Рисунок автора рассказа
Жарко! Душно!
Непрерывные волны горячего воздуха из степи иссушают всё живое в округе. Летний зной качал свои права. В эти часы всегда хочется, чего-нибудь освежающего.
Бескрайняя чаша морской воды, не в силах была противиться оккупировавшему побережье зною. Под настойчивой шлифовкой ветряного наждака, море превратилось в гигантскую плиту из малахита с декоративной инкрустацией из людей, лодок и кораблей. От перегрева вода цвела до двухсот метров от берега и не дарила спасительной прохлады.
Начальная эйфория от приезда на море испарилась уже на третий или четвёртый день. Коралловый загар, а точнее, кровавые ожоги, открывшихся нещадному солнцу белесых участков тела, нервно реагировали на разъедающую соль, которая кристаллизовалась, едва мы выходили на берег. Приходилось купаться в море либо до появления солнца из-за посёлка Обрыва, либо после заката, что мною не очень приветствовалось. Был ещё вариант спрятаться в одной из палаток, но мало находилось желающих на испытание духотой. В ней даже после заката, мы чувствовали себя, как в духовке печи и всячески старались ночью поспать на улице, хотя комары препятствовали этому.
Скука, незвано заявившаяся в наш лагерь через пару дней, нудно дополнила выгоревшую картину: «Отдых на берегу Азовского моря».
Посёлок, куда нас привезли на 10дней, по программе оздоровления подрастающего поколения в летнее время, оказался небольшим. К вечеру второго дня мы уже знали все его закоулки, включая наружный осмотр местного рыбозавода. Молва о нашествии интернатовцев разлетелась по посёлку быстрее любой другой провинциальной новости или сплетни. Дворовые собаки, выделив наши голоса среди остальных, тут же подымали истошный лай на всю округу, тем самым предупреждая остальных охранников частного имущества о нашем передвижении по посёлку.
Признаться, нас ничуть не интересовало нажитое непосильным трудом барахло и прочее из предметов быта.
Вечно голодных подростков тянуло в сады и в огороды, изредка в незапертые погреба. Ну, а раз, посёлок был рыбацким, то нас, как магнитом притягивало к вывешенной на просушку рыбе. Тут уж никакая собака не могла нам помешать!
Убедившись в том, что хозяева опрометчиво доверили охрану вяленой рыбы своим четвероногим помощникам, мы тут же камнями загоняли их в будку, затем самый смелый из нашей ватаги подбирался сзади и переворачивал будку, не забывая при этом стукнуть несколько раз палкой по ней, как по барабану. Оглушённая и напуганная псина умолкала, возможно, да самого прихода хозяев.
Был один случай, когда будка оказалась без пола, но перепуганная собака, забыв про свою обязанность, тут же выскочила через дыру и бросилась за угол дома.
Я не был таким бесшабашным и всегда забирался во двор, когда собачья проблема была надёжно заблокирована.
На всю операцию у нас уходило не более 3-5минут так, что ближайшие соседи не успевали сообразить, что у них за забором произошло.
Удивительно, но всё происходило спонтанно, на уровне интуиции детдомовца.
Мы беззаботно шли по улице, вроде ни чем особенным не выделялись от местных пацанов, но, едва завидев, что-либо съестное за забором, тут же в нас срабатывало коллективное мышление, как у стаи. Через несколько минут, мы бесследно растворялись в полуденном зное, как миражи.
Это трудно понять и невозможно объяснить непосвящённому! Случаются и досадные осечки. Как же без этого? Неприятность подстерегла нас на рыбозаводе.
Мы никак не предполагали, что днём, на территории беспризорничала целая стая прикормленных псов, которые знали своих по всем признакам отличия. Вот и пришлось уносить свои задницы от клыкастых конкурентов. У меня после этого три дня гноились ноги от колючих плавников морского окуня, которыми я набил обе штанины своих брюк, да ещё рационально обвязал их внизу шнурками, чтобы те не выпали по дороге.
Так вот, мы незаметно пробрались в цех и затарились выше ватерлинии, а затем преспокойно отправились в обратный путь.
Первую собаку, да ещё без ошейника и цепи, мы встретили по привычной для нас схеме. Она быстро поджала хвост и беззвучно ретировалась за ближайший угол. Не доходя полсотни метров до высокого кирпичного забора, где, благодаря, разросшейся, старой шелковицы, мы оказались на территории рыбозавода, из-за того же угла, с громким лаем выскочила целая свора злых псов. Их появление оказалось для нас полной неожиданностью, и мы бросились врассыпную.
Позже, «зализывая» свои ссадины, синяки и ушибы, мы поняли, что нам надо было палками и камнями дать отпор, затем устремиться в контратаку. Но собаки, своей неожиданностью появления и громким лаем, мгновенно разрушили наше единство и преимущество мыслить коллегиально и стратегически. Нам повезло, что на подмогу своре собак не пришли работники завода.
Следующее посещение рыбозавода намечалось плановое, в сопровождении наших учителей и их экскурсовода. По задумке педагогов, оно должно было быть познавательным, но, как это уже не раз случалось, прошло бы скучно.
