Деревня, где скучал Евгений,
Давно уж город. Люди в нём,
Наевшись перед сном пельменей,
По одному, а кто вдвоём,
Ложаться спать. Наутро снова,
Поев овса и колбасы,
Надев нарядную обнову,
В порядок приведя власы,
Стремятся бодро на работы.
Там остаются до пяти.
Но если срочное вдруг что-то, -
То могут и поздней уйти.
Неясных полные стремлений,
Дорогой силятся мечтать,
И озирают чью-то стать,
Нескромных слушаясь велений.
А вечером, поев пельменей,
Опять ложатся мирно спать.
Евгений просыпался рано,
Записывал в тетрадку стих.
Тянул из длинного стакана
Дешёвое вино, был тих.
Стихи его писались сами,
Иль не писались. И тогда,
Тряхнув надменно волосами,
Он шёл туда или сюда:
К различным молодым подружкам
(Их было восемь или пять).
Там, наливая пиво в кружку,
Он долго мог им заливать
Про кризис мировой культуры
(Всё потому что были дуры).
А после дурака валять,
Ложась с подружками в кровать
И выполняя там фигуры.
Так жили город и Евгений.
Сменялись времена, верхи.
Всё лучше делались пельмени,
Всё хуже делались стихи.
Зачем я это рассказал?
Ах, если бы я это знал.