Затем градус словесной эмоциональности стал нарастать. И первой почувствовав этот накал атмосферы, новоявленная мачеха-бабушка незаметно унесла сладко уснувшего мальчонку в другую комнату. Бдительный даже в такой ситуации хозяин одобрил кивком ее проворность и взялся за исполнение обязанностей своего рода модератора начинающейся семейной дискуссии. При этом подумал: «Не жена, а провидица какая-то! Неужели и впрямь у нас начинается предсказанный ею спор?»
- Ну и что же вас так расстроило? – перевел он с улыбкой взгляд на старшую дочь.
- Да просто устали уже обивать пороги этих культовых заведений, - поправляя повязку на руке, вздохнула она. – В той же мечети наперечисляли такой список аж трехлетних процедур причисления к мусульманскому миру, что и сынишку жалко стало.
- А что ты, родная моя, хотела? – задумчиво коснулся своей родинки отец и тут же оживился. – Возьмем, к примеру, даже хорошего переводчика, вроде тебя. Когда ты получаешь для работы серьезный текст, то переводишь ведь его не сразу. Просишь что-то уточнить, дополнить смыслом, убрать неблагозвучность. И только потом выдаешь чистовой вариант… Так это всего лишь текст. А тут надо принимать, считай, судьбоносное решение по отношению к новорожденному. Вот и действуют принципы обрядовой поэтапности. Так что обижаться на мечеть не следует.
- Ладно, в мечети так, - принял еще более воинствующий вид поправивший очки Вилли. - А почему такой бюрократизм развели в помпезно убранном храме?!
- Вот и ты, зятек, наложи их ситуацию на свою, житейскую. Разве в том же МВД, в чьем ведении служишь, меньше этого так называемого тобой бюрократизма? Гораздо больше, иначе бы людские сигналы быстрее туда доходили и преступности было меньше. А посмотри, как разговаривают в здешних излишне обставленных роскошью кабинетах. И это все не на подаяния верующих! Так что не направляйте зря свои обиды и на этот храм.
Степнов завел этот разговор специально в присутствии и младших, от Лины Ивановны, детей. «Пусть наша дискуссия, - подумал он, - пойдет в назидание им тоже, уроки свободного общения извлекут кое-какие и возможно себя в этом семейном разговоре проверят, покажут». И не ошибся. Выросшая на прагматичных ценностях уже нового общества самая младшая из детей, покосилась на старшего своего и стеснительного брата, словно беря и его молчаливый голос, внезапно выпалила:
- А в костеле разве лучше вас приняли, зачем пошли туда? По телеку даже передали, что какой-то помощник главного католика украл у него документы и еще ценности.
«Вот ведь какая смена ровесников независимости у нас пошла информированная, ничего уже не скроешь по-советски, не соврешь», - посмотрев на взрослеющую копию супруги, одновременно с гордостью и грустью подумал Степнов. И, заметив заинтересованные перегляды остальных своих чад, понял, что ответ надо держать прямой, без скидок на возраст:
- Действительно, такой порочащий Ватикан случай там произошел, осужден дворецкий Папы Римского… Но, к сожалению, время сейчас такое, коррупция исчервоточила, точно землю после теплого дождя, уже все верхние слои общества. Тем более это произошло в самом сердце Италии, где такая страшная социальная болезнь как раз зародилась. А ведь духовенство из того же человеческого материала вылито, вот и не устояло, получается… Отсюда, наверное, и та стыдливая осторожность даже нижестоящих служителей католических храмов, с которой познакомились Жулдыз и Вилли.
Опять возвратившаяся к их вечерней беседе хозяйка заметила уже пустеющие у домочадцев пиалушки, энергично дополнила их горячим чаем и посмотрела на мужа. Он привычно уловил в этом вопросительном взгляде ее желание тоже высказать свое мнение и согласно кивнул головой. Лина Ивановна плеснула себе наваристого аромата, присела рядом и, обращаясь к молодым родителям, сказала:
- Я вот послушала вас, так огорчаетесь хождениями по храмам разным, понимаешь ли… А может и не надо пока это делать. Раньше же далеко не каждая семья имела возможность провести такой обряд в храме. Вот меня, например, крестила одна пожилая, очень бедная и самая глубоко верующая католичка нашего села. Хотя я, вроде бы, к ее вере не принадлежу. Да и детей наших я тайно от Аркадия Степановича тоже крестила у таких вот простых боговерных старушек. Главным же тогда была не красота храмная…
Степнов задумался, словно впервые слышит это признание супруги, еще раз отхлебнул глоток опять полуостывшего чая и подошел к окну. Пока на этот раз за столом уже хлопотала инициативно заменившая Лину Ивановну ее любознательная дочка, он шире раздвинул разделявшие его с Вселенной шторы и невольно уперся своим задумчивым взглядом в синее полотнище с первыми появившимися на нем звездами. Они были поменьше тех, которые оставили свою австралийскую отметину в его сердце. Но более близкими, теплыми, родными и даже по-человечески понимающими сейчас его душу. Он нарочито кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание слегка зашумевших за спиной домочадцев и соответственно этой нарочитости громко произнес:
- А знаете, мои дорогие, она ведь права, едри твою кочерыжку! Наша воспитанная на христианско-мусульманских традициях Сыздыкова-Степнова права…
Он оглянулся на замолчавших в ожидании его дальнейших действий членов семьи, на мгновение коснулся своей лобовой родинки и, приглашая жестом руки к окну, уже притихшим голосом произнес:
- Посмотрите, посмотрите на эти небесные звездочки. Вам не кажется, что они чем-то напоминают нас, людей, в отдаленном рассмотрении. Каждая имеет свой накал, величину, создана Всевышним. И наверняка у каждой – своя дорога к нему. Именно к Нему, а не к храмам его небесным… Так и верующие земляне тянутся душой своей непосредственно к Создателю! Да, он сотворил их для удобства первичного общения самых разных видотипов, языков, религий. И идут люди по подобию различных групп альпинистов: к единой победной вершине, но каждая – своим путем. Одна из поэтесс на своей интернет-странице так и написала:
Создано в мире религий так много!