Синусы, косинусы, тангенсы, котангенсы, так же познавательны, с точки зрения академии педагогических наук. Но у меня от них - интеллектуальная аллергия! Невосприимчивость на генетическом уровне! У моих друзей были те же нестыковки природных данных с трафаретом ГОСТов от Министерства образования.
Культурно – познавательный поход строем планировался чуть позже. А на утро следующего дня, наша четвёрка друзей планировала сходить после завтрака на обширную плантацию камышей в устье речушки, не то Еланчик, не то Кальмиус. Возможно, иное название. Запамятовал. Там можно было добыть много яиц диких уток. Я уже грезил яичницей из десятка штук.
После утренней, общепитовской «диеты», два Володи, Толик и я незаметно вышли из зоны нашего палаточного табора, огороженного по периметру бечёвкой, на вбитых в песок штакетинах. Это не кирпичный забор под три метра. Чисто символическая изгородь, занятой на прибрежном песке территории под временное пользование. Метр наибольшая высота, перемахнуть проще простого! Собак тоже нет. Но за то надзирателей всех мастей было предостаточно. Учителя и воспитатели то же люди, и рационально соображали, что можно законным путём, за государственный счёт, отдохнуть со своими семьями у берега моря. При этом, по роду своей профессии, не забывать уделять необходимое внимание своим казённым подопечным.
Об этих хитросплетениях своего и общественного, я узнал лишь через годы. А в это безоблачное утро, меня заботило лишь то, чтобы нас никто не заметил при пересечении символической границы.
Насколько я помню, нам никогда не давали классическую глазунью, а радовали лишь омлетом, в порции которого, «умением» интернатовских поваров, само яйцо занимало не более 20-30%. Мы рассчитывали управиться с добычей яиц до полудня и удачным промыслом повысить белковую основу своего обеда.
Убедившись в том, что никто в лагере не кинулся искать нас, мы направились за посёлок, в сторону предполагаемого водоёма с камышами.
Когда наши автобусы подъезжали к долгожданному морю, я увидел слева протяжённый пруд с одним высоким, обрывистым берегом и другим, равнинным, как бы луговым берегом, большей частью поросшим высоченным камышом. При дальнейшем «изучении» малой части бескрайней Родины, я приметил, что над волнами беспокойного камыша летает довольно много диких уток. Вывод был очень простым. Отыскать утиные гнёзда и взять с пернатых «дикарей» подушный налог натурой в энном количестве. Как повезёт.
Утреннее солнце пока было милосердным к юным искателям приключений, а степной ветер даже казался немного прохладным после сна в душных палатках. Мы довольно быстро вышли на галечную пустошь за посёлком и тут же подверглись наглой атаке маленьких и крикливых чаек. Причину их нежданной агрессии мы выяснили, когда один Володька наступил на маленькие яйца, лежавшие в небольшом углублении прямо среди пёстрых камешков. Поняв, что мы зашли в общежитие чаек, мы стали внимательно смотреть себе под ноги.
Я обратил внимание на мастерство маскировки чаек.
Самки профессионально копировали рисунок и расцветку окружавших гнездо голышей и мелких камешков, и ещё в своей внутриутробной мастерской расписывали яйца с поразительной точностью. И не удивительно было то, что мы пока дошли до сырого луга, всё же, нечаянно, раздавили несколько яиц.
Конечно, можно было бы остановить свой выбор на сборе более лёгкой добычи, но для разыгравшегося самолюбия и для царского блюда из десяти полновесных яиц в нашем представлении, они явно не годились. За лугом был уже слышен магический шум камышей, и наблюдались нами взлёты и посадки в его плотную, колышущуюся стену производителей наших белков, упакованных в хрупкую скорлупу.
Луг простирался вдоль камышей полосой около сотни метров и был весь покрыт странными кочками, гораздо крупнее тех, что насыпали кроты. Ещё издали я обратил внимание на некое движение или колебание самих макушек. Если бы это происходило в знойный полдень, то можно было своё видение списать на обман зрения из-за волнового колебания горячего воздуха над самой поверхностью перегретой земли. А так, пирамидальные конусы шевелились, как живые организмы.
Мы подошли к ближним кочкам. Они на наших глазах стали расползаться, явно не желая встречи с нами.
Такого мне ещё не доводилось видеть.
Примерно на расстоянии 10метров друг от друга, загадочные кочки превратились в кучи маленьких, где-то около 3см., лягушат. В каждом конусе было несколько сотен особей. Они не скакали, как обычно, а ползли от нас на своих брюшках, настойчиво работая лапками. Толик, широко открыв глаза и рот, присел возле одной, не успевшей расползтись, кучи и с нескрываемым любопытством уставился на кишащих лягушек.
Лопоухий Володька тут же схватил полную жменю лягушат и мигом сунул их Толику за шиворот.
По взорвавшейся реакции зазевавшегося зоолога и всеобщему хохоту остальных, я понял, что приключения нового дня начались, и очень обрадовался своей, некоторой медлительности во многом, иначе пришлось бы мне ощущать мерзкий, скользкий, копошащийся холодок на своей спине. Бр-р-р!
