Глава тринадцатая

Дубинский Марк
И вот через семь лет после того, как мы с Рэймондом въехали в наш мятно-зеленый двухквартирный дом как муж и жена, мы с матерью, братом и Джейсоном погрузили два цветастых стула из гостиной, подаренных женщиной, шившей мой свадебный наряд, кухонную мебель матери Фей, нашу с Джейсоном мебель из спальни и ящики с остальными вещами в отцовский грузовик. Было это в день Труда 1975 года*. Мне предстояло ехать на «кексе» за грузовиком. Когда все ушли, я вернулась взглянуть на дом еще раз.
Дом казалось был в ожидании. Он уже забыл нас и ждал следующих событий. В моей бывшей спальне я задержала взгляд на грязных точках на стенах. Это были следы мертвых комаров с нашего первого лета, до покупки сеток. Тогда комары устраивали праздник моего беременного тела каждый вечер и потом каждое утро, как будто ночью спали. Я била их свернутым журналом. Глядя на следы этой бойни, так и не смытые, не закрашенные, не особо замечаемые в течение семи лет, я задумалась. Если девушка предпочла терпеть зуд в бессонные ночи вместо того, чтобы купить сетки, то кем надо быть, чтобы в течение семи лет не обращать внимания на ее засохшую кровь на стенах. Нормальный это человек? Я имею в виду, могла ли я выжить, приспособиться, не поддаться желанию все бросить и разрушить?
Дом, который мне дали в студенческом городке, не был так уж красив. Кое-как покрытый серой дранкой, он состоял из четырех маленьких комнат с низкими потолками. Лампочка была только на кухне, плюс выкрашенные коричневым дощатые полы, покатые к середине. Я решила считать его моей маленькой дачей. Еще была веранда и гриль из камней на заднем дворе, кусты, цветы, деревья со снующими по ветвям белками. Он стоял на бугристой тупиковой улице на том краю городка, который назывался Ноулес авеню и когда мы подъехали, я заметила пару детей съезжающих на велосипедах с холма рядом с хоккейной площадкой через улицу и подумала, станут ли они друзьми с Джейсоном и кто мог бы быть моим другом.
Еще было утро, когда мы начали разгружаться. Мать принялась командовать. «Брат поможет отцу с тяжестями. Я не хочу, чтобы ты повредила себе спину. Кровать лучше поставь подальше от окна, там сквозняк. Банки с едой удобнее держать возле плиты. Стакны я всегда ставлю над раковиной. Что? Ты не собираешься стелить бумагу на полки?» Она совсем распустилась. Мне с трудом удалось ее выпроводить. Она что думает, я все еще та беременная девочка, которую она перевезла на другую квартиру?
Все было разгружено и поставлено. Брата увез его друг. Отец с Джейсоном бродили вокруг хоккейной площадки. Мать почистила холодильник и заканчивала плиту, когда я села на кровать, уронила голову на руки и задумалась. Стало почти темно, здесь, наверное красивый закат, но как я узнаю это? Будь у меня друзья, мы могли бы сидеть на веранде, заказать пиццу, поспорив перед этим с анчоусами или  без, купить пива. Почему я позволила родителям участвовать в переезде?
Когда я вышла из спальни на кухню и застала мать двигающей кухонный стол от той стены, к которой поставила его я, на меня напала ярость. «Кто, черт побрал, дал тебе право двигать стол?» - закричала я.
«Здесь слишком солнечно. Я просто подумала...»
«Ты просто подумала, что лучше знаешь. Ты просто считаешь меня слабоумной. Давай откровенно. Это мой дом».
«Ну», - она надулась.
Я не дала ей слова сказать. Насколько я понимаю, защищаться ей было нечем. «Ма, я знаю, это тяжело для тебя, но я не такая как ты и хочу жить другой жизнью. Начав прямо здесь и сейчас. С того, куда я поставлю этот дурацкий суп». Я взяла банку и перенесла с полки над плитой на полку над раковиной.
«Я тебе больше не нужна. Мы поедем».