К Богу идут все различной дорогой.
Но Он в мироздании только один -
Какое мы имя Ему ни дадим.
Степнов замолчал на минутку, точно мысленно проверяя верность только что произнесенного столь неожиданно даже для себя монолога, и кивком пригласил всех опять к столу. Не дожидаясь пока все рассядутся за его овально-угловатым прямоугольником, еще энергичнее продолжил:
- Не знаю, как вы, а я уже вижу за этим четверостишьем своего рода объединительный процесс. Нет, не храмов, разумеется, а самих религий. Уже стало традицией нашего времени проведение мировых съездов их лидеров и высокочтимых посланцев. Во многих странах отмечаются как государственные, общенациональные самые знаковые религиозные праздники их ведущих конфессий. Люди свободно, как наши Вилли с Жулдызой, и все охотнее посещают мечети, храмы, костелы, синагоги и другие соборные учреждения независимо от национальности, религиозной веры. И потому думаю, что недалек тот день, когда человек достигнет состояния, если можно так сказать, своего полного духовного пробуждения. Когда он поднимется над всеми уже и так постепенно уходящими различиями вероисповедований. Когда он, в конце концов, увидит один и тот же Свет Божий, сияющий для всех нас на единой земле.
В комнате воцарилась такая тишина, словно все присутствующие здесь и вправду переместились в созданный воображением каждого некий единый божественный храм. Первой вернулась в состояние реальности Лина Ивановна, которая улыбчиво склонила голову на плечо слева сидящего супруга и кокетливо прошептала:
- Ну, и фантазии у тебя, папочка… Так и до горьковского Клима Самгина недалеко будет, понимаешь ли.
- Да он просто бесплодно размышлял, твой романный герой, Звездочка, а я вот стараюсь быть человеком действий, - тоже с легким юмором, но громче ее, чтобы все слышали, ответил Степнов.
- Каких же это действий?... Если не секрет, – подала голос внимательнее всех слушающая отца Жулдыз. И тут же осеклась, глядя, как он пристально посмотрел на нее, задумчиво поднялся из-за стола и встал за спиной супруги. Слегка прижал руками ее плечи к стулу, словно предостерегая от возможно резких движений, выпрямился и сказал:
- Спрашиваешь о действиях….А действия мои, доченька, будут такие. Наше с вами большое генеалогическое древо, можно сказать, наполнено и насквозь пропитано триединой кровушкой смешанных браков. Да и сам я, оказывается, крещен православием, повенчан с католичеством и жизнь свою провел в мусульманстве. Поэтому… поэтому, когда придет время ставить мне надгробие, просил бы на нем высечь в таком же порядке все три символа этих религий – два креста и полумесяц. Было бы еще лучше меня кремировать, рассыпав пепел по вашим семейным урнам. А в качестве эпитафии начертать такие строки:
Прожил я, в трудах сгорая,
Теперь прими меня, Земля родная.
И Небо - все грехи мне отпусти…
В щедро освещенную электричеством комнату точно ворвалась из своей древности на побывку немая сценка гоголевского «Ревизора». От такой неожиданности услышанного все присутствующие, как и те киногерои, тоже лишь разинули своим оборванным вопросом рты. Первой хотела отреагировать слегка встрепенувшаяся хозяйка. Но супруг еще крепче прижал ее плечи к спинке стула и, широко улыбнувшись, добавил:
- Что же вы так испуганно застыли, родные мои? Ведь на слово «завещание», которое составляется тоже заранее, никто слезами не отвечает. Вот и давайте считать мою оглашенную просьбу лишь последним пунктом такого будущего документа… Договорились?!
А вместо ответа этих все еще молчаливо сидящих за столом членов семейства сюда донесся первый за несколько последних часов крик маленького Аркаши. Его пробившееся из соседней комнаты многократное «Уа-уа-а-а!» оказалось сейчас возможно единственным инструментом возрождения атмосферы их коллективного оптимизма. Хозяйка, за ней и другие домочадцы заулыбались, снимая с лиц своих маску «подревизорного» люда, и будто по команде посмотрели на расхохотавшегося Степнова. При этом они иронично восприняли этот так вовремя прорвавшийся детский голос в качестве возражения, он же – как внукову поддержку его стариковских действий. Пройдет всего несколько дней, и почувствовавший легкое после той дискуссионной разгадки вещего сна недомогание, он в конце раздумий своих в сердцах напишет в ноутбуке:
Семья – понятье для меня такое,
Что познал его
лишь с возрастом крутым.
И теперь мне не дает покоя –
Почему же жизнь промерил
я таким дурным?
Напишет, глубоко проанализирует свои трудоголические упущения и ответит на эти стихотворные строки реальным изменением прозы оставшейся у него жизни. Постепенным, но настойчивым изменением отношения к семейному очагу, его новому поколению.