Вспыливший Толик тут же подхватил с десяток экземпляров из несостоявшегося научного наблюдения и швырнул их прямо в лицо «шутника». Тот уклонился, но пара лягушат всё же достигла цели. Брать второй раз в руки слизистое месиво Володька не пожелал. Он со смехом смахнул несчастную парочку со своего округлого лица, затем отломал несколько прутьев от разросшегося куста молодой вербы и побежал прямо по живому ковру к кучкам, сохранившим ещё свою геометрическую первооснову. За ним последовал Толик, успевший вытряхнут из-под рубашки нежданный сюрприз и второй Володька. Через несколько минут ошалелые юнармейцы, азартно махая импровизированными шашками направо и налево, покрылись с ног до макушки головы клочьями лягушатины, пятнами крови, слизи и грязи.
Я не поддержал их в дикой бойне лишь из-за своей брезгливости и постарался держаться от них подальше. И всё же, больше десятка ошмётков и пятен достались и мне. Превратив в фарш несколько колоний, лихие рубаки успокоились. Их внешний вид походил на сплошное месиво, возвышающееся над лугом на двух опорах. Благо, что вода была рядом, и они могли вернуть себе, хотя бы внешне, человеческий образ.
Мы направились к шумящим камышам, где быстро нашли прорубленный проход шириной около полутора метров. Последователи Ворошилова и Буденного прямо в одежде бросились в воду, а я разделся до трусов и последовал за ними. Вода здесь, по сравнению с морской, показалась даже холодной. Может она ещё не успела прогреться. У берега глубина была чуть выше колен, мы углубились в камыши метров на пятнадцать, где нам уже было выше пояса и мы стали, кто стираться, а кто купаться. Дно в протоке, хотя было илистым, но ноги не вязли нём так, как оно всё заросло корнями камыша, но всё же приходилось осторожничать из-за острых концов срезанных стволов и жёстких стеблей камыша.
Выстирав кое-как одежонку и немного искупавшись в прохладной и пресной воде, мы вышли на берег.
Живых конусов уже нигде не было видно, за то обводнённая полоса вдоль камышей вся, загадочным образом, пузырилась и переливалась от сотен тысяч движущихся лягушат. Подобное зрелище нельзя было увидеть даже в сказках и былинах. Удивительно было ещё и то, что чайки, летая над ними, никак не реагировали на такое обилие дармовой и лёгкой поживы, да и любителей лягушатины – цапель нигде не было видно, хотя над камышами они пару раз появлялись.
Зажрались местные пернатые азовской рыбой! Явно, зажрались!
Мы тоже пока сыты были. От экзотики из лягушачьих лапок ранее не отказывались, особенно, когда голодны бывали и, когда общепринятые продукты питания бывали далеки от нас. Но этот экземпляр был слишком мал для удовлетворения, затаившегося на время голода. Королевская яичница была главной целью сегодняшнего похода. Утки, своё кулинарное сокровище прячут в густых камышах и нам надо только постараться и не отвлекаться на мелочёвку.
Прямо с берега мы попробовали войти в камыши, но углубившись на несколько метров, поняли, что нам придётся двигаться к цели по протокам. Мы предположили, что утки не станут так далеко зарываться в камыши для гнездования от водных артерий, которые им нужны для взлётов и посадок на воду.
Развешанные на кустах рубашки и штаны, не совсем, но всё же подсохли. Каждый связал их в котомку, чтобы легче было нести и в них положили свои ботинки. При купании я несколько раз натыкался на довольно острые срезы камыша и решил, в целях безопасности, обуться. Да там под тёмной водой, наверняка, перламутровицы дно распахивают, и пиявок хватает.
Не удивляйтесь!
Жара под сорок, а интернатовцы, пусть не в зимних, но всё же в ботинках на море приехали.
Видимо, так государству будет гораздо легче переобуть будущих строителей коммунизма сразу в рабочие кирзовые или резиновые сапоги.
А из капиталистических сандалий, неокрепшую ещё идейно молодёжь, вдруг потянет в стильные и лаковые туфли.
Кто тогда будет уголь добывать, лес валить, дома строить?
Государство, что зря деньги народные на нас тратит?!
Я предполагаю, что оно специально сохраняет и культивирует систему детдомов и интернатов. Из казённых стен восьмилеток, как из инкубатора, отправляются все 100% в ПТУ, а по окончанию специализированного учреждения, лишь очень малая часть проскакивает в ВУЗы. Все остальные, не имея финансовой и моральной поддержки родителей, стабильно пополняют армию пролетариата. Даёшь кузницу кадров!
Это наша перспектива в недалёком, как коммунизм, будущем… А сейчас насущная цель - это найти первое гнездо утки, по которому мы сориентируемся, как искать остальные гнёзда.