Теперь я чувствовала себя погано. «Ну, мы переехали. Ты, наверное, устала».
«Сонни», - крикнула она наружу. Щелкнув, открыла портсигар, взяла сигарету «Кент» и прикурила от зажигалки. Отец привел Джейсона, вытер лицо платком, скрестил лодыжки и оперся о плиту. «Все?» - спросил он.
«Пойди сюда», - сказала мать Джейсону.
«Вы уже уходите?» - спросил Джейсон.
«Ты будешь скучать по свой Мими, я знаю», - сказала она.
 Джейсон обнял ее бедра. Теперь она сможет звонить только за деньги. Никогда больше не заглянет к нам по пути. Я чувствовала себя как нацисты в лагере смерти, загоняющие Джейса в одну шеренгу, а ее с отцом – в другую.
Она поцеловала Джейса в щеку, прижала сумочку к животу и казалось заплачет. Отец положил руку ей на спину и вывел через дверь. «Не будьте чужими теперь», - сказала она через окно, когда они отъезжали.
Следующим утром в девять часов мы с Джейсом стояли в очереди на регистрацию в Научном Центре, современном здании в городке. Я боялась, что на меня обратят внимание, потому что я была старше всех (через несколько дней - двадцать пять) и только у меня был ребенок. Ладно, старше всех, ладно с ребенком, я еще и единственная, кого это волновало. Раз уж я незаметна, как и все остальные, можно спокойно оглядеться. Эти люди вырезаны по другим лекалам. У парней большие головы и недоразвитые тела, у девушек завитые волосы, рюкзаки и каменные лица. Я чувствовала себя как студентка с другой планеты.
Джейс надел на себя лицо из фильма «Ночь живых мертвецов» и спросил: «Долго еще мы будем здесь стоять?»
«Пока не дойдет очередь»
Очередь была длиной с футбольное поле. «О, брат, - сказал он, изображая, что сейчас заплачет, - я и так изнервничался, особенно, если мы дождемся очереди и услышим: «Беверли? Кто? Извините. Вас нет в списке».
«Джейсон! Перестань», - сказала я кричащим шепотом, потом худой высокий парень тронул меня за плечо и спросил: «Извините, это очередь на регистрацию?»
«Наверное, - ответила я. А что еще это может быть?»
«Извините, - обратился он к девушке позади меня, - это очередь на регистрацию?»
«Совершенно верно», - ответила она.
Совершенно верно? Кто же это так говорит: «совершенно верно»? Из таких я должна выбирать себе друзей? Зачем я так спешила перейти из комьюнити колледжа, где могла учиться еще год, и совершить стремительный прыжок в этот аристократический мир? Полный парень втиснулся в очередь передо мной. «Марси!- прожурчал он, - не поверю, что ты тоже здесь учишься»
«Джош! О, Боже. Это круто», - сказала она.
«Я только что прибыл, - сказал он, - не могу даже описать как я соскучился по своему роялю».
Соскучился по своему роялю? Эти детишки богатые. Учатся в колледже, где могут  платить за учебу, еда и крыша над семьей из шести человек подразумевается, как и туалетная бумага в ванной у большинства таких людей. Как я смогу общаться? Капля пота скатилась с моего виска. Когда очередь двинулась вперед, я наступила на туфлю этого толстяка.
Он повернулся.
«Извините», - сказала я.
Он улыбнулся и опять повернулся к Марси.
«Ма, ты специально это сделала?» - прошептал Джейсон.
«А то».
«Зачем?»
«Меня бесит, что он такой богатый»
«Почему?»
«Потому что мы не такие, я думаю».
«Но мы и не бедные».
«Нет. Да это и неважно – быть богатым. Может даже и лучше быть бедным. Просто некотрым людям богатство сваливается с неба и они не думают об остальных».
«Я буду богатым, - сказал Джейсон - если б я наступил ему на пятку, ты бы на меня кричала».
«Ты что, моя совесть?»
«Что это?»
«Твой внутренний голос, который говорит, когда ты неправ».
«Нет».
«Запомни, ты ребенок, а я твоя мать».
