А в небе летят розовые кони...

Елена Петрова-Ройгно
- Ты, может быть, очень удивишься, но я не люблю, когда мне это суют в лицо.
- Фу, как грубо. Ты не женщина, а моральный урод.
  Он звонко застегнул ширинку.
  Полина сидела за кухонным столом, повесив голову, и уныло осмысливала свое моральное уродство. Ко всему прочему, днем ей ввели специальную вакцину на выявление всякой бактериальной нечисти. Суть метода заключалась в том, что эта вакцина вызывала в организме мощнейший стресс, и от такого тотального сотрясения все нечисти страшно пугались и бросались врассыпную кто куда. И вот тут-то как раз наша сноровистая медицина подкарауливала их, чтобы схватить и уничтожить. Для чего забрасывалась другая партия паразитов, но уже полезных. Полина представила свой организм сплошным полем боя, ужаснулась и твердо решила - что бы не обнаружили, лечиться не будет. Человеческий организм - устройство мудрое, сам во всем разберется (кто свои, кто чужие).
   А сейчас все тело ломило, голова болела, поясницу тянуло..Короче, Полина была не в форме для приема гостей, о чем и честно предупредила по телефону.
- И вообще. У меня депрессия, - добавила она. - Работы нет, денег нет, настроения нет и вообще ничего нет.
- Ну что-то же все-таки есть, - блудливо намекнул Паша.
- Температура есть, - отрезала Полина.
- И высокая? - не поверил он.
- 39.
- Ну ничего, до сорока двух еще далеко, - успокоился Паша, и вот - нагрянул среди ночи и прямо с порога решил осчастливить.
   Мужчины носятся с этим своим добром, как с писаной торбой, в вечном поиске - куда определить ее содержимое. И это как-то странно раздражает. Особенно сейчас. Лучше бы он привез ей сока или фруктов. Или хотя бы батон - на завтра... И вот теперь она сидит едва живая - без сока, без фруктов, без батона, уличенная в моральном уродстве. А внутри мечутся и толкутся полчища потревоженных паразитов, потому что она зачем-то согласилась на эту идиотскую вакцину...
   Полина разревелась.
- Ну-ну-ну, - смягчился Паша и сел напротив. - Что ты, в самом деле?! Не человек я что ли? Рассказывай, что у тебя за проблемы. Просто я так рвался, так соскучился...
- Я же предупреждала, что не в форме, - прогудела Полина и высморкалась в салфетку. - Господи! Что делать, не знаю. Работу потеряла, на другую не устроиться. Кризис сожрал все сбережения. В Службу занятости не встать, с ночи очередь занимают...И потом, там такие копейки выплачивают, не прожить..- подытожила Полина и высморкала последнее в оставшуюся в пластмассовом стаканчике салфетку. Потом насухо вытерла ею глаза и швырнула в мусорное ведро.
   Паша сидел по ту сторону стола и смотрел на нее с плохо скрытым удивлением. Как, наверное, смотрел бы солдат на рыдающего полководца.
- Ну-у..- неопределенно протянул он, так как требовалось сказать веское мужское слово. Может даже подставить плечо. - Неважные, конечно, дела, - задумчиво протянул он и еще более неопределенно поинтересовался, - А кто сказал, что я не буду тебе помогать?
  Полина даже огляделась по сторонам, ища - кто же? Действительно...
- Кто сказал, что я не буду помогать? - повторил Паша окрепшим голосом, и она поняла, что вопрос, собственно, риторический, ответа он не требовал.( Естественно, на всех же плечей не напасешься).
- Конечно, будем помогать, - впадал в еще больший пафос Паша, отождествляя себя уже, видимо, со всем человечеством.
   Полина вдруг резко устала. Силы ее покинули, и она почувствовала, что сейчас растечется по стулу, или вообще под стул...
   Она уже собралась духом, чтобы подняться и пойти лечь, но Паша опередил ее:
- Знаешь, так что-то притомился сегодня, день был такой тяжелый. Давай, я прилягу, а ты там рядышком дорасскажешь про свои проблемы..