Мы гуськом пошли; я впереди так, как был обут в ботинки, остальные тронулись караваном за своим ледоколом. Первые десятки метров или футов, в полной неизвестности и молчаливом ожидании, мы прошли быстро. Нежданная остановка с обсуждением произошла, когда вышли к развилке протоки на два рукава.
Этого мы не предвидели.
На уроках географии, о возможных разветвлениях в зарослях камыша и тростника, произрастающих вдоль малых водоёмов, не упоминали. А может, и говорили, но мы, не заглядывая в своё будущее, относительно полезности багажа школьных знаний для жизни, прогуливали урок. Исходя из появившегося опыта, советую не пропускать уроков географии, иначе и вам придётся стоять по пояс в воде с аналогичной дилеммой.
Решено, обследовать рукава по очереди. Но с какого начинать? Нет гарантии в том, что они не имеют подобные разветвления или не выходят на открытую воду с глубиной. Разделяться же на две пары, а затем перекрикиваться тоже не годилось. Камыш так сильно шумел от ветра, что в десяти метрах нам пришлось бы драть свои глотки, да и пугливые утки от наших криков скроются раньше, чем мы успеем их заметить.
Мы пошли, как нам казалось, по более широкой и правильной протоке. И точно.
Метров через двадцать или тридцать, может все сорок, (фарватерных бакенов никто для нас не поставил), мы увидели справа от себя дикую уточку, шустро улепётывающую вглубь зарослей.
Все остановились, а мне пришлось забираться в высоченную, колышущуюся стену, на поиски гнезда. В зарослях глубина была на полметра меньше, но сплошные узлы невидимых корней затрудняли моё продвижение. И всё же я увидел желанное гнездо, а в нём целый клад яиц. Не зря утка сидела на нём до последнего момента. На каждого вышло по три с половиной яйца. До куриного среднестатистического объёма утиные яйца не дотягивали, зато лёгкую продукцию крикливых чаек превышали в несколько раз. Ещё пара таких находок и моя мечта о королевской яичнице осуществиться. Что я зря режу каучуковую подошву государственных ботинок?
Мы аккуратно сложили первый урожай в завязанную снизу майку второго Володьки и, воодушевлённые успехом, пошли по «правильной» протоке дальше, каждый мысленно, уплетая за обе щёки свою порцию настоящей глазуньи из десятка желтков.
Во втором гнезде оказалось всего семь яиц, но это нас не расстроило, в сумме то, половина вожделенного блюда была уже у нас.
Третья утка выдала нам свою кладку, не только очень богатую, но и ещё с двойным дном, в прямом смысле. Выбрав из довольно высокого и широкого гнезда 9яи, я нечаянно зацепил подстилку и увидел под ней ещё один слой яиц. О таком моменте из жизни пернатых мне на уроках зоологии слышать не доводилось. Признаюсь, я не всегда был внимателен, а иной раз отсутствовал на уроках зоологии, по причине более важной, чем этот предмет. А зря!
Я же мечтал о дальних путешествиях по миру, и зачитывался Ж. Верном, Ч. Диккенсом, Стивенсоном, Д, Дефо, и притом умудрялся это делать прямо на уроках и географии и зоологии.
Не повторяйте моих ошибок, чтобы надеяться лишь на случай и везение!
В двухэтажном гнезде оказалось около 25штук яиц. Пришлось превращать в авоську Толькину майку. Это уже походило на успешную экспедицию с богатыми трофеями и с неплохим запасом времени. Можно бы и в лагерь возвратиться, но, довольно лёгкий успех, не дал нам повернуть назад. Мы продолжили свои поиски.
Вскоре нам попалось очень широкое, высокое, но почти плоское гнездо белой цапли с двумя, чуть оперившимися птенцами. Они выглядели страшненькими, синюшными, с выпученными глазами и огромными кадыками, поросшими редкими нитями серого пуха, а на головах у них возвышалось подобие шапки из жиденького, более светлого пуха. Взрослых хозяев гнезда мы не видели, а птенцы вели себя беспомощно, но тихо.
В следующем утином гнезде, помимо нескольких яиц, которых мы уже не считали, были ещё два очень шустрых утёнка, похоже на то, что они совсем недавно вылупились, но вели себя самостоятельно. Их мать не скрылась спешно в зарослях, а шумно сновала вокруг нас, стараясь отвлечь наше внимание от её детей. Нас она не интересовала, и все её шумовые старания были напрасны, для нас любопытны были её птенцы.
Едва я первым приблизился к гнезду, оба утёнка тут же, смешно спотыкаясь и кувыркаясь в густой подстилке, поспешили к краю гнезда и друг за другом, смело нырнули в воду. Они были в несколько раз меньше птенцов цапли, а вели себя не хуже своей мамаши. Когда утята оказались в воде, я поспешил вытащить их и вернуть в гнездо. Первая попытка удалась, но непоседливые малыши снова закувыркались по гнезду прочь от меня.
Ранее, мне не приходилось иметь дело с такими маленькими утятами, и я думал, что они ещё слишком малы для самостоятельного плавания. Пока подошли мои друзья, один утёнок успел удрать в заросли, где его встретила мама. Второго я всё же сумел выловить из воды и осторожно передал Тольке.