«Да, девочка», - сказал Джейсон.
Когда позже я думала об этом, то задалась вопросом, если б я, как моя мать, не давала другим людям быть другими, как она не давала поставить банки с супом в другое место?
Пока что я была парализована Страхом Быть Другой и не занималась ничем, кроме учебы, которая, как я ожидала, будет полностью оплачена. Когда мой профессор попросил меня придти к нему через четыре дня и вручил мою первую письменную работу по английскому, я подумала, что как и в Миддлсекском колледже мне предложат написать что-нибудь для школьного журнала. Я была комком нервов, когда входила в его кабинет. Профессора в Миддлсексе были обычными людьми, этот же носил эспаньолку как у чёрта и говорил с акцентом как Кэтрин Хепбёрн, краснел и разражался строками Вордсворта:

О Боже! Для чего в дaли блaженной
 Язычником родиться я не мог!
Своей нaивной верой вдохновенный...** 

Это он сказал, ворвавшись в класс, разозленный заправщиком на бензоколонке, который всего лишь назвал его парнем. А если у меня грамматические ошибки? А если он задаст мне вопрос, употребив незнакомое слово?
Он сел в кожаное кресло напротив меня, а не за свой стол и сказал с доброй улыбкой:
«У вас проблемы с письменным английским».
Я задержала дыхание.
«Я пришла из комьюнити колледжа» - попыталась я как-то оправдаться.
«Да», - сказал он обычным своим тоном.
Потом порекомендовал факультативный корректирующий курс письменного английского. Я едва смогла унять дрожание губ, пока была в его кабинете. Потом пошла в ванную и рыдала, сидя на унитазе. Не могла я  быть отчисленной за неуспеваемость, просто не могла. Я понимала, что я бедна, что проникла сюда с черного хода, но полагала, что по крайней мере с учебой проблем не будет. Унижение усиливалось тем, что я мечтала, закончив колледж, переехать в Нью-Йорк и быть писателем. Я взяла кусок туалетной бумаги и высморкалась. Был еще один рулон, запечатанный. Этот Уэслиан для вас, думала я, выходя. В каждой ванной запасной рулон. Ни комочка грязи, любое окно в любом старинном здании открывается одним пальцем, все газоны подстрижены, ни одной сухой ветки на деревьях.
 Я расстроюсь только если придется вернуться домой. Я брела через комплекс факультета искусств -  группу квадратных известняковых зданий, разбросанных тут и там под соснами. Какое-то нереальное место. Выглядит как лунный ландшафт. Вот студент под деревом читает громко вслух стихи. Такие были повсюду: прыгали, пели, играли на флейте. Женщина стояла под аркой и играла на волынке. Я подумала как это далеко от Сюзан Джерас, играющей "Отбой" в комплексе для бедных.
Сюзан, как я слышала, поступила в морской десант и вряд ли представляла себе такое место как Уэслиан. В Валлингфорде, если вы перейдете улицу посередине, а не на углу, все будут сигналить и вас могут арестовать. Сохрани вас Бог, разговаривать с собой, вас могут запереть на чердаке. Одной безлунной ночью на прошлой неделе я бежала изо всех сил по стадиону, вытянув руки перескочила через лужу, забрызгавшись грязью, и подумала, что однажды я пройду его весь прыгая по дорожке. Я не собиралась забывать откуда я пришла и как все было там. В таких-то местах и живет большинство и, должна сказать, населены они намного более интересными людьми, но не хочу я там больше жить.
Я шла домой и думала об окружающем меня. В первую неделю мои родители собрали несколько человек (три профессора, их работающие жены, еще одна мать-одиночка из студенток и я), чтобы организовать коллективный присмотр за детьми в дневное время. Это означало, что я должна быть дома в три часа всего один день в неделю, когда наши девять детей приходят из школы. В остальные дни я свободна до шести. Джейсон будет общаться с другими родителями и находиться в их в домах.  У него появились друзья, которые предпочитали массаж боксерским поединкам, раскрашивали камни вместо того, чтобы бросаться ими, были вегетаринцами вместо того, чтобы собирать окурки. Они написали пьесу  и пригласили нас, родителей. В этой пьесе женщина приходит с работы домой усталая, и когда муж шлепает ей на тарелку горячий сэндвич с сыром, спрашивает: «Как насчет овощей?»