   Полина с трудом переместила себя в ванную. Надела ночную сорочку, побрызгала воды в лицо. Хотела слегка подкрасить губы ( по привычке, заложенной в генах еще Евой ), но передумала, может хоть так приставать не будет. Посмотрела на себя в зеркало: патлатая, бледная, с воспаленным глазами. «Может чеснока пожевать?» - не удовлетворилась увиденным Полина, но тогда он скажет, что это его любимый запах.
   Она обреченно вздохнула и пошла в спальню.
   Паша голый возлежал на ее кровати, обложившись красочными фотографиями, как турецкий султан наложницами.
- Это что? - спросила Полина, деликатно присаживаясь на краешек своей постели.
- Фотографии, - с гордостью пояснил Паша. - Я ездил в Турцию этим летом, отдыхать.
- А, это когда ты, не отзвонившись, пропал на месяц? - начала припоминать она.
- Ну-у...- не желал вдаваться в уточнения Паша. - Гляди, какая красота!
 Никакой красоты, на самом деле, Полина не видела. На сплошном сине-зеленом фоне (море, зелень) красовался Паша с гордо выдвинутым вперед пузом и с какой-то, невзрачной лицом и телом, девицей лет сорока.
- А это кто? - превозмогая боль в спине, поинтересовалась она.
- Моя невеста.
- А я кто? - удивилась Полина.
- Ты - мое вдохновение.
Вдохновение сидело, ссутулившись, с понурым лицом средь нечесаных волос. Или точнее, оно отсутствовало. Вдохновение.
- Она очень хороший человек, - поделился Паша.
- А я? - без интереса спросила Полина.
- А ты — Королевична.
  Полина вдруг согнулась пополам и затряслась плечами и голосом.
- Что ты? Что ты? - встревожился Паша и приподнялся на локте. Фотографии начали слетать с него, как листва с осеннего дерева, обнажая голую грудь и предмет особой гордости.
   Полина громко хохотала.
Она хохотала с таким наслаждением, что ей даже физически становилось легче. Похоже, паразиты перестали тусоваться и топтать ее внутренности и замерли в недоумении. В недоверчивом ожидании, что же еще за испытание придумали им умные человеки. Для бедных микробов день сегодня тоже нелегкий выдался.
   Паша обиженно собирал фотографии и укладывал их стопочкой на причинное место.
- Паша, - хохотала Полина. - Я дам тебе одеяло, укройся лучше им.
- Ненормальная, - ворчал Паша. - То у нее слезы - рекой, то ржет - остановиться не может...Истеричка.
  Полина бросила на него сверху одеяло и пошла из комнаты.
- Ты куда? - встрепенулся Паша.
- Спать. В другую комнату, ты же занял мою постель.
- Так значит ничего не будет? - разочарованно уточнил он.
- Нет. Останешься верен своей невесте.
- А я ей и так верен.
- Каким местом?
- Душой.
- Душа - это не место.
- Ты что, обиделась? - заподозрил Паша.
- Ну что ты, - успокоила Полина.
- Я же тебе никогда ничего не обещал, - припомнил он.
- Ну конечно, - не возражала Полина.
- Не уходи, - попросил Паша. - Тебе одной будет плохо. У тебя депрессия, работы нет. Я тебе помогать буду..Я нужен тебе, - тихонько убеждал он. - Полежи рядышком.
   Полина постояла, помолчала, потом прилегла. Почему-то.
Так они и лежали рядом на разных сторонах кровати, как на разных планетах.
- И давно она у тебя? - нарушила вдруг тишину Полина.
- Кто?
- Невеста.
- Да лет сто.
«Ну я поменьше, - справедливо рассудила Полина, - У нее передо мной явные преимущества.»
- У меня перед ней моральный долг, - тяжко вздохнул Паша.
«Конечно, - вслед вздохнула Полина. - Перед вдохновением долгов не бывает. Ушло, и фиг с ним.»