Утёнку повезло в том, что он оказался забавным, как заводная игрушка, а не лягушонком, и очень маленьким для понятия «Пища насущная». Едва Толька вернул его в родное гнездо, как он снова заспешил к высокому, как мне казалось, краю и, нырнув в тёмную воду, интенсивно заработал лапками.
Мы забрали положенную нам мзду и отправились дальше. Солнце уже поднялось над камышами и при каждом порыве ветра напоминало о себе своими обжигающими лучами.
Забрав средний по количеству яиц налог со следующего гнезда, мы решили, что собранного уже достаточно, тем более, что наши желудки, по выработанному режиму, стали напоминать нам о чрезмерной растрате калорий и о скором обеде. Довольные столь удачной и интересной экспедицией, мы повернули в обратный путь, по дороге (по водной, конечно) хвастаясь и привирая друг перед другом о том, кто и сколько съедает яиц в любом виде в один присест.
Настроение было на высоте, но всё же, не выше камыша. Мои друзья даже не вспомнили про порезы на своих ступнях. На тот момент, мы забыли о том, где находимся, и вспомнили лишь, когда вышли к встретившейся развилке.
Мы стали, как вкопанные.
Определять по солнцу север или юг было бессмысленно так, как оно стояло уже прямо в зените над нашими головами. Искать же мох на стволах камыша, тем более, было глупым занятием. Он образуется на северной стороне стволов деревьев с годами или десятилетиями, а камыши сезонники; после первых, сильных холодов полягут, а затем и вовсе исчезнут под водой до весны.
После некоторого раздумья, мы решили выбрать нужную протоку с помощью «чёт – не чёт» на пальцах. По определившемуся ответвлению, уже молча и устало, двинулись к предполагаемому выходу из бесконечного лабиринта камышей.
Конечно, предполагать можно до бесконечности, а найти нужный выход оказалось делом непростым! Это мы поняли, когда увидели прямо по курсу следующую развилку.
Мы снова замерли в размышлении.
Причин для паники ещё не было так, как знали, что камыши в этом районе занимают ограниченную площадь. Но, остановившись уже перед третьим пунктом случайного выбора по пальцам, я невольно подумал, что мне надо было в школе налегать, не на книги экзотических писателей, а на брошюры и журналы для подростков такие, как «Юный следопыт» или «Юный натуралист». Там же ясно написано, что в лабиринтах, в пещерах и в незнакомых лесах, надо делать надёжные отметки на всём протяжении маршрута. Ведь у каждого из нас есть перочинный нож, которым мы могли делать заметные надрезы на самых толстых камышах, когда попадаются разветвления.
Теперь винить в случившемся было некого. Оставалась лишь надежда на везение.
Мы срезали несколько нетолстых стволов и ими соорудили подобие изгороди, справой стороны ответвления, куда свернули из предыдущего. Пройдя метров десять вперёд, мы оглянулись и убедились, что наши метки заметны с расстояния. Облегчённо вздохнув, мы пошли уже навстречу непредсказуемому случаю. Об утках, вылетавших у нас на пути и об их кулинарном долге перед нами, мы уже не думали. Собранные яйца уже начинали тяготить и мешать несущим, но расставаться с ними и мысли не было. Что, за зря столько испытали на себе?
Через несколько ответвлений, мы наткнулись на нашу первую или иную метку и поняли, что сделали, как бы круг. Пришлось возвратиться к предыдущему разветвлению и отметить его, как пройденное. По одному из таких проходов мы подошли к открытой воде. Где-то в двухстах метрах от нас был виден высокий берег с домами на нём. Я пошёл вперёд, чтобы, выйдя полностью из камышей, оглядеться, где именно мы находимся и, куда нам дальше следовать, но нарастающая глубина не позволили это сделать.
Если бы мы были только в трусах, то это расстояние не стало бы серьёзным препятствием. А так, у каждого была одежда советского покроя, смоделированная нашими дизайнерами для воспитанников трудового поколения и соответствующая обувь, которая в данной ситуации превратилась в настоящий якорь. О яйца речи пока не было, они в счёт лишнего груза не шли. Пока не шли!
Окинув прощальным взглядом вожделенный берег обетованный, мы, со вздохами сожаления, повернули снова в злополучный лабиринт из камышей. Нещадное солнце уже припекало с высоты, но пробыв по пояс в воде несколько часов, мы ощутили, что пресная вода стала, как бы холодней. Это последние калории от забытого завтрака покинули наш организм.
Шаг наш заметно замедлился. Ноги стали заплетаться.
Первым споткнулся и погрузился с головой под воду вместе с котомкой одежды и с авоськой с яйцами Толька, притом авоська попала ему под колени. Хруста скорлупы никто не услышал, но по расширенным глазам все поняли, что с частью Королевской яичницы придётся расстаться. Мы, как-то не учли, что за посещение аттракциона, под названием «Лабиринт» надо платить, особенно за выход из него. Конечно, не хочется, а приходится, и возможно, не раз.