Когда я пришла домой, я все еще не чувствовала, что дома, со своими книгами, поэтому решила прогуляться до футбольного поля в конце дороги. Я прошла мимо Джейса с друзьями на веранде. Они репетирвали свою новую пьесу «Марсиане захватывают Белый Дом». Джейсон играл президента. Я слышала как он сказал: «Кто это марсиане?» и Бретт ответил: «Марсианин – это тот, кто перед тобой». Я крикнула: «Умная реплика».
«Привет, ма, - сказал он, - куда ты?»
«Просто прогуляться».
«Ааа», - сказал он. Я ощутила одиночество - он не попросился пойти со мной, и зависть – он мог быть там, а я – нет.
 Однажды на футбольном поле я увидела справа от школы молодых хулиганов на вершине холма. Я искала беременную девушку, которую видела раньше качающейся на качелях. Но ее там не было. Интересно, я так часто вспоминаю ее с того дня, как первый раз увидела, это не навязчивая идея?  Я зациклилась на прошлом? Но ее пребывание в местной школе и наше с ней столь похожее положение – слишком много совпадений, чтобы это игнорировать. Кроме того, может я могу помочь ей. Может как-нибудь я наберусь смелости поговорить с ней. Она мне однажды приснилась. Приснилась на холме, качающейся на качелях, но постарше и не беременная. Может это была я. Я пошла домой, открыла «Антологию английской литературы» Нортона и заставила себя читать.

Весной многое  изменилось. Баб, профессор, поставил мне пять с минусом и я послушала несколько полезных тем в коррекционном классе. Таких, как использование соединительных слов «поэтому» и «следовательно» в письменных работах. За ними не должен следовать окончательный вывод, потому что выводы поверхностны и хрупки. Еще, я больше не видела ту беременную девочку и почти о ней забыла, когда обнаружила ребенка, изо всех сил бегущего вниз по холму и через поле. У меня поднялось настроение. Это все, что я могла сделать, чтобы не закричать. «Давай, парень, давай», - молилась я, чтобы у него получилось. И за беременную девочку тоже молилась. Потом, через несколько дней, у меня украли «кекс». Я прокляла мою паршивую удачу. Я укоряла себя за беспечность, что никогда не запирала машину, оставляла ключи на полу.
Отец разослал информацию о «кексе» всем постам и чудесным образом через неделю ему позвонил полицейский из Бриджпорта, в семидесяти милях отсюда, и сказал, что забрал «кекс» из гетто «Ворота ада». Ключ, видимо, сделанный в мастерской, был в замке зажигания, а собственные ключи так и валялись на полу. Через пару недель все в точности повторилось. «Кекс» был украден, найден в Бриджпорте и возвращен.
Я сочинила историю, потом поверила в нее. Девушка бросила школу после того, как родила ребенка и ее недалекие родители заставили отдать ребенка на усыновление. Ее бойфренд в тюрьме. Он увидел каким-то образом «кекс» и сделал ключ. Потом, когда выдалась возможность, вылез через окно бойлерной, пробежал вниз по холму, потом через поле, угнал мою машину, доехал до Бриджпорта, где живет девушка. Его поймали, но он смело сделал то же самое. В этот раз «кекс» нашли, но парня не поймали. Он с девушкой, которая считает происшедшее самым лучшим, что с ней было за всю ее жизнь. Хотя на самом деле это самое худшее. На самом деле она вероятнее всего снова залетает в это самое время.