   Она вспомнила, как они познакомились. Как долго он ее «окучивал». Его привела к ней подруга. Чтобы Полина ему имидж подкорректировала, облагородила слегка (она стилистом работала). А он и вправду, вошел в квартиру - лохматый, бородатый, как лесник из тайги. И сразу стал руки прикладывать, к разным частям ее тела. Будто никогда не встречал таких извилистых линий и таких выпуклостей. Она злилась. Ей нравились музыканты и поэты, а не лесники. Но он хорошо платил за работу. Она провела его по самым фешенебельным магазинам города. Обычно мчалась впереди, цепким наметанным взглядом высматривая необходимое. Быстрая, длинноногая, он едва за ней поспевал, как тяжелая баржа за быстроходной яхтой. Она свое дело знала. За три дня собрала ему отменный гардероб. Да еще и постригла сама. Выровняла какой-то непонятной формы голову, ловко выхватывая ненужное в нужных местах. Филигранно обработала бороду. И даже выщипала из ноздрей длинные жесткие волосины, не смотря на его отчаянное сопротивление. За несколько дней из лесника-отшельника он превратился в настоящего салонного денди. ( Однако явно не салонное прошлое все же проступало. Породу ничем не слепишь, или она есть или нет, и все тут.)
     Однажды он приехал к ней и сказал, что надо кое-что посмотреть, совет ее был нужен. Она поверила. А привез он ее к какому-то дому в какую-то квартиру, от которой выпросил ключи на три часа. Полина тогда полчаса в машине просидела и проревела. А потом пошла. Почему? Да потому. Потому что больше года уже у нее никого не было. Потому что все ждала да ждала... Поэта или музыканта. А попадались все такие лесники-отшельники. Паши, Саши да Какаши. Этот хоть, вроде, влюблен был. Пока она в машине ревела, он сбегал в магазин, накупил пакет деликатесов, цветы. Сел в машину, зажигание пытается включить, а руки так трясутся, что ключ в отверстие не попадает. Пожалела. И его и себя. Тело ее он тогда получил. А душу проиграл навсегда.
- Ты сроду была ненормальной, - громко поделился обидой Паша с другого конца кровати. – Тогда, в первый раз...Влюбился, привез, так хотел, а она истерику в машине закатила.
- Вот именно, - привез, хотел...А ты меня спросил? Хочу ли я? Взял обманом и – на чужую квартиру, снятую на час.
- На три, - поправил Паша. И вдруг гневно прогнул грудь. – И вообще! Ты это не трожь! Это святое. Я тогда любил, я хотел...
- Я любил. я хотел...я, я ...Эгоист несчастный. Бедная твоя невеста.
- Она богатая и счастливая, нечего ее жалеть.
«А, вот в чем дело...Хотя на счастливую она мало похожа. Да и какая, в конце концов, разница.»
    Замолчали надолго.
- Поль, - раздалось в темноте примиряюще.
- Что? – вяло отозвалась Полина.
- У меня так давно никого не было, - пожаловался Паша.
- И что? – садистки не понимала Поля. Недоумевая: «А невесту  соракалетнюю до свадьбы что ли бережет?»
- Ну может, выпьешь?
  Полина напряглась.
- Ты, наверное, опять очень удивишься и назовешь меня моральной уродкой, но я предпочитаю другие напитки.
- Ну и дура. У тебя же все болезни от этого дефицита. Здесь же море витаминов, - указал он на неубедительную кучку под одеялом. – Гормонов всяких. В аптеку ходить не надо, денег платить. Тем более у тебя их нет, - намекнул мстительно.
  «Не даст, не выручит, - поняла Полина. – Ну и плевать», - решила она.
- А может, хоть ручкой? – неуверенно попросил Паша.
«А ножкой?» - захотелось предложить Полине. Но тогда точно не даст, ни копейки.
- Ну ладно, - удивляясь самой себе вдруг согласилась она. – Пожалею тебя.
«В последний раз» - добавила про себя.
Но Паша подозрительно молчал.
«Просчитывает» - догадалась Поля. Стоит ли дать денег немного, чтоб не сдохла с голоду за «ручкой-то».
- Ну что ж, каждый делает свой выбор - веско изрек Паша.
«Значит, не стоит» -подытожила Полина.