Встав на ноги, Толька раскрыл импровизированную авоську с поредевшим богатством. Я заглянул в неё и не поверил своим глазам. Кроваво-жёлтая слизь и муть, с легко узнаваемыми зародышами невылупившихся птенцов покрывали оставшиеся в целости яйца.
Мы переглянулись.
Это был полный провал нашей экспедиции.
Мы и представить не могли, что дикие птицы, в отличие от домашних, несутся всего один раз в году, да и то в определённое время, как и в определённое время высиживают птенцов. Вот в это самое время, как «негодное», угораздило нас возжелать яичницы из яиц диких уток – Королевского формата!
Нам в школе вбивали в головы, что «точные науки» важнее всего на свете, а гуманитарные – общеобразовательные – это как бы для поддержания статуса homosapiens. Вот косинусы, тангенсы, Пифагоровы штаны, формулы кислот и бензолов всяких – это, как солнце, воздух, как вода, нужны человеку. Мы ещё не покинули стен школы, а уже задаёмся вопросом: «На кой чёрт, нам нужны кабинетные знания узкой специализации или профиля, когда нам надо выжить в элементарных, полевых, в данном случае, водяных условиях, где нужны проверенные временем, знания законов окружающей нас Природы?
Володька открыл свою «авоську», вынул из неё два яйца и разбил их друг о друга. Они так же оказались с зародышами. От досады и всплеска эмоций, он со всего размаху шлёпнул несостоявшимся состоянием гурмана о воду. Толька же без эмоций вывернул содержимое своей «авоськи» и стал тщательно её полоскать. Мне и другому Володьке в таком случае повезло так, как наши майки оказались в более приличном виде, хотя были полностью мокрыми.
Теперь, когда ценный груз, оберегавший нас, как талисман, оказался на дне, нашим сознанием и душами овладело разочарование, граничащее с паникой и нервным срывом. Каждое новое разветвление протоков накаляло обстановку. Нас всех трясло от холода, сырости и знойной духоты; гуляющий над камышами ветер сюда не проникал. И самое страшное, чего можно было ожидать, если, кто-то не выдержит испытаний и сорвётся на поиски в одиночку. Возможно, безумцу повезёт, но чаще бывает обратное… с печальным концом.
Я вдруг заметил, что у нас появились слуховые и зрительные галлюцинации. Несколько раз нам виделся спасительный просвет в конце очередной протоки, и слышались голоса людей и шум машин. В этом случае мы начинали громко звать о помощи, но кроме шума камышей, никто не отзывался на наши призывы.
И всё таки своенравная Фортуна смилостивилась над нами. Сильно обессиленные и усталые мы вышли из проклятого лабиринта в районе моста через речку. Выбравшись на сухое место, мы просто повалились на горячую, сухую, твёрдую землю. Теперь я понимаю состояние людей, оказавшихся за бортом корабля, и какова для них земля под ногами, после спасения.
Об обеде мы не думали. Он, наверняка, давно прошёл. Даже если бы мы и успели на него, то Фараон – наш классный воспитатель, за самоволку и за внешний вид, наказал бы нас лишением обеда. Он любил практиковать голодом за провинности, хотя это никогда не имело своего воспитательного эффекта, а лишь провоцировала жертву на ответную месть.
Выгнав с помощью жгучих лучей солнца из раскисшего в воде тела дрожь, мы развязали свои котомки, чтобы немного просушить их. Вид развёрнутой одежды оказался неважнецким. Мутная вода, подымаемый со дна ил и даже тина довели её до грязно-зелёного цвета с желтоватыми разводами. Появляться в лагере в таком маскхалате было глупо. С видом и состоянием ботинок у друзей было нормально. А вот мои «вездеходы» оказались годны лишь на выброс. Разглядывая изрезанную сплошь каучуковую подошву и верх из покоробившейся кожи, я соображал, где мне искать срочную замену обуви?
За порчу государственного имущества меня по головке не погладят, да и поменять мой утиль смогут лишь по возвращению в интернат. Эта проблема довольно неприятная, но всё же разрешимая. Мы же уже выбрались из цепких лап дикой природы и теперь находились в нескольких сотнях метров от цивилизации. За мостом начинался посёлок Обрыв, где, если проявить смекалку, можно «подыскать» стоящую замену, а заодно, можно найти, что-нибудь съестное; до ужина в лагере было ещё далеко, и перепадёт ли он нам за наше, не пионерское отношение к казённому режиму и имуществу?
Приведя свои вещи к относительно приглядному виду, мы оделись и пошли в посёлок, который тянулся по высокому берегу до самого зелёного моря. Он встретил нас почти полным безлюдьем. Жара всех загнала под крыши. Собаки и те не реагировали на наше появление.
Из съестного мы раздобыли с десяток огурцов, зелёного лука и одну, скудную нанизку вяленой рыбы, состоящей в основном из головастых бычков. Оставалась надежда на продуктовый магазин, где можно было разжиться хлебом, но, как назло, он был закрыт на огромный, амбарный замок.
День не задался с утра!