Интересно, получается, что «кекс» - автомобиль побега. У меня это связано с беременностью и преждевременным окончанием детства, которое длилось вечно, потому что не завершилось. Может так, может нет. Только время покажет, но пока я доказала, что жизнь можно изменить. Я подружилась с разными людьми. Первой была Салли Даммерстон, она стала моей лучшей подругой. Это была еще одна мать-одиночка в нашем блоке, у нее было две дочери. Когда мы познакомились в первую же неделю учебы, она отрекомендовалась так: «Привет, я тоже  женщина переходного периода». Женщины переходного периода – это категория, в которую университет поместил нас, матерей-одиночек, таких было около дюжины. И тогда я подумала, тот, кто представляется категорией - не та личность, с которой мне хотелось бы сказать пару слов. Кроме того, все в ней говорило о том, что она заводила. Но Джейсон и ее страшая дочь Элизабет были хорошоми друзьями из-за чего мы часто встречались. Однажды вечером мы напились и я соблазнила Салли впервые в жизни попробовать травку. После чего она созналась, что не только Женщина Переходного Периода, но и Дочь Американской Революции, от чего мы хихикали минут десять, не меньше.
Мы с Салли объединились с нашими детьми в одну семью.Вместе готовили обеды, а кушали больше в ее доме, потому что там была столовая с пианино, на котором она играла Шопена, канделябр и матерчатые салфетки. От нее я узнала о БАСП – белых англо-саксонских протестантах. Я говорила ей «Но что ты хочешь?», она отвечала «Не имеет значения»  или «Как тебе угодно» в то время, как это имело значение. Я уловила, что надо спросить четыре-пять раз, чтобы услышать правду, потому что еще раньше Салли поняла, что говорить правду невежливо. Она была со всеми вежлива, всем улыбалась, даже множеству занудных, уродливых, одиноких профессоров, которые могли заявиться хоть утром, хоть днем, хоть вечером без звонка, чтобы зажечься улыбкой Салли и умиротвориться ее вежливостью. Я точно знаю, что некоторые из них ей были неприятны из-за самодовольства, напыщенности или глупости. Однако она предлагала им вино или пиво, ставила на стерео Линду Ронстадт и притворялась, что слушает их тоже. Если наши дети вели себя как идиоты, она говорила: «Вот, дети...», тогда как я говорила: «Заткнитесь».

Когда Салли закончила, за год до меня, мы с Джейсом расстроились, но компенсировали это. Мы не расстались, потому что они переехали всего лишь в Нью-Хевен и я, попросив руководство института, получила разрешение жить в ее доме, значительно большем, чем наш. Потом я позвала двух бывших студентов в соседи. Оба по имени Джеймс, большие и добрые как голден-ретриверы. Я познакомилась с ними на курсе под названием «К социалистической Америке» и после выпуска они остались, чтобы основать политический журнал. Это были такого типа люди, которые распространяют листовки, бегают по университету в поисках несправедливости или дискриминации. Они напивались с друзьями, до зари сравнивали демократию и социализм, бросались словами вроде «гегемония» и заканчивали пением «Мы преодолеем» на рассвете. У них были сотни друзей, заходивших к нам в дом. Два или три оставались на пару месяцев. Мы устраивали большие обеды и многолюдные танцы, которые выплескивались на улицу.  Мы распевали в машине с Джейсоном по дороге в магазин или прачечную. Мы изображали семью ковбоев за обедами. Иногда читали стихи при свечах за десертом. Иногда задвигали обеденный стол в угол и мы с Джейсом учили остальных танцам из фильма «Лихорадка субботнего вечера», которые запомнили, посмотрев это фильм раз пять.
Как в 1971 году, когда ко мне переехала Фей, это была сбывшаяся мечта. Двое ребят живут в нашем доме, играют с Джейсоном  в баскетбол, читают ему сказки не хуже любого отца. Плюс, они не носятся со мной только за принадлежность к рабочему классу, но испытывают неловкость из-за своих социальных преимуществ, а еще очень любопытны насчет меня и моей семьи. «Твоя мать голосовала автоматически как отец или имела собственное мнение? На ее фабрике есть профсоюз? Что думает твой отец о твоей жизни с двумя ребятами?»

=================================
* Первый понедельник сентября. Прим. перев.
** Перевод Г. Кружкова.
------------------------------------
Глава четырнадцатая http://proza.ru/2013/07/14/202