- Но кожа у тебя все-таки потрясающая.
«Прощается. Считает потери.»
- Ну хоть обнять-то тебя можно?
«Напоследок. С паршивой овцы хоть шерсти клок.»
- Ну, обними, - великодушно смирилась Поля.
Паша прижался нелюбимым телом, сложил тяжелые конечности.
«Все не то, все не то, - тяготилась Полина.- Не так дышит, не так говорит. Грудь не та, живот не тот, соски не те...»
  Полина вспомнила свою последнюю любовь- попку крепкую, упругую. Сосочки – трепетные, отзывчивые, губы – умереть какие!.. И то потрясающее чувство – упоительной ненасытности любимым телом.
   А сейчас рядом лежал Паша и колол щеку жесткими волосами.
«Что нас прибило друг к другу? Что удерживало меня рядом с ним? Страх одиночества? Нужда? Надежда на «авось»? На то, что произойдет чудо?»
  Тогда, в первый раз он аккуратно предупредил ее: «Поленька, только учти, что в этот самый момент я обычно ругаюсь матом.» Поля опешила. В ее жизни это было впервые. Но стерпела. И продолжала терпеть. Но когда он заставил ее повторять за ним, она начала его тихо ненавидеть. Повторяла и ненавидела. Постепенно, слово за словом. Он ломал ее. Пытаясь убедить, что это естественно и прекрасно. Пушкина вспоминал. Не убедил. В ее понимании физическая любовь должна быть чистой и эстетичной. Он был не тем. Пахарем, дворником, конюхом. И в постели ему нужна прачка. А не рафинированная эстетка с «морально уродливыми» взглядами на любовь, секс и жизнь.
   Чуда не произошло. Половину от горшка не приладишь к фарфоровой чашке. Не слепишь единого целого. Не сложилось, не склеилось. За что же еще держаться? «Королевичне». Да еще при живой невесте. За материальную поддержку? Попирая уже и все остальные ценности? Попирая себя самое...
- Ты сегодня удивительно вредная, - пожаловался ей Паша.
- Я не вредная, я больная, - грустно отозвалсь Полина.
Он взял ее руку и положил на самую дорогую его сердцу часть тела.
Рука сразу стала неметь.
- Паша,- удивленно спросила Полина. – Скажи, а ты умеешь просто дружить с женщиной?
- А мы что делаем? – в свою очередь удивился Паша.

  В окно с любопытством заглядывала Луна.
- Ну чего тебе? – спросила Полина. - Тут нет ничего интересного. Ты за тысячи лет заглядывания в чужие окна насмотрелась, наверное, всякого? Скажи, милая, много ли ты видела таких нелепых пар, как мы? А любовь? Какая она? Какие они, счастливчики?..Я помню, еще помню. Как можно помнить имя, картину или фотографию. Но сердце становится молчаливым. А как хочется, как хочется...
 По комнате раскатился мощный Пашин храп. Поля высвободилась и перевернулась на другой бок. Храп наступал, нарастал, как грохот приближающейся канонады, и от него закладывало уши.
  Полина взяла свою подушку и пошла из комнаты. На пороге оглянулась, сказала: «Прощай, Паша» и плотно закрыла за собой дверь.

   Наутро Полина, как и ожидала, не обнаружила ни Паши, ни машины под окном, ни-че-го.
 «Все правильно. Я не отработала, он не заплатил. Как с проституткой. И неважно, что нас связывал год отношений, его признания, какая-то эмоциональная жизнь..Я сделала свой выбор.»
   Она смотрела в окно и чувствовала постепенно наполняющее ее, невероятное облегчение. Она знала, это – свобода. Теперь можно все начинать заново. И строить жизнь своими руками...
    Как всегда было пасмурно. Серые клочковатые тучи громоздились одна на другую и уходили вдаль, переваливаясь за край города, земли...
   А там, далеко-далеко, почти над горизонтом, нежно пламенея округлыми боками, летели розовые кони.
   Она знала, они летят сюда. И несут на своих золотистых крыльях НАДЕЖДУ...