Кинув прощальный взгляд на пустую, пыльную улицу посёлка, мы вышли на берег моря, откуда хорошо просматривался наш палаточный лагерь, а за ним посёлок Седово.
По давно сложившейся схеме, беглецов никто сразу не искал и всеобщей тревоги не объявлял. В зависимости от расстояния ухода от места дислокации, будущие Миклухи-Маклаи сами возвращались к обеду, к ужину или к отбою, или же их приводили люди в погонах. Педагогам приходилось обращаться за помощью в милицию, но это в тех случаях, когда география скитаний или путешествий выходила за границы города и области.
Мы пока оставались в поле зрения дневного светила, а значит, в лагере не ударят в колокола раньше нашего возвращения или заката солнца. О предстоящем, честно заработанном наказании, мы не думали. Оно неизбежно, как ночь после дня, и привычно для нас. Жаль было лишь мечту о Королевской яичнице. Наверное, вкуснятина такая, что пальчики оближешь?!
Проглотив слюну, я посмотрел в сторону тёмно-зелёной полосы сплошного камыша, тянувшегося по другую сторону вытянутого водоёма. Отсюда этот зелёный лабиринт выглядел довольно скромным, и мне было непонятно, как мы умудрились так долго в нём плутать? Видимо, за наше пренебрежение к познанию географии и зоологии, природа решила нам преподать свой урок на всю оставшуюся жизнь.
Мы не стали спускаться к морю, где нечего было ловить, в прямом и переносном смысле, хотя там был другой мост, по которому мы могли возвратиться в лагерь.
По опыту, я знаю, что когда приходишь к самому отбою, то к этому времени розыскные страсти перекипят, слегка улягутся, педагоги и воспитатели, как все обычные люди, устанут, и, главное, все в лагере вздохнут с облегчением: «Мол, наконец-то явились блудные дети! Живые и здоровые!»
На этот небитый козырь я всегда рассчитывал, когда терял ориентацию во времени. Во многих случаях срабатывало безотказно!
Не сговариваясь, мы пошли по дороге, идущей вдоль морского обрыва, в противоположную сторону от нашего лагеря. Второй Володька заявил, что там недалеко находятся большие сады колированной шелковицы. Конечно, её много не съешь, но в данный момент она превратилась в новую цель нашего путешествия по просторам родного края.
Выйдя за посёлок на довольно приличное расстояние, нам вдруг почудилось куриное кудахтанье. Мы остановились и прислушались. О соблазнительной и коварной яичнице уже из куриных кладок не думали, но самой курятины, на голодные желудки очень захотелось. Увы, кроме прерывистого свиста степного ветра, ничего не было слыхать.
Мы пошли дальше. Но едва мы сделали с десяток шагов, как вдруг, в полусотне метров впереди нас, дорогу перебежала курица. Настоящая курочка ряба! Представляете, в полукилометре от ближайшего строения гуляет бесхозная, домашняя птица?!
Это уже было из раздела: «Психология поведения домашних животных». Если, конечно, она нам с голодухи не привиделась.
Мы тут же побежали вперёд, не то она может запросто скрыться в густых зарослях одеревеневшего цикория, осота, будяка и других диких трав, порыжевших от палящего солнца и от сплошных, маскировочных сетей повилики полевой.
Когда мы оказались на месте, где курица пересекла дорогу, то увидели самый обычный сельский экземпляр рябого окраса с коричневым подпалом крыльев и конца хвоста, а рядом замерли ещё два таких же привлекательных варианта. При виде их, вяленая рыба отошла, как бы на второе блюда.
Мы огляделись вокруг и предположили, что этот «дар небес», в поисках корма, просто заблудился нам на радость. Тихо посовещавшись, мы решили ловить их поодиночке так, как нам никто не мешает, а тревожное кудахтанье ветер сносит в сторону моря.
Ближайший к нам диетический деликатес в перьях прижался к земле, замер и лишь ритмично вертелась его голова, как встревоженный флюгер. Нам казалось, что в таких густых и высоких зарослях курам будет сложно маневрировать, тем более взлетать. Но не тут-то было!
Трава оказалась очень жёсткой, запутанной, как колючая проволока и трудности выпали на нашу долю, «безмозглая» же курица, как у себя во дворе, довольно шустро улепётывала от нас по невидимым нам проходам в траве. Нам пришлось сменить тактику и загонять её в траву заброшенного поля, где мы довольно быстро поймали и свернули шею.
Пока мы занимались ловлей первой жертвы, две другие сумели скрыться от нас. Мы стали в шеренгу с пятиметровой дистанцией друг от друга и пошли с шумом прочёсывать густую полосу вдоль дороги на целую сотню метров, но они, будто в норы попрятались. Это говорило о том, что мы ничего не знали о поведении домашних птиц в диких условиях.
По возвращению осенью в школу, я кардинально изменю своё отношение к некоторым предметам, либо напрочь заключу себя в геометрических пропорциях городского типа, чтобы впредь не сталкиваться с неразрешимыми проблемами дикой Природы, и всерьёз возьмусь за освоение и усвоение физико-химических основ существования, согласно догмам точных наук.
Прочёсывать по новой густую траву на такой жаре не было желания. Везучие беглянки с перепугу могли вспомнить дорогу домой или пересечь дорогу сзади нас или же слететь в заросший бурьяном и терновником обрыв, и затаится там. Нам ничего не оставалось, как спуститься по удобной ложбинке к морю, где не так усердствовал горячий ветер, где можно было найти спасительную тень под невысокими, корявыми деревцами и насобирать дров для костра.
Читайте периодическую печать, хотя бы периодически, и вы из неё узнаете много интересного и полезного для себя.
Это не реклама с моей стороны в пользу газетных изданий. Это я к тому, что прежде чем поджечь найденный клочок газеты, я пробежался по заголовкам статей в ней. Информация, изложенная в ней, через минуту сгорит навсегда, но раз она напечатана, то должна дойти до своего читателе, прежде чем кануть в лету.
В сохранившейся кулинарной рубрике писалось о том, что некоторые народы запекают курицу в глине, замуровав её вместе с перьями. Мол, после приготовления, перья и пух легко отстают от пропаренной кожицы вместе с глиной.
Этот нежданный совет был нам очень кстати. Ощипывать курицу никому не хотелось, а глины под обрывом было предостаточно.
Пока я занимался костром, Толик намесил глины, которой хватило бы обмазать одного из нас. Лопоухий Володька, как заправский гончар облепил курицу двухсантиметровым слоем, а может и больше. Его изделие походило на яйцо доисторической птицы, возможно, птеродактиля. А может самого динозавра. Когда костёр сильно разгорелся я немного раздвинул его, чтобы освободить почётное место для кулинарного шедевра. Володька осторожно закатил творение юного Фаберже в средину, а мы вокруг подвинули горящие палки и подложили новые. Теперь нам осталось только ждать. Сколько? В газете об этом не было ни слова, как и не было ни слова о технологии и последовательности приготовления этого блюда. Чтобы не травить свой аппетит ожиданием, мы разделись и пошли купаться в сильно тёплую, зеленоватую воду, кишащую у берега дафниями. По нашим расчётам, курица должна была спечься за полчаса, может чуть больше.
Солнце пекло вовсю. Ветер проносился выше обрыва и к нам попадал лишь лёгким намёком на своё существование. Хотелось очень пить. Мы же с завтрака ничего не пили, а было уже далеко за полдень. Сочной, яркой зелени, указывающей на возможный родник, вблизи не наблюдалось. Огурцы мы съели по дороге из посёлка. Рыбу не трогали так, как после неё ещё сильнее хотелось бы пить.
Морская вода не принесла нужной прохлады, хотя немного освежила вспотевшие и запылённые тела.
Приблизительно, через полчаса, Володька, как доверенное лицо, выкатил почерневшее «яйцо» и осторожно постучал по нему палкой, как бы проверяя на слух, степень приготовления блюда. Барабанного звука не последовало. Володька взял тонкую палку и сделал в стенке небольшое отверстие, там виднелась совершенна сырая глина. Мы сообразили, что немного переборщили с толщиной и, чтобы не переделывать всё заново, решили поддать огоньку. Через десять минут зарубежное ноу-хау поглотило яркое пламя разгоревшегося костра. Дров мы не жалели. Мы жалели лишь потраченное время. И ещё, сильно хотелось есть и пить.
Второй раз нам пришлось коротать время в мелководном море. Всё же это лучше, чем потеть у разгулявшегося костра и глотать слюнки.
Выкатив немного потрескавшееся «яйцо», Володька не стал осторожничать, а с силой ударил палкой по нему. Оно не раскололось надвое, как мы этого ожидали, а лишь слегка приплюснулось.
И зачем я читал газету? Если, кому-то захочется прочесть периодику, то подыскивайте для этого домашние или парковые условия и места, и обязательно после приёма пищи.
Расковыряв чёрную корку с одной стороны, мы увидели, что внутри глина была, хотя и горячая, но совершенно сырая, как и сама курица. Не зря же из глины, с примесью соломы, делают надёжные теплоизоляционные блоки для саманных домом и подсобных строений.
Солнце уже опустилось к горизонту и подступило время возвращаться в лагерь, а наша курочка ряба ещё не была готова для употребления в пищу. Мы даже забыли выпотрошить из неё внутренности!
Отодрав остатки глины с курицы, Толик обмыл её в морской воде. Пока кулинар-неудачник рассматривал куски глины, Толик быстро ощипал её и вспорол живот то, что годилось в пищу, мы нанизали на прут, а саму курицу разрезали на несколько кусков и тоже наткнули на другие прутья.
Время было не на нашей стороне.
Кое-как обжарив бедолагу, мы съели её полусырой, а затем быстрым шагом отправились по пыльной дороге, ведущей к посёлку Обрыв.
Годы спустя, я узнал настоящий способ приготовления курицы в глине. Мне не довелось её испробовать, но ту, азовскую курочку рябу, я не забуду никогда!
Лето далёкого детства.